Не романтический роман Глава 18-19

Глава18
Олеся встала с диванчика, громко захлопнув роман.
- Знаешь мама, это уже слишком! – обижено воскликнула она.
 После бессонной ночи девушка чувствовала себя устало и подавлено. Она подошла к окну, одёрнула штору и, с изумлением увидела, как робкие утренние  лучи солнца пробиваются сквозь стальной занавес осеннего неба.
- Как не заметно ночь пролетела –  уже успокоившись, сказала Олеся, потягиваясь и всё ещё всматриваясь в бледный осенний небосвод. Затем, точно спохватившись, она резко отвернулась от окна и подошла к маме. Устало улыбнувшись, девушка низко склонилась над ней и, поцеловав её тёплую щёку, поздоровалась:
- Доброе утро, мамочка. Прости, что не сдержалась. Но зачем ты об этом? Ты ж ничего не знаешь…
Едва распрямившись, Олеся внезапно буквально физически ощутила, как стены комнаты сузились, заметно уменьшив пространство и стали давить на неё. Ощущение загнанности и, какой-то жалости не то к себе, не то к маме делало её слабой и уязвимой. А уязвимости Олеся позволить себе не могла.
- Я устала – прошептала она, глядя в окно.- Мне надо отдохнуть, мам –  продолжила Олеся, уже твёрдо решив ехать домой, что бы восстановиться. Она ещё раз, на прощание, поцеловала маму и, пообещав вернуться после обеда, поспешила удалиться.
Уже в такси, по своему обыкновению, удобно расположившись на заднем сидении, девушка мысленно вернулась к последним событиям романа. О, эти события Олеся, названная в романе Ольгой, забыть не смогла бы, даже если б очень хотела. Всё было именно так, как описывалось в рукописи: день был очень холодный и ветряный. Ночью столбик термометра опустился до минус двадцати пяти, но к утру поднялся до двадцати двух ниже нуля. Это было воскресение и, можно было вообще, никуда не выходить, но Алёша, Олесин муж, пообещал  друзьям поехать, с ними, на рыбалку. Договаривались они заранее, поэтому, Алёша с вечера приготовил снасти, палатку, обогреватель и другое оборудование, которое всегда брал с собой для рыбной ловли зимой. Не смотря на мороз и сильный ветер, Олеся не стала его отговаривать. Отношения, последнее время, между ними стали прохладными, если не сказать холодными и провести выходной в одиночестве, ей казалось куда приятнее, чем в компании с Алексеем.
Что знает о любви любовь? Эти слова, когда-то услышанные Олесей, последнее время часто приходили ей на ум. Она, как истинный врач, пыталась поставить диагноз их с Алёшей отношениям, выявить патологию и назначить лечение. Для этого, она не редко доставала их семейный альбом и, по долгу, рассматривала фотографии времён их давней любви. Они познакомились на море. Да, да, потом, рассказывая об этом своим знакомым, они сами нередко шутили, что у них был самый настоящий курортный роман с продолжением. После завершения первого курса, Олеся с родителями поехала отдыхать на море. Жили они в прекрасном пятизвёздочном отеле с видом на залив. Завтракали   в ресторане гостиницы, а каждый вечер отправлялись на прогулку в поисках нового ресторана, таков уж был каприз её мамы, впрочем, который всё, не многочисленное семейство, радостно поддержало.» Одним чудесным августовским вечером, мы забрели в небольшой ресторанчик, с немодным названием «Встреча». И там я увидела, а точнее сначала услышала парня, который, как Бог играл на гитаре и пел так, что моё сердце улетало в космос и летало там до тех пор, пока звучал его голос» - так, в своих мечтах рассказывала Олеся о своей встрече с Алёшей их будущим детям. Весь вечер она смотрела только на него. Он тоже её заметил и при каждой встречи глазами улыбался ей так, точно знал её всю свою жизнь. После его выступления, пела красивая девушка с длинными волосами так долго, что Олеся начала злиться. Но вот он, сказав, что-то ансамблю, взял гитару и, глядя прямо ей в глаза запел» Yesteday». Это звучало, как признание в любви, во всяком случае так эта песня была услышана её сердцем. Едва он закончил петь, родители расплатились с, подошедшим официантом, и, увлекая Олесю за собой, ушли из ресторана. Всю ночь девушка не спала, вспоминая все подробности этой встречи, и задремала лишь под утро.
Весь день она провела в ожидании вечера, предвкушая их встречу и мечтая о том, что б он подошёл к ней. Но вечером всё пошло не по плану и ей так и  не удалось уговорить родителей пойти во вчерашний  ресторан и она, совершенно без настроения сразу после ужина вернулась в номер, легла на кровать и уставилась в потолок, представляя, как он сейчас поёт и, наверное, глазами ищет её в ресторанном зале. Слёзы холодными солёными струйками медленно стекали по щекам. Скорее всего, она так пролежала бы до самого утра, если бы не Лена, девушка, с которой Олеся познакомилась в день приезда. Новая знакомая Олеси, ставшая в последствии её подругой, была на редкость рассудительна уравновешена. Несмотря на то, что она была всего на пару лет старше Олеси, Лена была уже довольно серьёзной и целеустремлённой. Она училась в пединституте и так же, как Олеся приехала на море с родителями. Девушки быстро сдружились и нередко вместе проводили время, особенно на пляже. В этот вечер, Лена пришла пригласить Олесю на дискотеку, но Олеся никуда идти не хотела. После долгих уговоров родителей и самой Лены, она нехотя оделась и всё же пошла.
