Призрак социализма. Рождение и эволюция популярног

Предлагаемая вниманию читателей работа подготовлена на основе диссертации на тему «Теория построения социализма в СССР, и ее практическая реализация в форме общества жесткого авторитарного типа». Полагаем, что она может быть интересна тем, кто интересуется отечественной историей и критически относится к мифам, навязанным россиянам официальной пропагандой.

Безусловно, автор отдает себе отчет в том, что отдельные положения настоящей работы вступят в определенное противоречие с тезисами, которые навязывались российскому обществу последние без малого сто лет. Поэтому мы надеемся на то, что этот текст послужит достойным поводом для плодотворной дискуссии по затронутым в нем вопросам.

Автор выражает благодарность за помощь, оказанную в написании этой работы журналисту, писателю и филологу Сергею Гулину (Ижевск), журналисту и политологу Геннадию Борзенкову (Курск), социологу, психологу, политику и общественному деятелю Владимиру Мамсику (Санкт-Петербург).




















Введение

В последнее время все чаще можно услышать ностальгические призывы к возвращению в якобы «золотой век» позднего Советского Союза.

При этом считается аксиомой, что общество в то время было основано на принципах социализма и являлось социалистическим.
Значительная часть населения современной России уверена, что во времена СССР мы жили при социализме.

Настоящее исследование ставит своей задачей показать и доказать, что это не так, и общество, построенное в СССР, не имело никакого отношения к реальному социализму.

При этом можно частично согласиться с тем, что для многих, живших в то время, оно было в какой-то степени комфортным и даже экономически самодостаточным. Но социалистическим в научном понимании этого слова оно не являлось.

Точно, как нынешнее российское общество ни в коей мере не является капиталистическим. Капитализм существует сегодня в других странах, но не в России.

Не говоря уже о том, что за весь период новейшей российской истории с 1989 по 2019 годы демократические силы (в кавычках или без них), вопреки распространенному заблуждению, ни разу не получали реальной власти во всей ее полноте, и поэтому почти не могли влиять на ситуацию в стране.

Для того, чтобы понять это наглядно, нужно определиться с терминами. Надо вспомнить, какие вообще бывают виды и типы общественного устройства и какие из них можно отнести к социалистическим, какие к капиталистическим, а какие к иным государственным формам.




Термины и определения: либерализм

С определенной степенью условности можно считать, что в мире существуют три больших группы государств по типам общественного устройства: либерально-демократические (буржуазно-демократические), социальные и авторитарные (с дальнейшим подразделением на собственно авторитарные, тоталитарные, диктаторские и т.д.).

К либерально-демократическим относятся, прежде всего, государства, близкие к вульгарному пониманию капитализма в его классическом определении.

Основой их является принцип неприкосновенности частной собственности, наличие рыночной экономики и личной свободы  граждан (отсюда и непременное присутствие определения «либеральный» в характеристике общества).

Большинство исследователей либеральной политической идеологии считают временем ее зарождения - конец XVII века, а идейным ядром - теорию «общественного договора». Наиболее полное, завершенное развитие эта теория получила в работах Джона Локка (1632-1704), Шарля Монтескье (1689-1755) и Жан-Жака Руссо (1712-1778).

Зависимость человека от государства в таких обществах минимальна. Устойчивость системы поддерживается путем соблюдения законов правового государства, прежде всего, соблюдению принципов разделения властей, а также основных прав и свобод граждан. Политическую основу таких обществ составляют партии буржуазно-демократического толка: республиканцев, консерваторов и правых либералов.

Лауреат Нобелевской премии, экономист Милтон Фридман полагает, что сердцевиной философии либерализма является вера в достоинство человека, в его свободу максимально развивать свои способности и использовать свои возможности по собственному разумению с единственным условием, что он не будет препятствовать другим людям поступать подобным же образом. Из этого вытекает вера в равенство людей в одном смысле и в их неравенство в другом. Все люди имеют одинаковое право на свободу. Это важное и фундаментальное право именно потому, что люди отличаются друг от друга, потому что один человек может распорядиться своей свободой совсем иначе, нежели другой, и при этом внести больше, чем другой, в общую культуру общества, в котором живет множество людей.

По этой причине Фридман проводит четкое различие между равенством прав и равенством возможностей, с одной стороны, и материальным равенством, или равенством результатов, с другой. Либерал может приветствовать тот факт, что свободное общество, по сути дела, больше тяготеет к материальному равенству, чем какое-либо другое из всех до сих пор известных. Но он будет считать это желательным побочным продуктом свободного общества, а не его главным оправданием. Он будет приветствовать меры, способствующие как свободе, так и равенству, как, например, меры, направленные на ликвидацию власти монополий и усовершенствование функционирования рынка. Он рассматривает частную благотворительность, рассчитанную на оказание помощи менее удачливым, как пример разумного пользования свободой. Либерал может одобрительно относиться к действиям государства, направленным на борьбу с бедностью, как к более эффективному средству, с помощью которого большая часть общества может достичь общей цели. Однако, как утверждает Милтон Фридман, он будет при этом сожалеть о том, что добровольные действия пришлось заменить принудительными.

В свою очередь австрийский и американский экономист Людвиг фон Мизес напоминает, что либерализм часто упрекали в чисто внешнем и материалистическом отношении к земному и преходящему. Жизнь человека, как напоминает фон Мизес, состоит не только из еды и питья. Существуют более высокие и важные потребности, чем пища и вода, кров и одежда. Даже величайшие земные богатства не могут дать человеку счастья: они не затрагивают его внутреннего «я», оставляя душу неудовлетворенной и пустой. Самая серьезная ошибка либерализма состояла, по мнению фон Мизеса, в том, что он ничего не мог предложить более глубоким и благородным чаяниям человека. Но критики, высказывающиеся в таком духе, лишь демонстрируют, по его убеждению, свое неправильное и материалистическое понимание этих высших и благородных потребностей.

Имеющимися средствами социальной политики можно сделать людей богатыми или бедными, но нельзя сделать их счастливыми или ответить их сокровенным стремлениям. Никакие внешние средства не приносят здесь успеха. Единственное, что может сделать социальная политика, так это уничтожить внешние причины боли и страдания. Она может развивать систему, которая дает пищу голодным, одежду - раздетым и жилье - бездомным. Счастье и удовлетворение зависят не от еды, одежды и жилья, а, помимо всего прочего, от того, что человек лелеет внутри себя. Не от пренебрежения к духовным благам либерализм занят исключительно материальным благополучием человека, а от убеждения, что самое высокое и глубокое в человеке не может быть затронуто никаким внешним регулированием. Он пытается обеспечить только внешнее благополучие, потому что знает, что внутренние, духовные богатства могут прийти к человеку не извне, а лишь из глубины его собственного сердца. Он не имеет целью создать что-либо иное, кроме внешних предпосылок развития внутренней жизни. Людвиг фон Мизес убежден в том, что относительно процветающий современный человек может скорее удовлетворить свои духовные потребности, чем, скажем, живший в десятом веке и пребывавший в постоянной тревоге о хлебе насущном - чтобы просто не умереть с голоду, и за жизнь - из-за постоянно угрожавших опасностей и врагов.

Наконец, свое определение предлагает британский государственный и общественный деятель, писатель и журналист Уинстон Черчилль. Он утверждает, что либерализм — это не социализм (о котором речь пойдет ниже – Ю.Г.) и никогда им не будет. Социализм стремится искоренить богатство, либерализм — бедность. Социализм уничтожает личную заинтересованность, либерализм ее охраняет, примерив с правами общества. Социализм губит предпринимательство, либерализм лишь освобождает его от гнета привилегий. Социализм ставит во главу углу регламент, либерализм - человека. По утверждению Черчилля, социализм критикует капитал, либерализм - монополии.

Здесь нужно сделать первое важное уточнение и договориться о том, что же мы, собственно, сегодня понимаем под словом «либеральный».

Согласно энциклопедическому определению «либеральный» (от латинского liberalis - граждански свободный) означает человека свободомыслящего, выступающего за соблюдение политических прав и свобод.

Однако тут не все так просто. Под «свободомыслием» может пониматься как экономическая независимость (наличие частной собственности в условиях сформировавшихся рыночных отношений), так и упомянутая политическая, а также личная свобода.

Поэтому на Западе, в отличие от современной России, принято называть «либеральными» левые партии, в программных заявлениях которых принцип свободы занимает одно из главных мест. Прежде всего, это относится к коммунистам и социалистам, которых на Западе однозначно причисляют к «либералам».

Мы не случайно подчеркнули, что такое понимание либерализма не принято именно в современной России. Но еще сто лет назад оно было совершенно естественным, и Владимир Ленин изначально называл в своих ранних трудах Российскую социал-демократическую партию именно «либеральной партией».

Справедливости ради подчеркнем, что в дальнейшем он столь же «принципиально» боролся против проявлений «либерализма» в рядах коммунистов.

Одновременно напомним, что во всем мире словом «либеральный» принято называть доброжелательного, лояльного к чужой точке зрения, открытого, порядочного, готового всегда прийти на помощь, иначе говоря, просто хорошего человека.

Согласно тому же академическому определению, «либеральной политикой» считается политика, призывающая к сотрудничеству и миру, ориентированная на справедливость и мораль.

Следовательно, определенная часть россиян, резко негативно относящихся к понятию либерализма, по факту выступает в целом против хороших и порядочных людей. Тем самым вольно или невольно поддерживая людей плохих, злых и непорядочных.

Правда, дальнейшее изучение этой курьезной особенности не входит в задачи настоящего исследования.

Сделаем только еще одну оговорку. Как видно из уже сказанного и будет видно из дальнейшего, учение о либерализме лежит в основе почти всех последующих прогрессивных социальных учений, в том числе, естественно, социалистического учения.

Следовательно, либерализм лежит в основе социализма, и всякий, считающий себя социалистом, по сути, возможно, сам того не осознавая является либералом. Это научный факт, и никакие субъективные ощущения, в том числе эмоционального характера, не в состоянии его оспорить.

Но сегодня мы будем под понятием «либерализма» понимать лишь одно из определений этого явления.

А именно - наличие неприкосновенной частной собственности и развитых реально действующих рыночных отношений. В этом случае понятие «либеральный» будет почти тождественно понятию «буржуазный» или «капиталистический».

Это не совсем точно, но в качестве приблизительного определения может быть допустимо.






Термины и определения: социализм

В отличие от либеральных демократий в социальных или социалистических обществах основой государственного устройства является принцип социальной защиты населения.

Поэтому здесь налицо определенная зависимость граждан от государства. Государство несет ответственность перед обществом за создание гражданам этого общества достойных условий жизни. При этом граждане делегируют государству часть своих полномочий и несут перед ним определенные повинности.

Сегодня академический словарь-справочник по политическим наукам под понятием «социализм» подразумевает ряд экономических и социальных систем, характеризующихся, как правило, полным или частичным государственным или общественным контролем над экономикой, средствами производства и распределением ресурсов, а также политические теории и движения, связанные с ними. Социалистические системы делятся на нерыночные и рыночные формы. Существует много разновидностей социализма, и не существует единого определения, включающего все из них.

Запомним последний тезис по поводу множественности разновидностей социализма. Это очень важно.

Сам термин «социализм» появился во второй половине ХIХ века (впервые использован французским философом и экономистом Пьером Леру), однако представления о строе социальной справедливости восходят к древним идеям о «золотом веке». Они развиваются в различных религиях, а затем во многих разновидностях утопического социализма.

Теория научного социализма, разработанная Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, рассматривала социализм как низшую фазу (ступень) коммунизма, приходящего на смену капитализму в результате пролетарской революции и установления диктатуры пролетариата.

После Октябрьской революции 1917 года, провозгласившей своей целью воплощение на практике идей научного социализма, социализм развивался в двух руслах, на которые раскололось международное социалистическое движение, - коммунистическом и социал-демократическом (собственно, социалистическом).

В социал-демократическом течении утвердилась ориентация на реформирование капитализма, опиравшаяся на идеи немецкого социалиста Эдуарда Бернштейна. Претерпев значительную эволюцию, отказавшись от марксизма как единственно верной и незыблемой идейной основы, социал-демократия выработала современную концепцию демократического социализма, по которой социализм может быть осуществлен в длительном процессе реформирования капитализма, утверждения политической, экономической и социальной демократии и ценностей свободы, справедливости, солидарности и равенства. Политика социал-демократии оказала влияние на демократизацию отношений власти и собственности, на рост уровня и качества жизни наемных работников и в совокупности с другими факторами привела к значительной трансформации собственно капиталистического общества.

В коммунистическом движении получили распространение  иные представления о социализме. Они были напрямую связаны с утверждением в конце двадцатых - начале тридцатых годов ХХ века тоталитарного строя в СССР.

Характерные черты такого строя, который был объявлен «социалистическим» - монополия государственной собственности, директивное централизованное планирование, диктатура верхнего слоя партийно-государственного аппарата, опиравшегося на аппарат насилия и массовые репрессии, нетерпимость к инакомыслию.

В свою очередь, демократический социализм провозглашал возможность построения нетоталитарного общества посредством всеобъемлющего использования процедур непосредственной демократии и демократического социального контроля.

Так например, согласно утверждению американского исследователя И. Хоуи, «социализм должен быть целиком подчинен демократии - именно современной демократии, несмотря на ее изъяны, для того чтобы привнести больше демократии в любую сферу жизни общества: политическую, экономическую, социальную, культурную. Социализм без демократии невозможен - никакой компромисс с любого рода апологетами диктатуры или авторитаризма недопустим. Социализм должен быть определен как общество, где средства производства - в той мере, в какой вообще нельзя давать заранее его строгое определение - находятся в коллективной собственности и контролируются методами демократии».

Со времени первых работ Маркса и Энгельса, написанных в середине девятнадцатого столетия, различия между социалистами свелись, во-первых, к тому, можно ли преобразовывать и изменять капитализм таким образом, чтобы реализовать большинство этих идей в рамках данной структуры, во-вторых, к тому, должен ли быть свергнут капитализм.

Сегодня те, кто защищают социальную демократию, утверждают, что капитализм реформируем. Достигнуть целей социализма, по их мнению, позволяет определенное сочетание государственного надзора за рынком и регулирование избранных отдельных отраслей экономики вместе с мерами социального обеспечения и социализацией в альтруистические мотивации.

Подобная форма более демократична, чем формы «государственного социалистического общества», ибо политическая власть не будет столь централизованной, а люди получат возможность контролировать большее число сфер своей жизни. Этого можно добиться в рамках установленных в западных демократиях электоральной политики и парламентских, а также законодательных процедур, в создании которых социалисты часто играют главную роль.

Одно из таких положений присутствует, в частности, в современном еврокоммунизме. Согласно ему, постепенные изменения в направлении социализма могут отстаиваться рабочим классом в рамках капитализма, а замена одной формации другой будет постепенной, эволюционной, а не революционной.

За пределами Европы социалистические идеи также были приняты и видоизменены. Один из важных примеров - африканский социализм, развивавшийся в ходе борьбы за независимость в пятидесятых годах прошлого века на базе идеи о том, что кооперативные и общинные формы организации уже существовали в африканских обществах в малом масштабе, и на их основе возможно построить социализм, поскольку капитализм в Африке был слабо развит и не имел сильных местных интересов.

Подведем итог сказанному. С научной точки зрения «социализмом» называют систему политических и экономических идей (и основанный на ней экономический и общественно-политический строй), которая отдает приоритет коллективной основе современного общественного производства и необходимости достижения социального равенства. Под этим термином также понимают совокупность учений, в которых в качестве цели и идеала выдвигается осуществление принципов социальной справедливости, свободы и равенства.

Но вернемся к современным характеристикам социального государства.

Социальные государства основаны на принципах приоритета общественных форм производства и максимально возможной социальной защиты граждан со стороны государства, а в теории - торжества гуманистических ценностей. Одновременно, как и в либеральном государстве, в социальном обществе, как правило, должны соблюдаться демократические принципы, прежде всего, принципы выборности, прозрачности, отчетности и сменяемости власти, разделения властей и соблюдения основных прав и свобод человека. Подразумевается, что без этого реальное социалистическое государство немыслимо. Политическую основу социального государства составляют партии левых либералов, социал-демократов, социалистов и коммунистов-демократов.

Теперь определимся с самим понятием «социальности».
По академическому определению прилагательное «социальный» (от латинского socialis — общественный) относится к взаимоотношениям людей в обществе, жизни людей в обществе, общественной деятельности, чему-то ставящему перед собой цель изменить общественные производственные отношения.

Это, опять-таки, в классической теории. Со временем под социальными изменениями стали понимать изменения, которые должны способствовать улучшению жизни людей и их защите от государства и административного аппарата (социальная защита).

В более широком смысле под социальным государством сегодня принято понимать государство, существующее и действующее ради улучшения жизни и защиты своих граждан. То есть, основанное на социальных (иначе говоря — социалистических) принципах.

Заметим, что это часто может быть вполне себе даже «рыночное» государство с «неприкосновенной» частной собственностью. То есть, государство, которое приверженцы ортодоксальных теорий по привычке продолжают называть «капиталистическим». Однако наличие сильной социальной составляющей автоматически переводит их в другой тип государств, отличных от классического капитализма.

Различия между социальными государствами не очень существенны, и в данном исследовании ими можно пренебречь. Именно в этом смысле мы и будем ниже использовать это понятие.











Термины и определения: авторитаризм и тоталитаризм

Наконец, авторитарные государства отличает максимальная, а иногда и полная зависимость граждан от власти. Основой общества в этом случае является насаждаемый культ сильного государства (а зачастую и одновременно сильного несменяемого правителя), вторичность интересов граждан по отношению к интересам государства, ограничение прав и свобод граждан в декларируемых интересах государства, культ милитаризма, силы и силовых структур в целом. Выборность и сменяемость власти, права и свободы граждан, как правило, только декларируется и не реализуются на практике.

К авторитарным обществам относятся собственно авторитарные государства (в том числе, так называемые «диктатуры-лайт»), которые в дальнейшем могут трансформироваться в тоталитарные, диктаторские и тиранические режимы, а также все общества фашистского, профашистского и протофашистского типа.

Политической основой авторитарных обществ являются партии и политические организации правых коммунистов, националистов и шовинистов, правых ультрарадикалов, классических фашистов и крайне правых фашистов — нацистов.

Приведем мнение авторитетных ученых. По мнению американского политолога Хуана Линца, которое в значительной степени разделяют отечественные исследователи Д.Дегтева и В.Белов, авторитаризмом называют политический режим, при котором носитель (например, диктатор и т. д.) провозглашает сам себя имеющим право на власть. Обоснованием для существования такой власти является исключительное мнение на этот счет носителя данной власти. Авторитаризм часто сочетается с автократией и диктатурой, хотя это не обязательно.

Термин «авторитаризм» был введен в научное обращение теоретиками Франкфуртской школы. Он означал определенный набор социальных характеристик, присущих как политической культуре, так и массовому сознанию в целом.

Авторитаризм — это, во-первых, социально-политическая система, основанная на подчинении государству или его лидерам. Во-вторых — социальная установка или черта личности, характеризующаяся уверенностью в том, что в обществе должна существовать строгая и безусловная преданность правителю, беспрекословное подчинение людей авторитетам и властям.

Политический режим, соответствующий принципам авторитарности, означает отсутствие подлинной демократии, как в отношении свободного проведения выборов, так и в вопросах управления государством. Часто такой режим сочетается с диктатурой отдельной личности или группы личностей — олигархией.

