Казацкая Украина. 3. Сечевые, реестровые, показаче

    Н. Костомаров трактовал появление казачества, как «выражение национальной идеи воинственного противодействия разливающемуся потоку оттоманского могущества и стремлению подать руку помощи христианским народам православного исповедания, порабощённым мусульманами». Надо же! Какой пафос! «Выражение национальной идеи»! Увы, тогда ещё не было ни нации, ни идеи, а только одинокие островки в пустые Дикого Поля, населённые отважными проходимцами.
 
Между прочим, польские власти с большим скепсисом отнеслись к «проектам» Дашковича и Вишневецкого. А когда казаки почувствовали силу и стали совершать грабительские набеги на Крым, Молдавию и Валахию и со стороны Крымского хана и Турецкого султана в адрес Польши посыпались угрозы, Сейм и король строго-настрого запретили казакам ходить «за пороги» и строить там укрепления. Чтобы как-то «обуздать» этот процесс и ввести его в законное русло, власти попытались ввести «реестры». Первый документ о «реестре» датирован 1540 годом и исходил от короля Сигизмунда II Августа: «Многократно прежде писали мы к тебе (имеется в виду староста князь Коширский), обнадёживая тебя нашей милостью и угрожая наказанием, чтобы ты бдительно наблюдал и не допускал тамошних козаков нападать на татарские улусы. Вы же никогда не поступали сообразно нашему господскому повелению, и не только не удерживали козаков, но, ради собственной выгоды, сами давали им дозволение; и через такую неосмотрительность вашу, государство наше не могло пребывать в покое и терпело от татарского поганства... Повелеваем тебе, чтобы ты велел всем козакам непременно записаться в реестр и после того никоим образом не выступать из наших повелений; а затем кто осмелится впредь нападать на татарские улусы, тех хватать и казнить, либо к нам присылать». Легко сказать: «хватать и казнить»! Кто бы на это отважился?

В 1572 году Сигизмунд II поручил коронному гетману Язловецкому выбрать «лучших из казаков» на королевскую службу. Им было назначено жалование; они были освобождены от налогов и власти урядников и подчинены непосредственно гетману. «Низовые» или «сечевые» казаки вели себя в Ураине буйно, тоже избегали налогов, часто задирались и отличались безнаказанностью. Вот как их описывает П. Кулиш: «Что же такое была, в сущности, запорожская вольница? Это были мещане, которым не давали мещанствовать так, как бы им было выгодно. Это были мстители-паны, терявшие, подобно князю Рожинскому, жён, матерей, и — чего никогда не забывает человеческое сердце — детей. Это были религиозные рыцари, дававшие обет положить живот свой в борьбе с врагами святого креста, или провести несколько месяцев среди лишений и опасностей. Это, наконец, были молодцы-шляхтичи, которым хотелось потешить juvenilem setatem suam. Отчасти это были и мужики, но весьма и весьма отчасти. Первые запорожцы не нуждались в мужицком контингенте, с своей стороны, тогдашние мужики не были ещё в такой степени теснимы, чтобы покидать семейство и идти, что называется, «лугівъ потирати», т.е., бедствовать для вооружённого чумакованья вдали от дома»... «Относительно старосты, низовые козаки были отбившиеся от рук мещане. Относительно пана, они были поссорившиеся слуги. Относительно украинских мещан, всех вообще людей панских, они были то самое, что волки относительно собак. Паны, поссорясь с низовцами, травили их этими верными и смирными псами, то в виде избранцев и надворных хоругвей, то в виде городовых и реестровых козаков, выделенных из того же мещанства, из того даже козачества, или, говоря метафорически, из тех же волков, делавшихся ручными»...
«Козаки были относительно польского строя жизни, по своей сущности козачества, каким оно сделалось в силу стеснений со стороны правительства, самые радикальные революционеры, —  совершенно такие радикалы по отношению к панам, какими были паны по отношению к королю. Это было в полном смысле слова status in statu. Это была крайне реакционная республика, отрицавшая своими действиями всё, что польская шляхта признавала святым и нерушимым во веки: господствующую церковь, сословные привилегии, право поземельной собственности, и даже ту государственность, которая создалась в постоянном стремлении шляхты ограничить королевскую власть и силу в пользу своего сословия».

Однако стоит заметить, что будучи «революционерами» относительно польского строя жизни, казаки невольно воспроизводили его в варварской форме. Это было вполне естественно, потому что процесс «ополячивания» имел свою глубинную форму, то есть, кроме показного и жёсткого отторжения, он содержал и элементы подражания. Вирусы «ополячивания» проникали не только в русский язык, в культуру, образ домашней жизни, одежду, причёски, но и в понятия. По словам того же Костомарова: «Лях стал для русского существом высшим, да, и лях начал считать себя таким». Казацкий гонор — это копия польского гонора. Казацкое «можновладство» — это копия польского «можновладства», если понимать его в самом широком смысле. Это произвол военного сословия, которое зачастую не считалось ни с авторитетом высшего должностного лица (короля — для польской шляхты, гетмана — для казаков), ни с интересами равных себе «товарищей», ни (уж тем более!) с интересами мещан и крестьян. Как изрекал Божий Человек (бандурист) в романе П. Кулиша «Чёрная рада»: «Всё теперь полезло в панство, как в чванство... Старшина начала чересчур шляхетствовать. Те же недоляшки!..»

