Роман с продолжением. 8 глава

    За несколько минут глубокого сна, Сергею привиделся дом, он вспомнил лица родителей, бледную, всю в слезах мать, с каменным, хмурым лицом отца. Свою комнату, где над кроватью висели небольшие плакаты его любимых певцов и музыкантов. Даже гитара была, шестиструнная. Правда, играть Сергей учился на семиструнной, научился быстро, Вадим, его одноклассник, часто приходил к ним, он и научил Сергея играть на гитаре, пообещав, что и на ударных играть научит.
    На Олега Сергей поначалу очень злился, потом удивлялся, почему? Но ответа не находил. Просто понял для себя, что верить никому нельзя и настоящие друзья могут однажды предать, ведь Олега он считал другом, они вместе ходили в спортивную секцию, занимались боксом и каратэ. Сидели за одной партой, в кино и на танцы ходили.
    - Ходили... как давно это было... а было ли? Словно в другой жизни. А смог бы я так же, как Олег? Теперь уже и не знаю... - думал Сергей, вспомнив о драке, когда он за него заступился, тогда Олег клялся ему в дружбе и верности.
    - Ну что, братишка? Жизнь нас райская ждёт? Первая ходка? - услышал Сергей голос Седого.
    Открыв глаза, он с безразличием взглянул на него.
    - Первая... - ответил Сергей.
    - Это поначалу, трудно чалиться на нарах. Если правильный пацан, заслужишь уважение братков, иначе - перо в бок и в ящик сыграешь. А что ж помиловку не писал? - облокотившись о стенку вагона, спросил Седой, повернув голову и внимательно посмотрев на Сергея.
    - Бесполезно было. Шрам сказал, что срок могут еще и добавить, - ответил Сергей.
    При упоминании Шрама, Седой полностью повернулся к парню и криво усмехнулся.
    - Так ты со Шрамом в камере чалился? Штаны протирал? А арапа не гонишь? Пургу не несёшь? - спросил Седой.
    - Нет, правду говорю. Шрам сказал, что братки его уважают, если что, сказал, от меня кланяйся, - ответил Сергей.
    - Что же ты молчал, братишка? На одной зоне топтать землю будем, не дрейфь, в обиду тебя не дам. А там, как карта ляжет. Может кайфануть хочешь? На вот, закури, легче станет, - протягивая оставшийся окурок Сергею, сказал Седой.
    Что заставило Сергея взять окурок, он объяснить не мог, сунув его в рот, он прикурил от спички, что зажёг Седой. Но сделав вдох, закашлял, аж до слёз. Седой взял из его рук окурок и затянулся.
    - А ты, я вижу, правильный пацан. Не сказал, что не куришь, не побрезговал гнилых зубов Седого. Уважуха! Хорошо начинаешь жизнь в неволе, сынок, - докуривая окурок, произнёс Седой, хитро прищурив белесые глаза.
    - У меня срок большой... - зачем-то сказал Сергей.
    - Мокруха что ли? Кого замочил? - спросил Седой.
    - Я никого не мочил. Меня подставили, - устало ответил Сергей.
    - Это они могут. Вот... почему-то я тебе верю. Петюня? Когда баланду принесут? - обернувшись к конвойному, спросил Седой.
    Парень сидел на единственном стуле за пределами решётки и дремал, хотя ни сидеть, ни тем более спать, не полагалось. Петюня открыл глаза и вяло посмотрел на Седого. Потом лениво поднял руку и посмотрел на часы на запястье.
    - Седой? Вечно тебе невтерпёж! Ещё целый час есть! - недовольно высказался Петюня.
    - Так жрать охота! Ладно, обойдёмся... на вот, ешь. С этими архаровцами,  скоро  живот подпирать, - вытащив из брезентовой замызганной сумки, типа вещевого мешка, куски хлеба и колбасы, протянув Сергею, сказал Седой.