Одна из самых удачных типологий авторитарных режимов принадлежит немецкому политологу Дирку Берг-Шлоссеру. Он выделял следующие разновидности авторитаризма:

Традиционные абсолютистские монархии (Эфиопия до 1974 года, Непал до 2007 года, Марокко, Саудовская Аравия и другие).

Традиционные авторитарные режимы олигархического типа.
Характерны для стран Латинской Америки (Гватемала, Куба до 1959 года, Никарагуа до 1979 года и другие).

Гегемонистский авторитаризм новой олигархии (примеры: Камерун, Тунис, Филиппины при Ф. Маркосе в 1972—1985 годах).

Ряд стран «социалистической ориентации» со всеми особенностями восприятия «государственного социализма» авторитарного типа (Россия, Белоруссия, Казахстан, Алжир, Мьянма, Гвинея, Мозамбик, Венесуэла, Танзания).

Военные режимы (режим Г.А. Насера в Египте, Х.Перона в Аргентине, авторитарные режимы в Ираке, Перу, режимы Пиночета в Чили и Иди Амина в Уганде и другие).

Неоавторитарные режимы. При них допускается оппозиция, проводятся выборы, и, в общем, создается иллюзия настоящей демократии. Но результаты выборов фальсифицируются, а за СМИ и людьми осуществляется жёсткий контроль. (Мексика, КНР)

Также следует выделить как разновидность авторитаризма теократические режимы, когда политическая власть сконцентрирована в руках духовенства (например, в Иране).

В настоящее время имеет место национальный авторитаризм, его предпосылки заметны в Узбекистане, Туркменистане, Казахстане. Для такого типа авторитаризма характерно доминирование в элитарной группировке, органах власти одной этнической группы.
Здесь наблюдается стремление создать различные льготы для представителей определенной национальности, в то время как деятельность иных этнических групп признается оппозиционной.

Кроме того, выделяется такой вид авторитарного режима как корпоративный авторитаризм, при котором власть находится в руках олигархических, бюрократических или теневых группировок, которые совмещают в себе и власть, и собственность. Из-за этого всеми решениями государства, по сути, управляют эти группировки, которые используют ветви государственной власти в своих интересах.

Главное отличие авторитаризма от тоталитаризма в том, что авторитарная власть основана на личности лидера, его способности удержать власть и привлекать сторонников. В то время как в тоталитарных государствах лидера выдвигает уже правящая элита (например, правящая партия или религиозная организация), и система власти завязана на главенствующей роли этой элиты и ее идеологии.

Авторитарный режим часто заканчивается со смертью харизматичного лидера, не оставившего столь же сильного преемника. Тоталитарный режим является более стойким и рушится лишь в случае разрушения всей системы и ее идеологии.

Также различаются цели тоталитарного и авторитарного режимов. Тоталитаризм часто связан с желанием построить утопическое государство («Третий Рейх», коммунизм в СССР), в то время как авторитаризм предназначен для решения конкретных задач, быстрой мобилизации всего государства.

Принцип тоталитарного режима — «разрешено то, что приказано властью», а принцип авторитарного — «разрешено то, что не имеет отношения к политике».

В отличие от тоталитаризма, при авторитаризме отсутствует единая идеология, власть не подкрепляет свои действия какими-либо идеологическими мотивами. Народ при авторитарной власти в принципе не идеологизирован, так как он полностью отстранен от политической жизни.

Авторитарный режим имеет следующие характерные признаки:

Отчуждение народа от власти: сужена или сведена до минимума сфера применения принципов выборности государственных органов и должностных лиц, гласности их деятельности, подотчетности и подконтрольности их населению.

Значительный централизм в руководстве обществом: происходит концентрация и централизация власти в руках определенной личности, группы людей или нескольких тесно взаимосвязанных государственных (либо партийных) органов, решения которых должны выполняться беспрекословно. Разделение властей, направленное на предотвращение необоснованной их концентрации, отсутствует. При этом исполнительная власть становится выше законодательной и судебной.

Руководство и управление обществом во всех сферах жизнедеятельности осуществляется в основном командно-административными, приказными методами: на всех уровнях государственного механизма господствует правило жесткого обязательного подчинения нижестоящих звеньев вышестоящим. Государство обладает правом вмешиваться в любую область жизни, контролировать деятельность всех сторон жизнедеятельности общества.

Доминирование в политической системе одной, правящей партии: разрешаются только те политические объединения, которые выступают на стороне существующего режима или лояльны по отношению к нему. С другой стороны, те организации, которые угрожают его власти, оказываются вне закона. Государство терпит легальную оппозицию, но сужает пространство её деятельности.

Во многом неправовой характер деятельности власти: роль права и закона в условиях авторитарного режима становится второстепенной — власть получает полномочия, законом не ограниченные и закону не подчиненные.

Ущемление прав и свобод граждан: для авторитаризма характерно «неприятие» демократических прав и свобод, режим отменяет юридически или сводит на нет фактически большинство демократических прав и свобод граждан. Отсутствуют какие-либо реальные гарантии прав личности, социальных общностей, организаций. Личность отчуждается от власти и превращается в объект манипулирования.

Армия, полиция, органы безопасности используются для подавления оппозиционных сил, выступающих против режима, служат инструментом и основной опорой власти: насилие является преимущественным средством для решения любых проблем.

Все средства массовой информации и само их содержание берутся под строгий контроль государства: СМИ разрешается критиковать отдельные недостатки государственной политики и отдельных должностных лиц, но в целом СМИ должны сохранять лояльность к режиму. Может существовать цензура как специальный государственный институт.

Авторитарный режим — это «компромисс» между тоталитаризмом и демократией, он является переходным от тоталитаризма к демократии, равно как от демократии к тоталитаризму. Авторитарный режим близок к тоталитарному по политическому признаку, а к демократии — по экономическому. Это означает, что люди при авторитарном режиме, не имея политических прав, обладают некоторыми экономическими правами.

Однако при авторитарном режиме контроль правительства над обществом не является всеобъемлющим, что и отличает его от тоталитаризма.

Полагаем, что нам будет интересно познакомится с мнением социолога и политолога Сэмюэля Хантингтона. Ученый полагает, что умеренные демократы от оппозиции, пытающиеся свергнуть авторитарный режим, должны руководствоваться следующими принципами:

Им следует сосредоточить внимание на нелегитимности или сомнительной легитимности авторитарного режима; это его самое уязвимое место. В частности, им нужно нападать на режим, поднимая общие темы, имеющие широкий общественный резонанс, как, например, коррупция и жестокость. Пока режим успешно функционирует (особенно в экономической сфере), эти нападки ни к чему не приведут. Но как только он станет менее функциональным (что непременно должно случиться), разоблачение его нелегитимности станет единственным и важнейшим рычагом, который поможет убрать его от власти.

Авторитарные правители со временем отталкивают первоначальных сподвижников. Можно попробовать уговорить эти недовольные группы поддержать демократию как необходимую альтернативу существующей системе. Постараться привлечь лидеров деловых кругов, специалистов из среднего класса, религиозных деятелей и лидеров политических партий, большинство которых, вероятно, поддерживало ранее создание авторитарной системы.

Чем более «респектабельной» и «ответственной» будет казаться оппозиция, тем легче ей будет завоевывать новых сторонников.

Желательно завоевать расположение и симпатии военных. В конечном счете, падет режим или нет, будет зависеть от того, поддержат ли они его, присоединятся к вам в оппозиции или останутся в стороне. Поддержка военных может быть полезна во время кризиса, но в сущности все, что от них действительно нужно, - чтобы они в момент острого политического кризиса остались «в казармах» и не захотели бы защищать режим.

Надо практиковать и проповедовать ненасилие. Помимо всего прочего, тогда будет легче перетянуть на свою сторону силы безопасности: солдаты как-то не очень склонны сочувствовать людям, которые швыряют в них бутылки с «коктейлем Молотова».

Надо использовать любую возможность выразить свою оппозиционность режиму, в том числе посредством участия в организуемых им выборах.

Следует развивать контакты с мировыми средствами массовой информации, зарубежными правозащитными организациями и транснациональными учреждениями, такими как церковь.

Следует добиваться единства среди оппозиционных групп, создавать обширные организации-зонтики, облегчающие сотрудничество таких групп. Это будет трудно, к тому же авторитарные правители часто искушены в провоцировании раскола оппозиции. Одним из доказательств способности стать демократическим лидером своей страны будет умение преодолеть эти препятствия и обеспечить определенное единство оппозиции.

Когда авторитарный режим падет, оппозиционеры должны быть готовы быстро заполнить образовавшийся вакуум власти. Это можно сделать, выдвинув на сцену популярного, харизматического, демократически ориентированного лидера, быстро организовав выборы, дабы придать народную легитимность новому правительству, создав ему международную легитимность - заручившись поддержкой иностранных и транснациональных акторов.

Надо осознать, как предупреждает Сэмюэль Хантингтон, что некоторые из бывших партнеров по коалиции захотят установить новую - собственную - диктатуру. Поэтому следует заранее организовать всех сторонников демократии для отражения таких попыток, если они будут иметь место.

Как уже неоднократно говорилось выше, авторитаризм следует отличать от тоталитаризма. Эти понятия очень близки, но все же не являются идентичными.

Так, по мнению канадского публициста и экономиста Дмитрия Поспеловского, тоталитаризм часто путают с авторитаризмом традиционных деспотизмов или военных диктатур, а то и с абсолютными монархиями. На самом деле это совершенно разные категории. Абсолютистские режимы и военно-полицейские диктатуры вводят ограничения отрицательного характера в виде запретов - обычно это запреты на оппозиционную политическую деятельность, критику режима. В абсолютистских монархиях обычно существуют государственная религия и те или иные ограничения деятельности других религий.

Иными словами, ограничения и запреты относятся к политическим и гражданским свободам. Но личная жизнь гражданина авторитарное государство, чаще всего, не интересует. Он может заниматься почти любой экономической деятельностью в рамках закона, жить, где хочет, владеть любым имуществом, учиться или учить своих детей, где хочет - в своей стране или за рубежом.

Иными словами, в авторитарных государствах гражданин лишается большинства или всех политических свобод, но режим при этом часто не покушается на личную свободу человека.

Тоталитарные же режимы вводят не только запреты, но и требования, диктующие гражданину, что он должен делать, как думать, где жить, где работать, где учиться, что писать и говорить, как воспитывать своих детей.

Тоталитарные ограничения на свободу человека лишают его не только политической, но и личной свободы.

Легитимизация как авторитарных, так и тоталитарных режимов является либо религиозно-мистической, либо традиционно-исторической, либо смесью того и другого. В случае отсутствия таковой она оправдывается экстремальными условиями. По убеждению Дмитрия Поспеловского, места утопическим построениям в авторитаризме нет.

Русский философ Иван Ильин также утверждал, что тоталитарное государство есть всеобъемлющее государство. Оно отправляется от того, что самодеятельность граждан не нужна и вредна, а свобода граждан опасна и нетерпима. Имеется единый властный центр: он призван все знать, все предвидеть, все планировать, все предписывать.

Обычное правосознание исходит от предпосылки: все незапрещенное - позволено; тоталитарный режим внушает совсем иное: все непредписанное - запрещено. Обычное государство говорит: у тебя есть сфера частного интереса, ты в ней свободен. Тоталитарное государство заявляет: есть только государственный интерес и ты им связан. Обычное государство разрешает: думай сам, веруй свободно, строй свою внутреннюю жизнь, как хочешь. Тоталитарное государство требует: думай предписанное, не веруй совсем, строй свою внутреннюю жизнь по указу. Иными словами: здесь управление - всеобъемлющее; человек всесторонне порабощен; свобода становится преступной и наказуемой.

Сущность тоталитаризма, продолжает далее Иван Ильин, состоит не столько в особой форме государственного устройства (демократической, республиканской или авторитарной), сколько в объеме управления: этот объем становится всеохватывающим. Однако такое всеобъемлющее управление осуществимо только при проведении самой последовательной диктатуры, основанной на единстве власти, на единой исключительной партии, на монополии работодательства, на всепроникающем сыске, на взаимодоносительстве и на беспощадном терроре.

Такая организация управления позволяет придать собственно государственной форме любой вид: федеративный, избирательный, республиканский или иной. Важна не государственная форма, а, как полагает Иван Ильин, организация управления, обеспечивающая всеохват - до последнего закоулка городского подвала, деревенского чулана, личной души, научной лаборатории, композиторской фантазии, больницы, библиотеки, газеты, рыбачьей лодки и церковной исповедальни.

Приведем еще несколько примеров.

Что представляет собой феномен тоталитаризма? Французский философ и политолог Реймон Арон утверждает, что он, как и все социальные явления, в зависимости от точки зрения наблюдателя, может получить много различных определений. Вот какими ему видятся его основные признаки:

Тоталитаризм возникает в режиме, предоставляющем какой-то одной партии монопольное право на политическую деятельность.

Эта партия имеет на вооружении (или в качестве знамени) идеологию, которой она придает статус единственного авторитета, а в дальнейшем - и официальной государственной истины.

Для распространения официальной истины государство наделяет себя исключительным правом на силовое воздействие и на средства убеждения.

Государство и его представители руководят всеми средствами массовой информации - радио, телевидением, печатью.

Большинство видов экономической и профессиональной деятельности находится в подчинении государства. Поскольку государство неотделимо от своей идеологии, то почти на все виды деятельности накладывает свой отпечаток официальная истина.

В связи с тем, что любая деятельность стала государственной и подчиненной идеологии, любое прегрешение в хозяйственной или профессиональной сфере сразу же превращается в прегрешение идеологическое. Результат - политизация, идеологизация всех возможных прегрешений отдельного человека и, как заключительный аккорд, террор, одновременно полицейский и идеологический.

Определяя тоталитаризм, можно, разумеется, считать главным исключительное положение партии, или огосударствление хозяйственной деятельности, или идеологический террор. Но само явление получает, по определению Реймона Арона, законченный вид только тогда, когда все эти черты объединены и полностью выражены.

По мнению американского политика Збигнева Бжезинского, признаки, отличающие тоталитарные режимы от демократии и авторитаризма таковы:

Официальная идеология, полностью отрицающая предыдущий порядок и призванная сплотить граждан для построения нового общества. Эта идеология должна обязательно признаваться и разделяться всеми членами общества.

Во всех тоталитарных режимах все стороны жизни общества - мораль, экономическая эффективность, социальные отношения, политические нормы и т.д. - подчинены идеологии.

Монополия на власть единой массовой партии, строящейся по олигархическому признаку и возглавляемой харизматическим лидером. Партия практически «поглощает» государство, выполняя его функции.

Система террористического полицейского контроля, который осуществляется не только над «врагами народа», но и над всем обществом. Контролируются отдельные личности, целые классы, этнические группы.

Партийный контроль над средствами массовой информации. Жесткая цензура любой информации, контроль над всеми средствами массовой коммуникации - прессой, радио, кино, литературой и др.

Всеобъемлющий контроль над вооруженными силами. Централизованный контроль экономики и система бюрократического управления экономической деятельностью.

Наконец, французский философ и политик Ален де Бенуа обращает внимание на то, что тоталитарные режимы, когда хотят искоренить «классового» или «расового» врага, они не просто стремятся подавить любую оппозицию. Такие режимы стараются построить все общество по единой модели, считающейся самой лучшей.

Такая жажда «однородности», стремление свести к единому все человеческое разнообразие, всю сложность социального организма, толкает тоталитарные режимы к тому, чтобы исключить любой уход в сторону, любое отклонение, любую множественность.

Здесь, наверное, стоит остановиться. Мы привели несколько определений авторитаризма и тоталитаризма, принадлежащих различным представителям политических и экономических наук. Во многом они совпадают. Мы сделали это специально, чтобы подчеркнуть сходство подходов к определению авторитаризма и тоталитаризма у представителей различных научных течений.

В третьем и последнем отступлении мы еще раз уточним собственное понятие авторитаризма применительно к российским реалиям и предмету данного исследования.

Некоторые определения придется повторить, но мы надеемся, что нас простят, поскольку понятия авторитаризма и тоталитаризма имеют к современной России самое прямое отношение.

Здесь все будет относительно просто. По академическому определению «авторитарным» (от французского autoritaire - властный и латинского auct;rit;s - власть, влияние) называют режимы, основанные на беспрекословном подчинении власти. Часто под властью при этом понимается власть одного авторитарного несменяемого правителя. Именно в этом смысле мы и будем в дальнейшем использовать данное понятие.

Как видно из сказанного выше, понятие авторитарного общества достаточно широко и включает в себя целый ряд порой значительно отличающихся друг от друга понятий. В него включаются как собственно авторитарные общества, так и более жесткие режимы, в том числе, тоталитарные, диктаторские и фашистские. Степень ужесточения режима идет по нарастающей, от более мягкого к более жесткому.

Можно сказать, что всякий тоталитарный режим согласно общему определению является авторитарным, однако далеко не всякий авторитарный режим уже является тоталитарным, а, тем более, диктаторским.

Поэтому, учитывая общую основу режимов, ставящих во главу угла культ сильного государства, будет целесообразным объединить их вместе под определением «авторитарных».

Надо вновь повторить, что приведенная выше попытка классификации также является в значительной степени условной. На практике часто можно увидеть, что общество, именующее себя определенным образом, на самом деле таковым не является.

Например, иногда государства, называющие себя социальными, в действительности являются обычными буржуазно-демократическими, а то и авторитарными обществами. Реже, но все равно можно наблюдать обратные случаи, когда общество, скромно называющее себя либеральным, на самом деле является классическим примером социального государства.

Наконец, можно найти примеры, когда то же, якобы либеральное общество при внимательном рассмотрении оказывается вполне себе авторитарным. В свою очередь, авторитарные общества в силу ряда причин часто склонны называть себя либеральными или даже социальными государствами.










Социалистические учения: от античных утопий до теории Карла Маркса

Определившись в общих чертах с терминами, мы можем вплотную заняться рассмотрением собственно социального общества и его близкой разновидности – общества социалистического.

Прежде всего, отметим, что социалистические идеи владели умами людей давно – еще с античных времен, Средневековья и эпохи Возрождения. Но, наверное, не будет преувеличением утверждение, что расцвет их пришелся на конец восемнадцатого и девятнадцатый век – эпоху становления молодого и «дикого» в ту пору капитализма.

В то время получают распространение социалистические теории, пропагандирующие идеи равенства и справедливости. Наибольшую известность тогда получил, условно говоря, «франко-английский» утопический социализм.

Он был назван так не случайно. Утопические теории построения общества «всеобщего благоденствия» были построены на основе не научного анализа, а на эмоциональных предположениях и догадках. Теориям утопического социализма не хватало доказательности.

Запрос на появление научной социалистической теории, описывающей поступательные законы развития общества, был частично реализован немецким философом и экономистом Карлом Марксом. Труды утопистов вошли составной частью в теоретические построения Маркса.

Карл Маркс в своих трудах вскрывает недостатки современного ему капиталистического общества. Он делает это достаточно убедительно и доказательно.

Но в описании дальнейших путей развития общественных отношений ученый вновь, как и его предшественники, вступает на зыбкий путь догадок и предположений.

Жестокие реалии окружающей его действительности исподволь навязали  Карлу Марксу возможный и, как ему казалось, наиболее вероятный путь эволюции – пусть социалистической революции с последующей ликвидацией частной собственности и установлением «диктатуры пролетариата».