На дискотеке было шумно и весело. Но ни громкая ритмичная музыка, ни яркие мигающие огни дискотеки, ни уговоры подруги не могли разжечь в Олесе желание танцевать. В конце концов, Лена сдалась и пошла, танцевать одна. Дискотека располагалась на крыше бара и, с неё открывался удивительный вид на море и пляж. Олеся засмотрелась на огромную жёлтую, как головка сыра, Луну, так низко нависшую над морем, что блестящая, полоска её света, изящно разрезав тёмную гладь воды , как на картинах  Куинджи, казалось сливалась с ней, где-то на морском горизонте. Неожиданно, возле девушки оказалась пьяная компания. Олеся попыталась отстраниться от развязно ведущих себя парней, как вдруг один из них, долговязый увалень с красным лицом и рыжими взлохмаченными кудрями, схватил её за руку и потащил танцевать. Она, не на шутку испугавшись, упиралась, кричала, плакала, но пьяный бугай, выкрикивая, что-то в ответ на её протесты, продолжал тащить её через всю площадку. Лена, увидев свою подругу в беде, тотчас подбежала к ней и, попыталась высвободить её руку, но видя, что попытка не приносит нужного результата, стала громко звать полицию, и в этот момент хулиган коротко дёрнул её руку и разжал пальцы, отлетев, куда- то в сторону. Не успела Олеся опомниться, как увидела, что над её обидчиком склонился какой - то парень и, ударив, распластавшегося на полу, увальня   ещё раз, обернулся к ней и спросил:
- С вами всё в порядке?
- Да, -  ответила, растирая по щекам чёрные, от потёкшей туши, слёзы, испуганная и потрясённая девушка. Перед ней был тот самый певец из ресторана. Домой они шли уже втроём. Когда же, Лена, попрощавшись, зашла в свой номер, они вышли на террасу ресторана и разговаривали почти до утра. О чём? Никто из них уже давно не помнил, возможно потому, что память частенько сохраняет не события, а наше к ним отношение и, возможно по этой причине, в памяти обоих осталось только ощущение бесконечного счастья от того, что они были вместе. Расстались новые знакомые только под утро. Родители Олеси дважды за ночь выглядывали на террасу, думая, что молодые люди их не замечают, чем вызывали у тех смущённые улыбки. Утром мама, присев на край её кровати ласково спросила:
-Как его зовут?
- Алёша! – блаженно улыбаясь, ответила девушка.
Он не был ни певцом, ни музыкантом, хотя музыкальную школу окончил. Здесь, на море он подрабатывал. Такой уж у него был характер, независимый. Страстью Алёши, на тот момент, были компьютеры. С появлением в его жизни Олеси, компьютеры отошли на второй план. Вернувшись в Москву, они твёрдо решили жить вместе. Олеся часто вспоминала их первый день на съёмной квартире, когда Алексей, одел ей на палец тоненькое золотое колечко, ради покупки которого ему пришлось целый месяц разгружать вагоны по ночам. Он смотрел ей в глаза так нежно и преданно, а потом вдруг совершенно серьёзно сказал:
- Клянусь тебе всегда быть с тобой рядом. В богатстве и бедности, в болезни и здравии пока смерть не разлучит нас. Олеся, точно эхо повторила клятву, не потому, что не хотела его обидеть, а потому, что ей хотелось быть всегда с ним рядом и, она была уверенна, что так и будет.
Она знала точно, когда разлюбила его, хотя это утверждение едва ли отражает действительное положение дел. В действительности она не могла разлюбить его, потому, что никогда не любила. Теперь ей виделось это так ясно, что вся их совместная жизнь представала перед ней каким-то досадным недоразумением, ошибкой, которую надо было непременно исправить, в кратчайшие сроки и любой ценой. Общество Алексея с некоторых пор, стало тяготить её, а вскоре это тяготение переросло в раздражение. Он не мог не чувствовать отчуждения с её стороны, но разговора об этом боялся не меньше, чем Олеся. Трудно себе представить с какой скоростью достоинства человеческой натуры мужа, которые, только не давно, приводили в восхищение влюблённую супругу, могут стать поводом для раздражения и ненависти. Но, Олеся ничего не могла с собой поделать, а, впрочем, и не пыталась. Их отношения постепенно перешли в стадию добрососедских и каждый из них дорожил этим положением по -  своему. Он, скорее всего, в надежде на возвращение прежних чувств, она - напротив, рассчитывая на мирное расставание. Хотя, сколько бы Олеся не пыталась представить себе их разрыв, у неё ничего не получалось. Думая о технической составляющей предстоящего развода, она знала точно, что все их друзья и даже её мать будут на стороне Алексея. Этот факт особенно злил её. Она не знала, как и чем можно объяснить близким разрыв с таким человеком, как Алексей. Он был слишком порядочен, слишком душевен, слишком отзывчив и слишком любил её, чтобы сыграть в спектакле, действия которого регулярно разыгрывались в её воображении, роль отрицательного героя. Значит эта роль отводилась ей, но Олеся не могла представить себя отрицательным персонажем, потому, что она красива, успешна и влюблена. Сколько бессонных ночей провела она в поисках выхода из этого лабиринта, сколько слёз пролила, но выход так и не находился. Она должна была оставаться на высоте, а он …Что, он? Ответа на этот вопрос у неё не было.
