Не романтический роман глава 14-15

- Глава14
Перекусив Таниными бутербродами с кофе, Олеся, вновь забралась на диванчик и, подобрав ноги под себя, развернула папку с романом. Ей, вдруг стало крайне неловко перед мамой за свои высказывания о бабе Але.
- Прости, мамочка, глупо высказывать своё мнение, не разобравшись до конца. Я это знаю и больше не буду, вот увидишь – как в детстве, обратилась к ней Олеся.
После этих слов, девушка взглянула в лицо матери, и ей показалось, что черты той смягчились и расслабились, словно она спала. Олеся внезапно поймала себя на мысли, что уже давным - давно не видела, как мама спит. Вот так, безмятежно, разбросав волосы по подушке. Вглядываясь в черты её лица, девушка уже отчётливо угадывала в них то юное, нежное, лицо Ники с огромными серыми глазами, то узкое, испещрённое морщинами лицо бабы Али. Солнце, прощаясь до утра, покидало комнату. Всё более сгущающиеся тени, выползая из углов и заполняя освободившееся от света пространство, придавали комнате скорбный и унылый вид. Списав свои видения на игру теней, Олеся возобновила чтение романа:
Никогда Ника не чувствовала себя так подавлено. Это состояние не было сравнимо ни с чем. Даже, когда она осталась без родителей, в душе её кроме бесконечно саднящей раны, крохотной лампадкой теплилась добрая память о них, которая согревала сердце, и усмиряла боль потери. Теперь же не было ни боли, ни тёплой памяти, а только пустота, огромная, всепоглощающая, которая с пугающей быстротой, овладевала её душою и мыслями. Ей казалось, что из-под ног, внезапно, ушла земля и всё, на чём стоял её мир, от чего она могла оттолкнуться для старта в «большую жизнь» оказалось болотом, из которого она уже никогда не сможет выбраться. Вся её, ещё такая не долгая, жизнь, казалась ей пустой и никому не нужной. Впервые Ника пожалела, что не погибла тогда, в машине вместе с родителями, которые, теперь для неё стали совершенно чужими людьми. Ей не хотелось ни о чём думать, единственное желание девушки было внезапно исчезнуть, раз и навсегда. Она, всё ещё, сидела на кухне, прямо глядя перед собой, по её щекам струились слёзы. Бабушка, с печальным вздохом, поцеловала её в макушку и тихо сказала:
- Я тебе сейчас чаёк на травках заварю, в раз успокоишься. С этими словами она, отошла к печке и занялась приготовлением чая. Через несколько минут по кухне разнёсся мягкий обволакивающий запах травяного отвара. Ника сидела, точно  оцепенев,  без малейшего движения и, казалось абсолютно не замечала хлопот бабушки.
- Вот, я тебе тут медок поставила, только в отвар не клади, так, с ложки кушай. Ничего, доченька, это сейчас тебе всё так страшно кажется, а время пройдёт… С бедой надо ночь переспать. Ты, как чаёк попьёшь сразу спать ложись.
Нике не хотелось отвечать. Сейчас даже бабушка, ей казалась чужой. Идея со сном, однако, ей показалась весьма подходящей и, выпив отвар, девушка отправилась в свою комнату, не спеша разделась и прямо в комбинации залезла под одеяло. Плакать ей уже не хотелось и она, закрыв глаза незаметно для себя уснула.
Когда Ника проснулась, только -  только занималась заря. Стены комнаты, освещённые бледным светом рождающегося утра, казались чужими и не знакомыми. Вспомнив все обстоятельства вчерашнего дня девушка уже не чувствовала той обречённости, что так угнетала её перед сном, но необъяснимое чувство тоски проснулось в ней вместе с воспоминаниями о вчерашнем вечере. 
- Как же жить теперь? – думала Ника – Сколько же женщин нас всех ненавидят?  А может уехать отсюда? Куда? А как же мамина и папина могила, зарастёт же? А школа? Там, кажется, никто ничего не знает? А может, просто, вида не подают? Нет, знали бы, так уж кто - то проболтался б.
Мысли, поначалу, хаотичные и сумбурные постепенно успокоились и упорядочились. Она облегчённо вздохнула, убедив себя в том, что никуда ехать не надо и эту историю практически никто не знает.
