Шарль Перро. Ослиная шкура

Жил да был когда-то король
Величайший в мире правитель
Милый друг и страшный воитель
И сравним с самим лишь собой
И поскольку соседи его боялись, покой был в стране в те дни,
И куда ты не взглянешь, мой друг, -
Среди пальм расцветают в тени
Добродетель, искусства, досуг.

И в огромном богатом дворце
Только щедрость и роскошь царят;
И лакеи везде суетятся - в глазах лишь рябят
С угодливостью в лице;
И стояли в конюшнях его
Лошади, большие, малые, всех форм и мастей,
Попоны - краса драгоценных камней,
Золотого шитья волшебство;
Но что повергало в смятенье весь свет -
Что при появлении в глаза бросалось -
То пара ослиных ушей, больше которых и нет.
- "Как несправедливо!" - вы б удивлялись,
Зная о всех совершенствах его:
Что ни совершенство - то волшебство.
Так его сформировала природа.
Хоть не давал он отбросы народу,
Только блестящих на солнце экю.
И луидоров всех мастей
Что с ковров подбирали все:  от блондинок до малых детей,
Когда звонили заутреннюю.

Как небо бывает порой золотистым,
Чтоб стали счастливыми люди,
Так к его добродетели примешивал  всякий раз неприятность нечистый,
И вот - время хорошим не будет,
Так один жестокий недуг
Королеве-красе омрачил её милое время вдруг.
И везде исцеленья искал -
Ни Сорбонны врачи, что греческий знали язык
Ни шарлатаны, язычества подлый оскал,
Не могли лихоманку остановить ни на миг
Что, все распаляясь, бедняжку дотла сжигала.

И предчувствуя свой последний час
Говорила она королю:
- Перед тем, как мне суждено угаснуть,
Тебя об одном молю:
Коль хочешь, женись ещё раз, милый мой,
Но только, когда я буду в раю...

Ах, - ответил король, - твои страхи напрасны,
В своей жизни об этом я не мечтал.
Не печалься о том. Всё будет прекрасно.

Я верю тебе,  - говорит королева,
Твоего сердца пламень свидетель тому,
Но всё же уверенной быть мне хотелось,
Посему с тебя, милый, я клятву возьму.
И принц со слезами в очах побожился
В точности как королева хотела;
Она ж на руках его побелела
Неслыханный прежде крик из супруга излился.

Была боль недолгой; через несколько месяцев он,
Желая жить дальше, второй раз был обручен.
Выбор правителя пал на пастушку простую,
И разлучили миньоны с матерью дочь родную,
Силой на двор привели
И жалобы с плачем исходят денно и нощно от неба и до земли.

Печалью наполнилась её душа
И вот, к своей крестной спеша,
Далёко, в грот одинокий,
Что кораллами и перламутром украшен,
Ибо феей была та крестная, даже
Несравненной в искусстве своём высоком.
Не надо, я думаю, упоминать,
Что фея из благословенных тех лет,
Уверен, расскажет о них ваша мать,
Когда повзрослев, захотите ответ.

Сказала фея, увидев пастушку:
"Я знаю, зачем ты здесь.
Тяжка твоя доля, я знаю, но лучше,
Со мной все проблемы снесть.
Ничто не будет тебя омрачать
Коль будешь советы мои исполнять.

То правда, что принц ваш желает жениться,
Потворствовать его блажи -
Ошибка. Немалая даже.
Но не противься, не то обозлится.

Скажите ему, что нужен лишь дар,
Чтоб желание вашего сердца исполнить,
Чтобы смог утолить любовный свой жар:
Платье цветом, что время напомнит
Невзирая на власть и богатство своё
Хоть небо будет ему потакать -
Не сможет исполнить желанье твоё. "

Принцесса же тотчас к принцу идёт
Условие властному дрожа сказать.
Изволил он в тот же момент он приказал
Своим самым выжным портным,
Что если немедля (чтоб он не ждал)
Не сделают платья со временем цветом одним,
Пусть будут уверены в том, что петля - их финал.

Ещё не забрезжил следующий день, -
Как платье желаемое принесли.
Прекрасная синь занебесной дали
В золотых облаков неземном окруженьи -
Лишь боле лазурью полна
Принцесса платием увлечён -
О горе и счастье, не ведает, что и сказать
Какой же найти предлог, чтоб принцу да отказать.

- Дитя, попроси-ка ещё -
Шепчет ей фея тайком
Платье, что схоже со светом луны,
Но ярче и необычней её
С таким он едва ли знаком.

Едва лишь принцесса сие изложила,
Король уж зовёт свою золотошвею:
- Теперь за четыре дня платье пошей,
Чтоб ярче всех звёзд на небе светило.