Но на этом научность исследования Карла Маркса исчерпывается. Политическая экономия социализма по Марксу оказывается наивной и беспомощной, немногим отличающейся от умозрительных построений утопистов прошлого. Ученый, безжалостно вскрывший язвы современного ему мира, не смог представить себе устройства общества, избавившегося от этих язв.

Справедливости ради нужно признать, что Маркс не раз в своих трудах прямо или косвенно подчеркивал, что делает свои выводы лишь на основе текущего состояния капиталистического общества.

Более того — Маркс не скрывал, что данные по экономике он взял из статистических справочников по хозяйственной деятельности предпринимателей из Восточной Пруссии и Центральной Англии середины девятнадцатого века. Понятно, что к экономике даже конца девятнадцатого века они уже не имели никакого отношения.

Поэтому Маркс признавал, что в будущем мир обязательно изменится. Согласно диалектическому учению обязательно изменится и сам капитализм, а значит, изменятся и пути его преобразования в социальное общество.












Критика классического марксизма на рубеже веков и современном этапе

То, что основные первоначальные положения учения Маркса и Энгельса были опровергнуты самими его основателями, подтверждают исследования известного ученого, специалиста по российской истории Ричарда Пайпса.

В своей работе «Русская революция. Большевики в борьбе за власть» Пайпс проанализировал оригиналы поздних работ классиков марксизма и пришел к выводу, что еще при жизни основоположников учения появилась вероятность того, что социализм может победить без опоры на насилие, демократическим путем.

Энгельс незадолго до своей смерти в 1895 году  признавал, что революционных восстаний, предсказанных им и Марксом в 1848 году, может и не быть. За социализм, по мнению «позднего» Энгельса,  можно теперь бороться у избирательной урны, а не на баррикадах.

Пример социал-демократической партии Германии оказал сильное воздействие на русских социалистов и дискредитировал отчасти теории революционного государственного переворота. Одновременно с распространением этих идей Россия переживала период бурного промышленного развития, в результате которого число промышленных рабочих за десятилетие, 1890–1900 годы, удвоилось. Налицо были все признаки, что России не удастся миновать капитализма и ей придется повторить путь Запада. Обстановка менялась, и социал-демократическая теория приобретала все больше последователей в России.

Г.В.Плеханов и П.Б.Аксельрод в Женеве, П.Б.Струве в Санкт-Петербурге считали, что Россия придет к социализму в два этапа. На первом этапе в ней возникнет развитой капитализм, что значительно увеличит численность рабочих и одновременно даст ей «буржуазные» свободы, в частности парламентскую систему, пользуясь которой русские социалисты, подобно немецким, смогут получить политическое влияние. Как только «буржуазия» разделается с самодержавием и с феодальным экономическим устройством, очистится путь для следующей фазы исторического развития, перехода к социализму.

К середине 1890-х годов эта теория завладела воображением интеллигенции. Ленин медленно вникал в тонкости социалистической теории на современном ему этапе - отчасти потому, что, живя в провинции, почти не имел доступа к социал-демократической литературе. В 1892–1893 годах, после прочтения работ  Плеханова, он, по мнению Пайпса, занимал позицию на полпути от «народнической» идеологии к социал-демократической теории.

Летом 1894 года Ленин сформулировал свою политическую философию, которой оставался верен всю жизнь: «русский рабочий, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведет русский пролетариат прямой дорогой открытой политической борьбы к победоносной коммунистической революции».

Ни одного слова о настоятельной необходимости использования парламентских методов борьбы в этом определении сказано не было.

Подобная концепция была, как уверен Ричард Пайпс, по сути, политическим анахронизмом, поскольку в то время, когда писались эти слова, в России и мире нарастало социал-демократическое движение, отвергавшее устаревшую интерпретацию теории Маркса.

Всем известно, что марксистская политэкономия капитализма была создана в основном в середине XIX века. Ю. И. Семенов, российский историк и философ марксистского направления, отметил в одной из своих работ, что с тех пор в экономике капитализма произошли изменения, причем существенные.

Он дает следующую оценку актуальности политэкономии К. Маркса: «Жизнь ушла вперед, а теория продолжала оставаться в основном такой, какой она вышла из-под пера Карла Маркса. Результатом явилось расхождение между ней и реальным положением вещей».

Кроме того, Ю. И. Семенов отмечает: «Экономическая теория марксизма в том виде, в котором она продолжала излагаться, явно устарела».

Паоло Вирно, итальянский философ и видный деятель итальянского марксистского движения, в своей книге «Грамматика множества: к анализу форм современной жизни» (2001 год) отмечает, что «поздний капитализм включил в свой цикл человека целиком, со всеми его творческими, интимными и «странными» сторонами, а не только отдельные части его жизни и способностей, как это было во времена К. Маркса».

Способность к работе как таковая становится предметом капиталистического антропогенеза. Труд, в котором нет конечного результата, становится камнем преткновения такой системы. В основе воспроизводства капитала сегодня зачастую лежит именно умственный труд, который невозможно свести к физическому даже в чисто эквивалентном смысле. Следовательно, марксистская теория в виде первозданном, по мнению Вирно, уже устарела.

Это, подчеркиваем, было мнение серьезного ученого и убежденного марксиста.

Виталий Насенник, историк и философ, в своей статье «Марксизм безнадежно устарел» также считает, что марксизм неактуален. У Карла Маркса прибавочная стоимость всегда положительна и ее присваивает предприниматель-капиталист, который, по Марксу, в любом случае является эксплуататором. Но, к примеру, у Дж. Гобсона прибавочная стоимость является функцией рыночной конъюнктуры, то есть находится в зависимости от цен на сырье, труд и готовую продукцию. Причем она может быть как положительной, так и отрицательной, что доказывается тем очевидным фактом, что предприятия иногда банкротятся. Если бы прибавочная стоимость была всегда положительна, предприятиям банкротиться не приходилось бы. Очевидно, что Дж. Гобсон прав, а Карл Маркс - нет.

Еще одним аргументом не в пользу К. Маркса служит то, что, по его мнению, роль капиталиста может выполнить любой общественный орган. Однако это не так. Как верно заметил австрийский и американский экономист Й. Шумпетер, капиталист - это, прежде всего, организатор, и его работа очень трудна. Сыграл свою роль и тот факт, что во времена Карла Маркса просто еще не существовало представления о структурном ресурсе как совокупности взаимосвязей между элементами системы.

В. Насенник полагает, что учение Маркса вовсе не всесильно и не верно, потому что оно устарело еще полтора века назад. Да, для середины XIX века это было серьезное научное достижение. Но с той поры много воды утекло, в науке было открыто много нового, что заставляет относиться к марксизму гораздо прохладнее. На взгляд Виталия Насенника, марксизм нужно со всеми почестями водрузить на заслуженное место в архиве истории науки.

«Капитал» Карла Маркса подобен старому развалившемуся зданию, в котором живут одни только экономические бомжи, утверждает историк С.Юферов в работе «Краткая история труда». Чтобы построить новое здание, новую экономическую теорию, необходимо освободить место, а это значит, по его мнению, нужно «снести» полностью «Капитал». Сделать это необходимо, лучше поздно, чем никогда.

Пока существует теория Маркса, его «Капитал», общество не может избавиться от его влияния. Теория Маркса самим своим существованием мешает развитию общественного сознания, тормозит его.

«Капитал» есть пример длинной цепи логических ошибок, которые становятся видны с течением времени. Политическая теория Маркса ошибочна, становится видна ее иная, действительная сущность. Теория Маркса очевидный тупик экономической науки, она вся построена на отрицании логики. Вся теория Маркса состоит из путаницы понятий. Маркс, как уверяет Юферов был безумцем, с отсутствием логики и одновременно великим демагогом. Взгляд на экономическое развитие государств за последние полтора столетия, на кризисы, революции и подъемы говорит, по мнению Юферова, о том, что экономическая теория Маркса не оказала никакого позитивного влияния на это развитие.

Историческая практика выявила сущностные изъяны марксисткой теории коммунизма, полагает историк Андрей Авраменко.

Не подтвердились ни предсказания и выводы, сделанные Марксом, ни то, что он называл «законами» общественного развития и открытием которых хвалился, приписывая себе заслугу научного доказательства неизбежности социализма и коммунизма. Марксистская теория полна внутренних противоречий и заблуждений, что является следствием непонимания Марксом природы человеческого общества и механизмов его функционирования.

Маркс ошибся не в частностях, он ошибся в основах, в главных постулатах своей теории. Маркс утверждал, что общество состоит из двух основных антагонистичных классов – капиталистов и пролетариата, что противоречия между ними объективны, а динамика их развития и разрешения может быть научно объяснена и спрогнозирована. Считая, что он овладел ключами к пониманию социального мироустройства, Маркс предсказал, что вследствие усиления конкурентной борьбы между капиталистами ряды пролетариата будут численно увеличиваться, поскольку все больше и больше людей, в т.ч. из числа мелких собственников, будут разоряться, и вынуждены будут продавать свою рабочую силу. При избытке рабочей силы зарплаты уменьшатся, и рабочие в целом будут нищать до тех пор, пока они не «экспроприируют экспроприаторов», т.е. совершат революцию.

Однако общественное развитие, основанное на совершенно иных законах, пошло по противоположному пути: пролетариат как источник монотонного физического труда практически исчез, а с ним исчезла и материальная основа марксизма, выстроенного вокруг интересов и действий рабочего класса. По мере развития научно-технического прогресса доля тех, кто занят на производстве, неуклонно сокращается, а их роль изменилась. Теперь это, прежде всего, операторы машин и производственных участков, выполняющие свои функции с помощью компьютеров.

Вместо обнищания произошел рост доходов занятых на производстве – сегодня это фактически средний класс, имеющий в собственности дома, машины и прочие блага. Между тем, именно растущее обнищание пролетариата Маркс называл основной причиной неизбежного наступления коммунизма.

Маркс не понимал того, что не может быть роста капитализма без соответствующего увеличения количества потребителей и повышения их покупательного спроса. Капитализм не может вести к нищете, потому что это противоречит его природе роста, умножения богатства. Собственник капитала не может вкладывать капитал только в то, что он сам может потребить – его вложения окупаются, а прибыль растет только тогда, когда есть растущая масса потребителей, способная покупать все больше товаров и услуг, потому что только в этом случае сфера производства расширяется. Рабочие сами являлись потребителями производившихся ими товаров. Как справедливо отметил уже упоминавшийся здесь экономист Людвиг фон Мизес в своем труде «Теория и история», «капитализм представляет собой массовое производство для нужд широких масс».

Маркс также предсказал, что в силу все той же конкуренции растущая часть капиталистов будет разоряться, а класс капиталистов в целом будет численно уменьшаться. Но и этого не произошло – количество миллиардеров, мультимиллионеров и просто миллионеров сегодня постоянно увеличивается.

В центр своей экономической доктрины Маркс поставил теорию трудовой стоимости, которая еще при его жизни была признана ошибочной. Поскольку стоимость труда, как и любого товара, не является постоянной величиной, а определяется его полезностью, нужностью для потребителя.

Одно из фундаментальных положений марксизма заключается в том, что смена общественных формаций происходит лишь после того, как производительные силы достигли наибольшего своего развития и пришли в противоречие с уже несоответствующими им производственными отношениями.

Но если бы это было так, тогда Марксу надо было бы призвать пролетариат в максимальной степени работать на капитал, пережить максимальную степень своей эксплуатации и прийти естественным и исторически неизбежным путем к коммунизму. Однако, вместо этого Маркс призвал рабочих еще в «Манифесте коммунистической партии» к революции и насильственному захвату власти.

Не нашла своего проявления в действительности и базовая посылка философии истории по Карлу Марксу - теория классовой борьбы.

Человек одновременно может принадлежать к различным социальным группам, между которыми необязательны противоречия и тем более конфликты. Маркс назвал пролетариат носителем самой прогрессивной идеологии и видел условие его исторической победы над капиталом в его объединении («Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»). Однако пока он существовал, рабочий класс в большинстве своем голосовал на выборах либо за буржуазные партии, либо за социал-демократов, отказавшихся от ортодоксальных марксистских установок. В гораздо большей степени рабочие поддерживали профсоюзы, нежели коммунистические партии. Любой класс, если пользоваться этим термином, не представляет собой неизменное явление со стабильными границами. Сегодняшний капиталист завтра разорится и, в лучшем случае, будет относиться к «среднему классу» или вовсе безработным, и наоборот. Капиталистами не рождаются, а становятся таковыми в любой социальной группе или классе.

Ошибочность марксизма даже не в том, что его реализация на практике в десятках стран в течение ХХ века закончилась провалом. Марксизм ошибочен по своей сути. Можно предпринимать все новые и новые попытки претворения коммунизма в жизнь, но они всякий раз, по утверждению Андрея Авраменко, будут заканчиваться крахом.

С этих позиций и подошли позднее к учению Маркса европейские социалисты. Они взяли на вооружение его диалектический метод и учли, что в двадцатом веке капитализм существенно трансформировался.

Ради своего собственного выживания он стал играть по иным правилам – частично отказался от откровенно жестоких и хищнических методов эксплуатации трудящихся, принял условия, диктуемые законами парламентской демократии, показал способности к преобразованию, самосовершенствованию и классовым уступкам.

Некоторые специалисты даже говорят, что сам Маркс, доживи он, скажем, до двадцатых, а тем более, до тридцатых годов двадцатого века, внес бы существенные и даже принципиальные коррективы в свою теорию.

Доподлинно этого мы, конечно, никогда не узнаем. Но остается фактом то, что большинство европейских социалистов встали на путь следования духу, а не букве учения Маркса.

Они пришли к выводу, что в эпоху империализма положение Маркса о необходимости и неизбежности диктатуры пролетариата потеряло свою актуальность.

Согласно данной точки зрения, в двадцатом веке трудящимся вполне уже можно было миновать кровавую стадию «социалистической революции», перенеся фронт борьбы в правовое поле на парламентские трибуны и в профсоюзные объединения. Требованиям времени уже соответствовали не силовые, а правовые методы достижения поставленных целей, законность, гуманизм и соблюдение прав человека.

Конечно, этот тезис следует воспринимать с определенными оговорками. Тем не менее, тенденция была именно такова.
Этот важный вывод сто лет назад категорически проигнорировали российские последователи марксизма. В этом заключается их главная, роковая и фатальная ошибка.
Социализм в российской версии: извращение учения Карла Маркса

Российские социалисты ментально остались в девятнадцатом веке. Они взяли курс на построение общества, названного ими «социализмом», но, по сути, социализмом не являющимся.

Главной отличительной чертой такого «социализма», по убеждению российских марксистов, должно было являться полное и окончательное уничтожение частной собственности.

Это действительно следовало из учения Маркса, но той его части, которая, как уже только что говорилось, была основана на данных середины девятнадцатого века и уже не соответствующего реалиям начала века двадцатого. Но российские марксисты из учения своего кумира взяли то, что им было ближе и выгоднее.

На самом деле «поздний» Карл Маркс, по некоторым утверждениям современников, неоднократно подчеркивал, что социализм на первой своей стадии будет являться всего лишь «улучшенным», «социально ориентированным» капитализмом.

Повторим это тезис еще раз. Социализм – это социально ориентированный капитализм. И ничего больше. Даже по определению «позднего» Карла Маркса.
 
Подчеркнем - Маркс говорил так именно о социализме и ни о чем другом. Следовательно, на этой самой первой стадии о полном уничтожении при социализме частной собственности, по мнению Маркса, речи не было.

Но российские ортодоксы решили пойти дальше своего учителя, и «поторопили события», провозгласив ликвидацию частной собственности уже на первой стадии социализма. Показательно, что этой подмены практически никто не заметил. Поскольку, как тогда, так и сейчас, с оригиналами работ основоположника «научного коммунизма» были знакомы немногие.

Что же касается принципов демократии, гуманизма, соблюдения принципов нравственности и прав человека, то об этом русские социалисты старались вообще не задумываться. Тем не менее, без колебаний называли то общество, которое предлагали народу построить «социализмом».

Строго говоря, получается, что российские «марксисты» ввели народ в заблуждение. Но народ этого, как мы уже отмечали выше, не заметил. Поскольку народ не имел никакого понятия о социализме. Права человека, а, тем более, парламентская демократия были для простого человека чистой абстракцией из «барского лексикона».

Зато призывы «отнять и поделить», «поднять на вилы» ненавистных господ-эксплуататоров и пустить «красного петуха» в их усадьбы были вполне понятны, доступны и даже приятны крестьянскому уху. Идея уничтожения помещиков и капиталистов как класса, обусловленная жестокими российскими реалиями и примитивным, скажем честно, менталитетом, упала на благодатную почву.

Также понятным был и призыв решить эту задачу исключительно силовым путем. Он был привычен и не требовал особых раздумий. Парламентская борьба, демократические принципы, права и свободы человека упоминались российскими революционными агитаторами в последнюю очередь и вскользь, если упоминались вообще.

Российские «марксисты» объясняли это национальными особенностями и чрезвычайными обстоятельствами, в которых должны были свершаться революционные преобразования. По их убеждению, сначала нужно было сломить сопротивление эксплуататорских классов вплоть до их полного уничтожения и ликвидировать частную собственность.

Именно отсутствие частной собственности считалось и считается в «русском варианте марксизма» главной и определяющей чертой социализма. К вопросам социальной справедливости и внедрению в жизнь демократических принципов предлагалось вернуться позднее в отдаленном будущем. Внесение дополнений и изменений в учение Маркса даже на уровне формальных определений считалось кощунственным и категорически не допускалось.

Между прочим, игнорировалось также и то, что сам Маркс весьма критически отзывался о возможности применения его учения в России. Он не без оснований полагал, что его теория в условиях российский реалий может быть искажена до неузнаваемости.

Историк Николай Андреев напоминает, что Маркс называл Россию не иначе как страной варварской, нецивилизованной, достойной только презрения. По его убеждению, Россия - «оплот мировой реакции», «угроза свободному человечеству», «единственная причина существования милитаризма в Европе», «последний резерв и становой хребет объединенного деспотизма в Европе», «враги революции сконцентрированы в России».

Да, «провидец» Маркс и мысли не допускал, что в России возможна пролетарская революция. По его мнению, в ней «может быть только тот или иной бунт, причем победа достанется немецким платьям, а революции никакой и никогда не будет».

Маркс искренне удивлялся, когда ему говорили, насколько он популярен в варварской стране: публиковали работы, перевели «Капитал». Он с настороженностью относился к революционным деятелям из России, считая их царскими агентами.

Николай Андреев полагает, что в брезгливом отношении Маркса к стране, так превозносившей его, и к народу, ее населяющему, было что-то глубоко личное. Когда Александра Герцена пригласили выступить в Лондоне на митинге, посвященном международному рабочему движению, Маркс резко выступил против участия русских эмигрантов: «Маркс сказал, что меня лично не знает, - вспоминал Герцен, - но находит достаточным, что я русский и что, наконец, если оргкомитет не исключит меня, то он, Маркс, будет вынужден выйти сам».

Непримиримого критика царского режима, напечатавшего в «Колоколе» перевод «Манифеста Коммунистической партии», Маркс называл «презренным московитом», человеком с «гадкой русско-калмыцкой кровью». Сама же публикация в «Колоколе» вызвала лишь саркастическую реакцию Энгельса: он назвал поступок Герцена «литературным курьезом».



































«Марксизм» в России начала двадцатого века и социалистические течения за рубежом

Нужно отметить, что вначале марксизм в России развивался параллельно с марксистскими течениями за рубежом. Партия российских коммунистов вначале называлась, как и большинство европейских партий «социал-демократической». Она не входила в Первый Интернационал (1864 – 1876 годы) по причине того, что тогда ее еще просто не существовало, зато в деятельности Второго Интернационала (1889 – 1923 годы) до определенного времени принимала активное участие.