Пролежав ещё некоторое время в постели, Ника услышала за дверью знакомое шарканье тапочек и вскоре на пороге её комнаты появилась бабушка в ночной сорочке с накинутым на плечи платком. Она вошла, тихо ступая и прижимая к груди плотно сжатую в кулак руку.
- Проснулась? Ну, доброго утречка! – присаживаясь на кровать рядом с внучкой, ласково произнесла она и поцеловала Нику в лоб.
- Доброе утро! - отозвалась девушка, заспанным голосом.
- Вот, смотри, что я тебе принесла – с этими словами бабушка оторвала руку от груди и раскрыла ладонь, на которой лежал старинный оловянный ажурный кулон в виде полого сердца ,в отверстии ушка, которого, подобно серой змейке, извивалась цепочка. При виде украшения сонные глаза Ники расширились, и руки сами потянулись к нему.
- Ого, ба, какая красота! Откуда это? – Присев мгновенно на постели и приложив его к груди, воскликнула окончательно проснувшаяся Ника.
- Давай помогу! – прищурив глаза в поисках замочка, сказала бабушка. Изловчившись, она легко застегнула его и продолжила:
-  Это наш семейный талисман, по женской линии передаётся. Но Ника её слушала уже в пол-уха. Вскочив с кровати, она босиком выбежала в коридор, где висело большое старинное зеркало в тяжёлой деревянной оправе.
- Вот это вещь! - крутясь перед зеркалом, восторженно произнесла девушка и, подбежав, к только что подошедшей бабушке, стремительно обняла её и крепко поцеловала. Настроение у Ники мгновенно поднялось, и вчерашняя история теперь ей казалась неприятным сном, который к обеду вовсе забылся. В школе она продемонстрировала кулон соседке по парте и к концу занятий все девчонки обоих параллельных классов, знали о её новом приобретении. Ника с удовольствием демонстрировала своё украшение, и снисходительно улыбалась всякий, раз ловя то восхищённые, то завистливые взгляды сверстниц. Но, так хорошо начавшийся школьный день, закончился для неё неожиданно грустно. Завуч школы, Валентина Терентьевна, непонятно откуда узнала о кулоне и вызвала её в кабинет. Разговор был не долгим и сводился к тому, что в школу украшения не носят и если Ника не хочет замечания в дневник или вызова бабушки в школу, то украшение надлежит немедленно снять и впредь в школу не надевать. Что ей оставалось делать? Только подчиниться, что она и сделала. Придя со школы, домой девушка всё рассказала бабушке за обедом.
- Не чего было хвастаться! – неожиданно поддержала бабушка Валентину Терентьевну. – Этой вещи знаешь сколько лет?
- Сколько?
- А я почём знаю, но уж больше ста — это точно. Вот сама считай: мне мама подарила, ей её мама, а той её… а откуда у моей прабабушки не могу точно сказать, но возможно, что тоже от мамы. В общем, не знаю на каком этапе, а легенда такова: Одна из наших прабабок была красавица, просто писаная, все, мужчины, кто хоть раз её видел, влюблялись в неё без памяти, только она своё сердце никому не отдавала, гордая очень была. Но, однажды   влюбилась она в парня, а он на неё никакого внимания. Она ночи не спит, худеет, а он, как заговорённый не видит её и всё. Стала она думать, да гадать: в чём тут дело? Почему он её не замечает? И узнала, что есть у него, в соседнем селе невеста. Тогда пошла наша прародительница в лес, к колдунье, что прежде жила в их селе.  Люди, в те времена очень нечистой силы боялись, а про колдунью эту шла молва, что она с нечистой силой знается, вот и выгнали её из села люди. С тех самых пор она в лесу и проживала, в какой - то избушке их еловых веток. Вот к ней - то наша прабабка и направилась. Всё ей выложила, как на духу, а та поглядела в какой-то чан с водой и говорит:
- Сделано твоему суженому, что б он с тобой не встретился. Прабабка наша, чуть в обморок и не рухнула, а колдунья своё продолжает:
- Ты не бойся, я ту страшную магию разрушу, а тебе талисман приготовлю. Ты с ним всё преодолеешь и всё по-твоему будет. Кого захочешь в мужья – никто не устоит. И показала ей вот этот кулон. Прабабка только руку за ним протянула, а колдунья и говорит:
- Э нет, погоди пару денёчков, на третий приходи, я, как раз всё сделаю!