- Вот если бы он однажды просто бы исчез! Бывает же так, что люди не возвращаются с работы домой или пропадают в горах…- мечтала Олеся. – Или на голову ему упал бы кирпич…
Подобные мечты, как правило незаметно приводили её к мысли о неизбежной гибели мужа. 
 Так, однажды, когда она лежала в темноте и, оплакивала своё незавидное положение, страшная мысль о том, что единственным выходом из этой западни была бы его смерть, промелькнула в её голове уже не в виде бесплотной мечты, а реально рождающимся планом, чем напугала её. Но, через какое-то время, когда эта мысль снова её посетила, она уже не испугалась, а спустя ещё какое-то время она привыкла к этой мысли и даже придумывала разные варианты, способствующие её претворению в жизнь.
 Абсурд этой ситуации заключался в том, что она, врач не только по профессии, но и по призванию мечтала, о умерщвлении мужа, считая это единственно возможным благом для них обоих.
Как знать, будь у Олеси возможность поговорить, с кем ни будь о своих проблемах, вероятно, всё сложилось бы совсем по-другому. Хотя вряд ли, кому-то было бы под силу отговорить её от того, что виделось ей избавлением от последствий ошибки, которая называлась браком. Нет, даже маме, Александре Анатольевне Герц, которая прославилась сочинением своих любовных романов, это было бы не под силу.
- Разве способна мама, прожив всю жизнь с папой в любви понять, что, когда любовь заканчивается, то с ней заканчивается и жизнь?!  – думала девушка. – Нет, никто меня понять не сможет. Такое никому не объяснить. Значит всё должно произойти так, чтоб не пришлось, потом никому ничего объяснять.
 Идею с несчастным случаем, девушка отвергла сразу, в виду сложности осуществления такой затеи, к тому же она вообще хотела обойтись без крови. Таким образом, отбросив всё, что по разным причинам её не устраивало, она остановила свой выбор на отравлении. При переезде, Олеся наткнулась на давно забытый гербарий, собранный ею ещё на первом курсе института, и, рассматривая коллекцию растений, увидела свой доклад о Цербере с приложенными к нему ядовитыми листьями растения. Тогда идея избавления от мужа таким страшным способом ещё не приходила ей в голову поэтому, она просто перечла доклад и   спрятала гербарий в антресоли. Когда же крамольные мысли овладели её сознанием окончательно и бесповоротно, она вспомнила о цербере и, достав листья из гербария, измельчила их до состояния порошка с целью добавить мужу в еду или питьё. Поэтому, когда Алёша собрался ехать на рыбалку, Олеся расценила это, как тот самый шанс, который она ждала с таким нетерпением.  Играя роль заботливой жены, она с вечера приготовила для него хлеб и консервы, яд, Олеся решила добавить в кофе, который он, обычно, брал с собой в маленьком термосе-кружке. Алексей, как на зло, долго возился, укладывая продукты в рюкзак, но на конец, завершив это дело, обратился к ней:
- Можешь мне завтра с утра сделать кофе покрепче с собой? Я, конечно, и сам могу, но, ты же знаешь, у меня так вкусно не получится! – сказал Алёша, точно извиняясь и, улыбнувшись своей детской улыбкой, взглянул на неё. Страшно представить, но Олеся, если б только это было возможно, готова была по - детски радостно скакать и хлопать в ладоши, от того, что он сам предложил ей сварить кофе и она завтра не должна будет искать момент, чтобы всыпать в напиток ядовитый порошок. Тщательно скрыв истинные чувства под маской показного безразличия, она устало вздохнула и равнодушно ответила:
- Хорошо, сварю.
Утром, пока он умывался, Олеся сварила смертельный кофе, затем не спеша перелила его в термос и позвала Алексея завтракать. Всё было так буднично, что ей даже не верилось. Утро проходило совершенно обыкновенно. Не было ни каких знамений или знаков, способных предупредить Алексея о готовящемся преступлении. Он был безмятежен и немного рассеян, каким обычно бывал по утрам. Она спросила его, как он спал, Алёша отвечал, что хорошо и снов никаких не видел. Они молча закончили завтрак и так же молча пошли в прихожую.