Сергей вспомнил, что Шершень и ему положил в сумку поесть, сказав, что он его ещё благодарить будет, когда Сергей попытался отказаться. Он и не знал, что родители ему принесли передачу, зная, что скоро его увезут из города. Полина и тёплые вещи зачем-то положила, не зная того, что на зоне своего носить нельзя. В общем, передача, о которой он так и не узнал, не дошла до Сергея. А Шершень положил ему сухари и печенье, палку колбасы и кусок буженины. Хлеб Шершень с ужина оставил и тоже сунул в сумку Сергея.
    - Удачи тебе, Серый. Надеюсь, на зоне выдюжишь. Давай, будь здоров, не кашляй! - напоследок сказал Сергею Шершень.
    Поблагодарив его, Сергей простился и с Дикарём, потом вышел из камеры, с тем, чтобы никогда с этими людьми больше не встречаться.
    Сергей вытащил из своей сумки всё, что там было и положил перед Седым. Но с ними в клетке сидел ещё один арестованный.
    - Наверное нужно угостить... - начал Сергей, отламывая кусочек от хлеба, но Седой резко положил огромную руку на его руку.
    - Ты даже смотреть на него не смей! Видишь, особняком сидит? Опущенный он... не обращай на него внимание, он своё место знает, - с аппетитом начиная есть, сказал Седой.
    Сергей вспоминал, где же он читал или слышал это слово, "опущенный", но никак не мог вспомнить.
    - Простите... а что это значит? - осторожно, совсем тихо, склонившись к уху Седого, спросил Сергей.
    - Хм... птенец ты ещё, необстрелянный. Но ты говоришь, срок у тебя большой? Что ж, научишься потихоньку. Петух он! Теперь понял? - громче ответил Седой.
    Мужчина, лет сорока пяти, худощавый, жилистый, с бегающим, испуганным взглядом, съёжился и опустив голову, забился в угол клетки. Сергей никогда не видел таких... в смысле, опущенных, ему стало не по себе. Рука, с хлебом и колбасой, повисла в воздухе. Видимо, взгляд у него был тот ещё, Седой засмеялся.
    - Таких гнид на зоне хватает. Пусть скажет спасибо, что на него платье женское не надели. Ладно, не обращай внимания, ешь. От голода уснуть не сможешь. А нам ещё ехать трое суток, - сказал Седой.
    - Седой? Поделился бы шкерой, что ли! - услышал Сергей из соседней клетки, разделённой плотной стенкой.
    - А сам не зашкерился, что ли? На вот, держи, Глухарь! - подойдя к стене и просунув руку с едой через решётку, ответил Седой.
    Протянутая навстречу рука, быстро перехватила хлеб и колбасу.
    - Видать, твой сосед, пассажир надолго, а? - спросил Глухарь, с полным ртом.
    - А ты, значит, уши развесил, сучонок? Не твоего ума дело! Сядь и заглохни! - рявкнул Седой.
    - А ну! Разговорчики! Чего раскудахтались? - войдя в вагон, спросил старший из конвойных.
    - Ты бы за базаром следил, начальник... правильные слова говорил, сам знаешь, что бывает за такой расклад, - без страха, высказался Седой.
    - А ты что? Авторитет тутошний, чтобы меня жаргону учить? - спросил конвойный.
    - Чё время зря тратить? Если гниль сгнила, пользы нет, - ответил Седой.
    Конвойный, кажется, не понял смысл сказанного, демонстративно сплюнув, он вышел из вагона. А на рассвете, его нашли убитым острой заточкой в горло. Никто не мог понять, кто это сделал. Клетки были закрыты, оттуда выйти никто бы не смог, если бы подумали на Седого, который накануне говорил со старшим конвойным. На станции, тело старшего конвойного накрыли и вынесли из вагона.   
    Через некоторое время, в вагон вошли четверо в форме и открыв клетку, в которой сидел Седой, стали бить его дубинками. Седой не издал ни звука, прикрыв руками голову, он лежал на полу вагона, подобрав под себя ноги. Били довольно долго, потом, так же молча ушли.
    Вместо убитого старшего, пришёл другой, с яростью стуча по решётке, он орал, чтобы все сидели тихо, иначе... а что иначе, он так и не договорил. Седой поднялся, как ни в чём ни бывало, смачно сплюнул кровью на пол и сел на скамью. Но ничего говорить не стал, молча глядя в одну точку.
