Глава 12. На осколках Империи

 
       Ротенберг оказался прав.
       В феврале следующего года в Петрограде  начались массовые выступления  рабочих,   к которым  присоединился военный гарнизон, Николай II отрекся от престола,   ему на смену пришло  Временное правительство.
       Просуществовало оно  недолго - до октября и было свергнуто в ходе вооруженного восстания, организованного большевиками во главе с Лениным. Им в противовес  возникло Белое движение, в стране началась Гражданская война.
       Чуть покачиваясь в седле,  Поспелов ехал впереди, за ним  катилась   груженая телега.   На ней подергивал вожжами  Азат,  под брезентом в ящиках лежал  бомбомет  с сотней зарядов  и свернутая в рулон противогранатная сетка.
       Они возвращались из области, куда ездили  в бригаду. Как таковой ее уже не было. Полковник Невский скончался от инфаркта  в канун нового года,  обязанности командира исполнял  Ротенберг.  Соединение таяло на глазах:  многие   офицеры     уехали в Добровольческую  армию  генерала Корнилова на Дон, оставшиеся колебались, нижние чины  митинговали, требуя роспуска по домам.
       - Такие вот дела, Михаил Дмитриевич, -  сказал  Ротенберг, когда  сидели с Поспеловым в кабинете. - Куда ни кинь, всюду клин.
       - А какие указания из штаба округа? - поинтересовался ротмистр.
       - Имеется  телеграмма за подписью Набута  вступать в Белое движение, оставаясь верными присяге.
       - Получается,  открываем границу?
       -  Теперь не до нее. Речь идет о спасении  России. Вы  кстати  как, определились?
       - Я, Яков Яковлевич остаюсь здесь, - сжал губы Поспелов. - Границы никто не отменял. Буду делать по мере сил то, что делал.
       - Ну что же, понуждать вас  не имею права, здесь каждый решает сам (вздохнул подполковник) Возможно нужна какая помощь?
       - Желательно получить на складе  бомбомет с минами, из тех,  что поступили осенью  и противогранатную  сетку.
       - Будете готовиться к обороне?
       - Непременно.
       Ротенберг  открыл лежавший перед ним блокнот,    написал  там  несколько строк и,  вырвав страницу,  протянул  Поспелову, - держите, выделяю два.  Затем  оба встали, не сговариваясь, шагнули друг к другу и  крепко обнялись.
       - Желаю  удачи, Михаил Дмитриевич - отстранился  командир.
       - И вам, Яков Яковлевич, - козырнул Поспелов, четко развернувшись, вышел из кабинета.
       Спустившись в долину, остановились в  русском селе, где  напоили коней   и зашли   к старосте.  Все они, включая  молоканского  и других, уважительно относились к «красному шайтану».
       За то время, что он был   начальником   пограничной стражи, в этих местах забыли о набегах кочевников с бандитами, разного рода притеснениях, жизнь шла спокойно и размеренно. Расширялись посевы,  закладывались новые сады  с виноградниками, тучнели  коровьи и овечьи  стада.
       Староста  принял гостей  в просторной  чистой горнице   с образами в красном углу и теплящейся лампадой, его жена со снохой  стали быстро накрывать стол. На нем поочередно появились гусиная лапша, каймак, черная икра и пышный, нарезанный крупными ломтями каравай; из напитков -  лагун с  грушевым узваром*. 
       Затем,  поклонившись,   обе вышли, а староста  достал из  поставца четверть водки налив   всем по стакану.   
       Выпили, стали закусывать. Когда утолили первый голод,  хозяин  рассказал, что  прошлым вечером вернулся из  Геок-Тепе, куда вместе с еще двумя сельчанами возил на базар зерно и овощи.
       - Непонятное  там творится, Михаил Дмитриевич  (наклонился). - Властей никаких нету, таможня  закрыта,  в городе неспокойно. А с вокзала уходят поезда, сплошь забитые солдатами и казаками, говорят, уезжают в Расею делить землю. Как полагаете,  чего ждать дальше?
       - Хотел бы знать сам, Митрофан Степанович, - шевельнул усами Поспелов. - Но поскольку рядом граница, сюда  может прийти война, так что  советую    организовать в селе  самооборону.
       -  Мы не солдаты, а мирные землепашцы, - не согласился староста.