Однако, как уже также говорилось выше, европейские марксисты уже в конце девятнадцатого века пришли к выводу, что капитализм изменился настолько, что появилась возможность избежать вооруженного восстания и кровопролитной революции.

Теоретики социал-демократии в только что возникших социалистических партиях отходили от классической марксистской концепции революции и «переходного» государства, т.е. диктатуры пролетариата. Они сделали акцент на повседневную борьбу за улучшение жизни пролетариата (за сокращение рабочего дня, повышение заработной платы, улучшение условий труда, создание и развитие социальных гарантий) при сохранении стратегической цели – построения социализма, которое отодвигалось в неопределенное будущее.

Выступая в 1890 году на съезде Социал-демократической партии Германии в городе Галле, ее лидер Вильгельм Либкнехт заявил: «Кто может четко разграничить современное государство и будущее? Современное государство врастает в будущее, равно как и будущее государство проглядывается уже в современном».

Теперь речь шла уже не о насильственном разрушении буржуазного государства и замене его пролетарским, а об интеграции рабочего класса в политическую систему капитализма, о приобретении им власти в буржуазном государстве, используя для этого возможности буржуазной демократии.

Один из лидеров германской социал-демократии и Второго Интернационала Карл Каутский утверждал, что цель политической борьбы социал-демократов состоит в «завоевании государственной власти посредством приобретения большинства в парламенте и превращения парламента в господина над правительством. Но не в разрушении государственной власти».

Он полагал, что если революция уничтожит старую буржуазную государственную машину, то это сделает невозможным последовательное, конструктивное созидание нового, поскольку ввести социалистический способ производства можно лишь «с помощью законодательных мероприятий», «огосударствления отраслей экономики».

В эти годы переосмысливается классовая природа государства как выразителя исключительно интересов буржуазии, определяются пути расширения его социальных функций, что и отражается в появлении теории социального государства и социальной демократии. Идеи социальной демократии, которые открывают широкие возможности политического участия пролетариата в отстаивании собственных интересов с помощью институтов представительства, создания разветвленной системы социальных гарантий, с начала двадцатого века получили широкое распространение в мире.

Не столь однозначным, как во времена Маркса, оказался в новых условиях и вопрос о частной собственности.

Развитие профсоюзного движения и появление фракций социалистов в мировых парламентах создали возможность общественного контроля над этой частной собственностью и перераспределением доходов в интересах общества. Стало понятно, что в тотальной ликвидации частной собственности нет необходимости.

Частная собственность была и остается вполне допустимой в тех областях, где показывает свою эффективность по сравнению с государственной. Например, в торговле, общественном питании и бытовом обслуживании, малом и среднем производстве, пассажирских перевозках. Надо только поставить собственность под общественный контроль, путем, в частности, проведения социально ориентированной налоговой политики.

Публицист Александр Аникеев напоминает, что «на современном этапе развития идеи о социальной справедливости всем необходимо четко уяснить, что превращение частной собственности на средства производства в общественную или государственную не делает необходимые средства для жизни достоянием всего народа для достойной труда жизни».

Изменяется только характер собственности средств производства, а способ распределения социальных благ сохраняется прежним – через рынок. Говорить о равенстве и справедливости для всех при рынке все равно, что говорить о свободе и равноправии для всех при рабстве.

Исторически частная собственность имеет более долгую жизнь, чем монополия капитала. Поэтому, спрашивает Аникеев, стоит ли полностью уничтожать такой институт социального капитала, как частная собственность? Не правильнее ли будет на определенном уровне развития общества и его экономики «уничтожить не частную собственность, а упразднить право владельцев частной собственности на эксплуатацию путем законодательного оформления прав человека на необходимые социальные блага достойного труда в зависимости от его количества и квалификации».

Чтобы не только деньги определяли условия жизни людей, но и реализовалось естественное право каждого не столько на труд, сколько право человека на жизнь достойную труда. Это - право и на благоустроенное жилье, и на продукты для полноценного питания, на добротную одежду, и необходимые средства коммуникации. Если можно денежный капитал распределять пропорционально труда, почему нельзя также распределять капитал социальный и коммутативный, спрашивает Александр Аникеев.

Русские марксисты этого не поняли и не приняли, а подобные предположения посчитали кощунственными и еретическими по отношению к не подлежащему ревизии «безупречно верному учению Маркса».

Также не подлежали сомнению и обсуждению безусловная необходимость вооруженного восстания, пролетарской революции и диктатуры пролетариата.

Вождь русских социалистов Владимир Ленин жестко и едко высмеивал «легальных марксистов» как соглашателей и ренегатов, презрительно относился к любым предложениям участия социалистов в политической деятельности в рамках существующего правового поля.

Здесь нужно отметить, что марксизм в конце девятнадцатого века начал широко распространяться в России. К нему стали приспосабливаться и сторонники либеральных идей, которые критиковали народничество с буржуазных позиций и стремились использовать рабочее движение «в интересах буржуазии», как писали позднее советские историки коммунистического движения в России.

Таковы были «легальные марксисты» П. Струве, М. Туган-Барановский, А. Скворцов, С. Булгаков, А. Потресов и другие. Эти люди, по выражению авторов известного «Краткого курса истории ВКП (б)», «прикрывали свою буржуазную сущность марксизмом, фальсифицировали марксизм в угоду буржуазии, вытравливая его революционное существо».

Они печатали свои статьи в легальных, то есть разрешенных царским правительством, газетах и журналах. Поэтому их и стали называть «легальными марксистами». Они по-своему вели борьбу с народничеством. Но «эту борьбу и знамя они пытались использовать для того, чтобы рабочее движение подчинить и приспособить к интересам буржуазного общества, к интересам буржуазии», - отмечается в том же «Кратком курсе истории ВКП(б)».

Давая оценку «легальным марксистам», Ленин указывал, что «струвизм» - это марксизм, приемлемый для буржуазной демократии». «Легальные марксисты», по его убеждению, являлись представителями буржуазной интеллигенции, обслуживающей растущий промышленный капитализм.

Согласно выводам того же издания «борьба Ленина с «легальным марксизмом» была необходимым условием для того, чтобы отстоять самостоятельность рабочего движения в России и обеспечить условия для создания марксистской партии рабочего класса, она защитила и обогатила революционный марксизм, разоблачила нападки буржуазных «критиков» на марксизм».

Как торжественно заключают авторы «Краткого курса» «под ударами сокрушительной ленинской критики был идейно разгромлен «легальный марксизм» в России; «струвисты» сбросили свои марксистские одеяния к началу XX столетия».

Таким образом, легальный и парламентский пусть к социализму был заказан для русских «марксистов», то есть «марксистов-ленинцев». Для них оставалась единственная дорога — кровавого революционного вооруженного восстания, чреватого, как показала история, неисчислимыми бедствиями для народа. Того самого народа, во имя которого якобы эта революция и затевалась.

При этом сами собой отошли на второй план понятия гуманизма и справедливости. Было напрочь отметено справедливое утверждение, что социальный гуманизм принципиально не совмещен с насилием. Конечно, за исключением случаев, когда насилие является ответом на встречное насилие, например, вооруженную агрессию. Но русские социалисты делали ставку именно на изначальное насилие, намереваясь, по их собственным словам, «железной рукой загнать человечество к счастью».

Главным в этом процессе являлось не достижение благополучия, а сам насильственный процесс продвижения к этому благополучию. Причем предполагалось, что процесс будет длительным. В этом случае наступление счастья для каждого конкретного человека или группы людей откладывалось на неопределенное время. Уточнять время «прихода всеобщего счастья» считалось категорически неприемлемым и политически близоруким.
Оппоненты российских коллег, европейские марксисты, уже тогда полагали, что реальный социализм предполагает улучшение жизни не для каких-то будущих поколений, а для ныне живущих людей. Причем это улучшение должно произойти с учетом пожеланий и интересов подавляющего большинства населения, без применения насилия и принуждения.

Иными словами, большинство граждан какой-либо страны должны реально и добровольно выступить за переустройство общества на социалистических началах. Иначе социализм превращается в свою противоположность – авторитаризм. В то время как в реальном социализме нет места насилию, принуждению, а значит, и диктатуре.

Подобная позиция была чужда русским социалистам. В 1914 году они вышли из Второго Интернационала и взяли на вооружение вульгарный, косный, догматичный, не соответствующий требованиям времени предельно упрощенный вариант марксизма.

Социалистическая теория претерпела в России серьезную трансформацию. Фактически Россия сошла с пути строительства социализма и встала на путь авторитаризма, а в дальнейшем, как показала история, и тоталитаризма фашистского типа.

Поэтому революцию 1917 года можно назвать социалистической только со значительными оговорками. Она действительно провозгласила строительство социализма.

Но при этом под социализмом подразумевалось общество, построенное на принципах, от которых мировое социалистическое движение на тот момент давно уже отказалось.







Октябрь 1917 года: торжество вульгарного и извращенного марксизма

Революция в России формально совершалась под социалистическими лозунгами. Но под социализмом понимался, как говорилось выше, вульгарный и упрощенный марксизм, не соответствующий изменившимся реалиям времени.

Так же совершенно декларативно и абстрактно понимался и принцип социальной справедливости.

Один из главных принципов социализма, гуманизм, был забыт с первых лет революции и потом уже никогда не возникал в качестве основополагающих принципов построения нового общества. Разве что только в виде необязательных деклараций.

Реалии гражданской войны по факту заложили основу авторитарного, а впоследствии и тоталитарного общества, которому затем было совершенно необоснованно присвоено наименование «социалистического».

Надо сразу отметить, что после окончания гражданской войны у страны появился шанс вернуться на путь строительства социализма. Естественно, социализма в его современной форме.

Эту возможность предоставила идея Владимира Ленина о переводе народного хозяйства на кооперативные рельсы и внедрение Новой Экономической Политики (НЭП).

Долгое время отечественная общественная наука упорно называла НЭП «временным отступлением от принципов социализма».

На самом деле ситуация обстояла с точностью до наоборот. Внедрение хозяйственного расчета с элементами рынка и товарно-денежных отношений в реальности вполне соответствовало современным представлениям о социализме, сложившимся в европейском марксизме в двадцатые годы прошлого века.

Именно рынок под контролем государства, как средство решения стоящих перед обществом социальных задач, должен был стать диалектическим воплощением идей марксизма на современном этапе. Подразумевалась не полная ликвидация частной собственности, а ее социальное регулирование в интересах трудящихся.

Известный тезис, гласивший, что «из России нэповской родится Россия социалистическая» на самом деле означал вовсе не ликвидацию новой экономической политики, а то, что она в действительности закладывала фундамент обновленного социализма.

Таким образом, можно предположить, что, предлагая и внедряя в практику новую экономическую политику, глава советского правительства попытался исправить допущенные ранее ошибки и вновь вернуться к строительству социализма в том современном виде, в каком его видели европейские социалисты начала двадцатого века.

Документы убедительно доказывают справедливость этой точки зрения. Переход к НЭПу не был для Ленина случайностью, а вытекал из его представлений о том, как строить социализм.

Уже после революции, в первоначальной редакции статьи «Очередные задачи Советской власти», он дал такую формулу социализма: «Черпать обеими руками хорошее из-за границы: Советская власть «плюс» прусский порядок железных дорог, «плюс» американская техника и организация трестов, «плюс» американское народное образование - «равно» социализму».

Установку на развитие государственного капитализма в городе и на «справного мужика» в деревне Ленин вырабатывал еще в 1918 году. Но только три года спустя она была положена в основу государственной политики.

Принято считать, что началом НЭПа стал переход от продразверстки к продналогу и что автором этой идеи был Ленин. Однако это не совсем так. В действительности еще в феврале 1920 года Троцкий подал в ЦК записку, в которой предлагал заменить продразверстку налогом. Ленин тогда выступил против. На X съезде партии Ленин также первоначально был против введения налога. Но когда пришли новые сообщения о крестьянских волнениях, а затем о восстании в Кронштадте, он счел, что отмена продразверстки может послужить самым легким началом задуманного им перехода к государственному капитализму. С докладом по этому вопросу он и выступил в предпоследний день работы съезда.

Вскоре после съезда Ленин сам стал убеждать партию, что НЭП - это «всерьез и надолго».  Главным в нем глава советского правительства считал сдачу природных ресурсов России в концессию западному капиталу. По Ленину выходило, что стержнем социализма советского образца должен стать государственный капитализм.

Практически политикой государства стало восстановление капиталистических отношений в народном хозяйстве. На первый план у коммунистов, по Ленину, выдвигаются умение торговать, побеждать частника в конкуренции. Возникла необходимость покупать за большие деньги услуги буржуазных специалистов и иностранных концессионеров.

Стало быть, НЭП был не вынужденным временным отступлением ради налаживания смычки города с деревней, как потом пытались убедить доверчивых граждан придворные историки. «Смычка» оказалась прикрытием для восстановления капитализма. На самом деле была открыта дорога частному капиталу во всей системе общественного производства.

Впрочем, об этом вполне определенно высказался сам Владимир Ленин. В сорок третьем томе собрания его сочинений вполне откровенно написано, что глава советского правительства предполагал, что «период действия новой экономической политики может занять, как минимум, двадцать пять лет».

Правда, сразу после этого он оговаривается, что «определенно можно говорить о пяти — десяти годах». Но вновь подчеркивает, что фраза «всерьез и надолго» остается определяющей для понимания сущности новой экономической политики.

Чтобы у присутствующих не оставалось никаких сомнений он говорит четко и определенно: «Всерьез и надолго» - это действительно надо твердо зарубить себе на носу и запомнить хорошенько, ибо в силу сплетнического обычая распространяются слухи, что идет политика в кавычках, т.е. политиканство, что все делается на сегодня. Это неверно. Мы учитываем классовое соотношение и смотрим на то, как должен действовать пролетариат, чтобы вести крестьянство, вопреки всему, в направлении коммунизма. Надо самым серьезным образом, с точки зрения классовых сил, относиться к этому».

Сейчас трудно сказать, какой бы стала страна в результате удачи этого эксперимента. Этого мы также никогда не узнаем. Определенно лишь то, что шанс был упущен. Большевистское руководство быстро сообразило, что такая трактовка социализма может быстро привести к появлению прослойки свободных людей, пусть и частично зависящих от государства, но не подчиняющихся ему.

Новым властям страны было нужно полное и беспрекословное подчинение, принятие на подсознательном уровне идеологических принципов, диктуемых и насаждаемых государством. НЭП был ликвидирован.













Строительство «государственного социализма» капиталистического типа в «советской» России

По сути, произошел отказ не только от социализма, но и от идеи Маркса и Ленина о том, что новое государство должно быть основано на общественной собственности, существующей на кооперативных началах.

Здесь необходимо настоятельно подчеркнуть, что у классиков марксизма речь шла именно об общественной (то есть законно принадлежащей всем членам общества), а отнюдь не государственной собственности.

Большевики совершили незаметную подмену, заменив «общественную» собственность на «государственную».
Эта подмена носила принципиальный характер.

Если «общественная» собственность является признаком именно социального государства, то тотальная «государственная» собственность принадлежит по преимуществу государству авторитарному (или уже тоталитарному).

По сути, эта собственность, в отличие от общественной, которая на кооперативных началах принадлежит всем членам общества, является разновидностью частной собственности. Только «собственником» в этом случае является не какой-то конкретный капиталист, а «совокупный капиталист» в лице государства и его представителей – управляющих государственными предприятиями и партийной номенклатуре.

Поэтому советский вариант «социализма» специалисты часто называют «государственным социализмом» или иногда «капиталистическим социализмом».

При этом подразумевается, что народ не имеет ни малейшего отношения к «общенародной собственности», и не имеет возможности каким бы то ни было образом влиять на нее поскольку народ полностью отчужден от собственности.

Добавим к этому, что лукавая «политическая экономия социализма» совершила еще одну подмену, заменив понятие «прибавочной стоимости» понятием «прибавочного продукта», что являлось, по сути, одним и тем же. С той разницей, что прибавочную стоимость присваивал условный капиталист, а прибавочный продукт – совокупный капиталист в лице государства. И в том, и в другом случае трудящиеся оставались ни с чем.

В результате в России сформировался уникальный строй – авторитарный «государственный социализм» капиталистического типа, отличавшийся от обычного капитализма только наличием системы социальной защиты.

Действие этой системы было ограниченным, а доступность относительной, но отрицать ее существование в СССР, конечно, нельзя.

По факту это был, естественно, классический авторитарный строй, названный для внутреннего употребления «социалистическим».

Впоследствии, укрепившись, советский авторитарный строй естественным образом трансформировался в тоталитарный.
















Тоталитарные режимы двадцатого века: сходства и различия

Характерно, что именно в двадцатые годы прошлого века премьер Италии Бенито Муссолини формулирует основные положения своей доктрины фашизма (1922 -1943 годы). Символом фашизма стала фасция – древний римский символ государственной власти.

Фашизм можно определить, как тоталитарную систему, декларирующую единство власти и народа в решении задач, определяемых государством.

Характерными чертами фашизма является ярко выраженный вождизм, антилиберализм, элитаризм и этатизм.

Особо подчеркнем один очень важный момент. Вопреки распространенному глубокому заблуждению шовинизм, расизм и крайний национализм никогда не являлись и не являются признаками классического фашизма.

Они принадлежат исключительно нацизму, который, хотя и является частью классического фашизма, но частью не определяющей, если не сказать — маргинальной.

В 1929 году Джованни Джентиле пишет трактат «Происхождение и доктрина фашизма». Положение этого трактата развивает в 1932 году Муссолини в своем эссе «Доктрина фашизма». Он дополняет и уточняет определение фашизма.

По Муссолини обязательными признаками фашистского государства является наличие одного харизматичного национального лидера, однопартийной (по факту) системы, социальный дарвинизм и уже упоминавшиеся этатизм с элитаризмом.

При этом сам лидер итальянских фашистов отметил сходство принципов формирующейся в России социальной системы с теми принципами, что он сформулировал в своей работе.

Позднее он даже самодовольно заявлял, что «нет никакого русского социализма, а есть видоизмененный вариант итальянского фашизма».

Интересно отметить другие любопытные совпадения. Герб СССР (серп и молот с пятиконечной звездой на фоне земного шара и в венке из колосьев) до степени смешения походил на герб Италии (пятиконечная звезда в венке из колосьев).

А главный символ фашизма, упоминаемая выше фасция, и поныне присутствует на эмблеме Федеральной Службы судебных приставов Российской Федерации.

Правда, справедливости ради нужно отметить, что этот же символ присутствует на эмблеме (гербе) Франции и штандарте председателя СБУ Украины.

Впрочем, к вопросу сходства и различия тоталитарных режимов мы более подробно еще вернемся в следующих главах.




















Декларации и реальность: «социализм», которого не было

Между тем, в тридцатые годы СССР продолжил стремительно удаляться с магистрального пути социалистического строительства.
Принятая тогда Конституция страны оказалась совершенно декларативным документом. Заявленные в ней права и свободы граждан не соблюдались, да и не могли соблюдаться по принципиальным соображениям. Выборы были также чисто декоративной процедурой, как, впрочем, и сами представительные органы в виде Советов депутатов трудящихся.

