Нулёвые редактированные, с изменениями

               
               
               
               

                Лгал я с упоением, самозабвенно
                Наслаждаясь той новой               
         жизненной                               
                Гармонией, которую создавал.               
                За такую соловьиную ложь я получил
                от матушки в левое ухо, а от отца
                бычьей жилой по заду.
                Это нимало не печалило меня, а скорее
                послужило толчком для новых вымыслов.
               
                Владимир Набоков «Отчаяние»

                Предисловие

                Не записанный на плёнку               
                Был ли в самом деле я?               
                /Паша Кашин/

     Оставив, наконец-то, работу, а мне повезло сделать это до повышения пенсионного возраста,   я взялся перебирать свои бумаги и отрывочные дневниковые записи, которые, с завидным упорством, начинал раз десять за всю свою сознательную жизнь.
   Из кипы бумаг  извлёк я меню ресторана «Большой Урал» 198… года. Не знаю, как сейчас, но тогда это было достойное заведение для почтенной публики. Выдающийся  корешок  малахитовой обложки невозможно было не заметить, но только сейчас  я обнаружил в ней две исписанных «Ленинским» почерком общие тетради. Это был дневник, почти что повесть нулевых лет.
   Поскольку в новом статусе у меня, наконец, появилось свободное время,  я попробовать придать запискам вид более- менее читабельный.  И вот что из этого получилось.
                *   *   *
                На выставке

        Первые два дня в южном городе Аньхуй стоили мне нескольких лет жизни. Не считая выпитого по дороге, мы гуляли ночь по прибытии, днём за открытие выставки, вечером на  банкете, а позже уже среди красных фонарей.
    В скромной, можно сказать аскетичной комнатке, где оказывались услуги, за красной шторкой вместо окна оказалась грубая кирпичная кладка, и о том, что рассвело, я узнал лишь в фойе, где заспанный служка оторвал голову от стойки, скользнул по мне оценивающим взглядом и указал на диван, где сидели свои: Мирохин, владелец мукомольных заводов и  мэн с Администрации.
    Над их помятыми лицами красовалась в вычурном окладе вольная копия с картины «Тайная вечеря»: лики, в принципе, те же,  но дюже красны и глаза осоловелы.  В руках учеников  кружки с пенистым напитком, а Учитель, потупив очи, вот-вот затянет прощальную.  Видимо, автор копии, не знакомый с Евангелием, по своему понял повод для застолья.  Меня это не удивило: минуту назад, одеваясь, я любовался полотном на тему «Дочерей Левкиппа» Рубенса, превосходившим оригинал  экспрессией и гротескным эротизмом.
   Тогда я ещё не знал, что в здешней продвинутой провинции есть целые деревни «художников», которые специализируются на копиях классиков. Утомленные однообразием, крестьяне порой позволяют себе усовершенствовать в духе времени работы древних мастеров для улучшения товарного вида продукции.
     - Всё, погнали, - хрустнув пружинами дивана, тяжело поднялся капиталист.
- Так! Дожидаемся остальных, - голосом воспитателя детского сада попытался остановить его сосед.
   Мирохин повернулся к нему задом и спросил меня:
- Едешь?
Я кивнул.
 – Да что они там, уснули? – Засуетился мэн, испугавшись остаться один в притоне. – Эй, товалися! - обратился он к китайченку в замызганной жилетке, жестами показывая, что надо бы позвать оставшихся членов нашей группы. Обнажив никотиновые зубы в сонной улыбке, тот показал большой палец:
- Лосия колосо! Я любишь!
  Мэн безнадежно махнул рукой.
- Ладно, не маленькие, сами доберутся.
- Чек возьми с печатью, - напомнил ему Мирохин.
- Зачем?
- Присовокупишь к представительским.
- Думаете, прокатит? – Всерьёз задумался чиновник.
  Солнце, возможно, и взошло, март никак, но за высокими панельками, облегчённого варианта нашей 97 серии, его не было видно. Белесое небо в извечной дымке предвещало липкую духоту с запахом китайской кухни. Улицы были безлюдны, но интуитивно чувствовалось, как за бетонными стенами многоэтажных коробок начинает урчать канализация, и зажигаются газовые конфорки под соево-чесночным варевом. Ещё немного и гигантский муравейник придёт в движение:  каждый, из полутора миллиардов мурашей, потащит свою соломинку в общую кучу и без того безмерного ВВП. А мы приедем и завалимся спать. Ещё тридцать лет и три года.
    Я хотел заказать такси, но Мирохин остановил.
- Тачку? Вон их сколько, - показал он на тележки в которых крестьяне везли   зелень и овощи на рынок. - И так вчера денег на месяц вперёд просрали.
- Такой богатый и такой жадный! - Покачал головой чиновник.
- Экономный, - поправил Мирохин. - Тем и живём. Это вы там щедрые, за казённый-то счёт. Давай этого татарина остановим, - встал он на пути велосипедиста с пустой тележкой. Поторговался и пригласил нас занять места в деревянном ящике. Велосипедисту пришлось приподняться на педалях, тощая его задница приподнялась, велосипед заскрипел, но тронулся, медленно набирая обороты по пустынной улице.     С песней
                «Из-за острова на стрежень,
                на простор речной волны,
                выплывали расписны-я
                Стеньки Разина чалны!»
 подкатили мы к отелю «Меридиан», к изумлению китайского пикколо в красной ливрее и шапочке на резинке. Приученный кланяться, открывать  дверцы автомобиля, придерживая сверху ладонью, чтобы гость не ударился затылком, он растерялся, не зная, как поступить с нашим транспортом.
   В двенадцать, одинаково благоухающие парфюмом из гостиничного туалетного набора, мы были уже на выставке.  Согласно устной рекомендации организаторов, доведенной до участников через руководителей делегаций, все были в галстуках. Даже Фролякина, развесившая по соседству с моим стендом свои кости. Точнее, образцы достижений её  ортопедической компании.
   Город Аньхуй, следуя новой китайской традиции провозгласил себя  очередным Центром Передовых Технологий и в подтверждение статуса, учредил ежегодную научно-техническую международную выставку. Поскольку развитые страны не спешили откликнуться на  сомнительную инициативу (или авантюру, если угодно), организаторы начали раскрутку амбициозных планов с приглашения стран бывшего СССР, Монголии, Эфиопии, заманивая их подарками и бесплатными банкетами.
    В нашем случае, это мероприятие каким-то таинственным образом пересеклось с громкой акцией Краевой администрации в поддержку малого и среднего бизнеса.
Выделенная мне под экспозицию часть общего стенда оказалась на четверть меньше проплаченных мною метров из-за того, что соседка установила на ней  сборный скелет с тефлоновыми и титановыми суставами.
- Эй, товарисч! – Попытался я сдвинуть его в сторону, - вас тут не стояло.
Не тут-то было. Оказывается, хозяйка для устойчивости обула его в черные ортопедические ботинки, предварительно закрепив их подошвы саморезами к полу. Но я-то этого не знал! И чуть не оторвал ему стопы вместе с  ботинками.
    Что тут началось!
-  Не трогать! Это ручная работа! Сломаешь, - не рассчитаешься!... Не надо со мной так разговаривать,  не на базаре! …У нас тут все серьезно, людей спасаем, не то, что эти поделки, - брезгливо кивнула она на мой макет умного города. – Да будьте же мужчиной, в конце-то концов, пусть «Вася» постоит. Хотя бы на открытии. Может и ваши безделушки  кто-нибудь рядом с ним заметит… Ещё спасибо скажете.
    Под натиском Фролякиной и её «Васи», который устрашающе скалил на меня зубы, устоять было невозможно.  Я так разгорячился, что ослабил  узел галстука. А потом и вовсе повесил его на шею «Васи», что Фролякина поняла так, будто я выкинул белый флаг и в знак примирения милостиво  ознакомила меня со строением человека. Вначале на «Васе», а позднее, в моем номере на живой натуре. Что, впрочем, и ей пошло на пользу. Во всяком случае, утром, после трогательного поцелуя на прощание, она призналась:
- Я так благодарна тебе. Это была хорошая профилактика от застойных явлений в  области тазобедренного сустава.
  С трудом отстояв следующий день, вечером, проигнорировав банкеты и фуршеты, я прямиком отправился в  номер. Едва отключился, как закукарекал петух. В кромешной, из-за тяжёлых портьер, тьме решил, что проснулся на даче и уткнулся в стену, вместо привычной двери. А, включив, наконец, ночник, долго метался по комнате, прежде, чем сообразил, что кукарекают из сумки отсутствующего соседа. Оказалось, это сувенирный будильник. Придушенный подушкой, он приумолк на время. После следующей побудки, от удара в стену петух разлетелся на комплектующие.
    В изнеможении я откинулся на спину и увидел над собой кроваво-рубиновую каплю, готовую вот-вот сорваться с потолка мне на лицо.  Остановить поток самых невероятных предположений моего воспаленного воображения на сей счёт можно было только, включив свет: оказалось, это датчик пожарной сигнализации.
   Чтобы расслабиться, я включил телевизор и нашел программу «Россия 24.» где интервьюируемый   академик Российской академии академических наук, явный долгожитель, напоминавший Васю вставной челюстью, которую то и дело поправлял, вещал о новейших успехах нашей науки:
- … Но к числу важнейших достижений нашего ученого мира за последнее десятилетие, несомненно, надо отнести то, что мы сохранили, хотя бы частично, научные наработки Советского периода…
       Фраза настолько поразила меня, что я дословно записал её в дневник сотового телефона.  Если это важнейшее, то какие-же тогда остальные достижения? – Задумался я.
    Сон пропал окончательно  и звонок по внутреннему я воспринял спокойно.
- Спишь?
- Уже нет.
- А что делаешь?
- Посылаю тебе сигналы.
- Интересно, как я должна об этом узнать? Я ведь ортопед, а не  телепат. Ты забыл?
 Фролякина явилась с начатой бутылкой вина и половиной торта из взбитых белков, какие используют в Голливуде для того, чтобы окунать в них лицом артистов..
- Превед ортопед. Откуда еда?
- С приема, вестимо. От  мэра Аньхуя.
- Какого, какого ***?
- Я бы попросила подбирать выражения. Кстати, можешь гордиться, ты в анналах международного бизнеса. Я про те анналы, что с двумя «Н». Наши с тобой имена стоят рядом в списках у девочек на входе, по которым они в банкетный зал пропускали.
- Рядом? Наверное, потому, что покидая утром номер,  мы  оставили здесь вот это, - подал я ей её бюстгалтер.
- О Боже! – Покраснела она, выхватывая его у меня. – Где ты его нашёл?
- Его не надо было искать, он висел на лопасти потолочного вентилятора. Сознайся, это маленькие женские хитрости?
- Для тебя они маленькие? А я иду к лобби и думаю, чего это вся прислуга в отеле хихикает и показывает на меня пальцами.
- Завидная популярность. – И чтобы сменить тему, показал  на пакеты с логотипом выставки. - Это всё ты тоже с банкета уволокла?!
 – Во-первых,  не волокла, а доставила в посольском лимузине. А во-вторых, не терзайся угрызениями, вся «еда» за счет взносов участников выставки. Можно сказать, твоя доля. На! – Подцепив на палец крем,  она мазнула мне нос.
-  Какая гадость… - утерся я. - Лимузин на панели сняла?
- Я не така-ая! Сколько должно пройти времени, чтобы ты начал ценить меня по достоинству?
- Это мужчин ценят за  достоинства, женщин за другие качества. Иногда, чтобы их разглядеть,  уходят годы.
- Размечтался! У тебя не будет столько времени.
- Так как же ты  посла склеила?
- Он сам пришёл. Помнишь, на открытии со своей свитой останавливался у моего «Васи»? Оказывается, у него искусственный коленный сустав, в Германии оперировался. А сейчас начались проблемы. Я сказала, что мы лучше делаем. И ведь запомнил! Ну да ладно, пошёл он.... и есть посол. Я же к тебе пришла, - прыгнула она в постель.- Ой, какая твердая у тебя койка!
- Кокосовый матрац. Специально для профилактики застойных явлений.
Телефон на тумбочке зазвонил совершенно некстати. Она задержала мою руку:
- Я тебя умоляю,  - и нахлобучила на аппарат подушку, набитую вискозой. – Лучше поцелуй меня, вот сюда.
 Когда подушка свалилась, снова раздался звонок.
- Вэй! - Крикнул я в трубу гнусавым голосом, подражая китайцам. Мне вторило такое же «Вэй!», как эхо, а после - тирада на китайском.
      - Моя твоя не понимай, - перешёл я на эсперанто, после чего услышал до боли знакомый голос:
      - Саня, ты?
      - Я.
      - Это Фортунатов. Не узнал? – В трубке появились помехи и эхо, будто включили прослушку.
      -Серый?! – Прижал я плотно, как мог трубку к уху, - блин, это как звонок с того света.
- Не торопи события.
- Как ты меня нашёл?
- В новостях показывали выставку и тебя крупным планом в обнимку со скелетом в галстуке.
- Скоты! И они это дали в эфир?
 - Неплохо вышло, теперь ты Movie star! А звезду найти несложно.
- Ну вот, и я прославился из-за тебя, - сурово посмотрел я на Фролякину, которая искушала меня изо всех сих.
- Из-за меня? – удивился голос в трубке.
- Да нет. Ты где сейчас, дружище?!
- В Та-Чине.
- Это отель?
- Не, город такой.  Два часа на машине.

                *    *    *
                Есть ли жизнь на Марсе
    Впервые я увидел этого парня очень давно, на первом занятии нашего первого курса. Едва отмывшись от колхозного чернозёма, который весь сентябрь месила под дождем вчерашняя абитура, в костюмах вместо телогреек, в состоянии эйфории и с улыбками идиотов, мы вступили на порог Физтеха, встретившего  нас ультрамариновым панно на всю стену: в космическом пространстве среди туманностей и созвездий голубых планет парили к солнечным протуберанцам Икар и его девушка с крыльями. При общем ошеломляющем впечатлении мнения разделились: одни говорили, что это ангелы, другие — воспарившие души студентов, почивших от перегрузки.
    Первое занятие было ознакомительным и, по просьбе куратора, каждый поднимался с места, чтобы представиться. За два дня мы успели соскучиться, и обнимались,   увидев друг друга чистыми и пушистыми. Почти у всех появились свои колхозные клички, и, когда кто-то вставал, параллельно, шёпотом, звучало: «Коля — трактор», - за невероятную производительность на полях, «Гусар» - за роскошные усы, «Холмс», - за невозмутимость, высокий рост и неизменный длинный плащ, «Пелин», - бог знает за какие ассоциации. Только когда поднялся незнакомый   парень в потертом твидовом пиджачке с заплатами на локтях, на воротник которого спадали сивые волосы, в джинсах «Wrangler» и оранжевых ботинках, радостное оживление сменилось настороженной тишиной.   
-Фортунатов, - назвался он.
-А чё в колхозе не был? Типа, болел?
  Не удостоив взгляда тех, кто спрашивал, он спокойно ответил:
- Рисовал.
- В кабинах туалета?
    Класс загудел, и куратор принялся объяснять, что Фортунатова оставили при деканате для оформительских работ.
 - Кстати, картина, что вы видели на входе, - тоже его работа.
 Я тогда понял, что таланту прощается всё.
  На первой же перемене, мы специально спустились в фойе, чтобы по-новому взглянуть на шедевр, к которому оказались сопричастны, но его уже не было. Сняли по приказу зам. декана по младшим курсам, который назвал это церковной порнографией. Как ни странно, за картину вступились старшекурсники. Они уже ничего не боялись и пошли прямо к декану, последнему из могикан старой научной элиты.
-Но почему это должно располагаться именно на главном входе нашего факультета? – Спросил Поригорий Евстафьевич,  которому с его умом и внешностью была бы обеспечена стремительная карьера священнослужителя, последуй он по стопам отца. Но в эпоху Курчатова, Ландау и Лившица он выбрал другую стезю и не ошибся: степень доктора физ-мат наук, а впоследствии и должность ректора Университета достались ему вполне заслуженно, несмотря на происхождение.   
- Как почему? «Per aspera ad astra» - лозунг студентов всех времён и народов.
- Неужели? Если бы вы были повнимательней, то заметили бы, что сейчас совсем другие лозунги в ходу.
- Это временное явление.
- Что-что? – Сделал декан вид, что не расслышал. – И почему нагими Per aspera? Это же мазохизм! В костюмчики хотя бы облачить. А так,- показал он пальцем вверх,- in sidera* ( на звёздах. Пер. с латинского) вас не поймут. Латынь, знаете,  сейчас не в моде...
   Наутро картина снова висела на прежнем месте. На этот раз юные тела были задрапированы в уродливые скафандры с нелепыми солнечными батареями вместо крыльев. Кто-то смеялся, кто-то сожалел. А снизу уже красовались надписи: «Собрался к звёздам, - пристегни фалос»,  «Глюконавты» и что-то ещё в том же роде.
  Известность не испортила Форту. Поддерживая со всеми, исключая, разве что маргиналов, приятельские отношения, он деликатно избегал их развития. Можно сказать, позволял с собой дружить.  Периодически сближался со мной и моим другом; втроем мы ходили в кабаки, на охоту, сплавлялись на плотах. Потом увлекался другой компанией, третьей, пока снова не возвращался к нам. И так все пять с половиной лет. Вначале я обижался, если вдруг в разгар застолья, после объятий и откровений, он начинал позёвывать и клевать носом, а, увидев заглянувшего на огонёк старого приятеля, незаметно исчезал,  устремившись навстречу новым приключениям. Но скоро мы привыкли и принимали его таким, как он есть. Талантливых не судят, ими дорожат. Учился он легко и успевал без напряга. А вот чувство самосохранения у него напрочь отсутствовало: то чересчур ревностного дружинника на дискотеке зацепит, то, отбивая случайную девицу, кинется под нож хулигана; но группа была начеку и обычно успевала на помощь.
     Как-то с похмелья, после КПЗ, где мы провели ночь перед экзаменом... Не подумайте, камера не была обычным  для нас приютом, просто накануне мы допоздна занимались в библиотеке, а поесть вечером в ту пору можно было только в ресторане. Мы бы и спиртное не брали, как-никак  экзамен на носу, но официант без него отказался обслуживать. Всё бы обошлось, я даже станцевать успел с какой-то пьяненькой девицей,  поцеловаться скрытно от её возрастного приятеля и записать телефон. Но концовку ужина умудрился испортить Форта, не пожелавший остаться равнодушным к хамскому поведению пьяных дебоширов в гардеробе.
    Что тут началось! Я пытался смягчить ситуацию и, будучи близок к успеху, не заметил, как из-за моего плеча с комментарием «Не х.. с быдлом разговаривать!»,  в лицо оппонента вылетел кулак, сложенный из хрупких пальцев художника.  Поскольку мирные переговоры были сорваны, пришлось ввязаться. Когда, тяжело дыша, я остановился, то увидел перед собой два лежащих на снегу тела. Без особой надежды застать  живым своего приятеля,  свернул за угол. Форта, без шапки, в длинном меланжевом кашне, победоносно восседая верхом на собачьей шубе,  неуклюже тыкал кулачишком в торчавшую из неё голову без шапки.
   Торжество наше по случаю победы нарушили милицейские трели. Совсем ещё юнцы, без единой лычки на погонах, запихали нас в канареечную коробушку и пристегнули наручниками. До сих пор обидно. «Пиночеты! Торнтон макуты!» - Кричал мой приятель, когда  на нас тренировались, как на грушах, после чего развели по разным камерам к ворам и грабителям. Ночью водили в сортир и на допрос.
-Где работаешь? – Выпустил красивый лейтенант  папиросный дым поверх моей головы.
-Учусь.
- Студент? – Догадался он листая мои конспекты по квантовой механике. - Считай, что бывший.
 Я тогда серьёзно относился к словам людей в погонах и начал морально готовить себя к тюрьме либо, если повезёт, к Армии.
  Выпущенные под подписку на свет божий из казематов, на скрипящем от мороза трамвае мы едва успели на экзамен, а оттуда в ДРИС (Дом работников искусства), единственное место в Свердловске, где всегда было пиво. Но не было свободных мест.
 Рядом с нами оказались два сутулых дядьки, лет по тридцать.  Из-под кожаного пиджака у одного из них выпирало рыхлое пузо. Судя по длинным волосам ниже голой макушки, можно было предположить, что это творческая личность. Пока мы потягивали пиво и молча отходили от вчерашнего, он непрерывно с кем-то здоровался, подмигивал и посылал воздушные поцелуи. Между собой они общались на особом провинциально-артистическом, снобистско — матершинном наречии, из которого я уловил, что они ждут какого-то Лёву, который должен принести товар,  ценную картину, представляющую собой «пародию на совковый маразм», которую, «если сделать паспорту и рамку, можно сдать, известно кому, за хорошие бабосы». К пиву они заказали омуля.
- С душком, - предупредил официант, - на любителя.
-Самый цымус, - принюхался лысый, поднеся тарелку к носу.
Форта, перебравший накануне, издал устрашающий рык и, зажав рот руками, бросился к туалету. Мужчина брезгливо поморщился:
-Пацаны, может вам за отдельный столик пересесть, вон там, у кухни?
- Да я бы и рад, - посмотрел я на рыбу, - только то сервировочный стол для официантов.
Дядька, упершись животом в стол, отвернулся.
- Бля, кого только сюда теперь ни пускают.
- Вот именно, бля, - согласился я.
- Элитное заведение превратили в забегаловку для ПТУ-шников, - разлил он по стаканам очередную бутылку. Знали бы родители, где их деньги просаживают.
- Мы на свои. У нас в фазанке нормальная стипендия.
   Из разговора соседей я понял, что они приторговывают  иконами, которые по их заказу выманивает у бабулек  из глухих деревушек некий Ванька.
     Я бы и сам с радостью покинул такое общество, но не успел.
-А вот и Лёва! Наконец-то! - Приподнялся лысый навстречу гостю, бакенбарды которого и большие влажные губы мне показались знакомыми. На меня Лева не прореагировал: во-первых я не был  популярной личностью в нашем ВУЗе, а во-вторых, на мне были черные очки,  скрывавшие свежий синяк. Лёва нацелился было на место Форты, но я предупредительно накрыл стул рукой. Лысый выругался и притащил к нашему столику пятый стул. И тут я вспомнил этого суетливого маленького человечка   с большим носом, вечно сновавшего с папкой по институтским коридорам и радостно здоровающегося с преподавателями и знаменитостями из числа старшекурсников. Чем он там занимался, никто не знал. Но сюда заявился с тубусом, из которого извлек картину, до боли мне знакомую.
   Местное общество «Знание», неся себя в массы, периодически просвещало студентов, которых, несмотря на актуальность и остроту тем: «Правда о гипнозе», «Атлантида: миф или реальность»,  «Нравственно-моральные аспекты половых отношений», - приходилось силой сгонять в актовый зал. На Форту возлагалась обязанность делать к лекциям интригующие объявления-афишки. Он мог отказаться, но тогда, за многочисленные нарушения норм общежития, добросовестно зафиксированные председателем студсовета, его давно бы выселили.
  Картину, что развернул над столом Лёва, я узнал, потому, что присутствовал при её сотворении,  поскольку писал её Форта в нашей комнате в последнюю ночь отведённого ему срока. Отчаявшись уснуть при свете, я давал ему какие-то советы из постели, за что с полным правом мог рассчитывать на соавторство.
    Это был анонс к лекции «Есть ли жизнь на Марсе?». Средь скудного, по-видимому, марсианского пейзажа, на фоне разрушенных фабрик с ржавыми причудливыми механизмами, которые впоследствии я увидел в фильме «Киндза Дза», и плакатами на екуменском языке,  сидел на груде промышленного мусора в позе лотоса печальный голый гуманоид и с нежностью смотрел на единственный цветочек, листики которого прикрывали то место, где у гуманоида могли находиться гениталии. Можно, впрочем, было предположить, что именно из этого места цветок и произрастал. На название не хватило красок и на картине оно получилось так: «Есть ли жизнь...», в чём  диссидентствующие элементы по привычке усмотрели крамольный смысл.
-Па-а-звольте, - вмешался я,  когда лысый начал отсчитывать червонцы из бумажника, - произведение из личной коллекции художника. Краденными художественными ценностями фарцуете?
-Ты чё, говна наелся? - с маской больного хроническим геморроем, спросил лысый.
За такие слова полагалось ответить, но кисти моих рук были опухшими со вчерашнего, и пальцы не складывались в кулак.
  Вернувшегося на своё место автора картины, хотя и побледневшего после прочистки желудка, Лёва узнал и нервно заерзал.
 Оценив ситуацию, Лысый резко изменил свое отношение к нам, даже пива предложил. Поступившись принципами, картину Форта всё-таки продал ему за сумму, достаточную, чтобы купить на барахолке ондатровую шапку, взамен утерянной накануне.
      При всём нашем уважении к Фортунатову, мы привыкли считать его хоть и талантливым, но всё же разгильдяем. Однако, последующие события изменили наше к нему отношение.
     С первого курса он состоял в редакции стенной газеты «Физико-техник», представлявшей собой  полотно юмора и сатиры на злобу дня. И хоть рамки дозволенного в ней были традиционно шире, чем в других изданиях подобного типа, вольнодумцы из редколлегии так и норовили за них выйти. Их журили, нахмурив брови, а из-под полы показывали большой палец кверху. Популярность ежемесячной газеты была невероятной. Первые две недели пока не обхохочется весь институт, к ней было просто не пробиться. Особого внимания удостаивались шаржи и пародии в виде изобразительных миниатюр за скромной подписью «У. Дачный».
    В то же время общеинститутская газета ЗИК («За индустриальные кадры») испытывала настоящий кризис  жанра. После того, как очередное её издание, тоскливо зиявшее на лобном месте,  было осквернено похабниками, газету упрятали под стеклянный саркофаг. А заодно  обновили редколлегию, куда Форта получил официальное приглашение. Однако, взлет его карьеры оборвался на втором номере.
 1981 год, ассоциирующийся с апогеем эпохи застоя,  оказался рекордно низким по участию студентов на демонстрации 7 ноября. Партком решил публично дать принципиальную оценку этому безобразию. В статье комсомольского секретаря на эту тему, автор сообщал, в частности, что, обнаружив, недостачу  членов политбюро на палочках, он на свои деньги взял такси и лично привез портреты. Участников было так мало, что некоторым пришлось нести по члену в каждой руке. Тем самым, его героическими усилиями, институт был спасён от позора.
    Содержанием передовицы Форта проникся настолько, что рядом с колонкой он разместил нейтральную заметку о засухе на полях подшефного Матюхинского совхоза, вынудившей суеверных крестьян организовать по этому поводу крестный ход. А в день издания, уже после согласования с инстанциями,  прилепил к ней  пародию на картину Репина «Крестный ход в Курской губернии», где толпа убогих  и пропойц, во главе с духовными отцами, в облике которых явно угадывались партийные авторитеты, проносила мимо сельской трибуны иконы, изображавших узнаваемые лики членов. До обеда  по инерции газета провисела спокойно. Но после,  народ повалил на неё, как на «Джоконду». А к вечеру газету сняли и перекроили, но уже без участия Форты.  Он ждал, что его куда-нибудь вызовут. И дождался. Но чуть позже.
   На кафедре Истории КПСС и М-Л философии для нашего потока должна была состояться лекция по «Материалистической диалектике». Преподаватель задерживался с областной партконференции, и, чтобы не переносить лекцию, позвонил, чтобы студентов задержали на час. Был четверг, день политинформаций и нам предложили, дабы не занимать внеурочное время, в течении сорока минут провести политинформацию.    На потоке было четыре группы, исключительно мужские. В нашей — была очередь Форты. На удивление, он легко согласился.
  Преподаватель, как и обещал, вскоре приехал. Но ожидаемого шума из аудитории не услышал. Озадаченный, он остановился и, увидев через неплотно закрытую дверь внимательные, с разинутыми ртами лицами, (не забывайте, секса в СССР «не было»), невольно прислушался:  «... закинув правую ногу партнерши себе за левое плечо, введите средний палец левой руки в её...», - деловито, словно инструкцию по эксплуатации пылесоса, зачитывал Форта откопированные на синьку листы из Индийского трактата о половых сношениях.
    Такие безобразия, по совокупности, уже можно было квалифицировать, как повод, для заслушивания на комитете комсомола. В подшитом досье с компроматом были и свидетельства его «пагубного» увлечения азартными играми.
   Надо сказать, Форта считался одним из лучших преферансистов на факультете. Бывало, когда нам не на что было сходить в кабак, мы «засылали» его на пару — тройку часов в компанию старшекурсников, хронических картёжников, и дожидались, пока он не заработает недостающую сумму.  (Кстати, я тогда собирал меню посещаемых ресторанов и роскошная обложка «Большого Урала», была самым ценным экземпляром коллекции)
    Староста нашей группы, бывший танкист и страшный матершиник, включённый в состав инквизиции, рассказывал, что, несмотря на обычные приемы с угрозами,  шантажом, игрой на чувствах и другими штучками из арсенала юных ленинцев (и будущих коммерсов), Форта держался спокойно, чем ещё больше выводил их из себя.  Особенно усердствовал секретарь комитета. У него к заслушиваемому были свои счеты. Как то он «делал» доклад на комсомольской конференции, обычный типовой доклад на час с лишним. В заключении, как полагается, спросил, есть ли вопросы в зале. Одна лишь рука поднялась над сонными физиономиями.
-Есть. Зачем ты украл у нас полтора часа времени в зачетную неделю? - Спросил его Форта.
Зал впервые взорвался аплодисментами.
 На этот раз, среди своих, отыгрываясь, секретарь глумился, как мог. А не дождавшись покаяния, сорвался:
 - Ты что, думаешь, тут одни дураки собрались?
-  Нет, не одни, - спокойно ответил Форта. И добавил: - Ещё приспособленцы, карьеристы и стяжатели.
Эта фраза чуть не стоила ему прощания с комсомолом, что, обычно, влекло за собой исключение из института.  Но по горячему ходатайству  глубокоуважаемого Декана, его оставили со строгим выговором и последним предупреждением. Кому-то же надо было оформлять плакаты и стенды, зовущие  к коммунизму!
  Тогда я убедился, что девушки любят смелых и талантливых больше, чем расчетливых и трудолюбивых.
    С Божьей помощью институт мы закончили, с баллом, достаточным, чтобы распределиться в Красноярский край, на предприятие Минатомпрома. Вместе приехали и поселились в одной комнате. Даже работали в одном цехе, но в разные смены. Правда, ко мне через 4 месяца приехала жена с ребёнком, мне дали квартиру, а Форта так и остался в общаге.
    В период  реформ, я уволился и, подхваченный мутным  потоком сомнительных перемен, принялся строить новую жизнь и личное благополучие.  Фортунатов  покидать родной завод не собирался, резонно отклоняя варианты: «Что, я зря шесть лет учился?».  Суета была ему не свойственна.
   А в конце 90-х, я узнал, что его вдруг отправили на шеф-монтажные работы в Китай, где наши возводили «под ключ» современный завод по разделению радиоактивных изотопов. Когда завод запустили, все вернулись, кроме Форты. Коллеги привезли его заявление, с просьбой предоставить 3 месяца без содержания. Три месяца истекли, а он так и не появился. Множество предположений на этот счёт  в основном укладывались в 3 версии:
-Фортунатова переманили к себе на завод китайцы за хорошую зарплату;
-Его внедрила туда наша разведка;
-Его похитило китайское КГБ и пытает в застенках.
У Форты в Красноярске остались жена, правда гражданская, и ребёнок. Письма к ним, с явными следами перлюстрации, не отличались разнообразием:
«Здравствуйте, мои дорогие! Очень скучаю по вам. Скоро разгребусь и приеду. А как Ваши дела? Как успехи Ани в школе?...». Потом не стало и писем.
                *    *    *
                Мой друг Серёга
На следующий вечер, мы встретились в вестибюле гостиницы. Я не узнал старого друга, а когда обнял, по косточкам на боках, невольно вспомнил  друга «Васю».
- Ты совсем не изменился, - в свою очередь заметил Форта. – Закабанел, только.
-  Так, на нервах всё. А когда нервничаю, кушать хочется.  Поднимемся ко мне? Познакомлю с подругой.
- Может, в другой раз? - Замялся он, - Пойдём, лучше, где-нибудь посидим.
     В   кафешке с бумажными фонарями над крыльцом мы заняли столик у окна, за которым текла огненная река. Я смотрел на него и силился вспомнить название картины кого-то из модернистов, на которой уже видел сидящего напротив мужчину с зачёсанными назад и вьющимися сзади пепельными напомаженными или просто засаленными волосами.
    Когда он глубоко затягивался сигаретным дымом, на лбу его обозначалась голубая прожилка, которой раньше я не замечал. Трёхдневную небритость ещё можно было объяснить сменой имиджа, но желтизну лица — только нездоровьем, духотой или трудной дорогой. Передо мной сидел человек из другого мира.
- Что, сильно изменился? – Спросил он.
- Так сколько лет!
   Поверх темно-фиолетовой футболки с круглым вырезом под самую шею, на нём был не по-китайски безукоризненно скроенный костюм, застегнутый на одну из двух пуговиц. Темный в едва заметную полоску он был из дорогой тонкой ткани; я отметил это, когда обнимались. При этом, на его прямых плечах, пиджачок отлично держал форму.
-  Страшно сказать, расстались в прошлом веке.  А тебя возраст не берёт.
- Все так говорят. Наверное, умру молодым.
Наконец, мальчишка в несвежей  распашонке поставил нам на стол пиалу с жареным арахисом и бледный, почти, как вода чай.
«Скромненько», - пожалел я Форту, пробуя подсоленные орехи. Но оказалось, что это «блюдо» всего лишь прелюдия, за счет заведения.  Через десять минут ожидания на столе начала расти пирамида из разнообразнейших блюд.
- Куда ты столько заказал?
- Можешь всё не есть, но попробуй. Тут не общество чистых тарелок.
 Вся еда, начиная от салатов и кончая десертом была пропитана вариациями соевого соуса.
- А зачем они рыбу так изуродовали?
- В этом вся фишка. Ты попробуй. Как?
- В отеле такого не дают.
- В отелях, где живут иностранцы, кухня европейская. Для неё рыба и сахар не совместимы, а у китайцев рыба с карамелью – деликатес.
- У каждого свой вкус, сказал индус. Смотри даже фрукты сделали в кислом кляре. Они хоть знают вкус просто рыбы? Просто мяса без специй?  Просто апельсинов?
- Видишь ли, они совсем недавно преодолели голод, когда есть приходилось всякую дрянь. А с острым соусом пойдет всё. По инерции и сейчас клубнику подают  с чесночным соусом  вместо сливок. Ладно, давай, за встречу!
- Китайская? – Щёлкнул я пальцем по фаянсовому графинчику.
- Вообще-то я просил «Абсолют».
Я поднёс рюмку к носу:
- Да уж, абсолютного ничего не бывает.
- А ты не нюхай. Вот так. Этим закуси. Да я сам не знаю, что это! Ешь, не отравишься. Я только сейчас начинаю осознавать, как рад тебя видеть. Рассказывай, как ты?
- Начни лучше с себя, человек—легенда. А я пока поем. Палочками. Правильно я держу?
У нас там самые  невероятные слухи о тебе ходят. Но толком никто ничего не знает.
- Я думал, забыли.
 Наверное, чтобы скрыть дрожь в пальцах, он постоянной крутил в них спичечный коробок. И гонял зубочистку из одного уголка губ в другой. Раньше такой привычки у него не было.
- Может и забыли бы, если бы, не дай бог, под машину попал. А без вести пропавших ждут. Тебя даже уволить не могли. Для этого, по закону,  уведомить надо. Но никто не знает, где ты.
- Так я уже миллионер, если до сих пор  зарплату начисляют! – Улыбнулся Форта и достал блокнотик с папиросной бумагой, вырвал листик, затем тонкими сухими пальцами с полированными ногтями взял щепотку травки из изящного посеребрённого кисета и склеил папироску. Предложил и мне, но я отказался. Глубоко затягиваясь, он прикрыл веки и томно закатил глаза. Крылья его ноздрей почти слиплись, а на выдохе раскрылись, как у норовистого коня.
-  Что это?
Он поднял мизинец, прося не беспокоить. Когда морщинка его на переносице разгладилась, и успокоилась  жилка под глазом, пояснил:
- Микс, разнотравье. Всё равно, что табачное ассорти. Законом не запрещено.  С травой и с наркотой тут очень строго.
-  А я думаю, что бармен на нас уставился. Думает, наверное, звонить ли в полицию?
- Сейчас, ещё водки закажем, и он успокоится.
- Костюмчик у тебя стильный.  Что там на лэйбле?
- Не знаю, не я выбирал. – Откинул он назад пиджак, блеснув при этом золотом на шее.
- Что это? – Неприятно удивился я.
- Подарок.
- У тебя здесь жена?
- Да.
- Китайская?  Оно и видно. Без женщины тут не обошлось.
   Наконец, полное умиротворение отразилось на его лице. Он откинулся на спинку плетёного кресла, закинул одну худую конечность на колено другой, обнажив при этом длинный  носок, и, покачивая туфлей с узором из мелких дырочек, начал свою историю:
  -   Работа была привычная. Только китайцы доставали невероятно. Дотошные, до каждой мелочи докапывались. Надо отметить, схватывали всё на лету. Вначале мы купались в их внимании. «Друга, друга!» Не успеешь рта раскрыть — все желания выполнялись. А когда все из нас высосали, утратили всякий интерес. Вначале экскурсии прекратились, потом исчезли фрукты со стола, а под конец  русский язык забыли, и здороваться почти перестали. Такая вот национальная особенность.
- Рациональный народ.
- Чересчур.  Несемейные жили в гостинице, вполне приличной, с открытым бассейном. Там обычно немецкие специалисты прохлаждались: чинно, степенно. И мы, когда бухнём. С брызгами, криками. Как-то завалились, а там  китаянка плавала, туда - сюда. Невозмутимо, как челнок, бассейнов десять накрутила, пока мы плюхались. Медленно, но упорно. Силина помнишь?
- Ещё бы!
 - Он давай под неё подныривать, - реакции ноль. Тогда клеить начал, на дебильном английском. С понтом, сахиб. А уходя, пригласил  на чашку кофе. «О кей, когда оденусь», - неожиданно согласилась она и рассыпала длинные волосы из-под резиновой шапочки. Я поразился: голос такой низкий, грудной, не типичный для азиаток. Без жеманства. Ну, мы поднялись в бар, сидим. Потом Силин говорит, «Да ну на х... Сколько можно ждать?». Я ему: женщина, ведь,  надо волосы просушить, то да сё.
    А он:
- Сейчас по каналу НВО начнётся голливудский фильм «Зверь», про наших танкистов в Афгане. Жесть!
-Ну, знаешь, это свинство: женщину пригласить и уйти.
- Приведёшь её ко мне в номер. А хочешь, возьми себе. Считай, что это мой тебе подарок.
-То есть, счёт за ужин тебе принести?
-И за прочие услуги, если повезёт.
- Не боишься, что разорю?
  Я едва узнал её, когда она появилась в полумраке бара, и помахал рукой. Похоже, она всё поняла. Подошла, огибая бёдрами столики и села рядом, удостоив меня лишь намёком на улыбку. Я тогда ещё  не знал, что у них каждой ступеньке  иерархической лестницы соответствует конкретная доза уважения и внимания. Огляделась, полистала меню унизанными перстнями пальцами и сказала, что еда здесь неважная. Памятуя о том, что её пригласили только на кофе, я полностью с ней согласился. «Цоу ба*» (Пойдем, пер с китайского), - решительно поднялась она и, видя моё замешательство, повторила: «Go, go!».
- Чу нар? (куда?), - щегольнул я знанием одного из десятка заученных китайских слов. Лучше бы молчал, подумал я, когда она выдала целую тираду на родном языке. И глядя в моё нерешительное лицо, добавила:
- «Шнель, шнель!»
   По немецки это прозвучало, как приказ, которому нельзя не подчиниться.
  Не успели мы выйти из вестибюля, к нам бесшумно подкатил бледно-розовый лимузин. Я подумал, если и ресторан будет того же уровня, как машина, то моих наличных не хватит.  Хотел сбегать за кредиткой, но она предупредила,  если уйду, - ждать не будет. Это был хороший повод расстаться, которым  я не воспользовался. Перспектива щелкать на койке пультом от телика меня тоже  не привлекала, на приключения  потянуло. Не думал, что их окажется так много.
 Внутри лимузин оказался роскошней, чем снаружи: белая кожа, красное дерево. Она будто забыла про меня, всю дорогу отвечала на звонки по сотовому. Приехали. Никаких красных фонарей. Непонятно откуда льющийся неон, в основном фиолетовый, лиловый, белый. Евростиль на 100%. Это сейчас такие уже отходят,  а тогда —  Футур!  Прислуга вышколена,  при виде её — навытяжку. Она ничего не говорит, только брюликом на пальце туда, сюда. И все бегают! Я спросил:  «Это Ваше заведение?» «У меня их целая сеть. Такой фирменный знак, - показала она крошечный значок на лацкане в виде дракончика разинувшего пасть на фиалку, - можно встретить не только в Китае». И меню протягивает. А я и говорю: «Чашку кофе. И стакан воды».
    Их мне принесли сразу же, а ещё через пять-семь  минут стол ломился от деликатесов, установленных пирамидой, блюдо на блюде. Она сама ничего не ест, только мне подкладывает и подливает.
   Так и познакомились. Я тогда два месяца уже прожил в этой стране, а видел только внешнюю её оболочку. А тут окунулся в самое нутро: от подпольного казино, гейш- малолеток до мозгов живой обезьяны на обед в императорском дворце под арии кастратов из Пекинской оперы.  Её бизнес на том и строился, чтобы приспосабливать экзотику под вкусы богатых клиентов. Вся китайская элита через неё прошла.
   При этом со мной, - без понтов, но с достоинством. Редкое сочетание. И чувство меры врожденное. Что называется, дорогая простота. С ней легко. Она не старалась понравиться. Зато поразительно чувствовала, что мне надо в каждый момент. Когда  хотелось побыть одному, она первая объявляла, что ей пора. Едва  начинал скучать по ней, - получал СМС с приглашением на какую-нибудь вечеринку. Если честно, я не помню, как мы сблизились; сразу возникло ощущение, что мы уже сто лет вместе. Когда пришло время уезжать, она сказала, что беременна и попросила задержаться на какое-то время. Это была её первая за всё время просьба, и я не мог отказать. Заявление на б/с отправил с нашими ребятами.
   И тут началось: насели какие-то скинхеды в черном,  всучили мне билет на самолет Пекин — Москва и пояснили на ужасном русском, что это мой последний шанс вернуться домой. Но я всё равно их понял и  сразу поверил.  А подруга пропала. Через день звонят: «знаю ли я Ли Фэн?».  Сказали, где её забрать. Я нашёл её избитой в задрипанной гостинице. Судя по пепельнице,  полной окурков, «разговор» тут был серьёзный. Когда она открыла глаза, её разбитые в кровь губы дрогнули в виноватой улыбке.  А в глазах ни страха, ни жалости к себе. У меня её лицо до сих пор перед глазами. Представляешь?  Беременная и ...
  Форта приложил к глазам чистейший носовой платок и потом высморкался в него же. Раньше я не замечал в нем такой сентиментальности.
 - А у меня билет на завтра. Я подержал его в руках, подумал-подумал и решился:  медленно так разорвал у неё на глазах, простившись со старой жизнью.  Трогательная получилась сцена. После родов  она настаивала, чтобы я вернулся домой, но у меня вдруг паспорт исчез.
   Апартаменты в «квартале коррупционеров», как его называют простые китайцы, пришлось оставить, и мы сняли квартирку в панельной девяти-этажке. Зимой холодно, а летом, когда этот бетонный мешок раскаляется, - дышать нечем. Все жильцы вечером со своими газовыми горелками выползают во двор готовить пищу, свою пищу. Прикинь, духан стоит. Им что? Они потом ещё попляшут под бубен, песни попоют. А я  ночами уснуть не мог, чуть не рехнулся.
   Лиза, как выяснилось, всем, что имела, была обязана какому-то высокопоставленному покровителю. При его поддержке возглавила  сеть заведений, хозяином которых, по сути, он и оставался. Прикинь, как мне было погано, когда догадался, что  какое-то время она встречалась и с ним и со мной одновременно. Бр-р-р! Наши чиновники — не подарок, а китайские ещё хуже. Когда забеременела и объяснилась с ним, — финансирование и преференции прекратились. Собственно, она могла бы не рожать и оставить всё, как было, но беременность была для неё подарком: врачи до того внушали, что она не сможет стать матерью. Короче, сделав выбор, лишилась всего. Как, впрочем, и я. Два идиота. «Лубоф, Лубоф!» и титьки набок.
    Благо, здесь с кредитами проще, и проценты не такие зверские. Поручитель нашёлся  из её прежних связей. Хватило,  чтобы начать новый, не совсем, правда, чистый, бизнес. Иначе никак.
  Я постоянно жил в напряжении, что за нами придут. Их пыточной камеры я бы не вынес, поэтому заранее решился, что удавлюсь или вены вскрою. Но она знала, что делала, опыт не деньги, не пропьешь.  И поднялись, на удивление!
   Взяли в аренду помещение под ночной клуб. Я дизайн-проект сделал, сказал, что в европейском стиле, намалевал эскизы для антуража, хрень всякую, но всем понравилось. Музон подобрал, сам вначале за диджея был, типа, Джон Браун, проездом из Лос-Анджелеса. И народ попер. Падкие они на всё западное. Потом наших девочек из Благовещенска привез, «Тодес», типа, Аллы Духовой, только лучше.
- Скотина ты!
- Так-то так, но девочки довольны,  на бабки не обижал.
   Года три назад, когда я уже  собирался в посольство за новым паспортом, чтобы  домой вернуться, нас чуть не посадили. Никак не могла с наркотиками завязать, продавала в клубе. «Для куража», говорит, безбашенная. И хотя я наркоты  не касался, на следствии сказал, что это моя затея. В итоге обоих взяли. Но до суда не дошло, удалось откупиться. Кто-то из наших клиентов помог. К нам ведь такие шишки ходили! А у неё на всех компра была. Пригодилось, доказали, что кокс подложили.
    Когда выпустили, у нас осталось только то, что на нас и куча долгов впридачу. Не знаю, как бы мы их погасили, но всех наших кредиторов вскоре тоже закрыли,  уже по делу о коррупции, главным фигурантом которого оказался бывший покровитель Лизы. Даже по телевизору сообщили, что его приговорили к расстрелу. В Китае это обычное дело: сегодня пан,  завтра пропал. Оздоровительная ротация. Испугавшись, что достанут и её, Лиза решила скрыться на время.
Поехали к её матери в провинцию, а там такая нищета! Вяленые баклажаны на заборах, сушеная кукуруза на земле, да картошка их, сладкая. Кипяточек вместо чая. Деревня и город в Китае разные миры.      
      У нас второй вскоре наметился. Прозевали. Мне страна эта осточертела, но не мог же я в такой ситуации семью оставить, пришлось вместе выкарабкиваться. Короче, нахлебались. Поначалу я пробовал картинками зарабатывать, типа, лубочной живописи. На рис хватало. Это сейчас городских на модерн потянуло, а тогда Рубенсовских баб подавай, или природу под Шишкина.
    И знаешь, что выручило? Три карты. Китайцы азартны, как Парамоша. Вначале я пытался играть с ними в их игры: То Ди Джу, Мудзян, - но там 50 карт в колоде, правила своеобразные, не очень получалось. У них память отменная, горбатого не слепишь.  Тогда научил их играть в свои: в очко, в буру, в секу. С худой овцы хоть шерсти клок.  Попробовал три карты. Знаешь? Да какая тебе «Пиковая дама»?!  Это когда «валет сюда, дама- сюда, туз — сюда. Где туз?» Ловкость рук и никакого мошенничества. Меня в детстве отец научил. Так после войны на  рынках и вокзалах шаромыжники лохов обдирали. И ты представляешь, пошло! Раз другой обманешь, они уже раскусят, надо чаще менять комбинацию и дислокацию. А деревни у них, одно название, что деревни, тысяч сто -двести человек. Даже по маленькой — заработать можно.
- Не побили?
- У меня крыша появилась. С ней и гастролировал. К  моменту, как за мной начали охотиться власти, я уже заработал кое-что.  Вернулись в город. Там многое изменилось, в Китае вообще все быстро меняется. Вся жизнь, как в цирке. Под куполом, на канате. Натянутом, как нерв. Осталось ещё четверть пройти, чтобы достойно уехать. Правда, я хочу в Россию, а она в Канаду. Но Канаду не потянем пока.
-   А та семья, что в России?
- И я о том, - протянул он мне пакет. - Здесь три штуки, в Евро. Передашь?
-    Не проблема. Но лучше бы тебе самому. Брось ты это дерьмо, возвращайся.
-    Везде всё дерьмо. Кроме мочи. Самое плохое, что начинаю привыкать.
-   Вижу, - показал я на тлеющий косячок. - Дома ты не баловался.
- Много ты знаешь. Рая в аптеке работала. Пачками всякие релаксанты и антидепрессанты приносила. Ты к тому времени в бизнес ударился...
- Да какой там, - отмахнулся я, - так, для поддержки штанов.
 - … А на заводе месяцами зарплату не платили. Оборудование старое, начало вылетать,  новое в Китай гнали. Ты же знаешь чем на нашем производстве аварии чреваты. Спать перестал по ночам, сплошные стрессы. Вот и расслаблялись дома на пАру. Благо, китайцы затеяли у себя  линию по нашему проекту строить. Контракт с ними спас не только завод, но и меня. Здесь завязал.
- И развязал?
- Эта травка даже в Китае не считается наркотиком. Табак, - с некоторым раздражением ответил Форта и надолго замолчал. – Я, наверное, достал тебя своим нытьём?
   Действительно, раньше он был далёк от всякого рода откровений и, выговорившись, уже начал об этом жалеть.  По отстранённому выражению его лица, чувствовалось, что ниточка, связывающая нас, не такая прочная. Поэтому, вопрос его: «Как  там дома?» я воспринял, как формальность.
- Да как всегда.
-  Время от времени я смотрю Россия 24: крепчает  страна.
- Крепчает не страна, а вертикаль власти. А модное недавно слово плюрализм стало нецензурным.
- Может и правильно? Хватит болтать, делом надо заниматься.
- Дел на копейку, шумихи на рубль.  Раньше ленточки резали при запуске завода, сейчас, чтобы новый коровник открыть, президент должен кнопку нажать.  А пафоса сколько!  Весь пар в гудок уходит. 
- Я тут как-то на России 24 «Ток шоу» увидел, - вспомнил Форта, - какие-то политологи, депутаты,   что-то политическое обсуждали. Абзац!  Перебивают друг друга, спорят в три голоса, как на базаре: «Заткните ему рот! У него словесный понос! Пусть выйдет, опорожнится!» Дерутся, в морду водой плескают. Такой тебе надо плюрализм?
- Да, вспомнишь тут, как нас искусству ведения дискуссии учили, законам логики,  уважению ко мнению оппонента. К черту всё! По морде его и за каменные топоры.
-  А народ?
- Что народ? Своих проблем невпроворот: спасаются от приставов, прячутся от бандитов, бьются в судах с налоговой, с энергетиками, с управляющими компаниями, с земельными комитетами, сидят в очередях за правдой. 
- «Наши матери в шлемах и латах бъются в кровь о железную старость, наши дети ругаются матом, нас самих почти не осталось...» - Пропел Форта, аккомпанируя пальцем по обшлагу пиджака.
- «Високосный год»»?
 – Ага.  В машине часто слушаю. Про нас,  «постшестидесятников».
- Обязательно надо ярлык подвесить? Так уже было: «Просветители», «Народники», «Народовольцы», «Террористы», «Пламенные революционеры», «Диктаторы». Тут хоть каждый ярлык суть движения означает, по-крайней мере, принципы. А что означает «постшестидесятники»? То, что после «шестидесятников»? Кроме песенки от нас самих  ничего не останется.
- А  дети? Наследники идей!
-  Нечего наследовать, один скепсис. 
- Ты меня удивляешь! Насколько помню, раньше таким романтиком был!
-  Самые мрачные пессимисты из них и выходят.
- А вот в Китае уныние,  что дурная болезнь. Витас, кажется, перепел им песню на китайском: «Завтра будет лучше, чем вчера». Сейчас это хит сезона.
- «Сиди и жди». Чем не тост?
За это и выпили.
- Да, - спросил Форта, - что у вас там с Евросоюзом,? В китайских новостях  слышу, терки постоянные.
- Война бюрократий. Евроньюсы смотрю регулярно. Столько вранья я даже на наших каналах не слышал.
- Всё гавно, - сказал старый еврей.
- И добавил: «Но своё меньше воняет».