С тем и ушла наша прародительница. На третий день приходит, а колдунья ей этот самый кулон на цепочке на шею надевает, а сама приговаривает:
-Носи, не снимай, только в бане с ним не мойся, а если потеряешь или украдёт кто то, твоя женская сила от тебя уйдёт навсегда. Вышла она от колдуньи и вспомнила, что не заплатила. Зашла опять в избушку, глядь, а там и нет никого. Она позвала-позвала - никто не отозвался.
-Ладно - думает, - завтра зайду. Пришла в свою деревню, а прямо навстречу ей тот парнишка идёт. Увидел её и глаз отвести не может. На следующий же день уже её сватал. Она счастливая, а на сердце всё кошки скребут, что колдунье не заплатила. Взяла она с собой все деньги, что у неё были и в лес пошла. Бродила, бродила, а ту избушку так и не нашла. Много раз она потом пыталась отыскать колдунью, только никто ничего о ней не знал, а от избушки той, даже брёвнышка не осталось. Бабушка вздохнула и добавила:
- Ты в школу не носи, не надо. Скоро уж закончишь, тогда и наденешь.
- А эта, твоя прабабка замуж вышла за того парня?
- Ясное дело, вышла – угрюмо ответила бабушка -  только свадьба у них была не весёлая. Невеста того парня, которую он из-за нашей прабабки бросил прямо под окном их спальни, на берёзе повесилась. А потом и он, на той же берёзе удавился, так, что даже не узнал, что дочь у него родилась. 
Ника, до окончания школы больше ни разу не надела своего талисмана и бабушке казалось, что внучка уже забыла о нём, но собираясь на выпускной вечер девушка, достала кулон, бережно завёрнутый в кусок газеты, из выдвижного ящика письменного стола и надела его. С того дня она больше не расставалась с украшением. С ним Ника, реально ощущая повышенное внимание к себе, не только мужчин, но и женщин, желающих поучаствовать в её судьбе. Талисман, не смотря, на свой почтенный возраст действовал безотказно.
Вероника Павловна давным – давно подарила этот талисман Ольге и единственное о чём сейчас жалела дама, что не рассказала эту таинственную легенду дочери.
- Ничего – подумала писательница - ещё будет время. И почему я этого сразу не сделала? – спросила она саму себя, но тут же вспомнила…
Оля позвонила ей, как то, вскоре, после ухода из дома и сказала, что ненадолго заедет после института. Стояла промозглая серая осень, голые мокрые деревья послушно гнулись на ветру, набухшее от влаги небо готово было разрыдаться в любой момент холодным дождём, а бесконечное количество луж напоминало о неизбежности этого небесного рыдания. То ли от этой осенней хандры, то ли от чувства одиночества, последовавшего за уходом дочери, но настроение нашей героини было грустное и даже   подавленное. Известие о том, что Оля через пару часов приедет домой её очень воодушевило. Ей очень захотелось маленького семейного праздника. Она накрыла стол, опустошив холодильник и, даже, достала бутылку Цимлянского. Что бы сделать их встречу незабываемой для дочери она решила подарить ей кулон, который получила от бабушки. Когда пришла Ольга, они долго болтали о всякой ерунде, точно не виделись тысячу лет. Но в тот момент, когда Вероника Павловна открыла бархатную коробочку с талисманом, успев только сообщить, что это бабушкино наследство, вернулся с работы глава семейства, а при нём рассказывать семейную легенду, ей не хотелось.
- Боже мой – думала теперь писательница - сколько же лет прошло, а я так и не рассказала. Завтра же всё расскажу! Нет, завтра не получится. Не по телефону же такое рассказывать? Может на следующей неделе?
С этими мыслями она легла спать и уснула довольно быстро. Утром её разбудил телефонный звонок. Это был Олег Николаевич.
- Алло! –  с большим трудом открывая глаза, сонным голосом сказала дама
- Вероника Павловна, добренького утречка, не разбудил я вас?
- Нет, нет, что вы! - моментально оживившись, ответила она
- У меня для вас новости. Но по телефону не хотелось бы.
- Конечно, конечно. Я бы вас к себе пригласила, но у меня сегодня уборка генеральная, уже и домработница пришла. - Соврала писательница, даже не покраснев.
- Я вас хотел в ресторан пригласить вечерком.
