Утипусечки и их личное всемирское добро

        Очень хотелось принакрыться чем-нибудь, каким-нибудь жухлым листочком, находясь в лесу и среди поганок,  боровиков,  маслят и прочих, скрыться от всемирской доброты, которую источали окружающие,  так,  чтобы проходя мимо, они не заметили тебя, не важно, кого, поганку, мухомор, боровик или подосиновик, но чтобы не заметили и прошли мимо, чтобы не утруждались и не нагибались к тебе, а  просто шли мимо и всё.

       Так  нет, же они, они же были добрыми, и потому  каждый раз видя тебя, нагибались  к тебе, своими улыбающимися во весь рот лицами, такими розовощекими  с ямочками,  конфетными лицами, будто  это  один общий розовый куст, источающий вовсе не цветочный аромат, на который у тебя давно уже была аллергия, от знакомого запаха всемирской доброты, замешанной на лицемерии и  лжи, от которых и хотелось спрятаться, принакрывшись хоть чем-то, чтобы шли мимо и не замечали, все эти улыбающиеся не от сердца, а когда и от него, но не понимающие и не понятливые  чеширские коты.

      Или надеть, как в сказке,  шапку невидимку и тоже,  идя среди  толпы этих розовощеких, как из конфетно- цветочного  периода, глядящих на тебя с сочувствием и сожалением, ты же для них не из  добрых, не из касты добрых и порядочных лицемеров, о  чем они даже не догадываются, о своей принадлежности к всемирскому добру, которое чаще зло,  и потому- то и хочется стать невидимым для них всех, не для того, чтобы будучи невидимым заглядывать им через плечо, пытаясь понять, чем такие руководствуются, кичась своим человеколюбием  с добротой вместе  взятыми,  а для того, чтобы они не замечая, как в том лесу, не утруждались и шли мимо.

     Мимо тебя, лежащего для них на обочине, почти в собственной могиле, учитывая сколько лет уже прожил и что видел, и то самое всемирское добро тоже, чтобы увидев тебя, не нагнулись и не сказали, как надо лечь, в той могиле,  так, чтобы было удобно. Кому удобно? Да им же конечно, потому что тебе уже наплевать на то, в каком положении ты лежишь в собственной могиле,  и думаешь только об одном, повторяя про себя, "да идите вы уже лесом", тем, где находясь среди поганок, боровиков  мухоморов и прочих,  очень хотелось принакрыться, да хотя бы прошлогодним листом, оставшимся от той осени, где ты ещё был,  чтобы стать невидимым для таких, из той касты, принадлежность к которой ты получал только в случае, если относился к этому миру  со  вселенским добром, так же, как и они,  и знал, что надо его, это всемирское добро внедрять в массы, а то как бы тебе самому не пострадать от того, что есть этот мир и от  тех, кто есть в этом мире, таких розовощеких с наивными глупыми ямочками на этих щеках, на тех лицах  вечных чеширских котов, которые все не хотели исчезать из поля твоего зрения, а тебе не хотелось смотреть в их глаза, прикрытые розовыми очками, по которым жизнь,  по всему видно,  не ударяла как надо,  и не разбила их вдребезги,  на мелкие розовые  кусочки,  и потому они продолжали улыбаться  и верить во всемирское добро.

        Но это бы ладно, пусть бы и дальше себе  верили, но шли бы  с  ним,  с этим добром мимо и  не говорили бы  тебе, когда ты давно в своей собственной могиле, про то, как тебе надо жить, и какими, такими же,  как у  них, широко открытыми глазами,  смотреть на этом мир, в котором, вот же,  чёрт побери, того добра,  как в мензурке, в которую накапали сердечных капель, чтобы не хватался за сердце,  видя всю реальность без  прикрас, и не умер раньше времени, хотя ты и так уже давно   мёртв  среди этих розовощёких утипусичек, всё  так и взирающих на этом мир, доверху наполненный злом, теми своими глазками сквозь розовые очки. Но им этого мало, они хотят,  чтобы и ты тоже  смотрел  туда же и так же, даже не замечая, что на тебе давно нет того аксессуара, улучшающего, а на самом деле искажающего  зрение, с помощью которого ты тоже мог бы стать таким же вечно улыбающимся чеширским котом, который исчезал в любое мгновение, но эти земные коты не исчезали, они наоборот внедрялись  в твою жизнь, ничего  о ней не зная, но считая  своим долгом сказать и показать на своем примере,  как надо, как надо  относиться тебе к твоей собственной  жизни, чтобы такие, как они, потянулись  к тебе. 

      Но для  этого же  тебе надо сначала  стать одним из них, из  их  касты утипусичек,  чтобы ты  смог, водрузив на нос их розовые очки, смотреть на мир их глазами, в тех очках, которые давно разбиты, но осколки   от них попали им глубоко даже не в глаза, а в сердце, что и  давало  им возможность любить мир, наполненный до отказу  злом, вернее делать вид, что любят, корчась от боли, от того, что осколки мешали нормально жить, и чтобы не остаться в одиночестве, им нужны были соратники и как можно больше, такие из разряда   розовощеких   меланхольных  дамочек и мужичков, сидящих у юбок этих дамочек и грубо  медитирующих  на их образе жизни, пытаясь уподобиться, когда не получалось и в общем-то не хотелось, но так было надо.

         И  несмотря на то, что они  в своем возрасте  выглядели,  с такой своей философией, не наивными, а просто не выросшими до своих лет,  и потому считающими своим долгом каждый раз залезть не в свою обочину,  не боясь оказаться не в своей могиле, которая радостно раскроет  для таких свои объятия  и  примет такими, какие есть, с которыми  очень не хотелось ещё  и на   том свете повстречаться, и потому очень хотелось принакрыться хоть чем-нибудь,  чтобы они ещё  и проходя мимо,  не пнули тебя ногой и ты их добрыми молитвами  и впрямь не оказался на обочине ещё  живой и здоровый, утратив здравый смысл, теми  молитвами утипусичек,  означающих их личное   всемирское добро.

 02.06.2021 г
Марина Леванте