Две смерти

Первый раз папа умер 20 апреля 1995г после своего 66-го дня рождения.
 Ко мне на урок с сообщением постучалась работница почты; впервые за годы телефон в школе не работал… Я тогда преподавала в Чаевской сельской восьмилетке.
Послушайте, что она сказала: «Звонила Ваша мама и просила приехать домой – что-то с Вашим отцом». Что могло случиться с тяжело-, с очень тяжелобольным человеком, как вы думаете? У которого – топор под подушкой, и морфия уколы уже не помогали от боли…
Слово «умер» не было произнесено! Это потом я разглядела во всём руку Божию. И телефон не работал в школе в кои-то веки, а то бы Валентин Палыч – директор школы – сказал всё напрямую. А послал Господь осторожную женщину, которая не стала ничего констатировать, говорить утверждающе-страшных слов! Ещё раз обращаю на это внимание того, кто не просто читает, а и СЛЫШИТ.
По дороге в родительский дом мой разум не обсасывал понятие «смерть», так как это не было сказано. Естественно, идея такая пришла, и текли слёзы непрерывно, пока я ехала на попутных и шла своим посёлком. Но не было внутри чувств по поводу утверждения страшного, хотя и ожидаемого события.

Печаль из-за разлуки с близким человеком глубока, влажна и всё же не так сильна, как вопрос в сердце верующего: «Спасена ли душа, Господи, о чем я Тебя умоляла?».
«Не отпусти с земли без покаяния! Не отпусти без покаяния, спаси эту душу! Господи, дай веру!…» – такую страстную молитву возносила я за больного, умирающего отца. Ну, и как? ответил ли, произошло ли? «Только не в ад! Господи, спаси!»
Что в сердце у человека, успел ли обратиться – зачастую это тайна для остальных.
И вот, я бегу домой, чувствуя горе, а переживаю в основном за ЭТО.

Захожу. Мама со слезами занавешивает зеркало. Костюм погребальный уже не в шифоньере, а на спинке стула. Сам гроб на чердаке давно готов: папа мой – плотник и столяр – решил нас не обременять, и лучше сам качественно и не спеша сделать себе последний дом, как он сам назвал это изделие.
Отец, хоть и похудевший за время болезни, но по-прежнему большой, лежал на диване. Левая рука с внутренней части локтя была сильно и много исколота. Мама объяснила, что только что приезжала «скорая», и врач проверял на мёртвость; реакции никакой. Конечно, были проведены разные процедуры – ничего не помогло. Написан соответствующий документ, эпикриз, или как его, о смерти, и «скорая» уехала.

Изредка и коротко сквозь губы отца вырывался воздух. Я стояла над ним. Плакала, но не оплакивала. Прислушивалась к побуждению. Придвинула стул, села. Взяла отца за руку. Рука была тёплая. Я стала молиться всеми, какие только приходили мне на ум, молитвами и псалмами, напоминала Богу мои уговоры Его о спасении папы… Мама ушла в кухню; это хорошо. Не стала мне мешать. Потому что в ней веры такой не было.
Я не помню, сколько прошло времени. Тогда, в общении с Богом, оно просто выключилось. А потом этот промежуток мне показался часом или больше.
Послышался стон. Отец почувствовал боль от безжалостно нанесённых тычков шприца в локтевом сгибе. Повернул голову в мою сторону. Взгляд осознанный. Меня узнал. Попросил пить. …Короче, он вернулся, он воскрес!
В связи с дальнейшими событиями я поняла, что тревога моя тогда – мол, спасён ли? – была не напрасной. И Бог вернул его, чтобы спасти.

 Отец прожил ещё ровно месяц. И в этом месяце случилось самое главное СОБЫТИЕ в его жизни.
Он почему-то почувствовал себя крепче. Стал ходить не на стул с дыркой, что выпилил для горшка, а на двор, в настоящую  деревенскую уборную. Это было не просто и не рядом. Шёл с помощью стенок и печек. В прекрасные пасхальные дни мы даже выводили его посидеть на солнышке.
Мне дали на работе отпуск по уходу за больным при мамином ходатайстве. Я видела НЕОБХОДИМОСТЬ в чистоте. Я занималась ГЕНЕРАЛЬНОЙ уборкой. Не только мыла всё и вытирала пыль там, где в жизни даже на большой праздник не вытиралось, например, на кроватных пружинах, но и… саму атмосферу дома генерально, то есть, применяя духовную власть, очищала от нечисти.
Поясняю для тех, кто саркастически усмехнулся. Даже тогда, на заре моего хождения в вере, когда духовная личность только вынашивалась, не родилась ещё, но я так верила во Христа, что понимала власть Его во мне. И то, что я должна ею пользоваться против духов злобы поднебесных. И тут пред смертным одром близкого мне человека во мне поднялось это откровение, эта необходимая сила, мужество, страстная ревность по спасению отца и ощущение, что есть те, кто мешают. И я гнала именем Иисуса Христа, я приказывала нечисти, именно с генеральской властью, покинуть мой дом, дом отца моего! Одновременно наводя порядок на физическом плане.
И скажу вам: дышать стало легче. Реально – почувствовалась свобода!
Теперь понимаю, что это Господь готовил среду для важного действа! Применяя моё послушание. Понаблюдайте – будьте внимательны – что многое на земле Господь делает с помощью рук и уст и, конечно, ума верующих людей! Наша задача – слушаться!