     Между тем ресторанчик наш заполнился до отказа. Кондиционеры уже не справлялись с клубами табачного дыма. Официант втискивал дополнительные стулья, а у нас два места были свободны. Основная публика -  бандитского вида молодые люди в черном, которые вели себя здесь по-хозяйски, громко разговаривали, точнее, кричали. Чтобы услышать друг друга, нам приходилось склоняться над столом. Приняв за иностранцев, соседи жестами позвали нас к себе за стол. Мы благодарили, кланялись, но от приглашения отказались.
    Форта уже ловил взгляд официанта, чтобы рассчитаться, как на свободные за нашим столом места, без спросу, плюхнулись  с бутылкой водки два раскрасневшихся от водки китайца, один из которых говорил по русски с матершинно-блатным наречием.
- Привет! - Начал знакомство этот переводчик с лакейскими ужимками. И не дождавшись ответа, решился уточнить: - Пасаны, вы русские?
- I am american, - буркнул Форта.
- О! Мэй го! (*Америка), - подобострастно сложил китаец ладони под подбородком и трижды поклонился. Ещё мгновение и они бы ушли, но тут он заметил бэйдж на моей ветровке. Надпись была на английском, но одно слово «Russia» он смог разобрать.
- Я русский, - пришлось признаться. – А это,- мой партнер по бизнесу, из Америки.
- Но я слышал русский базар! - Не унимался китаец, обидев меня уже тем, что обозвал нашу с Фортой беседу базаром.
-  Всё, давайте, ребята, у нас тут, типа, переговоры. Досвидос, - ответил я ему в его же манере.
- Я Фэн, - представился переводчик. - По русски Петя.
И протянул мне свою визитку. В кармане у меня была визитка сопровождающего нашу делегацию человека из Администрации, её я и вручил Пете, на которого слово «Администрация» подействовало магически:
-  О-о! – Воскликнул он и долго кланялся, объясняя приятелю, с кем они имеют честь. Потом, видимо, получив разрешение, представил и его:
 - Лю Вэй. По русски не бум-бум. Ему не надо. Его папа зам. Первого секретаря Компартии в нашей провинции.
   Петя с горкой разлил из своей бутылки всем по сто-граммовому гранёному стаканчику и сказал, как приказал:
- Давай, за знакомство!
Видя, что мы не реагируем, схватил бутылку и стал тыкать нам в лицо этикеткой:
- «Моутхе», номер один в  Китае! Любимая водка Мао Дзе Дуна! Знаешь, сколько стоит?! А я угощаю!
- Спасибо, но мы пьем только чай, любимый напиток Ленина. У нас деловая встреча и ты нам мешаешь.
- Выпейте, вам  трудно? А то Лю Вэй обидится. Скоро его папа станет первым секретарём. Он может сделать счастье вам, а может, наоборот.
- Рабская психология, - тихо сказал я Форте.
- А у нас не так? – Вопросом ответил Форта по-английски.
   После нудных уговоров, мы сделали по глотку и хотели рассчитаться, но официант наш носился по залу, как фигаро, нас не замечая.
- Лю Вэй хочет сказать, что его дедушка родился в китайском городе Пуши. – И пояснил: - это где сисяс Благовесенск. Он хочет спросить, где тогда Пуши?
- Не знаю я такого города, - ответил я, предчувствуя наезд с территориальными притязаниями.
Лю Вэй, услышав перевод, заистерил:
- Как?! Мой дед там родился. Там жили наши люди, много, пятьдесят тысяч! Руские их выгнали или убили. Дедушка, когда вспоминает своих погибших родителей, всегда плачет.
- Сколько лет дедушке? – Спросил я.
- Девяносто три.
- О! В таком возрасте люди забывают не только, где родились, но и собственное имя.
   Когда до внука дошёл смысл сказанного, он вскочил и, натурально, брызгая слюной, заорал, как позже перевёл мне Форта:
- Убирайтесь из нашего города!... Убирайтесь из ресторана!... Это моя страна, вы тут никто!...
  Чтобы не быть удобной мишенью для рукоприкладства, я поднялся и во-время отбил его кулачишко, направленный мне в лицо.
  Естественным продолжением после блока левой, был удар правой. Но кулак мой завис в пустоте, так как Форта успел отдёрнуть меня назад за куртку. Да так сильно, что я упал, зацепив угол стола.
   Компании, которой принадлежали наши непрошенные гости, показалось, что меня сбил с ног Лю Вэй, и бросились нас разнимать. Довольно деликатно, поскольку Петя сказал им, что Форта американец, а я русский чиновник. После того, как мы остались вдвоем, нам постелили чистую скатерть, на которой через пять минут оказалось блюдо с огромным лобстером и бутылка белого сухого.
- Что это? – Спросил я.
- Компенсация за моральный ущерб, - ответил Форта.
   Взглянув на шумную компанию, я увидел, как они кланяются нам и просят прощение за инцидент. Я улыбнулся и помахал им рукой в знак примирения, а Форте признался:
- Серёга, я ни разу не ел лобстеров.
- Хочешь, попробуй. Но предупреждаю, раньше утра ты в номер не вернёшься.
- В смысле?
- Ну, потом тебя просто вынудят к ним присоединиться, напоят до зелёных соплей, увезут в сауну или в караоке, где ты будешь орать «По диким степям забайкалья». Затем будет массажный салон или китайские бани с девками.
- Так, может удариться во все тяжкие?
- Только без меня. И предупреждаю: поскольку ты выдал себя за иностранного чиновника, все твои похождения могут быть записаны на видео.
- Зачем?
- На всякий случай.
- Слушай, а в отеле тоже камеры есть?  - Вспомнил я Фролякину.
- Зависит от статуса. Если не станешь депутатом гос. Думы, или, как минимум Регионального зак. Собрания, эти записи и фото останутся для истории.
- А пошли ка отсюда, - поднялся я.
   Не глядя на шумную компанию, мы быстрым шагом прошли на выход. Приближалась полночь, но на улице не пахло ни свежестью с гор, как в Красноярске, ни экзотическими цветами, как в Сочи. Тело обволакивала влажная духота. Форта еле волочил ноги, то и дело вытирая пот носовым платком.
- Может присядем? – Предложил я  ему  передохнуть на парапете подземного перехода. Он словно ждал этого. Скрутил из папиросной бумаги и своей травки косячок и несколько минут мы сидели молча на теплом, отполированном чужими задницами бетоне.
- Ты ничего не слышишь? – Спросил я, чтобы избавиться от слуховых галлюцинаций.
   Снизу раздавались божественные звуки дошедшие до нас будто через века.  По мере того, как мы спускались в подземный переход, они звучали всё отчётливей. В них была грусть, уравновешенная умиротворением и покорностью перед невзгодами жизни такой, как она есть, и тонкий лучик света дававший надежду и силы жить. А главное – красота! Красота, которая, быть может, когда-нибудь и спасёт мир.
      Сидя на ступеньке лестницы, мальчик с больными, если только не специально изувеченными, ногами извлекал из своей дудочки волшебные, изумительные по красоте звуки, полные многовековой грусти и страданий, которые пришлось перенести его народу. Даже, если бы музыка была единственным, что у этого народа осталось, то его уже нельзя было бы назвать нищим духом. Такая музыка может быть только от Бога и, значит, Он не оставил этот народ.
    Мы постояли возле мальчика и положили в футляр от инструмента несколько юаней.
-   Дураки они, - сказал Форта.
- Кто? – спросил я.
- Китайцы. У них такая богатая, ни с чем не сравнимая культура, а они стесняются её, кривляясь, копируют западную дурь, забывая, что копия всегда хуже оригинала.
- Ну, вот же, национальная музыка!
- Ну и куда они её загнали? В подземелье. А дешёвую попсу воспроизводят и балдеют. Ты был в Пекинской опере?
- По телевизору в отеле видел.
- По телевизору не цепляет. Сходи обязательно, не пожалеешь. Только не воспринимай её слишком серьёзно: юмор у них своеобразный, передается не только словами, но и голосами,  через мимику, пластику.  Не все улавливают, правда. Современные китайцы стесняются даже упоминаний об этом жанре, считая его пережитком прошлого.
   Мы расстались у сияющего огнями парадного входа моей гостиницы. Когда я обернулся за стеклянным  турникетом, он уже садился в такси.
                *    *    *               
                Холодное лето