Советский Союз отказался от принципов гуманизма и интернационализма. В стране не соблюдались элементарные права и свободы, даже из числа прописанных в собственных законах. В первую очередь это относится к принципам свободы слова, совести, печати, собраний и митингов, уличных шествий и демонстраций (статья 125), неприкосновенности личности (статья 127).

Фактически СССР объявил войну мировому социалистическому движению. Злейшими врагами страны «победившего социализма» неожиданно стали зарубежные социалистические и социал-демократические партии, а также коммунистические партии, заподозренные в «оппортунизме» и «ревизионизме». Поддержки удостаивались только ортодоксальные правые коммунисты, находившиеся обычно под полным контролем Кремля.

Кремль фактически привел к власти Адольфа Гитлера, разрушив сложившийся в Германии естественный альянс коммунистов, социалистов и социал-демократов.

Историк Василий Еремин напоминает, что Сталин провозгласил главным идеологическим врагом международного коммунистического движения именно германских социал-демократов. Хотя, казалось бы, Советскому Союзу логично было бы поддерживать как раз популярных социалистов с учетом надвигающейся опасности -  радикального национализма в Германии. Тем более, что в Италии у власти уже находились фашисты. Ведь согласно коммунистической идеологии не что иное, как национализм является главным врагом международного коммунизма.

Если бы немецкие коммунисты поддержали социал-демократов, у них было бы большинство в Рейхстаге, и Гитлер никогда не смог бы прийти к власти. Но Сталин через Коминтерн дал немецким коммунистам прямо противоположные указания: они должны были выступать против социал-демократов в правительстве Германии.

Иосифу Сталину, в общем, многое нравилось в политике Гитлера. Когда Гитлер в 1934 году уничтожил внутрипартийную оппозицию, Сталин на заседании Политбюро, по свидетельству Микояна, заявил «вот, смотрите, как надо расправляться с оппозицией».

После того как Сталин начал заигрывать с Гитлером, он обрушился на германских коммунистов, бежавших в СССР от Гитлера. В деле уничтожения немецких коммунистов Сталин мог поспорить с самим Гитлером, а НКВД - с гестапо. В НКВД погибло шесть членов ЦК КПГ, а от рук гестапо - семь. Из кандидатов в члены ЦК в НКВД погибло трое. Среди арестованных были руководители немецких коммунистов Г. Реммеле, Х. Нойман,
Х. Киппенбергер. Из всех немецких иммигрантов-коммунистов, пытавшихся спастись в СССР, репрессиям подверглись около двух третей, многие из которых были расстреляны.

Сталин, по мнению Василия Еремина, мог остановить Вторую мировую войну. Все, что он должен был для этого сделать, это подписать с Францией и Англией пакт о взаимопомощи и отказаться от собственных захватнических планов в Европе.

Но у Сталина, как утверждает Еремин, была прямо противоположная цель: стравить между собой европейские государства, постараться спровоцировать большую войну и на этой «троянской лошади» въехать в Европу.

Другой российский историк, Игорь Гарин, также заявляет, что Сталин своей политикой совершенно определенно способствовал приходу Гитлера к власти.

Во многом это было результатом навязанного Коминтерну сталинского решения, запрещавшего западным коммунистам блокироваться с социал-демократами. Еще на VI Всемирном конгрессе Коминтерна упор был сделан на стратегическую установку, согласно которой в капиталистических странах коммунистам противостоят две в одинаковой степени враждебные политические силы: открыто реакционная (фашизм и нацизм) и демократически-реформистская (социал-демократия). В соответствии с этой сталинской линией категорически отвергалась возможность союза коммунистов с европейскими социал-демократическими и социалистическими партиями. Таким образом закреплялся раскол в рабочем движении.

Коммунистам запрещалось участвовать в совместных политических выступлениях с социал-демократами, вступать в предвыборные блоки с социал-демократическими партиями, объявленными «буржуазными рабочими партиями», и голосовать на выборах за кандидатов этих партий. Сталин с присущей ему категоричностью утверждал, что «социал-демократия является основной опорой капитализма в рабочем классе в деле подготовки новых войн и интервенций», «главным противником коммунизма» и разновидностью «социал-фашизма».

Кстати, подобные оценки и прогнозы, не имевшие ничего общего с действительностью и представлявшие грубейшую дезориентацию коммунистических партий в политической обстановке, пыталась оспорить лишь немногочисленная часть конгресса, например, итальянская делегация во главе с Пальмиро Тольятти. По поводу тезиса о превращении социал-демократии в «фашистскую рабочую партию», Тольятти заявил: «Наша делегация решительно против этого смещения реальности».

Гитлер смог прийти к власти потому, что немецкие коммунисты во главе с Тельманом, следуя идеологии Сталина, фактически раскололи сильное социалистическое движение в Германии. Именно по приказу Сталина Коминтерн, в который входила КПГ, призвал германскую компартию «отвергнуть всякое соглашение с социал-демократами против фашизма и сосредоточить огонь на социал-демократах». Германская компартия выполнила эту директиву.

В тридцатые годы Сталин поддерживал нацизм и фашизм в Европе. Они были необходимы Сталину для борьбы с социал-демократами, главными конкурентами коммунистов. Еще они были необходимы Сталину для завоевания нацистами капиталистической Европы.

«Пусть Гитлер идет по Европе, - говорил Молотов, - чтобы готовить почву для мировой революции, о которой мечтали освободители-большевики. Мы мировой пожар раздуем. Пусть Гитлер завоюет, затем придем мы, освободители».

В фильме «Если завтра война» (1939 года) прямо говорится, как Советский Союз будет эту самую Европу «освобождать».

«Когда маршал Сталин даст сигнал, - писала «Правда», - мы обрушимся на противника всей колоссальной силой социалистической справедливости и принесем счастье всему человечеству. Любая наша война будет войной освободительной и справедливой».

В той же статье говорилось: «Какое счастье и радость будут выражать взоры тех, кто тут, в Кремлевском дворце, примет последнюю республику в братство народов всего мира! Бомбардировщики, разрушающие заводы, железнодорожные узлы, мосты, склады и позиции противника; штурмовики, атакующие ливнем огня колонны войск, артиллерийские позиции; десантные корабли, высаживающие свои дивизии в глубине расположения противника. Могучий и грозный воздушный флот Страны Советов вместе с пехотой, артиллеристами, танкистами свято выполнит свой долг и поможет угнетенным народам избавиться от палачей». («Правда», 18 августа 1940 года)

Кирилл Иванов в статье «Сталин привел Гитлера к власти» пишет: «Если бы была возможна коалиция между коммунистами и социал-демократами (ст. 53 Конституции Германии предусматривала возможность «малой коалиции», т.е. коалиции не имеющей большинства в Рейхстаге), Гитлер к власти не пришел бы».

Немного статистики, свидетельствующей в пользу такого утверждения.

На выборах в Рейхстаг в мае и декабре 1924 года гитлеровская НСДАП получила соответственно 6,5 процента и 3 процента голосов избирателей. Первое место в обоих случаях осталось за Социал-демократической партией Германии (20,5 процента голосов).

20 мая 1928 года стали сокрушительным поражением НСДАП (2,6 процента поддержки и всего 12 мест в парламенте из 491). Социал-демократы сохранили первое место.

На выборах 14 сентября 1930 года НСДАП с поддержкой в 18,25 процента получила второе место (после социал-демократов, получивших 24,5 процента), а третье место на выборах заняла Коммунистическая партия Германии (13,1 процента). На этих выборах социал-демократы получили 8,5 миллионов голосов, а коммунисты — четыре миллиона (в сумме 12,5 миллионов, а национал-социалисты — 6,5 миллионов).

На выборах 31 июля 1932 года победу впервые одержала НСДАП (37,2 процента поддержки), но на перевыборах 6 ноября 1932 года НСДАП утратила четыре процента (33,1 процента голосов). Популярность НСДАП начала снижаться. Но при этом коммунисты и социал-демократы вместе собрали 13,5 миллионов голосов, а национал-социалисты — 10,5 миллионов голосов. Даже в этот кульминационный момент истории нацисты не смогли завоевать абсолютного большинства в парламенте, а на президентских выборах Гитлер проиграл Гинденбургу. Попытка Гитлера переговорить с Гинденбургом о назначении его на пост рейхсканцлера окончилась провалом, потому что его партия не имела большинства в рейхстаге.

30 января 1933 года президент Германии Гинденбург, убедившись, что коммунисты и социал-демократы заняты взаимными распрями, поручил сформировать правительство Гитлеру. Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером Веймарской республики, а 3 февраля 1933 года в присутствии руководства рейхсвера он заявил в качестве цели своей политики «завоевание нового жизненного пространства на востоке и его беспощадной германизации».

Как уже было сказано, Гинденбург назначил Адольфа Гитлера канцлером только из-за склок демократических политических сил, которые были спровоцированы Сталиным. Нацисты так и не получили большинства вплоть до захвата власти.

Нет сомнений в том, что при нормальном развитии событий, если бы не указание Сталина германской компартии и не фатальное решение Гинденбурга, нацисты продолжили бы терять популярность, пока не вернулись бы к роли маргинальной партии.


Мы сейчас вновь вернемся к вопросу сходства и различия между отдельными разновидностями тоталитарных режимов. Он играет важную, если не сказать определяющую роль во всем настоящем исследовании.

Все больше аналитиков отмечают сходство между коммунизмом в его искаженном советском воплощении и классическим фашизмом.

Конечно, имеется в виду фашизм в том классическом виде, в каком он сформировался и существовал в фашистских Италии, Испании, Португалии, а также частично в Словакии и Румынии.

Фашистские режимы в Германии, Хорватии и Венгрии, как уже говорилось выше, представляли собой нацистские разновидности классического фашизма.

Это нужно всегда помнить и четко различать режимы в перечисленных странах.

Проводя упомянутые выше аналогии между итальянским и советским режимами, профессор Джей Кларк даже защитил докторскую диссертацию на тему «Фашизм и коммунизм». В этой работе, в частности, большое внимание уделялось расшифровке бытовавших тогда тезисов, популярных в фашистской верхушке: «Большевизм в России – это прелюдия фашизма», «Сталинизм естественно вольется в фашистское движение» и тому подобных.

Философ А.Ромм Фредди пишет, что в дискуссиях с апологетами обоих течений, особенно коммунизма, нередко приходится доказывать сходство их идеологий. По мнению А.Ромм Фредди,
официально провозглашаемая цель в обоих случаях - построение лучшего (с точки зрения носителей идеологии) общества, с уничтожением общества плохого (ныне существующего). Однако для коммунизма Карла Маркса, лучшим считается бесклассовое общество, а для нацизма и отчасти фашизма - расово-однородное (как вариант - расово-неоднородное, но такое, в котором «низшие» расы подчинены «высшей»).

Коммунизм, как утверждает Ромм Фредди, предусматривает постепенную ликвидацию социальных различий, а на первом этапе - подчинение прочих социальных групп «рабочему классу». Нацизм не исключает социальных различий, но при этом также отдает предпочтение рабочим.

Изначально, марксизм провозгласил принцип интернационализма, т.е. нивелирования расово-этнических различий. Реальное построение «коммунизма» в СССР сопровождалось этническими депортациями и дискриминацией, мало отличающимися от тех, которые были приняты у нацистов.

Основным средством построения желаемого общества в обоих случаях были или физическая ликвидация, или лишение базовых прав человека тех членов общества, которые рассматриваются как враги или даже просто оппоненты.

Сексуальные меньшинства в СССР, как и в гитлеровской Германии, находились вне закона.

На ранней стадии развития СССР к евреям в целом относились благожелательно, при условии их присоединения к марксистской идеологии. Позднее они подвергались отторжению, дискриминации и воспринимались как враги. Нацизм однозначно считает евреев врагами, подлежащими уничтожению.

Цыгане в СССР подвергались насильственной ассимиляции, у нацистов - истреблялись.

СССР официально признавал наличие базовых прав и свобод человека, но на деле фактически игнорировал их. Конституция СССР 1977 года гласила: «Использование гражданами прав и свобод не должно наносить ущерб интересам общества и государства» - то есть превращала права в фикцию, ограничив их действие волей властей. Нацисты формально признавали наличие прав для «высшей расы», но на самом деле зачастую  игнорировали и их.

Формально обе идеологии исключали сотрудничество между ними. Но на деле, как напоминает Ромм Фредди, таковое имело место неоднократно (август 1939 года - июнь 1941 года, октябрь 1993 года).

Подведем итог: между коммунизмом и фашизмом сходства гораздо больше, чем различия. При этом факторы различия сводятся к тому, какой признак (социальный или этнический) выбирается приоритетным для преследования неугодных.

Отечественный историк Валерий Савельев высказывает похожую точку зрения. Правда, он сравнивает с коммунизмом уже не классический фашизм, а нацизм.

Историк спрашивает, можно ли сравнивать нацизм и коммунизм?
И, если можно, то как?

Отвечает Савельев кратко, без излишеств, по существу.
Нацизм, по его мнению, хуже. Но сравнивать можно и нужно.

Сравнивать, как утверждает историк, следует отдельно цели и отдельно средства нацизма и коммунизма как социальных практик.

Еще желательно правильно понимать место идеологий нацизма, фашизма и коммунизма в общей системе идеологий.

Савельев предлагает начать с последнего.

Идеология нацизма и фашизма – это не одно и то же.
Нацизм (социал-национализм) это идеология, в которой над всем преобладает национализм. Фашизм – это идеология, в которой национализм является существенной добавкой к базовому этатизму.

В фашизме главное – власть и государство, однако государство должно быть националистичным. В нацизме главное – власть и этнос, который создает крепкое государство для реализации своей этнической сущности. Разница не всегда очевидна, но она есть. Идеологическая база как исходный момент для последующих рассуждений и практик совершенно разная.

Но коммунизм – тоже этатистская идеология. В коммунизме, как в фашизме, главным являются те же власть и государство, только государство не националистическое, а якобы «пролетарское».

Таким образом, мы имеем два вида идеологий: этатистские фашизм и коммунизм; националистический нацизм (национал-социализм).
Оба вида – этатистский и националистический – относятся к коллективистскому типу идеологий. Это их объединяет в самом общем плане. В конкретной политической жизни это объединяет в борьбе с индивидистскими идеологиями.

У нас индивидистские идеологии принято называть индивидуалистическими. Это слово приобрело отрицательный эмоциональный оттенок. Но индивидистские идеологии - либерализм и демократизм - на самом деле направлены вовсе не против общества, общего дела, общественного блага. Они просто за то, чтобы человек не терял в обществе свою самоценность и индивидуальность.

Коллективистские идеологии (нацизм, фашизм, коммунизм, этатизм, монархизм) довольно радикально противостоят индивидистским (либерализму, социализму, социал-демократизму, демократизму). Что, однако, не делает их тождественными и вовсе не ставит на одну доску.

Это заставляет автора проанализировать цели и средства нацизма и коммунизма. Цели у них разные. Средства приблизительно одни.
Цель нацизма – благополучие одной нации, которая понимается как высшая раса, за счет всех других наций. Эти нации должны или подвергнуться уничтожению, или стать рабами. Исключение возможно для некоторых союзников.

Цель коммунизма – счастье всех людей без различия рас, национальностей, гражданства. При условии, что эти люди – пролетарии.

Средства, как мы понимаем, приблизительно одни.
В межгосударственных отношениях – разрушение соседних государств как завоеванием, так и внутренними революциями, и присоединение народов и территорий к единственно правильному государству – Третьему Рейху или СССР.

Во внутренней политике – переделка части людей и уничтожение тех, кто переделке не поддавался. Причем в этом смысле СССР предъявлял к людям даже более жесткие требования, потому что требовал пожертвовать некоторыми вполне естественными для человека стремлениями и ценностями.

С точки зрения средств, как утверждает Валерий Савельев, нацизм, фашизм, коммунизм являются одинаково бесчеловечными, людоедскими, жестокими и кровавыми идеологиями и социальными практиками.

Эти идеологии одинаково утопичны: и нацизм, и фашизм, и коммунизм не может быть реализован на сколько-нибудь долгий срок.

Нацизм и фашизм обречены на уничтожение соседями.

Коммунизм, как показал опыт СССР, неизбежно рухнет в силу несоответствия фундаментальным человеческим стремлениям, человеческой природе.

В то же время коммунизм мечтает о справедливости и счастье для всех. Поэтому ставить его на одну доску с нацизмом и фашизмом, которые мечтают о благополучии одних народов за счет других, на костях других, совершенно неправильно.

Однако есть одна большая очень серьезная проблема.

Поскольку и нацистская, и коммунистическая доктрина - утопии, в реальной жизни мы всегда будем иметь не идеальный вариант. Это будет не уже построенное нацистское, фашистское, или коммунистическое общество, а движение к цели. То есть мы всегда будем иметь дело со средствами.

Это значит, что и коммунизм, и нацизм, и фашизм, которые мы можем увидеть в реальности - это почти всегда обязательно только террор внутри страны и войны вовне.

Такова, напомним, точка зрения историка Валерия Савельева.

В результате, по мнению очень многих видных ученых, сходство становилось настолько явным и неприличным, что на него стали обращать внимание и советские вожди. Боролись с этим привычными запретительными методами.

Так, был запрещен и не выпущен на экраны фильм классика советского кинематографа, верного коммуниста-ленинца Всеволода Пудовкина «Убийцы выходят на дорогу», поставленный по пьесе выдающегося писателя-антифашиста Бертольда Брехта «Страх и отчаяние в Третьей Империи». Советская цензура усмотрела в этой ленте опасные параллели между фашистским режимом в трактовке Брехта и режимом, сложившимся в Советском Союзе.

Уже после войны по тем же причинам испытывал трудности с выходом на экраны фильм Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм». По свидетельству очевидцев после просмотра фильма членами Полибюро ЦК КПСС «серый кардинал» партии Михаил Суслов раздраженно бросил режиссеру: «За что же вы нас так не любите?!».

Партийный функционер, наверное, не без оснований принял на свой счет всю обличительную критику фашизма, прозвучавшую в фильме, посвященном, напомним, приходу Муссолини и Гитлера к власти и событиям в европейских странах, где в первой половине двадцатого века установились фашистские режимы.


































Декларации и реальность: «социализм», который был

Между тем, за рубежом, как перед войной, так и после нее, в самых разных странах начинается внедрение элементов социальной защиты трудящихся. То есть, в то время как СССР стремительно удалялся от социализма, другие страны, в том числе страны классического капитализма, к социализму приближались. Точнее, конечно, речь идет о том, что они становились социально ориентированными государствами, но в данном случае эта разница несущественна.

Широко известен в этом плане «новый курс» президента США Франклина Делано Рузвельта. Он предусматривал значительное расширение прав профсоюзов, внедрение социального обеспечения нуждающихся слоев населения, выплаты пособий детям, престарелым, инвалидам и безработным.

Противники знаменитого президента обвиняли его в «насаждении социализма» на американской земле. На самом же деле президент всего лишь пытался модернизировать капитализм в соответствии с требованиями времени, придать ему необходимую гибкость.

Настоящее же «наступление социализма» за рубежом началось в послевоенный период. Причем началось оно в странах, которые Советский Союз упорно считал (а некоторые российские консервативные историки и политологи считают до сих пор) классическими капиталистическими.

Зато в так называемых «странах народной демократии» реальным социализмом и не пахло.

Сателлиты СССР, волею исторических судеб попавшие после войны в советскую зону влияния, строили у себя под советскую диктовку авторитарный строй советского образца. Прикрываясь заклинаниями о «верности марксизму-ленинизму» Советский Союз и его союзники взяли на вооружение схоластическую догматику столетней давности.