- Мне кажется, кофе получился слишком крепкий, добавь сахар, если, что – сказала она, когда он одевался в прихожей.
- Не страшно, ты ж знаешь, из твоих рук и яд – лекарство – весело ответил он и, чмокнув её в щёку ушёл.
Нет, он, конечно ни о чём не догадывался, но как метко была брошена им эта последняя фраза. Именно она будет впоследствии не раз всплывать в памяти Олеси.
Он ушёл так же буднично, как уходил всегда. Не было ни многозначительных взглядов, ни пафосных слов, он даже не обернулся на пороге, а она не пошла его провожать, потому, что уже давно не делала этого.
Когда же дверь за Алексеем закрылась, она вернулась в кровать и стала думать:
- Неужели он ничего не почувствовал или всё же почувствовал? Нет, это было просто совпадение. Он и раньше так говорил. Вот, если бы он бросил бы меня… Как бы всё хорошо бы сложилось… Рассуждая, таким образом, она незаметно погрузилась в тяжёлый и продолжительный сон. Когда же девушка проснулась, то грань между событиями утра и сном была уже основательно размыта и ей, было трудно понять, что было сном, а что происходило на самом деле. Ещё не стемнело, когда на её мобильный позвонил друг Алексея и сообщил об аварии, в которой её муж погиб. Он ещё что-то говорил о морге, в который повезли Алёшу, но она вдруг, точно оглохла. Слова звонившего, долетали до неё, словно эхо, с многократным   повторением и наложением друг на друга. Она что-то ответила и нажала кнопку отбоя. Трудно передать, что почувствовала Олеся. То, к чему она так готовилась, о чём она так мечтала, сбылось, но что теперь с этим делать? Ей стало страшно, радостно и мучительно тоскливо одновременно. Она вдруг вспомнила, как вчера вечером, прося приготовить ему кофе, он улыбнулся своей детской улыбкой, которая последнее время так её раздражала.
- Я больше никогда не увижу, как он улыбается – вдруг пронеслось у неё в голове. И неожиданно для себя она заплакала, но вскоре горло у неё перехватило, и она отчаянно зарыдала, упав лицом на подушку.
Воспоминания Олеси прервал звонок Тани:
- Олесь, ну как ты там? Мама как?
- Ой, Тань, не спрашивай. Устала, спать хочу.
- А ты ещё у мамы?
- Нет, в такси, уже минут через пять дома буду
- Может, к нам зайдёшь, позавтракаешь?
- Спасибо, Танюш, ну не могу, всю ночь не спала.
- А мама то как?
- Да как? Без изменений, состояние стабильное.
- А ты почему не поспала, негде?
- Да, нет, диванчик, кресла, всё есть. Я всю ночь роман ей читала.
- Ты прям Шахрезада наших дней.
- И не говори, только сил уже никаких нет. Мечтаю упасть в кровать и заснуть.
- Ладно, пока. Если передумаешь, то мы до вечера дома будем.
- Пока, хорошо, учту. Привет семейству передавай.
Олеся была настолько уставшая, что не хотела ни пить, ни есть. Единственным её желанием было выспаться. Поэтому придя домой, она буквально скинула с себя одежду и нырнула под одеяло.
Когда Олеся проснулась и взглянула на часы, то оказалось, что проспала она всего два часа. Девушка прикрыла глаза и попробовала ещё раз заснуть, но не на шутку разбушевавшееся солнце, проникнув в комнату, сквозь щели между неплотно задёрнутых штор, своим безудержным оптимизмом сводило эту попытку к нулю.
- Надо вставать – лениво потягиваясь, подумала Олеся и не сдвинулась с места. Она лежала и разглядывала комнату, радостно, расцвеченную тёплыми солнечными лучами и ни о чём не думала. Но это продолжалось не долго.
- Надо вставать – вновь подумала Олеся и, на этот раз встала. Раздвинув шторы, она впустила в комнату целый сноп лучей, который мгновенно преобразил её.
- Как хорошо то – подумала девушка и, закрыв глаза, улыбнулась навстречу лучам, которые ласкали её ресницы, грели щёки, скользили по губам и прятались в волосах. Постояв так пару минут, она неожиданно вспомнила, что с момента приезда ни разу не позвонила своей подруге, Лене. Олеся взяла телефон и набрала её номер :
- Ленчик, привет!
- Ой, какие люди! - пьяно весёлым голосом ответила Лена. - А я-то думала, ты меня из армии подруг уже уволила в запас!
- Мне сейчас не до шуток! У меня мама при смерти!
- Как? Александра Анатольевна? – протяжно, быстро трезвея, спросила Лена
- Да так! Возвращаюсь из отпуска, а у неё четвёртая стадия. А ты, что опять выпила?
- Да, что я… Ужас то какой, Олеська. В какой она больнице?
- Она не в больнице, а в доме престарелых.
- Почему в доме престарелых? Ей же уход нужен.
- Уход там, что надо, не волнуйся. Только маме своей не говори, ладно?
