Часть 2 Святые вещи молчать не могут

 Ольга Унгер

Ольга сидела за столом, а перед ней лежал фотоальбом, осталось лишь протянуть руку и вот они фотографии её родных, но почему она не может это сделать. Почему рука не слушается, сейчас она увидит то, о чём мечтала пол века, с тех самых первых дней, когда попала в детский дом. Она помнила слова матери, что у них большая родня, надо искать. Да она искала, а кого сама не знала. Пятилетним ребёнком была депортирована с родителями с Поволжья с колонии Ам Тракт. Отца забрали в труд армию, мать, бабушка и сестрёнка умерли, а она в дет доме, у кого что спросить, кто ей скажет чья она эта немецкая девочка. В свидетельстве о рождении фамилия Унгер и всё что ей известно. А сейчас она в гостях у своей тёти, у родной сестры её матери, и там в альбоме есть фото её матери, осталось только открыть альбом. Ну что ты Оля сидишь, я специально задержалась на кухне, думаю дам ей время, пусть сама посмотрит и может сама узнает свою маму. Тётя Мария подошла и обняла Ольгу, они разрыдались. Тётя, я не могу, я не верю, что это происходит со мной. Успокойся, моя дорогая, я помогу тебе, я понимаю твоё состояние. Тётя Мария, а вот я сейчас, кажется, поняла, почему я часто вижу отрывки из прошлого, лица, дома, что-то ещё и голоса, но не могу понять, что они говорили. Тётя, я поняла, они говорили на немецком, а я не знаю немецкий. Меня в детском доме никто не учил языку, вот я и сейчас услышала голоса, хотела понять, что они говорят и поняла, почему я их видела в тех картинках, но не понимала. Давай вместе откроем фотоальбом, здесь все фотографии моих, а теперь значит и твоих родственников. У меня их было немного, но со временем я находила разбросанных в депортацию родных и мой альбом пополнялся. Мы сходим и скопируем тебе фотки и у тебя тоже они будут. Ты же наша, Оля, я не могу поверить, что сижу рядом с Лениной дочкой. Я же думала, что семьи моей сестры Лены больше не существует, а видишь, как, оказывается вот она её старшая доченька сидит у меня за столом. Если твоя мама там на небесах видит нас, как же она радуется за нас. Тётя, я тоже не могу понять это какое-то чудо, что мне удалось узнать кто я и вот приехать в гости к маминой сестре. Пусть вы тётя не моя мама, но вы сестра моей мамы, а значит я могу через вас почувствовать мою маму, у вас наверняка было много общего. Конечно, Оленька, мы росли с твоей мамой вместе, у нас были общие родители, так что вот примерно так как я выглядела и твоя мама. Тётя сова обняла племянницу. Ну давай, Оля, открывай альбом. Оля снова протянула руку и дотронулась до корочки фотоальбома, по телу пробежала дрожь. Успокойся Оля, продолжай. И вот она первая страница, на ней старая семейная фотография. Ну что, узнаёшь кого ни будь. Только лишь по тому, что это фото в вашем альбоме и на первой страницы, наводит на мысль, что это значимое для вас фото. Нет подождите, тётя Мария, а вот это не вы. Ты правильно думаешь, это очень важное для меня, а теперь и для тебя фото, это семейное фото. И ты правильно меня узнала, а теперь посмотри внимательно, если я тут, то, кто ещё может здесь быть. Тётя, вот как будто я, не ужели я похожа на мою маму. Да, Оля, это твоя мама Лена Шмидт, а по мужу Унгер.