Современный творческий марксизм в лице его креативных продолжателей пошел по совершенно другому пути.

Очень упрощенно ситуация укладывалась в рамки известного и уже довольно старого анекдота.

Авторитарный советский «социализм» выступал за то, «чтобы не было богатых», а европейский демократический социализм в целом – за то, «чтобы не было бедных».

В то время как одни делали ставку на построение общества без частной собственности (точнее, общества, в котором главным и единственным «частным собственником» должно было являться государство), другие создавали общество социальной защиты и поддержки, общество, нацеленное на формирование достойных условий жизни каждому гражданину.

По мнению значительной части представителей мировой общественной науки, это и был реальный социализм.

Авторитарный «социализм» в СССР с этой точки зрения относился к совершенно иной формации. То есть к формации, которая в ходе своей эволюции окончательно трансформировалась в классический тоталитаризм.















Современный взгляд: социализм мнимый и реальный

В настоящее время с точки зрения тех же обществоведов существует несколько моделей социализма. Большинство этих моделей не противоречат друг другу, а дополняют друг друга, оттеняя отдельные грани емкого понятия современного социального (социалистического) общества.

Считается, что отсчет следует вести еще с античного социализма. Затем по хронологии следуют средневековые социалистические учения (их было немного, но они были) и утопический социализм, ставший, как известно, одним из «источников» и «составных частей» марксизма.

Потом происходит своеобразное «разветвление». Одной из ветвей принято считать (хотя и не всеми) «государственный» советский социализм (или «государственный социализм капиталистического типа», как говорилось выше). Но многие вообще не признают за ним право называться социализмом. Большинство ученых полагают, что он стал однозначно тупиковой ветвью.

Некоторые исследователи называют одной из разновидностей социализма немецкий национал-социализм. Под этим термином понимают официальную политическую идеологию в нацистской Германии, являющуюся одной из самых жестких форм классического фашизма, основанной на расизме и антисемитизме. Правда, основатели этого движения неизменно подчеркивали его социалистический характер. Вождь немецких нацистов Адольф Гитлер утверждал, что именно национал-социализм является истинным социализмом, поскольку продолжает древнюю германскую традицию совместного ведения хозяйства и заботы об общем благе. По утверждению фюрера, «марксизм не является социализмом, марксисты украли это понятие и исказили его смысл».

Впрочем, большинство ученых отказывают и нацизму в праве именоваться «социализмом», даже в качестве экзотической разновидности социалистического учения. Основанием служит откровенно антидемократическая и шовинистическая основа идеологии нацизма, не имеющая ничего общего с принципами социализма.

В числе других «ветвей» социализма следует назвать рыночный социализм и самоуправляемый европейский социализм (на основе которого строят свою практическую деятельность левые партии Социнтерна Франции, Испании, Португалии, Бельгии).

Отдельно следует назвать функциональный скандинавский социализм. Он стал базой для построения реального с научной зрения социализма, основанного на реализации базовых социалистических принципов в Норвегии, Швеции и Финляндии.
Подробнее мы расскажем о нем немного ниже.

Экзотическими версиями классического социализма некоторые ученые считают технократический социализм (наиболее ярким его представителем считался президент Венесуэлы Уго Чавес) и фабианский социализм (его приверженцами считаются, в частности, экс-премьер Великобритании Тони Блэр и бывший президент США Барак Обама).

За сто пятьдесят лет, прошедших после появления теории социализма Карла Маркса, мир разительно изменился. Он прошел этапы фабрично-заводского, индустриального и уже даже постиндустриального общества.

Многие специалисты считают, что сейчас мы вступили в эпоху информационного общества. Главное в этом обществе – не абстрактные объемы произведенной продукции, а интеллектуальный капитал. Экономика в таком обществе базируется не на мощностях, а на смыслах и прогнозах. Нет в таком обществе и рабочего класса в его привычном, классическом виде.

Мировое сообщество в целом приобрело глобальный характер. В нем преобладают либеральные (буржуазно-либеральные) и социальные (социалистические) системы построения государственного устройства.


Социальные системы в современном мире

К либеральным (буржуазно-либеральным) странам с известной мерой условности можно отнести США, Францию, Германию, Италию, Японию. Правда, некоторые ультралибертарианцы (в том числе, и отечественные) считают Францию и Германию социалистическими странами. Но это, скорее, все же полемическое преувеличение, чем серьезное научное определение.

К социальным странам, как мы полагаем, можно отнести упомянутых выше Норвегию, Швецию и Финляндию.

Опять-таки с определенными оговорками к этому списку иногда добавляют, в частности, Данию и Австрию.

По уровню доступности образования, медицины, социальных благ, соблюдения прав человека, в том числе в области социальной защиты каждого конкретного человека от возможных злоупотреблений со стороны государства, эти страны не имеют себе равных.

Сравнение их с Россией неуместно и некорректно – по уровню, как уже было сказано, социальной защиты простого человека названные государства являются наглядным воплощением на практике идей Карла Маркса. Они оставили далеко позади псевдосоциалистические государства «советского блока». Недаром Швеция, Норвегия и Финляндия в течение ряда лет признаются весьма авторитетными организациями самыми комфортными для проживания странами.

Хотя изначально та же Финляндия находилась далеко не в лучших стартовых условиях. Ее экономика была почти полностью разрушена в результате агрессии со стороны СССР. Тем не менее, граждане этой страны сумели поднять страну из руин и построить невероятно уютное и комфортное общество.

Примерно то тоже самое можно сказать о экономической системе современной Швеции. Здесь уместно процитировать обстоятельную работу известного российского политика, политолога и издателя Петра Филиппова. Обратимся к его статье «Реальное народовластие. Пример Швеции», опубликованной на сайте «Ежедневного журнала».

«Сегодня ее (экономику Швеции — Ю.Г.),- как пишет Петр Филиппов, - приводят в пример как образец «капитализма с человеческим лицом». У Швеции один из самых низких в ЕС государственный долг, незначительный уровень инфляции, прочная банковская система.

Шведские власти извлекли урок из кризиса начала 1990-х годов. Ключевой задачей любого правительства стал сбалансированный бюджет. Выполнению этой задачи не помешали даже серьезные катаклизмы в мировой экономике в 2008 году. В 1996 году был установлен предельный уровень государственных расходов, а главной целью стал профицит бюджета. Удалось остановить разрастание госдолга и не взваливать обязанность выплат по нему на будущие поколения. Шведы смогли избежать дефицита бюджета, более того, даже снизить налоги по сравнению с кризисным периодом. При этом правительство, в отличие от других стран, не отказалось от социальных обязательств, а увеличило инвестиции в здравоохранение, образование и науку.

Швеция имеет успешную диверсифицированную и конкурентоспособную экономику. По последнему показателю она, согласно данным Всемирного экономического форума, находится на девятом месте в мире. Столь же высокая планка, по оценке Всемирного банка, у Швеции и в рейтинге самых удобных торговых партнеров. Для благосостояния небольшой страны с огромным хозяйством упор на экспорт жизненно важен. Шведские предприятия продают за рубеж многие товары. Страна из года в год сохраняет положительное торговое сальдо. Наряду с процветанием традиционных отраслей Швеция за последние десятилетия совершила рывок в цифровых технологиях и телекоммуникациях. За 10 лет доля информационных технологий выросла до 16 процентов, в IT-индустрии занято шесть процентов населения. Стокгольм признан одним из лучших городов Европы для запуска стартапов в области цифровых технологий.

Уровень благосостояния в Швеции распределен по ее регионам гораздо равномернее, чем в других европейских странах. Даже в самом небогатом уголке доля ВВП на душу населения выше, чем в среднем по Европе. Шведское благосостояние основано на уроках, извлеченных страной после потрясений 1990-х годов. Взвешенную финансовую политику Швеция сочетает с открытостью для зарубежных рынков, с развитием конкуренции и инноваций, а также с решительным предотвращением коррупции.

Эффективность шведской модели народовластия характеризуют также низкий уровень коррупции и отношение к ней жителей. Ведь коррупционные связи — это тот канал, по которому богатство концентрируется в руках немногих, наделенных властью. Если благодаря откатам и взяткам формируется ужасающее социальное неравенство, то о народовластии говорить не приходится. Речь идет не о неравенстве, возникающем из-за разной квалификации граждан, их предприимчивости, успехов в честном бизнесе, а о неравенстве, связанном именно с коррупцией, с казнокрадством.

Сегодня в Швеции один из самых низких уровней коррупции в мире, хотя до середины XIX века она процветала. В результате модернизации страны удалось устранить меркантилизм, с тех пор государственное регулирование основано на стимулах (через налоги, льготы и субсидии), а не на запретах и разрешениях. Был открыт доступ к документам органов власти и создано независимое и эффективное правосудие. Одновременно парламент и правительство установили высокие этические стандарты для администраторов и добиваются их исполнения. Постепенно честность стала социальной нормой среди бюрократии. Зарплаты высокопоставленных чиновников поначалу превышали заработки рабочих в 12-15 раз, постепенно разница снизилась до двух раз.

Важный козырь антикоррупционной борьбы в Швеции — максимальная доступность информации об имуществе и доходах самих граждан. Можно запросить в налоговой инспекции сведения, назвав имя гражданина, и узнать, где он работает, сколько получает, его семейное положение, какие имеет сбережения, есть ли дети, и какой у них доход. Все максимально открыто, поэтому нет нужды в открытых реестрах деклараций. Зная это, любой чиновник сто раз подумает, прежде чем согласится на коррупционную сделку. Тем более что, вкладывая деньги на счет в банк, надо доказать законность их происхождения.

Очевидно и такое отличие шведской системы антикоррупционного противодействия от российской. В обществе, где эффективно работают правоохранители и не пренебрегают принципами профессиональной этики журналисты, общественные организации избавлены от несвойственных им функций. В России ФБК и другие общественники ищут незадекларированную собственность чиновников, их роскошные особняки и дворцы, раскапывают подробности коррупционных схем. Хотя это - работа для полиции и СМИ».

Шведские общественники сосредоточились на предупреждении коррупции. В отличие от российского отделения «Трансперенси Интернешнл», их шведские коллеги занимаются не расследованиями, а просвещением населения и представителей властных структур, проводят антикоррупционные уроки в университетах и колледжах. Например, самая большая проблема в госзакупках — «коррупция дружбы», когда заказы формируются под определенных поставщиков. Это очевидно, но доказать трудно. Распространяя антикоррупционное мировоззрение среди населения, как утверждает Петр Филиппов, борцы с коррупцией стараются предотвратить то, что может случиться.

Это наглядно демонстрирует преимущества применения на практике реальных принципов социального обустройства, а также то, что в СССР эти принципы никоим образом применены не были.

Поэтому не будет преувеличением, если мы назовем подлинно социалистическими партиями, скажем, норвежскую правящую коалицию, состоящую из Норвежской рабочей партии и Социалистической левой партии Норвегии. Тем более, как известно, до недавнего времени портрет Карла Маркса висел в кабинете главы правительства Норвегии, а саму страну буржуазные исследователи раздраженно называли «шестнадцатой республикой Советского Союза».

Точно так же к реальным и последовательным социалистическим партиям (вне зависимости от реального названия) можно отнести Левую партию Швеции и Социал-демократическую партию Швеции. Вместе они также составляют правящую коалицию (40.6 процента мест в риксдаге на момент написания настоящей работы). Эти партии внесли весомый вклад в превращение Швеции в страну с небывало высоким уровнем социальной защиты граждан.

Наконец, подлинными социалистами вполне можно назвать Социал-демократическую партии Финляндии и Левый Союз Финляндии, получившие в сумме 23 процента мест в парламенте страны (также на момент написания данной работы). Решающая роль в реализации упомянутых выше социальных преобразований принадлежит именно левым силам Суоми.

Понятно, что в сравнении с перечисленными партиями
Коммунистическая партия Российской Федерации не выдерживает никакой конкуренции и даже отдаленно не может считаться реальным защитником интересов трудящихся и продолжателем традиций классического марксизма и даже российской социал-демократии эпохи зарождения социализма в России.

Поэтому КПРФ, а также немногочисленные российские партии псевдокоммунистического и псевдосоциалистического толка («Коммунисты России», Коммунистическая партия Социальной Справедливости, Патриоты России, Справедливая Россия, Родина и т. д.) даже условно не могут считаться не только коммунистическими, но и социалистическими.

Это - партии откровенно правой ориентации. Как бы ни было обидно это определение для их сторонников, многие годы считающих себя «верными ленинцами» и «настоящими коммунистами». Но с научной точки зрения это, увы, именно так. Кроме названия ничего «коммунистического» в этих партиях давно уже нет.

Но вернемся к обзору современной политической карты мира. После упомянутых выше либеральных и социальных стран по списку особняком стоят авторитарные, тоталитарные страны и диктатуры.

Россия, к сожалению, находится сейчас в их числе.
Скажем совершенно определенно и конкретно - как показывают объективные признаки, Россия с научной точки зрения уже преодолела авторитарную стадию и сейчас становится типично тоталитарной несвободной страной с набирающими силу элементами фашистской диктатуры.

Государственные модели тоталитарных стран, как уже говорилось выше, принципиально отличаются от либеральной и социальной моделей. Прежде всего, отсутствием демократизма, выборности, отчетности, прозрачности и сменяемости власти, независимого суда и правоохранительной системы, соблюдения прав и свобод человека. Права и свободы могут, конечно, декларироваться. Но на практике они, как правило, не соблюдаются.

Для этих стран характерно лидерское, единоначальное, длительное (иногда пожизненное) правление, фактическая однопартийная система (за исключением нескольких партий-спойлеров), милитаризация общества, преследование инакомыслия, полицейский произвол, расцвет коррупции, сращивание власти и олигархата.

Мы уже не раз отмечали выше, чем отличаются авторитарные системы от тоталитарных. Напомним, что, если говорить коротко,
при авторитарном режиме контроль власти над обществом не является всеобъемлющим, что и отличает его от тоталитаризма.

Это позволяет отдельным российским исследователям утверждать, что в данный момент у нас в стране существует все-таки не тоталитарный, а «всего лишь» жесткий авторитарный режим. Поскольку контроль государства над обществом, якобы, еще не стал всеобъемлющим. По мнению этих экспертов, власть «только» запрещает гражданам затрагивать политические вопросы и претендовать на управление любого уровня. Зато россиянам будто бы дозволено выбирать род деятельности, место жительства, страну пребывания, способ хранения своих сбережений и т.д. Тем более, государство, по утверждениям отдельных политологов, не вмешивается в личную жизнь граждан. Утверждается даже, что власти в целом стараются соблюдать права граждан, если они не связаны с реализацией их политических амбиций.

Мы беремся утверждать, что эти заявления, как минимум, наивны, если не сказать лживы. Российская власть давно лишила россиян перечисленных выше «прав» и фактически перешагнула рубеж, отделяющий авторитаризм  от тоталитаризма.

За доказательствами дело не станет.

Давайте начнем по порядку – с выбора рода деятельности. Наверное, нет нужды объяснять, что для получения интересной и хорошо оплачиваемой работы нужно, как минимум, получить базовое образование по выбранной специальности.

А вот с этим у молодых россиян в последние годы возникают проблемы. За минувшие двадцать лет возможности получить качественное и доступное образование уменьшились в разы. Если в начале века, в 2003 году вузы России предлагали свыше 628 тысяч бюджетных (бесплатных) мест, то в 2019 году таких мест было 518 тысяч, то есть, более чем на 110 тысяч меньше. Одновременно росли цены за обучение на внебюджетной основе. В 2019 году год обучения в Высшей Школе Экономики стоил 12200 долларов или 814 тысяч рублей, в Московском институте международных отношений - 10300 долларов или 687 тысяч рублей, в Российской Академии народного хозяйства и Государственной службы – 9100 долларов или 607 тысяч рублей. Даже будущим талантливым музыкантам за обучение в Московской консерватории придется заплатить за год точно такую же сумму, то есть, 607 тысяч рублей.

Понятно, что для подавляющего большинства населения страны эти суммы являются абсолютно неподъемными. Страна рискует остаться без грамотных экономистов и ярких музыкантов.

Отметим, между делом, что в упомянутых выше северных европейских странах, Норвегии, Дании, Швеции и Финляндии высшее образование является полностью и безоговорочно бесплатным.

Студенты в этих странах обеспечиваются за время учебы всем необходимым (кроме оплаты проживания). Известны даже случаи, когда заводились уголовные дела на отдельных сотрудников университетов Финляндии, пытавшихся взимать со студентов плату за некие услуги в обход закона, категорически запрещающего делать это.

Более того – во всех перечисленных странах (за исключением Дании) высшее образование является бесплатным и для граждан других государств. Наши северные соседи приглашают к себе молодых людей со всего мира за получением качественного бесплатного образования.

Пойдем дальше и обратимся к одной из важнейших тем – свободе передвижения.

В начале девяностых годов прошлого века, после революции 1991 года, был отменен институт прописки как одно из позорнейших наследий «советского» строя, фактический аналог крепостного права в конце двадцатого века. Однако уже в этом тысячелетии, нынешней российской властью, прописка была «ползучим образом» негласно восстановлена в виде «постоянной регистрации». Все вернулось на круги своя. Без постоянной регистрации (которую получить весьма проблематично, особенно в крупных и столичных городах) граждане не могут устроиться на приличную работу, устроить детей в детские сады и школы, лишаются доступа к качественным и высокотехнологичным медицинским услугам. Фактически россияне оказались вновь прикреплены к своему «барину», то есть к месту, где были однажды постоянно зарегистрированы.

Аналогичная ситуация сложилась с выбором места проживания в других странах. Недавно без особого шума был принят закон, предписывающий россиянам, имеющим гражданство другого государства и даже вид на жительство где либо еще, кроме России, в обязательном порядке докладывать об этом в соответствующие инстанции и становиться на специальный учет. Согласно статье 330.2 Уголовного Кодекса Российской Федерации лицам, уклоняющимся от такого учета, грозит уголовная ответственность в виде штрафа до двухсот тысяч рублей либо обязательных работ на срок до четырехсот часов.

Наверное, нет нужды объяснять, что ни в одной стране мира (естественно, речь идет о тех странах, где второе гражданство допускается национальным законодательством) такого закона нет и быть не может. Поскольку выбор места жительства – это исключительно личный выбор каждого человека. Так считают во всем мире. Кроме стран с тоталитарными режимами.

К сказанному выше напрямую относится требование нового российского законодательства, которое предписывает россиянам сообщать об открытии ими счетов в зарубежных банках. Это напрямую идет против сложившейся в мире практики банковской деятельности и нарушает право гражданина на тайну вклада. Однако репрессивному аппарату тоталитарного государства права и законы, как известно, не писаны.

Утверждение о том, что в России пока еще существует «только» авторитарное правление, начисто опровергает пресловутый закон «о запрете пропаганды гомосексуализма». Хотя бы потому, что при авторитарном правлении, как  неоднократно говорилось выше, государство старается не вмешиваться в личную жизнь граждан. Только тоталитарные режимы стремятся взять под свой контроль абсолютно все стороны жизни, в том числе те, что скрыты за дверями спален подданных этой страны. Принятие такого пещерного в своей дремучести закона было возможно лишь в стране, где властвует именно такой тоталитарный режим.