   Неделя в Китае была передышкой от проблем и бесконечной суеты, в которые пришлось вновь окунуться, едва я пристегнулся ремнями к узкому расшатанному креслу родного ТУ-154 и сменил СИМ — карту в Nokia 3310.
  Последним напоминанием о прошедших днях были встревоженные, как у ребёнка, потерявшего игрушку, глаза Фролякиной, и её невольный шаг в мою сторону от протянутого  мужем букета. Не дождавшись от меня и слова на прощание, она ждала хотя бы знака, но я уже спешил на парковку за машиной. «Как же слепы мужики в своей самоуверенности», - подумал я про её мужа и захлопнул дверцу, отрешаясь от всего, что было.
  Пошли звонки, в основном тревожные. Лучше было не расслабляться: действительность настигла, как апперкот в отвисшую челюсть. На вахте здания, где я арендовал площади под мастерские, кроме счетов, мне подали повестку в арбитражный суд. Истец - Управление кап. строительства администрации. В администрации целый аппарат цепких, как псы, юристов; не отстанут пока не вырвут у подрядчика жирный кусок. Для них, это маленький шаг к карьере. А для меня - лишняя нервотрепка, трата времени и денег.
  Я уже не раз проклял тот день, когда ввязался в муниципальный тендер. Их тактика известна: приступив к работе заранее, «карманная» фирма  к началу конкурса уже имеет половину рабочей документации. Когда выяснится, что по «форс-мажору» денег не хватает, - смету для них увеличат, чужим ни за что. Условия жесткие, а сроки вообще не реальные. Нормальные люди голову в петлю не сунут, поэтому для нужного минимума участников привлекаются подставы.  В результате заказ получает тот, кто надо, чтобы спокойно закончить начатую работу в «рекордные» сроки. Попытка работать цивильно, через тендеры, дорого мне обошлась: невольно я вмешался в отлаженный механизм и принял кабальные условия, да ещё по демпинговым ценам. Коллеги смотрели на меня, как на самоубийцу или недоумка.  Так и вышло: и в срок не уложился и деньги кончились. А ошибок эти ребята не прощают.
  На фирме, как всегда некстати, шла проверка. Бухгалтер, отбивалась в одиночку, и не позвонила,  насколько плохи дела. Зато проверяющим, по простоте душевной, выложила все документы, что у неё потребовали.
    На цветы при встрече я, конечно, не рассчитывал. Но моего появления в офисе вообще не заметили!  Девушки с головными телефонами  за большими мониторами мурлыкали себе под нос несоизмеримо громко, подпевая каждая своим мелодиям, скаченным из сети. «Миленькая какофония. Заходите люди добрые! Берите, что понравится».
    Повесив куртку на вешалку, я вскипятил воду в чайнике. С коробкой китайских сладостей и улыбкой идиота, на цыпочках вошел в свой кабинетик, переданный во временное пользование инспектору. Было бы уместно поручить чайную церемонию кому-нибудь из девушек, но с работой был такой завал, что я едва не сдувал с них пылинки, чтобы они не отрывали своих попок от кресел перед компьютерами.  Проверяющая Уткина от чая отказалась. Это был плохой знак, что и подтвердилось, когда она выдала написанный на четвертинке бумаги счёт.
     - Это номер телефона?
     - Шутник! – Сказала она голосом Эллочки людоедки. - Завидное самообладание.
- А знаете где самые весёлые люди?  Как-то меня пригласили в колонию для  рецидивистов на обследование перекрытия, так я поразился: юморной народ, в натуре.
- Ну, это у Вас ещё впереди. А пока я посоветовала бы подумать.  Акт подпишут,- поздно будет.
      Я заморгал глазами.
- У меня на счету и денег-то таких нет. Да и что написать в назначении платежа?
    Она посмотрела на меня, как на умалишённого:
- Как говорил знакомый прокурор: «Не знаешь, что соврать, пиши правду».
- Среди моих знакомых нет прокуроров, - признался, чуть не добавив: «одни только порядочные люди».
- Дело наживное.
- А можно…? – Потер я кончиками пальцев, что означало наличные.
- Мона, мона, - завиляла она хвостом, как собака, которой показали косточку.
- Сикока?- Спросил я тоже «по-китайски»
Она нарисовала в воздухе 10.
- Это в какой валюте? – Продолжал я придуряться, как те ЗК в камере.
- Да хоть в тугриках. Главное прОцент соблюсти.
- А если так! – сказал я и вывел на листе бумаги цифру 5. - Можно?
- Мона, - мило согласилась она. – Но тогда мне придётся ещё у вас поработать, чтобы счетик удвоить.
- Помилуйте!
- Закон сохранения никто не отменял.
- Оставьте хоть на верёвочку с мылом!
Уткина с укором посмотрела на меня:
- Ну что вы, право? Вам ещё жить да жить. Я бы и не против, но моё начальство...
- А них свое начальство, - подыграл я. – И когда тогда?
- Чичас же.
- Я хотел сказать «И когда же это кончится?»
- Риторика здесь не уместна . Кому сейчас легко?
- Сейчас не получится. Давайте,… в обмен на акт проверки.
-  Вы что, НАМ не доверяете?
- Что Вы, что Вы?! - Замахал я руками, -  Да как только Вы могли такое подумать?!
- Вот и я о том. Что это у вас там в карманчике топорщится? Не пишите, случайно?
   Я достал пачку сигарет и предложил ей.
- Ой, давайте уже. Все на нервах,  на нервах, - будто делая одолжение, взяла она сигарету и потянулась к зажигалке в моей руке.
- Берегите себя, куда же мы без вас?
- Так-то я вообще-то не курю, - сказала она выпустив через нос две мощные струи дыма, как огнедышащий дракон.
  Я прикинул сколько могу снять сейчас с банковского счёта под зарплату, на хоз.расходы. Не хватало. Я зачеркнул цифру 5 и написал 7.
- Ну, что вы, как на базаре, право. Некрасиво, не по-мужски. – Взяла она у меня карандаш и написала 8. – Плюс ужин в ресторане.
- «Свинья и бисер пойдёт?»
- Мона.
- Для всего вашего начальства?!
- Не люблю парадности. Можно тет а тет, романтический вечер. Но деньги вперёд.
-А если часть «еврами»? – Вспомнил я посылку Фортунатова.
- Да хоть в «зайчиках», - прошипела она, теряя терпение. По курсу ЦБ. Но завтра — крайний срок.
                *   *   *
                Себе дороже
  Поехал к бухгалтеру. В отпуске по уходу за ребёнком она работала на дому. Ребёнок, можно сказать, вырос у меня на коленях, пока мама подсовывала мне на подпись  отчёты. Вот и сейчас, сияя счастьем, он галопом выскочил на четвереньках из противоположной комнаты, схватил меня за ноги и поднялся, гуля и пуская мне на брюки слюни радости. Ну как после этого корить его маму  за беспредел учинённый налоговой? Девушка, старательная. А в нашем извращенном законодательстве  черт ногу сломит. В конце — концов, сам виноват, мог бы найти опытного бухгалтера за зарплату  побольше. Да и с налоговой надо выстраивать отношения до того, как петух жареный клюнет. Опять же сэкономил: на Новогодних подарках, к 8 Марта и к Дню работников Налоговой инспекции! Хорошо, что нет ещё дней чиновников Мэрии, Краевой администрации. Но эти ребята сами себя праздники придумывают. Чуть ли не ежедневно.
     Посидев с Наташей в «Консультанте +», разобрались, что нарушения, которые нам вменялись, неоднозначны и вполне могут быть оспорены через суд. Однако, судиться с государством себе дороже. Потом придётся перерегистрировать фирму в другом районе, чтобы не иметь дел с этой инспекцией: месть непокорным у них считается делом чести. Вместе с адресом изменятся и учредительные документы, тогда и лицензию надо переоформлять. Не рыпаться себе дешевле.
- Да пусть подавятся, -сказал я.
А на след день снял в банке недостающую сумму в рублях,  добавил её к «китайским» евро и отправился на встречу. На всякий случай включил на запись сотовый. Но ушлая Уткина в машине  молча раскрыла передо мной свою сумку, едва я вынул пакет. Её чёрные очки усугубляли сходство происходящего с дешёвым детективом.
  Вдобавок пришлось везти её домой, мило беседуя про трудности малого бизнеса, о том, как «радеет» за него наше правительство и издеваются местные чинуши.
   Вскоре она вручила подписанный акт проверки. Там значилось к уплате ещё три тысячи рублей. В ответ на моё удивление, только развела руками:
- Ничего чистого в природе не бывает, даже проверок. Иначе возникнут подозрения в сговоре. Нам это надо? Все под колпаком ходим. Ну, успешного Вам бизнеса. Будут проблемы — звоните. Приятно было с Вами посотрудничать.
- Взаимно, - осклабился я. - Спасибо вам за всё, Валентина Николаевна!
- Можно просто Валя. Мы, как будто, собирались вместе поужинать? Или я не так поняла? Тогда лучше на следующей неделе. Часиков в шесть я обычно свободна. Но вы заранее позвоните, а то закручусь.
       Она ушла, старательно ставя ноги от бедра, как манекенщица, а я от глубокой досады ещё долго не мог сдвинуться с места. Ну и как  жить, в такой стране?  Сумма взятки примерно равнялась чистой прибыли моей фирмочки за три – четыре месяца работы. Вот и паши теперь, чтобы отработать убыток. Психуешь, когда пять минут  потерял, а тут четыре месяца! Давно и категорически запретив себе себя жалеть, прибегнул к аутотренингу: «Надо привыкать к потерям, относиться к ним, как к стихийному бедствию, не рвать нервы. Бог дал, бог взял. Всё, что не убивает, делает нас сильней... - нёс я всякую чепуху. - В конце – концов, пол-года ничто для истории… ».
 Но на память пришла старая песенка.   
                Жизнь проходит, Валентина,
                Жизнь проходит.
                В нашей жизни ничего не происходит
      И вновь на плечах потертая лямка. Суета и нервотрепка за день выматывают до предела, сил едва хватает на подъем до 7 этажа. Стакан виски и мнимое, на пол-часа, благодушие, растраченное на телеящик.  Пробуждение в холодном поту,  безнадёжное, по кругу, мельканье мыслей в поисках выхода из очередного тупика. Вспоминаются  деловые и попутные встречи в течении дня, ненужные стычки, задумываться о которых, походя, нет ни времени ни сил. Зато ночью, самопроизвольно включившись, мозг начинает их сортировать, и болезненно рефлексировать: то не так сказал, это не так сделал… Порой кажется, главный насос отключается и кровь в жилах останавливается. Спасает сигарета, иллюзорные  видения под утро и ненавистный будильник в 5-45. Спортивный костюм, кроссовки и бег до изнеможения по хрустящим, подмороженным за ночь корочкам. Такой вот способ поддержания нервной системы и дееспособности.
  Потом холодный душ,  адреналин, недолгая эйфория «какой я бодрячок, однако!»  и всё сначала, как на автозаводе.
     Неожиданный звонок Фролякиной не вписался в этот график.
- Икота достала.  Это ты меня вспоминаешь?
- Непрерывно. Суставы ноют.
- Так и думала. Решила позвонить, чтоб не мучился. Приезжай, если уж совсем хреново.
   С некоторых пор я, как огня, боялся адюльтеров. До святоши не дотянул, но краткость связей  сделал их необходимым условием.
В ответ на нечленораздельное мычание, Фролякина предложила более щадящий вариант:
-  Можно, где-нибудь на нейтральной территории. Кофейку попьём.
- Давай. На той неделе.
- На той не получится, - сказала она тоном, будто её уговаривают, - в четверг улетаю в Курган. Разве что сегодня?
Пришлось отложить запланированную поездку к жене Форты, напомнившего о себе сообщением по электронке, за строками которого проглядывался вопрос: отдал ли  деньги?
    По старомодной привычке я пришел в кафе с романтичным названием «Риголетто» вовремя. За соседним столиком, поправляя мизинцем очки, торопливо поглощала большие куски пирожного толстая помощница мэра, с репутацией работоголика и круглой дуры одновременно. Ради карьеры она сменила фамилию предков на Горностаеву, заменив в ней всего одну лишь букву «в» на «р». На мой взгляд, прежняя фамилия куда лучше гармонировала с её мужеподобным лицом.       На насиженных местах, отдыхая после солярия, выжидали добычу трафаретные крашенные брюнетки с сигаретками и отглаженными словно утюгом волосами на плечах; из под одинаковых коротких черных платьев торчали одинаковые, как палки, ноги, вытянувшиеся при появлении даже такой, не первой свежести мужской особи, как я.       Шурша каким-то сногсшибательным платьем, по-хозяйски  заявившаяся Фролякина, явно не вписывалась в формат  заведения. Я невольно улыбнулся.
- Ну и курятник ты выбрал! - Сказала она так, что было слышно на насестах.
- Я выбрал?
   Заказали кофе. «По Бухенвальдски», - определила Фролякина, отхлебнув глоток. Рассказала, что на днях к ней приезжают китайцы, с которыми познакомилась на выставке. Спросила о моих успехах.  Сильно не доставала, и я успокоился. Поделился своими проблемами. Зря, наверное, но она была первой, кому я пожаловался.
- Горе ты луковое. Не Гурин ты, а Горин.  Помощь нужна?
- Да нет, кости пока целы.
-  Ну, смотри. В этом городе я многое могу. На моих суставах заслуженные люди передвигаются.
   После кофе, на крылечке, она, кажется, ждала предложений, но когда я вынул из кармана ключ от машины, глаза у неё стали такими же, как тогда, в аэропорту. Поддавшись порыву, я поцеловал её в серединку ладони. Потом в другую. В свете зажегшихся реклам сверкнула блестка на её реснице. Она выдернула руки:
- Что-то я увлажнилась...
- В смысле?
- Оказывается,  мои эрогенные зоны на ладонях.
  И, не прощаясь, направилась к двух-дверному BMW, подмигнувшему  ей кошачьими глазами.
- «Васе» привет, - крикнул я и решительно зашагал к своей машине, убеждая себя, что развивать отношения с чужими женами, сродни воровству.
   Но и чувство утраты не оставляло. От него отвлекла резкая изжога от пережаренных кофейных зёрен. Я достал таблетку «Омепразола». «Вот уж старость настаёт. И склероз с одышкой. Сейчас с этой оторвусь, а потом и крышка».
                *   *   *
                А в о к а д о
  Поскольку в ближайшее время финансовых поступлений не ожидалось,  я занял у друзей  нужную сумму, обменял на Евро и поехал разыскивать адрес. Шинников, 17.  Давненько я не был в этом районе. Архитектурный ансамбль составляли  трухлявые двухэтажки, построенные в войну для эвакуированных, и «хрущёбы», жизнеутверждающий когда-то, символ оттепели. Последние пол-века здесь вообще ничего не строили, словно дожидаясь, пока вымрут жители, чтобы не связываться с их переселением. Местные раньше работали на двух заводах: шинном и резинотехническом. От заводов остались только корпуса, люди же непонятно чем занимались: кто-то нанялся продавцами на китайский рынок, а кто-то и сутенёрами к сестрам.
 Стаявший снег обнажил накопленный за зиму мусор, а зелень на этом грунте расти не хотела.  Мрачный пейзаж, напомнивший мне картину Форты «Есть ли жизнь…», украшали собой пестрые жрицы любви, расставленные по обочинам, как живые «биотуалеты».
   «Господи, страх какой! - разглядел я через нахлобученные парики и черные очки, размалёванные замученные лица. - Они же доплачивать должны тем, кто на них позарится.»
   Не без труда отыскав нужный адрес, я домыслил картину, которую предстояло увидеть в четырёхэтажке из рассыпающегося бурого кирпича. Через большую лужу перед подъездом была брошена доска. Из распахнутого наверху окна, громыхало что-то вроде «Арии» с речитативом. Тамбур первого этажа служил одновременно отхожим местом. На площадках валялись шприцы, презервативы, те и другие б\у. Стены были сплошь исцарапаны росписями, из которых «Пирог – лох», - была самой безобидной.  Надпись «Бабура, я тебя хочу», говорила, что здешним обитателям не чужды и высокие чувства.
    На уровне головы краска стен была отбита по косой, с первого этажа до последнего. «Мебелью?». - Но тут же мелькнула страшная догадка: «Гробами!». Над последней квартирой зиял открытый люк чердака, похоже, тоже обитаемого. Кнопка звонка выпала, а стук безнадёжно потонул в грохоте, сотрясавшем незапертую дверь. Открыв её, я едва не наступил на черный комок свалявшейся шерсти, который оскалил зубы и с визгом  выкатился на лестничную площадку. Почти всё пространство единственной комнаты занимал стол. За столом мужики в коже с бляхами,  с проседью в длинных волосах и перхотью на плечах. Престарелые битники. Грохот вилок по столу усугублял шумовой эффект.  Единственная женщина сидела ко мне спиной и обернулась не сразу.
   - Привет, - равнодушно сказала она, показывая на свободный табурет. Я,кажется, узнал её, но не понял, узнала ли она. Или приняла за кого? Во всяком случае, реакции ноль. У неё  исчезла талия, пожелтели зубы, а два пальца были и вовсе коричневыми от никотина. Манерность, означавшая раньше некую экзальтированность или эпатажность, теперь, по меньшей мере, казалась нелепой. Я вспоминал её в последнее время. Даже хотел увидеть. И вот желание сбылось, чтобы тут же угаснуть..
   - Садись, что стоишь.
   - Я от Сергея.
- Ясно-понятно. Колян, налей ему, - стараясь перекричать музыку, указала она на бутылку «Шушенской» длинноволосому мужику в косухе с клепками, в перстнях и серёжкой в ухе, а  сама поднялась:
- Закусить соображу.
   Провожая взглядом, я невольно отметил происшедшие в ней изменения. А в углу  увидел девочку, свернувшуюся калачиком в облезлом кресле, из-под обивки которого торчали клочки поролона. Голова её, прислоненная к концертной колонке, подрагивала от вибрации динамиков. Невероятно, но девочка спала. Колян поднялся с бутылкой и вышел из-за стола, цокая декоративными шпорами на ковбойских сапожках.  Неожиданно улыбнулся мне:
   - Саня, не узнаёшь?
  - Что-то припоминаю…
  - Я у вас с Катей брал. На реализацию, в смысле. Лет десять назад. Помнишь: конфетки, шоколадные батончики?!
  «ЧП «Купец Сибири»! – Вспомнил я.  Прямо вечер встреч!  Волосатый напомнил о времени, когда я только ушел с завода и учился сам зарабатывать деньги. Колян, тогда Николай Петрович,  торговал кондитерской, но выглядел куда солидней. А тут поголубел, будто в его организме произошли гормональные изменения.  Чисто метросексуал!.
     - А где Катя? - Спросил он.
- В Америке.
     - Всё-таки к мужу уехала?
     -  И слава богу.
     -  Хм, а говорила: «В эту ублюдочную страну? Ни-ког-да!».
     - Женщина.
     - Одно слово. Давай, за нас, за мужиков.
      - Ты уж выпей и за тех, и за других, а я не могу, за рулем.
- Я вот тоже уезжаю. – Сказал Колян и, не дождавшись вопроса, пояснил:
 - В Порту.
- Смотрю, внешне ты уже готов.
- А что? Я на велике. Тепла дождусь и рвану. И тебе советую, тут ловить нечего.
-  Подумаю. Удачи!
     Я поднялся и, сделав два шага, оказался на кухоньке, где Рая от души заправляла майонезом крошево из холодной картошки, колбасы и горошка.
-    Я, собственно, на минуту. Был в Китае, встретил Сергея. Про тебя говорил.
- Да ну?!
 - А я и не сообразил, что это ты. Тайно обвенчались?
-    Пока нет. Всё в девицах, ха-ха-ха! Прынца жду.
-    Не знаю подробностей.
-    Да и зачем тебе?
-    Он переживает за вас.
-    Бедненький!
-     Передает привет.
-     Так давай его сюда!
   Я протянул ей пачку.
-     Это что?
-     Привет. В Евро.
-     И что мне с имя делать? – Пролистнула она купюры. - Не разменяешь хоть одну бумажку?
Полез в портфель. Дурная привычка все деньги фирмы возить всегда с собой. А тут, как раз получил аванс под заказ  и долго рылся в  пачках, отсчитывая рублевый эквивалент  10 Евро.
-    Ты чё, миллионер? Потеряешь где-нибудь свой кошелёк. Я сейчас в лавку сгоняю, еды прикуплю. Подождёшь?
-     Мне идти надо, дела.
-     Если тебя эти смущают, - кивнула она головой в сторону комнаты, - то их время вышло,  вытурю.
-     И мужа?
-   Да какой муж? Объелся груш. Его первого выгоню, надоел уже со своим патефоном.
На кухню вошел Колин друг.
-  А  это Стакан Стаканыч, знакомьтесь.
-    Сан Саныч, - поправил мужичок, интеллигентно протягивая мне пухлую руку, - инженер, ракетостроитель.
-    За закусью пришёл, ракетостроитель?
-    Не, водички набрать.
-    Иди в ванную, у нас тут серьезный разговор.
-    Понял, не дурак.
-  Интересное погоняло, «Ракетостроитель», – сказал я, когда тот вышел.
- Да он реально на КрасМаше работал, пока не сократили.
   Вдруг музыка кончилась. В проеме я увидел девочку, проснувшуюся от тишины. Её взгляд пронзил  меня. Как можно узнать человека, которого никогда не видел? Но узнал, особенно глаза. Подростком я часто рисовал  автопортреты, поэтому сразу  вспомнил крутой овал лица, вздёрнутую левую бровь, знакомый разрез глаз. Только ресницы у девочки оказались гуще, как и вьющиеся густые волосы, с каштановым отливом. А кожа - смуглая, как у её матери. О чём думала она и почему так пристально смотрела на меня? Рая, переводя взгляд с неё на меня, расхохоталась.
    - Баран да ярочка, блин!
    - Сколько лет девочке?
    - Пятнадцать исполнилось. Отмечаем.      
   Я принялся незаметно загибать пальцы.
     - Калькулятор дать?
     - Погоди. Так это что получается?...
    - Слушай, - перебила она, - я лучше Аньку отправлю в ларек. Может, подбросишь её туда-обратно? Уже поздно. У нас тут педофилов кишмя кишит.
       Аня накинула фисташковую курточку, и мы молча спустились к машине. Стемнело. Я завел двигатель и ждал, пока он прогреется.
     - Включи свет, темно, - потребовала девочка.
     -Но в салоне обычно не включают. Или ты боишься?
Она презрительно скривила половину лица:
      -Кого, тебя?
Глаза её беспокойно бегали, будто она привычно ожидала со всех сторон подвоха.    Играла музыка с моего любимого диска. Аня спросила:
      -У тебя нормальной музыки нет?
      -У меня вся ненормальная.
      -Тогда включи радио.
Я подчинился.
      -Только не Шансон. В маршрутках надоел
      -Я почему-то подумал, тебе понравится. Что тогда? Новости на FM?
    - «Love радио» хотя бы.
-  Попсу любишь?
- Я «Скорпионс» люблю.
- Ну, это я вряд ли тебе найду.
- И не надо. Они летом приезжали, я ходила.
- Так они же старше меня?
- Зато сохранились лучше.
- Спасибо за комплимент.
       Я привёз её не в ларёк, как сказала мать, а в супермаркет. Выйдя из машины, она хлопнула дверцей так, что у меня зуб заныл.
- Тебя на «Жигулях» обычно катают?
   Она лишь фыркнула в ответ: понимай, как хочешь.
   В магазине взяли телегу для продуктов.
    -Ты когда-нибудь ела манго?
Она покачала головой.
- Возьмём?
- Лучше авакадо.
- Тебе нравится? – Удивился я.
- Не знаю.
- Тогда почему «лучше», если не ела ни того, ни другого?
-  Хочу узнать, почему меня в классе так зовут.
- Авокадо? – Засмеялся я. – А в этом что-то есть.
-  Ну вот, и ты туда. Тогда возьми колбасы.
До меня дошло, что ребёнок голоден. А я ей шоколадку, манго! Набрал полную корзину еды, в том числе авакадо.
- Я довезу тебя.
- Я сама.
   «Я сам», - вспомнилось, как звали меня в  детстве родители.
- И как ты всё это потащишь?
- А что, это  всё мне? С чего ради?
-Ты же именинница. Большая уже. Восьмой класс, если не ошибаюсь?
-Девятый.
-Ну, в смысле, да. Теперь же одиннадцать. Значит, выпускные нынче?
-Да.
-Не боишься?
- А что бояться, если знаю, что не сдам.
-И что тогда?
-Не знаю. Может в Лицей пойду.
- Как Пушкин?
- Как Кукушкин. Фазанка бывшая. Только табличку на входе изменили, а больше ничего.
Возле дома помог ей выйти. Рядом паслась стайка девчонок. Фонари были выбиты и в сумерках светились только  малиновые огоньки их сигарет. Аня сразу ощерилась, как загнанный волчонок.
- Я донесу, - хотел я помочь.
- Сиди, я сама, - вырвала  она у меня пакеты.
Взрыв хохота рядом. Недетский прокуренный голос:
- Фортуна! Ни чё ты клиента сняла. Папик, прокати на «Прадике»!
- Заткнись, дура, - огрызнулась Аня. Наверное, она выразилась бы покрепче, не будь меня, но в данном случае, поспешила побыстрей нырнуть в чёрную нору подъезда, забыв про «Спасибо» и «До свидания».
       Вечером я прочитал в электронной почте новое сообщение от Фортунатова:
       «Саня, если ты ещё не передал моим деньги, то и не надо. Спрячь их до моего приезда.»
На что я тут же отстучал:
    «Сегодня был у Раи. Отмечали День рождения Ани. Поздравил от твоего имени и деньги передал. Как дела? Какие планы?»
 «Срочно забери их обратно и избавься! Сообщения удали»
- Теперь это уже проблемы инспектора Уткиной, - подумал я, ложась  спать.
                *    *    *
                Решение
   Ночью я проснулся, как обычно, около трех. Но не от кошмаров. Голова была ясной и четко работала. Мысли упорядочились, все встало на свои места. Я подошёл к окну, посмотрел в звёздную бездну и перекрестился. Прочертив короткую дугу, упала звезда. Загадать не успел, но в груди всколыхнулось и пробежало по телу приятное волнение, воспринятое, как знак божий. Теперь я точно знал, что делать.
   На следующий вечер, после работы, под музыку Моцарта, которая совсем не соответствовала  окружающему ландшафту,  я снова подруливал к знакомому подъезду на Шинников. Из тесного тамбура доносились звуки потасовки. Девичьи глотки изрыгали мат, сопения, визги. Распахнув дверь, в клубке взлохмаченных девиц, я увидел знакомую фисташковую курточку. Схватил её и выдернул на свет. Девочка молниеносно, как собака, клацнула меня за кисть, сжимавшую её куртку. От резкой боли я на секунду потерял контроль над собой, и, не разжимая пальцев, крикнул:
- Вон, сиповки!!!
 Драчуньи, пытавшиеся вырывать у меня свою жертву, враз осели и исчезли. Только рядом дрожала Анька, но не от страха, а в горячки драки. Узнав меня, она вырвалась, смешно махая руками, с приличным пучком волос в одной из них, и прошипела:
-    Чё орёшь, как дурак?
- Это вместо благодарности? Тебя чуть не затоптали.
- Мы играли. Что ты всё лезешь?!
- Пошли-ка домой, - взял я её за руку.
- Пусти, я гулять, - вывернулась она, вытерла ладонью красную вьюшку из носа и заправила волосы под вязанную шапочку.
-  Мало, да? Ещё хочешь?
- Не твое дело. Ты кто, ваще?
Я посмотрел на свою кисть: два зуба сверху и два снизу отпечатались на долгую память.
- Бешенством не страдаешь?
- Только когда доведут, - сунула она руки в карманы и, нарочито виляя бёдрами в китайских джинсах-тряпочках, шмыгнула за угол дома.
- Ну давай, ищи приключений. На свою ж…, - не договорив, я махнул рукой и отправился вверх. На четвертом, последнем, этаже остановился, чтобы перевести дыхание.
  Дверь не открывали. Надо было, конечно, предварительно позвонить, но не спросил номера телефона. Добирался почти час. Столько же предстояло обратно. Когда жизнь рассчитана по минутам, обидно потерять два часа впустую. Но тут за дверью послышалось  скорее угрожающее, чем приветливое:
- Кто?
- Это я,  Александр.
Глазка в двери не было и, не уверенный, что меня узнали, добавил:
- Я вчера приходил.
- И чё? - В приоткрывшуюся щель показалась всклокоченная голова с перышком в волосах. - По понедельникам не похмеляю
- Мне поговорить, - и не дожидаясь приглашения, надавил на дверь.
Рая закурила и села на диван, не обращая внимания на распахнутые полы халата.
- Ну, и?
- Что?
- Ты ко мне пришёл, а не я. Чё надо-то?
    «Чё» резануло слух.
-  Ты изменилась.
 -  А ты хотел девочку увидеть?
Я прошёл на кухню и подставил руку под струю холодной воды.
-   Одну уже увидел. Дралась с девчонками. Звереныш!
-  От такой жизни ангелами не становятся.
- А по-моему, хорошая девочка.
- И чё? – Насторожилась мать.
- Только беспризорная. Сказала, что у неё проблемы с учёбой...
- Чё тебе надо? – Оборвала она меня. Губы её затряслись, будто в ожидании угрозы.
- Я бы мог ей помочь.
- Хм, - напряглась она, мучительно соображая,  в чём скрывается подвох. Потом достала из сумки упаковку,  выдавила таблетку и проглотила:
- Голова раскалывается.
«Элениум», - прочёл я на упаковке.
 - Помогает от головы?
- Гильотина лучше. Так ты, типа, добрый дядя? Волонтер!
     - Типа. Хочу помочь ей сдать экзамены и перейти в 10 класс.
-Ты меня удивляешь. - тоном светской львицы произнесла Рая, изящно стряхивая желто-коричневым пальцем с облезлым маникюром пепел с сигареты. - И как тебе это представляется?
- Очень просто: будем заниматься.
- Вообще-то надо с ней сначала поговорить. Захочет ли? У нас тут швейный лицей через дорогу. Она туда хотела, на этого, как его?...
- На кутурье?
- Не, на модельера.
- Ну, это здорово! Рукавицы будет строчить, спецовки.
- Не факт. Показать, какое она мне платье сшила?
 Она мигом переоделась на кухне и продефилировала туда - сюда с шагом от бедра.
-А?
-Это она сама?
-Ну, дак.
-Кто-то же научил?
-У них кружок в школе. Вначале себе шила, а тут вот, видишь? Теперь просит, «мам, купи машинку!»
-Дело хорошее. Будет ремесло в руках, уже не пропадёт. Я куплю ей машинку.
 -Ну, вот, уже и расходы пошли. Ты подумай хорошенько, прежде, чем всё это затевать. Ты женат? На той еврейке?
- Женат я гораздо раньше. То была подружка. А на еврейку ты больше похожа.
- Близко не родня. У меня мама была цыганка. Они из Молдавии от фашистов бежали,  угодили в оккупацию. Она одна из всего табора осталась в живых, крестьянская семья её приютила. У них и жила, пока с моим отцом не встретилась. Он её  в Сибирь увёз.   
-Так вот почему вы с Анькой такие смуглянки!
- Я-то в отца, это из неё цыганщина прёт. Так бы и дала по башке! А у тебя двое? Тоже, поди, проблем хватает?
- Теперь это их проблемы.
- Ой ли?
- Большие уже. Сами создают, пусть сами и решают. Сейчас о твоей подумать надо.
    - Дошла очередь? – Ехидно сказала Рая: - О своей я сама подумаю, а ты, если на добрые дела потянуло, лучше возьми мне пивка. Никак не оклемаюсь после вчерашнего.
- Завари чай покрепче, помогает.
-Ой, - сморщилась она, как от головной боли, - только не надо советов, лучше пива купи. Денег дам, я теперь богатая. Скажи, куда лучше поехать: в Таиланд или на Гоа?
- Лучше дома ремонт сделать.  С Аней поговори, а я завтра позвоню. Скажи  свой номер.
-На нём денег нет.
-Я скину.
Она поправила полы халата, прикрывая ноги и скуксилась:
-Ну, пожалуйста, возьми пивасик,  видишь, умираю!
-Нет.
- Фу, противный! Не приходи больше.
-Послезавтра позвоню.
                *    *    *
                Первый допрос
     Буквально через день, два меня пригласили в ФСБ. Молодой, но уверенный в себе человек, Игорь Андреевич, с хорошими манерами, в недорогом, но аккуратном костюме,   поведал, что с крупной суммой фальшивых Евро задержана начальница Районной УФНС. Она показала, что одолжила эти деньги у своей подчинённой Уткиной. Та тоже задержана, но уверяет, что деньги получены ею от случайных менял с Центрального рынка.
  По оперативным данным Уткина, в тандеме со своей начальницей в ходе выездных налоговых проверок,  неоднократно вымогали у предпринимателей деньги. Оперативников интересовали обстоятельства проверки  моей фирмы. Выяснение обстоятельств продолжалось хотя и деликатно, но долго и утомительно. Молодой, по-отечески заботливый сотрудник, как бы невзначай произнёс:
- Не завидую бедолаге, на которого она рано или поздно укажет.  Единственный его шанс — первому на неё заявить. Если успеет, конечно.
Мое упорство  не имело ничего общего с благородством. Напротив, нестерпимо хотелось посчитаться с той, которая обобрала меня. Но цена за такое удовольствие была слишком высокой.
- Чтобы получить сразу за всё: и за фальшивую валюту и за дачу взятки?
- Есть такой способ самосохранения, как сотрудничество со следствием.
     Возможно обманчиво, но молодой человек производил впечатление законопослушного сотрудника. А ушлую Уткину надо пытать и очень сильно, чтобы она согласилась повесить на себя дополнительный срок за взятку. Поэтому я вежливо отклонил «спасительное» предложение. Тогда у меня взяли телефон и адрес бухгалтера Наташи.
-    У неё маленький ребенок, пожалуйста, не пугайте их.
- Мы же не гестапо. И она не радистка Кэт. – Усмехнулся своей шутке Игорь Андреевич и, вдруг резко сменил тему: -Вы говорите, во время проверки выезжали в командировку?
- Да, в Китай.
- Здорово! А я вот ни разу не был за границей. Не пускают.  Наверное, масса впечатлений, интересные встречи?
«Чёрт! Неужели и это пронюхали? Слишком уж конкретный вопрос. Соврать, - не поверят. Лучше косить под честного простака».
- Да, случайно встретил однокурсника.
- Случайно?
- Совершенно!
- В Китае? Где полтора миллиарда?
- Но русских там гораздо меньше.
 - И кого же?
- Фортунатова.
Знакомая фамилия... Мы связались с китайскими коллегами и обнаружили ещё одно интересное обстоятельство:  совпадение суммы евровалюты, которую вы задекларировали на таможне при выезде из Китая и той, которую Уткина передала начальнику Районной УФНС. Случайность?
- Ну, знаете, возникновение жизни на земле, - тоже случайность. Как и рождение каждого из нас. Мы же не ставим это под сомнение.
- А мы всё ставим. Работа такая. Вы смотрели фильм времён оттепели «Человек, который сомневался»? Посмотрите и подумайте.
    И я думал. Но о другом: хорошо, что не успел сводить Уткину в ресторан. Тогда бы сейчас проходил по её делу не как свидетель, а как там у них называется? Подельник? Соучастник? Подозреваемый?
                *   *   *
                Положительный результат
 Выйдя на свет божий из этого серого здания, первым делом я решил предупредить бухгалтера на случай, если и с ней захотят «побеседовать».  Опасно лавируя в потоке машин, я помчался к ней домой. В этот момент  позвонила Фролякина и загадочным голосом предложила встретиться.
- Только не сегодня, у меня цейтнот.
- А у меня задержка. Я сейчас сдала тест, результат положительный.
      На проспекте было шумно,  яростно сигналили сразу три машины, которым я перегородил путь на перекрёстке, поэтому, из всего, что она сказала, я понял лишь, что какой-то тест она сдала положительно. И ляпнул в ответ:
- Ты умница, поздравляю!
- Хм, а я тебя.
- Плохо слышно!
- Беременная я! Вынашивать или нет?
- А что муж говорит?
- Гурин, ты идиот?
Только тут до меня дошёл смысл, значимости которого я пока не осознал. Во всяком случае, коленки мои не затряслись, как случалось в подобных случаях по молодости.
- Слушай, ты где?
- На работе.
- Я подъеду.
- Да, в принципе, я всё сказала. Как, впрочем, и ты. Пока. Занимайся делами.
 Ответить я не успел, телефон на том конце отключился. Хотел сам позвонить, но в это время справа раздался одновременно душераздирающий скрип резины по асфальту и отчаянный сигнал клаксона. В считанных сантиметрах от меня впился колёсами в асфальт «Порш». Поток мата из раскрытого окна не соответствовал изяществу форм автомобиля. Обычное, впрочем, явление.
     Признавая вину, я не стал огрызаться, а приложив руку к сердцу, извинился. Но услышал в ответ:
       - В ... твои извинения! Я половину новой резины на асфальте оставил!
                *   *   *
                «Она согласная»
   События этого дня, могли служить резонным оправданием, для пропуска занятий с  Аней. Но, позвонив её матери, по голосу понял, что моего звонка ждали:
 - Она согласная.
   По пути купил швейную машину. Чуть не грохнулся, пока дотащил её на четвёртый этаж по засаленным ступеням. «Неужели старею?»
   Не избалованные подарками, а потому сдержанные в проявлении чувств, мама и дочь, похоже, были машине рады больше, чем мне.
- Вот поперло-то, - сказала Рая. – То деньги, то машина. Не к добру, однако.
Но, запаса положительных эмоций, с которыми мы сели заниматься, хватило ненадолго. Прежде всего я попытался привести в порядок служивший рабочим местом закуток,  заваленный картинками и безделушками, типа фенечек и смурфиков.
-Надо убрать эту фигню.
-Это не фигня.
-Все-равно убери.
-Мне не мешает, - заёрзала она по табурету
-Мне мешает.
   В другой раз мне едва ли удалось бы настоять, но после швейной машины, Аня скрипя сердцем, согласилась убрать самый крупный хлам. Сидеть пришлось на колченогих табуреточках. Для рабочего настроя я решил добавить позитива:
 -Геометрия была моим любимым предметом. После физкультуры. Никакой абстракции, всё наглядно и очевидно, - жизнерадостно начал я, чтобы загасить проскочившую меж нами искру раздражения.
-Терпеть её не могу. - буркнула Аня, небрежно снимая учебник с полки.
- Естественно! Как можно любить то, чего не знаешь?
- Легко. Когда поближе узнают, - разлюбят, - озадачила она меня.
-Хм, наблюдательно. Если подумать, часто любят и восхищаются только потому, что не знают достаточно хорошо. Ты это имела в виду? Но то философский камень. Мы же беремся за гранит естественных наук. С чего начнём?
 Аня, ссутулившись, судорожно зашуршала страницами задачника, напоминая троечниц в момент произнесения зловещей фразы: « А сейчас к доске пойдет ....»
-Вот, - ткнула она в книгу пальцем.
-Что, «Вот»?
-Вот эту задачу решай, нам задали домой.
-Вам задали, почему я должен решать?
-А зачем пришел?
-Тебя учить.
-Так учи.
- Чтобы учить, - голосом терпеливого учителя пояснил я: - мне необходимо знать, где граница твоих знаний. Ладно, читай условие. Да вслух читай!
  Дикция была ужасной. Я попросил убрать жвачку, но она отмахнулась; пришлось до поры смириться, чтобы не сорвать занятие,  повисшее на волоске.
-Вот теперь смотри... Дай бумагу. Карандаш есть?
Карандаш оказался тупее валенка. Я физически таких не переваривал.
-А точилка?
-   Где-то была. – Порывшись в столе в поисках точилки, ушла на кухню за ножом. Нож оказался тупее карандаша. Но винить в этом ребёнка было несправедливо. Я достал из портфеля дареный «Паркер» с золотым пером и продолжил процесс.
     - ... Понятно?
-Ну, - кивнула он, будто тоже из последних сил терпела меня.
-Это у нас получается какой треугольник? Пожалуйста, не молчи, видишь, все стороны ... что? Равны, да?
-Ну.
-Значит треугольник... какой?
-Этот, как его, - заёрзала Аня, кусая губы и раскачиваясь на двух ножках табурета.
-Рав-но-сто-рон-ний! Значит, этот угол какой?
-Прямой! - Бодро воскликнула она.
-Тпр-р-р. Ты меня пугаешь! Сумма внутренних углов треугольника чему равна?
- Нам не говорили.
    А когда я нашёл в учебнику эту теорему, услышал:
- Это когда было-то?! Я уже давно забыла.
-Этого забыть нельзя. Или знаешь или нет. Сто восемьдесят градусов. Все углы равны, значит каждый сколько?
Закатив глаза она принялась шевелить губами. Потом схватила калькулятор. Я зажмурился и тихо застонал. Наконец она  выдала более, чем неуверенно:
-Ну, шестьдесят?
-Гениально! А косинус шестидесяти?.... Чему равен косинус шестидесяти? Если забыла, быстренько выведи. Разбиваем наш треугольник на два прямоугольных. Где тут косинус? Смотри, подсказываю... Так, да? Отношение прилежащего катета, - где он?  Вот! - К гипотенузе. Где же тут гипотенуза, а? Эта?
-Ну.
-Думай, думай, крути шариками в голове, они там у тебя все заржавели, слышишь скрип какой?
-Это у тебя скрипит.
-Возможно, сколько лет прошло. Так сколько будет?
-Не помню…  Да нафиг мне твой косинус? Мы его в шестом классе прошли. Мне вот эту задачу надо решить, - яростно потыкала она карандашом в страницу задачника, - и всё! Ещё английский учить, географию...
-Да как ты её решишь, если ты не знаешь, что такое косинус, что такое равносторонний треугольник! Это же пятый класс! Что ты делала-то все эти годы?
  Она взяла паузу, видимо для того, чтобы я осознал смысл опрометчиво сказанного, смерила меня взглядом с ног до головы и с вызовом ответила:
- То и делала. А ты?
  Я почувствовал, как голова моя уходит в плечи и вспомнил себя мальчиком, которого отчитывала строгая мама. «Как же эта девочка похожа на неё!».
- Ладно, всё нормально. Откатим ещё назад. Давай сюда учебник за пятый класс.
- У меня его нет.
- Как нет?
- Мы новые учебники в обмен на старые получаем.
- Дурдом! Все учебники, а тебе - особенно, необходимо иметь на полке.
- А где их взять-то теперь?
- Ладно. Перышкин у вас? Нет? Узнаешь авторов, я куплю. Так, как быть с задачей?
- Легко, у меня есть «решебник».
-Это  ещё что?
    Она посмотрела на меня, как на неандертальца и потянулась к полке.
-Нет уж, - отложил я волшебную книгу с ответами, -давай-ка вместе вспомним, что такое косинус, и сами решим эту пустячную задачу....
      Часа через полтора я вошёл на кухню к Рае, мокрый и красный, как рак.
-Что, так всё запущено?
  Я устало пожал плечами.
-Но надежда-то хоть есть?
- И та  умирает. Ничего, пробьёмся, - и улыбнулся через силу.
-Чайку попьёшь? Черный или зеленый? - Проходя мимо, как бы нечаянно задела меня грудью. Не сказать, что это всколыхнуло меня, но что-то внутри екнуло.
-Давай зелёный.
-Терпеть зеленый не могу, - сказала она и полезла в стенной шкаф, набитый одинаковыми пачками.
-К войне готовишься?
- Саня присылал. Заколебал, мы же не китайцы.
   Я взял у неё пачку, размял в руках щепотку, понюхал и вспомнил запах дымка от самокруток Форты.
-Слушай, продай мне всё это.
- Хоть так забери. Всё равно выбрасывать. Может, я чего не понимаю, но по мне моча получается, а не чай.
- На любителя, - выгреб я с полки все пачки и вечером спрятал в куче хлама старого гаража. Щепотку взял домой и вечером на балконе забил косячок. Даже не будучи специалистом по части зелья, сразу оценил качество, но докуривать не стал. Посчитав, что ещё одна зависимость будет мне ни к чему, решил сжечь всю траву на пустыре.
   На следующий день позвонила Рая. У неё был обыск. Я поблагодарил всевышнего за «чай».
- Забрали все Евры. Сказали, проверят, если не фальшивые, - вернут.
- Ты им сказала, откуда деньги?
- Попробуй, не скажи: они статьёй угрожают: за ложные показания до 5 лет. А что, бумажки не настоящие?
      Пришло сообщение от Форты: «Ты забрал у Раи, что я просил?». Ответил: «Всё нормально. А чай Рая не любит, предпочитает кофе с молоком». Ответ пришёл мгновенно, не успел я отключить компьютер: «Саша, прости. Я всё возмещу. Это недоразумение!»
«Форта есть Форта», - в свою очередь подумал я.
                *   *   *
                Майор Трушин
    Снова позвонили из ФСБ. На этот раз какой-то майор Трушин. Голос мне не понравился. Но поехать пришлось.
    Тяжёлую дверь открыл минуту в минуту, но никто за ней не встретил и я топтался в вестибюле, раздражённо посматривая то на парадную лестницу, то на часы. Выстроенное пленными японцами здание сороковых годов было недавно отремонтировано за счёт «спонсоров» и резко пахло китайским пластиком.  Появление на лестнице моего заказчика, Паши Светлого, в сопровождении маленького лысого человека с широкими лампасами, было  более, чем неожиданным. «Доигрался!», - мелькнула  мысль, тут же опровергнутая отсутствием конвоя, наручников и деловым тоном их беседы.
- Здесь мы заказали бронированную перегородку. Когда её смонтируют, надо будет все зашить, чтобы не пугать посетителей. Заодно в комнате для приема посетителей усилить стену. И прорез сделайте с ящиком внутри. Это для анонимных заявлений граждан. Ящик побольше, самосознание граждан растет ужасающими темпами.  Посчитайте все и смету в ХОЗО направьте.
- Что Вы, Герман Петрович, для вашей службы никаких расходов!
- Чтобы потом журналюги вцепились? Нет уж, пусть всё, как положено, - подозрительно генерал посмотрел на меня, прощаясь с Пашей.
-  Проблемы? - Спросил я Пашу.
 - Нет, я с властями дружу. Проблемы с Вашим проектом. Экспертиза выдала серьезные замечания. Читали?
-Что значит, «читали»? Вовсю  устраняем.
-Это хорошо. Только дом-то уже построен. Мне его что, переделывать?
-Зачем же нужно было так спешить? Ещё и разрешение на строительство не получено.
-Я так работаю всегда. Иначе бы на общественном транспорте ездил.
- Но в договоре это обстоятельство не предусмотрено. А на практике...
-Практику мы сами нарабатываем, - закончил дискуссию Паша и поспешил на выход.
- У Вас производственный конфликт с этим молодым человеком? - Услышал я
за спиной вкрадчивый голос. Это и был майор Трушин, невесть откуда                появившийся.
- Что-то в этом роде.
- Поосторожнее с ним. Лет семь назад, когда он ещё технарь по бутылкам разливал,  его бы близко к этому зданию не подпустили. Разве что с обратной стороны, где СИЗО. А теперь — сами видите, депутат!  Ладно, кесарю кесарево, а слесарю слесарево.  Прогуляемся? Погодка так и шепчет.
    Вид майора не впечатлял: мышиный костюмчик с коротковатыми рукавами, застиранная рубашка и галстук, узел которого не перевязывался много лет.     Разгуливая с ним по центральной улице не очень-то хотелось попадать на глаза знакомым. Но майор уже увлёк меня к выходу, радостно приветствуя всех, кто попадался навстречу, не смущаясь, если ему не отвечали взаимностью.
 На улице было ярко и шумно. Трушин часто замигал,  дважды чихнул и утёрся мятым платком.
- Спасибо, - сказал он, хотя я и рта не раскрыл.
 Мы перешли по подземному переходу запруженную транспортом улицу и вынырнули у входа в городской парк, место ночёвки несметных вороньих стай. Утром они улетали на свалку, оставляя после себя обломанные ветки и слой гуано на скамейках и гипсовых памятниках соцреализма.
    - Вы любите весну? – Начал Трушин.
   - Без разницы. Зимой в машине печка,  летом - кондиционер.
   - Человек – часть природы. Если он теряет с ней связь, - теряется сам.
-Ой, да о чем вы? Мы уже давно потерялись.
 У входа в парк его привлёк ларёк с мороженным.
- Вам какое? - Спросил меня.
-Не надо, спасибо.
-Напрасно, молочные продукты очень полезны, - принялся он за работу тренированным языком, - «пломбир Советский» напоминает мне вкус детства.
-Сплошной меланин и пальмовое масло.
     - Да бросьте. Чувствуете, как пахнет? – Вдохнул он полной грудью.
  - Чувствую оттаявшее собачье дерьмо, гарь маршруток, фтор с алюминиевого завода и плесень с пенициллинового.
   - Ха-ха-ха! Вы, как этот... В молодости я тоже был максималистом. Даже толика плохого среди всеобщего благолепия угнетала меня. Зато сейчас, если на общем мрачном фоне нахожу хоть чуточку прекрасного, - наслаждаюсь им, забыв всё дурное.
 «Тебе бы танки писать», - подумал я, а вслух сказал:
     -Видимо, у меня третья стадия. Я забыл, что такое нравится -  не нравится, хочу – не хочу. Давно живу понятиями: надо – не надо.
     -А как же с женщинами?
     -Никак.
-Но это же противоестественно!
-Когда тебе за 50, сверстницы уже не привлекают, а рассчитывать на взаимность молодых могут только выдающиеся  люди.
- Да-да! И состоятельные.
 -Это уже из области коммерции. Хотя, впрочем, некоторых красавиц вид толстого кошелька реально доводит до оргазма.
    - Так что же нам, простым смертным? Удавиться? Или жить с простатитом? – Развел он руками с притворно озадаченным видом    
-Ну, вот видите, выбор есть. Значит и свобода.
-Интересный Вы человек!
-Это всё, что Вы собирались мне сообщить?
-Я пока  ничего и не говорил.  Давайте присядем, - показал он на лавочку под липой. Но лавочка оказалась сплошь в вороньем помёте.
-У меня есть местечко, в трёх остановках.  Вы ведь на машине? Может проедем?
- Всё настолько серьёзно?
- Работа у нас такая, - и пропел: «Забота наша простая  Жила бы страна родная, И нету других забот!»
    Я засмеялся:
- Какой только ерунды не насочиняют, когда «нету других забот»!
- Не скажите! – возразил Трушин, садясь в машину.
    Назвав адрес,  спросил:
-Как поживает Ваш друг Фортунатов?
-Мне показалось — не очень.
-Что так?
-Нельзя ли конкретизировать вопрос?
   Уловив раздражением в моём голосе, он приподнял брови.
-Извините, но у меня и без того масса проблем! - Смягчил я тон.
-Это вы про Пашу? Но кому сейчас легко? Ваш, напичканный секретами друг, по каким-то причинам остается в Китае.  Снабжает Вас фальшивой валютой, наркотой…
-Я бы попросил!...
-Да полно те. Ещё конкретней? У нас есть сведения о контактах Фортунатова с Китайскими спецслужбами. Он Вам что-нибудь говорил о своих поездках в Россию?
- Говорил, что не был.
- А по нашим данным он дважды приезжал в страну. И был в Красноярске. И даже встречался, неформально, с одним из руководителей особо-режимного предприятия, где Вы раньше вместе работали.
- Так там наших человек десять и половина на руководящих должностях.
- Тем более.  По учётам пересекавших гос. границу он не проходит. Значит, по фальшивому паспорту? Кто ему его оформил? На чьё имя? С какой целью? Видите сколько вопросов.
 -Знаете ли, все секреты, коих носителем он является, давно уже официально проданы.
-Не с нашим кругозором обсуждать действия властей.
- Отчего же? У нас демократическое государство.
-И вы верите?
- А ВЫ спрашиваете? – Искренне удивился я его вопросу.
- Что все продано, я  имел в виду. А вы что подумали? Мы живем в реальном мире, полном противоречий. Не хотел бы углубляться в дискуссию на этот счёт. Убеждать не умею, харизмой обделён.  Меня всего-то интересует один человечек, невозвращенец Фортунатов.
 - Неизвращенец? В этом я, пожалуй, с Вами соглашусь. Вполне порядочный человек, не человечек.
- Ну, вы знали его молодым. А с возрастом люди лучше не становятся. Не замечали?
- Довольно часто, – покосился я на своего спутника. - Но не все. Фортунатов рассказывал мне свою историю...
- Вот об этом-то мы и поговорим. Здесь остановите. Третий подъезд.
    Дверь в квартиру на втором этаже, звякнув цепочкой, открыла бабулька. Бледная, как подвальная поганка, но подрумяненная,  с остатками рыжей краски на концах седых волос, она напоминала жертву Раскольникова. Беглый взгляд её воспаленных глаз просветил меня словно рентгеном. Проводив нас в комнату, она неожиданно громким, театральным голосом, какой бывает у плохо слышащих, спросила: «Чай — кофе?».
 - Спасибо, Аглая Семёновна, не сейчас.
-Могу предложить водочки, –  кокетливо предложила она. – Анисовая!
  Трушин, подвинув мне стул, сам привычно расположился за круглой непокрытой столешницей, с застарелыми чернильными кляксами и без вступления принялся за лекцию о подрывной деятельности Китая. Повеяло тухлятиной застойных времён. Но он упивался собственным красноречием, как тетерев на току, не замечая моей реакции.
- Послушайте, - перебил я его, - Вы были в Китае?
- Нет, но столько читал, что всё прекрасно себе представляю. Кроме того, моя мама лично общалась с Мао Цзе Дуном, когда проездом в Москву, он посетил наш комбайновый завод.  И подарил ей шелковый гобелен со своим портретом.
- Ваш гобелен устарел лет на 30.
- Но прекрасно сохранился.
- Я про контекст.
- Примите его, как исторический экскурс.
- Зачем? Там каждые 5 лет происходит полное обновление экономики.
-Вы знаете, наша сфера куда более консервативна.
- Заметно. Похоже ещё со времён Зубатова.
- Тогда позвольте мне раскрыть один секрет, без которого невозможно продолжение нашей беседы.
-Так может и не стоит?
 - Во-от  как, - протянул он. - А мне показалось, Вы понимаете. Кроме того, мы на Вас рассчитывали, - скуксился он, паясничая.
- «Мы», в смысле Николай II?
- Угадали! – изобразил он восторг. Николай Николаевич я. Простите, что сразу не представился. Честно сказать, мы надеялись, что Вы поможете нам во всём разобраться.  Ваш друг — пешка в большой игре, о которой, возможно, он и сам не догадывается. Вы не хотите ему помочь?
-В большой игре? Да у него проблем выше крыши, не до игрушек ему. К тому же он  больной человек!
-Не удивительно, такие психологические нагрузки не проходят бесследно. Я бы мог предложить Вам несколько вариантов...
-Меня устроил бы один: давайте на этом закончим и разойдемся. Через час мне надо быть в экспертизе, да ещё за бумагами надо заехать.
-Часом, не Пашины ли дела?  Поосторожней с ним.
- Вы уже предупреждали.
- Но не говорил, что у меня есть на него узда.
- Это стиль работы вашей конторы?
- Лично я предпочитаю по согласию. Куда же вы? Надо ещё формальность соблюсти. Так или иначе, сегодня Вам стали известны некоторые конфиденциальные сведения, и я хотел бы, чтобы Вы пообещали их не разглашать.
-Клянусь, - щелкнул я  зуб ногтем большого пальца.
- В письменном виде, пожалуйста, - достал он из стола чистый лист бумаги с пожелтевшими хрупкими краями.
- Об этом не может быть и речи. Откройте дверь. Хозяйка!
- Она плохо слышит. Оглохла, когда при ней врагов народа расстреливали. Ей есть что рассказать! Вы не писатель, часом? А то был тут один. Интервью взять хотел в моё отсутствие. Ну, да ладно, бог с Вами, остаётся надеяться на Вашу порядочность. Будет  плохо — звоните, -  протянул он визитку.  На чистом поле были только ФИО и телефон. – Берите, берите, пригодится. Жизнь, она, как зебра. Думаете, что у вас черная полоса, а потом окажется, что это белая  была.
                *    *    *
                Через тернии
Вечером, приехав заниматься с Аней, я повторно спросил у её матери, не заезжал ли к ним Форта, после его исчезновения
 - Зачем тебе?
-   Всё ясно. И часто?
-  Единожды. Просил никому не говорить. Ночью пришёл, утром ушёл.   Денег дал, да  чая этого, зелёного, что ты забрал.
  Новость эта, в свете того, что наговорил Трушин, требовала осмысления. Но не сейчас, поскольку предстоял ещё поединок с Анькой. Рая ушла мыть полы в какой-то конторе, оставив нас один на один.
     Занятие оказалось сплошным кошмаром. На предыдущем, выведя с ней несколько формул, я попросил их запомнить. Для наглядности написал крупными буквами на листочках и развесил на стенах, предварительно очистив их от картинок фабрико-звёзд и прочей дребедени. Сегодня напомнил, что приеду. Трубку долго не брали.
-Формулы учишь?
- Со страшной силой, - совсем не убедительно ответила  Аня.
-   Во сне?
-Не, я читала.
-Это радует. Что читаем?
- «Властелин Колец».
-Тьфу ты, мать честная!
- В смысле?
- В смысле, что не забивай голову всякой ерундой, а садись за уроки.
- Что значит «ерундой»!  У этой книги миллиард читателей!
- Плохо дело: массовые мутации начались. Взрывы на АЭС, генномодифицированные продукты… Х-Generation, одним словом
- А сам-то…
- Что сам?
- Сам-то хоть читал, прежде, чем так говорить?
- Ну, если честно, то нет.
- А что тогда споришь?
- Резонно. Хорошо. Я прочту,  в самое ближайшее время.
- Тогда и поговорим.
Вечером она встретила меня с распухшим лицом.
-  Что это? - Нагнулся чтобы рассмотреть запудренную припухлость под её левым глазом. Но она отдёрнулась и поставила мне табурет не как обычно, а справа от себя.
-Я вот тебе тут книжку принёс, чтобы не читала все подряд. - С душевным трепетом вручил ей «Повести Белкина». Небрежность, с которой она сунула томик в кучу старых тетрадей, обидела меня за Пушкина. А когда, вместо формул на стенах увидел тех же глянцевых де'биланов с веригами и мошной до колен, обиделся уже за себя.
-Зачем сняла формулы?
-Ну чё к чему? Ко мне же гости приходят, чё позориться-то?
-А от своего невежества тебе не позорно?
- А тебе не позорно от моего невежества? - С вызовом она посмотрела мне в глаза.
- Если честно, то да. Потому я и здесь. Ладно. Чем это ты вымазалась? - не смог я оставить без внимания толстый слой тонального крема на её лице.
-Бл.., да не твоё дело.
-Ты что это на меня материшься, детка?! Я тоже умею. Хочешь послушать?
-Я не материлась! Я «блин» сказала.
-Мда, тяжёлый случай.
- Слушай, ты зачем пришел?
- Тебя учить.
 - Вообще-то я тебя не звала.  А пришёл, - так учи.
- Можно, да? – Из последних сил сдержался я. - Если не ошибаюсь, прошлый раз мы остановились на логарифмах. Так?
-Ну.
-На десятичных?
-Ну.
-Извини, можно  тебя попросить вместо «Ну» говорить, «Да»?
- А чё?
- Не лошадью правишь, чтоб понукать.
-Ладно, давай дальше.
-Слушаюсь и повинуюсь! Только жвачку, пожалуйста, выплюнь. Итак, мы остановились на десятичных логарифмах.
- Ну.
- О, чёрт, - передёрнуло меня, - Опять «Ну»!
- Ну,  привыкла я! У нас все так говорят.
- Где у вас? На улице Шинников?
- Я места себе не выбирала. Тебя надо спросить!
 - Не кричи на меня.
-Сам не кричи. Ты приехал заниматься или морали читать?
-Вообще-то, наука и мораль неразделимы. Ладно, поехали. Задачи, что я тебе давал, решила?
- Да, вот.
- Но это лишь ответы. А где решения?   Ты хоть пыталась?
-Немножко.
-Почему же только немножко?
-Ну, не нравится мне эта алгебра.
-«Ндравится, не ндравится», - так девки деревенские говорят, когда на лавке семечки лузгают. Большенькая ведь уже, надо жить другими понятиями.
-Какими?
 «Надо» или «не надо», - хотел сказать я, но вспомнил, что сегодня это уже говорил и
   поёжился под её взглядом, будто через глаза она сканировала мой мозг. Как МРТ.
-Я не хочу жить  твоими понятиями. Не те времена.
-А как ты хочешь?
-Я хочу жить хорошо.
 -Крошка сын пришёл к отцу и спросила кроха «Что такое хорошо, и что такое плохо?» Знаешь ответ?
-Знаю.
- Поделись.
- Ты не поймешь, старый.      
- Ну, знаешь, мне пятнадцать уже было, а  тебе до моих ещё дожить надо.
- Не дай Бог.
- Не доживешь, так дотянешь.         
     Короче говоря, занятие у нас не получилось. Пружина терпения, которую я мужественно сжимал в себе, достигла предела и в какой-то миг сорвалась. С криками «Дура! Вот дура!» я выскочил в прихожую. Хорошо, хоть матери её в этот момент не было дома. Перед тем, как хлопнуть дверью,  вспомнил, что оставил в комнате портфель, вернулся и увидел слёзы на лице ученицы. В миг всё в душе перевернулось. Я хотел обнять её, но она ощерилась. Только тут я заметил, под тональным кремом три параллельные царапины у неё на щеке.
-Кто это тебя так?
- Не твое дело! Оделся, - иди! - Распахнула она дверь.
-Не командуй. Лучше расскажи, что случилось?
- Упала и поцарапалась.
-Сказки не рассказывай.  Скажи, кто? Я  разберусь.
-Не лезь в мои дела! Кто ты такой?!- Закричала она на грани истерики.
       Я ушёл с гадким чувством на самого себя.  Оно не проходило, а усиливалось.            
                *   *   *
                Цветы запоздалые
      Мне нужно было сделать что-то хорошее, чтобы прийти в равновесие, и я позвонил Фролякиной.
- Можно я подъеду?
-Подъезжай, - ответила она как-то безрадостно.
-В той же кофейне?
-Без разницы.
   На этот раз она была в костюме «серая мышь». Потухшие глаза,  лицо,  без грамма косметики, выглядело усталым, но оттого, наверное, близким и родным.
- Ты что-то собирался мне поведать? – Равнодушно отложила она в сторону мой букетик фиалок.
- Ничего. Просто соскучился, - коснулся я её пальцев.
 - Придётся с этим самому справляться. Мне нельзя, вчера микроаборт сделала.
   Уронив голову, я коснулся лбом тыльной стороны её ладони, не в силах посмотреть ей в глаза. Но, понимая, что мои ужимки не уместны, спросил:
- Как ты?
- Как выпотрошенная рыба. Сегодня в церковь сходила, покаялась. Не отпускает. А у тебя как дела?
 Я махнул рукой:
- Опоздал.
- Ну, благие намерения зачтутся.
 Душа заныла, как в пустой железной бочке. Будто потерял последнее, что оставалось. Стул подо мной поплыл.  Я сжал её ладонь, но она была безжизненна.
- Неплохой ты, Саня, мужик, но...
- Знаю, не орёл.
Говорить о чем-то, потеряло всякий смысл, тем более  плакаться было бы высшим идиотизмом.
   А ещё я знал, что скоро снова закручусь, засуечусь, и случившееся потеряет своё значение. И это хуже всего.
- Ну, ладно, спасибо за приглашение.  Ты на работу? Или всё на сегодня? Завтра начнём новую жизнь,  будем работать, работать и всё будет хорошо. Только вот его жалко… ,- высвободила она руку и положила себе на живот.
    Спазм сдавил ей горло, чтобы преодолеть его,  она пригубила от чашки с горьким кофе. Без молока и сахара. - Что-то я, как барышня расклеилась, будто впервой. Но сейчас как-то особенно больно. Прости, я, наверное, пойду,- поднялась она.
 Я хотел поцеловать её, но постеснялся. При чём тут мои чувства, когда жизнь загубили? Жизнь, данную Богом. Какой пошлый пафос. И причём тут Он, если всему причина блуд? А вдруг не блуд? И я опять прозевал что-то важное в жизни?
     По дороге домой, вдобавок ко всему, я вспомнил  сегодняшнюю свою выходку у Ани и принялся набирать номер, чтобы извиниться, но телефон безмолвствовал.

