Роман с продолжением. 6 глава

    Полина ночь не спала и с утра плохо себя чувствовала. Женщина вспоминала, как Серёженька остался сиротой, когда погибли её сын Анатолий и сноха Виктория.
    - Сыночек мой... кому мешали они, такие молодые, вечно занятые наукой? И в один день их не стало. Теперь Серёжа... Господи! Помоги ему! Не оставь без милости своей. Он ещё ребёнок, столько планов строил... Дима? Ну наконец-то ты пришёл! Ну что? Передачу отнёс? Взяли? А свидание не дали? Увидеть бы его хоть одним глазком... Как он там? Что ест, что делает? Не бьют ли его... - подойдя к мужу, со слезами говорила Полина.
    - Давай на кухне поговорим, Полюшка. Поесть приготовь, голоден я, - помыв руки под краном в ванной комнате и войдя на кухню, сказал Дмитрий.
    Полина сумбурно готовила на стол, поставила на плиту котлеты, чтобы разогреть, нарезала хлеб и беспомощно села на стул.
    - Понимаешь милая... тут такое дело... в общем, Виктор Петрович сказал, что сделает всё возможное. Но он профи своего дела, дальновидный человек, эту мясорубку с судами и липовыми обвинениями, очень хорошо знает и интуиция у него хорошая на такие дела, он сказал, чтобы мы не очень надеялись... - откусив кусочек хлеба, сказал Дмитрий.
    - Что ты имеешь ввиду? Ведь Сергей не убивал и ты это сам знаешь! Дима? Что это значит? - воскликнула Полина.
    Дмитрий поморщился, сжав левую грудь ладонью.
    - Тебе плохо? Я сейчас! Я быстро, потерпи, дорогой! - воскликнула Полина, подбегая к аптечке на холодильнике.
    Накапав в двадцать капель волокардина и долив немного воды в чашку, она протянула её мужу.
    - Виктор Петрович говорит, что шансов у нашего сына мало. Полина, ты и сама знаешь, он сын Мордвинова Александра Владимировича, а он в министерстве внутренних дел не последний человек. Если не сказать, первый... - мрачно говорил Дмитрий, выпив лекарство.
    - Но наш Серёжа не убивал его сына! - с отчаянием вскрикнула Полина.
    - Это ты знаешь и я знаю! Виктор Петрович знает и уверен, что наш сын этого не делал. Но видимо, кому-то удобно сделать Сергея крайним в этом деле, козлом отпущения, так сказать... и поскорее, без огласки, закрыть дело. Огласка для Александра Владимировича, сама понимаешь, может означать конец его карьеры. Я и сам в отчаянии был, когда мне Виктор Петрович всё объяснил, - сказал Дмитрий, с аппетитом отправляя в рот котлету с гарниром.
    Он со вчерашнего вечера ничего не ел, не мог есть, нервы были на пределе, да и Полина была в таком же состоянии. От головной боли уснуть не могла. Но организм, несмотря ни на что, требовал пищи и нужно было есть, чтобы выдержать то, что их ждало.
    - Полинушка, прошу тебя, родная, тебе нужно успокоиться и поберечь себя, поешь давай, иначе не выдержишь этого напряжения. У тебя глаза измученные, садись, поешь со мной, - взяв жену за руку и прижимая к губам, произнёс Дмитрий.
    - Хорошо, я поем. Ты прав, что мы можем против этой жестокости, против системы нашей несправедливой власти? Нам силы нужны будут, чтобы поддержать нашего мальчика, - ответила Полина и сев за стол, заставила себя поесть.
    - Полинушка... что бы ни случилось, нам нужно поберечь и себя. Ты понимаешь... я без тебя не смогу жить. Поверь, я это дело так не оставлю, потребуется, до министра МВД дойду! - с воодушевлением сказал Дмитрий.
    - Да кто же тебя там слушать будет, Дима? Они и мараться не станут из-за нашего сына, зачем? Если у них всё давно решено и судьба моего сына им безразлична! Тем более, сам Мордвинов взял это дело под свой контроль. Сейчас для этого человека, сама смерть сына не так важна, как его карьера! Какой ужас! Какая несправедливость! И наше бессилие, Дима! - заплакав, произнесла Полина.