…О, если бы я не послушалась в следующем! Как бы произошло тогда то, ГЛАВНОЕ, событие, в жизни папы?!
 Но, Отче мой, Ты по милости Своей дал мне любовь и сострадание к отцу земному, вложил молитву в сердце и уста, сделал участником исполнения её и свидетелем ответа!
А было так. Занимаясь делами в прихожей, я всё же услышала слабый-слабый голос папы, он просил пить. Принесла и уже хотела уйти. Но внутри почти приказ: «Говори сейчас!». Почти, это для моей безответственности и трусости. Теперь знаю, что – приказ! Здесь нельзя промедлить. И исполнять нужно точно. Да и куда откладывать – человек один раз уже умирал, чуть не ушёл насовсем!
А что говорить, или о Ком, было понятно. Потому и боязно – получишь опять по-свойски: «Да пошла ты…». Я уже хотела уйти; ладно, сделаю это, но как-нибудь позже… Но не тут-то было! Нога моя к порогу, а руки к косяку будто примагнитились. Я даже ещё попыталась дёрнуться, думала, показалось. И не могла отклеиться.
Тогда, покорившись, со страхом, дрожащим голосом говорю: «Папа, так уж получилось, что дочка твоя верующая…»  Это было начало речи, я ещё не знала, что сказать дальше. Возникла маленькая заминка. Вдруг неожиданно для меня отец стал говорить. Почти бессильным голосом. И поведал он неожиданное. «Раньше я подвозил попа всегда. Другие боялись, а я садил. И он вёл со мной беседы…» Он был шофёром на грузовике.
 Радостное моё удивление сделало меня легче и шире. Как! Я узнаю такую интересную историческую подробность!
– Папа, – теперь я осмелела, – разреши мне позвать к тебе священника. «Да он, наверное, денег много возьмёт…», отвечает. Вы слышали?! Вы слышите, что папка мой не сказал «нет»!? И я давай убеждать: «Не возьмёт; он мой знакомый». А сама думаю, да хоть тысячу! лишь бы состоялось! И скорей-скорей ухожу, пока возражений не прозвучало. И потому что «нет» не сказано. Я с радостью пошла обдумывать, где найти и как пригласить настоятеля.

… Приезжал священник без меня, я была на работе. На следующий день позвонила мама. Такой звонок в плане позитивности был впервые за всю жизнь! Обычно звучали жалобы на обстоятельства и наезды на людей; и заканчивался разговор примерно: «Вот такие дела…». А тут – радостный голос! «Верунька, представляешь, к нам вчера батюшка приезжал! Долго был у отца в спальне. В доме сделалось как-то светлее (!). Матюгов почти не слыхать. Видно, болеть стало меньше…» Вы не поверите – просто весёлое щебетание, это от моей-то мамы!

Я виделась с настоятелем через время, когда папы уже не было, и он рассказал, как сильно отец плакал перед причастием – навзрыд, слёзы лились двумя ручьями! Для меня это было ещё одним доказательством, что покаяние состоялось.

Папа ушёл от нас в весенние светлые дни. 20 мая. Ровно через месяц после первой смерти.
За грузовиком с гробом я шла с сухими глазами. Меня это даже слегка смущало.
– Мама, – говорю, – чего-то у меня не плачется.
– Дак ты уж выплакала все слёзы, – отвечала мама.  А внутри меня вдруг прозвучал другой ответ: «Ты просила – Я сделал». Я с радостью в сердце поняла, что папа мой определён на место, на желанное место, в рай!

Потом уже я размышляла над тем, какие примерно слова мог говорить священник умирающему человеку – слава Богу за служителей! Какие вопросы должен был задать невоцерковлённому прежде, чем предложить причастие – Тело и Кровь Иисуса Христа. Думаю, что – как вижу из послания Апостола Павла к Римлянам – следующие. «Веруешь ли во Христа Иисуса?». «Признаёшь ли, что грешен?». «Веришь, что простит Господь?». «Веришь ли, что умер Он за твои грехи и воскрес ради твоего оправдания?».
Ну, примерно так, судя по десятой главе.  «Ибо если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению.»
 (Римлянам, 10 глава, 9 и 10 стихи).

И если человек отвечал утвердительно, то, на основании Писания, он спасён!

Для обретения вечной жизни стоило умирать два раза!
Да. Но знаем всё же примерно. А верим… верим точно!