       -  Однако    в селе есть    мужчины,  которые служили в армии.
       -  Служили, но теперь семейные и в запасе.
       -  В таком случае готовьтесь к худшему, - сказал молчавший до того Азат, в горнице возникло тягостное молчание.
       - Ну, ладно хозяин, спасибо за хлеб-соль, - встал из-за стола ротмистр, - поедем дальше.
       В отряде ждала еще  новость. Перед казармами собралась гудящая толпа,  а  стоявший на крыльце бледный Князев, сорванным голосом  приказывал   разойтись.
При виде  подъехавшего  начальника шум стих, а он, спешившись, поднялся на крыльцо,- в чем дело?
       - Так что, ваше благородие,  желаем по домам, - выступил из передних рядов бородатый  стражник по фамилии Мальцев - Здесь нам больше делать нечего.
       -  По домам! -  заорали  в толпе, а кто-то пронзительно засвистел.
       - Тихо! - поднял руку Поспелов. - Все так думают?
       -  Все!
       - Ну что же, удерживать  не буду -  хмуро обвел глазами  подчиненных. - Пришлите старших, оговорим все вопросы.
       - А где Корх? - спросил у поручика, когда шли к дому.
       - Еще вчера уехал на кордоны, там тоже митингуют.
       Спустя  короткое время в беседку,  где  они расположились, вошли трое -  Мальцев,  ефрейтор  Драч  и джигит Курали из вольнонаемных.
       - Присаживайтесь,- кивнул ротмистр на скамейку. - Решение окончательное?
       - Точно так, - опустил глаза  Мальцев. - Царя нету, служить некому, поедем домой на вольные хлеба.
       -  Все?
       -  Почитай все, - прогудел  Драч, а джигит кивнул лохматой папахой.   
       Кроме этого представители заявили, что забирают с собой  личное оружие  и лошадей, офицеры не возражали. А вечером вернулся Корх, доложивший,    на кордонах то же самое.
       - Что будем делать, Миша,  тоже уедем или останемся? -  спросила после ужина Соня, уложив   спать ребят.
       - А ты как считаешь? 
       - Думаю, лучше остаться. Здесь теперь  наш дом, да и девочки привыкли.
       - Моя ты дорогая, - нежно обнял жену Михаил.
       Утром со двора  послышался стук в ворота (на ночь их  заперли), а потом в дом зашел уже вставший Азат, - Михаил Дмитриевич, вас желают видеть представители.
       Надев  фуражку и мундир,  Поспелов  вышел  наружу, у ворот стояли Мальцев, Драч и Курали.
       - Здравия желаем, господин ротмистр, - переступил с ноги на ногу Мальцев. - Отъезжающие желают попрощаться.
       -  Ну что же, идем, - первым направился к казармам.
       У них, держа в поводу коней, выстроился отряд.
       - Смирр-на! - прокатилось над шеренгами.
       Поспелов взошел на крыльцо,  там уже находились Князев с Корхом, оглядел  строй и  приложил   руку к козырьку, - благодарю за службу ребята!
       - Рады стараться, ваше благородие! - рявкнули полтораста глоток.
       - Наконь! - последовала очередная команда, стражники поднялись в седла, развернулись в походный строй,  по плацу зацокали копыта.
       -  Прощайте,  ваше благородие… не поминайте лихом… счастливо оставаться… - то и дело слышалось из рядов.  Вскоре  последний миновал смотровую вышку, где впервые не было часового, полторы сотни конников выехали на дорогу

       Ой, то не вечер, то не вечер.
       Мне малым малом спалось.
       Мне малым мало спалось,
       Ой, да во сне привиделось…

взлетел в небо  высокий  голос

       Мне во сне привиделось,
       Будто конь мой вороной
       Разыгрался, расплясался,
       Ой, да разрезвился подо мной…

поддержали его  остальные.
       Трое стояли    молча слушая, пока все не растворилось в  голубой дали.
       - А теперь  прошу ко мне на завтрак, господа.  Обсудим, что делать дальше, - обернулся Поспелов к офицерам.
       Вскоре все сидели  в доме за столом, куда   Соня с Полиной  подали  яичницу с ветчиной, масло, хлеб и горячий кофе. Мешок с ним, фунтов на десять, подарил ротмистру  таможенный начальник.
