Маленький викинг

Проспект в воскресное утро широк и просторен, как протянутая в приветствии ладонь.
Вон в том, ничем ни примечательном для других доме, жила когда-то его первая любовь – Вика, Викусик, маленький Викинг.

Виктор помнит её до сей поры – всё-всё, до самого маленького мизинчика, до самого тоненького каштанового волоска. Это она так говорила про свои волосы – «каштановые», а Виктор видел в них то медь, когда они валялись на песке у Москва-реки, то глубокую черноту в темноте её квартиры, в редкие часы встреч, когда её отца не было дома.

Виктора её папа не любил. Он, наверное, не любил не самого Виктора, как такового, с глазами холодного стального цвета, белыми длинными волосами, а, как и любого, приближающегося к его дочери.  Отличница Вика часто оставалась взаперти. А однажды Виктор сиганул в окно, чтобы не выдать Вику, когда её отец, вероятно нарочно, вернулся домой среди бела дня. Хорошо, что третий этаж, и шорты стянуть не успел.

«Где ты теперь, Вика?» - пробормотал Виктор вслух. Он любил разговаривать с самим собой, с навигатором, с водителями других автомобилей, невзирая и даже радуясь тому, что они его не слышат. А как вы хотели? Целый день за рулём, только и разговоров, сказать в домофон «Доставка», и чуть позже, подняв заказ на этаж, «распишитесь здесь. Всего доброго».
Навигатор уверенно вёл Виктора в тот самый дом, и когда заключил «вы приехали», Виктор ошеломлённо узнал тот самый подъезд.

Номера квартиры он не помнил, но этаж в маршруте был указан тот же, что и у Вики – третий.
- Бывает, - снова вслух сказал Виктор, представляя, Викину дверь в чёрной коже с золотыми гвоздиками. Тогда такая обивка считалась шикарной.
- Доставка, - привычно сказал он в домофон, но его голос странно всхлипнул в конце.
- Проходите, - ответил женский голос.

Виктор поймал себя на том, что вслушивается в этот голос, чего никогда не делал раньше. Он и заказчиц почти не различал, все они были для него на одно лицо, одного возраста, одного телосложения. Замечал только нечто необычное – собака ростом с телёнка однажды кинулась на грудь, а как-то раз встретила тётка в одних трусах, даже без лифчика. Он потом долго головой крутил, да навигатору рассказывал, кого, мол, только не встретишь на нашей работе.
И сегодня он так и не понял – старая женщина или нет,  и не похож ли голос на Викин.

В лифте – всё тот же старый медленный лифт – он, втянув живот, посмотрел на себя в зеркало: ещё совсем неплох! Волосы, правда, стали чуть светлее из-за ранней седины, а глаза, наоборот, темнее, чем в юности, не на холодную сталь похожи, а на грязный асфальт. 
Он успел только сказать себе: «Да может, и не к Вике!», как лифт распахнул двери. Нужный ему номер – 48 – красовался на новёхонькой металлической двери с фасадом из красного дерева, но располагалась эта дверь именно там.
Вмиг вспотели ладони. Виктор натянул на нос чёрную маску, болтающуюся на подбородке. Как вести себя с Викой, он не представлял. Отчего-то он был уверен, что откроет ему дверь именно она.

Так и случилось! Дверь распахнулась, на пороге стояла Вика, Викусик, его маленький Викинг. Ладненькая, стройная, с длинными каштановыми волосами, как будто не прошло многих лет с их последней встречи. Виктор едва очнулся от её настойчивых слов:
- Вот сюда поставьте. Вы меня слышите, молодой человек? Ау!
Вика его не узнала. Виктор широко улыбнулся, но вспомнил про маску. Наверное, из-за неё не узнала, не могла же Вика его забыть!
Он протянул ей накладную:
- Проверьте!
И когда она рассеянно заскользила глазами по строчкам, вдруг выпалил:
- Паспорт покажите!
Что-то не получалось, что-то не сходилось. Вике на вид было не более двадцати. Как раз столько, сколько на встрече одноклассников, через три года после выпускного.  Она к тому времени уже успела выскочить замуж, и остаться вдовой: её муж разбился на машине, а Виктор к ней совсем охладел. Девчонок у него было много, и любовь к Вике, постепенно угасая, осталась в прошлом.  На встречи выпускников он больше не ходил.

Конечно, Виктор догадывался, что сейчас не фокус омолодиться, вон, сколько примеров, когда артистки  выглядят лучше, чем в юности, но чтоб вот так точно, без следов и рубцов – как-то не верилось.
- Зачем паспорт? – сдвинула Вика бровки, - я же плачу наличными.
Но, поковырявшись в сумке, протянула Виктору документ.
- Шевцова Анна Леонидовна, - прочёл Виктор вслух.  – Какая ещё Анна? А Вика?
- Вика? Мама – Виктория. Вы что ж, маму знали? Мы похожи, да, говорят, как две капли. Я дочь.
Виктор не двигался с места, держа в руке чужой паспорт с фотографией Вики на первой странице.
- «Был знаком»? Почему был? Вика, что, умерла?
- Господь вам навстречу! – махнула на него рукой девица. – Лежит, не встаёт. Альцгеймер. Памперсы вот, для неё. Хотите на маму посмотреть? Маску не снимайте только.
Девчонка, развернувшись, взялась за ручку двери, ведущую, Виктор помнил, в Викину комнату.

Только он, не дождавшись, пока дверь откроется, ринулся наружу, зацепившись ногой об им же принесённые коробки, и понёсся, перепрыгивая ступеньки, вниз по лестнице.
- Деньги, деньги возьмите, неслось ему вслед.
«Шесть пятьсот тридцать, чтобы Викинга в памперсах не видеть, думаешь много?» – спрашивал Виктор у навигатора.
«Поверните направо», - отвечал навигатор.