- Ой, вечерком, никак не могу. Мы с Оленькой встречаемся. А давайте днём, в кафе, возле моего дома. Там прекрасная кухня. Я угощаю. - Продолжала врать Вероника Павловна, заранее предугадывая даже то, что Олег Николаевич ни за что на свете не разрешит ей заплатить.
Они договорились встретиться в кафе не далеко от дома писательницы в четыре часа. Взглянув на часы, дама сладко потянулась и стала мысленно перебирать свой гардероб, пытаясь отыскать в нём, наряд, способный помочь ей вскружить голову генералу.
Глава15
К назначенному часу к кафе подъехало такси, из которого важно вышла дама в шикарном манто из золотистой норки. У кафе её встречал солидный, в летах кавалер с букетом алых роз в одной руке и увесистым кожаным портфелем в другой. Приветственно поцеловавшись, они проследовали внутрь заведения, где заняли столик у окна. Сделав заказ дама, едва сдерживая своё нетерпение, обратилась к своему визави:
- Олег Николаевич, так чем вы меня порадуете?
- Ох, Вероника Павловна, вы мне задачку задали. Если б не мои связи…
- Я к вам, потому и обратилась. Только вы, с вашими связями и вашим необыкновенным талантом могли меня спасти. – Последнее слово она произнесла с особенным трагизмом в голосе. Это явно понравилось генералу и он, одарив её масляным взглядом, достал увесистую папку из своего портфеля.
- Ого! Это же целый клад! – молитвенно сложив ладони, восхитилась Вероника Павловна.
- Это всё копии, сами понимаете. Дело секретное. Но вы оказались правы: его действительно не расстреляли. - добавил генерал почти шёпотом. - Я думаю, что вы сами разберётесь с этой папкой, а в кафе мы поговорим о чём- то более приятном. Да, только прошу вас, никому, ни об этой папке, ни о моей помощи, ни слова и как только закончите, то сразу всё верните, до последней бумажки. Список всей документации я сделал в двух экземплярах. Один вы найдёте в папке, второй остался у меня.
- Конечно, Олег Николаевич! Ну, как вы могли подумать, что я могу разболтать или не вернуть… Даже обидно, ей Богу! – надув притворно губы проговорила дама и бросила на генерала обольстительный взгляд.
Она играла, но как красиво, она играла! В сущности, можно ли было осуждать её за эту игру? Разве не этого ждут все мужчины от своих или не своих женщин? Сколько бы представители сильного пола не рассуждали на тему честности в отношениях, на самом деле им хочется игры. Неожиданной, способной оживить болото обыденности, и кому, как не писательнице было знать об этом. Веронике Павловне приходилось часто играть. Когда она писала очередной роман, то примеряла на себя роль каждой своей героини, при этом говоря и даже думая, как они. Сейчас она была в роле одной из собственных героинь и чувствовала себя в этой роли очень комфортно.
Генерал не знал о её игре или, что, скорее всего, не хотел знать. Ему было невероятно приятно, что не только его связи, но и он сам оказался нужен женщине, которая давно уже ему нравилась.
Больше к теме папки они не возвращались. Генерал рассказывал смешные случаи из своей жизни, изо всех сил стараясь вызвать смех, или кокетливый взгляд Вероники Павловны, как первое, так и второе удавалось ему довольно часто.   В её же душе он вызывал только жалость. Слишком легко поддавался он на все её женские уловки. Она почти не слушала его рассказы, мечтая, как можно скорее остаться наедине с этой папкой и предвкушая новости, которые она в себе таила. Слова генерала о том, что его не расстреляли, заставляли её волноваться, но она вынуждена была делать вид, что ни о чём, кроме баек генерала не думает.
Когда же, наконец, за окном кафе совершенно стемнело дама, сославшись на встречу с дочерью разрешила генералу вызвать такси, и нежно поцеловав его в щёку, наконец, осталась наедине с заветной папкой. Нужно ли говорить, что едва дверь квартиры захлопнулась за спиной писательницы, как она, точно одержимая, скидывая с себя на ходу манто и отбрасывая в сторону сумочку, устремилась в зал, к столу, где тут же разложила содержимое папки.
В папке лежали распечатанные на принтере листы, соединённые между собой скрепками разных цветов.  Верхний лист, самой первой подборки, гласил:
Личное дело заключённого 11287 Лихта Виктора Оттовича. Далее стояла дата рождения.
