Четвертый. Глава 7

Лоир хоть и была уже не первой молодости, зато чистокровной породистой арранкой. За таких лошадей платили немалые деньги. А самое главное Лоир была покладиста и понимала не то, что с полуслова, а с полувздоха, да и не пуглива и взбаломашна, как большинство породистых арранских скакунов. А это сейчас для баронессы было самое главное. Заиграет под ней кобыла, испугавшись тона беседы — и пиши пропало. А то, в каком тоне пойдет беседа, Тея не сомневалась.

 Руки стыли под шелковыми рукавами, дрожь пробирала ее всю, несмотря на накинутый поверх меховой плащ. Они с Самидой и оседланные лошади стояли готовые во дворе с раннего утра, как только из ущелья показался передовой отряд врагов.

 Арранцы не торопились, как Тея и предсказывала, — неспешно, по-хозяйски обустраивались: лагерь расползся в иссохшей старице реки, затрепетали над шатрами флаги, как скелеты исполинских животных, замаячили осадные башни, а в крепких треугольных основаниях можно было опознать будущие камнеметы.

 Барт приплясывал рядом с хозяйкой:

 — Может хоть взвару горячего вам принести? Или поели бы чего, г’здыня?

 — Спасибо, ничего не надо сейчас, — баронесса легко похлопала управляющего по руке, — как нам с Самидой пить?

 Барт тяжело вздохнул, глянув на хозяйку, закутанную в жемчужно-серые шелка: только глаза видны, кисти скрыты длинными рукавами, лицо плотно закрыто до самых глаз, тяжелый тюрбан, украшенный пером клонит шею, многочисленные складки ткани стекают на землю, так, чтобы даже сев на лошадь, и носка сапога не видно было.

 — Вечером накормишь, иди лучше барону помоги, — глядя Барту в глаза, посоветовала Тея, — ему там тяжелей. И чем-то покорми, а то забудет.

 — Пойду, — еще раз угрюмо вздохнул управляющий, — барону, и правда, тоже надо.

 «Иди, отвлеки!» — Тея смотрела в спину уходящему Барту.

 Рэд вылез из подвала тоже рано утром, взъерошенный, с красными глазами. Увидел Тею, в жемчужных шелках, держащую под уздцы лошадь и застыл на ступенях. Потом все же спустился и, остановившись в паре шагов, спросил:

 — Что происходит?

 — Ты же обещал...

 — Я помню — на лунные отблески не смотреть. Но это как-то уже...

 — Всего лишь нова фаза луны, — Тее отчаянно хотелось сорвать маску с лица и улыбнуться ему. Но все что она могла сделать, это короткий шаг, путаясь в складках. Хорошо хоть он не отступил, а наоборот широко шагнул, поддержал под локоть, нашел в ворохе шелка ее замерзшую ладонь, стиснул, согрел.

 — Надеюсь, как всегда знаешь, что делаешь.

 Она кивнула, в ответ пожимая его руку.

 — Может хоть отряд конный снарядить за воротами, если что-то пойдет не так?

 «Если пойдет не так, то ничего не поможет.»

 — Все получится, не забывай, что я ведьмина дочка, — она постаралась улыбнуться так, чтобы он понял это сквозь плотный шелк, закрывающий лицо.

 — Ты не ведьмина дочка, ты моя луна. И я не могу не смотреть на тебя, — шепнул он ей, — но, что проку смотреть, когда ты укутана облаками. Я приду ночью — глядеть на тебя настоящую.

 И ушел, а Тея осталась смотреть ему в спину. В подвал он не пошел, а поднялся на надвратную башню. Тея видела, как разговаривал с Кирхом, а воевода кивал рьяно на слова нового барона.

 С другой стороны возле Самиды и игреневой кобылы пританцовывал рыжий мальчишка:

 — Бабцю, а, бабцю, хош хлебушка-то?

 — Йдень звидши, Рудь! До Юцьки! И смотрите в четыре глаза. Якш арранцы проедут Йюрий камень, не раньше штяг поднимать. А хлебушек давай сюда, — Самида поддернула рукав и взяла у внука ломоть хлеба. А когда Рудь умчался, куда отправили, стала медленно скармливать по кусочкам кобыле, которой передалось напряжение повисшее во дворе:

 — Птица, ты моя Птица, — ласково говорила Самида, поглаживая кобылу по переносице. — Полетаем немного, да и домой вернемся.

