18. Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора

Вставало солнце. Чистое, бесцветное небо, равнодушное к нему и его страданиям, раскинулось вокруг. Гарри сел у входа в палатку и глубоко вдохнул чистый воздух. Просто жить и видеть восход солнца над искрящимся заснеженным склоном холма – это ли не величайшее сокровище на свете? Но ему было не до наслаждения: его одолело горе от утраты палочки. Он оглядел покрытую снегом долину; сквозь тишь доносился отдалённый звон церковных колоколов.
Сам того не осознавая, он впился пальцами в руки, словно пытаясь преодолеть физическую боль. Он проливал свою кровь несчётное число раз; однажды он лишился всех костей в правой руке; теперь у него появились шрамы на груди и предплечье – вдобавок к уже имеющимся на тыльной стороне ладони и лбу, но он никогда, до самого нынешнего момента не чувствовал себя таким безнадёжно слабым, ранимым и обнажённым, словно от него оторвали лучшую часть его магической силы. Он точно знал, что скажет Гермиона, если он поделится с ней этими чувствами – что палочка хороша настолько, насколько умел волшебник. Но она неправа, у него всё иначе. Её палочка не вертелась, как стрелка компаса и не стреляла во врага золотым пламенем. Он потерял защиту сердцевины-близнеца, и только теперь понял, насколько рассчитывал на неё.
Он вынул из кармана обломки палочки и, не глядя на них, убрал в висевший у него на груди мешочек. Он и так уже был набит сломанными и бесполезными предметами. Рука Гарри нащупала сквозь ослиную кожу старый снитч, и на мгновение им овладел соблазн вытащить и выбросить его. Нераскрывающийся, бесполезный, никчёмный, как и всё, что оставил после себя Дамблдор…
Злость на Дамблдора вскипела в нём, как лава, сжигая его изнутри и стирая все остальные чувства. Они в крайнем отчаянии убедили себя, что Годрикова Низина скрывает разгадки, что им надо отправиться туда, что это часть некоего тайного пути, проложенного для них Дамблдором. Однако ни карты, ни плана. Дамблдор бросил их блуждать в темноте, бороться с неизведанным и невообразимым ужасом – одних и беспомощных. Никаких объяснений, никаких подсказок, у них нет меча, а у Гарри теперь и палочки. К тому же он выронил фотографию вора, и теперь Волдеморту будет легко выяснить, кто он такой…
Волдеморт теперь знает всё…
- Гарри...
У Гермионы был испуганный вид, словно она боялась, что он её заколдует её же палочкой. С залитым слезами лицом она присела рядом с двумя чашками чая в дрожащих руках и чем-то громоздким под мышкой.
- Спасибо, - сказал он, взяв одну из чашек.
- Ты не против, если я с тобой поговорю?
- Нет, - ответил он, не желая обижать её.
- Гарри, ты хотел знать, что за мужчина на фотографии. В общем… у меня тут книга.
Она робко положила себе на колени книгу – оригинал «Жизни и лжи Альбуса Дамблдора».
- Откуда… как?..
- Она просто лежала в гостиной у Батильды… Сверху была приложена записка.
Гермиона прочла вслух несколько строчек, написанных блестящими кислотно-зелёными чернилами:
- «Дорогая Батти, спасибо за помощь. Вот тебе экземпляр книги, надеюсь, тебе понравится. Ты рассказала всё, даже если не помнишь об этом. Рита». Думаю, книга пришла, когда настоящая Батильда была ещё жива; но может быть, она была не в состоянии прочесть её?
- Вероятно, не в состоянии.
Гарри взглянул на лицо Дамблдора и ощутил приступ дикого удовольствия: теперь-то он узнает всё, о чём Дамблдор не счёл нужным рассказать ему, хотел этого Дамблдор или нет.
- Ты до сих пор сердишься на меня? – спросила Гермиона; он увидел, что из её глаз снова катятся слёзы и понял, что его гнев отразился у него на лице.
- Нет, - тихо ответил он. – Нет, Гермиона, я знаю, что это нечаянно. Ты старалась вытащить нас из этой заварухи живыми, ты была просто невероятна. Если бы не твоя помощь, я был бы уже мёртв.