Та платье роскошное к сроку пошила,
Какое ей принцем заказано было.
На небе, что полночь вуалью накрыла,
Луна не столь помпезна, как на платье том, чистого серебра,
И строчки жемчужные ( лукавая света игра!)
Куда ярче звёзд ночью морозной светили.

Принцесса, в восторге от чудной одежды,
Почти уж была согласиться готова,
Но тётя её надоумила снова -
И принцу талдычит она, как и прежде:
- Не быть мне счастливой по-настоящему
Коль платья нет у меня боле блестящего
Чтоб цветом было точь-в-точь солнца свет!

И после принц, созвав свой совет,
Повелел ювелиров лучших созвать,
В свою очередь тем наказал он создать
Совершенную ткань из бриллиантов и злата,
Добавив, что ежели не угодят,
То смерть их мука и будет богата.
Принц был избавлен от беспокойства,
Потому что искусные мастера
К концу недели (Виват! Ура!)
Предоставили ткань драгоценного свойства.
Так прекрасна, пылка, что за блеск!
Что прекрасный блондин, муж Климены*
Что проходит под сводом небес
В колеснице златой неизменно,
Не слепящий при том очи смертных.

И девица, смутившись подарком этим,
Не нашлась сперва, что принцу ответить.
Но крестницу фея под руку взяла:
- Не стоит, - на ухо ей говорит,
- Продолжать идти тем же путем, каким шла.
Это чудо, конечно, но только на вид
Ибо все те дары, что ты получаешь -
Возможны, покуда у принца живёт тот осел (и ты его знаешь).
Непрестанно он сыплет в мошну золотые экю!
Так потребуй теперь его шкуру сама -
Потому как богатство всё в звере, тебе говорю -
Не исполнит он просьбы твоей, или выжила я из ума.

Мудра была фея, что говорить, -
Однако она не учла опять,
Что страсть, что не в силах мы укротить,
Не станет алмазы и злато считать -
И шкуру галантно тотчас предложили,
Лишь только девица о ней попросила.

Та шкура, которую она так ждала,
Ужасно её потрясла
Заставив о зверя судьбе пожалеть,
Но крестная всё же утешить смогла:
Что ради хорошего дела страшиться не след;
Что теперь важней о короле поразмыслить:
Ведь тебе по всему суждено
Сочетаться с ним браком, законным и чистым;
Но пока мы одни и что есть между нами тайным остаться должно:
Тебе следует в дикие земли пути свой держать,
Чтобы скоро и точно несчастия избежать.

- Вот, - продолжает, - шкатулка немалая,
Куда мы положим все твои платья
Твои зеркала, что пред ними лежало
Алмазы, рубины - что успела собрать я.
Ещё от меня жезл волшебный в подарок:
Пока он в руках у тебя -
С тобою шкатулка твоя.
Сокрыта всегда под землёю
Но, коли захочешь открыть, -
Лишь чуть коснись жезлом земли ты сырой, -
И пред твои светлы очи шкатулке быть.

А чтобы неузнаваемой стать -
Ослиная шкура - маска под стать:
Ты без труда спрячешься в этой коже.
Не поверят - ужаснее, чем ночной тать!
Что такую красу скрывать может.

Так принцесса и нарядилась
И от крестной своей удалилась
В предрассвеетной свежести дня,
(В то время как принц на весь мир,
Готовил свой брачный пир)
Ужасаясь судьбы и жалея себя.
Нет места на улице, в доме, в пути,
Где она не прошла бы проворно,
И напрасны метанья придворным -
Ведь под шкурой её не узнать, не найти.

Повсюду растекся плач и горе:
Вот тебе праздник, никакой свадьбы боле,
Ни пирога, ни драже с марципаном,
Придворные дамы пали духом вскоре
Ведь многие ещё с утра голодали
Кюре же особенно скорбен был
Ведь завтракал он очень поздно; теперь едва ли,
Что ещё хуже, кто-нибудь и пригласил.

А тем временем дочь продолжала свой путь
Коростой дрянною чело покрыв,
Прохожим всем руку возжелав протянуть.
И место пыталась найти, чтоб служить,
Но люд, что не столь деликатен и менее счастлив,
Увидев её, раздражался и, презрения полон,
Ни слушать, ни привечать в ненастье
Не пожелали созданье столь грязное, гнали её со двора вон.
Так шла она далеко, затем ещё дальше и дальше -
И пришла в дальний хутор она в конце концов
Где фермерша не меньше, чем раньше
Нуждалась в помощи батраком,
Что могли полотенца постирать
И за свиньями хлев прибрать.