Нам осталось упомянуть лишь несколько законодательных актов, которые даже не требуют специальных комментариев. Это пресловутый «закон Яровой», фактически устанавливающий тотальный контроль над частной перепиской граждан. Это «закон об антисанкциях», согласно которому под гусеницы бульдозеров были отправлены тысячи тонн качественного продовольствия, в том числе «за компанию» живые цыплята и гусята. Наконец нельзя не упомянуть «закон Димы Яковлева», справедливо названный в народе «законом подлецов». Закон, обрекающий на мучительную смерть тысячи ни в чем не повинных маленьких детей, не мог быть принят не только в авторитарном, но даже не во всяком тоталитарном государстве. Он мог родиться лишь в обществе, где правит жестокий бесчеловечный режим фашистского типа.

Все сказанное выше убедительно показывает, что Россия миновала авторитарную стадию и переходит в режим тоталитарного правления. Есть все основания полагать, что в дальнейшем он будет только ужесточаться по отношению к собственным гражданам.

Напоследок еще одно короткое отступление. Некоторые российские руководители в частности «лидер нации» любят подчеркивать, что получили в свое время юридическое образование и руководствуются в своей деятельности исключительно законами. Но в этом случае они во время обучения должны были крепко накрепко запомнить из учебника одно важнейшее понятие.

Речь идет о понятии «неправового закона». Это совершенно официальный юридический термин и его должен знать назубок каждый считающий себя юристом. Под ним подразумевается закон, пусть и принятый согласно существующей процедуре, но по букве и духу противоречащее нормам права, морали, нравственности и обычаев народа.

Этот закон формально может соблюдаться, но подразумевается, что граждане страны, где он был принят, должны бороться за его отмену.

После отмены такого закона те же граждане должны добиваться уголовного преследования лиц, причастных к принятию такого закона, и преданию их справедливому суду.

В числе классических образцов «неправового закона» учебники обычно приводят принятый в гитлеровской Германии закон полностью или частично лишающий гражданских прав лиц определенных национальностей, прежде всего, евреев, цыган и славян. Уже в наши дни юристы относят к «неправовым законам» перечисленные выше российские «законы» – о запрете пропаганды гомосексуализма, о контрсанкциях, «закон подлецов» и другие аналогичные российские законодательные акты последних лет.

Как известно, немецкие судьи, верно исполнявшие «неправовые законы», после войны оказались на скамье подсудимых Нюрнбергского трибунала. Их не спасли тогда утверждения, что закон на тот момент был действующим и нуждался в исполнении. Трибунал принял во внимание, что «действующие» законы были приняты вопреки нормам морали, нравственности и совести. Судьи были осуждены. Очевидно, что их российских последователей из числа «юристов» рано или поздно ждет аналогичная участь, например, в Гааге.

Но мы возвращаемся к обзору современных тоталитарных режимов.

Любопытно, что иногда тоталитарное государство может пафосно декларировать отсутствие у него частной собственности. Как это делали, например, СССР, Куба, КНДР. Но СССР нет уже почти тридцать лет, а на Кубе и в КНДР частная собственность была и есть, о чем, возможно, не подозревают фанатичные приверженцы «чистого» государственного социализма.

В этих странах частными являются некоторые предприятия торговли, службы быта и общественного питания, а также предприятия по производству и переработке сельскохозяйственной продукции.

Это диктуется объективными законами общественного развития. Частная собственность неизбежно появляется и существует там, где оказывается эффективней государственной. Сейчас в мире нет ни одного государства, где бы в той или иной форме не существовала бы частная собственность.

Наверняка не случайно российские «псевдокоммунисты» предпочли не заметить изменений, происходящих на столь любимой нами (пишем это без малейшей тени иронии) Кубе.

А именно то, что новое коммунистическое руководство «острова Свободы» выдвинуло лозунг «больше социализма, больше демократии, больше частной собственности». То есть, лозунг, соответствующий современной трактовке и современному пониманию принципов социализма.

Безусловно, определенной части граждан даже в тоталитарном государстве живется комфортно и удобно. Прежде всего, потому, что тоталитарное государство берет на себя значительную часть функций и задач, которые в либеральном или социальном обществе должен самостоятельно решать каждый конкретный свободный человек.

Государство «думает» за своих граждан, решает, где им жить, где работать, где проводить отпуска, какие книги читать, какие фильмы и спектакли смотреть, наконец, какую власть любить и боготворить. Понятно, что это подавляет инициативу, тормозит развитие свободной творческой мысли и, в конечном счете, ведет к деградации нации.



















Россия сегодня и завтра

Советская модель государственного социализма уже давно исчерпала себя. В новейшей истории России была краткая попытка построить либеральное общество в 1991 – 1999 годах. Конечно, о построении социального общества, к сожалению, речь тогда не шла.

Но россияне не смогли удержаться даже на этой, более высокой ступени эволюции и вновь скатились к авторитаризму, который на этот раз, правда, отбросил «социалистическую» приставку.

Рудиментом в этой связи остается часть первая статьи седьмой первой главы первого раздела Конституции РФ, совершенно неправомерно объявляющая Россию «социальным государством». Впрочем, подобно многим другим статьям Основного Закона она уже давно не соблюдается на практике.

Между тем, мир продолжает поступательное движение по пути общественного развития. Судя по всему, у России есть два выхода из тупика, в котором она сегодня оказалась. Во-первых, возможно вообще исчезновение страны как единого государства. А во-вторых, возможна трансформация нашего государства в сторону либерального или социального общества.

Скорее всего, более вероятна трансформация нынешней России в обыкновенное либерально-буржуазное государство, коим она сегодня не является. Социалистические ориентиры, наверное, уже безвозвратно потеряны. Русский коллективизм за последние десятилетия претерпел необратимые деформации в сторону индивидуализма.

Что же касается дальнейшего существования государства в его тоталитарном формате, то здесь оно почти наверняка в ближайшем будущем вступит в противоречие с объективными законами общественного развития.

Авторитарно-тоталитарные государства могут, конечно, существовать относительно долго с точки зрения продолжительности жизни одного-двух поколений.

Но их существование неизменно заканчивается крахом и трансформацией, то есть, преобразованием в государство другого вида.

Иногда это происходит мирно в результате включения в работу механизмов парламентской демократии. Иногда преобразования наступают в результате силового внутреннего или внешнего воздействия.

Но в любом случае конец тоталитарного режима неизбежен.

Ряд политических, экономических и социальных признаков показывает, что такой конец уже виден и для российского авторитарного режима. Причем в относительно близкой исторической перспективе.

Любопытно, что при ближайшем рассмотрении мы наглядно увидим, что за последние сто лет авторитарная сущность российского государства осталась неизменной. Страна называлась Российской Империей, РСФСР, СССР, Россией и Российской Федерацией.

Но она, по сути, не являлась ни федерацией, ни, тем более, социалистической федерацией. Социализм в это время был построен совсем в других странах.

Менялись названия, но не менялась суть. После падения самодержавия Россия еще сто лет продолжала оставаться авторитарным, а потом и тоталитарным унитарным образованием с лидерской формой правления. Из этого неизбежно следовала низкая производительность труда, слабая сырьевая экономика, фатальное отставание в области науки, техники, внедрении новых технологий.

Такой страна остается и поныне, вне зависимости от ее современного названия, текста Конституции и громких официальных деклараций.

В этом качестве и в этом виде она категорически не соответствует вызовам, предъявляемым временем.

































Заключение

Подведем некоторые итоги.

Вернемся к началу нашего повествования и еще раз повторим исходный тезис.

В Советском Союзе не было социализма. Никогда. Никакого. Ни в каком виде. К сожалению, строй, существовавший в нашей стране с 1917 до 1991 года, а затем с 2000 года и поныне с научной точки зрения будет правильным назвать авторитаризмом, переходящем в тоталитаризм фашистского типа.

Нам кажется, что в данном тексте мы привели достаточно доказательств этого тезиса. Тем не менее, повторим их еще раз.

Первое и самое главное — основой социализма является демократия, то есть, в нашем случае, свободный выбор народа. Навязать силой социализм или, выражаясь словами классиков «железной рукой загнать человечество в счастье» невозможно. Точнее, «загнать», конечно, возможно, причем куда угодно, но только это будет уже не социализм, а нечто совершенно ему противоположное.

Среди прочих главных признаков социализма, без которых он уже не будет являться социализмом, следует вновь назвать выборность, прозрачность, отчетность и сменяемость власти, строгое соблюдение принципов разделения властей, а также неукоснительное соблюдение основных прав и свобод человека.

Скажем даже больше — если социализм может являться только добровольным выбором народа, то точно также возможен и добровольный отказ от социализма. Примером тому может служить недавний выбор народов тех же Швеции и Норвегии. Жители этих стран в определенный момент пришли к выводу, что чрезмерная социальная ориентация нарушает принципы элементарной человеческой справедливости. Тогда они сами выступили за частичное свертывание некоторых социальных программ.

Впрочем, подробное исследование этого явления также выходит за рамки настоящего исследования.

Второй важный момент, на который хотелось бы обратить внимание, заключается в том, что социализм является с научной точки зрения естественным развитием либерализма. Между ними очень много сходства, и можно сказать, что либерализм и социализм являются родственными понятиями.

Большинство ученых считает, что социализм — это либерализм более высокого уровня развития. Как мы уже говорили, английские и американские аналитики вообще относят к либеральным все течения левого толка, в том числе, социал-демократические, социалистические и коммунистические.

Между тем, и это нужно подчеркнуть отдельно, между социализмом и либерализмом есть одно существенное отличие. Напомним его.

Социалисты не возражают против ограниченного вмешательства государства в экономику и влияния на нее, и последовательно выступают в защиту программ социальной поддержки граждан (что, впрочем, хорошо видно из названия движения).

Напротив, либералы выступают против такого вмешательства и весьма прохладно относятся к социальным программам. Они, если и не выступают совсем против таких программ, то предлагают ограничить их действие самыми нуждающимися слоями населения.

Либералы полагают, что человеку нужно предоставить полную свободу действий, и в большинстве случаев он будет в состоянии решить свои проблемы самостоятельно.

Зато и социалисты, и либералы сходятся в главном — вместе они выступают за достойную жизнь всех без малейшего исключения людей на Земле и за право этих людей бороться за такую жизнь всеми доступными средствами.

То есть, несколько упрощая, можно утверждать, что любой социалист одновременно является и либералом, в то время, как совсем не всякий (это мягко говоря) либерал является социалистом.

К сожалению, часто мы видим, что кто-то утверждает, что является социалистом и при этом заявляет о своем неприятии (это тоже мягко говоря) либерализма.

В этом случае можно с уверенностью утверждать, что перед нами пример дремучего невежества и незнания элементарных основ политической теории. Если не сказать больше.

Здесь, наверное, необходимо сказать несколько слов о патриотизме. Поскольку и представители тоталитарной власти, и «псевдокоммунисты», громко стенающие по поводу утерянного «светлого социалистического прошлого», как ни странно, сходятся в одном. И те, и другие называют себя «истинными патриотами». Никому другому этот ярлык они не собираются отдавать ни при каких обстоятельствах.

Придется вновь обратиться к авторитетам. Великий русский сатирик Михаил Салтыков-Щедрин (кстати, уважаемый российским президентом) однажды написал, что есть два вида патриотов – патриоты истинные и патриоты мнимые. В приводимом ниже изложении по воспоминаниям современников его мысль звучит так:

Истинные патриоты первым делом заявляют, что хотят сделать Россию великой страной, они знают, что она больна и чем больна, и готовы заняться ее излечением.

Мнимые патриоты говорят, что Россия уже великая страна, она всегда была великой и ничем не больна, а те, кто считает иначе, просто поливают ее грязью.

Великий сатирик полагает, что вторые являются в самом лучшем случае хроническими идиотами, а в худшем – предателями интересов своей родины.

Думается, что параллели тут совершенно очевидны. Если полагаться на мнение Михаила Салтыкова-Щедрина (а у нас есть все основания безоговорочно полагаться на это мнение) настоящими патриотами России сегодня являются те, кто разоблачает пороки современного общества и предлагает конкретные пути к их устранению. То есть оппоненты и противники действующей антинародной власти.

Напротив, тоталитарные власти, карманные партии и примкнувшие к ним спойлеры (вроде «псевдокоммунистов»), размахивающие трехцветными флагами, заявляющие о величии России и отсутствии у нее каких-либо проблем, являются самыми настоящими предателями своего народа.

Из сказанного выше, прежде всего, исходя из основных принципов и характеристик социализма, можно сделать еще один очень важный вывод.

ВКП(б) — КПСС- КПРФ и их сателлиты, как уже говорилось, никогда не были социалистическими партиями в классическом понимании этого термина. Это авторитарные партии правого толка.

Кстати, в программе КПСС это особенно и не скрывалось. «Партия» тогда прямо называлась «партией авангардного типа», то есть, руководящей партией, стоящей во главе общества и над обществом. Что должно было отличать ее от «буржуазных оппортунистических» социалистических партий «парламентского типа».

Поэтому и октябрьский переворот был, конечно, никаким не социалистическим, а типичным правым переворотом, не имевшим ничего общего с учением Карла Маркса, к тому времени уже устаревшим и нуждавшимся в основательной коррекции. Что, между прочим, и было сделано настоящими социалистами из других стран.

Надо отметить, что этот факт ни в коей мере не умаляет того, что октябрьский переворот действительно явился эпохальным событием в истории двадцатого века, повлиявшим самым решительным образом на судьбу планеты.

Отметим между делом, что утверждение, будто Россия начала двадцатого века являлась отсталым государством, якобы «нуждавшемся» в революции, является абсолютно ложным. А ведь на этом ложном утверждении были основаны «научные» тезисы советских историков, пытавшихся обосновать неизбежность революции в ее самом жестоком и кровавом варианте.

Между тем, эти тезисы опровергаются элементарными данными статистических справочников той поры.

К началу Первой мировой войны Россия занимала пятое место в мире по темпам роста промышленного производства, первое — по доле крупной промышленности в общей хозяйственной структуре и уверенно входила в десятку самых развитых в экономическом отношении стран мира (с учетом того, что в мире в 1913 году существовало 59 суверенных государств, не считая колоний, зависимых территорий и доминионов).

Один только пример — в 1891 году началось строительство Великого Сибирского Пути - Транссибирской железной дороги протяженностью 9288 километров. А первый пассажирский поезд от Санкт-Петербурга до Владивостока отправился в рейс (с учетом паромной переправы через Байкал и того, что часть маршрута проходила по КВЖД) в 1903 году, то есть, через двенадцать лет. Таких темпов строительства не знала история тогда, как не знает и поныне.

Эти факты убедительно опровергают миф об «отсталости» царской России и неизбежности социалистической революции с последующим установлением диктатуры пролетариата.

Конечно, футурологию трудно назвать точной наукой. Но прислушиваться к ее доводам иногда стоит. Так вот - футурологи утверждают, что не случись в России война и революция, то первая линия метрополитена заработала бы в Москве не позже 1924 года, а первый человек (естественно, российский гражданин) отправился бы в космический полет примерно в 1936 году.

Поэтому нам остается только напомнить сделанный ранее вывод — русские социал-демократы отступили с пути социалистического строительства и вместо социалистического начали в 1917 году стоить жесткое авторитарное общество, которое в дальнейшем естественным путем трансформировалось в печально известный советский тоталитаризм. К этому привело игнорирование современных реалий и то, что в качестве теоретической основы были взяты предельно устаревшие к тому времени положения небезупречной теории семидесятилетней давности.

Поэтому, если мы зададимся целью назвать имена выдающихся социалистов двадцатого века, то это будут, к величайшему сожалению «ветеранов советского коммунистического движения» отнюдь не те имена, что им внушали с детства со страниц учебников и высоких трибун.

Это будут имена Г.Плеханова, Э.Бернштейна, К.Каутского, В.Брандта, Э.Гонсалеса, Ф.Миттерана, У.Пальме, У.Кекконена (который, правда, не состоял в социалистической партии, но последовательно поддерживал социальную политику финского правительства), а в наши дни, к удивлению некоторых, в частности, и Б.Обамы.

После десятилетий тоталитаризма в России появился проблеск свободы, кусочек голубого неба на небосводе. В период с 1991 по 1999 годы, во время относительной свободы появилась надежда на то, что наша страна сможет вернуться в мировое сообщество «нормальных» стран и приступит к строительству цивилизованного общества.

Но этим надеждам не суждено было осуществиться. Вместо этого тьма еще больше сгустилась над многострадальной Россией.

Вторую большую ложь, которую часто приходится слышать в настоящее время (первая, напомним, это ложь о наличии социализма в СССР), это ложь о том, что страна сейчас живет при капитализме.

Это неправда. Неправда как с научной, так и чисто с практической точки зрения.

Сторонники «капиталистической» теории пытаются обосновать ее двумя доводами: тем, что в современной России существует частная собственность, и тем, что в российской экономике действуют рыночные отношения.

Оба эти довода не выдерживают никакой серьезной критики.

Начнем с частной собственности. На самом деле ее существование в России жестко ограничено, а временами и вовсе проблематично.

Частная собственность может только тогда считаться действительно таковой (в том числе, и признаком наличия действительно капиталистических отношений) когда ее существование жестко регламентировано законом, а неприкосновенность является незыблемой нормой.

Между тем, в современной России гражданин может быть уверен (да и то не всегда), что государство не посягнет разве что на его личный велосипед.

Что же касается владельцев даже скромных продуктовых киосков, не говоря уже о хозяевах фабрик и заводов, то уж они-то хорошо знают, что могут в любой момента лишиться своей собственности на «вполне законных основаниях». Например, в случае, если их собственность приглянется какому-нибудь крупному чиновнику или силовику. Или по какой-нибудь иной подобной причине «государственной важности».

Достаточно вспомнить фразу московского градоначальника, заявившего владельцам незаконно сносимых магазинов и киосков, что их свидетельства о собственности являются «ничего не значащими бумажками». В капиталистическом обществе такое было бы невозможным. Такой «градоначальник» давно бы уже мотал свой срок в благоустроенном месте лишения свободы.

Поэтому с научной точки зрения никакой частной собственности по большому счету в России нет. Есть государственная (или иная) собственность, выданная отдельным гражданам в доверительное управление на определенный, иногда довольно длительный срок. Это подразумевает, что данная собственность может быть в любой момент изъята государством обратно в свою пользу, включая даже упомянутый выше велосипед.

Точно так же нет в России и нормальных рыночных отношений. Это настолько очевидно, что нет даже смысла перечислять все доводы в пользу этой точки зрения.

Например, нормальные рыночные отношения подразумевают в качестве обязательной составляющей наличие добросовестной и честной конкуренции. Для этого практически во всех «рыночных» государствах действует достаточно жесткое антимонопольное законодательство.

Поэтому в таких странах невозможно существование монстров, подобных РЖД, Газпрому, Роснефти. А то, что эти монстры к тому же являются государственными структурами или структурами, аффилированными с государством, вообще ни в какие ворота не лезет и автоматически ставит крест на самой возможности существования рыночных отношений в России. Рыночные отношения априори подразумевают минимальное участие государства в коммерческой деятельности.

Не говоря уже о том, что в рыночной экономике ценообразование диктуется именно рынком (что следует из названия) и ни в коем случае не государством. В России же «лидер и вождь нации», объясняя причины высоких цен на бензин, может без стеснения сказать, что цены высоки потому, что за рубежом большую часть цены на бензин составляет стоимость собственно бензина (как и должно быть). Зато в России большую часть цены на бензин составляют налоги в пользу государства, поскольку «граждане должны поддерживать родное государство».

Естественно, ни в каком рыночном государстве такое чудовищное и безграмотное высказывание было бы абсолютно невозможным.