                *   *    *   
                В тренажерном зале
 Период ревности и подозрений в моей семейной жизни миновал. Но интуиция, врождённая или приобретённая с горьким опытом, никогда не подводила мою жену. Я поражался, как точно всякий раз она чувствует появление у меня другой.    Вечером у неё случился гипертонический криз, вызвали скорую и до самой ночи я ухаживал за ней. Отключился в первом часу, но был разбужен телефонным звонком. Рая. Не поздоровавшись и не извинившись, она выпалила:
-Аня пропала!
- Позвони подругам.
- Обзвонилась. Никто ничего.  Приедешь? – Прозвучало, как приказ.
-Сейчас? - Оглянулся я на спальню, откуда доносился слабый голос жены: «Кто там?»
- Не во время? Ну, извини...
-Да еду, еду,- пошёл я одеваться.
- Ты куда, Саша? - Уже громче позвала жена.
- Золотко, я скоро вернусь. Офис топит с потолка. А там же столько техники, вся работа на дисках.
- Мне что-то худо.
- Я позвоню Диме, он присмотрит за тобой.
- Не надо,  он и так устает, не высыпается. Когда он такой, я его боюсь.
« Ага, - подумал я, - не высыпается. Злой, как черт, когда опохмелиться не на что.»
   Ночью город был во власти антиподов:  пробок не было,  светофоры перешли на мигающий желтый. Рычащие спорткары  изрыгали жестяные банки из-под тоников и окурки, рассыпавшиеся искрами при ударе об асфальт. Я долетел на другой край города за пятнадцать минут. Рая, встретившая меня у подъезда, кое-как взобралась в машину:
- Высоко так, чуть юбку не порвала, - обдала она меня запахом валерьянки.
- Там же порог есть.
- Не знала, не ездила на таких.
Она рассказала, что Аня заявилась сегодня домой поздно, вся бледная, «зрачки по блюдцу», не иначе, как обкуренная, если не хуже. На все вопросы один ответ: «Отстань». Мать психанула, назвала её дрянью, та её — проституткой! Мать ей пощёчину, она схватила куртку и бежать. В комнатных тапочках. Прождав час, Рая села за телефон. Бесполезно.
    В этот момент к соседнему подъезду подъехала, бУхая басами колонок,  спортивная «Мазда», из которой со смехом выпорхнула девушка. По голосу я узнал ту, что просила меня покатать в день знакомства с Аней.
-Это ещё кто? - Спросил я.
-Местная, прости Господи... Виолла, кажется.
Машина, рыгнув глушителем, сорвалась с места и исчезла за домом, а девушка нырнула в темный подъезд. Я последовал за ней и нагнал на втором этаже.
-Виолетта!
- Блин, напугал!
- Можно вас?
- Чё, прямо здесь?  Сичас возьму и закричу.
- Кричать будет нечем, если возьмешь
- Дядя, ты кто, воще? Маньяк? Или просто озабоченный?
-Я отец Ани Фортунатовой.
-Ещё один. И чё?
-Она пропала.
-А я при чём? Воспитывать надо ребёнка, а не только лупить.
-Ты знаешь где этот ребёнок?
-Спроси что-нибудь по-проще. Всё, вот моя квартира, вот мой дом родной. Пойду учить уроки, а то  папа заругает.  Ха-ха! Кстати, Анька мне чирик задолжала. За презервативы. Я их оптом закупала, на всех.
Девочка была пьяненькой, оттого и куражилась.
-Минутку, - пошарил я по карманам. - Только скажи где Анька.
-У Багрея в зале.
-Где это?
-Гагарина -5. Одна просьба, дяденька, когда Вам там будут яйца отрывать, не говорите, что я сказала.
-Сто пудов, - протянул я ей косарь.
  Она выдула из жвачки огромный пузырь и лопнула его мне в лицо.
    Вернувшись к машине, я высадил Раю и поехал один.
  В пятом доме по ул. Гагарина, у одного из подъездов, колёсами на газон, было припарковано штук пять машин, больших и маленьких. Я дозарядил обойму «Осы», которую с некоторых пор держал в «бардачке». Пукалка и только. Раньше  заряд в патронах был мощней, вагонку пробивал метров с семи, а теперь пуля едва долетает. Машину глушить не стал, дверцу оставил приоткрытой. Хрустя осколками на ступенях, спустился в дурно пахнущий подвал, дверь которого оказалась открытой. В освещённом зале стояли тренажёры, большей частью самодельные, и покачивались мешки. На полу маты, на матах люди. За ширмой, судя по звукам, совокуплялись. Пахло потом и анашой, по углам валялись пустые шприцы и банки из-под тоников и питания для качков. На топчане я увидел Аню. Рука её безжизненно свисала на пол. Я успел сделать лишь шаг, как путь  преградил парень с обнажённым торсом:
- Заблудился, батя?
- Да, я отец.
- Я тоже. И чё? Подкачаться пришёл?
 - Нет, за дочерью.
      -  Сюда  посторонним нельзя, Григорий.
 -Я не Григорий. Только Аньку заберу и всё.
 -Это твой батя? - спросил он Аньку.
Она лишь фыркнула.
 - Значит, Папик? – Предположил качок и показал мне на выход: - Григорий, а ну домой, пока я не рассердился .
 Дальше всё произошло, как в кино. Чтобы схватить Аньку за шкирку, мне пришлось пару раз выстрелить, чтобы отвлечь внимание.  Короткого замешательства хватило, чтобы вытащить её на лестницу. Обкуренная, она  почти не сопротивлялась. Action закончился тем, что я вылетел наверх, швырнул её в машину  и, прежде, чем сам коснулся сиденья, вдавил ногой  акселератор. Завизжала резина об асфальт, раздались выстрелы, треснуло боковое стекло, потом заднее - все как в кино. На выезде со двора зад машины закинуло, - пробили покрышку. Это вам не «Оса». Фонари на столбах были выбиты, свет в окнах к тому времени погас, и я носился с выключенными фарами по лабиринтам незнакомых дворов, выскакивая на пешеходные дорожки и детские площадки, пока не попал в тупик перед воротами детского сада.  На счастье, замка не было. За эти несколько секунд, что я отворял проезд, пленница моя чуть не упорхнула. Не церемонясь, я впихнул её в багажник, чтобы не слышно было.  Там же нашёл валявшийся с незапамятных времён замок и накинул его на скобы ворот изнутри. Обогнув здание, заглушил двигатель и затаился.
  Машины с ревущими глушителями в ту ночь всполошили жителей микрорайона. Рев прекратился с появлением милицейских сирен. Только тогда я вытащил Аньку. Увидев на лице её беспечную улыбку, подумал, что она спятила.
   - Да ты у нас крутой!
   - Не обзывайся, не люблю этого слова. Заставляешь напрягаться пожилого человека. У меня аж почки заныли от избытка адреналина.  Что они с тобой сделали?
  - Боишься, что изнасиловали? Если тебя это волнует, можешь  свозить меня на мед экспертизу - лепетала она заплетающимся языком, - проверить на девственность. Ха-ха-ха!
- Дура.
- Знаю, ты уже говорил. Дура  дура, дура я! Дура я проклятая!
-Перестань, я не в этом смысле. Прости.
Я обнял её, но сделал только хуже: она стала вырываться и разрыдалась. Через одежду и её юную грудь я чувствовал, как отчаянно и болезненно бьётся у неё сердце. В этот миг не было для меня дороже существа.  Меня словно прорвало: я шептал, что люблю её и никогда не брошу, а она рыдала всё сильней и сильней сотрясаясь всем телом, будто в припадке.
     - Пусти! Я не люблю, когда меня трогают.
- Пожалуйста, успокойся!
- Ага, успокойся. Это ты мне колготки порвал? – Высоко она задрала куртку. – У меня нет других.
- Сейчас поедем домой...
-К тебе? Думаешь, это понравится твоей жене? Твоим детям. Сколько их у тебя? Лучше отвези меня к себе на работу. У тебя есть офис?
     - Есть.
- С диваном?
- Типа того.
- Я на нем немножко отдохну, а утром в школу. Я теперь всегда буду ходить в школу, честно, и буду сильно стараться. И всех слушаться. Ты мне купишь новые колготки и курточку? Не бойся, это не дорого.  А я куда-нибудь поступлю и стану приличным челувеком. А не проституткой, и тебя не будет мучить совесть, что я шляюсь по притонам и  не надо будет тратиться на наркологов.  Я буду работать, работать, работать, работать,  стану зарабатывать и не  буду просить у тебя денег. Тебе же надо своих детей на ноги поднимать, правда? Машину новую купить и на достойную старость отложить... Жена, наверное, больная... Одних лекарств сколько!
-Что ты несёшь!
-Ну, правда! А ещё я нарожаю детей для Путина. Чтобы страна скорее вышла из демографического кризиса. Ты по телефону будешь мне советовать, как их воспитывать, а потом, когда кто-нибудь из них прославится,  будешь нами гордиться. Только не бойся...
- Радость моя, я давно уже ничего не боюсь.
- И даже угрызений совести?
- С этим я сам разберусь. Сколько времени?- Спросил я, когда заменил пробитое колесо на «банан».
-  Семнадцать минут четвёртого. Жена заругает?
  Заводя машину, я включил зажигание и проверил по электронным часам.
-Точно. Но ты ведь  даже на часы не взглянула!
-У меня их и нет.
-А где подсмотрела?
-Нигде. У  меня в голове часы.
 - Прям, как у Высоцкого : «Я гуляю по скверику, а приятель мой тикает…». Не слышала?
- Я ваще не знаю, кто это.
- Писец! – Не сдержался я.
- Не матерись при детях. Зато ты не знаешь, кто написал «Властелин колец».
- Уже знаю. Я записал твоего Властелина на флэшку, и слушаю по дороге. Включить?
- И как?
- Пока никак, - толерантно ответил я. – Минут пять послушаю и отдыхаю.
- Ну как же!
- А скажи, только честно: тебе самой нравится?
Она подумала и ответила:
- Ну, пока не очень.
- Если б ты знала, как ты меня сейчас обрадовала! Не всё потеряно.
- Да нет, просто я, наверное, не всё понимаю. Это же лучшая книга всех времен и народов! Везде так пишут.
- Знала бы ты, кто так пишет. Лучше бы «повести Белкина» прочитала.
  В офисе я уложил её, как просила, на диван. В семь поднял, чтобы отвезти домой, но она сказала, что доедет сама.
-В тапочках?
-М-да, могут в психушку забрать, - посмотрелась она в зеркало. - Я одни беспокойства доставляю. Проблемная, правда?
- Ага. Troublemaker.
 - Настоящие траблы предстоят тебе. Если они запомнили твои номера.
                *   *   *
    Ближе к обеду я позвонил Гимодееву, которому делал когда-то проект  морского клуба с эллингом.
-Рафиль Натанович. У Вас не найдётся для меня пары минут?
- Слушаю.
- Хотелось бы очно.
-Тема?
-Можно при встрече?
-Депутатский приём у меня в четверг
-Но это ещё почти неделя!
-Через пол-часа я буду в Администрации. Если накоротке устроит, - ждите в фойе.
 После вялого, с его стороны, рукопожатия, я вкратце изложил ночное событие.
-Где это было?
-На Гагарина — 5.
-Это не мой избирательный округ.
-Но, может, есть какая-то возможность? - Не мог же я открытым текстом сказать, что знаю о его прошлом, когда «его округом» был весь Заводской район. Гимодеев терпеть не мог таких намеков.
- Поговорю с Ляпой, - и поправился: - с Лященко. Развел у себя притоны.
   Я отправился к Рае устанавливать металлическую дверь, а Гимодеев позвонил помощнику:
- Быстро ко мне. А по пути узнай, как дела у этого, как его, Багров, что-ли?
-У Багрея?
Когда они встретились, помощник рассказал свою версию о ночном происшествии в тренажёрном зале.
    -Мужика уже установили по номеру машины, он никто. Сегодня с ним разберутся, если ещё не успели.
- Звони своему Багрею и скажи, чтоб не махал кулаками после драки. Всё надо делать вовремя. Даю тебе три дня, чтобы от этой шоблы не осталось и духу.
-Всех мочить?
-Когда это кончится, наконец? Что ты, как урка: «Мочить, да мочить!».
- Почему, как урка, как Президент Российской Федерации.
- Вот и действуй официально, через правоохранительные органы. Кто у нас в заводском РУВД? Егоров?
- Да, Вова.
- Ну вот, у Вовки целый сейф бумаг на эту шпану. Скажи, что уже можно. И на полную катушку. А в СИЗО, будет лучше, если они вообще загнутся, а то наговорят ещё чего. Только, чтобы аккуратненько. Сколько можно терроризировать население?! Ко мне граждане с жалобами обращаются, молодежь к зелью приучают. Всё понял? Действуй. А я со своей стороны депутатский запрос губернатору подготовлю.   
-Понял-то понял. Но Багрей, худо-бедно, нам каждый месяц по десять кусков капусты несет.
- Ты нормально говорить можешь? А это что? - Вытянул у него из-под воротничка розовой рубашки массивную цепь.
- Реликвия, Рафиль Натанович! На носу выборы: Багрея убрать, - в эту нишу металлисты влезут.
-Не догоняешь.  Найми себе, наконец, репетитора по русскому языку. Не научишься грамотно говорить, - обратно на район смотрящим поставлю! И своих сутенеров с точек убери. Я тебе мало плачу?
-А сиповок - в свободное плавание?
- С дуба рухнул? В Китае надо сеть налаживать. Там рынок бездонный, во всей России баб не хватит! Знаешь, какой там бизнес уважаемые люди делают? Это не зачуханные рубли подбирать на панели. Всё, мне некогда. Экономический форум открывается.
  Не прошло и недели, как по всем каналам, включая центральные, пронеслась весть о разоблачении банды рэкитеров и сутенеров,  державших в страхе пол-города. Подсудимые нагло улыбались перед камерами, дерзили, наивно полагая, что это недоразумение и скоро их освободят.
                *    *    *
                Новые Планы
     После злополучного ночного происшествия, глухая стена отчуждения, разделявшая нас с Аней, дала трещину. Роль плохой девчонки, панцирем, защищавшая от враждебного мира, стала мешать ей самой.  Осознав свой единственный в жизни шанс, она позволила мне два раза в неделю командовать ею. Терпя колкости в свой адрес и  мое раздражение, мужественно продиралась  она через завалы формул к светлому будущему.
  Понимая, что обширные пробелы в знаниях ученицы не вина её, а беда, тем не менее, при каждом открытии новых , я так заводился, что остановить меня могли только её скупые слёзы. Лед, однако же, тронулся и скоро занятия даже начали доставлять мне некое удовлетворение.
   Конечно,  за несколько недель не наверстать упущенного годами . Иногда она соображала, иногда тупила. Зато слушала всегда внимательно.  «Когда ты так вот смотришь, то выглядишь умной. При условии, что молчишь».
    Плохо это или хорошо, но она научилась проглатывать обиды.
    Надо признать, природа наградила её хорошей памятью.  Когда я просил вывести какую-нибудь сложную формулу,  она действовала примерно так:  вначале решительно проводила горизонтальную черту, обозначавшую дробь, затем, закатив глаза, рисовала круглые скобки в числителе,  квадратные в знаменателе, в которые, кусая губы и сопя, совершенно бессистемно расставляла буквы греческого алфавита, будто собирая по зрительной памяти мозаику. Правильный результат изумлял, но не радовал меня.
  Если что-то ей не давалось, она начинала нервничать, раскачиваться на двух ножках табурета и широко разводить туда — сюда ноги, а учитывая, что  на её голом теле всегда был один и тот же коротюсенький халатик, у меня в такие  минуты клинило мозги, и продолжать занятия можно было лишь усилием воли.
    Я намекнул Рае, что дочка выросла из старого халата. и на следующем занятии увидел на Ане новый фланелевый . До пят.
- Нравится? -  мстительно спросила она.
- Ничего. Что у тебя за дырка?
-У меня?
-На халате, в смысле.
-А, заводской брак. Давай заниматься.  Так на чём остановились?
- На дырке.  Это же от сигареты! Куришь?
-Да нет, Светка приходила, она курит. А я за компанию, не в затяг. Только маме не говори.
-Задаст?
-За новый халат. Блин, длиннющий, за всё цепляется. Прям, как ты. Ты мамке подсказал такой купить?
-Я её просил, чтобы попу прикрывал, а не пятки. Меня больше волнует не халат, а то, что ты куришь.  Обещала ведь завязать.
-Я обещала завязать дурь курить. Про сигареты пока ничего не говорила. Это ерунда.
 -Мозги засохнут. И другие жизненно важные органы.
-Чё-о?
-В сморчок превратишься к двадцати пяти годам, вот чё.
-Мне хватит. После двадцати пяти разве это жизнь?
-Смотря у кого. Если так к себе относиться, потом будешь не жить, а мучиться.
-Мне тридцати достаточно. Не хочу быть старухой.
- Посмотри в окно, - указал я на толстую, бесформенную женщину, еле передвигавшуюся на слоновьих ногах в домашних тапочках. – Думаешь,  сколько ей лет?
- Не думаю, а знаю. Это Таня с нашего подъезда. Ей тридцать с небольшим.
- Вот. А, наверное, так же говорила: тридцать и хватит. А она ещё два раза по столько проживёт, точнее просуществует. Сколько жить - не не ведомо. Зато жить или мучиться, во многом зависит от нас.
- Таня на Алюминиевом двенадцать лет работала, в электролизном цехе. По инвалидности ушла. Я так не хочу.
- А как ты хочешь? Учись, возьму к себе на фирму.
- Ага, за компом жизнь провести? Беспонтово.
- Так что ж теперь? По ночным клубам удариться?
-Ну, почему, обязательно по клубам? В мире столько интересного, сам говорил.
-Согласен. И у меня была не самая тихая молодость. Но ценности меняются, наступает момент, когда вспоминаешь о мирских обязанностях. Таня твоя ради детей здоровье потеряла, а ты на что его тратишь?
- Не знаю. Я просто хочу нормально жить.
- Для того, чтобы жить просто и тем более нормально, нужно очень сильно потрудиться. Вы писали сочинение на тему «Всегда ли в жизни есть место подвигу?»
-Нет. Мы вообще сочинений не пишем.
-А мы писали. Но только теперь понял суть вопроса.
- Так ты тут подвиг совершаешь?
- Да как тебе сказать...
- И так ясно.  Знаешь, куда я пойду после школы?
-Мы же решили, в Политех.
-Это ты решил. А я решила в Медицинский.
- Безумие! Там одна блатота и нацики по квоте. Или ты на коммерческий собралась?
- Ты же знаешь, что это не для меня.
-Знаю, - твёрдо сказал я, чтобы не питала иллюзий. - Но, чтобы поступить на «бюджет» надо хорошо знать биологию, анатомию. Тут я не помощник. Разве, что с химией, да и то неорганической.
-Будем заниматься неорганической, - решила за меня Аня. - Остальное сама выучу.
  Сказано было без пафоса, но я понял, что никакие мои контраргументы не помогут. Словно снимая с себя ответственность, предупредил:
-Решать, конечно, тебе, но гарантии поступления, как в Политех, я не даю.
- Уже поняла.
Я призадумался.
-   Профессия врача благородна, слов нет, но если ты планируешь работать по совести, тебя ждёт много трудностей. Ответственность за чужие жизни. Осознаёшь? Это тебе не гайку в другом месте прикрутить. По ошибке можно человека изуродовать или жизни лишить.
- Я буду хорошим врачом. Это тянет на подвиг?
- В твоем случае, - да.

      У Раи на этот счёт были свои опасения:
-Я слышала, там долго учиться?
-Вряд ли тебя это должно беспокоить. В Мед ей не поступить.
- Десять лет будет поступать, но своего добьётся. Ты ещё не знаешь, какая она упёртая.
-Верю, но это не тот случай. Лучше бы ты с ней поговорила.
-О чем? Она меня совсем не слушает. То ли сильно умная стала, то ли переходный период сказывается. Вы там беседуете часами, а у меня с ней вообще контакт пропал. Только есть подавай. Блин, рожала, растила, а тут, будто и нет меня. Иногда так бы и дала по башке.
- Ещё воздастся.
   Но ревновала она меня к дочери совершенно напрасно.  Первое время  меня не покидало чувство, что Анька использует меня исключительно, как репетитора. Порой, хлопнув за собой дверью, я говорил себе, что ноги моей больше не будет в этих катакомбах, но не проходило и пары дней,  как снова слышал в трубке её низкий голос:
-Привет. Когда приедешь?
-Зачем?
-Заниматься.
Устоять перед такой тягой к знаниям я не мог.
                *   *   *
                Через тернии
       Чему научила Аню заштатная школа  заводского района, так это зубрёжке, которую я на дух не выносил.  В её понятии выучить, - означало зазубрить.  Так же, как номера ответов для ЕГ и вошедших в моду тестов.
  Я же упорно заставлял её думать, то есть выстраивать логические цепочки из аксиоматичного или ранее доказанного, как в своё время учил меня отец.
 Мама не занималась со мной: редкие попытки  всегда заканчивались плачевно. Щадя моё самолюбие, она не говорила прямо, но, думаю, считала меня тупеньким. В её объяснениях я не видел спасительной цепочки, за которую мог бы ухватиться и шаг за шагом следовать к решению. Я вообще не видел в её рассуждениях логики, но ответ каждый раз она находила правильно и молниеносно.
  А вспомнилось об этом, во время занятий с Аней.  Вначале удивляло, потом стало раздражать, когда без выкладки необходимых рассуждений в сложной задаче, она, начеркав каракулей, вдруг получала правильный результат! Разум мой, отказываясь верить в возможность такого решения, при повторах называл это случайным совпадением, на третий раз— шарлатанством, и,  в конце - концов, заходил в тупик.
     Хотя меня по-прежнему беспокоили пробелы по целым разделам, в дневнике Ани по алгебре и геометрии появились четвёрки и даже пятёрки, что я объяснял снижением требовательности в современной школе.
  Тем не менее, очевидный результат совместного труда сближал нас. Иногда, вдруг встретившись взглядами, мы замолкали и подолгу не отводили глаз. Это не было игрой, мне кажется, мы узнавали себя друг в друге.  Как-то я положил на стол рядом с её ладонью свою. Разные по размеру, они были удивительно похожи по форме и в мелочах, вплоть до овала ногтей и подогнутых мизинцев.
 Только кожа у неё была гладкой и смуглой. Как у большинства женщин, с которыми села меня судьба.
          Квартирка Фортунатовых понемногу приобретала божеский вид. Во всяком случае, по полу больше не катались пустые бутылки, и постепенно выветривался запах никотина.  А когда хозяйка наняла мужичка для замены сантехники, я успокоился за судьбу переданных им денег.
   Стакан Стаканыч по привычке заходил ещё пару раз, но, получив заветную бумажку,  смущённо кланялся и тотчас исчезал. «И что? – замечала Рая. – Тоже ведь, с высшим образованием. А толку?».
- Ты права, скоро это не будет иметь никакого значения.
- Так смысл ребёнка мучить?
          Порой, будто невзначай, она задевала меня в проходе то бюстом, то бёдрами, что, впрочем, вполне можно было списать за счёт тесноты. Я чувствовал, что малейшего встречного импульса с моей стороны будет достаточно, чтобы между нами замкнуло. Но, освоив крошечное пространство, научился в нем безопасно маневрировать.
    В день рождения Раи я приехал с цветами и тортом. И хотя на столе уже стояли герберы, именинница натурально растрогалась.
        Кроме меня приглашена была только её лучшая подруга с дочерью. Посвящённая в тайну, подруга, видимо для соответствия,  поначалу умничала, что ей не очень-то шло; нашла повод упомянуть, что у неё средне-техническое образование,  и что  недавно ходила на Баскова и по большому блату достала билеты на Стаса Михайлова.
   Также я узнал, что перестановка мебели в квартирке не результат подготовки к ремонту, а следование законам  Фэн Шуя. Если бы не присутствие Ани, я оставил бы без внимания их невинное увлечение, но ответственность за  материалистическое воспитание ребёнка, не позволила мне воздержаться от комментариев.
- Па-азвольте! …
   Подогреваемый «Исповедью грешницы», я завязал дискуссию на эту тему, перейдя от дефиниции понятий к доказательствам лженаучности учения.
  Когда, размахивая вилкой, я перешел к тому, что необразованность населения — благодатная почва для  шарлатанов  и мракобесия,  в прихожей завыла собака.
   Рая в поддержку подруги, перечислила, как много уважаемых людей, в том числе классный руководитель дочери, живут по Фэн Шую.
- Ну, вот и результат, - указал я на Аньку и поперхнулся, поймав на себе гневный взгляд её матери.
 Ситуацию разрядила сама Аня:
   - Всё, хватит! Если Вы такие умные, давайте в карты играть.
  Проиграв в первый раз, я пошутил, что хоть какое-то увлечение есть у ребёнка: игра «в дурачка». Но, оставшись дураком несколько раз подряд, занервничал.
- Да она спит в моих картах!
- Сам спишь.  Мама только что трёх вальтов огребла, а ты бьешь её десятку вальтом. А козырей твоих я  итак, по глазам вижу.
- И что ты видишь?
- Ничего. Нет их у тебя. И останешься в седьмой раз.
-  Да ты, оказывается, и считать умеешь! Не зря я тебя учу. А лепить горбатого тебя Серега  научил? Узнаю его стиль.
- И что? – Неожиданно ощерилась Анька. Глаза у неё стали такие, что я испугался, не огрела бы бутылкой. – Не пойманный не вор. Сел играть, не спи за картами.
 Рая подтвердила:
- Это их любимое занятие. Я говорю, лучше бы в шахматы. А он:  «Где ты видела, чтобы цыганки в шахматы играли?»  Когда они друг друга дурят, - это ладно. А как в паре сойдутся, - сливай воду.  И ведь мухлюют, а за руку не поймаешь. Какие-то у них там знаки меж собой:  нос потереть,  за ухо дернуть. А видел бы ты, как она гадает или фокусы показывает. Ань, покажи что-нибудь!
  Аня сдала мне карты без фигур и попросила скрытно от неё раскрыть одну. Потом, глядя в глаза, показала по очереди пальцы от шести до десяти и отгадала, что я раскрыл девятку.  Так повторилось несколько раз, и, как я ни старался хранить хладнокровие, или, наоборот,  притворно реагировать на другую цифру, каждый раз она угадывала мою карту.
     - Невероятно. И в чём тут фишка?
      - Да ни в чём.  Это не фокус. Просто я знаю.
        -  Живой полиграф! Полиграфиня! И с такими способностями ещё в школу ходить?
- А я и не собиралась, пока ты не появился. 
      
                *    *    *
                Покой только снится
          Жизнь моя постепенно упорядочивалась в новых берегах, и всё выглядело бы не так уж плохо, если бы не нарастающий прессинг Паши Светлого.  На дом «повышенной комфортности»  он всё же ухитрился получить Акт ввода в эксплуатацию от комиссии.  Но слишком дорогой ценой. И компенсацию потребовал от проектировщика, который в свое время не настоял на  фиксации  его дополнительных фантазий в уже согласованном задании на проектирование.
    На все мои предупреждения заказчик тогда отвечал: «Не Ваше дело, рисуйте, как я сказал». Я надеялся, что после замечаний экспертизы все будет приведено в соответствие с нормами, но никак не ожидал, что заказчик начнёт строительство с листа, не дожидаясь положительного заключения.  Почти год, под его давлением, я вновь и вновь пересчитывал конструктивные схемы, вносил изменения в архитектуру,  в смежные разделы,  подбирал наименее затратные варианты предлагаемых поправок. Такая работа, кроме того, что не приносила денег, сбивала творческий настрой  коллектива. И, если бы я не платил своевременно зарплату специалистам из своего кармана, они давно бы разбежались.
    Сочтя недостаточной стоимость движимого и недвижимого имущества моей семьи, Паша предложил мне за свой счёт сделать ему «небольшой» проект на аквапарк. Это было из разряда тех предложений, от которых нельзя отказаться.
-  Мне жаль, что так всё получилось. Вы человек серьёзный, но и я не лох, чтобы платить за чужие ошибки. Иначе, - указал он рукой на шикарную обстановку огромного офиса и вид через французское окно  с семнадцатого этажа на лежавший под ним город, - я всё потеряю. Итак, завтра в десять, к Вам подъедет мой главный инженер со всеми исходными данными. Договор составим позже, чисто формально, для инстанций. А срок выполнения Вы назовете, когда посмотрите документы. Не позднее ноября, конечно.
      -   Какого года?
- Давайте без шуток. Этого, разумеется.
- Вы, я вижу, тоже прочь посмеяться.
-  Но не сейчас. Удачи, - протянул он руку.
- Погодите. Все не так просто. У нас в городе нет технологов по аквапаркам. Надо будет заключать договор с москвичами. А там цены на порядок выше. У меня нет таких денег.
-И у меня, представьте. Вон тот XL, металлик ваш? – Посмотрел он из окна вниз на парковку. - За него хорошо дадут.
-Я на нем езжу. Кстати, на автостоянке  у ДК уже три года на одном месте стоит вишнёвый «Крузер». Сторож сказал, это ваш.
- Ещё увидитесь с ним, скажите, чтобы искал новую работу.
- Да я не о том.
- А о чем?
- Если продать Крузер, - на технолога бы хватило. Всё-равно не ездите.
- Некоторых хлебом не корми, дай распорядиться чужим имуществом.  Эта машина, как Т-34 на постаменте.  Память о боевой юности. Знаете,  в начале девяностых, вывезешь на нём какого-нибудь несговорчивого за город, положишь голову под колесо, а сам сидишь, и  газ поджимаешь. Представляете? Вопросы легко решались. А Вы говорите, продать. Вдруг ещё пригодится? -  Улыбнулся  Паша. Но от серых его глаз повеяло холодом.
      
      С серьёзной проблемой надо переспать. Бывает, не одну ночь. Условия, которые пытался навязать Светлый были не просто кабальные, но разорительные. Чтобы профинансировать два проекта мне пришлось бы продать всё, что у меня есть, и кроме того, вычеркнуть из жизни ещё год. А с возрастом начинаешь всё больше ценить оставшееся время. Гадать, что предпримет Паша в случае отказа, - не хватило бы фантазии. Я слишком хорошо знал его, чтобы наивно полагать, что он отступится. Смерти я не боялся, не хотелось только разъезжать на инвалидной коляске, как Петунин, Моховой и некоторые другие упрямцы. Кроме того, по слухам, Паша имел дурную, осуждаемую даже в бандитских кругах, привычку мстить на родственниках.         
   Дождавшись утра, я нашел визитку, на которой кроме ФИО, был только один номер телефона,  набрал его и сразу услышал свое имя, будто на том конце ждали моего звонка.
- Да, я. Здравствуйте… Мы могли бы встретиться?...  Чем раньше, тем лучше. … Напомните номер квартиры.
                *    *    *
                Выход в театр.