Он попытался вернуть ей мимолётную улыбку, а потом обратился к книге. Корешок был плотен – её явно ни разу не открывали. Он принялся перелистывать страницы в поисках фотографий. Он почти сразу нашёл ту, которую искал – молодой Дамблдор и его друг-красавец, хохочущие над какой-то давно забытой шуткой. Гарри посмотрел на подпись.
«Альбус Дамблдор, вскоре после смерти матери, со своим другом Геллертом Гриндевальдом».
Гарри долго вчитывался в последнее слово. Гриндевальд. Его друг Гриндевальд. Он искоса взглянул на Гермиону, которая тоже смотрела на имя, словно не веря своим глазам. Она медленно подняла взгляд на Гарри.
- Гриндевальд!
Плюнув на остальные фотографии, Гарри снова пустился листать страницы в поисках фатального имени. Вскоре он нашёл его и принялся внимательно читать, но растерялся – чтобы всё понять, надо было вернуться назад, так что он отыскал начало главы под названием “Большее благо”. Они с Гермионой стали читать вместе:
«На пороге своего восемнадцатилетия Дамблдор покинул Хогвартс в ореоле славы — лучший ученик, староста, лауреат премии Барнабаса Финкли за исключительно виртуозное наведение чар, представитель британской молодёжи в Bизенгамоте, обладатель золотой медали за непревзойдённое выступление на международной конференции алхимиков в Каире. Далее Дамблдор был намерен отправиться в длительное путешествие с Элфиасом-“Вонючкой” Доджем, тупым, но преданным дружком, с которым они сдружились в школе.
Оба юноши остановились в «Прохудившемся котле» в Лондоне, собираясь отправиться на следующее утро в Грецию, когда прилетела сова с новостью о смерти матери Дамблдора. “Вонючка” Додж, отказавшийся давать интервью для этой книги, сообщил общественности свою собственную сентиментальную версию того, что произошло потом. Он представляет смерть Кендры как трагедию, а решение Дамблдора отказаться от путешествия – как благородное самопожертвование.
Дамблдор, конечно же, немедленно вернулся в Годрикову Низину, как все полагали, “заботиться” о младших брате и сестре. Но насколько заботлив он был на самом деле?
“Он был недоумком, этот Аберфорт, - сказала Инид Смик, семья которой жила в те времена на окраине Годриковой Низины. - Дикарь просто. Конечно, раз он маменьки с папенькой лишился, его стоило бы пожалеть, да только вот он всё время кидал мне в голову козий помёт. Вряд ли Альбус за него беспокоился. Я вообще ни разу не видела их вместе”.
Так чем же занимался Альбус, если не утихомиривал своего младшего братишку-дикаря? Ответ, пожалуй, один – он продолжал держать взаперти сестру. Её первая тюремщица умерла, но жалкая участь Арианы Дамблдор осталась прежней. О самом её существовании знали лишь те, на кого, подобно “Вонючке” Доджу, можно было рассчитывать в их вере истории насчёт её “слабого здоровья”.
Ещё одной такой доверенной подругой семьи была Батильда Бэгшот, знаменитый историк магии, прожившая в Годриковой Низине много лет. Keндра, конечно, прогнала Батильду, когда та нанесла первый визит после переезда семьи в деревню. Однако несколько лет спустя автор послала сову Альбусу в Хогвартс под хорошим впечатлением от его статьи о межвидовом превращении в «Tрансфигурации сегодня». Это положило начало знакомству со всей семьёй Дамблдоров. На момент смерти Кендры Батильда была единственной в Годриковой Низине, кто поддерживал общение с матерью Дамблдора.
Увы, блеск, окружавший Батильду при жизни, потускнел. “Огонь горит, но котёл пуст”, - как сказал мне Айвор Дилонсби или, как говорила чуть пораньше Инид Смик, “она набита орешками, как беличье брюхо”. Тем не менее, совместив свои не раз испытанные репортёрские приёмы, я смогла извлечь достаточно информации, чтобы связать воедино всю эту скандальную историю.