- Конечно, не скажу. Ты мне адресок скинь, я поеду, проведаю. Ей из еды, что можно?
- Не надо, Ленок. Она без сознания уже. Я с ней только один день успела пообщаться.
- Может давай, я к тебе приеду, встретимся, обсудим всё нормально, а?
- Прости, Ленок, мне к маме надо. Я домой то заскочила поспать.
- Это ты меня прости, надо ж было ляпнуть. А может, я тоже подъеду, и мы вместе к ней пойдём?
- Нет, не надо. Я сама должна, потом всё объясню. Ты мне лучше скажи, по какому поводу ты опять пила?
- Да не пила я.
- Я, что не слышу?
- Ну, это вчера, чуть-чуть.
-Знаю я твоё» вчера чуть- чуть». Повод -то, хоть был?
Лена на некоторое время замялась
- Не повод, а причина – сказала она дрожащим от слёз голосом. – Мама вчера нашла у себя инструмент Кирилла… Он к ней приносил, когда ремонт делал, и привезла мне…
- Лен, я всё понимаю, но так нельзя, сколько времени уже прошло, а? Ты же себя убиваешь. Я не хочу тебе читать морали, но
- Не трудись, Олесик. Я и так всё про себя знаю, просто я не такая сильная, как ты – продолжая тихо плакать, заключила девушка.
- Прости меня, Ленок, я не хотела тебя обидеть, а утешительница из меня плохая.
- Всё нормально, Олесик – всхлипнув ответила Лена- ты там держись, обо мне не думай, у меня всё нормально.
-Хорошо, всё, буду собираться. Целую.
- И я тебя.
Глава19
Войдя в комнату мамы, Олеся коротко поцеловала её и приоткрыла окно. Свежий, чуть прохладный воздух проник в комнату, наполнив её светлым и, немного печальным очарованием золотой осени.
- Сегодня погода, просто чудо, мам! – сказала Олеся, устраиваясь на диванчике и мысленно добавила – Надеюсь, что ты меня слышишь.
Она открыла роман и продолжила чтение с того самого места, на котором остановилась в последний раз:
- Какого покойника? Господи, что ты такое говоришь, Оля? -  Запинаясь, спросила Вероника Павловна, включив, наконец, свет.
Напротив, неё, опершись на стену, стояла Оля с совершенно распухшим от слёз лицом, тихая и несчастная. Глаза её были уже сухие и, как тогда показалось писательнице, опустошённые.
- Вадик погиб, мамочка, на машине разбился - спокойно сказала девушка и подняла глаза к потолку, стараясь сдержать слёзы.
Ошарашенная известием Вероника Павловна кинулась к дочери и, крепко обняв её дрожащими руками, заплакала.
Оля обняла её и уже не сдерживаясь, зарыдала, как когда то, в детстве, уткнувшись лицом в мамино плечо. Они долго стояли молча, обнявшись не в силах ничего сказать друг другу. Вдруг, в конце коридора, писательница увидела знакомую фигуру Олиной подруги, Гали, с которой они познакомились, отдыхая всей семьёй на море много лет назад. С тех пор она редко видела эту девушку, но знала, что Оля и Вадим так и продолжали дружить с ней, . Веронике Павловне было так же известно, что Галя, не так давно, вышла замуж и теперь Оля с Вадиком и Галя с мужем, чьё имя писательница, благополучно забыла, дружили семьями. Поэтому её присутствие в квартире дочери, нисколько не удивило Веронику Павловну, а даже обрадовало, если только возможно употребить такой оборот в свете столь печальных обстоятельств.
- Галочка, как хорошо, что ты здесь - обратилась к ней, вытирая слёзы бумажным платком, Вероника Павловна – Тебе Оленька позвонила?
- Нет мне Рома сказал – отвечала девушка и, отреагировав на вопросительный взгляд писательницы, добавила -  Мой муж. Они же с Вадиком лучшими друзьями были. Вадик даже помог Роме на работу устроиться. Они на выходных часто что-то затевали, вот сегодня они с коллегами на рыбалку ездили. А когда стали разъезжаться Вадик впереди Ромы ехал, вдруг резко свернул и в кювет… Рома к нему подбежал, сразу в службу спасения позвонил, что мог сделал… Но было уже поздно. Он Оле позвонил, а потом мне… Я вот, вещи привезла. Закончив рассказ, Галя показала на бесформенную кучу, лежащую под зеркалом в коридоре.
- Что мне теперь с этим делать? – спросила Оля, беспомощно пожав плечами.
- Не думай ты об этом, не надо – обнимая подругу, сказала Галя.
-  Столько вещей -  точно удивляясь, растерянно пролепетала Оля – а хозяина нет.
- Не надо, Оленька, не рви душу. А вещи надо раздать или в церковь отдать. Помнишь, когда папа умер, мы все вещи раздали. А у Вадика же столько друзей…
- Было – продолжила Ольга.
- Вот и будем им память. Подумай, доченька. С этими словами она достала куртку из рюкзака и вопросительно посмотрела на дочь. Та сидела и с предельным безразличием следила за действиями мамы.