Причины развала Речи Посполитой, и несостоятельность Гетманщины, как формы государственного управления, в сущности, одни и те же. Кстати, в договорах с русским царём, польским королём и турецким султаном под термином «Войско Запорожское» подразумевалась не только вся казацкая рать, но и весь украинский народ. Вероятно, такая «номинация» была скопирована «юристами» казацкой старшины с Речи Посполитой, где польским народом считалась только шляхта, составлявшая чуть больше пяти процентов всего населения. Смердов (крестьян) шляхтичи называли «мотлохом» (motloch) и ни во что не ставили! 
Число «запорожских» казаков, постоянно находившихся в Сечи, было невелико и   чаще всего не достигало и тысячи. Но оно резко увеличивалось, когда бросался клич на «сбор» и «поход». Число «реестровых» казаков поначалу составляло несколько сотен (во времена Стефана Батория) и достигало сорока тысяч и более (во времена осады Смоленска и Хотинской битвы). В 1658 году царь Алексей Михайлович утвердил «реестр» в 60000. Такой же «реестр» был оглашён в Гадячском договоре. Существовали также конные полки добровольцев, называемые «охочекомонными». Кроме того, были  «сердючные» пехотные полки личной охраны гетманов, включающие платных наёмников.
Большинство казацкой армады в походах всегда составляли «показачившиеся» добровольцы. Они рекрутировались из мещан и крестьян, а также многочисленных «кочующих» наёмников-иностранцев. По окончанию военных кампаний польские власти и казацкие атаманы пытались силой возвращать своих «показачившихся» их панам. Это и порождало глубокое внутреннее противоречие между казацкой «чернью» и казацкой «элитой». Ясно, что процессы «переходов» были явно асимметричными. Легко было перейти из крестьянина в казаки, но трудно было вернуться на землю, чтобы пахать и сеять. Логика выражалась известной строфой: «Сабля приносит больше барышей, чем хозяйство!» 
И всё-таки важно понимать, что общее число «показачившихся» не могло превышать некой «критической» величины. В противном случае, если бы все крестьяне, попы и городские ремесленники «убежали в казаки», то весь народ Украины умер бы с голоду, а все кони, коровы и овцы сдохли. В те времена один крестьянин не мог прокормить десять городских жителей, как сегодня, потому что «технологии» были другие! Даже самого задрипанного казака «кормили» несколько смердов, а высокородного пана, щедро расточающего свои богатства, не могла «прокормить» и тысяча смердов (в данном случае я употребляю слово «прокормить» в переносном смысле, имея в виду некое количество труда, необходимое для воспроизводства жизни). Так что крылатые фразы, вроде той, что изрёк на сейме в 1596 году коронный гетман Станислав Жолкевский: «Вся Украина показачилась на измену» — это лишь образные выражения.
 
Что же касается «эпохи Богдана Хмельницкого», когда десятки тысяч крестьян и ремесленников сорвались с привычных мест и ушли на войну, то ведь именно это и вызвало голод по всей Украине. И всё же цитаты насчёт «трёхсоттысячной» казацкой армии (кое-где фигурирует даже цифра 360000!) — это фантастический бред! Во-первых, такое количество воинов нечем было вооружить и содержать «на довольстве». Во-вторых, если бы оно действительно существовало, то Хмельницкому незачем было бы просить помощи у татарского хана, у донских казаков и постоянно лавировать, ища политической и военной поддержки в России, Швеции, Турции, Молдавии и Трансильвании. С такой армией гетман бы разгромил всех. Кстати, о татарах. Практически во всех крупных сражениях и при Богдане Хмельницком, и после него татары принимали участие. И получали в результате побед самую ценную часть «добычи» в виде знатных пленников, за которых можно было получить выкуп. Украинских крестьян они угоняли в рабство без счёта. А при заключении Зборовского договора хан даже выступал «первым» номером.
 
И ещё кое-что о «числах». Во времена Гетманщины в региональные казацкие полки «записывалось» большинство населения, включая даже всех членов семей. Может быть, именно это вносит сумятицу в понятие «казацкая Украина»? В XVI-XVIII веках реальное количество крестьян в Украине, по крайней мере, раз в десять превышало численность казаков. До XX века во всех странах Европы именно крестьянство составляло преобладающую массу народа.