Ну, и наконец, те, кто утверждает, будто в России существует капитализм, вероятно, опять забыли о главных признаках современного капитализма. И это отнюдь не только наличие частной собственности и рыночных отношений.

Это многократно упоминавшиеся здесь принципы выборности власти, ее открытости, отчетности, сменяемости и прозрачности. Это принцип разделения властей — без независимого суда капитализм невозможен. Он невозможен и без соблюдения основных прав и свобод человека и гражданина. Капитализм сегодня невозможен без независимой, не подвергающейся цензуре и не находящейся под влиянием государства прессы и телевидения.

Понятно, что всего этого в России также нет и в помине.

Не исключено, что те, кто сегодня забывает эти принципы, руководствуется описаниями типичного «капиталиста» середины девятнадцатого века — неприятного толстяка при цилиндре и с неизменной сигарой, изрекающего, что «деньги не пахнут».

Смеем заверить, что этот образ, если он вообще когда-либо существовал, остался далеко в прошлом. Как и «дикий капитализм» девятнадцатого века.

Сегодняшний капитализм — это цивилизованная, часто социально ориентированная общественная система, строго подчиняющаяся законам, обязательным для всех — от скромного офисного клерка до главы государства.

Поэтому в современной России никакого капитализма нет и не было.

Есть, как мы уже не раз говорили, жесткий авторитаризм, переходящий в тоталитаризм фашистского типа. Сходный с тем, что существовал во времена СССР. Но вышедший на новый виток исторического развития, и оттого еще более страшный, неприемлемый и опасный.

Небольшое замечание. Сказанное выше утверждение является мнением и убеждением автора настоящего исследования. Некоторые эксперты утверждают, то в современной России существует пока еще «только» жесткий авторитаризм с элементами тоталитаризма. Иначе говоря, утверждают, что для России характерна гибридная конструкция, характерная сразу для нескольких видов несвободных политических режимов.

Мы не станем углубляться в терминологический спор по этому поводу. Это не входит в задачи настоящего исследования. Мы привели выше достаточно доказательств своей точки зрения и продолжаем утверждать, что сегодня Россия является типичной страной «победившего тоталитаризма».

Это были плохие новости. А теперь начнутся хорошие.
Заключаются они, прежде всего в том, что все тоталитарные режимы рано или поздно прекращают свое существование.

Все. Без исключения. Это историческая закономерность.

Другое дело, что существуют совершенно разные пути, приводящие эти режимы к закономерному финалу. Здесь нам будет интересно прислушаться к мнению политолога и экономиста, бывшего советника президента РФ, а ныне президента НКО «Институт экономического анализа» Андрея Илларионова.

В своей статье под названием «Отказаться от стратегии поражения» Илларионов пишет, что «в свободных политических режимах (часто именуемых демократическими) смена власти происходит в результате регулярных, проводимых по ясным и четким правилам, открытых, конкурентных выборов при отсутствии фальсификаций или же с незначительными нарушениями избирательного законодательства, не влияющими на результат выборов.

В полусвободных политических режимах (к этой группе относится широкий спектр режимов – от неконсолидированных демократических до мягких авторитарных) смена государственной власти происходит как в результате выборов, проводимых иногда с большим количеством нарушений (какие могут принципиально влиять на исход выборов), так и в результате массовых протестов, ненасильственных («бархатных») революций без кровопролития, а также в результате революций с применением ограниченного насилия и относительно небольшим числом жертв.

В несвободных политических режимах (авторитарных, жестко авторитарных, тоталитарных, оккупационных, колониальных) смена государственной власти происходит не на выборах. В таких режимах смена власти происходит в результате либо договоренностей внутри правящей верхушки (в том числе и о демократизации самого режима), либо мятежа внутри элиты, либо народного восстания - настоящей революции с жертвами, либо иностранной интервенции. В таких режимах официальные выборы лишь оформляют (и то – не всегда) решения, принятые другим образом и в другом месте.

Общее правило заключается в том, что по мере ужесточения политического режима степень нарушения властями каких-либо правовых и моральных норм (в том числе и установленных самими властями), масштабы насилия и кровопролития – по отношению как к конкурирующим лицам и группам, так и к оппозиции и гражданскому населению – возрастают.

Границей перехода от свободных политических режимов к полусвободным являются значения Индекса политической свободы (политических прав и гражданских свобод), рассчитываемого ИЭА по данным Freedom House, приблизительно на уровне 70 (по инверсионной шкале, где значение Индекса политической свободы (далее: Индекса), равное 100, соответствует самому свободному политическому режиму, а значение Индекса, равное 0, соответствует самому несвободному политическому режиму).

Границей перехода от полусвободных политических режимов к несвободным являются значения Индекса приблизительно на уровне 35 (по той же инверсионной шкале, где значение Индекса, равное 100, соответствует самому свободному политическому режиму, а значение Индекса, равное 0, соответствует самому несвободному политическому режиму).

Соответственно к свободным политическим режимам относятся те режимы, для которых значения Индекса находятся в пределах от 100 до приблизительно 70.

К полусвободным режимам – те, для которых значения Индекса находятся в пределах от приблизительно 70 до приблизительно 35. К несвободным режимам – те режимы, для которых значения Индекса находятся в пределах от приблизительно 35 до 0.

Политический режим в Венесуэле с 2016 года пересек красную черту, отделяющую полусвободные режимы от несвободных. С этого момента ненасильственные инструменты смены власти (мирные протесты) или же ограниченно насильственные технологии (бархатная революция) утратили свою эффективность. Для свержения такого режима теперь необходимы либо насильственные методы, либо решения, принятые внутри самого режима. Непонимание характера режима со стороны венесуэльской оппозиции привело к нынешнему политическому тупику. Сейчас значение Индекса политической свободы для Венесуэлы равно 19.

Политический режим в Сирии за все время наблюдений (с 1972 года) никогда не выходил из зоны несвободных. На начавшиеся в 2011 году массовые протесты режим Асада ответил массовыми репрессиями. К июню 2013 года (задолго до активного подключения Путина) режимом Асада было убито более 100 тысяч человек, включая 11 тысяч детей. Поэтому потенциальная смена власти в стране при сохранении нынешнего режима не может быть иной, кроме насильственной.

Благодаря процессу быстрой демократизации, проводившийся М.Горбачевым, значения Индекса политической свободы в СССР в 1989 году достигли 32, в 1990 году – 48, в 1991 году – 54.

Политический режим в Чечне, установленный российскими оккупационными войсками во время Второй российско-чеченской войны и поддерживаемый затем кланом Кадыровых, следует точнее именовать террористическим. Значения Индекса политической свободы для Чечни близки к нулю. Кремль действительно оказывает режиму Кадырова значительную финансовую поддержку. Но это не значит, что его смена может произойти в результате демонстраций празднично одетых поселян, гуляющих с разноцветными шариками. Как и другие подобные террористические режимы нынешний, кадыровский может быть свергнут только силой.

Постсалазаровский режим в Португалии (1968-1974) при значении Индекса политической свободы для Португалии в 1973 году на уровне 29 был свергнут в результате военного путча 25 апреля 1974 года проведенного подпольной организацией офицеров «Движение вооруженных сил» под руководством полковника Отелу Карвалья для передачи власти генералу Антониу Спидоле. Путч получился относительно малокровным, во время осады штаб-квартиры политической полиции ПИДЕ было убито пять человек. Путч вызвал огромный энтузиазм граждан, присоединившихся к военным. Однако факт участия тысяч людей в массовых демонстрациях сразу же после свержения постсалазаровского режима не означает, что эти демонстрации были причиной этого свержения.

Начало демонтажа постфранкистского режима (Ф.Франко умер в 1975 году) было положено испанским королем Хуаном Карлосом в августе 1976 года (значение Индекса в 1975 году – 39, в 1976 году – 57). Король назначил на пост премьер-министра Адольфа Суареса, опиравшегося в своих действиях на поддержку первого заместителя председателя правительства, начальника Генерального штаба генерал-капитана Мануэля Гутьерреса Мельядо, обеспечившего лояльность проводившейся демократизации Испании со стороны вооружённых сил.

Внезапный конец хунте «черных полковников» в Греции (значение Индекса в 1973 году – 26, в 1974 году – 85) принес жестокий провал проведенного хунтой государственного переворота на Кипре, в ходе которого был свергнут президент островного государства архиепископ Макариос. Последовавшая за этим операция «Аттила» – вторжение турецких войск на остров – привела к разгрому греческих вооруженных формирований, тысячам погибших, бегству сотен тысяч греков-киприотов на материк. В условиях паники, охватившей хунту, ее глава на посту президента страны генерал Федон Гизикис пригласил находившегося в эмиграции Константина Караманлиса на пост премьер-министра.

Если мирные протесты когда-либо и имели сколько-нибудь значимый эффект на процессы демократизации, а тем более играли бы заметную роль в смене власти, это всегда были случаи полусвободных политических режимов.

В случаях же несвободных политических режимов инструментами смены власти, открывающей путь к созданию свободной политической системы, являются другие инструменты и технологии (договоренности внутри правящей верхушки, мятеж внутри элиты, народное восстание - революция, иностранная интервенция) или же их комбинация.

Россия сегодня относится к несвободным политическим режимам. Кремлевский режим – это жесткий авторитарный (по мнению Андрея Илларионова – Ю.Г.) режим. Значение Индекса политической свободы в 2018 году равно 17. Смена власти в таких режимах (применяя используемую ранее терминологию – избавление от бандитов) ненасильственными методами – путем прогулок с шариками и ленточками, а теперь – даже и без них – невозможна».

Это неприятный вывод, но его надо знать. Гораздо более неприятными и опасными, завершает свою мысль Андрей Илларионов, могут оказаться действия, исходящие из такого незнания и непонимания или же откровенного пренебрежения этим знанием.

Нам остается только процитировать еще одного известного российского политического деятеля, бывшего генерального секретаря Союза Журналистов России и экс-депутата Государственной Думы РФ Игоря Яковенко.

Как бы продолжая высказанные выше мысли, господин Яковенко в своей программе «Медитация» сказал, что в России «судьбу протестов решит пусть небольшое количество людей, которые будут готовы умереть».

Естественно умереть не просто так, а за свободу своей Родины в противостоянии с бесчеловечной машиной государственного террора.

В статье под названием «Протест накроют фальшивым государственным флагом» тот же Игорь Яковенко добавляет:
«Путинский режим не уйдет без крови. Возможно, этой крови будет много. Для того, чтобы жертв было как можно меньше, надо чтобы протест был по настоящему умным. Для этого его руководство должно стать коллективным. Вертикали власти бессмысленно противопоставлять вертикаль протеста. Путинский режим сможет уничтожить только общероссийский протест, основанный на горизонтальных связях между штабами сопротивления в регионах, прежде всего в городах-миллионниках. Для этого необходим перезапуск протеста в России».

Впрочем, исследование возможных форм противодействия тирании также выходит за рамки настоящего исследования.

Тем не менее, закономерность, о которой говорилось выше, без сомнения прослеживается. Рано или поздно авторитарные режимы прекращают свое существование. Такова логика истории и требования наступившего нового времени.

Сказанное выше вселяет уверенность, что Россия не минует этой закономерности и неизбежно вернется на путь прогресса и исторического развития.

Есть все основания полагать, что произойдет это гораздо раньше, чем думают даже самые неисправимые оптимисты.

Санкт-Петербург-Белград-Будва
2017 -2019 годы




Коротко об авторе

Гладыш Юрий Львович

Родился в Москве в 1955 году.

Окончил Всесоюзный государственный институт кинематографии, факультет журналистики МГУ (вечернее спецотделение) и курс профессиональной переподготовки по политологии в Международной Академии экспертизы и оценки.

Член Союза журналистов с 1984 года.

Член Союза кинематографистов и профессиональных кинематографических организаций (Киносоюза) с 2012 года.

По основным специальностям журналист и политолог.

Работал в Госкино России, в редакции газеты «Комсомолец Удмуртии».

Почти двадцать лет прожил на Крайнем Севере, в Норильске. Работал в газете «Заполярная правда», пресс-службе Норильского горсовета, на Норильском телевидении. Избирался депутатом Норильского городского Совета.

После возвращения на «материк» работал в газетах «Российская Федерация», «Независимое военное обозрение», интернет-газете Каспаров.Ru, агентстве «Росбалт».

Был парламентским корреспондентом в Верховном Совете России и Государственной Думе, военным обозревателем.

Неоднократно выезжал в «горячие точки», работал в зонах армяно-азербайджанского, осетино-грузинского и осетино-ингушского военных конфликтов.

Автор четырех книг и шести фильмов.

Лауреат премий Всероссийских и региональных кинофестивалей. Награжден почетным знаком Союза журналистов России «За заслуги перед профессиональным сообществом», орденом «Крест участника военных операций», медалью «За заслуги перед Санкт-Петербургом»

В настоящее время живет и работает в Санкт-Петербурге.
































Список использованной литературы и мультимедийных ресурсов (в порядке упоминания на страницах работы)

Фридман, М. Капитализм и свобода.  М.2006. 

Мизес, Л. Либерализм в классической традиции.  М. 2001. 

Мизес, Л. Социализм. Экономический и социологический анализ.  М.1994.

Черчилль, У. Защита империи: Автобиография. Пер. с англ.  М. 2012. 

В.И.Ленин. Собрание сочинений. М. 1958 – 1966 годы. Т. 7.

К. Маркс, Ф. Энгельс. Собрание сочинений. М. 1955-1974.

Леру, Пьер.  Большая советская энциклопедия.  Издание третье.  М. 1969-1978.

Бернштейн, Э. Реалистический и идеалистический моменты в социализме.  Одесса. 1906.

Бернштейн, Э. Классы и классовая борьба.  М. 1906.

Хуан Линц. Тоталитарные и авторитарные режимы. Неприкосновенный запас 2018, № 4.

Дирк Берг-Шлоссер. Качество посткоммунистических демократий. Вестник аналитики, 2010. №3.

Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций.  М. 2003.

Дмитрий Проспеловский. На пути к соборности. Континент.  2004.  № 121.

Дмитрий Поспеловский. Тоталитаризм и вероисповедание.  М., 2003.

Иван Ильин. «О грядущей России». Избранные статьи. под ред. Н. П. Полторацкого. М. 1993. 

Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм. Перевод с французского Г.И.Семенова.  М.1993.

Бжезинский, З. Идеология и власть в советской политике. Перевод с англ. М. 1963. 

Бжезинский, З., Хантингтон, С. Политические системы: США и СССР : сходство и различия, конвергенция или эволюция. Выпуск первый.  Перевод с англ.  М.1964. 

Бенуа, А. Против либерализма: к четвертой политической теории.  М. 2009. 

Бенуа, А. Традиция и консервативная мысль. Пер. с фр. А. Игнатьева.  М. 2017. 

Ричард Пайпс. Россия при старом режиме. М. 2004.

Ричард Пайпс. Русская революция.  М.2005.  Книга 1. Агония старого режима. 1905—1917.; Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918.

Ричард Пайпс. Русская революция.  М. 2005.  Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924.

Теория капиталистического развития П. Б. Струве. М. 1998.

Плеханов Г. В. Социализм и политическая борьба. Наши разногласия. Сборник.  Л. 1939.

Аксельрод П. Б. Рабочий класс и революционное движение в России.  СПб., 1907.

Бернштейн, Э. Павел Аксельрод — интернационалист. Социалистический вестник. 1925. № 15-16.
Каутский, К. Что нам дал Аксельрод. Социалистический вестник. 1925. № 15 - 16.

Ю.И.Семенов. Введение в науку философии. Книги 1 – 6. М. 2013.

Ю. И.Семенов. Происхождение и развитие экономики. От первобытного коммунизма к обществам с частной собственностью, классами и государством (древневосточному, античному и феодальному).  М. 2014. 

Вирно, П. Грамматика множества: к анализу форм современной жизни. Перевод с итальянского А. Петровой под ред. А. Пензина.  М. 2013.

Виталий Насенник. Марксизм безнадежно устарел. 2015. https://vitaly-nasennik.livejournal.com/82441.html.

Шумпетер, Й. Капитализм, социализм и демократия. Перевод с англ.  Предисловие и общая редакция В. С. Автономова.  М. 1995. 

Юферов Сергей Владимирович. Краткое опровержение «Капитала» К. Маркса : новая теория труда и денег. М. 2012.

Галактионов А.А. Из истории социологии: Н.Н. Андреев. Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия шестая: Философия, политология, социология, психология, право, международные отношения. 1995. Выпуск третий. (№ 20).

Николай Андреев. История развития общественных форм. Учебная книга. Л.1926.

В.Либкнехт. Государственный социализм и революционная социал-демократия.  СПб. 1906.

Современники о Марксе: П. Лафарг, В. Либкнехт, Ф. Лесснер.  М. 1982.

Карл Каутский. Предшественники новейшего социализма части 1, 2.  М. 1924 – 1925.

Карл Каутский. Большевизм в тупике.  Берлин, 1930.

Карл Каутский. Экономическое учение Карла Маркса.  М. 1956.

Брайович С. М.  Карл Каутский — эволюция его воззрений.  M. 1982.

В.И.Ленин. Пролетарская революция и ренегат Каутский. Напечатано в 1918 г. в Москве. Печатается по тексту, сверенному с рукописью издательством "Коммунист".
Александр Аникеев. Основное отличие социализма от коммунизма. 2016 год. http://www.proza.ru/avtor/liter47.

«Краткий курс истории ВКП(б)». Текст и его история. История текста «Краткого курса истории ВКП (б)». 1931—1956. Составители М. В. Зеленов, Д. Бранденбергер. М., 2014.

Чернышёв Б. С. Современный идеолог фашизма (Джиованни Джентиле).  Под знаменем марксизма. 1931. № 4-5.

Василий Еремин. Как Сталин с Гитлером уничтожали коммунистов. https://cont.ws/@eremin762/1500184.

Игорь Гарин. Другая правда о Второй Мировой. http://www.proza.ru/2012/09/22/691.

Пальмиро Тольятти. Лекции о фашизме. М. 2014.
http://communist-ml.ru/archives/13770.

Сергей Мельник. Журналистские расследования. Забытый Тольятти. https://www.tltgorod.ru/reporter/?reporter=23090.

Кирилл Иванов. Сталин привел Гитлера к власти. 2011.
https://rusanalit.livejournal.com/1158165.html
https://maxpark.com/user/371009908/content/754962.

Джей Кларк. Итальянский фашизм и русский коммунизм. "Ital'ianskii fashizm i russkii kommunizm». Westport,CT: Greenwood Press, 1991. М. 1996. https://www.academia.edu/7309647.

А. Ромм Фредди. Коммунизм и нацизм: сходство и различия. 2011. http://samlib.ru/r/romm_freddi_a/communazi-1.shtml.

Валерий Савельев. Нацизм или коммунизм: что хуже? М. 2015.
http://www.rufront.ru/materials/5547854FDAF65.html.

Петр Филиппов. Реальное народовластие. Пример Швеции. Ежедневный журнал. 2019. http://ejrus.org/?a=note&id=34064.

М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений. М. 1969.

Андрей Илларионов. Отказаться от стратегии поражения. 2019.  https://aillarionov.livejournal.com/1133136.html.

Игорь Яковенко. Протест накроют фальшивым флагом. 2019. https://blog.newsru.com/article/21aug2019/protest_flag.

Игорь Яковенко. Медитация 52. 2019. http://yakovenkoigor.blogspot.com/2019/07/52.html.