-Ты когда-нибудь была в театре?
- Была. В шестом классе нас водили в музкомедию.
-  А в Пушкинском была?
-Я не люблю оперу.
-Причём тут опера? Это театр драмы.
-Какая разница? Не люблю я всего этого, - сморщилась она.
-Как можно не любить того, чего не знаешь? Я купил билеты на «Вишнёвый сад», на воскресенье. Пойдём?
-Уже купил? А продать нельзя?  Может с мамой сходишь, у меня уроков много?
-На следующий год будете проходить Чехова. Экзамены тебе сдавать, а не маме.
   Это подействовало. Долго объяснял, где театр находится, но успокоился лишь увидев её в назначенный час с распущенными каштановыми волосами, на ступенях парадного подъезда. Обтекаемая толпой узнаваемых во все времена театралов, она сканировала беспокойными глазами пространство, ожидая меня не с той стороны, откуда я появился. Мне показалось, я увидел со стороны самого себя в 15 лет.
-Извини, я немного опоздал. Ты почему без шапки?
- Слушай, ты говорил, мы идём на «Вишнёвый сад»?
-Да.
-«Сад» был вчера. Сегодня «Требуется свидетель». Его в школе не проходят.
-Блин! - рассмотрел я дату на билетах.
-Как ты сказал?
-У тебя научился.
-Лучше бы ты хорошему у меня поучился.
-Хм-м, можно уточнить, чему именно?
      - Например, быть повнимательней. Так что, по домам? Можно в «Сластену» зайти, там пирожное вкусное.
      - В театральном буфете пирожное тоже ничего. Да и обидно, столько собирались. Что это? Современный детектив? Премьера? Давай     попробуем?
    Билетёршу я уговорил, и она впустила нас со старыми билетами на свободные места. В переполненном фойе играл камерный оркестр. Для Ани это был первый выход, но она невозмутимо жевала «Орбит» с ядовитым запахом ментола.
-Ты часто сюда ходишь?
-С чего ты взяла?
-С  тобой все здороваются.
Какого-то черта приперся оператор с «Афонтово», любимой программы моей жены, и нацелил свою дурацкую камеру прямо на нас. К счастью, Ане шла, почему-то не рядом, а поотстав на пару шагов. Я собирался ей поведать об истории театра, о знакомых актёрах, приобщив хоть немного к   миру Мельпомены, но поддерживать светскую беседу в такой позиции оказалось неудобно. Тем более, что Аня беспрестанно и озабоченно тыкала пальцем в свой сотовый. Допуская, что ей надо сообщить нечто важное, я не мешал. Наконец, она дозвонилась, и я услышал примерно следующее:
    -Привет, с кем ты там болтала? ... И чё он?... А ты?...Прикольно... Да не, я тут такая, . … Какая Глюкоза? Там билет больше тыщи стоит... Не одна... Типа того…Чё дура, что ли?.. Потом расскажу. Тебя Моргунова пригласила на днюху? ...  А меня пригласила. Блин, я всё думаю, чё ей взять?... Куда? Она и так  жирная… Облезет. … Давай, я ей позвоню, чтоб тебя пригласила? Потусим...Беспонтово? Может и мне не ходить? ...
 Вместо четвёртого ряда нам пришлось расположиться во втором, но сзади. За частоколом голов я трудом успевал следить за сценой, поэтому не стал осуждать свою юную леди, за то, что она не отрывалась от телефона, получая и отправляя кому-то  SMS. В перерыве  спросил:
     -У тебя горит? Ты беспрестанно шлёшь послания.
     -Ну, я же не могу не ответить, - искренне призналась она.
    - Не обязательно сразу. Полезно подождать, время всё ставит на свои места.
    - Я учту.
-  А кроме того, в театре положено отключать сотовые телефоны.
- Я звук убрала.
-Вообще не принято пользоваться. Как нельзя идти вдоль ряда задом к сидящим. Не всем это может понравиться.
- Это намёк? Смотря каким задом.
- Ух ты какая! – Не нашелся я что сказать.
-Слушай, чё ты прицепился? Я вообще могу уйти.
-Я не прицепился. Это должны были тебе объяснить семья и школа. Я просто наверстываю упущенное. Продолжать?
- Только не сейчас.
-Ты хоть следишь за тем, что происходит на сцене? Всё понимаешь?
- Да вроде.
-И что там?
-Ну, убили одного богатенького, а на этого парня наехали.
-Ты думаешь,  не он убил?
-Конечно!
-А кто?
-Его невеста.
-Лизочка?! Да ты что?! Святое создание! Исключено. Я согласен, что парень не причем, хоть и ненавидел убитого. А убийцей, скорей всего, окажется его друг.
-Не, он трус, такой убить не может. А Лизочка твоя — стерва. Она же, ну, как сказать, любовницей этого старика была. Не понял, что ли? А он её тайну знал.
-Не хилая фантазия! И что ты могла видеть, когда не отрывалась от своего сотика?
-Что мне надо, я вижу. Спорим, что она убийца?
-На что?
-На ролики.
-Но мне ролики не нужны.
-Мне нужны. Если проиграю, я тебя на оперу свожу. Какую захочешь.
 Я  оценил степень её риска и принял пари.
- Слушай, а у артистов всегда такие причёски? Косички, бантики.
- Время такое. Это же тридцатые годы. И слова и поступки надо понимать в контексте того времени. Что у нас было в тридцатые годы?
-Я откуда знаю.
-Ну, кто страной правил?
-М-м-м...Ленин?
-Почти угадала. Сталин. Слышала о таком?
-Обижаешь.
-И что ты слышала?
-Ну, он хороший был, справедливый
-Кто это тебе сказал?
-Бабушка.
-А вот у моей бабушки этот хороший всю семью сгноил. А дедушку, это уже по отцу, расстрелял.
-А бабушка говорит, хороших людей не трогали.
- Дура твоя бабушка.
- А разве так можно о старших? – Подловила она меня на педагогической оплошности и снова уткнулась в сотик.
 Чтобы сгладить свою грубость, я  продолжил тему:
- Она была тогда маленькой и не всё понимала. Хотя, конечно, нельзя одного Сталина винить. Просто к тому времени в народе накопилось море злости. Упиваясь властью, они пытали, гнобили себе подобных! Разве может нормальный человек получать удовольствие от этого? А доносы? Не все же выбивались под пытками. Многие были написаны ради жилплощади,  а то и просто из-за антипатии. Вот и сейчас, я вижу, что злых людей становится всё больше и больше…
Заметив, с каким удивлением посмотрела на меня встречная парочка, я оглянулся: Аньки рядом не было. Не трудно представить, как выглядел идиот, рассуждавший сам с собой о культе личности.
Оборвав на высокой ноте свой монолог, я принялся рассматривать фотографии актёров вдоль стен. Одна из подписей, Лидия Дюшнякова — Белопольская, показалась мне знакомой. Точнее, знакома была только первая половина фамилии и имя, но и это был повод надеть очки и рассмотреть в фотопортрете солидной актрисы черты подруги  детства. Мы дружили с Лидой, если только это была она, с детского сада. Трудно сказать, что более лежало в основе нашей связи: детские чувства или стремление к познанию противоположного пола, - но отношения,  объективно, выходили за рамки дружеских. Неизвестно, какое развитие они получили бы в дальнейшем, но в пятом классе Дюшняковы переехали  куда-то и больше я не видел её. Проходившая мимо продавщица программок лишь подогрела мой интерес:
     -Колоритная актриса!- Заметила она.
     -Она ещё играет?
     - Ещё как! Желаете  познакомиться?
     -Сдаётся, мы уже знакомы.
     -Как интересно! Я могу зайти к ней в гримерку и что-нибудь передать, если хотите.
   - Если Вас не затруднит, спросите, не из Каменска ли она родом? Если «Да», можете передать привет от одноклассника Саши.
      - Как интересно!  Я спрошу, прямо сейчас. Мне кажется, она обрадуется.
      - Она и в этом спектакле играет?
      -Да-а.
      -Что-то не признал.
      - Её выход во втором действии. На велосипеде!
      -Вы меня заинтриговали. Срочно иду в зал.
      -Занавес уже подняли.
 -Где ты был? - Спросила Аня.
-Испугалась? - Позлорадствовал я.
- Ещё бы. У тебя же моя бирка из гардероба.
Через несколько минут подошла продавщица программок и склонившись надо мной, таинственно зашептала:
-Я ей сказала. Она ждёт вас после спектакля. По-моему, разволновалась. Я так вас понимаю. Школьная любовь, всё такое!
Когда, наконец, вихляя задом, женщина удалилась, Анька ткнула меня в бок:
-Чё это она?
-Да так. Сказала, что меня хочет видеть одна актриса?
-Из этого спектакля?
-Да.
-Ух ты! А какая, покажи.
-Тихо, а то нас выведут.
     Хоть на сцене и не произошло каких-то качественных изменений, но второе отделение Аня смотрела куда с большим вниманием. Периодически косилась на меня, но я хранил молчание, ожидая появления велосипедистки. И дождался. Позвякивая колокольчиком, из-за кулис, выкатились два полушария размером с велосипедное колесо каждое. Над ними были ещё плечи, руки и голова, которая  хорошо поставленным голосом объявила: «Почта!». Всё это не так впечатляло, как два полушария, втиснутые в брезентовый почтовый комбинезон. Мне стало как-то грустно, и я предложил Ане уйти.
-А как  же твоя артистка?
-Не хочется ворошить старое.
-Тебе видней, конечно. Но я бы на её месте обиделась. Раззадорил женщину, а сам...
- Иди учить уроки, женщина! И не забудь, выходя, держись к сидящим лицом.

В фойе нас встретила продавец программ.
-Вы уже к Лидии Прокопьевне? Пойдемте я вас провожу.
-Я хотел бы вначале купить цветы.
-Но вы же столько пропустите! Дальше будет самое интересное!
-Да, если пропустим: кто же всё-таки убил старика?
-Никогда не угадаете. Это Лизочка! Дрянь такая...
  Анька дернула меня за рукав:
-Когда пойдём ролики покупать?
-Давай в субботу.
-Точно?
-Я когда-нибудь обманывал?
-Бывало.
-Когда?
-Только-что. Когда постеснялся показать свою женщину.

                *    *    *
                Лето,  ах лето!
   Выпускные экзамены Аня сдала и перешла в 10 класс. Опасаясь, что лето  она проведёт в плохой компании, я отправил её в туристический лагерь для старшеклассников. Сборы были, как на войну. Оказалось, что за всю её жизнь они с мамой не расставались больше, чем на день. Пришлось успокаивать Раю:
- Да хоть отдохнёшь без неё три недели.
-Я в июле задыхаюсь от жары.
-Съезди куда-нибудь.
-Одна? И на какие шиши?
-На озеро Шира — совсем не дорого.
-А что? Может повезёт, свою личную жизнь устрою.
-Сильно не надейся. Там, в основном, семьями отдыхают.
-Ну, это посмотрим. А ты смог бы меня свозить на Красноярское море, Аньку навестить, через недельку?
-Почему нет?
Аня перед отъездом не меньше волновалась, хотя и изображала крутизну. Никак не хотела взять мой походный рюкзак. «Стремный», оказывается. Но вдвоем с Ларисой мы вынудили её взять его.
   День её отъезда пришелся на пик дорожных работ в городе. Я буквально застал Аньку подножке автобуса.
- А рюкзак? Ты же обещала!
   Она хитро улыбнулась и вытянула со дна своего городского розового рюкзачка с наклейками поросят грубую брезентуху.
- А куда же ты положила теплую одежду?
- Зачем? Лето обещают очень жарким.
- Ладно, - успокоила меня её мать. - Привезём.
-Хочешь, чтобы всё прошло у тебя хорошо? – Не унимался я.
- У меня и так всё хорошо, - ответила она, одновременно подавая знаки своей новой подружке, чтобы та заняла на неё место рядом.
 - Тогда запомни три простые вещи: Не стони, не сплетничай, не отлынивай от работ. Рецепт на всю жизнь.
       В тот день я отстучал на клавиатуре отчёт для Форты:
«Анька сдала экзамены за девятый класс. Перешла в 10-й. Поехала отдыхать в туристический лагерь. Рая устроилась на постоянную работу.»  -  Затем, вспомнил просьбу  Трушина и добавил: «Как твои дела? Не планируешь приехать? Недавно встретил мужиков с нашего цеха, расспрашивали про тебя. У них модернизация началась. Думаю, тебя возьмут.»

    День, когда мы отправились навестить Аню, пришёлся на зенит лета. Миновав бетонную громаду ГЭС, сдерживающую до поры над городом целое море, мы начали крутой подъём по серпантину дороги, запомнившейся мне по былым временам натружено гудящим двигателем и непрерывным переключением скоростей. Теперь я не убирал рук с руля, а двигатель работал ровно и почти бесшумно, будто крутизна саянских предгорий сгладилась со временем. И только легкий звон в ушах напоминал о перепаде высот. В молодости, на «копейке», я исколесил все окрестности края. Пересев со временем за руль гораздо более мощного транспортного средства,  практически не пересекал городской черты.
   Для Раи, похоже, это тоже был первый выезд на природу за многие годы. За какой-то час пути лицо её посвежело. За всю дорогу она не выкурила ни одной сигареты.
-Где это ты такой хэт отхватила?
- Кого?
- Шляпу!
- Нравится? – Поправила она поля. -  Отгадай сколько стоит?
- Ну, если где-нибудь в бутике на Мира, то штуки три.
- Ах, даже и не хочется признаваться. За триста рублей на китайском рынке.
- Да, лучше бы не говорила.
- Бедность — не порок.
 -Но порядочное свинство...
 -Смотри, море! – Восторженно воскликнула она.
  Море, как всегда, показалось неожиданно. Оно отсвечивало солнечными бликами и манило прохладой. По глади его скользили яхты, а ближе к берегу виндсерфинги. Будь это лет …дцать назад, я бы кубарем покатился вниз, к воде.
    Несмотря на ранний час стоянка у причала была заставлена сияющими полировкой автомобилями. С трудом припарковавшись, мы наняли катер. Загорелый парнишка, заваливая на виражах то на правый, то на левый борт, явно лихачил. Мы его не тормозили. Ощущение простора и свободы пьянило. Волновал запах воды, свежесть водяной пыли на коже и ветер, трепещущий волосы. Остро напомнила о себе давняя мечта: купить яхту и отправиться бороздить  мировой океан, наплевав на шторма, безжалостное солнце, акул и пиратов... Огибая второй по счету мыс мы переглянулись.
- «Туманный». Помнишь?
    Она отвела глаза.
-  Остановимся? – Предложил я.
-  А можно?
-  Всё в наших руках.
Я подал ей руку и помог выйти на причал. Мостки с тех пор изрядно прогнили и хлюпали.   
Ноги сами вели нас к заброшенным домикам бывшей турбазы.
       -Узнаёшь?
       -Боже, как давно это было!
  Это было в СССР. Время было... Стоп-стоп, главное не увлекаться. А одной фразой, даже самой талантливой, всё равно не опишешь духа той противоречивой эпохи. Посвятить ей больше — не входит в мои планы. Учитывая, что я был относительно молод, здоров и в меру активен, вряд ли можно ожидать от меня объективного отражения тех застойных времён. Объективное отражение может быть лишь на черно-белых фотографиях с загнутыми уголками.
   Мы с  Фортой работали технологами в одном цехе. И на турбазу вместе поехали. Своих я отправил в Анапу, тайная подруга уехала куда-то к родне, и от двухнедельного воздержания начал уже сходить с ума. Не знаю, как Форта, но я в той поездке преследовал цель вполне конкретную. Прибыли поздно, едва успели бросить сумки в своём домике, как сломался дизель-генератор и лагерь погрузился во тьму. На ощупь выпили по стакану и, запинаясь впотьмах, пошли к танцплощадке на звук музыки, работавшей от аккумулятора. В Сибири теплые ночи можно перечесть на трёх пальцах одной руки. Это была одна из них. Все смеялись, целовались, царила эйфория первой стадии. Какие-то парни разносили выпить. Интересно, что никто не видел лиц друг друга, знакомились вслепую. Я столкнулся с девушкой и услышал:
-Ой! Ты кто?
-Это принципиально? – Обнял я её рукой за талию, как приглашение на танец.
 На ощупь она была очень даже.  Платье местами оказалось мокрым от непросохшего купального костюма.
- Как водичка? – Спросил я.
- Супер! – Ответила моя «разговорчивая» партнёрша.
Танцплощадкой была опушка леса и, незаметно отступая, мы очутились средь берез и сосен. Она казалась податливой, отвечала на поцелуи, от неё приятно пахло чем-то спиртным, отчего я решил, что девица не самого тяжёлого поведения и скользнул ладонью под символический купальник.
- Дикая тва-арь! – Прозвучало из её уст с интонацией всем известной фразы «Господа! Вы звери!» скорее удивлённо, чем злобно, и добавила уже зловещим шёпотом: - Из дикого леса? - И так провела когтями мне по спине, что я едва не вскрикнул и подумал, не лучше ли ретироваться?  Но запретный плод был так близок, что я забыл про боль.  А она всё дышала мне в ухо пьяненьким полушёпотом:
   -  Ах ты хулиган, мерзкий мальчишка! Я маме скажу! Нельзя со мной так ! Я не такая!
 И при этом ничего не делала, чтобы остановить меня. Скорей, наоборот.
 - Постой! Я должна открыть  тебе тайну.
Скрипнуло от ветра надтреснутое старое дерево и прокричала ночная птица.,
    - Давай потом, - отмахнулся я, настолько увлечённый процессом, что никакая  страшная тайна уже не могла меня остановить.
- Но я ещё никогда этого не делала!
- Тебе будет хорошо, обещаю.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………..
-   Как же мне больно! – Плаксивым голосом пожаловалась она.
- Сейчас пройдет, девочка моя.
- Да как пройдёт, если я голой спиной на сучке лежу!
- И это все твои ощущения?
 Вместо ответа она  приподнялась на локтях. – Слышишь?
- Что?
- Тут есть дикие звери?
-  Полно, -  хлопал я себя по разным частям тела, разгоняя озверевшее комарьё.
     Раздался хруст веток. А потом, совсем рядом, и крик: «Лора! Лора!!»
- Кто-то потерялся, – предположил я.
- Это я потерялась.
-  А я Саша.
- Очень приятно.
- Вот видишь, я же обещал, что так будет.
     А может и не так было. Забыл. Помню только, что потом купались всей компанией. Ее подруга, пловчиха,  бесстрашно ныряла в чёрные воды искусственного моря, плавала мощно, чередуя стили. Я тоже любил плавать,  на спор поплыли на остров. Черная, пахнущая дождём, вода сливалась с черным небом, линии горизонта не было, плыли по наитию. Верхний слой воды был теплым, как парное молоко, а глубже – холодным, как талый лед. Плавчиха меня обогнала. Я слышал только её фырканье впереди. Вдруг прямо передо мной всплыл и громко булькнул огромный зловонный пузырь. От неожиданности и страха меня чуть не парализовало. Я ожидал, что сейчас меня схватит за ноги какое-нибудь чудовище, типа Лохнесского, и закричал. Через считанные секунды подплыла пловчиха.
- Что случилось?
Я успокоился и рассказал о том, что видел.
- Бывает. Под нами же затопленная деревня. Может, над чьим погребом с картошкой крышка прогнила и воздух вырвался, может метан прорвался.
- Я сдаюсь, поплыли обратно.
- Как скажешь, - нырнула она в развороте, мелькнув в серебряном свете показавшейся луны стройными ногами, сплетёнными, словно  хвост русалки.
 Доплыли, когда тьма на востоке начала редеть. Одна только Лора дожидалась нас на плотике. Я забыл ей сказать, что рано утром уеду и с первым же катером отчалил в туманную даль. В отличии от Форты, мне надо было в тот день на работу. Последнее, что помню - это обильную росу и крылечко нашего фанерного домика, на которое вышел Форта в полосатых трусах. Я думал он вышел проводить меня, но на моё прощальное «пока», он перегнулся через перила крыльца и надсадно отрыгнул желчью.
  Вскоре мы встретились у кого-то на дне рождения. Лора пришла с Фортой. И я был не один. На лестничной площадке, когда курили, она спросила:
    - Жена?
    - Да, - соврал я.
    - А я пришла с ним только для того, чтобы найти тебя. Ты ведь не оставил не адреса, ни телефона.
    Я тогда был в плену роковой любви.  Ещё одной  не вынес бы.
    - Я тебе не изменяла, - по-своему она поняла мое молчание.
  Но чужой боли  я тогда не воспринимал, своей хватало.  Мы расстались. Надолго. Думал, навсегда.  Точнее, ничего не думал. А вскоре и с Фортой наши пути разошлись.
         
       С той поры я ни разу здесь не был. Половину домиков демонтировали, эстраду разобрали на дрова для шашлыков.
     - Пошли-ка отсюда, - сказала Рая, не расположенная к ностальгии.
- Ты ничего не рассказывала Аньке о нас? – Спросил я.
- А что рассказывать? Как спьяну впервые отдалась незнакомому мужику?  Вряд ли такая версия зачатия вдохновит её.
- В такой интерпретации, конечно. Мы обо всем узнаем с чьих-то россказней.
  Вскоре тропинка совсем потерялась средь крапивы и бурьяна.
                Поросло травой, поросло травой,
                Поросло травой место наших встреч...
  Неожиданно и громко запела Рая.
      -Вспомнила? - Спросил я, приобняв её за плечо.
     - Ага. Вспомнила, как эту песню мы пели с Серёжей. По первости, он часто брал гитару. Сядем на диванчик и: «Там где клён шумел, над речной волной, говорили мы о любви с тобой...» Хорошо так было!
    Я снял руку с её плеча.
     -  Ведь предлагал он зарегистрироваться. А я: «Да какая разница, живем и так хорошо». Словно ждала чего-то. Или кого-то. Хотя Аньку на его фамилию записали. Он настоял.
       - Регистрация что-то изменила бы?
       -Всё. Тогда бы и нас, как членов семьи, взяли в Китай. А так, конечно, трудно мужику одному год прожить. Тем более такому, в него все влюбляются...
     Тропа, которую мы выбрали по каким-то признакам из числа других, привела нас к тлеющему костровищу у входа в каменную пещеру, со стенами, исписанными  наскальной живописью  в стиле граффити: Pank not dead, General Extaz и т.п. Вытоптанная вокруг костровища площадка, с обнажившимися, словно кровеносные сосуды, корнями сосен, очевидно служила для ритуальных танцев аборигенам, одного из которых, в бандане и набедренной повязке, мы увидели метрах в шестидесяти, у небольшого водопада, точнее, у струи воды, падавшей с отшлифованной скалы в выбитую в форме джакузи ложбинку. Стоя по колено в воде, он подставлял под струю пластиковые канистры. Мы окликнули его раз, другой, -  не откликнулся. Подойдя ближе мы увидели у него в ушах наушники от плейера, закрепленного на поясе.
  Когда, наконец, он заметил нас и подтвердил, что мы почти у цели, я взялся было за одну 25-ти литровую, запотевшую снаружи канистру, чтобы помочь, но он вежливо отстранил меня и проводил до самых палаток. Похлопав по тенту одной из них, крикнул ломающимся голосом:
- Энн, на выход!
- А кофе в постель? – Прозвучал в ответ знакомый сонный голос.
- Чичас. И какаву. К тебе родичи приехали.
     В палатке послышались шуршание и бурчание.
         К сосне в центре стана был прибит щит со списками юных туристов. Всего было три отряда. Аня числилась командиром среднего по возрасту. Когда, наконец, этот «командир», в коротюсеньких шортах из вытертой джинсы, вылез на корячках из своей палатки, допотопный рупор на сосне так громко хрюкнул над нашими головами, что мы вздрогнули от неожиданности, Лора аж за сердце схватилась. Под бодрящий дух и тело гимн физкультурников «На зарядку, на зарядку становись!» Анька догнала нашего попутчика и поддала ему ногой под зад. Лишь тогда невидимый оператор убавил звук, видимо для того, чтобы услышать, что она ему кричит.
    Свежий воздух явно пошёл ей на пользу. Крепкими, точеными ножками она твёрдо стояла на земле.
- Сразу видно, атаманша!
- Нутк! Всё твои заветы исполняла: не стонала, не сплетничала, не отлынивала, - засмеялась она. – Что там у вас? Давайте, только быстро.
   Уделив нам минут пять, она взяла конфеты, фрукты, сменную одежду, пошарила в маминой сумке, не осталось ли там чего-нибудь более интересного и быстренько вытурила нас, чтобы не прослыть маменькиной дочкой: оказывается, ни к кому здесь ещё родители не приезжали. В пакете с лишними вещами и бельём в стирку, что она отдала нам, Рая обнаружила березовую медаль, на которой было выжжено: « Королева покера».
                *   *   *
                «Нехай Живе»
       Взяв курс на медицинский, в 10 классе мы, соответственно, скорректировали и учебный процесс. Помимо математики, я стал заниматься с Аней химией и немного литературой. В русском я был слабоват, поэтому нанял репетитора. Ко всему прочему, записал ребёнка в двухгодичную подготовительную медакадемию. А это четыре дня занятий в неделю, после школы. Нагрузка предельная.
-Выдержишь?
- Куда деваться?
Два, а в праздники и три раза в неделю я ходил к ней, как на работу. Загружен был под завязку. Не имея времени сюсюкаться, я реагировал довольно жестко, когда она не успевала подготовиться:
-Почему не доделала?
-Я сильно устала, правда. У меня голова болит.
-Ты хочешь вырваться из этого дерьма? - Показывал я в окно на заблёванный двор, где шарахались бичи и играли дети мигрантов из Средней Азии, на её убогую комнатку со сломанной мебелью.
Она уже не дерзила в ответ и только опускала в пол глаза.
 - Это мой двор, а это моя квартира. И мне не нравится, когда ты называешь мою жизнь дерьмом.
 - Извини, но у тебя единственная возможность её изменить: работать, напрягаться. Записывай задание к следующему разу. А голова болит оттого, что не двигаешься, не бываешь на свежем воздухе.
-Когда?! У меня совсем нет времени!- Со слезами вскрикнула она.
- Не кричи на меня. В приличном обществе на таких тонах не разговаривают.
Я взял будильник и завёл его на 6 часов.
-Вот твоё время. Кроссовки я тебе купил,  шапочку мама связала. Вперед!
 -Что, я, как дура, должна вокруг дома носиться, с собаками?! Я хочу на фитнесс.
- Занятия в помещении способствуют гипертонии. У тебя и так наследственная предрасположенность. А бег на свежем воздухе вентилирует мозги и легкие. Да к тому же бесплатно.
- С этого бы и начинал.
    Повинуясь, она вставала в 6 утра и ежедневно, невзирая на погоду, нарезала круги вокруг сквера. Первой сорвалась не дочка,  мама:  позвонила мне и стала жаловаться, что у девочки переутомление и что это может плохо кончиться. Засыпала чужими примерами.   
-  Лучше бы она в швейное училище пошла.
-Ещё не поздно.
- Поздно, ты же ей задрал планку!
   Зато в доме прекратились стычки между мамой и дочкой: во-первых, потому, что на них не хватало ни времени, ни сил, а во-вторых, потому, что дочка по своим взглядам, рассуждениям и отношению к жизни незаметно перегнала маму, которая смиренно уступила лидерство, терпеливо ожидая результатов эксперимента.
- Если б я не видела, как рожаю её, я бы сказала, что это не моя дочь.
     «Радоваться должна», - чуть не сорвалось у меня с языка.
 Годами дремавшая тяга к учению, проснулась и в Рае. Демонстративно проигнорировав мои контр доводы, она записалась на какие-то психоделические курсы. Когда я язвил на этот счёт, Анька заступалась:
- Да? А  вот одна тетёнька умерла, её похоронили, а потом услышали стук под землёй, откопали, а она на животе лежит.
- Вот поэтому о мертвых можно только хорошо или ничего. Кто-то из близких сильно нарушил это правило.
- Даже по телевизору такое показывают, а ты споришь! Есть специальная передача,  про экстрасенсов и разные чудеса. Мы с мамой смотрим.
- Вот в чём ваша  беда. Больше никому об этом не говори.
 - Ты в чудеса совсем не веришь?
- Все чудеса творят из корысти.
Она о чём-то задумалась, потом показала в окно:
 -Видишь, тётенька сидит? К нам спиной. Спорим, я сделаю так, что она обернётся?
 - Рано или поздно, конечно, обернётся.
- Смотри.
   Аня прижала пальцы к вискам и принялась пронзать женщину взглядом. Я хотел пошутить, но из уважения к чистоте эксперимента промолчал. Неприятно зазвенело в ушах, будто ныряешь в глубину. В этот момент женщина обернулась и пробежала недовольным взглядом по нашим окнам.
-Сядь! - Приседая, Анька дернула меня за руку. Я послушался и лишь потом спросил:
-Зачем?
-Чтоб нас не увидела. Ну, как?
-Один раз не о чём не говорит. Может, на мне попробуешь? «Колдуй баба, колдуй дед…»
-  Уже пробовала, не замечал? Но сейчас не получится, когда знаешь. Да и голова  начинает болеть, когда часто так делаю.
- Тогда, отложим до следующего раза, голова тебе сегодня ещё пригодится. Хватит    колдовать, давай работать.
   Дети в подготовительной медакадемии, главным образом из семей медиков и преподавателей мединститута, так или иначе были одного круга, в который не сразу вписалась Аня, уступавшая им по многим показателям. Лариса, которая в темное время суток приходила её встречать, по-своему поняла причину комплексов и старалась получше приодеть ребёнка. Для этого, помимо основной работы, она снова нанялась мыть полы. Так много она никогда раньше не работала и, чтобы выдержать новый темп жизни, старалась меньше курить. Видимо, это пошло ей на пользу. Как-то, выходя из подъезда после занятий, я встретил её, подъехавшую к дому на авто.
-Привет, - постарался я не выдать изумления.- На такси разъезжаем?
-Да нет,  шеф подбросил. На него сегодня допоздна горбатилась.
-Ну-ну, если всё пойдет по классическому сценарию, жди повышения зарплаты.
- Скажи лучше, как позанимались? - Закрыла Рая тему.
                *   *   *
                Паша Светлый   

     Бесплатная работа на Светлого вначале отличалась от повседневных будней лишь тем, что не надо было прилагать усилий на поиск новых объектов, для обольщения чиновников и подкупа согласующих инстанций.
   Но такая экономия не компенсировала затрат на выполнение Пашиных заказов, да и на жизнь вообще. Расходы на репетиторов для Ани пришлось взвалить на Раю. Всё, что я мог сделать для них, это прилежно заниматься со своей ученицей.
  Когда стало совсем туго, я предложил своим работникам забрать компьютеры и  работать на дому, чтобы не платить за аренду. Мебелью из мастерской забил свой  дачный домик, а офис разместил в комнатушке, временно предоставленной  приятелем.
      Не питая особых надежд на помощь от Трушина, я терпеливо следовал его рекомендации  принять до поры условия Светлого.
    Взамен пришлось пообещать своему наставнику поддерживать переписку с Фортой и ПОСТАРАТЬСЯ выманить его в Россию.   Оправдывая себя тем, что в этом необязывающем слове «ПОСТАРАТЬСЯ»  есть некое, смягчающее Иудин грех обстоятельство, и возможность  отступления в критический момент.
   Однако, время шло, а реальной помощи от своего «куратора» я не видел, и потому начал избегать встреч с ним, после которых хотелось принять душ. В  последнее посещение убогонькой, заставленной антиквариатом квартирки, Трушин, что совсем ему было несвойственно, сильно задержался, поэтому пол-часа мне пришлось выслушивать воспоминания хозяйки, от которых волосы вставали дыбом. Чего только стоил её рассказ о половодье в Улгашском районе. Зима тридцать седьмого выдалась жуткой. Не успевали долбить замерзшую землю, чтобы закапывать расстрелянных в местном отделе. Так, присыпали только комками глины. А как лёд пошёл, река разлилась, место захоронений затопило и трупы поплыли вместе со льдинами. А их сотни! Ребятам из оперсостава пришлось на лодках баграми их выуживать.
- Тяжёлая была работа, - качала трясущейся головой Аглая Семёновна. – Не дай Бог ещё кому такое пережить!   
После того я совсем  перестал откликаться на его звонки.
     В момент, когда денег не осталось даже на продукты, а работники мои один за другим начали покидать меня, не желая работать бесплатно, до меня дошёл слух, что Паша пропал. Когда факт был подтверждён местным телевидением, я сам вышел на связь со своим «куратором».
    Прогуливаясь по аллеям заброшенного парка, я поинтересовался:
- Скажите, исчезновение Светлого не Ваших ли рук дело?
- Вас что-то не устраивает?
- Просто я полагал, это произойдет путём переговоров.
- Не помню, чтобы оговаривались детали. Или что-то не так?
- Да нет.
- Не стоит благодарностей. Вы уже пошли? Я просто хотел сказать, что у нас есть фонд поддержки ветеранов безопасности. Государство не справляется с защитой обманутых, да и не стремится к тому. Но есть люди, которые жизнь посвятили, чтобы мы с Вами спали спокойно, а сейчас... Короче говоря, если вдруг, у Вас появятся лишние средства, хотя, понимаю, звучит глупо, лишних средств не бывает. Но, может возникнет чувство благодарности или другой какой благородный порыв всколыхнёт, Вы можете перечислить любую сумму вот на этот счёт. Возьмите.
 Кстати, сын одного из наших ветеранов Глава администрации в Анинском районе. Им там выделили средства на новое строительство. Деньги небольшие, но можете съездить, поговорить.
                *   *   *
                Черная, белая, - где полоса?
  На следующий день я поехал в  Анинское, для заключения договора на проектирование котельной и постоялого двора. Райцентр представляет собой стандартный посёлок на берегу красивой реки, сразу за которой простирается тайга. В молодости мы ездили в эти края за кедровым орехом.
    Переговоры с районным архитектором и главой администрации шли долго и нудно. В отличии от городских чиновников, эти были крайне стеснительны и осторожны. Вначале я даже воспрянул духом: есть, оказывается, у нас в таёжных селениях труженики, бессребреники, настоящие сибирские мужики! Учитывая тяготы сельской жизни и их скудный бюджет, опустился в цене дальше некуда. Но глядя на их озабоченные лица, пережидая длинные многозначительные паузы, кряхтенья и вздохи,  догадался, что от меня ждут ещё чего-то. Уступить в цене я уже не мог и к вечеру, посетовав, что день прошёл впустую, стал закругляться.
      -Да ты не суетись,- остановил меня Глава. - Вижу я, парень ты нормальный, назад коленками не ходишь. Но пойми и нас...
Тут только дошёл до меня смысл жалоб на строгих депутатов райсовета, проверки из Края.  Эзоповым языком мне объяснили, что в рамках казённого договора, я должен был сделать ещё и проект на усадьбу с мини-отелем где-то в тайге.
- Ты понимаешь, у нас тут места заповедные, к нам такие люди приезжают отдохнуть, поохотиться из краевого центра, часто Федералов с собой везут, а нам даже разместить их негде… А какие дела без сауны с бассейном, без хорошей кухни? Сам понимаешь, то – се… Мне самому и нахрен всё это не нужно, я человек простой, привык малым обходиться.
    - Это возможно, но тогда сумма договора превысит ту, что, как Вы говорите, предусмотрена в бюджете.
-Какой базар!  - Оживился Глава и полез в сейф за коньяком, - Потом за счет сметы на следующий год добавим. Главное, чтобы база эта,отдыха, ити её…, в договоре не упоминалась.
«Главное, чтобы тебя не посадили до утверждения новой сметы», - подумал я.
 Получив 50% предоплаты, я снова перевез мебель в мастерские. Работы над проектами Светлого были остановлены, как я надеялся, навсегда. Зато настало время подумать о выполнении своего долга перед Трушиным. Поскольку денег я пока не заработал, надо было, хотя бы, показать своё рвение в деле обеспечения «государственных интересов». Почтовый ящик Форты был зарегистрирован на Яндексе. Я  изменил в адресе одну лишь букву и зарегистрировал  на себя. Отныне никто не мог мне помешать развернуть многоходовую операцию по выводу на территорию нашего государства «невозвращенца и секретоносителя». Раз в неделю я приносил Трушину распечатанные копии этого эпистолярного поединка с самим собой. Тот читал, крякал и корректировал мою линию поведения. Несколько раз псевдо-Форта уже собирался приехать в Красноярск, но каждый раз совершенно непредвиденные обстоятельства, вроде болезни жены, его самого или смерти его китайской тещи, откладывали поездку.
    Освобождение от ига Светлого, отсрочка от опеки Трушина дали мне возможность уделить внимание своему здоровью.  Дело в том, что после тридцатилетнего затишья меня вдруг начала беспокоить застарелая травма головы. Особенно по ночам.       Пришлось обратиться к врачу. Рассмотрев снимок, тот ахнул:
     -Какая гематомища! Где это Вас так угораздило?
    -  Издержки молодости.
    - Печально, что она начала расти и грозит обширным кровоизлиянием.
 Доктор вместе с таблетками приписал не нервничать, не делать резких движений и контролировать артериальное давление.
  Накануне очередного занятия с Аней, ночью я до упора писал пояснительную записку к проекту.  Днём, уставший и раздраженный,   позволил втянуть себя в бессмысленный конфликт с ненасытным завхозом здания, где арендовал помещения, который требовал добавки налом к официальному договору. К Аньке поехал в состоянии униженном и оскорблённом. Грязь и пробки на дорогах, резко упавшее атмосферное давление добили меня и, когда я принялся разбирать её каракули, мне вдруг так шибануло в левой нижней части черепа, что потемнело в глазах. Мягкая прохладная ладошка легла мне на самое больное место. Немного отлегло, и я смог  пошевелить головой.
     -Ложись на кушетку, -  сказала Аня.
     -Встать не могу.
  Она помогла. Положила под голову две подушки. Едва убрала руку с моего затылка, чтобы открыть форточку, боль сдавила мозги с прежней силой. Анька села рядом и стала легонько водить рукой по затылку. Перед глазами поплыли видения из детства. Настолько реальные в деталях и запахал, что я расчувствовался и пустил слезу.   
     -Больно? - Спросила Аня.
     -Да.
     -Не может быть. Всё прошло, я же вижу, - погладила меня по голове.
  Мне стало стыдно своей слабости; я хотел вскочить, но она удержала:
- Ну-ну, не так резко.
 - Как ты узнала, где у меня болело?
    Она только пожала плечами. А я впервые подумал о том, как правильно она выбрала будущую профессию.
      Больше я никогда не кричал на неё.

