Земное прочерчивание, ч. 1

    Всё началось с выставки незнакомого художника,  его  картин. Под впечатлением я что-то набросала, какие-то заметки. Они остались без движения, потому что имя художника - Борис Отаров (да и мое, кстати) - не вмещало в себя  шума, который способствует быстрой публикации. Успех, увы, запоздал: залы Дома художника были предоставлены посмертно. Но что такое успех?.. Ведь о человеке можно судить не только по тому, чего он достиг, но и по тому, от чего отказался. Второе, сокровенное, граничит с тайной, которая всегда ближе к истине. Однако и очевидность первого сомнительна. Достаточно вспомнить Л. Толстого; незадолго до смерти он сказал: "Если я имел такую славу в жизни, стало быть, я наговорил много глупостей". Когда думаешь обо всем этом, успех и совершенство представляются разлученными - понятиями, стоящими в разных дверях. Жизнь художника – посредине. Часто она подобна метанью от одной двери к другой. Жизнь, но не судьба.

                1.

    Возможно, судьба - это прелесть земного прочерчивания, исполненного служения. Кто-то тащит ее как крест, кто-то плывет по течению. К общеизвестному: "Искусство делают волы" по-прежнему нечего добавить, если только: волы, но старой породы.

    Вот еще неразменное имя - Борис Отаров. Была афиша, вытянутая, цветная, несколько залов... И две картины впечатались в память и продолжали жить за пределами галереи.
    Одна - "Микеланджело" - в темных тонах, угаданных как имитация праха. Но постепенное вглядывание всё проявляет: черты, образ, свечение и попутно - давнюю мысль: гений, его феномен спровоцирован бездарностью среды, из которой он вышел.
Другая - "Ерванд", портрет брата художника - еще намек на второсортность материи, приветившей дух, - портрет души, которая мечется в теле, как в клетке.
А то, что называется фактурой, напоминает каменистую армянскую землю, выжженную, иссохшую, растрескавшуюся. Сквозь нее и складывается на глазах лик человеческий. Но "фактура", "манера" и пр. - всё слова культурного обволакивания, из области громких фраз.
               
                2.

    Попытка создания своей магии, что ли? И как расплата - невостребованность обществом - этот орден Почетного легиона в том смысле, который подразумевает Иван Елагин:

          И написано строго
          Было мне на роду,
          Что торжественно в ногу
          Я ни с кем не пойду.
 

    Однако гордое «не в ногу» никого еще не уберегло от греха потакания. Гордо «не в ногу»   можно шагать туда же, куда и все. На этой дороге гоголевский Собакевич, например, более определенен: "Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму её в рот..."  Вот зеркало, в котором вижу себя! А когда Собакевич говорит: "Ведь я знаю, что они на рынке покупают. Купит вон тот каналья повар, что выучился у француза, кота, обдерет его, да и подает на стол вместо зайца ", - то здесь и комментировать нечего. "Кота" вместо "зайца" подают сплошь и рядом, сам успех выводится из количества присутствующих и наличия буфета. Именно буфет задает тон, даже когда его нет. Гастрономический и есть самый европейский уровень восприятия искусства, которое наиболее ослепительно выглядит в компании морепродуктов, цыпленка, овощей на гриле и т. д. Вообще чего угодно, но в алкогольном сопровождении. А трепет души?.. Наверно, остается. В недоговоренном. Или просто в молчании.
 
      Если хотите, посещение выставок не отделимо от иронии и гротеска. Притом, что "ахи" и "охи" - это как обязательное  для заполнения пустоты. Классический же случай таков: со стороны художника - подвижничество, попытка служить своему делу, мучение и борьба. Со стороны, так сказать, потребляющих - трудно определить что, но всегда одно и то же - то, что возможно в глубоком обмороке. Например, какой-нибудь спрашивает: «Вы получили от исполнения удовольствие?» А ты бросаешься на него и убиваешь. А потом орешь: «Разве ради удовольствия ходишь, тупица?». Ответ типа «кретинки» проглатываешь, заодно  и  прощальное:  «Не сердитесь». И вдруг память  становится на его сторону,  поднимает откровение на уровень исторического культурного факта, когда в одной части планеты футуристы, будущники,  например, призывают: «Убьем лунный свет», а в другой - гении, например Александр Скрябин, создают музыку полуночного солнца. И всё это во имя просветления, а вовсе не удовольствия.
 
     Потому без эпиграфа очерк о впечатлениях не действителен. Эпиграф пишется без кавычек:

     Так называемая гордость человечества - люди искусства (в числе их уважаемый художник Борис Отаров) не имеют, если хотите, к человечеству отношения. Общество узурпировало право присваивать имена и работы тех, кто отделился от него, либо был изгнан и попран. Практика показывает, что художник существует, чтобы быть уничтоженным, а потом превратиться в миф. За примером недалеко ходить – достаточно вспомнить Орфея.
Окончание следует