Прочитав вслух первую строку, Вероника Павловна почувствовала, как сердце её бешено забилось, а в горле появилась страшная сухость! Сколько же лет её губы не произносили ни этого имени, ни этой фамилии? Она отстранилась от стола и откинулась на спинку стула, почувствовав внезапную слабость во всём теле.
- Виктор – прошептала она еле слышно – прости меня.
Глаза её наполнились слезами, сделав совершенно не возможным дальнейшее прочтение. Писательница, опираясь рукой на стол, медленно поднялась со стула, и осторожно переставляя, ставшие ватными ноги, направилась к кухне. Там она машинально налила себе воды в прозрачный стакан, потом, достав корвалол, накапала в, лежащую на столешнице, ложку несколько капель и так же машинально выпила, непритворно скривившись. Совершенно ослабев, писательница бессильно опустилась на кухонный стул и, обхватив голову руками, тихо заплакала. Мысли короткие, невнятные, похожие на обрывки смятых и разорванных в клочья писем разлетались в её голове гонимые ураганом воспоминаний, который обрушился на неё, едва она дочитала первую строку.
Но явственнее всех проступали воспоминания о сне.  Они вызывали у   писательницы ощущение странной обречённости, словно, всё, что происходило с ней, в последнее время было, чьим-то замыслом, в котором она выступала послушной марионеткой. Плохо разбираясь в терзающих её сердце чувствах, Вероника Павловна вернулась в зал и продолжила чтение. Всё, что было написано в деле, ей было известно много лет назад. Она быстро пробежала глазами материалы дела, выхватывая отдельные слова или фразы:» по подозрению в убийстве дочери», «ранее не судимый», «на основании экспертизы», «вину не признал», «приговорить к исключительной мере наказания», «приговор приведён в исполнение». Последнее словосочетание было обведено, ярко красным.
- Так – вытирая слёзы, попыталась собраться с мыслями писательница – Эта обводка, видимо и обозначала, что его не расстреляют. А куда, в тюрьму, на зону? Нет, - продолжала она размышлять, перебирая бумаги – Тут же ясно написано, что «приговор приведён в исполнение», значит, по бумагам, он убит.
Следующая подборка бумаг, объединённых одной скрепкой, начиналась с фотографии Виктора Лихта, сделанной, вероятнее всего, уже в тюрьме. Очевидно Олег Николаевич или тот, кому он поручил делать копии этих документов, пользовался хорошим принтером, потому, что с фотографии на Веронику Павловну смотрело до боли знакомое, хотя уже немного измождённое тюремным бытом, лицо, которое, как ей казалось, было забыто ею навсегда. Она некоторое время просидела, внимательно вглядываясь в фотографию, словно надеясь, в этом портрете найти разгадку мучавших её тайн.
- Как же ты, Виктор, стал дядей Вовой? – перебирая и бегло проглядывая листы, думала писательница. Вдруг в её руке оказался лист со списком сотрудников лаборатории, номер или опознавательный знак, которой был тщательно замазан корректором. Под четвёртым номером там числился Константинов Владимир Сергеевич.
- Дядя Вова – задумчиво произнесла вслух писательница, продолжая искать, что могло превратить Виктора Лихта во Владимира Константинова, а в том, что это был один и тот же человек, у неё не оставалось даже капли сомнений.
Она вздохнула и стала вчитываться в каждую бумагу. Вскоре ею было обнаружено личное дело лаборанта Константинова с той же датой рождения, как и у Лихта, вот только места рождения у них были разные и семейное положение не совпадало. В отличие от Виктора, у дяди Вовы, как мысленно продолжала про себя называть Константинова, Вероника Павловна, судимости не было. Появился он в лаборатории в том же году, в котором» расстреляли» Виктора Лихта.
- Как-то всё это странно. - Подумала писательница. -  в благодетеля я не верю, не та обстановка была. Тогда что? - вслух спросила она, вновь вглядываясь в портрет Виктора.