Как и всё магическое сообщество, Батильда связывает безвременную кончину Кендры с отскочившим заклинанием, позже эту историю повторяли и Альбус с Аберфортом. Батильда также повторяет, как попугай, то, что говорила семья об Ариане, называя её “хрупкой” и “тонкой”. Однако я приложила усилия, чтобы добыть сыворотку правды, и оно того стоило, ибо Батильда, и только она знает всю историю из жизни Альбуса Дамблдора, скрываемую тщательнее всего. Теперь, будучи впервые обнародованной, она ставит под сомнение всё, что думали о Дамблдоре его обожатели: и его предполагаемую ненависть к тёмным искусствам, и его противостояние угнетению маглов, и даже его преданность родной семье.
Тем же летом, когда Дамблдор вернулся домой в Годрикову Низину – сиротой и главой семьи – Батильда Бэгшот приняла у себя в доме своего внучатого племянника Геллерта Гриндевальда.
Имя Гриндевальда гремит на весь свет, и не зря: в списке «Самых опасных тёмных волшебников всех времён» он не дотягивает до вершины лишь одну строку, и то лишь потому, что в следующем поколении явился Вы-Знаете-Кто, который отнял у него венец. Однако поскольку Гриндевальд никогда не сеял ужаса в Британии, подробности его пути к власти известны здесь не очень широко.
Образование он получил в Дурмстранге, школе, которая печально известна своей терпимостью к тёмным искусствам, и там Гриндевальд показал себя в таком же блеске, как и Дамблдор. Однако вместо того чтобы направить свои способности на получение премий и наград, Геллерт Гриндевальд поставил перед собой иные цели. Когда ему было шестнадцать, даже в Дурмстранге не могли больше закрывать глаза на его извращённые эксперименты, и Гриндевальда исключили.
До сих пор о последующих перемещениях Гриндевальда было известно лишь, что он “несколько месяцев путешествовал”. Теперь невозможно выяснить, почему Гриндевальд решил навестить свою двоюродную бабушку в Годриковой Низине, но там, что будет для многих огромным сюрпризом, у него завязалась тесная дружба не с кем иным как с Альбусом Дамблдором.
«Он показался мне очаровательным юношей, - щебетала Батильда, - и неважно, кем он стал потом. Само собой, я познакомила его с беднягой Альбусом, которому не хватало компании парней-ровесников. Ребята сразу же подружились».
Tак оно и было. Батильда показала мне сохранённое ею письмо, которое Альбус Дамблдор прислал Геллерту Гриндевальду глубокой ночью.
“Да, хоть они и проводили в разговорах целые дни — оба такие блестящие юноши, они подходили друг другу, как котёл очагу — иногда я слышала, как в окно спальни Геллерта стучалась сова с письмом от Альбуса! Видимо, ему пришла в голову идея, которую он хотел сообщить Геллерту немедленно!”
И что это были за идеи! Поклонники Альбуса Дамблдора будут поражены - вот мысли их семнадцатилетнего героя, изложенные своему новому лучшему другу (копия подлинного письма – на странице 463).
«Геллерт!
Твоё мнение насчёт господства волшебников над маглами ДЛЯ ИХ ЖЕ БЛАГА — это и есть, я считаю, самое главное. Да, нам дана власть, и да, власть даёт нам право управлять, но у нас появляется и ответственность за тех, кем мы управляем. Мы должны сделать упор на это, пусть это станет краеугольным камнем, на котором мы всё построим. Там, где нам будут возражать, а так оно, несомненно, и случится, это должно стать основой всех наших возражений. Мы берём на себя контроль РАДИ БОЛЬШЕГО БЛАГА. И отсюда следует, что там, где нам будут сопротивляться, нам придётся использовать силу, которая нам понадобится, и только её. (Это было твоей ошибкой в Дурмстранге! Но я не жалуюсь, ибо если бы тебя не исключили, мы бы никогда не встретились).
Aльбус»
Многие из его поклонников будут удивлены и поражены, однако это письмо – о снятии Статута о секретности и установлении власти волшебников над маглами. Вот разочарование для тех, кто всегда выставлял Дамблдора величайшим защитником маглорождённых! Насколько лживы все его речи в защиту прав маглов в свете этих новых фактов! Каким презренным предстаёт перед нами Дамблдор, занятый установлением власти в то время, когда ему следовало бы оплакивать мать и заботиться о сестре!