Её поселили в углу, на кухонном полу,
Где всякая сволочь месила грязь и золу
И только лишь знала как над ней издеваться,
Над ней насмехаться и с ней препираться,
Не зная, как бы над ней подшутить,
Издевались над ней со всех углов
И тяжко ей, верно, было быть
Целью насмешек и "ласковых" слов.

В воскресение у нее было чуть больше покоя,
Посему сделав всю работу свою с утра,
В каморку свою зайдя, дверцы закрыв за собою,
От грязи очистившись, сундук она открывала,
И собственные наряды она надевала,
И ставила сверху шкатулки своею рукою.
Перед зерцалом огромным своим, счастлива и довольна,
Платье цвета луны надевала порою,
Иль платье, что солнце блестящее, надеть ей было вольно,
Иль платье цвета прекрасного, голубое,
С каким вся лазурь небес не сравнится;
Да только  бедовому шлейфу тому, что тянулся за ними,
На утлом полу каморки не поместиться.
Ей любо себя видеть юной, румяной и белой.
И вот, в сто раз всех смелей и свежее
Она, укрепившись сладкою грезою смелой,
Жила, ожидая следующего воскресенья.

И кстати, забыл я сказать,
Что в том немалом селе
Король - прекрасный, ни дать ни взять,
Зверинец устроил себе;
Держал берберийских кур
Цесарок, коростелей
Стрепетов, мускусных всяких утей
И тысячи прочих странных натур
Всех мастей, оперений, родов -
Занимали на зависть десять таких дворов.

Как-то раз юный принц развлечений искал
Из птичника в птичник переходя,
И по тёмной аллее в тот раз проходя,
Где Ослиная шкура в каморке устраивала маскарад и бал,
Случайно в замочную скважину он подглядел
Ведь был выходной у слуг и она была не у дел.
И стояла она в украшениях лучших своих
И в одежде лучшей своей
Что из тканей алмазных и золотых
Точно солнце сияла, порою даже сильней.

Он спрашивал, кто та  нимфа прелестная,
Что на скотном дворе обитала,
В глубине той ужасной аллеи
Где и днём темнота, хоть глаз выколи.
А ему говорят: то Ослиная Шкура, и не нимфа она, и никак не прелестна,
И вот ту Ослиную шкуру к нему привели.
Но из-за той шкуры, что деве по шею была,
Принцева страсть казалось бы излечилась,
Потому как дева в ней становилась
Страшнее коровы, по которой волчья стая прошлась.
Но что разговоры?  - он им поверить не смог
Ведь образ, что был в тот миг в душе его запечатлён, -
Нет, в памяти до сих пор хранится он
И стереть его не сможет, пожалуй, сам Господь Бог.

Между тем королева-мать
Ребёнка увидев стала стенать и рыдать
Но напрасно тщилась она болезнь его установить,
Нет, ни плачем, ни стонами не удалось ничего от него добиться -
Он же твердил лишь одно: жизнь не мила,
Если Ослиная шкура своими руками пирог ему не испекла.

Ах, неведомо матери значенье тех слов, что сын говорит.
- О, небо! Мадам, - ей вельможи твердят,
- Ослиная Шкура как ночь черна
Грубее крестьянки, к тому ж так грязна!
Котёл закоптелый чище в стократ!
- Неважно, - сказала она, - сына бы к жизни воззвать,
Она лишь одна это сможет, должны мы учесть.
Уж так повелось: и воду из золота выдавит мать
Коль чадо захочет блюда такого поесть.

И взяла Ослиная Шкура свою муку,
Которую срочно просеяла сама,
Чтоб мягкость особую этим придать пирогу,
И масло свое, и соль, и свежие яйца взяла.
И чтоб лучше выпечка получилась,
В каморку к себе удалилась.
Сперва очистила там она
Ладони, руки, лицо.
И форму серебряную взяла, зашнуровала сперва,
Чтобы достойно выглядело творение рук её
И сразу же начала.

Ходит слух, что при этом она спешила,
Посему в пирог уронила
С пальца кольцо немалой цены;
Но те, кто дождались сказки конца,
Утверждать, что это специально, должны
И смею сказать откровенно, я б им поверил, как никогда.

Никогда не месили с такою любовью теста,
И принц пирог столь вкусным нашёл,
Что не иначе, на него напал жор
Чуть не проглотил он кольцо с тестом вместе.
И прелестный увидав изумруд
И златого кольца тесный круг,
Что тончайшего пальчика очертанья обвел,
Неслыханной радостью обуян вдруг,
Принц кольцо себе в волосы вплел.