       - Полагаю, нам всем тоже следует уезжать, - налил себе в чашку Князев.
       - И я такого же мнения, - добавил Корх.
       - Мы с Соней решили остаться, - помолчал Поспелов. 
       - Зря, - переглянулись офицеры.- Граница открыта, того и гляди начнутся нападения с персидской  стороны.
       - Бог не выдаст, свинья не съест, - намазал маслом ломоть хлеба Михаил.
       После завтрака они отправились провести ревизию оставшегося имущества.
       Осмотрев пустые казармы,  заперли двери на висячие замки, перешли к складу. Там    находились три десятка новеньких  винтовок в смазке, два пулемета «Льюис»  дюжина ящиков патронов и гранат. А в соседнем отсеке неприкосновенный запас:  мука, консервы, сахар,  чай.
       До полудня, задействовав Азата с телегой, перевезли все в усадьбу, определив в подвал, там у Сони хранились  домашние запасы. Затем все вместе пообедали, и Поспелов   съездил   в Гермаб, где договорился со старостой по поводу  отрядного стада. А оно было не малое - два десятка дойных коров, бык и годовалые телята.
       Животные передавались общине в пользование, за что та обязалась снабжать  форт хлебом, молоком и мясом. Утром  из села приехал  Митрофан Степанович  с   двумя пастушками,   стадо, мыча, запылило по дороге.
       После этого,  окна дома затянули противогранатной сеткой, в нише одного из верхних   установили пулемет, а второй вместе с доставленным из города бомбометом подняли  на крышу.
       - Ну вот, теперь пусть кто сунется, - сказал Поспелов, когда пристреляли из них горный склон  и окружающие окрестности.
       Спустя два дня  Князев с Корхом и Полина,  распрощавшись,  уехали.
       Мужчины имели намерение вступить в Белую армию, Азат остался с Поспеловыми. Он давно привык к службе    и фактически стал членом их семьи. 
       Теперь  на заре в отряде  молчал  рожок, не уносились в горы конные разъезды, жизнь в долине словно замерла.
       По утрам  в ущельях клубился  молочный туман, с деревьев опадала последняя листва, небо стало выше и прозрачней. Годовалого Ширхана  выпустили на волю, хотя девочки и плакали, не желая расставаться с любимцем - кормить его стало нечем.
       Одним таким утром,  выдавшимся теплым и погожим,  все работали в саду за речкой. Михаил с Азатом  обрезали на зиму деревья, Соня  носила    в трещавший  костер ветки с сухой листвой, девочки  пекли в нем картошку.
       Внезапно над одним из дальних  отрогов, где белел аул  Мерген-Улья, вверх поднялся клуб дыма, эхо донесло выстрелы.
       - Уходим, -  спустился с лестницы  Михаил. Прихватив  инвентарь, все быстро перешли мосток и  скрылись в калитке задней стены, задвинув за собой засов. Потом Азат сделал то же с воротами.
       -  Соня,  оставайся с девочками, а мы наверх, - сказал Михаил, когда вошли в дом     и  вместе с Азатом поднялся на крышу.
       -  Так, что мы имеем? - достал из ниши бинокль. 
       Цейсовская  оптика приблизила   аул, в котором горели несколько домов  (меж них бегали дехкане) и спускавшийся в долину отряд всадников в лохматых папахах - человек двадцать.
       - Шакалы, - прищурил рысьи глаза Азат,  передернув затвор винтовки, а Поспелов  сел за  пулемет.
       Между тем отряд спустился в долину,  запылил  по дороге к отряду и, ворвавшись на территорию, закружился перед воротами форта.
       - Выходи собака!  -  потрясая винтовками с шашками, яростно вопили всадники.
       - Щас, - бормотнул Поспелов,    плавно нажав гашетку и резанул по ним длинной очередью. Пятерых смело с седел, остальные шарахнулись по сторонам.
       - А, не нравится -   продолжал стрелять, пока уцелевшие во всю прыть неслись обратно.
       - Умирать поехали, -  блеснул зубами Азат, вогнав в магазин новую обойму.
       Примерно в версте конники укрылись в низине справа, посчитав себя в безопасности. Но не тут-то было.
       Ротмистр перешел к бомбомету,  денщик открыл ящик с минами, в небо  хлопнула одна, за нею еще пара. Через минуту в низине  поочередно ухнули  разрывы, а когда дым рассеялся, оттуда  в сторону гор  наметом уходили несколько бандитов.    