                *    *    *
                Экзамены
              Последующие полтора года были относительно спокойными в моей жизни, а потому не очень-то и запомнились. Всё шло своим чередом. Анька взрослела, мы старели.  Форта не подавал признаков жизни. Отношения с Трушиным я свёл на нет. Да и с Аней мы стали встречаться значительно реже, когда убедились, что она в состоянии сама организовать свой учебный процесс. Но, перефразируя китайскую поговорку, наступление спокойствия в жизни, означает, что она уже где-то дала трещину, из которой вот-вот посыплются новые беды.
     В день выпускного бала, букет алых роз для Ани я привез в парикмахерскую, где над её прической уже несколько часов колдовала мамина подружка. Поскольку Анька сидела под огромным колпаком, я вручил чудесный букет Рае. Глаза её засияли так, что все в зале ожидания, поняли это по-своему и порадовались за нас.   
     Мы вышли на улицу, чтобы поговорить. Рая с букетом в охапку, после прелюдии, о том, как Аня мечтает учиться, обратилась ко мне с просьбой профинансировать её учёбу на коммерческом отделении, если она не пройдёт на бюджетный.
-Я не знаю, что будет завтра, а ты говоришь на 6 лет вперёд. А если я обанкрочусь и не смогу  платить за обучение? С коммерческого на бюджетный переход невозможен.
-Ну, -грустно ответила Рая, -тогда остаётся уповать на чудо.
- А если чуда не произойдет,  настраиваться ещё на год  упорного труда. В армию её не заберут, а за это время можно  и обезьяну выучить.
-Вот спасибо, умеешь утешить,- опустила она руку с букетом так, что бутоны  коснулись земли.
        Но чуда не произошло. Четыре балла за первый экзамен, внушили ей надежду и уверенность в себе. Сдав работу на втором, по химии, она сама позвонила:
- Всё нормально, четыре будет, как минимум.
    С моим багажом негативного опыта, я не спешил разделить её уверенности. Когда в положенное время оценки не вывесили, Анька не стала дожидаться и поехала на занятия с репетитором по русскому. Измучившись ожиданием, я сам поехал в Институт. Мысль о том, что в комиссии «химичат», прочно обосновалась у меня в голове, когда и через 5 часов оценок всё ещё не было. Наконец вынесли ведомости. Стояла редкостная жара. Пробиться к стенду через потный клубок было невозможно и я, сдерживая нетерпение, наблюдал, как отскакивали по одному от этого клубка счастливчики, выталкивались бедолаги с мокрыми глазами, и топтались в нерешительности те, чья судьба ещё висела на волоске.
   Пробившись, я долго искал фамилию Фортунатова. Против неё значился роковой трояк. Я еле выбрался из толпы. Но прежде, чем уйти, помолился и нырнул в него ещё раз. Нет, не ошибся.  Спустившись по широкому крыльцу, увидел Аньку в легком сарафане, спешившую с автобусной остановки. Как ни бодрился, понял, что она всё поняла по моему лицу, а спросила лишь для подтверждения:
-Ну и?
- Как и следовало ожидать. Теперь у тебя теперь есть опыт и надёжная база для поступления на следующий год.
- Я спрашиваю, что там?
- Тройка, - ответил я и приобнял её, ободряя, за плечи. Резким движением она скинула мою руку и прикусила губу. За считанные секунды она повзрослела на несколько лет. Детство кончилось.
- Слушай, возьми себя в руки и готовься. «Пять» за сочинение гарантирует тебе проходной балл.
- Это нереально.
- Не реально выше дома прыгнуть. Поехали сейчас в парк на остров, отдохнём, а завтра засядешь за учебники.
- Я поеду домой. Не провожай меня.
- Как хочешь. Только не раскисай, борись до конца. В такие минуты и куется характер...
  Анька сморщилась, будто её затошнило.
  Через пол-часа, когда я уже подъезжал к офису,  получил от неё СМС: «Они врут, тройки не могло быть. Я проверила, всё у меня правильно». Я притормозил у бордюра, подумал и поехал обратно. Фойе опустело, злосчастные списки на планшете усугубляли гулкую зловещую тишину. В приемной комиссии сидели две несчастные мамаши. Я обратился к секретарше, чтобы узнать порядок апелляции.
  - Подождите, распечатаю бланк заявления, - сказала она и пожала плечами, - только не припоминаю, чтобы кому-нибудь это помогло.
- Будьте добры, в двух экземплярах.
- У меня порошок в картридже кончается.
- Я заплачу.
- Само-собой.
 Я заполнил два экземпляра.
- Можно я сам передам заявление председателю комиссии?
- Во первых, его сейчас нет, а во-вторых, если Вы не возражаете, я должна  зарегистрировать заявление в специальном журнале.   
 Я чуть не силой заставил её расписаться и во втором экземпляре. Задумался, что ещё можно сделать? Операция «поиск» моего персонального нейрокомпьютера высветила фамилию Фролякиной.  Вспомнилось, что когда-то она работала зав. кафедры в мед институте. Память сотового телефона ещё хранила её номер. Чувствительный к интонациям, я проглотил обиду за её небрежный тон и попросил о встрече. Она сказала перезвонить через пять минут, только затем, чтобы спросить, что мне надо.  Пришлось объяснять по телефону. Я просил похлопотать об аудиенции у председателя приемной комиссии.
-Ты же говорил, у тебя дети взрослые?
-Всякие есть.
- Плодовитый ты мужик, однако. Кто там сейчас председатель приемной комиссии?
-Некто Бурыкин.
-А, Гоша! Дополз-таки до своей мечты. С ним, возможно и получится, если не поскупишься. Я перезвоню, подожди.
-Алё, ещё минуточку, не знаю, дойдёт до этого или нет, но, если что,  фамилия у девочки -Фортунатова, Аня, - пролебезил я.
-Ну-ну, узнаю брата Колю.
Минут через пять зазвенел телефон, на экране высветилось: «Лена Ф».
-Он тебя ждёт. Прямо сейчас, - сказала Лена Ф., - но имей ввиду, он не бессребреник.
-Какой базар!. Я ... знаешь, часто тебя вспоминаю.
- В непогоду? Когда  суставы ломит ?
-Ну зачем так?
-Ладно, всё, мне некогда. Действуй, может, получится.
   Председатель слегка оторвал зад от мягкого кресла и протянул мне ленивую руку. Кабинет его с кондиционером, пальмами и картинами напоминал прохладный оазис в пустыне.
- Это про меня Вам сейчас звонила Елена Фролякина...
- Да я понял, понял. Исключительно из уважения к Елене Александровне. Что у нас стряслось?
Я рассказал.
- Как фамилия, говорите?- И поднял трубку- Мария Осифна, поищите такую абитуриентку, Фортунатову. И её сегодняшнюю работу по химии, если можно.
Минут пять мне пришлось то инициировать, то поддерживать разговор про погоду, про нынешние никудышные порядки в медицине, про детей и внуков, прежде чем Мария «Осифна» не принесла прозрачный файлик с документами.
-Ну-да, ну-да. Оценка строгая. Но не могу сказать, что предвзятая. Экзамен — лотерея. Хочешь получить 4, готовься на 5. Где-то я Вас видел, и фамилию встречал, редкая фамилия. У меня знакомая в Москве с такой фамилией. На скрипке играет в симфоническом оркестре. Вы не в администрации работаете?
-Нет, у меня своя фирма. Могу проектик сделать. Вам или вашим родственникам. Совершенно бесплатно.
-Да-да, да-да. Мне как-то Орехов делал, знаете его?
-Как же, это Мэтр!
- Ещё какой! И расценки мэтёрые. Только вот до сих пор не могу согласовать его проект с моим маленьким домиком.  Как у Вас с экспертизой, получается?
-Нормальные рабочие отношения. Давайте сразу и посмотрим, какие проблемы. Если что не так, - быстренько подправим.
-Хорошо, позвоните мне на той неделе, я все чертежи и заключение подготовлю. А касаемо нашей абитуриентки, у меня такое предложение. Он опять снял трубку:
-Мария Осифна, какой у нас нынче проходной балл на лечебный? Спасибо.
Давайте, мы заявление с апелляцией аннулируем, а за сочинение получим пятёрочку, тем самым набираем проходной балл и будет Ваша девочка у нас учиться. Годится?
-В общем, да, но получить 5 за сочинение, - это за пределом возможного.
-Всё в наших руках, - в первый раз улыбнулся председатель. Не машина же проверяет работу, а человек. Так, что, пусть девочка не отчаивается, а готовится.
  Надежда после разговора была довольно робкая, но я поспешил поделиться ею с Анькой. Она ничком лежала на кушетке, раскинув голые ноги. Для убедительности, я слегка усилил акценты и добился своего. Усилием воли она поднялась и сказала:
-Спасибо. Иди. Я сажусь заниматься.
-Ну, сегодня-то отдохни.
-Нет.
   Четвёрка за сочинение оказалась страшнее, чем три по химии. Она означала конец. Я звонил Ане, чтобы успокоить, но её сотовый был отключен. Тогда зачем-то набрал номер Бурыкина.
- Извините, но в данном случае мы были бессильны. Девочке нужно научиться выражать свои мысли, ну и поработать над орфографией. Кроме того, я же просил отозвать заявление на апелляцию…
«Черт! Забыл»,- хлопнул я себя по лбу.
- … а так всё это будет белыми нитками шито…
        Вечером позвонила Рае, спросила не вызвать ли скорую?
-Дай ей лучше валерьянки.
-Как я дам, если она закрылась и не пускает. Я уж не знаю, жива ли?
-Знаешь, половина абитуры не поступило, что они теперь все вешаться будут? Пусть вырабатывает стойкость. Я завтра уезжаю в Екатеринбург на юбилей. Может, Аньку взять? Пусть порастрясётся. Спроси у неё, поедет?
-Так она не открывает! - с нарастающей тревогой в голосе ответила Рая.
-Ну, через дверь крикни...  Что там? – Заволновался и я, слыша, как она барабанит в дверь.
-Сказала: «Не лезь!»
- Фу, - выдохнул я с облегчением, - вот и хорошо.
- Что хорошо?
- Что жива. А ты боялась.  Скинь мне данные её паспорта,  я еду за билетом, а завтра вечером, в 17,  заеду за ней. Собери её шмотки.  Немного только.
                *   *   *
                « Дорога, дорога
                Ты знаешь так много»               
   Недавно мне позвонили однокурсники, которых я не видел с самого окончания и пригласили на юбилей факультета. Раньше я не принимал участия в подобных мероприятиях, но подумал, что до следующего юбилея могу и не дотянуть. Тем более, в работе наступил застой, возможно связанный с витавшим в воздухе словом «кризис».
Анька  пребывала в прострации и не прореагировала на моё предложение, что я расценил, как знак согласия.   
Билетов  в кассе оставалось два: один купейный, другой в плацкарте.
- Пойдешь в купе или в плацкарте? – Спросил я её, когда мы были уже на перроне.
-  Фиолетово.
   Чтобы быть вместе, я предложил соседке из плацкарта обмен на купе. Мнительная бабуля, опасаясь подвоха, долго расспрашивала, что и почему. Но, предупредив, что у неё зять — прокурор, поддалась искушению.   Сопроводив её с вещами до места, я вернулся и увидел только босую ногу свисающую со второй полки.
Я не ездил в плацкарте много лет, и память рисовала довольно мрачные картины. Предчувствие усугубилось, когда  увидел в вагоне солдатиков с шевронами и прочими цацками;  сразу вспомнил, как меня ещё в советские времена, угораздило попасть в вагон с дембелями: звенело бутылочное стекло, трещали тельники, хрустели скулы, разбегались со своих полок пассажиры, а проводницы носа не казали из задраенных  служебок.
   Пожалев, что не оставил Аньку в купе, я уже прикидывал план действий на случай обострения ситуации. Но её меньше всего волновало опасное соседство. Накупив в привокзальном киоске гламурных журналов, она шуршала глянцем, не обращая внимания на проносящиеся за окном огненные поляны жарков, голубые озёра незабудок, пушистые кедры.
-Да оторвись ты от своих дебильных журналов! Посмотри на мир! Где ты ещё такое увидишь?
-Не доставай, а?
      - Я понимаю, провал, душевная травма. Но долго мне ещё сопли твои вытирать?
     -    Я не просилась.
   К счастью, дембеля оказались не из стройбата и не краснопогонниками. Водку не пили, ели, как все, «Доширак»,  заменивший жаренную курицу в дорожном ассортименте,  и вполне пристойно флиртовали с молоденькой проводницей, старательней обычного крутившейся в проходе вагона. Я расслабился и вскоре даже улыбался их шуткам. «Быть злым — не круто», - вспомнилась надпись на стене в месте  тусовки тинэйджеров.  Наверное, всё-таки, что-то меняется к лучшему в нашем мире.
-Аня, - не выдержал я, - ты часто ездишь на поездах?
-В первый раз.
-И неужели тебе не интересно посмотреть на свою страну?
Она пожала плечами:
-Да, там всё одно и то-же.
 -Ты присмотрись, вздохни воздухом из окна. Всё лучше, чем читать, как ноги брить и брови выщипывать.
-Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей.
-Не спорю, но вначале нужно стать им, то бишь,  дельным человеком.
Она опустила глаза:
-Можно тебя попросить? – Тихо спросила она. - Пожалуйста, не надо меня воспитывать.  Иначе я на ближайшей станции куплю билет и поеду обратно. - И заметив, что я обиделся, смягчила тон: - Правда,  я сильно устала.
    Противоположные от нас две полки занимала мама с дочерью. Ничем особенным они не обращали на себя внимания. Разве что, хрипловатым голосом женщины, что  не удивительно, если учесть, что каждые пол-часа она выходила покурить. Вечером я взял у проводницы  пива и предложил  попутчице. Она отказалась. Я подумал, из скромности.
-Ну вот, а я обе открыл.
- Что для мужчины две бутылки пива. Просто я совсем не пью. Удивились? Курю много, грешна, а алкоголь — нет.
    Слово за словом мы разговорились. Она рассказала, что едет к  жениху, «на старости-то лет». (Ей было сорок три). На их стройку приезжали командировочные, монтажники из Белгорода, вот с одним и познакомилась.
-Ну, не сложится, - вернёмся обратно. На стройку всегда возьмут. Штукатуры — маляры вне конкуренции.
-Иногда трудно привыкать к новым местам. Это ведь запад, там не только климат, но и люди другие.
-Это точно. Он и говорит-то, как хохол, хотя фамилия Петров.   А климат — ерунда. Я  восемь лет прожила на самой границе с Финляндией, в Сланцах.
-Знаю, там комбинат по редкоземельным металлам. На нём работали?
 -Да нет. Рядом.
   Она пристально посмотрела мне в глаза, будто оценивая, можно мне сказать или нет. И решилась.
-В колонии для малолеток.
-Ого!
   Боковым зрением я увидел, как Ольга подняла глаза над журналом.
-Не пугайтесь, не воровка. У нас была хорошая семья, мама учительница. Жили в своём доме с печным отоплением. Зима была холодная, кто-то задвижку закрыл раньше времени, чтоб тепло не упускать. Ну и угорели. Меня одну откачали. Мне тогда пять лет было. Отправили в детдом. Когда детдом по ветхости расформировали, мне места не хватило. Вот и отправили в колонию для малолеток.
-Сволочи! Как же Вы там выжили?
-Сама не знаю. О тех годах стараюсь не вспоминать. Работать меня не заставляли, а в остальном, как все. Меня мама рано читать научила. По печатному только. А в колонии библиотека была. Я там всё свободное время проводила. Никто не достает, тепло и мухи не кусают.  Вот и сидела там, как мышь. Книг прочитала не одну сотню. По книгам и представляла себе мир за колючкой.  Зато, смотрите, - показала она мне свои руки, - ни одной наколки! Я одна такая чистая там была. Ну, а в четырнадцать меня в училище направили. Для таких всегда два пути: либо швея мотористка, либо на стройку. Я выбрала стройку. На воле наши быстро спиваются, курвятся и обратно на нары.  А я сказала себе: пить не буду! Так до сих пор вина во рту не держала. Тем и спаслась. Ну, а после училища поехала в Сибирь, тут у меня тётя осталась. Она меня на первое время приютила. Пошла работать. На стройку, куда ж ещё? Там ещё один детдомовский оказался.  А наши друг друга, как рыбак рыбака, узнают. Вот и сошлись, два одиночества. Анжелка родилась. Стали на квартиру копить, чтоб, как у людей.
Женщина замолчала и с легкой улыбкой долго смотрела в окно, словно вспоминая добрые времена.
 
- Разболталась, что-то, - словно извиняясь, посмотрела она на меня.
- Нет-нет, продолжайте. 
  Ну, вот. Тут подружка моя попросила занять ей, всего-то на месяц. Мы дали ей лимон, а она и умерла. От тромба. Я-то ладно, а Ленька сильно переживал. Ходил никакой. Недели не прошло, как его на монтаже блоком раздавило.
-За что же Вас так ...?
- Испытывает. Как попы говорят. Ну что, дочь на руках, жить надо. Стала по выходным ещё колым брать, квартиры ремонтировать. За пять лет снова накопила, на однокомнатную в Солнечном.
-Вы настоящая героиня, честно! Тяжело на стройке?
- Привыкла. Зимой только трудно. Зимы, блин, у нас такие холодные стали! Ну, ничего, Анжелку подниму и расслаблюсь. Всегда мечтала, чтобы у моего ребёнка высшее образование было. В торговом институте учится.
-На коммерческом?!
-Конечно. На бюджет сейчас только по блату!
-Как же Вас на всё хватает?
-Сама не знаю. Мне кажется, если расслаблюсь, помру. Я ведь крашусь, а так — вся седая. И туды же, в невесты! Как его отговаривала, нет, говорит, бросай всё и приезжай. Чуть не каждый день звонит. Так-то хороший человек. Но я же давно отвыкла от всего этого, какая тут любовь-морковь?  И не женщина уже, а чурка, - постучала она по столику. – И куда  черт понес?
-Не говорите ерунды. Нормальная вы женщина. Очень даже. И всё у вас сложится. У нас тут где-то груши, вот, возьмите с дочкой.
-Да она уже давит, наверху. А я «траву» не ем. Так что, спасибо, отдайте своей. Дочка ведь?  Пойду, покурю. А то разнюнилась, самой противно.
  Она вышла. Анька сидела неподвижно глядя в черный квадрат окна.
-Задело? - тихо спросил я.
-Не то слово. Я пойду покурю с ней.
-Ты же бросила.
-Ну, последний раз.
- Спать уже пора. Сколько? - по привычке спросил я её и она, как обычно, ответила, не глядя на часы:
- Без десяти одиннадцать.
Следом за ней с полки сползла и Анжела. Поправила белокурую копну на голове и достала из сумочки сигареты.
- А ты куда?
- За компанию, - подмигнула она Ане.
     Первой вернулась её мама. Я спросил, где девчонки?
     -По-моему, они нашли общий язык. Повеселей будет. Ну, что, спать?
     -Да, пожалуй. При таком освещении не почитаешь.
    Встревоженный тем, что в тот же тамбур пошли покурить солдатики, я повременил укладываться.  Через пол - часа ожидания, в конце вагона хлопнула дверь и в коридоре раздались вполне дружелюбные голоса молодежи. И чего боялся? Ведь быть злым у них не круто. И в плацкарте, оказывается, ездят вполне нормальные люди.
 Я улегся на нижнюю полку, а они с Анжелой на верхних ещё долго перешёптывались под стук колес.
    -… прикольно, а у тебя орбит вишнёвый?
     - Да.
    - Давай махнем, а то мятный мне уже надоел. А вообще, мне нравится «Вриглей». У тебя нет?...
                *   *   *
                «Где деревья были большими»
           Мы единственные сошли с поезда на этой станции. Еще задолго до неё, всеми фибрами ощущая приближение родных мест,  я прилип к окну, выхватывая на скорости знакомые до боли названия полустанков и деревушек, очертания лесов и гор, куда ходил в походы, изгибы рек, по которым сплавлялся на плотах. В нетерпеливом возбуждении высунувшись в окно, ловил запахи, с которыми время, как бы повернуло вспять. Я что-то рассказывал, показывал пальцем, но Аньку мои воспоминания не трогали. «Не люблю деревню», - вот всё, что сказала она. «Городская, блин!» - захотелось мне напомнить ей её засранный подъезд в заводском районе.
     Гектары угодий, на которые раньше гоняли школьников и студентов собирать картошку, свеклу, турнепс или морковь были устланы полиэтиленовыми рядами китайских теплиц. Поля и пастбища поросли молодыми берёзовыми рощицами. Нехотя тормозя,  вагон приостановился напротив надписи «Каменск» на сером, шершавом фасаде типового Советского вокзала. Это была предпоследняя остановка скорого перед Екатеринбургом. Если бы мы не напомнили, проводница забыла бы, наверное, открыть нам выход. Едва я отпустил поручень, как машинист дал сигнал к отправлению.
    Поезд ушёл, и наступила абсолютная тишина. После болтанки вагона меня качнуло на ровном месте.
   Кроме нас и карликового милиционера в большой фуражке, на платформе никого не было. На привокзальной площади стоял  голубой троллейбус с распахнутыми дверцами, да ловили удачу «Жигуль» и  «Волга» с шашечками. Клумба в центре площади сплошь заросла одуванчиками.
Водитель «Волги» дрожащим голосом назвал цену, смешную по меркам Красноярска и повеселел, когда я в знак согласия бросил сумки на сиденье.  Скрежеща шестерёнками коробки передач и хрюкая глушителем, машина поскакала по выбитому асфальту пустых улиц, вздымая облака тополиного пуха и обгоняя рогатые сараи - троллейбусы, - любимый транспорт моего отрочества, в котором за три копейки можно было допоздна кататься с подружкой, спасаясь от ненастья.
-Какой здесь воздух прозрачный, после Красноярска, - заметила Анька
- Благодать, все заводы встали, - поддержал разговор водитель.
-И Алюминиевый? – Спросил я
- Цветмет, и Литейный и Радиозавод. На Алюминиевом реконструкция.
-Как же народ-то живет?
- С огородов кормятся. У кого родители, - так с их пенсий.
-А на улицах никого, как в блокаду.
- Картошку окучивают, пока погода позволяет. В войну и не такое бывало. Переживём, - переключил водитель рукояткой скорость на подъеме. – Главное, чтобы впереди что-то светило.
 Первые этажи домов, мимо которых проезжали, в духе времени, были переоборудованы под «бутики», отделения банков и офисы. Рекламные баннеры, обещали счастье во всех его проявлениях.
- Магазин “O’Hara”, - прочитал я вывеску и спросил: - Это что, в память о Викторе O’Hara, которого на стадионе в Сантьяго замучили?
 А Анька, потыкав в смартфон, нашла, что так, оказывается, называется икебана. Я задумался, пытаясь найти аналогию между покойным и засохшими ветками.
     Дом тёти я помнил только визуально, поэтому указал водителю лишь ориентиры.
     - Ясно. Только магазина «Синтетика» уже сто лет, как нет. Давненько, видать, дома не были.
     Мы с водителем увлеклись воспоминаниями,  пока Аня не перебила:
-Мы едем к твоей сестре?
- Вначале к тёте.
     На встречу с сестрой я не спешил. Из-за какой-то мелочи наше общение давно прервалось, мы  не переписывались и не звонили друг — другу.  Никто не решался сделать первый шаг.
    А потому,  начал я визиты с любимой тёти Вали. Без неё я стал бы другим. Не скажу, хуже или лучше, но более скучным, несомненно. Ранние воспоминания сохранили вечеринки в компаниях стиляг, куда она таскала меня, повышая собственный рейтинг  нехитрым приемом.  В отличии от взрослых тётей, девушки иногда стремятся выглядеть постарше и опытней. Подыгрывая ей, я бессовестно называл её мамой. Мне даже нравилось, что у меня такая молодая и модная мама. В то время я сделал два открытия: во-первых,  услышал, что я «симпатичный», а во вторых узнал, значение этого непростого, но популярного тогда, в определенных кругах, словца. Это прибавило мне, скромному по природе ребёнку, некоторой уверенности.
   Отец рано научил меня кататься на коньках, и Валя, в белой кроликовой шапочке с шариками, брала меня на залитые светом и музыкой взрослые катки, позднее — на вечеринки волосатиков в клёшах, для потехи научивших меня долбать рок'н'ролл на прямых ногах и, конечно- же, на первый цветной фильм «Человек амфибия». Возможно, я ей служил  защитой от назойливых ухажеров. Мы намотали километры в прогулках по улицам выбитых фонарей  то с летчиком, то со спортсменом, с ударником (не труда, а по барабанам) и прочими соискателями тетиной взаимности, от которых я невольно перенял некоторые приемы ухаживания. К тому моменту, когда эти навыки понадобились, мне не надо было напрягаться, чтобы познакомиться: с первых же слов я, если и не покорял сердца, то в доверие входил, как минимум. А вот как поступать дальше, пока не знал.               
     Запомнился  апрельский день, когда родители почему-то долго не приходили с работы, а из садика, под их письменную гарантию, меня уже отпускали одного, и, окоченев, я долго гулял в демисезонном пальтишке, разбивая каблуком корочки льда на лужицах многолюдных улиц. Все твердили про какого-то Юрку, который что-то  натворил, но что, - я никак не мог понять.
    Меня нашла Валя, отогрела в кафе «Романтики», где добрая официантка угощала меня горячей, чтобы согреться, солянкой под живую стиляжную музыку. А потом мы гуляли по ночным улицам, выискивали в звёздном небе движущуюся ракету, на которой, оказывается,  улетел тот самый Юрка Гагарин. Снова и снова проходя под черными окнами нашей квартиры, тётя Валя вздыхала, качала головой, гладила меня по голове и со словами: «Бедный ребёнок», - угощала конфетами. С тех пор космос у меня долго ассоциировалось с черно- красными фантиками исчезнувших ныне конфет «Красный мак».
                *  *  *
   Записав на всякий случай номер телефона водителя, я показал ему,  где остановиться. Прежде, чем войти в подъезд, взглянул на скамейку во дворике, где сидели две старушки. Что-то подсказало подойти к ним поближе. Одна из них, в бежевом плаще и платочке, вдруг обернулась, прищурилась, всплеснула руками и поднялась навстречу. Уже готовая обнять меня, вдруг замерла перед Анькой и, побледнев, будто перед привидением,  пролепетала, махнув рукой:
- Шура!
Растерянные глаза её увлажнились, а губы задрожали. Дело в том, что старшая сестра, Шура, была ей в детстве, как строгая мать, которую она уважала, а ещё больше боялась. 
 -Это Аня, - поправил я.
 -Аня?  - пощупала она её за руку и плечо. Хотела прикоснуться к щеке, но Аня уклонилась.
- Как Шура в молодости.
  Квартира была на первом этаже и солнечные лучи в неё не проникали из-за густых кустов сирени. Их не раз вырубали, но они нарастали снова и снова. После яркого дневного света глаза  могли различить только крупные детали, и в первую очередь знаменитый гарнитур, который, вместе с «Волгой» ГАЗ-24, хозяева приобрели по чекам в «Берёзке» после двухлетней командировки в Турцию, где когда-то наши строили металлургический комбинат. Гарнитур служил предметом не столько зависти, сколь насмешки у всей родни за то, с каким трепетом ухаживала за ним хозяйка. И ныне, усаживаясь в антикварное кресло, я вновь испытал чувство невольной вины перед хозяевами.
- Да будь она не ладна. – Поняла мою улыбку Валя.- Хоть бы уж развалилась, чтобы выбросить,  так ведь нет, ещё нас переживёт.
  Некогда роскошная, мебель вытерлась местами, что,  впрочем, вполне можно было принять за благородный налёт старины. Сервант и подоконники были заставлены баночками, коробочками, статуэтками, которые жалко было выбросить, хотя они явно затрудняли уборку.  Валя хотела накормить нас  пельмешками, но мы единодушно и наотрез отказались.  Видно было, что ей нездоровилось. Глаза то и дело наполнялись слезами,  но и среди грустных известий находились моменты, что зажигали в них знакомые озорные искорки.
- Как Инга?
- Ещё не были
- Надо позвонить, а то обидится, - испугалась она то ли за себя, то ли за нас. И призналась: -  Я боюсь её. Прицепится к чему-нибудь, да так отчитает! Строгая больно, как мать, - и искоса бросила взгляд на Аньку.
      Я набрал номер,  трубку не брали.
- Может на даче?
- Да нет у них дачи.
- Была же, вроде?
- Так она на свекрови числилась. Инна там  сколько  уродовалась, дом построила, а эта вертихвостка вернулась из дальних странствий, да всё и продала. Не по-нашему как-то.
-Да,  у нас, можно подумать, всегда мир и дружба.
-Бывают конфликты, но в основном, как это сказать, принципиального характера. Обругать, год не разговаривать, - это да. Но чтобы кто у кого кусок стянул?
- А Вова в Екатеринбурге или на каникулах?
- Ты разве не знаешь?  - Он же после второго курса уехал в Америку.  По какой-то студенческой программе, на 2 месяца. А вышло аж на 2 года.
 -   Работу нашёл?
- Да куда! Инга говорит,  то посуду мыл, то крыши латал.  А тут вернулся. От неё толком ничего не добьёшься, но, вроде, говорят, в автомобильную аварию попал. Сломал позвоночник, в больнице там лежал. Едва поднялся, - вытурили из страны .
- А сейчас? Ходит?
 - Да, с ногами, вроде, ничего. С головой хуже. А ещё..., нет не буду, а то наплету чего лишнего. Знаешь ведь, как это у нас у старух.
   Я подумал, что Ане должно быть, утомительно слушать эти сплетни, хотя вида,  она не подавала. Скорей, присматривалась к людям, которые при другом раскладе могли бы стать ей роднёй.
Когда глаза привыкли к сумраку, я разглядел на серванте фотографию Вали, её мужа и  мальчика между ними.
-А это кто?
- Коленька наш.
-Не понял.
-Внук.
-Так ты же говорила прошлый раз, что Марина не родит!
- Уж не чаяли. Что врачи говорили, то и я. А  она взяла, да и забеременела.
-Вот дед Вова-то рад!
-Не то слово. Отец Коли по вахтам на севере работает. Так они, старый да малый, все время вместе.
-Ну вот, жизнь продолжается.  Пойдем мы. Может что с телефоном, а мы тут сидим. Сумку у вас пока оставлю.
   Мы шли путём, которым я проходил из школы и в школу тысячи раз в своей жизни.  А теперь    прогулка по безлюдному городу, где не бегали дети, не проезжали машины и даже старушки не сидели на лавочках, напоминала экскурсию по краеведческому музею. Станция юных техников, где я учился делать модели самолётов, - теперь бутик, сдающийся в аренду; детский стадион, где кипели страсти на турнирах  «Кожаного мяча», с моим участием, - порос лопухами;  а окна безответно любимой девочки сменились на пластиковые с жалюзи.
   Через арку, в которой гулко отозвались наши шаги, вошли в зелёный и тихий, как санаторий, квартал. Раньше он гудел, как улей. Здесь правили сила, старшие братья или блатные друзья, а смелость и дерзость ценились больше справедливости.
    Во всём квартале — ни души. Только тополиный пух,  одуванчики и кошки в песочницах.  Что-то подобное я видел в Припяти после Чернобыльской аварии.
-Мертвый город, - озвучила мои мысли Анька.
-Тебе же сказали: все картошку окучивают. Если так пойдет, лет через несколько в стране останется только один город,  Москва.
-Это хорошо или плохо?
- Верный признак упадка. Так было с Римом, Византией, Вавилоном.  Учи историю.
- А Светин папа говорит, жить надо настоящим.
- Или он дурак, или вы его не так поняли.
   Вот и наш подъезд. Резную деревянную дверь заменили на металлическую, с домофоном. Я давил на кнопку с колокольчиком, пока не услышал за спиной голос:
-Саша?
-Тётя Руфа!?
    Я уже начал привыкать, что узнавал  всех с запозданием. Это была мама моего приятеля, Мишки. Жизнь её била-била но, видать, устала, и отступилась до поры. Да и что она могла ещё плохого ей сделать? Когда-то жена начальника заводского снабжения, вечная домохозяйка, она прожила с ощущением своего высокого положения, несмотря на то, что старший сын её был умственно-отсталым, да ещё и с искривлением позвоночника.  В детстве я боялся его, когда чуть подрос - дразнил, как, впрочем, и другие дети во дворе. И не раз убегал от тети Руфы, чьих черных глаз боялся, как возмездия за глумление над убогим.  Зато, с младшим ей, казалось, повезло.  Весельчак и душа компании,  он  окончил тот же факультет, что и я, но на год раньше. А потом женился на русской, да ещё и не слишком тяжёлого поведения. Свадьбу втихую сыграли за три месяца до рождения дочери. Распределился Миша на таинственное предприятие в родном городе, на радость родителям. А в разгар реформ, когда оно закрылось, по неизвестной причине удушил себя в гараже выхлопным газом собственного автомобиля.  Отец ненадолго пережил его.
   Остренькие, чёрные глаза тети Руфы остались единственным живым фрагментом на её лице. Поговорили. Она вспомнила добрым словом моих родителей. И чтобы избежать расспросов, торопливо попрощалась:
- Ну, иди, иди. Инга-то ждет,  - открыла мне дверь своим чипом и пошла дальше, маленькая сухая старушка с той же хозяйственной сумкой, что и тридцать лет назад. Мне бы догнать её, сказать что-то хорошее. Но пока держал дверь, чтобы не захлопнулась, порыв прошёл.
-Бр-р-р, - поежилась Анька, когда мы зашли в прохладный просторный подъезд с высокими сводами,- тут,  как в морге,- потерла она ладонями руки, на которых и в прям высыпали мурашки.
- Ты знаешь, как в морге?
-  Нас на экскурсию водили от медакадемии.
-Подъезд тебе навеял такие ассоциации?
- И старуха. Горбатая, нос крючком. Ей бы ещё косу в руки.
- В этом, как ты говоришь, морге, мое детство прошло.
-Да, есть где разгуляться. И подоконники широкие. Для цветов?
-Чтобы целоваться было удобно.
Она с сомнением  посмотрела на меня:
 -Трудно представить.
 - Тогда представь себя лет через сорок.
Пока поднимались на 5-й этаж,  шаги гулко отдавались в пространстве.
Квартира № 56. Этот номер отпечатался в моей памяти навсегда. Звонок наудачу и о, счастье! - Щелкнул замок.
  Открыл Вова. Настороженный вид без намека на радушие не смутил меня. Я скорее догадался, что это он, чем узнал .  Думаю, и он тоже.  Голый по пояс, в меру подкаченный, статный и уверенный в себе,  он, тем не менее, слегка растерялся, не зная как реагировать на нас.  По мере узнавания, лицо его смягчилось, кулаки разжались, и он превратился в любимого племянника и гостеприимного хозяина.
- А родители?
-В Ебурге. К вечеру приедут. Располагайтесь.  Я пока чай заварю.
  В бывшей «сталинке», изуродованной «евро»-перепланировкой, я узнал только входную дверь, да и то снаружи.   Уютную гостиную превратили в чёрт знает что; не богатую, но изящную лепнину на потолке спрятали за подвесные потолки. Показалось, что даже из окна вид изменился.
  Дорога под окнами длинного дома, прозванного «китайской стеной», подводила городскую черту, за которой тишину нарушал только шелест тополей, лай собак, да  пьяные разборки обитателей исчезнувшего ныне БК (барачного квартала), за которым, с высоты пятого этажа, во всю ширь большого окна простирался изумительный вид на речной залив, подмытые течением красные скалы и сосновый лес до горизонта, где вставало солнце. Летом это происходило слишком рано, чтобы часто любоваться, а вот зимой, сдвинув тюль с окон и расположившись в удобном кресле, я подолгу медитировал на восход светила, чтобы начать писать стихи. Особенно завораживали февральские восходы, когда с волнами морозного воздуха через форточку вливался волнующий запах далёкой весны. «Февраль. Достать чернил и плакать». В другое  время года здесь тоже было красиво, но не так торжественно. Декабрьские восходы обычно серые, январские, - цветов российского флага. А Февральские настоящая феерия, пробуждение жизни. Хотя минус тридцать по утрам — ещё обычное дело, но какие-то импульсы уже пошли и всё, что выжило, готовилось к пробуждению.
   Священнодействие начиналось, когда тьма редела и на темном фоне прорезалась неровная граница горизонта, над которой разливались фиолетовые, сиреневые, а потом и лиловые краски тех неестественно-пронзительных оттенков, какие можно наблюдать в плёнке бензина, разлитой на воде. Постепенно небосклон алел, с ним  розовели снежные вершины, и вдоль горизонта разливался раскаленный металл. И тогда, в колышущемся морозном мареве показывалась кромка великого светила. Оно не выныривало, как поплавок в южных широтах, а всплывало медленно и величественно, как оптимистичная увертюра нового дня дарованного человечеству для великих свершений.
  В детстве я наблюдал это таинство в тишине из своей постели. Постарше, эстетствуя, включал «Лунную сонату», и что-нибудь ещё, из фонотеки родителей. В короткие приезды студентом, экспериментировал с «Pink Floyd» и «Deep Purple». А в двадцать лет,  впервые привёз в родительский дом беременную невесту, разбудил ни свет ни заря и торжественно раздвинул перед нею шторы, ожидая восторгов. Но услышал  лишь сонное:
-  Включи свет.
-???
-Не могу найти халат.
-Зачем? - Чуть не заплакал я.
-В туалет хочу.
Я подумал тогда, что жизнь моя на этом закончена. То было только начало.
 Теперь исчезла и сама комната, откуда я наблюдал восходы. Объединённая со смежной, она превратилась в «зал».
 
   Вовчик заварил чай, нарезал батон, сыр и поставил на стол масленицу.
- Извините, но больше ничего нет. Зато могу включить телевизор.
- Нет, - в один голос ответили мы.
- Вы с поезда?
-    Почти. К тёте Вале заезжали.
-   Если хотите, можете пока принять душ.
Когда он отлучился за сахаром, я шёпотом спросил Аню:
-Ты ничего за ним не замечаешь, из того, что Валя говорила?
Она пожала плечами.
- Вова, а где пианино? – спросил я, когда он вернулся.
Вова криво улыбнулся:
- Сдали в антикварный, едва я уехал. До сих пор там стоит.
- Интересно: раньше называлось лавка старьевщика. В советское время комиссионный магазин. А теперь антикварный, - поделился я своим наблюдением. – Как все меняется.
 - Да. Тут без меня тоже многое изменилось. Комната   мою убрали, будто её и не было.   
 Похоже,  не ждали.  Тётя Валя рассказала?
- Сказала, что ты был в Америке..
-  И всё? - Посмотрел он мне в глаза, чтобы понять, правду я говорю или нет.
- Разве мало? Как это ты надумал туда податься?
   Он пожал плечами.
-Да, родители всё: «Страна возможностей! Дочка Саниных уехала, вышла там замуж, т.д. и т.п.» А я всегда был послушным ребёнком. Мама сказала ходить в музыкальную школу, - семь лет ходил. Отец сказал надо в бокс, - пошел. Сказали, надо в Институт, - поступил. Потом сказали — в Америку. Так и поехал.
-Что-то ты прибедняешься. Маленький не такой был. Наверное, если б не авария, там бы и остался?
-Ну, нет. Давно бы вернулся, но родители всё твердили: «Подожди, потерпи, все наладится, а здесь ловить нечего».
-Короче, не «пондравилась» Америка? – Стрельнул я взглядом в сторону Ани.
-Да нет, хорошая страна. Но, не для всех.
-Ладно, погулял, кругозор расширил, а теперь надо за дело браться..., - начал было я.
-Тебя хлебом не корми, - дай повоспитывать, - одёрнула меня Анька. – По-моему ты куда-то собирался.
Я ещё не адаптировался к местному времени и заторопился, увидев стрелку часов на цифре «2». Поездку на кладбище откладывать было некуда. Я позвонил водителю. Судя по его готовности, у него сегодня был неурожайный день.
   Я постучал в дверь Вовиной комнаты. Слышно было, что перед тем, как открыть мне, он вскочил с тренажера.
-Вова, ты был когда-нибудь на могилах бабушки с дедушкой? Не можешь нарисовать схемку, а то я боюсь, что не найду?
- И так не найдете. Там теперь целый город.  Может, лучше я вам на месте покажу?
    На цветочном рынке торговала всего одна старушка.  Похоже, кладбищенским же букетом. Цветочный ларек предлагал стандартный на всю страну ассортимент и тоже не первой свежести.  Я вспомнил, что по пути, вдоль леса, раньше были  большие цветочные поляны. Не может быть, чтобы в разгар лета мы не могли нарвать  цветов. Купив на всякий случай дежурных хризантем, я сказал водителю, куда ехать.
- К старым воротам, - добавил Вова.
    К счастью, поляны те не перепахали и не застроили. Только местами навалили кучи строительного мусора. От стрекота кузнечиков мы чуть не оглохли. Утопая по пояс в луговой траве, отмахиваясь от слепней и прочих летающих кровопийц, за пять минут, мы нарвали охапки ромашек, васильков и кипрея.
     Погост в это время года выглядел достаточно веселеньким: высокие березы с островками черемух, калин и сирени. Заливались пичуги,  кукушки обещали долгую жизнь. Кресты и могильные плиты навевали  философское настроение.  Едва ли не половина их была с фотографиями молодых парней. Ну ладно, Афган, Чечня, - этих сразу видно. Но остальных-то что сгубило? Наркотики? Разборки? Я не нашёл объяснения. Разве что, время наступило «немолодёжное».
  С букетами полевых цветов наша юная компания походила на отдыхающих, выбиравших место для пикника. Молодые так быстро взбирались на гору, что я едва за ними поспевал.
- Далеко ещё?
-Нет, вон они все, - махнул рукой Вова, показывая место, где нас уже ждали. В мерцающей тени рябинки, неожиданно, с хитроватым прищуром мне улыбнулась мама, будто говоря: «Ну, что приуныли? У нас тут всё хорошо!» Над её головой вились упрямые натуральные кудряшки, а на груди отца сиял орден Красной звезды. Невольно и мои губы растянулись в улыбке.
- А чего они смеются?- Спросила Аня. - Их вместе фотографировали?
- Нет, с разницей лет в пятнадцать.
   Я - то знал, над чем смеялся отец! Это был последний в его жизни  День Победы, сороковой. На заводе его попросили сфотографироваться с наградами для стенда ветеранов. Боевых у него их практически не осталось. Часть я растерял и выменял на безделушки ещё в детском садике и позже искалечил, играя в чику. А цеплять на грудь юбилейные цацки, как это делают многие «ветераны» он стеснялся. Осталась потускневшая медаль «За отвагу», но без застежки, и один из двух орденов Красной звезды. Но мать, категорически запретив ковырять под него дырку в новом пиджаке, придумала прихватить орден за лепестки звезды нитками к лацкану.  Фотограф заметил нитки и тем рассмешил отца, пока наводил объектив.
   В улыбке этой было всё его отношение к наградам, к показухе и прожитой жизни. Глядя на него, я понял, чего мне физиологически в жизни не хватило, чего требовали гены. Как ни странно, мне не хватило войны. Прадед мой воевал «с японцем», дед - в гражданскую, правда не на той стороне, за что и поплатился в 37-м, а отец прошёл туда и обратно всю Отечественную. «Не досталось нам даже по пуле...».
    На одной опушке уместилась вся наша родня. Под землёй их оказалось куда больше, чем под солнцем. «Последние из могикан», - подумал я, убирая с могил охапки засохших цветов.  Грустно было сознавать, что через пару дней наши букеты превратятся в такой же прах.
   Ушедшим, наверное, дороги редкие мгновенья, когда их вспоминают. Мы никого не забыли. У могилы усатого голубоглазого красавца, дяди Андрея, я рассказал молодым, как в войну он писал письмо Сталину. Учился он хорошо, а вот учебников не хватало. Писали куриным пером и свекольным соком на полях газет.  Однажды родителей вызвали в НКВД. Бабку чуть кондрашка не хватила, думала вспомнили её кулацкое происхождение. А дед был настолько замучен беспросветной работой на монтаже эвакуированного завода, что размечтался, как отдохнет теперь на нарах. Но их расспросили о старшем сыне, попросили получше присматривать за ним и вручили посылку. Дома сына встретили с ремнем. Оказывается, после сталинского урока, Андрей, по-простоте душевной взял, да и написал самому доброму, самому умному и человечному человеку на Земле письмо с просьбой выслать учебники. Вряд ли письмо его с таким адресом ушло дальше местного отделения НКВД, но на переданной ему коробке с новенькими учебниками для седьмого класса, тетрадями и тюбетейкой, в графе «адрес отправителя» было написано: «Москва, Кремль». В их рабочем поселке тогда это вызвало настоящий фурор!
   Вова, наверняка, слышал это семейное предание и, пока я его рассказывал, незаметно исчез. Мы нашли его с опущенной головой у могилы с камнем, вместо памятника. На камне была размытая фотография и Вовкина фамилия. Я вспомнил какой-то неясный древний слух о странной кончине его деда по отцовской линии.
      Вернувшись, молодые пошли погулять; я прилег было на диван, но был разбужен сестрой.
-Привет, - сказала она так, будто я каждый день тут валяюсь.
-Привет, - потянулся я, решив не суетиться. Как-никак это мой отчий дом, несмотря на то, что обезображен до неузнаваемости.
-Ты надолго?
«Навсегда», - хотел я пошутить, но не стал травмировать её расшатанную психику.
-Вовку видел?
-А как бы я сюда попал?
-И где он?
-Ушёл гулять.
-Неужто? - Удивилась она. - Вы общались?
-А как же!
-Тебя ничто не удивило?
-Конечно удивило! Какого чёрта он в Америку попёр, за три года до диплома?
-Я не про то сейчас. Я имею в виду его  адекватность?
-Адекватность чему, кому?
-О, господи! Ну, ситуации, окружению.
-Это же всё относительно. Опять же, всем не угодишь.
-На что ты намекаешь? Или поучить собрался, как старший брат?
  Я пожалел, что пришёл сюда и едва удержался от «адекватной» реакции,  после которой оставалось бы только забрать ещё не разложенные «монатки».
-Да всё у него нормально.
-Это ты за час определил? Когда ты последний раз видел его? Когда ему было тринадцать? Таким ли он был? Или ты не хочешь это признать, или тебе пофиг. У него крыша едет, натурально, понимаешь?!
-Да ладно!
-Что ты со мной споришь! - Рассердилась Инга. Глаза её сузились, сделались такими колючими, что я подумал, не у неё ли крыша едет?
-И в чём это проявляется?
-Да во всём. Никогда с нами за стол не сядет. Зато прокрадётся ночью на кухню, возьмёт булку и ест всухомятку.  Будто его месяц не кормили. Предложишь: «Возьми молока в холодильнике», - ответ один, «Не хочу».
-Ну, это скорее манеры, нежели, психические отклонения.
-Конечно,  мое воспитание!
  Мне показалось, ещё немного и она пойдет в разгон.
-Может он экономит ваши деньги пока сам не зарабатывает?
- И не собирается. Идем, - толкнула она дверь в комнату, которую занимал теперь её сын. - Смотри,  - показала пятно на обоях, - это он головой о стенку долбится.
   Я рассмеялся:
-Это есть такое упражнение, «встряска мозгов» называется. Я раньше тоже так делал.
-Тогда, может тебе и это знакомо? - Протянула она мне какие-то книжки на английском языке с таинственными знаками на обложке. - Не сектантом ли он каким там заделался? Объясни, если можешь.
-Это «Маг» Фаулза, это «Каббала» Уайлдера, Стивенсон «Клуб самоубийц».  Классика, между прочим. Ты не читала?
-Куда нам! Семью бы прокормить... Ещё вот что  нашла, - полезла она в стол,  вытащила тетрадь и прочла:
                «Всё в мутную слилося тень
                То не было ни ночь, ни день
                то было бездна пустоты
                Без протяженья и границ
                То были образы без лиц»
-Вообще-то неприлично лазить в чужие дневники.
-А сочинять такую хрень прилично?
-Сдается,  это сочинили ещё до него
-Тем более, переписывать чужие бредни. Или, вот:
                Как свинец, черна вода,
                В ней забвенье навсегда.
-Ну, а что ему, «Взвейтесь кострами синие ночи!»? переписывать.
-Ты слушай, слушай:
  «Стоит ли думать, бороться, искать, защищаться? Стоит ли «по-хозяйски» располагаться в жизни, которая проходит так стремительно, с такой обидной, даже комичной быстротой? Не лучше ли уступить своё жалкое место иным побегам земли?»
-Ну, ладно, хватит. Видишь, у него искания...
- Искания чего? Слушай дальше: «Мне показалось, что легче и проще умереть, чем покорно и тупо ждать той участи, что ожидает каждого. В этом решении я неожиданно увидел мужество!» - А ты говоришь. «Хватит!».  Или вот: «Лучшие уходят» «Ай фак» Пелевина.- Откуда всё это.  Недавно его сняли с кромки балкона. Хорошо, соседи позвонили, Серега  успел его за штаны схватить.
      - Я тоже любил смотреть вниз, свесившись с этого балкона.
    -  Ты меня не слышишь..., - всхлипнула она и вышла. Я разложил по местам  брошенные ею тетрадь и книги.
   Потом присел рядом с сестрой:      
-Слушай, у меня знакомый один вернулся недавно из Саровского монастыря. Пил запойно, а если не пил, то  мрачный ходил всегда, злющий. А теперь как подменили.
- В рай готовится? Знаю я эту братию, от страха оказаться на сковороде лбы прошибут в молитвах.
- А кому-то вера нужна, для того, чтобы эту жизнь достойно прожить.
- «Достойно»,- передразнила сестра.
- А что терять? Может свозить туда Вовчика? По-моему, после двух лет бурной жизни, здешний застой просто убивает его.
- Знать бы, что его убивает. Это всё равно, что правильный диагноз поставить. Остальное – дело техники. А у нас ведь лечат от всего сразу: «Таблетку по утрам, укольчик перед сном».