Но его хотели женить,
Он смотрины просил отменить
И сказал: "Не женюсь, пока не найдем
Ту, которой это кольцо подойдёт."
И этот странный каприз
Для королевской четы - неприятный сюрприз.
Но коль чадо хочет - как же ему воспретить?
И вот ищут дев по всему королевству 
И та, которой кольцо подойдёт,
Супругой в дворец королевский войдёт.
И не осталось ни единого места,
Где не готовились пальчик бы свой показать,
Нигде не хотели руки свои опускать.

Как пошёл слух о том, что принцессою стать,
Можно: нужно лишь пальчиками обладать,
То всяк шарлатан, чтоб мошну набить
Спешит дамам чудесный секрет предложить.
И вот одна, странным советам внемля
Палец терла шагренью у себя,
Другая хватила от пальца кусок,
Иной же сдавить будет, якобы, прок;
Четвёртая палец в раствор погрузила,
Чтоб тот уже стал - но лишь кожа сходила;
В общем, способам несть числа,
Чтобы дама не предприняла,
Дабы к пальцу кольцо подходило.
Вначале кольцо примеряли младые принцессы,
А после маркизы и баронессы
Но пальцы их, как деликатны б не были,
Всё же к кольцу не подходили.
И все графини и герцогини,
И венец благородства - княгини
Одна за другой показывали свои руки
Но напрасны были их муки.

И в конце им искать пришлось
Средь служанок и поварих,
Средь крестьянок, птичниц и прочих других
Словом, средь мелюзги, а не роз,
Среди красных и чёрных лап
Уж не меньше, чем рук деликатных
На блажной полагались авось.

Там представлялось множество дев,
Но мясистые, толстые пальцы - увы им
К кольцу принца меньше ещё подходили,
Чем к игольному ушку канат. Или лев.

Наконец, подумали, что так и подразумевалось,
Когда боле никого не осталось,
Лишь Ослиная шкура, бедняжка на грязном полу.
- Но как такое возможно, - всколыхнулся вновь свет,
- Что её небо назначило принца судьбой?
А принц говорит:
-Почему бы и нет?
Пусть попробует! - все засмеялись опять.
Крича во весь голос:
- Ужели он хочет сказать,
Что мартышка чумазая может войти ныне в свет?
Но когда она вынула из-под чёрной шкуры под смех всеобщий и злость,
Изящную ручку, словно бы выточенную из слоновой кости,
Чуть подернутой пурпуром благородным,
И казавшееся злополучным кольцо
Будто бы показало своё лицо
И на девичий пальчик наделось свободно.
И тому весьма удивился весь двор,
А иные в себя не пришли до сих пор.

Вот пригласили её к королю и подали карету
Но отказалась девица сперва выходить в свет,
- Надобно время мне, о господин, - таков был ответ, -
-  Чтобы наряд свой сменить, ибо совестно в этом...
Услышав об этом, коль правду сказать,
Её приготовились все засмеять,
Но когда она всё же пришла на приём,
И когда прошла сквозь каждую залу
В платье торжественном, да таком,
О каком львицы светские и не мечтали,
То придворные дамы и их холуи
Проглотили мгновенно остроты свои.

В веселье и шуме всей ассамблеи
Король, почти вне себя, пытался сыскать,
Какие уловки есть у невестки, что грому средь ясного небо под стать,
Королева ж сходила с ума ещё сильнее:
А у принца, дитяти, на которого двор весь смотрел не дыша,
Сотнею удовольствий преисполнилася душа,
А сам от восторга не мог оправиться и лишь влюблялся сильней.

К свадьбе по-своему каждый готовится:
Монарх приглашает соседей своих
И весь высший свет, все сливки общества
В столь торжественный день собирались у них.
Видели прибывавших из стран полудённых,
Восседавших на огромных слонах
И с иных берегов, страшных и чёрных,
С манерами хуже чем у пострелят;
Словом, гостями со всех света сторон
Наполнен был королевский двор.

Но ни принц и ни даже король
Не сравнились в роскоши с тем,
Кто ослом тем несчастным владел,
Уготовив пастушке невесты роль.

В тот момент прибыла крестная мать,
Чтоб историю эту всем рассказать;
И по окончании рассказа, право,
Ослиную Шкуру осыпали славой.

Несть большого труда чтобы то увидать,
Что цель этой сказки - дитя научить,
Что уж лучше страшные муки принять,
Чем свои обещанья забыть.

И что Добродетель, хоть порой и трудна,
Ореолом достоинства деву венчает она.

И хоть в эту сказку поверить непросто,
Пока в этом мире так много детей,
Они, слушая бабушек и матерей
Её сохранят умом своим юным и острым.



*Иапет — муж Климены, участник титаномахии; был сброшен Зевсом в Тартар, разделив судьбу братьев[2].
Русский философ Николай Федоров сближал Япета с библейским Яфетом и римским Юпитером, видя в нём легендарного прародителя арийского племени.