       - Хорошей дороги, ребята, - утер пот со лба Поспелов.
       Затем они привели оружие  в исходное, укрыв брезентом, спустились по ступеням на этаж ниже. У окна, выходящего  к дороге, стояла с винтовкой  Соня, под ногами блестел  десяток гильз.
       -  Я защищала наших детей, Миша, -  ответила на удивленный взгляд мужа.
       -  А где они?
       -  Отвела в подвал, оттуда ничего не слышно.
       Чуть позже, выйдя с винтовками   наружу, мужчины осмотрели  территорию перед фортом - все нападавшие были мертвы, вернулись.
       - Ты Соня запри за нами ворота, - приобнял жену Поспелов, -  а мы узнаем, что   в ауле и назад. 
       Оседлав коней,    выехали  из-под арки,  миновав вышку,  рысью тронулись   вперед. У низины  остановились (там валялись еще семь трупов и понуро стояли три лошади).
       - Не зря мы   пристреляли  это место, - хмыкнул  ротмистр. 
       - Да,- согласился  Азат, - бомбы легли куда надо.
       В ауле их встретил плач женщин -  на небольшой площади рядом с сожженным домом   в  саванах белели три тела, кругом стояла толпа дехкан.
       - Что случилось? -  окинул ее с седла  взглядом Михаил, увидав  среди других  своих бывших  стражников - братьев  Музафара  и  Кучена Эймурадовых.
       -  На аул напали  разбойники из пустыни, господин ротмистр, - выступил вперед  Музафар. - Убили   аксакалов и сожгли   дом.
       -  За что?
       -  Отказались  платить дань.
       -  А как же ты с братом? У вас ведь имеется  оружие.
       -  Мы с Кученом пасли стадо в горах, заметили дым и сразу прискакали, но поздно. Эти  сыновья гиен  ушли, обещав разделаться с тобой  и вернуться.
       -  Теперь некому, - поиграл плеткой Азат. -  Многие из них отправились к Аллаху.
       -  Мы так и поняли, -  кивнул пожилой  дехканин. - С  красным шайтаном не шутят.
       -  Это точно, -   придержал плясавшего под ним Ворона  Поспелов.   -  Заберите убитых и схороните  по - своему.  Их оружие с лошадьми ваши.  Развернувшись,  поскакали обратно.
       -  Ну что в селении? - отворила  ворота Соня.
       -  Бандиты  казнили  трех стариков и сожгли дом, - ответил, спешившись, Михаил.
       -  Какой ужас   (всплеснув   ладонями   отвернулась).
       На закате  к форту подъехала арба  и несколько всадников, во главе с  Музафаром,  погрузив  на нее убитых,   увезли.
       - Интересно, почему у мусульман  хоронят в  день смерти?  - глядя вслед процессии, спросил  Михаил   стоявшего рядом  Азата.
       - Все по хадису Пророка Мухаммеда. «Исполняйте похороны возможно раньше, потому что, если они добрые, вы раньше принесете умершего к добру, а если это не так, быстрее снимите со своих шей зло»  - напевно  изрек тот на фарси и возвел глаза к небу.
       После ужина все собрались  в зале на первом этаже, где потрескивал смолистыми дровами   камин. Соня  занялась вышивкой,  Михаил чистил   за столом разобранный револьвер, а Азат, устроившись с девочками на бухарском ковре, рассказывал им сказку про Али-бабу и сорок разбойников. Те слушали, широко раскрыв глазенки, сказка была интересная.
       Вскоре пришла настоящая зима: в горах  запуржило, перевалы  завалило  снегом, по ночам над долиной свистели ветры, называемые в этих местах  «фен».   Но поскольку  летели они из Каракумов,  в ней было много теплей. Порой выпадавший снег быстро таял, реки с источниками не замерзали, днем в небе проглядывало солнце.
       Каждую неделю   по воскресеньям   в форт  на телеге  приезжал   Митрофан Степанович с работником, исправно доставляя из села хлеб, молоко и мясо. При этом всегда соглашался почаевничать  и рассказывал о новостях в округе. К ним на мельницу      часто наведывались жители долины - молокане с туркменами и курды, бывал старик и в Ашхабаде,  где  его младший брат содержал лавку.