Вероника Павловна ещё раз перелистала дело и в самом конце его обнаружила листок, в котором сухо, казённым языком было написано, что справка о смерти была выдана Лихт Светлане Тихоновне, в скобках было пояснение – жена. Руки писательницы задрожали, но сердце, успокоенное корвалолом, отозвалось только глухими и тяжёлыми ударами. Воспоминания опять растревожили писательницу своей безжалостной откровенностью. Память вернула её в город N, в то самое летнее время, когда она впервые увидела жену Виктора. Это была молодая, немного располневшая после недавних родов, женщина со светло-русыми волосами, аккуратно заплетёнными в косу и собранными в пучок на затылке. Причёска выглядела, немного старомодно, но ей шло. На женщине было лёгкое, кажется шифоновое платье, с яркими мелкими цветочками на тёмном фоне и чёрные лаковые босоножки на широком каблуке. Она шла лёгкой походкой, с беспечной уверенностью, держа под руку Виктора и улыбаясь, что-то говорила кудрявому малышу, на его руках.   Другой рукой, женщина держала за руку девочку лет восьми, очень похожую на неё.  Ника, спрятавшись за кустами сирени, следила за ними. Это было воскресенье. День, который Виктор, по их с Никой, договорённости посвящал дому. Раньше она неукоснительно соблюдала это правило и никогда не следила за ним.  Она просто сидела дома, смотрела телевизор и вспоминала их встречи, но последние полгода этот единственный день в неделе, который девушка проводила без него, стал для неё каторгой. Последний месяц дался ей особенно тяжело. Каждое воскресенье, она с утра не находила себе место и металась по квартире, как раненый зверь, мечтая только об одном, что бы скорее настало завтра и они встретились. В это воскресенье, она не выдержала и пришла в парк, что б увидеть его. Вчера Виктор, отвечая на её привычный вопрос о планах на единственный день в неделе, который он проведёт, без неё, ответил, кроме обычного «буду скучать», что, если погода будет хорошей, то пойдёт с детьми в парк. Погода стояла великолепная. Но, настроение у Ники было катастрофически испорчено увиденным. Она, не замечаемая ни кем, пришла увидеть Виктора, а увидела - семью. Маленький щекастый карапуз, похожий на Рубенского Купидона, на его руках, женщина, так буднично держащая его под руку, и эта маленькая девочка, которая всё время его о чём-то спрашивала, вся эта группа людей была настолько гармонична, что приводили её в отчаянье. Они улыбались, о чём то, переговариваясь и каждая улыбка, каждый счастливый взгляд делал Нику всё несчастней и несчастней. До этого дня она не думала о его семье, а теперь, увидев, поняла, что ненавидит её. Первый раз в жизни Ника испытала это чувство.
Она ненавидела эту женщину в красивом шифоновом платье, за то, что та имела право держать его под руку, этих детей за то, что они имели право на его любовь и за то, что их родила не она… а больше всего ей ненавистно было то, что она никак не вписывалась в эту гармонию, в это тихое чужое семейное счастье, к которому она не имела никакого отношения и, возможно, от совокупности всех этих, ранее не известных ей ощущений, она теперь чувствовала себя в жизни Виктора, инородным и неизбежно отторгаемым телом. Ника стояла и плакала, кусая губы и машинально крутя в руке талисман, подаренный бабушкой.
Теперь, когда Вероника Павловна прочла о том, что извещение о смерти получила жена, она ясно представила эту женщину с закрученной на затылке косой в шифоновом платье рыдающей над бумагой, провозглашающей её вдовой. От этого видения сердце писательницы сжалось, и она подумала:
-  Жива ли она ещё? Что с ней? Как сложилась её жизнь? Что с мальчиком?
Вероника Павловна, совершенно разбитая своими воспоминаниями и вопросами, которые были ими, вызваны, решила, что без помощи генерала ей не обойтись. Она взглянула на часы.
- Начало второго.  Так поздно я давненько не ложилась. Она переоделась, смыла макияж и легла в кровать.
- А ведь я даже не знала, как её зовут. Светлана, Света, простите меня, пожалуйста – думала Вероника Павловна, медленно погружаясь в сон. Но, точно в ответ она услышала голос бабушки: - Ишь, чего захотела. Такое нигде не прощается. Гореть тебе, Ника, в аду!
- Это уже сон – подумала Вероника Павловна, пытаясь понять, где же бабушка. Наконец разглядев нечёткий силуэт, стоящий возле двери, она приподнялась, опершись на локоть и спросила:
- Что мне делать, бабушка? Я хочу всё исправить.
Бабушка укоризненно покачала головой и, подняв указательный палец вверх грозно сказала:
- Такое нигде не прощается ни здесь, ни там! Поспеши, Ника, нам с тобой скоро идти надо
- Куда идти?
Но бабушка уже исчезла, а Вероника Павловна уже больше ничего и никого до утра не видела.