- Галя, твоему Роме не подойдёт? – ожидая реакции дочери, спросила Вероника Павловна, но никакой реакции не последовало, и тогда к ней обратилась Галя, украдкой поглядывая на писательницу:
- Можно, Оль? Просто на память, ты же знаешь у Ромки этих курток…
Оля равнодушно махнула рукой и отвернулась:
- Делайте, что хотите. Ещё не похоронили, а вы уже добро делите! - обессилено тихо сказала она
- Да, ты, что такое говоришь, доченька? Я ж хотела, что б они тебе на глаза лишний раз не попадались! Галя, выкинь их на помойку, пожалуйста! – решительно с вызовом скомандовала Вероника Павловна.
Совершенно растерявшаяся Галя стояла в полном замешательстве и смотрела на Олю:
- Что, прямо всё и рюкзак? – нерешительно спросила она, глядя на писательницу испуганными глазами.
- Да! Надо избавиться от всего этого, как можно быстрее!
- Но тут снасти, крючки…?
- Не важно. Уноси всё. Кому надо – заберут.
- А можно, хоть термос оставить? – явно сожалея о таком решении матери подруги, спросила Галя.
- Какой ещё термос?
- Хороший, японский, Оля Вадику на день рождения дарила. Если вам не надо, то я могу сразу в свою сумку переложить, и он Оле точно на глаза не попадётся.
 Вероника Павловна полезла в рюкзак и извлекла из него термос, который, судя по весу, был полон.
-  Хорошо, но остальное, Галочка, вынеси на помойку, а я пока вымою термос.
Обрадованная Галя, бросив короткий взгляд на, потерявшую всякий интерес, к возне вокруг вещей, Олю, сгребла всё в охапку и прильнув к уху Вероники Павловны тихо спросила:
- А можно куртку я тоже заберу?
- Можно, но только так, что б Оля не видела.
Галя, обременённая вещами, вышла в коридор и вскоре дверь за ней закрылась.
- Может поспишь, доченька? – спросила Вероника Павловна, убирая с лица дочери спутанные пряди волос
- Нет, мам не хочется. – глядя прямо перед собой, отвечала Оля
- Понимаю – вздохнула Вероника Павловна и встав с дивана направилась на кухню, по путно открывая крышку термоса. Внезапно она остановилась, уловив необычно приятный аромат, доносящийся из него и спросила:
- Оленька, ты что в кофе добавляешь, жасмин? - спросила писательница
- Какой ещё кофе? -  устало, повернув голову, на её голос, отвечала Оля. Вдруг, увидев в руках мамы термос, она подскочила и выхватила его из её рук, едва не расплескав содержимое. Термос оказался практически полным. Глаза её сделались круглыми не то от удивления, не от испуга, словно она увидела приведение.
- С жасмином - Не отрывая взгляда от термоса, медленно произнесла девушка и быстрыми шагами направилась на кухню. – Только он его кажется не попробовал. - донёсся оттуда её глухой голос.
- Это потому, что я Роме большой термос колумбийского кофе сделала, что б он ребят угостил. - Извиняющимся тоном отреагировала, вернувшаяся из своего похода и уже переобувающаяся в тапочки Галя.
Оля, всё ещё держа термос в руке, перевела удивлённый взгляд на Галю.  По её взгляду можно было понять, что ответ Гали для неё имел большое значение. В глазах Оли вновь заблестели слёзы. Вероника Павловна, заходя на кухню и заметив слёзы в глазах дочери, предложила:
- А давайте, я его сейчас подогрею, и мы им помянем им Вадика …
- Нет! – коротко и решительно, ответила Оля, повернувшись к раковине и моментально вылив содержимое термоса в раковину.
- Оля, что ты делаешь?
Услышав голос матери, она рефлекторно развернулась в её сторону, и Вероника Павловна увидела перед собой, не убитую горем дочь, а испуганного, загнанного в угол маленького зверька, смотрящего на неё со страхом и мольбою, своими огромными серыми глазами. То ли от испуга, то ли от неловкого поворота, термос из рук Ольги выскользнул и упал, на каменную плитку пола, нарушив паузу, воцарившуюся ненадолго между женщинами, громким звоном разбившийся колбы. Ольга, посмотрев растеряно на разбитый термос, тихо сказала:
- Ну вот, теперь, надо выбросить. И подняв его с пола, бросила в мусорное ведро.
Вбежавшая на звук битого стекла ничего не понимающая Галя, остановившись в дверном проеме, спросила её:
- Что случилось?  Но, не дождавшись ответа от Оли, переадресовала свой вопрос Веронике Павловне
- Что случилось?
Вероника Павловна, ничего не ответив, посмотрела на дочь.
-  Ничего страшного, термос уронила. – Почувствовав на себе вопросительный взгляд матери, ответила Оля.
Галя демонстративно, облегчённо вздохнула, почувствовав, в этой тяжёлой тишине, возникшей в кухне, что-то странное и вышла из неё, оставив дочь и мать наедине.