       - Теперь там новая власть, Михаил Дмитриевич -  прихлебывал из блюдца чай вприкуску, -  зовется советская, прежнюю  арестовали. Делят землю  и забирают у баев скот, мол теперь все народное. На базарах цены несусветные, особо на хлеб, говорят к весне будет голод.
       - М-да, - слушал и мрачнел Поспелов.
       В начале марта, когда повеяло весной, он сам решил съездить в областной центр - кончались спички, табак и сахар, а заодно  разведать обстановку. Шинель с мундиром одевать не стал (староста предупредил, офицеров  расстреливают), облачился в  папаху с бекешей, на всякий случай сунул в карман револьвер.
       Соня попросила, - долго не задерживайся. Азат  открыл ворота, застоявшийся Ворон  с ходу взял в карьер, навстречу полетела дорога, из-за  снежных вершин проглянуло солнце.  Миновав села  и крест на околице, поскакал в сторону Геок-Тепе, от которого до Ашхабада было  сорок верст.
       Через пару часов показались его окраины (перешел на шаг) въехал в город.
       Выглядел он  серым и неприглядным, над  резиденцией губернатора развивался красный флаг  (рядом стоял броневик), во дворе  офицерского собрания  маршировала рота солдат  в серых шинелях  и с винтовками на плечах,  по  улицам шли немногочисленные обыватели, изредка проезжали телеги и всадники.
       Свернув с главной улицы в старую часть города, Михаил углубился в мешанину переулков  и вскоре выехал  к одному из городских  рынков, неподалеку от которого проживал брат  молоканского старосты,  тот  сообщил ему адрес и дал записку.
       Остановился  у  саманного, окруженного  высоким  дувалом дома, постучал рукояткой камчи в ворота. Спустя минуту загремел запор, приоткрылась створка,  наружу высунулась бородатая голова, - чего изволите?
       - Я от Митрофана Степановича, - протянул   с седла записку ротмистр.
       Бородач взял и, прочтя,  распахнул шире, -  милости прошу (отошел в сторону). 
       Поспелов въехал на просторный двор, а он гаркнул,- Микишка!   Из длинного строения напротив возник коренастый малый, - определи   коня в стойло и задай корму. А вас прошу отведать наш хлеб-соль, -  изобразил улыбку.
       Сопроводив гостя  в  дом, где тот снял верхнюю одежду, кликнул жену,   та быстро накрыла в горнице с образами стол, поставив в центре  бутылку  смирновской водки. Лавочник  (звали Архип)  наполнил  две граненых чарки, «со знакомством»     поднял свою, выпили.
       - Так значит, решили заехать в город? - сказал,  когда оба закусили.
       - Ну да, купить кое-что на базаре, а заодно посмотреть, какая здесь нынче жизнь.
       - Жисть, только держись, - тяжело вздохнул  Архип.
       - Чего так?
       -  Большевики объявили войну дворцам и мир хижинам, так написано в ихней газете  «Правда». Отбирают имущество у богатых и передают бедным, подчистую забирают  хлеб с фуражом и скот. По ночам за городом  идут расстрелы, а еще мобилизуют в свою армию и отправляют на фронт.
       - Да, - неважные у вас дела.   
       - Врагу не пожелаешь, - налил хозяин  по второй.
       - Ладно, пойду  немного прогуляюсь, - выпив, утер усы Поспелов.
       - А что хотите купить? Тот назвал.
       - У меня дома  все есть, продам дешевле.
       - Договорились.
       Базарная площадь, как и раньше, была  запружена людьми,  кругом стоял разноголосый гул, где-то  хрипло кричал верблюд. Однако многие лавки  были закрыты, товаров стало много меньше, цены на все были непомерные, в основном шел натуральный обмен.
       Тут и там  просили милостыню калеки, меж людей сновали оборванные мальчишки, изредка проходили военные патрули с винтовками и красными  повязками на рукавах шинелей.
       - Папиросы! Кому папиросы? - привлек ротмистра знакомый голос, пошел на него. У афишной тумбы  в  шинели  без погон и  мятой фуражке   стоял  прапорщик Корх, на плече висел открытый лоток.
       - Сергей!  - удивился Поспелов. - Вот так встреча. 
       Бывший сослуживец засмущался, выглядел он неважно. Бледное, в щетине лицо, нездоровая худоба, вымученная улыбка.