Мамочка, я тебя нашла, через пятьдесят с лишнем лет я впервые вижу тебя на фото, я не помнила твоё лицо, я помнила лишь отдельные моменты, а ты помнишь меня твою старшую дочь Олю, а наша младшая Эльвира умерла. На папу я тоже получила похоронку, он не вернулся с труд армии. Мама, а бабушка, которая была с нами, она тоже умерла, я теперь знаю, это была не наша бабушка, это была папина тётя Иоганна Унгер, она с детства была глухая. Мама, у меня теперь есть фото Иоганны. Мамочка, почему я тебя так плохо вижу, наверно фотка не чёткая. Оленька, успокойся, возьми платочек, это слёзы тебе мешают, через них ты плохо видишь лица на фото. Вытри слёзы и давай ещё посмотрим фото вместе, я расскажу тебе обо всех, кто здесь есть. Да, я знаю, возвращаться к пережитым страницам жизни всегда нелегко. А к таким как наши, когда каждая строка ранит и бередит душу, нелегко вдвойне. Война, депортация отняли право на детство, на учёбу, да что там-на саму жизнь. Но мы выжили и нашли друг друга, и я познакомлю тебя с той большой роднёй о которой тебе говорила твоя мама. Вот смотри вот это семейное фото. Здесь два брата Шмидт с семьями. Был у них ещё один брат Корнелиус, он в своё время бесследно исчез. Может это тоже была причиной ареста этих двух. А может совпадение. Недавно нам стало известно, что Корнелиус сбежал в Америку, и там у него семья и всё нормально. А эти двое Генрих Францевич и Иван Францевич были расстреляны в один день 19.11.1937. Я сама делала запрос и получила справки. И там написано, что по постановлению тройки НКВД были приговорены к расстрелу по обвинению в участие в контрреволюционной фашисткой группировке, контрреволюционной агитации и восхвалении фашизма. Тётя, а кто они мне. Ах да я совсем забыла, это мой отец Генрих и мой дядя Иван. Ты наверно поняла, что это твой дедушка Генрих, отец твоей мамы Елены. Это мой дедушка, вот этот с чёрными усами. Да, моя хорошая, это твой дедушка. А это бабушка. Нет Оля, наша мама умерла, и отец женился второй раз. Это наша мачеха Катарина Филпсен. А вот смотри на этом фото наша мама Анна Янтцен с дедушкой Генрихом. У меня есть даже моя бабушка, твоя прабабушка Анна Петерс Шмидт, вот смотри она с сыном Иваном. А вот смотри. Это очень интересное фото, здесь я, твоя мама Елена, наш братик Яков и наша мама Анна Янтцен. Тётя, не ужели это всё наяву, и всё это реально. Столько информации и это всё благодаря одной конкурсной статьи в газете.  Оля, а ты знаешь почему тебе не ответили на твоё письмо с города Асино. Так вы и про это знаете. Да, дорогая знаю. Всё дело в том, что на тот момент две сестры, которым ты писала, кстати, вот они на фото, они уже жили в Новосибирске, и не получили твоё письмо. Оказывается, всё вот так просто бывает.
Оля, расскажи мне как ты жила, что ты помнишь о маме. Почти ничего не помню. Могу догадываться. Нас депортировали в сентябре, в Томске это уже не лето. Начались холода, снег, у мамы не было подходящей одежды для работы в лесу. Пока она работала на сушилки всё было терпимо, а когда перевели на лесозаготовку, то и всё случилось. Работа в лесу целый день на холоде, еды почти никакой, да и мы дома голодные, она ещё от себя для нас отделяла. Вот и закончилось всё быстро, она рано нас оставила.
Детских домов я сменила несколько, точно и не знаю. Ну а ка там было и так понятно, одно только то, что без мамы, а ещё если учесть, что я была немецким ребёнком, тут уж и говорить не стоит. Отношение к нам других ребят было плохое. Нас обзывали, били и что бы не произошло, мы были виноваты. Конечно, я сейчас понимаю, у многих детей родители погибли на фронте и тут мы немцы, но что нам было делать, мы были виноваты лишь потому, что в наших жилах течёт немецкая кровь. Но я же родилась в Поволжье, не в Германии и я маленькая девочка. Это конечно понять очень трудно, тех детей тоже можно было понять, но это понятие только сейчас приходит. У нас там шло чёткое разделение, мы были дети «Спецов», то есть дети спец поселенцев. Мы должны были ходить отмечаться в комендатуре, а куда мы бы там делись, что нас было караулить.
В детдоме мы выполняли любую работу куда отправят, называлось помощь персоналу. Конечно, мы спецы получали ту, от которой отказывались остальные. Да что было бы если бы мы отказались. Я как-то услышала, что другие девочки просят воспитателей помочь им найти маму, конечно, и я захотела, но мы получали сразу отказ. Одна воспитательница, она была добрее других, вот она мне рассказала, что пока не отменили комендатуру, мы не можем искать, но скоро отменят и тогда она мне поможет.
Я тебя понимаю Оля, у меня с моей дочерью тоже была большая трагедия, я тебе уже говорила.
Три дня Ольга гостила у своей тёти Марии, а как будто у своей матери Елены.