    - Впереди суд, нужно подождать. Я очень устал, с работы отпросился, но нужно поехать с документами разобраться. И ты не сиди дома, иначе с ума сойти можно. Иди на работу. Давай, собирайся, я сам отвезу тебя в больницу, - вытирая руки и губы салфеткой, сказал Дмитрий, поднимаясь из-за стола.
    - Ты прав, нужно работать... - поднимаясь следом за мужем, пробормотала Полина.
    В камере, где вот уже четвертый день сидел Сергей, было относительно спокойно. Шрам со знаем дела готовил Сергея к этапу, хотя до него было ещё очень далеко.
    - Мне скоро по этапу рога мочить, скачуха уже была и мне она уже не светит. Полный срок чалиться придётся. Но мне не привыкать! Полжизни на нарах чалюсь. Всё будет тип-топ, братишка! - говорил Шрам, сев, развалившись на своих нарах, облокотившись на подушку у стенки.
    Но увидев недоумённое выражение лица Сергея, понял, что тот ничего не понял.
    - Ладно, слушай сюда... скачуха - это амнистия, она у меня по малолетке была. Второй раз амнистию не применяют, на зоне свои законы, там срок сбавляют, УДО могут дать. Ну... условно досрочное освобождение. Понял теперь? - снисходительно спросил Шрам, перейдя на нормальный, обычный язык.
    Сергей молча слушал. Наверное, сам Шрам получал удовольствие от роли учителя жизни на зоне, или просто от безделья решил учить парня "уму-разуму". Впрочем, Шрам изначально отнёсся к Сергею иначе, чем обычно в камере относятся к новичкам, заезжим пассажирам, так сказать. Сергей ему понравился, смелый, не хлюпик и не нытик, выдержал пытки Лысого, а это не каждый может, это вызывало уважение и у Шершеня, и Дикаря тоже, хотя Дикарь в камере был мелкой сошкой, исполнявшей приказы Шрама, да и Шершеня.
   - Писать не буду, не принято у нас. Так запоминай. Дословно... вот, если бы ты на одну зону со мной попал, в общем, на зоне нельзя брать чужое, крысятничать значит, шнягу гнать... ну, в смысле, ерунду нести, лучше промолчи, целее будешь. Начнут испытывать тебя на гниль, бить будут и... сильно. Ты выдержишь, ты правильный пацан. Получится оказаться рядом с положенцем на зоне - это тот, кто держит порядок на зоне, тогда лафа! Никто тебя не тронет. Главное, не терпильничай, в смысле, не доноси ментам и даже тем, кто рядом с тобой на зоне. Положенцу, не знаю, на какой зоне ты окажешься, но меня вся братва знает и уважает, скажешь, что от меня выехал, тебе поверят. Ты всё понял? А дальше... столько лет, стерпишь ли? - с сомнением и сожалением посмотрев на Сергея, спросил Шрам.
    Сергей промолчал, просто он не мог себе представить жизнь за колючей проволокой, не мог представить срок, который могли бы ему дать.
    - Помиловки тебе не будет, ты попал, сынок. Это точняк. Рога мочить придётся до конца... если тока... - Шрам замолчал и с блеском в глазах, лукаво посмотрел на Сергея.
    - Что тока? - насторожился Сергей.
    - Если тока сквозануть получиться... - тише сказал Шрам.
    - Не понял... что это значит? - спросил Сергей.
    - По твоей статье, тебе светит лет восемнадцать, не иначе. Тебе сейчас скока? Восемнадцать? - спросил Шрам.
    - Только будет, через четыре месяца, - ответил Сергей.
    Шрам напряг мозги и стал считать в уме... и перебирая длинные пальцы. Лицо Шрама было сосредоточено, потом, его словно осенило.