       -  Какими судьбами здесь?
       -  Так получилось командир.
       -  Давно ел? (Корх опустил глаза).
       -  Ясно, пошли в  чайхану. Я угощаю.
       Вскоре оба сидели на потертом ковре в  дымном, с запахами лука  помещении, Корх жадно уплетал плов с бараниной, запивая чаем и рассказывал  себе.
       Как оказалось, на Дон он не попал. По приезду в Асхабад заболел  тифом и два месяца провалялся в больнице, а когда выписался  поезда в Россию не ходили,  так что добраться туда было проблематично.
       -  Сняли с Полиной  комнату, жили на деньги, что остались,   а потом вынужден был заняться этим, - кивнул  на лоток с самодельными папиросами.
       -  И что думаете делать дальше?
       -  Сложно сказать, не знаю.
       -  А давай-ка брат, возвращайтесь назад, - наклонился  к нему Поспелов. - Одним сейчас нельзя, пропадете. 
       Достав из кармана бумажник,   вручил Корху  золотой  червонец  с профилем самодержца  и крепко пожал руку, -  жду в отряде.
       Выйдя из чайханы, чиркнув спичкой, закурил и решил навестить квартиру  Ротенберга - чем черт не шутит, вдруг остался и он?
       Чтобы сократить дорогу, вновь пошел безлюдными  переулками, по которым носились листья, через пару минут услышал за спиной голос, -  эй, приятель!
       Обернулся, его догоняли  двое - русский     и туркмен. Первый был  рослый детина  в   полушубке,  второй -  чуть ниже, в халате и малахае.
       Остановился, выплюнул папиросу, - чего надо?
       - Давай лопатник и снимай клифт, -  надвинулся детина, в кулаке блеснул браунинг. 
       - Щас, -   расстегнул  левой  Михаил  петлю, а правой саданул бандита в  лоб. 
       Грянул выстрел, у виска свистнула пуля, - тот, хрюкнув, повалился на спину. В следующий миг  нож второго пропорол бекешу на плече, рука попала в стальные тиски и хрустнула.
       - Шалишь, - отбросил  ротмистр обмякшее тело в сторону.
       Когда пощупав прореху,  собрался уходить, в дальнем конце переулка раздалось «стоять!», громыхая  сапогами, с винтовками в руках, набежал  патруль.
       - В чем дело? - махнул кольтом старший,  в бескозырке и матросском бушлате,   на лежавшие тела.
       - Да вот, хотели ограбить, - пожал Михаил плечами.
       - Товарищ  начальник, - да это же Губан! наклонился к  детине один из солдат, подняв валявшийся рядом с тем   браунинг.
       -  Ну да, а это его подельник  Муса, - уцепил за шкирку  воющего азиата второй. - Попались гады.
       - Так, всех троих в участок, - сунул   в кобуру  оружие матрос.
       Участок оказался неподалеку,  в нем  прежде  располагался околоток*, а теперь   народная милиция, о чем сообщала вывеска.  Задержанных определили в камеру, а  Поспелова   в  прокуренный кабинет,  где потребовали вид на жительство.
       Расстегнув бекешу он предъявил  паспорт на имя мещанина Власова Федора Петровича, прописанного в Красноводском уезде.  Тот у него остался со времен службы офицером  по  особым поручениям, как документ прикрытия.
       «Власова» допросили, он рассказал все, как было, а потом сообщили, что напавшие на него известные в округе бандиты, промышлявшие разбоями.
       Все это время Михаил  ждал, что  обыщут, но обошлось. Более того, милицейский начальник  по фамилии Шульга   выразил ему благодарность,  предложив поступить   на службу. 
       - Ты, братишка,  решительный и смелый человек, такие  нужны революции. 
       - Я подумаю над этим,- встал со стула Михаил. - Могу быть свободным?
       - Валяй,  - кивнул чубом начальник, - надумаешь, приходи.
       Больше испытывать судьбу ротмистр не стал  и отправился на квартиру лавочника. 
       На закате дня  с  туго набитыми саквами* притороченными к седлу,  он возвращался обратно. В степи тонко свистел  ветер,  у горизонта  клубились тучи. 
       Когда стал спускаться в долину ветер стих, вверху замерцали звезды и нарисовался Млечный путь...