Вернулись молодые. Инга шепнула: «Первый раз вижу, чтобы он улыбался».
Сел со всеми за стол.
- Анечка, где он тебя столько водил? – Спросила сестра.
-Мы были в парке.
-Его ещё не весь на дрова вырубили?
-Некому. Ждут, когда деревья сами рассыпятся от старости, - ответил Вова.
- Как гипсовые пионеры?
- От них только белые тапочки остались, на постаментах.
- Кто о чем, а … , - начала было Инга, но осеклась под моим взглядом.
- Может, Вовчик расскажет нам что-нибудь про Америку? – Попробовал я сменить тему.
    Вовчик тяжело вздохнул, так его достали подобные расспросы, но,  из уважения к дяде, взял себя в руки и, с трудом выдавливая из себя слова, начал что-то рассказывать, видимо уже в который раз. Анька сделала вид, что ей интересно, а может,  и на самом деле,  её это занимало, и вдохновленный Вовчик постепенно увлекся, и преобразился. А улыбка у него чрезвычайно милая и заразительная.
      Потом молодые ушли в  комнату Вовчика смотреть фотографии, а Инга принялась за посуду.
- Компания девушки, вот чего ему недоставало.
- Девушки ему звонили. Видел бы ты, как он на них реагировал. Аня — твоя дочь?
-Кто тебе сказал?
-А что тут говорить? Хоть и зашоренная, я словно почувствовала присутствие мамы. Понимаю, что бред, но то и дело оглядываюсь, что она сейчас скажет, как посмотрит. У неё даже прищур, как у мамы. Не заметил? Да ладно, все ясно с тобой. Мама с Вовкой  не разлей вода были. А на Серегину мать он вообще не реагирует. Может Аня погостит у нас? Кстати, завтра День города. Не хотите?
- Завтра мне надо быть в Екатеринбурге.
-А ей-то там что делать? Вряд ли у тебя найдётся время для экскурсий с ней.
- Пожалуй. Я поговорю с ней. По-моему, они поладили?
- Я впервые за два месяца увидела его таким, как  раньше.
   С Аней я поговорил, но она предложила своё:
-Может тогда лучше Вова поедет с нами?
-А что тебе здесь «не ндравится»?  Движухи не хватает?
- Угнетает как-то.
- Не по Фэн Шую выстроен?
                *    *    *
                Екатеринбург
                Люблю я Екатеринбург
                Любовью тихой и спокойной
                Зимой среди снегов и пург
                И летом в полдень самый знойный
                Великолепен мирный труд
                Среди красот архитектуры,
                Великолепные скульптуры
                Стоят по крышам там и тут.
                А в навигацию весною
                В порту на бреге Шарташа
                Матросы курят не спеша
                И балагурят меж собою.
                А журналисты и поэты
                Всегда правдивы. Как газеты.
                (Виталий Щербинин)   

      Выехали рано.  Вовчик с Аней пересели на пустое заднее сиденье автобуса, а я откинул спинку кресла и, обозревая пейзажи, предавался ностальгии.
      
   Проснулся оттого ли, что  перестало трясти, или автобус наш всё чаще стал останавливаться. Пригороды областного центра изменились до неузнаваемости. Чувствовались не только мощь и деньги, но и сдержанный стиль. Новые заправки, мотели, дорожные развязки, знакомые надписи гипермаркетов, вызывающие рекламные щиты, а главное, коттеджные поселки, которые выигрывали у Красноярских по всем статьям. Я оглянулся на заднее сиденье: Анька дремала, склонив голову на плечо Вовчику, а тот, боясь шевельнуться, бережно держал в руке её ладонь.
      «Быстро всё у них...», - подумал я, но вспомнил, что именно так  все обычно и происходит. Бывают, конечно, долгие ухаживания и вымученные союзы, но как правило, они не прочны.
   Номера мы забронировали в гостинице «Свердловск». Шведский стол уже тщательно подчистили. Пришлось довольствоваться в баре позавчерашними штруделями и кофе из капсул.  До вечера я расстался с молодёжью.
      Свердловчане мало изменились, если иметь в виду уральскую породу, отличную не  броскими внешними признаками, и особым выговором старожилов, заметным далеко не каждому. Сибирь, к примеру, уже не то: как Вавилон, смесь ссыльных и романтиков со всей страны. Основу же уральцев составляли потомки вольных пахарей и казенных рабочих восемнадцатого века, с последующей примесью эвакуированные времён Великой Отечественной.
  Влившись в массы в час пик, я спустился в новое Метро, выполненное  в стиле «эконом-класса» простенько, но со вкусом. Так же скромно и практично были одеты пассажиры. Яркость в будни здесь всегда считалась моветоном.  Время позволяло, и для полного счастья мне оставалось ещё прокатиться на трамвае, любимом транспорте студенческой поры.
    Железные колеса простучали по мосту через Исеть, чьи мутные воды, с разводами солярки, служили мне в детстве колыбелью, как Волга для поэта.
    С «плотинкой» я познакомился ещё абитуриентом, когда наш 10-Б дружно приехал поступать на металлургический. В общаге МТ, по полу которой катались бутылки из-под плодово-ягодного, мне тогда не хватило места, чему я даже обрадовался,  после посещения местного туалета.
   Перед самым закрытием, студенческого ЖЭКа, его председатель сжалился надо мной и, вздохнув животом, выписал направление в общежитие Физтеха, расположенного обособленно в солидном здании на проспекте Ленина.
    Комнату, куда я протиснулся в обнимку с видавшим виды матрасом, ещё не освободили. Её длинноволосые обитатели, (военки на физтехе не было), в пиджаках из плащёвки,  джинсах и замшевых ботинках, походившие более на аспирантов, чем на студентов, обращаясь ко мне на «Вы», пригласили за стол. Я пил с ними «Мурфатлар», ящик которого, один из них привёз с практики из Долгопрудного, закусывал черешней и слушал разговоры, представлявшие смесь  субкультуры физиков-лириков с легким цинизмом, в котором грубые слова заменялись эвфемизмами, а  элементы ненормативной лексики звучали вполне уместно и даже приобретали некую утончённость.  Хлипкая эта поросль, выросшая на почве бардов- шестидесятников и подпитанная ложным ощущением своей исключительности, оказалась, впрочем не жизнеспособной и с наступлением периода похолодания была вытеснена  поколением более примитивным с его мрачным юмором и откровенным нигилизмом.
   Дореволюционные тома технической энциклопедии на полках и "Мадам Бовари" на французском, женские босоножки под кроватью, ледоруб, которым кололи орехи и беговые шиповки на гвоздике, гитара и обои из польской «Панорамы», - отражали приметы схлынувшей волны хиппизма, оставившей после себя не только мусор на пляжном песке и распущенность вместо свободной любви,  но и сладкие воспоминания моему поколению. Поколению, от которого оттолкнулась новая волна  с  «Нау», «Настей», «Агатой», «Урфин Джюсом», «Чайфом», «Смысловыми галлюцинациями», Чичериной. Все такие разные. Общее только одно: как чумы боятся похожести. А это непросто, когда, как говорят, всё повторяется: прилив, отлив, клёши и узкие брюки, длинные волосы и лысые черепы.
    Не удивительно, что я без колебаний, несмотря на усталость от суетного дня,  согласился прогуляться со старшекурсниками  до «плотинки», несущей прохладу и запах воды уставшему от жары городу и бабушкам, торгующим цветами.
  Одной розочки хватило моим новым знакомым, чтобы мимоходом, легко и непринуждённо увлечь троих барышень.  Время открытой продажной любви ещё не пришло и девушки соглашались просто из интереса.
     Оставшись не у дел, я хотел было откланяться, но меня не отпустили, пока не поймали такси. Один из моих новых знакомых незаметно сунул водителю рубль и попросил,  чтобы меня доставили до «десятки», - общежития ФТ, которое знали все таксисты.
      Всё что я увидел и услышал в тот вечер, решительно изменило мои планы на будущее. Мне показалось, что предо мною приоткрылась дверь в увлекательный мир,  параллельный тому, где жили мои школьные товарищи, родители и фланирующие по бродвею бездельники. Мир, доступный для избранных.  Утром я забрал документы из приемной комиссии МТ и сдал их на ФТ.
     И вот, через 35 лет я снова болтаюсь на поручне в неубиваемом чешском трамвае, высматривая в цветущей липовой аллее скамейки, на которых теплыми летними вечерами просиживал с подружками или потягивал пиво с друзьями.
   Признаться, студенческая жизнь не была сплошным праздником.  Но из череды пасмурных будней, бытовой неустроенности и сессионных стрессов память сохранила лишь яркие мгновения. Будь люди устроены иначе, они давно бы вымерли.
       До назначенного часа я заехал в областной ЗАГС, чтобы, пользуясь оказией, получить дубликат утерянного брачного свидетельства, о чём меня уже много лет просила жена.
    К тому времени, как документ, подтверждающий моё высокое семейное положение, был изготовлен, я уже опаздывал к началу открытия и взял такси.
- У «десятки» притормози на минуту, - попросил я, и хотел объяснить, где, но таксист только улыбнулся, давая понять, что это место ему хорошо известно.
Общежитие № 10. Единственное, построенное не в студгородке, а на проспекте Ленина, и украсившее его величием Сталинского барокко. Не знаю, как внутри, но снаружи оно выглядело ещё лучше, чем раньше, вероятно за счет появившихся на первом этаже гламурных магазинчиков.
   На смену деревянным рамам, с форточек которых зимой свешивались авоськи с провиантом, пришел белоснежный пластик, с появлением которого исчезла потребность в дезинфекции.
 Водитель в считанные минуты домчал меня к подножию возвышенности, на которой раскинул клешни гигантский гранитный спрут. Выстроенная пленными немцами громада выглядела бы совсем мрачно, если бы не  яблоневый сад вокруг.
   Не один субботник мы провели на его благоустройстве.  Яблоньки  вымахали в огромные деревья, превратив посадки в Чеховский сад, откуда сейчас  звучали ностальгические звуки духового оркестра. Настоящего, пожарного,  не блестящего латунью, а благородно зеленевшего видавшей виды медью.
      Над обособленным зданием родного факультета, сопя горелкой, вздымался воздушный шар с плакатом ФТ-60, провожаемый взглядами разновозрастных выпускников, заполнивших двор и подходы к нему.
    Произведя нехитрые вычисления, я прикинул, что если сегодня собралась хотя бы треть выпускников, то тысяч пять здесь должно быть. Найти в такой разновозрастной массе своих, было нелегко, признался себе я,  разглядывая вполне солидные группы мужчин постарше.  Никаких тебе «Аля — Улю!» прибауток и речёвок, которыми раньше обозначалось их присутствие на массовых мероприятиях.
   Кричали какого-то Саню.  Услышав свою фамилию, я растерялся:  незнакомые мужчины улыбались не кому-то, а мне!
- Меня? – Удивленно ткнул я себя пальцем в грудь.
Бог мой! – Пришло запоздалое узнавание. Да и то  не всех.  Обошлось без поцелуев, не братки, однако, но все были рады пополнению.
      По жизни мне пришлось пройти через разные слои общества со своими представлениями о порядочности, жизненных  ценностях.  Со своими правилами игры: снобистскими, фарисейскими, стяжательскими, агрессивными, а порой и вообще, как бои без правил. Но я не принял их, сохранив свои представления, о том, что хорошо, а что плохо. Сомневался, колебался, но масти не поменял. И вот снова почувствовал себя в своей стихии, где можно вздохнуть, наконец, полной грудью и быть самим собой!
   Среди однокашников не оказалось, как выяснилось, ни чиновников, ни милиционеров. Один-два ушли в бизнес, а остальные разделились: кто-то остался в науке, пережив на одном энтузиазме пору безденежья и дезориентации, а кто на предприятиях Минатома, одном из столпов нашего государства. Как говорил наш лектор по спецкурсу №1: «Страна наша великая, спору нет. Жаль только, что всё её величие заключается в необъятности территории и обладании ядерным оружием».
   Привилегии, часть которых довелось вкусить и нам в виде повышенной стипендии,  просторных лекционных аудиторий, лабораторий, оснащенные новейшим в ту пору оборудованием,  - были частью программы становления атомной промышленности, необходимость которой Сталин осознал после Хиросимы. А привилегии одним возможны лишь за счет других. Но кто теперь помнит послевоенный вкус лебеды, пустые полки и очереди за хлебом пятидесятых? Особенно  теперь, когда атомные ледоколы бороздят просторы Ледовитого океана.
                *   *   *
                Юбилей
      Все-таки музыкальный фон влияет на тональность беседы, особенно праздной. Ознакомившись с поводом для торжества, музыканты включили  в репертуар духового оркестра не только старинные вальсы, но и аранжировки классических произведений Битлз и других кумиров нашей молодости,  соответствовавших  общему духу встречи нескольких поколений.
К моменту, когда  музыкальные инструменты начали чехлить, людская масса на площади разбилась на отдельные группы и группки по годам выпуска. Наиболее сознательные поднялись в актовый зал на официальную часть, но у большинства была своя программа. Кто-то, явно, заранее подогретый,  рвал струны старенькой гитары:
                Притихли институтские громады,
                Прощальная тревожит тишина.
                Мы снова под знаменами «Гренады»,
                Нас в бой зовет Планета Целина!
 Девочки волонтеры на регистрации выдавали юбилейные значки и памятные альбомы.
- Вы здесь учитесь? – спросил я.
- Да.
- Можно только позавидовать нынешним ребятам. В наши времена девочек на физтех не брали, даже таких. За редким исключением.
- Потому-то мы и здесь.
- За женихами? – Спросил я.
 Девушка театрально вздохнула:
 – Только опоздали, теперь на факультете нас куда больше, чем мальчиков.   
- Ничего, потерпите, скоро они сюда снова повалят.
- Зачем?
- За лучшими в мире невестами.
  В этот момент я увидел осторожно пробирающуюся сквозь толпу хрупкую пожилую женщину с палочкой. Не знаю, как так неосторожно получилось, но у меня само собой вырвалось, когда я узнал её умные, не изменившиеся за много лет глаза:
- Да это же девочка с кафедры теор. физики!
- Да уж, - усмехнулась она, - девочка - Божий одуванчик. Вот не думала, что узнают.
    Представительниц прекрасного пола у нас были единицы, и мы их боготворили.  А в эту красавицу и отличницу, «Девочку из высшего общества», многие были тайно влюблены и лишь сейчас осмелились поцеловать ей руку, смущая запоздалыми признаниями. Что ни говори, а красота, идущая от души и от ума, с возрастом не меркнет. Это вам не кожу на затылке узлом завязывать.
   Какие-то седовласые мужчины, видимо, её одногруппники, бесцеремонно прервав поток наших излияний, взяли свою даму на руки и унесли в свой круг.
- Как я ей завидую! – Воскликнула в сердцах юная волонтерша.
- Я думаю, она вам завидует куда больше.
                *  *  *
                Молчит наука
   - Хотите на родную кафедру взглянуть? – Предложил Ким, когда мы зарегистрировались и прицепили на лацканы юбилейные значки.
- Там что, пропуска отменили?
- А это? – Показал он на наши бейджи.
   Вахтер на входе поднялся перед нами со стула, для лишь того, чтобы почтительно поклониться.
   На стенде с фотографиями, я увидел, что заведующий кафедры,  доктор ФМ наук и наш  Ким, - это одно лицо.
- Скромность, конечно, украшает человека, - сказал я, - Но не до такой же степени!
- А что ему, табличку с регалиями на шею повесить? – Заступился кто-то. – Тогда уж всем: и Игорю, что он главный инженер ПО «Маяк» и Жеке…
-  И сняться на память, как на этом стенде.
-  Чтобы потом нас по одному в черные рамочки обводили.
    Действительно,  часть фотографий на стенде были заключены в траурные рамки. Среди них наши любимые преподаватели, в том числе и весельчак Башлыков:
- Помните, как он разбудил Келу с задней парты и попросил объяснить формулу, которую только что вывел на доске. Кела спросонку глаза выпучил, ничего сказать не может, а Башлык ему:
 - Извините, если прервал ваш сон на самом  интересном.
- Да нет, просто я всю ночь занимался.
-  Оно и видно. И какую тему разбирали?
- Пока только введение.
- И как вошло?
   Стекла тогда чуть не выпали из рам от молодецкого хохота в аудитории.
- А помните, как к нему, на пересдаче, подсел Пелин и начал бодро отвечать. А у Башлыка лицо сделалось грустное такое. Пелин проследил за его взглядом и увидел на сиденье своей парты покачивающуюся шпаргалку - гармошку. Он её под зад спрятал, а забрать забыл.  Студент сбился и покраснел.   А Башлыков, как бы разрешив долго мучивший его вопрос, задумчиво произнёс:
- И всё-таки она была права была.
- Кто?
- Роза.  Кулешова. Только она пальцами читала, а наши студенты, оказывается, и другим местом могут.
(Роза Кулешова известный экстрасенс 60-х – 70-хгодов. Прикосновениями пальцев читала тексты, различала цвета. Не веря в такие способности, ученые неоднократно, изощренными способами пытались уличить её, но всё безуспешно.)

         Родная кафедра встретила жалобным скрипом вытертого почти насквозь паркета: «Ой-ой, мои бедные косточки! Ходят тут всякие.». Судя по почеркушкам на неопределённого цвета стенах, кисть маляра не касалась их с наших времён. На то, что нас тут ждут с хлебом – солью девушки в кокошниках, мы особо не рассчитывали, но, не встретив ни души в сумеречных коридорах, засомневались, что кафедра обитаема.
- Академическая тишина, - прокомментировал Ким. - Служение науке не терпит суеты.
- Не жалеешь, что остался на кафедре?
- Нет. Если бы ещё не студенты.
- Что, ещё тупее нас?
- Нет, они другие.
     Это «Другие» прозвучало у него так же загадочно, как и в сериале «Lost».
     На стеллажах, под толстым слоем пыли, покоились с миром   опутанные паутиной, пергаментные свитки с демонстрационным материалом, и таблицами к почившим диссертациям.
   Окованную свинцом дверь в лабораторию, где когда-то я занимался научной работой, венчал желтый круг с тремя черными лепестками. Дверь открылась со стоном.
   В загромождённом установками помещении ни души. Ещё в мою бытность оборудование это считалось допотопным. Вспомнив горячие дебаты о необходимости модернизации,  с грустью узнал я на стендах всё те же агрегаты. Окна были наглухо закрыты, чтобы течение научной мысли не отвлекало бестолковое верещание воробьёв и зашторены черным, будто солнце могло помешать чистоте эксперимента. Чем-то вся эта обстановка напоминала лавку древностей Диккенса.
    Над головами горели засиженные мухами электрические лампы с плафонами цвета мамонтовой кости.  Под потолком остался выцветший портрет Брежнева, со вскинутыми от удивления густыми бровями и с орденами на груди, не в силу  чьих-то политических пристрастий, а просто потому, что забыли снять.
    Мимо нас по-хозяйски прошествовал ученый кот.
- Привет, - поздоровался я с ним и услышал из дебрей проводов и гофрированных воздуховодов, плаксивое:
-Что вы хотели?
Пройдя на голос, я узнал бывшего мальчика Илюшу с параллельной группы. Пока мы бегали на дискотеки и занимались ещё чем-то таким же легкомысленным, он дневал и ночевал на кафедре, за немыслимыми расчётами на отечественных ЭВМ, подтверждая их затем изощрёнными экспериментами. Помнится, он долго не мог добиться нужного давления для спекания в печи никелевого порошка, чтобы получить материал с определённым размером пор, пока не додумался использовать в качестве формы презервативы. Когда печь остывала, взорам особо любознательных из её нутра открывался частокол из идеального размера  заготовок.
- What size?
- King size.
- Such much?!
   Кстати сказать, именно так, «Such much», называлась наша факультетская стенная газета.
   Мы с уважением относились к одержимости Ильи и не сомневались, что ему суждено сказать своё слово в науке. Минула треть века. И ничего не изменилось. Даже он сам. Только обесцветился, как подвальный грибок. Незаметная седина в светленьких волосах походила на пыль, перхотью осыпавшую его ветхий, тронутый молью джемпер, очень похожий на тот, что он носил студентом. Время остановилось. Может в этом и заключался эксперимент? Взгляд мой упал на замшелую маску злорадного Мефистофеля с уст которого готов был сорваться крик: «Он мой!».
    Илюша сидел за стендом, на котором в стеклянной трубочке, напоминающей змеевик, не смешиваясь, бегали друг за другом, как маятник, два столбика жидкости, красной и голубой.
   Илья узнал нас, снял с головы повязку с запахом камфоры и, подавив смущение, протянул руку, которой я не ощутил, словно это было пожатие привидения.
-Это что, вечный двигатель? - заинтересовались мы.
-Так, игрушка.
 Мне показалось, он покраснел бы, если бы кровь его не обесцветилась.
-На сколько хватает?
- Не знаю. Пока работает.  Лет двадцать уже.
Напрасно я пытался разглядеть в глазах его намек на шутку. Лицо оставалось бесстрастным.
- И в чем фишка?
-  В законах физики: осмос, гравитация, градиент температур, фазовый переход и лямбда.
    Илюша выдержал паузу, окончательно нас интригуя.
- Видите трубочку? Это та же тепловая труба с капиллярами из спеченного никелевого порошка. Её петля вмонтирована в стул, на котором я сижу. Температуры моего тела хватает для испарения специально подобранной жидкости. Пар поднимается наверх, где снова конденсируется и обратно вниз.  Природоведение четвертый класс.
- «Тело» к стулу не примерзает?
- Теплота парообразования настолько мала, что я её не ощущаю.
- Привык за двадцать-то лет. А если встанешь, круговорот прекратится?
- Не сразу, на обед успеваю сходить.  Кроме того  я прихожу в лабораторию раньше всех и ухожу позже, так что все видят стенд только в работе.
- Главное в науке усидчивость. Вот в чем фишка!
- Да, эффект многих шокирует, - сказал Ким. - Завтра у нас начинается международная конференция по сверхтекучести. Нам поручено удивить гостей. Это у нас главная фишка. Не подкачай, Илья Ольгердович!
- Да уж, придется всю конференцию на стуле просидеть, не отрываясь.
- Не пей много, чтобы часто не бегать.
 Ким для поддержания престижа коллеги, объявил:
- А если серьёзно, Илья стоит на пороге великого открытия. Если нынешний эксперимент подтвердит его теоретические выкладки, - это вызовет нешуточный резонанс в научном мире...
   Не я один вспомнил эту, прозвучавшую слово в слово фразу, ставшую анекдотом ещё в наши времена.
- Вытягивание столбика ртути для перевода её в метастабильное состояние?
- Откуда ты знаешь? Это секретная разработка. Неужели произошла утечка?
Никто не засмеялся,  стало неловко и, потоптавшись, мы покинули лабораторию. Подошедший Борис оживил наше настроение, достав бутылку вискаря.
  Ким извинился и оставил нас в своем кабинете, выставив одноразовые столовые приборы. Ему позвонили, чтобы встретил подъехавших участников научной конференции.
- Кстати, - сказал Борис, - насчет краденных идей. Илюше к этому не привыкать.
   И рассказал, что в бытность аспирантом, Илья подготовил добротную кандидатскую. А перед самой защитой его пригласил декан и, страшно извиняясь, попросил отдать материал для Вани ПОпова, активиста, члена того-то и того-то. Ваню мы знали и то, что он член, было очевидно. Но что декан мог так поступить, даже под давлением парткома, нас удивило. Конечно, он пообещал Илье зелёную улицу при подготовке новой диссертации и гарантировал её защиту в кратчайшие сроки. Но вскоре декана перевели ректором в другой ВУЗ, а про Илюшу забыли.  Сам он не напоминал о себе, а потому и остался не остепенённым до сих пор. Зато Ваня ПОпов нынче  Академик, почетный член Академии наук РФ. Висит на доске почета, как гордость всего ВУЗа.
- Да-а, - призадумался я. – Если Ваня академик, то науки у нас не будет ни-ког-да. Кто – нибудь видел его сегодня?
- Ну да, попрется он в нашу запердень из Москвы.
- Ну, я  же прилетел из Красноярска.
- Сравнил хрен с пальцем.
- Who is who? – Напрягся я.
- Неважно. И хорошо, что не прилетел. А то бы я ему академическую лысину начистил. Наливай, осталось там ещё? Что приумолкли? Обычное для нашей науки явление. А как думаете, Дюша, у которого выше тройки не было оценки,  стал профессором и доктором наук? Рассказать?
- Хватит уже. Мы, крестьяне,  знаем про бардак во власти, в бизнесе, в медицине. Но живем с ощущением и надеждой, что хотя бы наука – святое. Что наши ученые…
- …Сотворили очередной прорыв, - продолжил за меня Борис. - Прорыв тут, прорыв там, - штопать не успевают.
 - И кому верить?
- Газете «Правда»
- Нет сейчас её.
- Какая жалость! Тогда Первому каналу.   Пойдемте, сейчас торжественная начнётся.
   Высокие своды фойе смягчали тысячеголосый гул. К нам подходили сверстники и те, кто нас  помнил: годом старше, годом позже. Я сравнил, наше поколение выглядело ничуть не хуже других. В меру благополучные, более – менее состоявшиеся человеки. Поседели, но не обрюзгли.
       К нам снова подскочил Ким, взволнованный,  запыхавшийся.
-Всё ещё в очереди за сувенирами?
-Уже по второму кругу.  Стоим на виду, знакомых подманиваем. Что у нас там дальше по программе?
-Дальше официальная часть. Через пять минут выступление декана, а я никак не могу найти своих японцев. В гостинице  сказали, они давно ушли.
-А зачем нам японцы?
- Пекетов (зам декана) сказал: пусть видят, какая у нас история, какие выпускники. Лучше всякой рекламы. Мы же планируем студенческий обмен наладить с университетом в Нагано.
-  Это не они? - показали ему на восточную женщину в шёлковом брючном костюме  с иероглифами.
- Похоже! На блузе по японски написано, - со знанием дела сказал Ким.
«Японка» была с партнёром, который одной рукой придерживал её под локоть, а на другой держал аккуратно сложенный  пиджак. Я заметил эту красивую пару ещё в саду: уж очень мужчина походил на Фортунатова. Но невозможность его здесь присутствия не допускала и мысли на этот счет.
   Иностранцев у нас выдает не только одежда и черты лица, но и взгляд, мимика, движение и осанка,  сложившиеся в иной культурной среде.
- Да, точно они!- Оживился Ким.
    Прогнувшись, в лучших традициях японского этикета, он протянул иностранке двумя руками визитку (а мне сказал, что кончились) и представился на английском, с акцентом, типичном для технарей, изучавшим язык по монографиям и научным статьям. Мужчина, что был рядом с «японкой» недоуменно оглянулся, и тут уж все сомнения отпали. Пока только для меня.
   Зато он узнал всех. И в первую очередь Кима, хотя и не спешил в том признаться. Кажется, его забавляла сама ситуация. «Японка» прижалась к нему и втянув голову в плечи под градом обрушившихся на неё вопросов, лепетала одну и ту же фразу:
-Excuse me sir, I do not understand.
  Тогда Ким с надеждой посмотрел на её спутника, нетипичного для японца высокого роста и чертами лица. «Натурализованный», подумал Ким и переключился на него.
-Are you interpreter?
-Yes I am, - как на школьном уроке ответил Форта и отчеканил: – What can I help you?
-Where are other members of delegation?
-Whom else are you waiting for?
-Этот, как его...
- О!  M-r Kak Evo Sun will be a bit later. Accept his apologies.
 Ким  замялся, раздумывая, что бы ещё спросить. На ум пришло самое  естественное:
- Are you hungry?
- A little.
   Ким пообещал после торжественной части доставить их в суши бар, где японские повара (киргизы в черных банданах) готовят «настоящие» японские Fish rolls, а пока предложил перекусить в буфете. Выбор там был невелик. Слойки с маком и кофе.
- Как будет Слойки с маком? – Шёпотом спросил он меня.
- Нeroin rolls, - пошутил я, не подозревая, чем эта шутка впоследствии для меня отзовётся.
   Но Ким уже настолько запарился от приёма иностранцев всех мастей, что не оценил мой юмор и  дословно, на английском же, предложил слойки  с героином и кофе «японским гостям».
- Oh! Нeroin rolls! That’s Wonderfull! As far as I know it’s the signature dish of local bakery, - восхитился Форта, подмигнув мне.
- Йе, йе,- радовался Ким, что угодил гостям и в то же время сэкономил кучу денег.
- Слойка с маком, -  на чистейшем  русском сказал Форта и похлопал Кима по плечу.
   От напряженной мыслительной активности, физиономия Кима, надулась и приобрела пунцовый окрас. Дело в том, что слойки с маком, которые студенты называли иногда «Нeroin rolls» и жиденький кофе составляли его неизменный завтрак в факультетском буфете все пять с половиной лет. За что его так  и прозвали тогда: «Слойка с маком»
- Я? – Ткнул он себе в грудь пальцем.
- Ja, Ja, - подтвердил Форта на немецком. – И кофе.
Маска на лице Кима  дала трещинки по уголкам губ и  расползлась в широчайшей улыбке.
- Форта, блин! – Неуверенно произнёс он и ткнул «переводчика» в плечо так, что тот чуть не рассыпался.
  Никому здесь сегодня ещё не были так рады. Слухи об исчезновении Фортунатова в самом невероятном виде дошли до  каждого, поэтому  он предстал перед старыми друзьями, словно пришелец из другого мира. Худой, с жёлтым лицом и сузившимися глазами, он натурально походил на хунхуза, якудзу или кого-то ещё в этом роде.  Его тормошили, пытаясь разбудить в нем прежнего Форту, а он виновато улыбался и, кланяясь, как болванчик, устало отвечал на рукопожатия.
     - Да очнись ты, Серый! Тебя там зомбировали, что ли?
      - Ничего, приведём в чувство. Водку пить не разучился?
  Женщина его скромно стояла в сторонке и хлопала от удивления накладными ресницами. Она и не подозревала о такой популярности мужа. Когда Форту попросили  представить его спутницу, она сложила руки на груди и скромно поклонилась.
 Улучшив минутку, я спросил Форту, откуда он узнал про юбилей.
- Ты же сам писал. Забыл, дружище?
-Я?
- Ja, Ja, - подтвердил он, подавая мне отпечатанное на принтере письмо по  е-мэйл, подписанное «А.Гурин». Только вот в адресе отправителя одна буква была изменена: не AlexGurin@yandex.ru , а  AlekGurin@yandex.ru .
  Я вспомнил хитрую физиономию Трушина перед моим отъездом. «Вот старый хрыч! Раскусил и моим же приемом воспользовался.»
- И много ты таких писем получил? – Спросил я.
- Сколько ты послал, столько и получил. Штук пять, шесть.  Много интересного узнал. Прости, что не на все ответил.
   Я схватился за голову. «Что же дед насочинял там от моего имени?!»
    Поэтому появление Сергея меня больше напрягло, чем обрадовало. Во первых, мне предстояло нарушить данное моему «куратору» обещание известить его о нашей встрече. А во вторых, я не ждал для себя ничего хорошего от встречи Форты с Аней, которой теперь, по-видимому, было не избежать.
  Официальная программа юбилея ещё не закончилась, а все приличные  питейные заведения в окрестности были уже забиты до отказа,  стремительно нагоняя планы по выручке. Убедившись в этом, мы поехали на Уктус.
                *    *    *   
                Как любо всё и дорого и на сердце светло               
     Привыкнуть к пробкам невозможно. Особенно летом. Горожане наши оправдывались  ШОСом, который угораздило проводить именно в дни нашего Юбилея. А мы вспомнили Рустама, который много лет назад мчался по аллее, вдоль которой мы сейчас ползли, поспорив, что пробежит от УПИ до вечного огня быстрее трамвая.  Мы дразнили его призовой бутылкой в раскрытое окно трамвая, пока он сшибал пешеходов, а на финише обдали шипучкой «Свердловского завода шампанских вин».
    Сейчас вдруг остро почувствовали, как нам не хватает его азарта. Странно, что такой сильный и жизнерадостный человек ушел раньше других.
    Форта продержался не долго. Вначале все набросились на него с расспросами. Но он отделывался лишь общими фразами. Решив, что его укачало по дороге, друзья до поры оставили его в покое.
- Тха Лэйла  (он устал), -  Блеснул я своим китайским перед его женой. Но она лишь виновато улыбнулась в ответ. Не уверенный, что меня поняли,  я перешёл на английский: - Heavy traffic, - чем напугал её ещё больше. Русский и китаец, оперируя в беседе одними и теми же английскими словами, часто не понимают друг друга из-за диаметрально противоположного произношения.
     Но язык жестов понимают все:  когда, я закрыл глаза и склонил голову на сложенные ладони, всхрапнув для убедительности, она засмеялась:
- Да, да! Спать. Холосо!
    На летней веранде загородного ресторанчика Форта совсем скис. Поскольку я оказался по правую руку от его женщины, потерявшейся среди набиравшего градус застолья, мне и пришлось её развлекать. Это не сильно меня утомило:  из-за непрерывных звонков, ей куда больше приходилось разговаривать по телефону. В промежутках она успевала ответить на мою заботу парой общих фраз на английском языке. Скоро я убедился, что это почти весь её словарный запас.
    Справа от меня сидел Борис. Тесть его, директор строительного треста, реформы  встретил уже в  преклонном возрасте и пригласил единственного зятя поучаствовать в приватизации родного предприятия.
      Когда Ли поднялась из-за стола, чтобы заснять застолье на видео, он тихо сказал мне:
- Не приставай ты к ней. Ещё неправильно поймет. У них если женщину и пустили за стол, на неё просто не обращают внимания.  А эта почувствовала слабину. Им только волю дай.  Смотри, что с Фортой сделала. От него ничего не осталось.
- На себя посмотри. – Подал голос до того дремавший Форта. – У тебя не цирроз, случаем?
- У меня? – Возмутился Боря. – Да я в зале девяносто жму, - показал он бицепс. ( Не прошло и года, как он умер от цирроза печени)
- Зря ты на неё катишь, посмотри, какая умница. – Заступился я за жену Форты.- Кстати, тебе улыбается.
- Китаец не гневом страшен, а улыбкой.
- Печальный опыт говорит? - снова огрызнулся Форта.
 -Не такой богатый, как у тебя.   
  Боря налил себе и нам водки под самые края, выпил, не дожидаясь общего тоста, и  поведал  о своем провальном сотрудничестве с китайцами.
Ли вернулась на место, и я попросил его сменить тему.
 Принесли горячее, а соседка моя так и не прикоснулась к еде.  Я подумал,   не умеет пользоваться вилкой:
 - Жаль, палочек здесь нет
- Палочки у меня всегда с собой.
-  Как у солдата ложка, - буркнул Боря.
       Она улыбнулась, будто поняла и  достала из сумки деревянную, с инкрустацией,  коробочку, в которой, на красном бархате лежала пара лакированных палочек и протянула Борису.
– Сувенира.
  Я толкнул соседа:
 -Боря, тебе палочки предлагают.
- Лучше бы водочки, - посмотрел он на опорожнённую бутылку, но подарок взял и даже попробовал на зуб.
- Ivory,- пояснила Ли.
- Ух ты!  - И вынул из кармана пистолет-зажигалку. – Ченчь! Все китайцы понимают это слово.
 - Wonderful! -Приняла она сувенир двумя руками и жестами показала: - Можно я подарю это своему мужу?
 По такому поводу я ввернул тост за дружбу народов, закончив его призывом «Кампей» (До дна), проигнорировать который Лиза не решилась: героически, мелкими глотками осушила бокал и с гордостью показала всем его пустое дно.
- Лосия водка холосо!
- «Камю» называется, - поправил Боря.
- Лосия Камю холосо! – Поднялась она и, словно совершая ритуальный обряд, обошла по кругу весь стол, наливая каждому по полной.
- Лосия - Китай холосо! – Опрокинула она вновь опустевший стакан над головой, призывая всех последовать её примеру. Сочтя на этом свою миссию законченной, она, под аплодисменты, покачиваясь на поворотах, вернулась на свое место.
      Дальше пошло легче.  Но к еде она так и не притронулась.
-  Боитесь отравиться?
- Не могу сказать. Я чуть умерла, когда Серж угостил меня салом.
- Надо было с водкой.
- Бр-р-р…
- Попробуйте это, - сказал я, когда официант, выполняя мой заказ, поставил перед ней клубнику со сливками.
Не дождавшись восторга на её лице, спросил:
- Вкусно?
- Сильно мягко, - стараясь не обидеть, ответила она, перепутав, видимо, слова «нежно» и «мягко».
- Ну да, после чеснока и не почувствуешь, - не удержался от комментария Борис и подманил пальцем официанта: - принеси ка нам, дружок, соевый соус.
     Затаив дыхание стол наблюдал за тем, как Ли, подцепив палочками клубничку, отряхивала с неё сливки и окунала в соевый соус. После чего с явным удовольствием  съедала. Одну за другой.
    Несмотря на различия гастрономических предпочтений, обязанности занимать разговором единственную за столом даму никто с меня не снимал.  Для удобства я попросил разрешения называть её Лизой.
 - Когда мы познакомились, он, - тыкнула она пальцем в сторону Форты, - именно так меня называл.
- Мало того, что мы, русские, на одно лицо, ещё и мыслим одинаково. Это ужасно!
- Значит, вы  близки по духу.  Как братья. Можно я буду называть вас Гэгэ?
-  Хоть горшком.   Вы в России по делам или просто, «людэ-людэ» (гулять)? - Не удержался я чтобы не щегольнуть своим китайским.
- Туриста, - кивнула она. Смотреть, какой работа.
- Зачем? У Вас сейчас небывалый подъём, а вы хотите покинуть такую богатую страну?
- Страна богатая, да люди бедные.
- Это дело времени.
- У нас его мало. Дети учить надо. Не в Китай.
   Так мы и общались: на смеси русского, китайского и английского языков, а также с помощью автопереводчика. Телефон её по-прежнему без устали пиликал.
- Бизнес?
 - Друга. Здесь много китай-человек. В гости зовут.
   После очередного телефонного разговора, Лиза подергала за рукав мужа, который снова клевал носом. Казалось, она его куда-то зовет. Он отказывался, и в какой-то момент ответил,  видимо, не совсем любезно, судя по тому, как она вспыхнула. Но тут же  улыбнулась нам, как ни в чем не бывало. Сохранить лицо очень важно для китайцев.
     Народ потянулся на смотровую площадку, чтобы покурить и взглянуть на панораму города. Города, так и не ставшего мне родным, а лишь принявшего меня на несколько лет, чтобы отправить дальше и забыть, оставив в пыльных архивах  несколько скромных упоминаний: о прописке, регистрации брака, выдаче диплома, да, возможно, об участии в городских соревнованиях по боксу и об отказе в возбуждении уголовного дела по случайному инциденту.
       Я облокотился рядом с Фортунатовым на бетонный парапет. Бодрил свежий, с  запахом хвои, ветерок с Уктуса. Но Форта, похоже, в своем Китае забыл, что такое настоящий горный воздух: он курил одну сигарету за другой.  Не дожидаясь, пока он поплывет,  я  сказал, что  привёз с собой Аню.
-Во как!  - Поперхнулся он дымом. - А я  билеты взял в Красноярск. Она знает, что я здесь?
- Ещё нет.
 - Смотрю, ты сохранил любовь к сюрпризам.
-  Ну, куда мне до тебя. Одни только Евро твои чего мне стоили. Едва на кичман не угодил.
- Честное слово, Саня,  я не знал. Меня подставили по полной, ты не представляешь. А  с тобой я  рассчитаюсь, не думай…
- Да ладно, проехали.
- А Аня где?
 -Гуляет где-то с дружком. Позвонить?
-Погоди, я не готов. Скажи, что она обо мне думает?
- Я чужие мысли читать не умею, в отличии от неё.