    - Если мотать весь срок будешь, выйдешь в тридцать шесть лет. И что? Жизнь перечёркнута, ни тебе на работу устроиться, ни воровать не приучен. Вот и кумекаю я... соскочить тебе нужно будет. Не сразу, конечно, менты поганые не оставят. Лет через пять эдак, шесть, можно будет и соскочить. Бля... ни за что срок мотать! Уж лучше бы ты его завалил, парень, всё не так обидно было бы! - со злостью, высказался Шрам.
    - Я не убийца. В морду дал, но он заслужил, - сурово глядя в одну точку на стене, произнёс Сергей.
    - Мокруха - это сначала страшно, а стоит раз попробовать, может и во вкус войдёшь, - скупо засмеявшись, ответил Шрам.
    Сергей помнил, что мокруха - это убийство, но спорить не стал. Убить бы он точно не смог. А через два дня, Шрама вывели из камеры и больше он назад не вернулся. Шершень решил, что теперь в камере за главного будет он, смотрящим за хатой, так сказать. Дикарь не возражал, а Сергею вообще было всё равно, он не понимал, какой интерес в этом у людей. На допросах он так и не признался в убийстве Игоря Мордвинова, ничего не подписал, хотя майор ещё пару раз отправлял его к Лысому на прессование.
    Только, после того, как поняли, что Сергей ни за что не признается и ничего не подпишет, тут же нашлись свидетели, которые выступили на Суде, заявив, что видели убегающего  Сергея в ту ночь, когда убили Игоря Мордвинова. В пакете предоставили нож - орудие убийства и предоставили результаты экспертизы о том, что на рукоятке ножа остались едва заметные отпечатки пальцев Павленко Сергея Анатольевича. Сергей всё отрицал, сидя на скамье подсудимых. Голову он не опускал, видел своих одноклассников, которые не совсем понимали и не верили в то, что Сергей мог убить Игоря. Он видел тревожное состояние родителей, за которых очень переживал. Видел и Олега, который отворачивался всякий раз, когда Сергей останавливал на нём свой недоумённый взгляд. И когда его вызвали и прокурор стал задавать вопросы, Олег повторил, что Сергей в ту ночь ударил Игоря и ушёл... но вполне мог вернуться, чтобы убить.
    Сергей был в шоке, а дальше всё происходило по заданному сценарию, правда, заседание откладывалось несколько раз и длилось больше двух месяцев. Виктор Петрович приводил аргументы, предоставил характеристику со школы, сказал, что семья мальчика - интеллигентнейшие люди, что Сергей Павленко просто не способен убить человека, тем более, одноклассника, с которым проучился десять лет.
    Но это не возымело никакого действия на судью, присяжных заседателей на суде не было. В общем, многое было не так, как должно было бы быть, да и доказательств непричастности к убийству, у Виктора Петровича, как таковых, не было.
    В конце выступил прокурор и за умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью с нанесением шести ножевых ранений Игорю Мордвинову, запросил  лишение свободы сроком в двадцать лет, с содержанием в колонии строгого режима.
    Судья отложил оглашение приговора на конец недели, то есть, через три дня, после выступления адвоката, который тоже старался быть убедительным и красноречивым. Сергея вывели из зала заседаний и в наручниках провели к машине. Он вернулся в камеру.
    - Ну что? Что наболтал прокурор? - спросил Шершень, с сожалением глядя на Сергея.
    - Двадцать лет строго режима, - ответил Сергей, поняв, что Шершень спрашивает о том, сколько запросил прокурор.
    Дикарь присвиснул.
    - Ё-маё! За что? Суки! Менты поганые! Значит, соскочить с прожарки не вышло? - воскликнул Дикарь, схватившись за голову.
    - Усохни! Фильтруй базар, Дикарь! Сядь, я сказал! - прикрикнул на него Шершень.
    - Судья может скостить пару лет. Плохо... будь готов к этапу, пацан. А помиловку будешь строчить? - спросил Шершень.
    - Ничего я делать не буду. Бесполезно всё это. Будь, что будет, плевать! - сжав кулаки, произнёс Сергей.
    - И то правда! Главное, не опетушиться на зоне, там тоже можно жить. Дикарь? Шкеру тащи, жрать будем... - произнёс Шершень, присев за железный стол.