Никакого сомнения, что те, кто решительно настроен удержать Дамблдора на его шатком пьедестале, заблеют, что он же не претворил свои планы в жизнь, что он пережил внутренний перелом, образумился. Однако в целом правда повергает в ещё больший шок.
Едва миновало два месяца с начала этой новой тесной дружбы, как Дамблдор и Гриндевальд расстались и больше не виделись до своей легендарной дуэли (подробности в главе 22). Что же вызвало столь резкий разрыв? Hеужели Дамблдор образумился? Heужели он заявил Гриндевальду, что не хочет больше участвовать в его планах? Увы, нет.
“По-моему, дело было в смерти бедняжки Арианы, - говорит Батильда. – Это был ужасный удар. Когда это случилось, Геллерт был у них в доме, он вернулся ко мне в смятении, сказал, что завтра же хочет вернуться домой. Он был в жутком замешательстве. Тогда я организовала портключ, и больше я его не видела. Альбус после смерти Арианы стал сам не свой. Для обоих братьев это было ужасно. У них не осталось никого, кроме друг друга. Неудивительно, что разногласия усилились. Aберфорт обвинял Альбуса, как обычно бывает при подобных ужасных обстоятельствах. Но бедняга Аберфорт всегда держал немного безумные речи. Да и на похоронах он вёл себя недостойно – сломал Альбусу нос. Если бы Кендра увидела, как её сыновья вот так дерутся у тела её дочери, это разбило бы ей сердце. Жаль, что Геллерт не смог остаться на похороны… Он мог бы хоть чуть-чуть утешить Альбуса…”
Эта ужасная стычка у гроба, о которой знали только те, кто присутствовал на похоронах Арианы Дамблдор, вызывает некоторые вопросы. Почему именно Аберфорт Дамблдор обвинял Альбуса в смерти сестры? Было ли это, как заявляет “Батти”, просто в приступе горя? Или же для такой злобы возникли какие-то конкретные поводы? Гриндевальд, исключённый из Дурмстранга за почти фатальные нападения на сокурсников, бежал из страны через несколько часов после смерти девочки, а Альбус (со стыда или со страха?) никогда больше не встречался с ним, пока этого не потребовало магическое сообщество.
Позднее ни Дамблдор, ни Гриндевальд никогда не распространялись о своей короткой юношеской дружбе. Однако несомненно, что Дамблдор в течение примерно пяти лет беспорядков, злоключений и исчезновений откладывал своё сражение с Геллертом Гриндевальдом. Что же придавало Дамблдору нерешительность – привязанность к этому человеку или страх оказаться разоблачённым когда-то лучшим другом? Может, Дамблдор поневоле отправился за человеком, знакомство с которым в своё время привело его в восторг?
И как умерла таинственная Ариана? Не стала ли она невольной жертвой некоего тёмного ритуала? Не сделала ли она того, чего не следовало, пока двое юношей пытались стяжать славу и господство над другими? Не стала ли Ариана первой, кто умер “ради большего блага”?»
Здесь глава закончилась, и Гарри поднял глаза. Гермиона дочитала до конца страницы раньше него. Она взяла книгу у Гарри из рук, немного встревоженная выражением его лица, и закрыла её не глядя, словно пряча что-то непристойное.
- Гарри…
Но он покачал головой. Его внутренняя уверенность рухнула; он испытал те же чувства, что и при уходе Рона. Он доверял Дамблдору, считал его воплощением доброты и мудрости. Всё подёрнулось пеплом! Сколько он ещё потеряет? Рон, Дамблдор, палочка с пером феникса…
- Гарри! – Гермиона словно уловила его мысли. – Выслушай меня. Это… не очень-то приятно читать…
- Да, можно сказать и так…
— …но не забывай, Гарри, что пишет это Рита Скитер.
- Но ты же читала это письмо к Гриндевальду?