    В вагоне стояла духота, дышать было тяжело. Сергей вспоминал ванную комнату, пляж на берегу Балтийского моря, как он с разбега нырял с обрыва и плавал... плавал долго и наслаждался водой. Сергей, сидя на скамье, подолом грязной уже футболки вытирал лицо и шею от постоянно выступающего пота. Баланду есть он не стал, Шрам как-то говорил ему, что в баланду подмешивают гормоны.
    - Чтобы у тех, кто находится в заключении, не возникало желания иметь бабу. А тебе, тем более, срок намотали, мама не горюй. Ведь выйдешь импотентом в тридцать шесть лет. А на зоне, картошку вылавливай отдельно, её можно будет пожарить, повезёт, может и мясо найдёшь в баланде. Баланду выливай, не пей её. Ничего, братишка, там тебя научат жизни, - так Шрам ему тогда и сказал.
    Сергей был молод, возраст, когда хочется постоянно есть, организм здоровый, с естественными потребностями. Сергей вдруг подумал, что никогда не был в близости с девушкой. Так, целовался пару раз... неумело, правда. Плакать Сергей не умел, отец говорил ему, что мужчины не плачут. Но от безысходности и обиды, у него пошли слёзы. И чтобы их не видел Седой, он отвернулся к стене, сделав вид, что спит.
    Иногда, сквозь сон, Сергей слышал, как поезд останавливался, потом, пыхтя, набирал скорость и вновь двигался вперёд. Он не знал, куда он едет и что его ждёт. Конечно, где-то в глубине души, ему было страшно, но ещё он понимал, что должен выстоять и не сломаться, должен терпеть долгие восемнадцать лет. Хотя Шрам и говорил ему, что отсидит он, быть может, лет десять.
    - Остальной срок скостить должны и быть может, повезёт выйти по УДО. Хотя с мокрухой могут и строгача дать, - сказал Шрам.
    Время тянулось невыносимо долго и медленно. Душный вагон, вонь и темнота, лишь под потолком вагона было продольное отверстие с решётками, но воздух односторонне оттуда не поступал. Последний день пути разносили баланду, которую на станции подвозили к вагону. А когда позвали того, которого Седой назвал опущенным, тот не ответил.
    - Кажись, у нас жмурик, начальник. Не отвечает он, а я к нему не подойду, - сказал Седой.
    - Сержант? Посмотри, что с ним? - кивнув конвойному, приказал старший лейтенант.
    Сержант открыл клетку и вошёл. Приложив руку к шее мужчины, он молча прощупывал пульс. Потом поднял голову и покачал головой.
    - Товарищ старший лейтенант! Он мёртв. Что прикажете делать? - спросил сержант, обернувшись назад.
    Шальная мысль мелькнула в голове Седого, он хотел было схватить сержанта, ударом отключить его, выхватить автомат и расстрелять всех конвойных. Он даже сделал было шаг, но старший лейтенант позвал ещё двоих и те тут же вошли. Они вынесли тело и вновь закрыли клетку. Сергей был в шоке, не понимая, как может человек просто так умереть.
    На станции, труп вынесли и об этом никто больше не говорил, так...сло вно сдохла собака и её выбросили.
    - Скорее бы уже до места доехать! - с отчаянием воскликнул Сергей.
    - Завтра будем на месте, не торопись, успеешь на нарах чалиться. А с твоим сроком и соскочить можно. Не ждать, когда откинешься, - произнёс тихо Седой, с опаской поглядывая на сержанта.
    - Не понял... - вытирая мокрые лицо и шею, грудь и накаченный живот футболкой, которую с себя снял, вяло ответил Сергей.
    Он так устал с непривычки, что говорить не хотелось, сухими губами говорить было тяжело, но хотелось есть. Сергей вспомнил, как вкусно готовила мама, котлеты и борщ, тефтели с гарниром и жаренную рыбу с жаренной картошкой. Сергей очень старался не думать о еде, но не мог. В животе урчало, что было у Седого, уже не осталось. Но в сумке Сергея лежало съестное и он высыпал всё на скамью.