- Оленька, что происходит? Может расскажешь? – спросила Вероника Павловна.
- Нечего рассказывать, мама
Вероника Павловна, уже ясно понимала, что спровоцировало столь неадекватное поведение дочери и, сейчас, больше волновалась, не о том, что Оля чуть не натворила, а о том, чтобы подруга, ставшая невольной свидетельницей этой неприятной сцены, ни о чём не догадалась. Поэтому, она, оставив дочь в кухне, направилась разыскивать Галю.
Писательница нашла девушку в спальне за разбором простыней, полотенец и наволочек. Разложив их на большой двуспальной кровати, Галя отбирала наиболее старые из них, что б продолжить занавешивать зеркала.
- Как квартира сразу изменилась – оглядывая спальню с занавешенным зеркальным шкафом и трельяжем, начала разговор, Вероника Павловна.
- Да, я раньше и не замечала, что тут так много зеркал – не отрываясь от своего занятия, ответила Галя.
 - Не нравится мне состояние Оли –  понизив голос, почти до шёпота и оглянувшись, словно опасаясь, что дочь её услышит, продолжила беседу Вероника Павловна.
- Не волнуйтесь, я с ней сегодня останусь, а надо будет и завтра, и вообще сколько надо будет, столько и останусь. Я уже с Ромой договорилась.
Вероника Павловна, прохаживаясь по комнате и разглядывая фотографии на стенах, вновь обратилась к Гале:
- Мне кажется, надо убрать с её глаз фотографии Вадика.
- Мне тоже так кажется, я даже вас просить хотела забрать их к себе и, особенно альбом.
- Почему «особенно альбом»?
- Вы только не волнуйтесь, но когда я приехала, то мне даже показалась, что Оля с ума сошла.
- Почему?
- Дверь настежь, это я её прикрыла, закрыть она мне так, и не дала. Оля сидит на диване в зале свадебный альбом листает, рыдает, каждую фотографию с Вадиком целует и бормочет: прости, прости меня. Хорошо, что я с собой целую аптеку захватила. Отпоила её пустырником, валерьянкой, настойкой пиона и, когда она успокоилась, потихоньку альбом забрала и спрятала. Боюсь, теперь, что если найдёт, то опять рыдать начнёт. Наверное, переживает, что помириться не успели.
- А они, что в ссоре были?
- Думаю да – воровато оглядываясь и перейдя на шёпот, ответила Галя.
- Это почему же?
- Рома рассказал, что Вадик сегодня всю рыбалку, как в воду опущенный был.
- Нууу, это не причина. Может у него на работе проблемы – неуверенно парировала Вероника Павловна.
- Не было у Вадима никаких проблем, кроме Оли.
- Он, что- то твоему Роме о их с Олей отношениях рассказывал?
- Думаю, что рассказывал, правда со мною Рома это не обсуждал, знает ведь, что я на Олиной стороне буду. Но один раз, правда сказал: Боюсь я за Вадима, как бы твоя подруга его совсем уничтожила. А я думаю, что это был просто кризис среднего возраста. Переросли бы… Галя нежно посмотрела на Веронику Павловну и, едва сдерживая плач, тяжело вздохнула:
Если честно, то в голове не укладывается. Такая любовь, как у них, только в кино бывает. Кому не рассказывала – не верят. Не представляю даже, как Оля без него будет. Такого, как Вадик, второго не бывает.
- А Рома твой придёт?
- Нет. Он сейчас сам в поддержке нуждается, куда ему Олю утешать.
Вероника Павловна обняла девушку и, крепко прижав к себе поблагодарила:
- Спасибо тебе, Галочка.  Я всегда была спокойна, когда ты и Вадим были с ней. Теперь только ты…
 Ей было уже совершенно ясно, что Галя ни о чём не догадалась, а странное поведение Оли, подруга приняла за проявление нервного потрясения. От этих мыслей Веронике Павловне стало легче, напряжение, не дававшее её душе подчиниться горю, так внезапно вошедшему в её жизнь, спало и, она заплакала. 
Когда Вероника Павловна вошла на кухню, Ольги там уже не было, это обстоятельство немного встревожило писательницу и та, не дозвавшись, дочери, заглянула в гостиную, где и обнаружила её спящей на диване, скрутившуюся калачиком и уткнувшуюся лицом в мягкую спинку. Вероника Павловна смотрела на неё влажными от слёз глазами, и вспоминала, как в далёком Олином детстве, она всегда сворачивалась вот так же, калачиком или закрывалась с головой одеялом, когда уходила спать обиженной или наказанной.  Сердце писательницы сжалось.  Ей стало невыносимо больно, что она ничем не может помочь своей девочке, именно сейчас, когда той так тяжело и больно. Вероника Павловна сходила в спальню и, вернувшись оттуда с пушистым пледом, накрыла им Олю. Было абсолютно ясно, что разговора, в ближайшее время не получится, да и она сама была опустошена сегодняшними событиями и не имела сил ни для поддержки дочери, ни для трудного разговора с ней.