- Да… читала. – Она замялась от расстройства, сжимая чашку чая холодными руками. – Думаю, это самое худшее. Я знаю, что Батильда считала это всё лишь болтовнёй, но «Ради большего блага» стало лозунгом Гриндевальда, он оправдывал им все зверства, которые совершил потом. И… отсюда следует… похоже, идею ему подал Дамблдор. Говорят, что фраза «Ради большего блага» даже вырезана над входом в Нурменгард.
- Что такое Нурменгард?
- Tюрьма, которую Гриндевальд построил для своих противников. Он сам кончил там, когда Дамблдор настиг его. В общем… ужасно думать, что захватить власть Гриндевальду помогли идеи Дамблдора. Но с другой стороны, даже Рита не может заявить, что они знали друг друга дольше, чем несколько месяцев летом, когда оба были очень молоды и…
- Так и знал, что ты это скажешь, - сказал Гарри. Он не хотел изливать на неё свой гнев, но ему было очень трудно говорить спокойным тоном. – Так и думал, что ты скажешь «они были молоды». Им было столько же, сколько нам сейчас. И вот мы с тобой рискуем жизнями в борьбе с тёмными искусствами, а вот он и его новый лучший друг замышляют взять власть над маглами.
Он больше не мог контролировать свой гнев. Он вскочил и стал расхаживать, пытаясь успокоиться.
- Я и не стремлюсь оправдать Дамблдора за то, что он написал, - сказала Гермиона. – И «право управлять» - такая же ерунда, как и «волшебство – власть». Но Гарри, его мать как раз умерла, он был заперт один в доме…
- Один? Он не был один! Он был в обществе брата и сестры, сестры-сквиба, которую он держал взаперти…
- Не верю, - сказала Гермиона и тоже встала. – Что бы ни было не так с этой девочкой, вряд ли она была сквибом. Дамблдор, которого мы знали, никогда не позволил бы…
- Дамблдор, которого мы думали, что знаем, не хотел покорить маглов силой! – крикнул Гарри, и его голос отдался эхом у пустой вершины холма; несколько чёрных дроздов взлетели вверх и закружились с пронзительным криком в жемчужно-сером небе.
- Он изменился, Гарри, он изменился! Это же так просто! Возможно, он верил во всё это в семнадцать лет, но оставшуюся жизнь он посвятил борьбе с тёмными искусствами! Это Дамблдор остановил Гриндевальда, он всегда был за защиту маглов и за права маглорождённых, он с самого начала противостоял Ты-Знаешь-Кому и умер во имя его низвержения!
Книга Риты лежала между ними на земле, и Дамблдор печально улыбался им обоим.
- Извини, Гарри, но по-моему, на самом деле ты злишься, потому что Дамблдор никогда не рассказывал тебе об этой своей стороне.
- Может быть и так! – вскричал Гарри и сжал голову руками, сам не зная, стремится ли он сдержать гнев или защитить себя от бремени собственных разочарований. – Ты же видишь, Гермиона, о чём он меня попросил! Рискуй своей жизнью, Гарри! И вновь! И вновь! И не ожидай, что я тебе всё объясню, просто слепо доверяй мне, верь, что я знаю, что делаю, доверяй мне, даже если я не доверяю тебе! Никакого полного доверия! Никакого!
Его голос хрипел от напряжения, они стояли и смотрели друг на друга среди белизны и пустоты, и Гарри знал, что они лишь ничтожные мошки под огромным небом.
- Он любил тебя, - прошептала Гермиона. – Я знаю, что он тебя любил.
Гарри опустил руки.
- Уж не знаю, Гермиона, кого он любил, но точно не меня. Вся эта каша, которую он заварил и велел мне расхлёбывать – это не любовь. Да он, чёрт побери, делился самым сокровенным с Геллертом Гриндевальдом больше, чем все эти годы со мной.
Гарри подобрал палочку Гермионы, которую он обронил в снег, и снова сел у входа в палатку.
- Спасибо за чай. Я додежурю. Иди в тепло.
Она поколебалась, но согласилась с ним. Подобрав книгу, она прошла мимо него в палатку, но на ходу погладила его по голове. При её прикосновении он закрыл глаза и возненавидел себя за своё желание, чтобы слова Гермионы оказались правдой: что Дамблдору было не всё равно.