Казацкая Украина. 2. Патриотизм, вера и демократия

               
Идею «природного» свободолюбия украинцев, апофеозом которого было казачество и, в частности, Запорожская Сечь, проповедуют сегодня все щирые патриоты Украины. В XIX веке она вдохновляла и украинофилов, и даже некоторую часть русских либералов, вроде будущего декабриста Константина Рылеева, сочинившего, кроме множества «дум», целую поэму о гетмане Наливайко. Но самый жирный восклицательный знак ей поставил Николай Васильевич Гоголь. Именно из его гениальной драмы «Тарас Бульба» мы узнали о мужественном сословии воинов, которые по своей доброй воле собирались в кучи, чтобы искать «лыцарской чести», «демократическим» путём выбирали себе атаманов, выше всего на свете обожали «товарищество» и готовы были отдать живот за Русь и православную веру. Что-то в его творении — сущая правда, но большая часть — вдохновенная блажь. Отдавая себе отчёт в том, что количество уже написанного и сказанного о казаках — не объять и не опровергнуть, проясним только «коренные» вопросы, цитируя, где это необходимо, лишь тех, кто близок «к теме». 
   
2. Патриотизм, вера и «демократия»

Во-первых, казачество — это не оригинальный украинский феномен. Даже «свидомый украинист» Михаил Грушевский признаёт, что: «Слово «козак» широко розповсюджено у народів турецького кореня; воно вживалося ще у половців і досі вживається у турецько-татарських народів і означає бурлаку, який промишляє війною та розбоєм. Додавалось воно до степових татарських бурлак, перейшло і до наших, українських». В эпоху средневековья казаки были татарскими, булгарскими, польскими, азовскими, донскими, ногайскими, крымскими и даже новгородскими (ушкуйники). Военное сословие в том или ином виде регулярно появлялось на границах цивилизованных государств и кочевых паксов. Причём, его «ареал» простирался и на судоходные реки, и на моря. Скандинавские викинги и морские пираты мало чем отличаются от казаков. Используя терминологию Льва Гумилёва, которую тот применяет для объяснения пассионарного взрыва в монгольском племени в XIII веке, казаков можно назвать «людьми длинной воли», поскольку они сознательно уходили от общества, презирая его законы и стереотип поведения. Они жили вне «родины» и были воспитаны в духе отрицания государства.

Во-вторых, казаки были вполне равнодушны к вере. По словам украинофила Пантелеймона Кулиша: «Русское духовенство не принимало никакого участия в образовании казачества, и во времена первых козацких войн с панами относилось к запорожскому войску как нельзя более равнодушно, чтоб не сказать — враждебно. С своей стороны, козаки, в своих походах и на запорожских становищах, обходились без священников. Митрополит Пётр Могила, без обидняков, называл их «ребеллизантами» печатано. Православный пан Адам Кисель писал о козаках, что у них не было никакой веры, religionis nullius. Униатский митрополит Рутский повторял то же самое. Все вместе свидетельствуют, что колонизация отрозненной Руси (Украины) совершалась без участия православного духовенства, которого иерархическая деятельность сосредоточивалась тогда не в Киеве, как прежде и после, а в Вильно».
 
  В-третьих, что касается выборов кошевых атаманов и гетманов, то это был примитивный акт волеизъявление толпы, то есть, «охлократия», а вовсе не «демократия»! Кстати, участь «выбранных» была незавидной. Как отмечал тот же Кулиш: «Большая часть запорожских предводителей оканчивала поприще своё смертью от рук самого войска своего. В этом надобно искать смысла и таких поступков, как выдача зачинщиков восстания, в случае его безуспешности. Послушные до рабства своему предводителю, доколе он уверен в себе, казаки терроризировали его беспощадно при всяком колебании, а за неудачу в походе карали смертью точно султан своего визиря. Смысл у них был спартанский: за удачу — честь и слава, хоть бы то было и воровство; за неудачу — смерть: не позорь войска! Логика их была такова: до булавы треба головы; кто брал в руки диктаторскую власть, тот принимал на себя всю ответственность за ошибки диктатуры. Потому-то в гетманы шли весьма неохотно; часто были они принуждаемы выбрать любое: или смерть от своих товарищей, или диктаторскую власть над ними».

И, наконец, в четвёртых, «товарищество» казаков, так дивно воспетое Гоголем, — тоже не более чем «развесистая клюква». Вспомните, как изрекал Тарас Бульба перед решающей битвой: «Нет уз, святее товарищества... Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей!» Я плакал в детстве, читая эти милые строки. Мне казалось, что я живу в прекрасной стране, где всегда были самые лучшие в мире товарищи. Правда истории оказалась более прозаичной. Отдельные казацкие шайки и даже целые армии, возглавляемые гетманами-конкурентами, воевали друг с другом, расправляясь с побеждёнными соотечественниками, как с заклятыми врагами. Казаки из «черни» бесчисленное количество раз предавали старшину и гетманов, если можно было таким образом спасти свою шкуру. А, старшина, в свою очередь, писала доносы на гетманов, за что тех предавали суду, казнили или ссылали куда подальше. Ниже, по ходу повествования, читатель увидит примеры.

Естественно, что казачество, как и любое другое сословие, имело свою эволюцию и воплощалось в разные «формы». Казаки, что ходили в походы за «лыцарской честью» в XVI веке, — это одно, а казаки, воевавшие под знамёнами Богдана Хмельницкого — это уже другое; казаки, барахтающиеся в омуте «Руины», — это третье; казаки, штурмующие Перекоп под командованием графа Миниха, — это четвёртое;  гайдамаки, воюющие против «Барской конфедерации», — это пятое; казаки, завоёвывающие Крым и создающие Новороссию под руководством светлейшего князя Потёмкина, — это шестое и т.д. В данном очерке речь будет идти только о первых трёх «категориях», под которыми я подразумеваю «вольных» казаков. Кому-то мой выбор покажется искусственным. Но  граница между «вольными» и «невольными» не высечена на скрижалях истории. Поэтому каждый может сделать свой выбор.