 Поддавшись уговорам Гали, Вероника Павловна, забрала свадебный альбом, фотографии в рамках с изображением Вадима и поехала домой с тем, чтобы заняться организацией похорон. Проезжая мимо магазина с яркосветящейся надписью» Клаксон», писательница заметила, в свете уличного фонаря, фигуру дяди Вовы, очевидно, кого-то поджидающего. Вероника Павловна, испугавшись, что он сейчас узнает её и тогда придётся остановиться или, если не останавливаться, то хотя бы, притормозить, чтобы поздороваться, вжалась всем телом в сидение, сгорбилась, втянув голову в шею и, постаралась проехать, как можно незаметнее. Ей практически это удалось, дядя Вова её не заметил, сосредоточив свой взгляд на магазине, он не смотрел на дорогу, но в последний момент из магазина вышел Виталик и, узнав её машину, приветственно помахал ей рукой. Дядя Вова обернулся, что б посмотреть, кого поприветствовал его приятель, но машина Вероники Павловны уже проехала мимо и он, наверняка не успел её разглядеть.
Вернувшись, домой, она приняла, по своему обыкновению травяную ванну и, успокоившись, решила позвонить генералу.
-Добрый вечер, Олег Николаевич! Хотя, какой же он добрый! – произнесла она со слезами в голосе. Сейчас ей вовсе не хотелось играть. Ей нужно было простое человеческое участие.
- У нас горе! Оленькин муж, Вадик, погиб! Да! Сегодня.
 Генерал, очевидно, приносил свои соболезнования, сетовал на ранний уход Вадима, Вероника Павловна тихо всхлипывала, промокая глаза салфеткой и поминутно за что-то его благодаря.
- Так вы нам поможете, а то, верите, никаких сил нет. Остались мы теперь без сильного плеча
Получив от Олега Николаевича уверения в том, что все хлопоты по устройству похорон он возьмёт на себя, она ещё раз его поблагодарила. Решив, что пора уже заканчивать этот разговор, в виду того, что поставленная ею цель уже была ею достигнута, она, ещё раз громко всхлипнув, доверительно, призналась ему, в том, что после смерти мужа, у неё нет никого, кроме него, кто был бы ей так близок и, что только к нему она могла позволить себе обратиться в этот жуткий, для неё час. Оппонент Вероники Павловны был явно доволен тем местом в жизни писательницы, которое она только, что озвучила и готов был свернуть горы, чтобы не утратить его.
Сама же писательница, почувствовав невероятную усталость, легла в постель, прихватив с собой свадебный альбом дочери.
- Неужели она решилась на убийство? Нет, нет, Оля на такое не способна! Или...? Это, и впрямь, проклятие какое-то? Надо было раньше рассказать ей об этом! Только когда? Она ж не я, замуж по такой великой любви вышла. Кто бы подумать мог? Вопросы сменялись рассуждениями, а рассуждения, в свою очередь, новыми вопросами. В прочем, что одни, что другие, в свете последних событий уже не имели смысла.
- Спасибо тебе, Господи, что отвёл Ольгу мою от греха! – вслух сказала Вероника Павловна и, трижды осенив себя крестом, напомнив при этом самой себе бабушку, выключила свет ночной лампы, стоящей на тумбочке и вскоре заснула.
Вероника Павловна ещё долго не решалась заговорить о мучавших её сомнениях, с Ольгой, но разговор, всё же состоялся. Это случилось на сороковой день, после кончины Вадима. Когда все гости разошлись и в квартире остались только они вдвоём, Вероника Павловна, помогая Оле собрать посуду обратилась к дочери:
- Может ко мне поедем?
- Нет, не надо, со мной всё в порядке.
Действительно, весь вечер Оля держалась совершенно обычно, она была любезна с гостями, внимательно следила за порядком на столе и поддерживала каждый тост, хоть почти ничего не пила. Она больше не дрожала, как осиновый лист при упоминании имени покойного супруга и не заламывала рук принимая соболезнования.
-Оля, я хотела бы тебе задать один прямой вопрос и ответ, хотела бы получить тоже прямой и честный.
Оля подняла на неё слегка удивлённые глаза и ответила спокойно, точно ожидала этого.
- Хорошо.
- У меня не идёт из головы эта история с термосом. Что было в нём кроме кофе?
- Жасмин – не меняя интонации, отвечала Оля.
- Но ты ведь нарочно его разбила!
- Да, не хотела Галке отдавать. Ты ж ей пообещала, а я услышала. Напрямую отказать ей не могла, вот и разбила. - глядя прямо в глаза маме, ответила Оля.
- А почему Рома не пришёл, он же был другом Вадима?
- Не знаю.
- Что и Галя ничего сказала?
- Не помню, сказала, что уехал куда то, кажется.
- Странно, он так хорошо говорил о Вадике на поминках, на девять дней...
Оля молчала, явно тяготясь этим разговором.
Вероника Павловна опустила голову и продолжила собирать тарелки…Продолжать разговор было бессмысленно. Оля говорить не хотела.