 Тея была рада, что на стенах людей очень мало — Кирх да его бойкое мальчишеское войско, управляющее чучелками, чтобы создать иллюзию движения. Остальные заняты, большей частью в подвалах. Если бы они все сейчас смотрели на арранцев, было бы намного хуже. И все же напряжение все сгущалось, став липким, как мед.

 — Ничего, чем позже, тем лучше, — повторяла себе Тея.

 — Тянись, тянись нить, — шептала Самида, — чем больше клубок, тем больше свяжем.

 Тусклое зимнее солнце давно перевалило за полдень. Из-за восточной гряды наползали свинцово-серые тучи.

 — Хорошие тучи, моя кхадина, им бы снегом перед вечером прорваться. Таким снегом, чтобы темно стало, — сказала Самида.

 Тея вопросительно подняла бровь, но Самида ответить не успела. С надвратной башни по лестнице сверзился Кирх, похожий на вытащенную из реки рыбу: глаза выпучены и сказать ничего не может.

 — Вот и славно, — сказала баронесса своему воеводе, — в самый раз переговорщики едут, а то я тут скоро околею. Помоги-ка в седла нам взгромоздиться. А то я в этом арранском платье даже по приступочке подняться не могу. Да еще и в женское седло!

 А когда женщины уже сидели верхом, у Кирха вдруг прорезался голос:

 — Не едьте, г’здыня, не едьте! Давайте я заместо вас с ребятами!

 — Ты, Кирх, не забывайся! Г’здыня здесь я, — холодно ответила Тея, — да и смотреться ты в этом платье будешь отвратно. Барон, небось, велел тебе лучников поставить, так вот иди и проследи за ними.

 — Велел, — уныло сказал воевода, — лучших нашел, пусть не воинов, зато охотников, лису в глаз бьют. Дюжину поставил.

 — Хорошо, и сам ты не промах. Иди! Как Йюрий камень проедут — махнешь. — Тея очень надеялась, что смотреть он будет на арранцев и не обратит внимание, какой флаг поднимется над замком.

 — Может все же не поедешь со мной, Самида? — спросила тихо баронесса. — Кто знает, как повернется. Меня забросят поперек седла, а тебя... Что им, мы ведь женщины, пустой сосуд.

 — Если тебя поперек седла, то уж я, старуха, им вовсе без надобности. Меня — убьют, — просто ответила Самида. — Может и так повернуться. Только когда треть негусова войска под восьмизвездным флагом, кишка тонка у него бросать поперек седла единственную семизвездную. Мы, конечно, пустая вещь, но вытереть измазанные бараньим жиром пальцы о звездный флаг негус побоится.

 — Хотелось бы посмотреть, какое впечатление произведут на них звезды. Может никакого...

 Но баронесса была не права. Юцька с Рудем выполнили все, как велено. И арранцы проехали Йюрий камень, когда над замком величаво развернулись семь звезд и волнистые линии. Произвели они не меньше переполоху, чем если бы вдруг вздумал стрелять Мэрдоков чудовищный самострел с башни. При виде флага, рука того, кто был во главе отряда, судорожно стиснулась от изумления, дернула поводья — взбалмошный арранский жеребец сбился с иноходи и зачудил. За что, видимо, получил от хозяина и словом, и тяжелой рукой. Весь отряд спутался с ритма, кто-то выскочил вперед или задел жеребца, и он устроил ту самую истерику, на которую бывают способны лошади этой породы: пытался встать на дыбы, мотал головой, танцевал под всадником. Стоило немалой силы его угомонить.

 В это время ворота замка раскрылись, выпуская двух женщин. Лоир с Теей в седле пошла легкой иноходью навстречу сбившемуся в кучу отряду арранцев. Держась, как и положено, на пол крупа позади игреневая Птица с Самидой, последовала за ней.

 «Вот и славно, легкий переполох в ваших головах, это то, что мне и нужно, чтобы пройти тонким клинком сквозь доспехи вашей уверенности. Мне и самой уверенность не помешала бы. Так хочется оглянуться!»

 Но оглядываться было нельзя.

 Тея и так знала, что у нее за спиной. Самострел Мэрдока злобно щерил стальные зубы с площадки на восточной башне. Старуха-Солте тоже не подвела: гладко поблескивала льдом, облитая загодя водой стена. Ковши, готовые обрушить камни и горячее масло на атакующих, жадно распахнули свои пасти, пока к небу. В проемах между зубцами были видны остроконечные шлемы защитников — хорошее войско соорудил Кирх, многочисленное, не стыдно перед арранцами. Даже отсюда, не говоря уж про вражеский лагерь, разглядеть, на каких палках и подпорках держится чучельное войско невозможно. Танцевали на ветру звезды флага. Темная туша снежной тучи перевалила через скальный гребень, наползая на замок и долину.

 Тея запустила руку в складки шелка и нащупала рукоять тонкого четырехгранного кинжала, стиснула ее:

 «Спасибо! Тебя уже давно нет, но я помню, как летать в бурю.»

 Они с Самидой остановили лошадей в десяти шагах от все еще борящегося с жеребцом арранца. Тот от злости так натянул поводья, что свернул голову коня чуть ни к шее, но конь все равно продолжал танцевать.

 Тея терпеливо ждала, поглядывая в небо, на наползающую неторопливую тучу.

 Арранец в конце концов совладал с конем. Тея склонила голову и сказала:

 — Удивлена видеть столь великое войско под стенами своего замка. Чего желает великий негус, брат Солнца, наместник бога, властитель земель от Харны до Велейны, владетель Моррионового трона, защитник, утешители верных и устрашитель неверных от неизменной прислужницы своей Тейтрин суфият Анвар ари Шаджару? — Тея не поднимала глаз на посланца. Шелковая маска закрывала большую часть ее лица, волосы спрятаны под тюрбаном, ладони по самых кончиков пальцев целомудренно спрятаны под длинными широкими рукавами. И все же его злость и удивление ощущались даже на расстоянии десяти шагов.

 — Кто позволил тебе, девка, поднимать этот флаг?! Последний, кто мог это сделать был Фарах нар Шаджару, и погиб он под Лагойрой два десятка лет тому!

 «И не в такие лазейки просачиваются дочери Лоир. А ты злишься, не помня себя, ты сам открыл мне ворота настежь!» — Тея тронула бок кобылы и заставила ее сделать два коротких шага навстречу посланцу.

 — Достойно ли воину называть дочь Кровного Всадника девкой? — спросила она, все еще не поднимая глаз. — Я имею право на этот флаг по закону Гарва.

 — На этом флаге не хватает косой линии незаконнорожденного! — воскликнул арранец и его жеребец снова начал выплясывать.

 — Мой отец получил его от деда Фараха в таком виде. Что заставляет тебя сомневаться в решении Кровного Всадника?! — Тея подъехала еще ближе и, наконец, взглянула в упор в глаза посланца.

 — А даже если и так, то ты-то тут причем, женщина?

 — Я — суфият моего отца, последняя семизвездная.

 Арранец рассмеялся, но смех его был каким-то визгливым.

 — И кто же назначил тебя суфият?!

 — Отец и бог! Если кто-то сомневается, может спросить у первого или второго, — твердо сказала Тея, подъехав почти в плотную и не отрываясь глядя в глаза арранцу. — И если великий негус пришел сюда с такой помпой, чтобы сосватать меня, то я покорюсь. Но со стен я видела, что в войске негуса есть и моя родня. Я буду вести переговоры только с Кровным Всадником.

 — Сосватать?! — арранец захлебнулся удивлением. — Ты — дура?!

— Передайте мои слова негусу и моему кузену. А о том, что вы относились ко мне непочтительно, я умолчу, — Тея смотрела уже не в глаза человеку, а жеребцу, и толкнула кобылу коленом еще немного вперед. Жеребец встал на дыбы. Баронесса не стала ждать, что будет делать его хозяин, а развернулась и неспеша поехала к замку. Пот тек по спине, несмотря на холод. Звезды сияли на фоне сгущающейся тучи. За спиной слышалась ругань, но потом послышался стук копыт — удаляющихся.

 Когда ее снимали с лошади, Тее казалось, что из нее вынули все кости. Если бы не крепкие руки Кирха, она бы упала, растеклась лужей грязно-серого шелка на земле.

 — Они вернутся очень скоро, — сказала она, ни к кому особо не обращаясь.

 — По закону Гарва незамужняя девушка не может покинуть стены своего жилища с наступлением сумерек, — сказала Самида, — я ж тебе сказала, моя кхадина, что туча хорошая. Если накроет долину, и пойдет снег, тут не то, что сумерки, ночь будет.

 — Если меня хватит... — сказала Тея.

 — Если тебя хватит, то и меня, чтобы напомнить закон арранцам, — Самида протянула ей руку и сжала.