   Только мы собрались к Ане,  выяснилось, что пропала Лиза.
 -Ты её не обидел? -Намекнул я на подслушанный разговор.
 -Достала. Местная диаспора устраивает банкет для каких-то чинуш, что приехали на ШОС. Сказала,  нас приглашают, машину отправили. Я ответил, что не хрен там делать. В кои-то поры друзей встретил, а тут опять на китайские физиономии смотреть.
- Так и сказал? Она могла одна уехать?
- Легко.
- Так позвони!
 - У неё СИМка китайская,  я не могу на Китай отсюда выйти.
  Охранник сказал, что видел, как её увёз черный джип.
    Ничего не оставалось, как вернуться  на свои места . Атмосфера за столом была словно домашняя, никто не стремился блистать,  хвастать успехами.  Мы счастливы было просто тем, что снова вместе.
  В момент всеобщего благодушия, компания наша пополнилась ещё одним человеком. Учился он в параллельной группе, где начинал партийную карьеру, но сегодня, не найдя своих, решил примкнуть к нам.
   Боря сказал мне на ухо, что ещё до развала страны он успел стать первым секретарем Райкома Компартии, а когда её распустили, товарищи доверили ему на сохранение партийный общак. С тех пор он нигде не работал.
- Бичует? – Оглядел я его неброскую, но добротную, будто из английского бутика,  одежду и обувь.
-  Розы разводит у себя в усадьбе, не для продажи, для удовольствия. С собаками гуляет. Поначалу  его дергали ФСБ-шники и милиция, но, в конце концов, отступились. Это он с тех пор такой седой. За всё приходится платить.  Дочь его давно перебралась в Англию, замужем за настоятелем православной церкви.
- А как же партийные принципы? – Спросил я.
-  Пофиг, как обычно.
   Комсомольский задор вновь прибывшего нарушил мирное течение нашего застолья, которое показалось ему скучноватым. Постучав вилкой по стакану, он поднялся для произнесения тоста.
- Буду краток, - начал он и затянул минут на десять. -…В чем смысл жизни? Раньше я думал, в карьере. Потом, когда  все рухнуло,  решил, что смысл в деньгах. Ну, все ведь так тогда считали, да?  Мутил чего-то, связи были, не скрою. А потом, когда все отняли ( «врет» - шепнул Борис) и чуть не посадили, - понял, наконец: смысл жизни в распространении по миру своего ДНК. Чтобы хороших людей в мире было больше!  Сейчас у меня трое детей, только тех, про кого знаю. Один в Германии, программистом. Другой мальчик в Израиле…
- Так вот где пальчик!
- …Не надо! Он чистокровный русак, почти, как я. Ну, женился на еврейке, с кем не бывает.  Она здесь на дядином «Кайене» разъезжала, а там, как выяснилось, у неё фанерный домик с видом на пустыню. И каша по утрам, только не овсяная, сэр, а гороховая. Другая дочь, Ленусик, в Лондоне.
- Попадьёй, - добавил Боря.
- Не скрою. Мисс Екатеринбург 2007, между прочим.
- Вот и ответ, - пробормотал Боря, - куда партийный общак делся.
-  И внуков пятеро! Это пока. Представляете, какая силища!
-  Жуть! Секретное биологическое оружие.
    Подобных намеков гость не воспринимал и, ухватив инициативу в свои руки,  предложил каждому по очереди, в качестве тоста, отчитаться, как у него с работой, в семье и вообще. Когда очередь дошла до  Бориса, объявил хорошо поставленным голосом:
- А сейчас о себе расскажет акула капиталистического бизнеса и эксплуататор трудового народа. Борис, поделись с народом, как разбогатеть?
Тот, не вставая отмахнулся:
- Стива Джобса перед сном читал.  А поделиться с народом лучше тебе. И не советами, а золотом партии.
- Борис, ты не прав, - только и нашёлся, чем ответить, наш  самозваный тамада. Избегая этой темы, стушевался и замолк. Но долго не продержался и перегнувшись через стол, а он сидел напротив нас, пристал к Серёге с расспросами про Китай. Потом похвастался:
- Внучку, а ей всего пять, отдали китайский учить. Я считаю, правильно. Пока вырастет, китайский станет главным языком международной коммуникации. Забавно так на неё смотреть, как она лепечет: «Мао сяо». Какой-то даже стишок про воробушка на празднике рассказывали. Никто правда ничего не понял. Ты не знаешь?
- Про воробушков? – Встрепенулся Форта, - Знаю.
    Прокашлялся и хриплым, но бодрым, как на митинге, голосом пропел речитативом пару куплетов  на китайском языке, постукивая в такт кулаком по столу.
- А перевести!
- Это гимн хунвейбинов, отправляющихся на отлов воробьёв и уклонистов.  Любимая песня моей тещи: как выпьет, нацепит заветную повязку с иероглифом на лоб, достанет из сундучка портрет Мао на палочке и давай с этой песней круги по деревне нарезать. Первый репер на деревне. Говорит, это были лучшие годы её жизни.
                *    *    *   
                Попробуй Россию на вкус
  Ли позвонила, когда мы уже ехали вдвоем в гостиницу. Форта назвал водителю новый адрес.
- Так это в другую сторону! Рядом с Восточным рынком, что ли?
  «Элит-клуб у Валентина» и ресторан с рекламой «Попробуй Россию на вкус», располагались в здании бывшей двухэтажной столовой, где когда то лепили лучшие в городе пельмени.
 На звонок показался охранник и, не открывая двери, указал через стекло на табличку «Спецобслуживание».
 - Заинтриговал, - сказал Форта и прихлопнул ладонью к стеклу зелёную купюру: старый, ещё студенческий, прием сработал, дверь открылась.
- А свердловчане, как и москвичи, ничуть не изменились, - печально отметил он.
Охранник по-своему понял его и поправил:
- Москали в БУШе, у нас китайцы. По-добру советую, шли бы вы… в другое место.
     Из зала вытекал переливающийся цветами мягкий свет и  волнами стелились стоны саксофона, импровизирующего на тему «Очи чёрные».
   За столиками и у барной стойки - одни китайцы. На столах пирамиды тарелок с едой, от которой  расплывались запахи чесночно-соевого и кисло-сладкого соусов,  китайской водки и ещё тому подобной «экзотики». В воздухе слоями висел сизый табачный дым, а пол хрустел  шелухой от семечек.
- Чуешь дым отечества? – Подколол я Форту.
- Я даже в Китае такого отстоя давненько не видел.
- А я видел.
- Каждый выбирает места по вкусу.
- В смысле, свинья грязь найдет?
- Ты сказал.
- Ты, наверное, с дивана встаешь, когда по телику китайский гимн слышишь?
- В Китае им не злоупотребляют, в отличие от России.
- Ну да, Российский гимн отмечен в книге рекордов Гиннеса, как самый продолжительный.
- Ну вот, а говоришь гордиться нечем. А ещё я читал, что россиянин Иван Морозов на Октоберфест в Германии немцев ушил, выпив больше всех пива.
На подиуме и на коленях у членов делегации извивались  полуголые танцовщицы, с лицами придорожных проституток и синяками на ляжках.  Нижнее бельё их отвисло, набитое засаленными бумажками. Юани здесь шли наравне с баксами. Даже более охотно: самая устойчивая по нынешним временам валюта. Вспомнилось выступление в популярном ток-шоу стриптизёрши с тремя, как она похвасталась, высшими образованиями, которая убеждала слушателей, что истинный стриптиз сродни высокому искусству,  балету.
   На наших глазах к высокому искусству приобщались бывшие хунвейбины, с крашенными в воронь седыми волосами и закатанными до колен штанинами. Прилежные ученики любознательно тыкали микозными пальцами в разные места живых наглядных пособий, тогда, как их жёны толпились у сцены, где демонстрировал себя начинающий стриппер.  Придя из бодибилдинга, он ещё не освоил нюансов новой профессии и с опаской взирал на домогавшихся его тётушек, приводя их в экстаз  своей невинностью.
   В одной из его фанаток я с трудом, с помощью Форты, узнал Ли. После летнего кафе, она успела переодеться, и сейчас блистала в вечернем обтягивающим платьем со стразами, и в парике под блондинку.  Пренебрегая грацией, она вскарабкалась на подиум, чтобы сунуть купюру под резинку его костюма, из резинки, по сути, и состоявшего. Достигнув цели, она по праву пощупала тугие ягодицы молодого человека. Тотчас в руках остальных дам замелькала зелень:
-Во сян! Во сян! - Орали они. (* - «И я хочу! И я хочу!»)
- Эмансипация, - спокойно заметил Форта в ответ на мое удивление. - Приобщение к Европейским ценностям.
Между тем, парень на подиуме  подрастерялся. Деньги были совсем рядом, за ними нужно было только нагнуться. Преодолевая себя, он присел на краешек помоста и через минуту плавки его уже напоминали разбухшие памперсы. Кавалерийской походкой он уковылял за занавес.
   В свете рамп  и стробоскопов Ли вначале походила под грохот музыки туда-сюда маленькими шажками, покачивая в такт головой и двигая локтями,  затем, ноги раздвинулись в коленях, телодвижения её стали более раскованными, напоминающими волнения морских водорослей, и, наконец, просто неприличными. Нам она помахала ручкой, как старым клиентам.  Я ожидал от Форты любой реакции, но не безразличия:
-  Китайский народный хип-хоп! Крэйзи стрип! Пусть оторвётся, в её жизни было не так много  радостей.
   Не утратив форм, с возрастом Ли приобрела некий шарм, коего напрочь были лишены местные девицы.  Разгрузив от денег плавки, на площадку снова вышел юный стриппер. Передразнивая её движения, постепенно увлекся и, когда пародия стала походить на откровение,  я  предложил своему другу вмешаться. Оказалось, ему не до того: на желтых скулах проявился пятнистый румянец, и трясло его, как в ознобе.
- Может её специально для разогрева пригласили, - пробормотал он, пытаясь выловить вилкой вишенку из коктейля.
- Фортунатов, окстись! Это мать твоего ребенка!
- Двоих, причем. Не скажешь, правда? Работает над собой. Ежедневно по километру проплывает.
- Никогда бы не подумал, что китайцы такие заводные.
- А как русские отрываются в том же Пекине?
- Хм, -  не стал я спорить, вспомнив свою последнюю поездку.
- А на Гоа что творится? На Ибице? Синдром туриста. Дома пуритане, а здесь все можно. Отдыхать, так отдыхать. Тем более, когда уплачено. «Оль инклюзив». Слушай меня, но только не верти головой: справа от меня, через два столика, сидят два китаёза в темных очках...
 -Один в джинсах, другой в черной водолазке?..
-Тсс! - Прошипел Форта,- я же просил, не вертись.  Веди себя непринужденно. Давай-ка выпьем.
 -И что дальше?
 - Мне кажется, я их сегодня видел, а ты? Только не пялься так, я умоляю!
 -Не помню. У меня плохая память на лица. Ранний склероз.
 - Тогда у меня паранойя. Знаешь, я собирался кое-что передать тебе. Типа, наследство для Ани.
- Надеюсь, не Евро фальшивые?
 - Ну, хватит, сколько можно?!
- Вот и я о том: хватит!
- Никакой липы, всё в натуре.
- Как говорила моя бабушка «Ешь Петька то хрен, то редьку». Контрабас какой-нибудь?
 - Я бы сказал высоколиквидный товар. Просто времени не было его реализовать, всё кажется, что меня пасут. Потому  и осторожничаю.   
- Так что за товар-то?
-  Народного потребления. Сам увидишь.
- У меня другой вид деятельности в уставе забит.
- Совсем не обязательно эту сделку через фирму проводить. На налогах сэкономишь.
 - Не,  в такие игры не играю, - признался я и рассказал ему про своего «куратора»  из органов. - … Мне все кажется, что он незримо присутствует где-то рядом. И бдит, бдит.
Форта принюхался, подражая собаке и спросил:
-  Не Трушкин, случайно?
- Трушин. Вы знакомы? – Удивился я.
-  Земля круглая. Но не думал, что настолько. Этот тип пытался меня вербовать перед командировкой в Китай. 
- Зачем? – Спросил я с наивным видом.
 - То ли для пресечения вражьих происков, выявления, предотвращения… Если честно, я сам толком не понял, что ему надо было.
- И как?  Понимаю, вопрос интимный. Можешь не отвечать.
Форта внимательно посмотрел мне в глаза, прежде, чем ответить.
- Мне стесняться нечего: зря старался мужик.  Даже грозился убрать меня из состава бригады.  Пока  самолет не взлетел, я все ждал, что снимут с борта. Но нет. Или я такой незаменимый спец оказался, или он не такой уж «всемогущий» гэбэшник.
- Не знаю, - пожал я плечами. - Но мне он помог в тяжелую минуту.
- Поздравляю. Приходится долг отрабатывать?
- В определённых рамках.
-  Определённых кем?
- Совестью.
  Форта как-то недоверчиво посмотрел на меня и произнёс отведя взгляд:
- Как говорят: «Немножко  беременна».
- Я должен оправдываться?
- Никто ни кому ничего не должен. Просто интересно, что ему до меня?
- Ну, ты же у нас секретоноситель. Боится, что на тебя китайская СБ глаз положит.
- Это он тебе наговорил? Скажи ему, у нас и без меня все давно слито, на самом высшем уровне! Новейшие наши технологии по обогащению ядерного топлива поднесли китайцам на блюдечке с каемочкой, оборудование поставили и сами же смонтировали под ключ. Аналогично и в космической отрасли. Так же было и в пятидесятых. Традиция: вначале вооружаем, потом защищаемся.
- Ну-ну-ну, давай без пафоса. Трушин просил сообщить ему, когда узнаю, что ты в России.
-  Так звони, что спрашиваешь.
- Но я так понял, у тебя нет желания с ним встречаться.
- Некогда. Каждый день может оказаться последним. А дел ещё куча.
- Выкладывай, я помогу.
 -  Вот, -  выложил он передо мной помятый алюминиевый жетон «КХ1 № 21», помогай.
- Что это?
-  Бирка из ручной камеры хранения на вокзале. Если я не успею, заберёшь ты.
     Я внимательно посмотрел ему в глаза:
 -  Что, так плохо?
 -  Мне  писец.
 - Всё, шутки в сторону, завтра едем к врачу.   Тебя починят и займешься своим товаром сам. – С этими словами я подвинул ему жетон обратно.
 Поддерживаемая под руку галантным партнёром, Ли, наконец, покинула подиум под аплодисменты и подошла к нам.
-Ну, как? Я ещё на что-то гожусь?
- Годишься. Если попой к печке прислонить, - буркнул Форта.
  Слов она не поняла, но сомнительность комплимента почуяла по интонации. Чтобы подбодрить её, я показал большой палец.
Ли без спросу взяла Серёгин бокал, осушила его, выплюнула листик мяты и пригласила меня на партию в бильярд. Я представил, как она будет нагибаться над столом в своем обтягивающем платье, и отказался, чтобы не оказаться в центре внимания. Мы встали одновременно с Фортой и попытались поднять её под локти.
- Куда вы меня тащите?
 -В гостиницу. Сюси яо (Пора и отдохнуть).
 -Погодите, мне надо.
  Решив, что ей надо в туалет, мы отпустили её. Она взяла с барной стойки стакан скотча и подошла к  благообразному старичку, отдыхавшему в компании двух накрашенных, как манекены с витрины, красоток   в трусах из латекса.
Кланяясь, как китайский болванчик, (постите за тавтологию), Ли произнесла благодарный тост, чокнулась о донышко его стакана,  героически осушила свой и  попятилась на полусогнутых, чтобы, не дай Бог, показать ему свой зад.
 - Правила хорошего тона соблюдены, можно ехать?
-  Караоке хочу! – Не сдавалась Ли. - «Не слысны в заду…»
- Шило у тебя в заду, - рассердился Форта.
- Скажи ей,  в нашем отеле тоже есть караоке. И даже небольшое казино.
  Последний аргумент подействовал.
    В машине они о чём-то по-семейному заспорили. Сергей пояснил мне:
-Её возмутило, что партнёр по танцу,  стриптизёр, сказал ей на прощание «Аригате».
  Уловив знакомое слово, она  сказала:
- Я не нипон человек (*японец). Я китай-человек. Я обиделась.
-Во как! - Глянул я на Сергея, но он уже отключился: глаза закатились, голова каталась по спинке кресла.  Когда приехали, я помог ему выйти и подняться на крыльцо гостиницы. Придерживая его рукой, я слышал, как бешено бьется его сердце.
   Лизу слегка заносило, но выглядела она куда бодрее. Не на шутку встревоженный, я начал звонить в скорую, но Форта хотел прежде увидеть Аню.
  - Не пугай ребёнка, оклемайся вначале.
 На бледном его лбу проступали капельки холодного пота. На пути к лифту Лиза вдруг застыла, завороженная бегущей неоновой строкой с надписью «CASINO». Я попытался убедить её  остаться с мужем, но слова для неё потеряли значение.
-  Бесполезно, - подтвердил Форта. - Это для неё сильней оргазма. Если  сейчас не спустит,  денег в смысле, -  то заболеет.
-   А ты?
  - Одному мне лучше. Немного расслаблюсь и приду. Если  не откинусь.
-   Вот заладил!
  Переступив с Лизой роковой порог, мы сразу увидели Вовчика, деловито потрошившего однорукого бандита, и  Аню за его спиной. Судя по её скучающему виду, они занимались этим давно.
- Я-то думал, вы по ночным клубам шляетесь!
- На какие шиши?   
-   Все мамкины деньги продул? – Подошёл я  к Вовчику.
-   Мы в плюсе.
-  Что, бывает и такое?
-   В Америке я в день баксов по сто срубал. Просто надо засекать автоматы, за которыми давно не выигрывали. Садишься за «заряженный» и рано или поздно он твой. Не может же вечно выигрывать.
- Так и бегаешь от одного к другому?
- А чё? Наблюдаем с Аней. Кому-то  не удобно, а мне пофиг. Выгонят, так выгонят, в другой зал иду.  Кто это с Вами?
 -  Это Ли.
 - Вы бы с ней поосторожней, - тихо сказал Вова. - Видите, у неё на ухе тату?  Знак Кунхузов.
 -Каких ещё кунхузов, Вова? Сейчас чего только не колют и на ушах и на заднице..
 - Кунхузы, это китайская мафия.  В Нью-Йорке я работал в китайском ресторане. Там всё: и массаж,  и подпольное казино.  По рекомендации спаринг портнёра взяли.
 - Ты что, боксовал?
- Не совсем. «Бойцовский клуб» смотрели?
- И не собираюсь.
- Напрасно. Лучший фильм всех времён и народов.
- А тебя-то как туда пустили? Там же отбор, наверное, должен быть.
- В том и фишка, пускают всех желающих. Желающих заработать. А там уж подбирают более менее равноценные пары. Я в трёх боях победил, а в четвёртом против меня тяжа поставили. Ну и получил по башке. Мой агент сказал, что три месяца меня в клетку не пустит. А жить то надо. Вот и пошёл к китайцам, в ресторан вышибалой. И кассу там сопровождал, типа инкассатор. Мне водила рассказал про эту метку с драконом. Как-то они денег не досчитались, или хотели меня подставить. Давай орать на меня, а я всё-равно не понимаю. Когда тот, что с драконом в ухе, плюнул в меня, пришлось ответить. Тут меня и вырубили сзади. Чем-то тяжёлым. Очнулся за городом, на обочине, встать не могу. Ещё хорошо, что в больницу взяли: у меня ни денег, ни страховки. На ноги поставили и депортировали, виза давно стухла.  Только маме не говорите, я ей наврал про аварию.
   Мужской наш разговор прервала Аня:
 -  Где отец?
Я впервые услышал из её уст слово «отец». Увы, не в мой адрес.
- Неважно себя чувствует, пошёл в номер отдохнуть.
- Может,  ему нужна помощь?
- Я предлагал скорую, он отказался. И просил не беспокоить.
-  Понятно. Это его женщина? А почему у неё глаза не узкие?
-  Сейчас китаёзки почти поголовно веки надрезают, - с видом знатока, пояснил Вова.- И гормоны роста пачками жрут.
  Осмотрев залы, вернулась Ли и  позвала   к рулетке. Приглядевшись, я  подумал, что Вовчик, наверное, прав насчёт её глаз. Она же по-своему расценила моё внимание и отблагодарила комплиментом:
- Это твой сын? – И, пока я вспоминал, как по-английски, племянник, добавила: - Похож.
     По-хозяйски располагаясь за ореховым столом рулетки, она придвинула поближе стул с бархатной обивкой, отщелкнула крышку латунной пепельницы, достала из сумки зажигалку «Caran D'Ache», папироску «Long Magic”, на которую насадила нефритовый мундштук. Обстоятельность, с которой она раскладывала своё имущество, напомнила мне камикадзе, готовящегося к вылету на боевое задание. Ли, будто угадала мои мысли:
     -  Сказать им, что я японка. Сисяс можно.
- Вот сейчас не стоит. Китайцы тут более доходные клиенты.
 - Делайте Ваши ставки, господа! - пригласил крупье.
  За компанию и я пару раз поставил;  убедившись, что процесс пошёл, вернулся к молодым. Ане надоели автоматы. Ей нужен живой партнер, чтобы видеть его глаза. Она потянула меня к карточному столу.
   - Смотри, покер. Рискнем?
- У тебя есть чем? Должен предупредить: азартные игры до добра не доводят.
-  Так что, мне пойти химию учить?
-  Лучше всего пойти спать.
- Надо отца дождаться.
- «Надо» или «Хочу» ?
Скользнув по мне взглядом, словно сканером, она направилась к карточному столу. В канун вступления в силу Закона о запрете игорных заведений, здесь  был аншлаг. Близко к овальному столу не подпускали, но азарт и волнение ощущались и на расстоянии. Видя её нетерпение, я позволил ей рискнуть по маленькой. Вначале она волновалась, рано пасовала и сбрасывала карты. Постепенно освоилась, присмотрелась к партнерам и третий банк взяла всего-то с тройкой дам. Поймав свою игру, уже не выпускала её из рук. Сочувствие и интерес к девочке скоро сменились досадой и скрытым раздражением партнёров. Один за другим они покидали стол. Кто-то даже поставил под сомнение её совершеннолетие и право на место за карточным столом. Оценив её текущий  баланс, я уже готов был отказаться от своего предубеждения к азартным играм, когда заметил пренеприятного субъекта  с тонким шрамом от губы до уха, за который мысленно прозвал его «Рваным».
   Одет он был щеголевато, но по меркам восьмидесятых годов. Будто выпал из жизни на приличный срок и ещё не успел обновить гардероб. Глаза его шныряли, а пальцы шевелились, как щупальца, почуявшего добычу октопуса. Слово «шулер» подстрочником проступало у него на лбу. Покружив вороном, он спланировал на освободившийся стул. Рядом топтался его дружок, здоровенный верзила. Они демонстративно не общались, но связь была очевидна. Чтобы не дать им объединиться, я опередил не ожидавшего такой наглости верзилу, и занял очередное освободившееся место. На его уверения, что у него час до поезда и ему непременно надо сыграть партийку я указал на другие столы и услышал, скрип стальных коронок. После того, как Аня выиграла и в новом составе, ещё один игрок, притворно зевнув,  освободил место, которое тотчас занял верзила. Жулики спешили и без прелюдий развернули к себе флюгер удачи.  Гора Анькиных фишек таяла катастрофически.  Тщетно я делал ей знаки остановиться.  Мошенники знали своё дело: умело подначивая, они всё сильней затягивали жертву в силки. Аня выпрямила спину, а правую бровь изогнула в удивлении.  Так бывало, когда ответ в задачнике не сходился с решением. Здоровое стремление разобраться в том, что происходит, постепенно перешло в безрассудный азарт, предвестник краха. Вначале она с надеждой поглядывала на меня, но быстро убедилась, что помощи ждать неоткуда. Бросив в очередной раз карты на стол,  я прикидывал, хватит ли у меня наличности рассчитаться, как вдруг услышал за спиной знакомый голос:
 -  Мужчина, желаете выйти?
 Крайне недовольный собой, и эту роль не надо было изображать, я уступил место Форте  и взглянул на Аньку: ноль эмоций.
-   Вы не будете возражать? - Спросил её Форта.
  Она пожала плечами и прикусила заусенец у ногтя большого пальца. «Нервничает!», - подумал я и, вдруг, вспомнил рассказ Раи о системе жестов, которые они придумали с Фортой для того, чтобы незаметно общаться во время игры. Каждый из пяти пальцев, если коснуться им подбородка, имел определённое значение. «Рваный»,  главный в тандеме,  подозрительно посмотрел на нового игрока, но заметив «Breguet» на его запястье,  дал знак крупье начинать игру.
 Шулеры должны  были обратить внимание на подозрительные манипуляции, но отвлеклись на запах дорогой сигары Форты. Дилер, как робот, тасовал колоду, рассыпая карты лентой и веером, а я, разволновавшись не в меру, присел за стойку бара, заказал кофе с ликером и стал наблюдать.
   Со стороны было особенно  заметно, как резко  повзрослела Аня. «Женщина, играющая в покер выглядит изыскано и шикарно».  Предчувствие опасности усиливало это впечатление. Форта с ходу взял игру на себя и, изображая неудачливого понтёра, проиграл с каре на руках первую ставку. В азарте снова ринулся в бой, побуждая мошенников раскрыть арсенал их жульнических приемов, после чего сделал вид, что обескуражен потерями, и стал пасовать,  уступая дорогу Аньке. После череды неудач, карта, что называется, пошла. В самый разгар появилась Лиза. Дилер потребовал отойти от стола, но главный по залу сделал ему знак: слишком крупную игру она вела за рулеткой, чтобы, не дай бог, обидеть её грубым обращением. Она попросила у Форты денег, так как успела спустить всю наличность. В этот момент взгляды Ли и Анны встретились. В их глазах мелькнул несомненный интерес друг к другу, какой бывает у женщин, вынужденных делить одного мужчину. Раздосадованный, что его отвлекают, Форта раскрыл портмоне, сорвал банковскую обёртку с розовых юаней, отдал пол-пачки Лизе  и тотчас забыл про неё, увлечённый игрой. «Однако!» - прочёл я в глазах Рваного. О накале игры можно было судить по крупье: недавно важный, как статуя, он начал нервно шмыгать носом и нетерпеливо трясти коленками.  Ставки били  рекорды.
 Я заметил, что и мои пальцы выбивают беспорядочную дробь по барной стойке. Следуя знакам напарника, Аня до поры хладнокровно вздувала ставку. «Рваный» не отставал.
-  Удвою, - беспечно улыбнулся он, но шрам на его щеке предательски побледнел. Слово было за Анькой. Настал миг, когда она  дрогнула под гнётом суммы.  Я понял это по тому, как быстро забегали её глаза: вправо-влево,  вправо-влево. Будто долго лезла без страховки вверх по отвесному склону а, посмотрев вниз на человечков, вдруг осознала весь ужас своего положения. Пути назад у неё не было.
   В этот момент, как учил когда-то Форта, я уронил свой стакан, разбившийся вдребезги на керамической  плитке. Я громко вскрикнул, якобы от неожиданности. На шум обернулись все,  кроме Форты, взгляд которого даже взрыв атомной бомбы в эти минуты не мог бы отвлечь от  соперников. По залу пронесся смешок и в это время он театрально воскликнул:
-  Па-азвольте! Крупье-е! Карта скинута!
-  Где? Где? - зазвонил в колокольчик дилер.
 Налетевшая охрана, почему-то руки стала заламывать не жуликам, а Форте. Анька ногтями прочертила кровавый след на лысине его обидчика, а я лбом попал в курносый нос деревенскому крепышу в форменном смокинге, преградившему мне путь, но тут же был сбит с ног жесткой подсечкой. Уткнувшись в зелёное сукно, я увидел, как на помощь нам из другого зала, сшибая на ходу стулья, бежит мой безбашенный племянник. К счастью, нас отпустили прежде, чем он успел кого-нибудь изувечить. Спасла всех Ли, сама того не подозревая. В критический тот момент она сливала суммы бОльшие, чем были поставлены на кон за нашим столом. Администратор, подметивший, что мы — одна семья, не стал рисковать кушем, который шёл ему в руки за рулеткой. Кроме того, парочка шулеров была ему хорошо знакома и вызволять их в очередной раз из скандала, на глазах у завсегдатаев заведения было бы не только неприлично, но и рискованно. Когда же Форта ловким движением тонких пальцев на глазах у всех извлек из кармана соседа семёрку треф и предъявил её в качестве доказательства, администратор попросил дилера пересчитать колоду. Обнаружив вместо недостачи лишнюю карту,  тот запутался и предложил аннулировать результат последней ставки, но Администратор принял более радикальное решение: мошенники были  выдворены, а банк, с которого заведение получило свои комиссионные, зачтен в пользу Ани, которая равнодушно ссыпала фишки в фирменный пакет Л’Этуаль.
- И всего-то? - Заправляя сорочку и потирая ушибленные суставы, спросил, Форта. –  В приличном месте за  такое канделябрами бьют.
  Наглость жуликов, когда их выводили, удивила: на их месте я был бы счастлив, что легко отделался. У самого от выброса адреналина закололо в почках. Старость не радость, наступает неумолимо,  как ни хорохорься. Вдобавок, прижала изжога от сигарет и кофе, и я отправился в номер за таблетками. Когда спустился, своих не нашёл ни в фойе, ни в казино. Через стекло увидел на крыльце обнявшуюся парочку. А выйдя, узнал в них Аньку с Фортой. Вспомнились её слова:  «Не надо. Я не люблю, когда меня трогают». Ему она так не сказала.
  Захотелось уйти, но, как всегда, незаметно, рядом очутилась Ли с тлеющей дамской папироской в руке. Помогая прикурить, она поднесла мне пламя зажигалки двумя руками,  всем видом выражая сочувствие.
  -  У нас говорят, дети любят не тех, кто их учит, а тех, кто с ними играет.   
    - Они доиграются, - сказал я по-русски.- Как дела?
    - Ма-ма ху-ху, ( помаленьку).
 -  Выиграла?
 -  Не очень.
  - Ну, тогда с чистой совестью и пустым кошельком можно пойти спать?
 - Боюсь, не смогу.
- Надо ещё оставить?
- Посмотрим, - засмеялась она.
 - Тебе занять? Я могу снять с карты.
 - Не надо. Я позвонила,  сичас привезут.
   Было около трёх ночи. Город вздрагивал во сне от кошмаров, навеянных полнолунием. Нагретый за день асфальт ещё отдавал тепло, но уже ощущалось легкое дыхание утренней прохлады. Хотелось  дышать глубоко, чтобы наполнить кислородом каждую клетку.
    Из дверей гостиницы выпорхнула ночная бабочка в газовой накидке и, цокая шпильками, нырнула в салон выплывшего из темноты авто. Я подошёл поближе, чтобы слышать, о чём говорят Аня с Фортой.
- Слушай, а как ты заметил, что они карту скинули?
- Да никак. Ты с чем оставалась?
- Этот, как его, ну, когда три вальта и..
- Фулл Хаус?
- Во-во. Я бы не рискнула, если б ты не подначивал. Вижу, весь подбородок себе исцарапал.
- Как ты всё помнишь? Совсем ведь ребёнком была.
-  Помнить-то помню. Только не пойму, как ты его поймал?
- Прикинул, не должно было ему каре выпасть, девятка червей - вышла. Значит, либо блефует на дурака, либо ещё раньше карту подменил, что более вероятно. Раз так, я с чистой совестью его приятелю в карман свою семерку треф для подстраховки сунул, помнишь, когда Саня стакан о пол грохнул? И как увидел, что ты поплыла,  выступил. Повезло, что за лоха меня приняли. Да и крупье ротозей. В приличных местах такие номера не проходят.
- Так это ты шулер!? - Дошло до меня.
-Тсс, не кричи так. А что мне оставалось? С волками жить...
-Господи, есть тут хоть один порядочный человек кроме меня?!- Воскликнул я.
- «Порядочность» - понятие относительное.
  На крыльцо, зевая, вышел Вовчик.
- Что это вы тут делаете?
 -Воздухом дышим. Вова, ты порядочный человек?
- Не знаю. Что «порядочная сволочь», - слышал как-то.
- А что я говорю, - усмехнулся Форта и протянул Вове раскрытую пачку сигарет, но я отвел его руку.
   Анька свободной рукой взяла меня за пальцы. Злой человечек внутри меня хотел сказать: «Я не люблю, когда меня так трогают!», но я щелкнул ему по носу. А Лиза взяла под руку Вовчика. Она по-прежнему считала, что он мой сын.
     Бегущая реклама Казино отражалась на фигурах нашей компании.
     А огромный серебряный диск завис над головами. Видимо Луна взяла на себя часть земного притяжения, отчего сделалось легко, как в детстве, будто  груз прожитого упал с плеч.  Хотелось прыгать, летать. Возможно и потому, что по Красноярскому времени подходило время моей утренней пробежки. Мышцы просили движения.  А душа - песни:
               
 Прощай уже вдали встает заря
…………………………………………..
 Прощай,  ничего не обещай
 И ничего не говори
 А чтоб понять мою печаль
 
  Наверху хлопнула балконная дверь и пьяный мужик в трусах, хрипло допел:
                В пустую рюмку загляни-и-и!
                Лай-ла …..
            
        К гостинице, заложив крутой вираж, подрулил  «Гелендваген», из-под приспущенных тонированных стекол которого, нарушая романтическую идиллию,  доносился китайский гангстерэп. Из машины выскочили три развязных китайца, громко отхаркиваясь. Увидев Ли, мигом присмирели. Самый толстый из них и коротконогий, в бейсболке козырьком назад, прикрикнул на водителя и музыка оборвалась. Согнувшись в поклоне шагов за пять, он протянул ладони лодочкой для рукопожатия. Его приятели остались поодаль. Все в похожих цветных бермудах на кривоватых, безволосых ногах. Взяв деньги, Ли сказала что-то, и они угодливо рассмеялись. Когда уехали, она переложила деньги из пакета себе в сумочку, а пустой пакет бросила тут же на асфальт, в двух шагах от урны, и поспешила отыгрываться.
- Ведут себя здесь, как хозяева, - сказал Вовчик, поднимая пустой пакет, чтобы бросить в урну. - Пойду, посмотрю, как она бабки свои сливать будет.
Я остался один. Форта с Аней о чем-то разговаривали  в стороне.
- Мужики! Дайте закурить! - раздался в ночи крик с балкона четвёртого этажа.
- Спускайся, ещё и нальём.
 -Не могу, жена заперла.
- А где она?
- В ночную сёдня. Пузырь заначил, а курево кончилось; все бычки до фильтра скурил, уши пухнут.
     Мужчина в майке и трусах спустил нам бечевку, к которой мы привязали пачку сигарет.
     В этот момент  к парадному крыльцу подкатили две машины:  шпаклёванный «Бумер» Рваного и не менее потертый внедорожник БМП (боевая машина пацанов), из которой, потягиваясь, показались «спортсмены» в трениках. Один резкими поворотами головы разминал шейные позвонки, другой сцепив пальцы в замок, хрустел суставами. Видимо, в багажниках у них хранился «спорт-инвентарь», поэтому от машин они пока не отходили.
     Охранник от заведения, все это время куривший поодаль, незаметно юркнул внутрь, от греха подальше. Воздух наэлектризовался, как в предчувствии грозы, хотя звездное небо её не предвещало.
     Рваный, покручивая на пальце ключами от машины, направился к Аньке. Мы едва успели опередить его и запихнуть её в вестибюль.
     Верзила, приятель «Рваного», заложил между массивных ручек на створках входной двери кусок доски, тем самым заблокировав её снаружи.
 Едва я вынул травмат, как защёлкали выкидухи и затворы.
-Эй, шпана, предупреждаю, это мои друзья! - Заступился за нас наш новый друг с четвёртого этажа.
 - Это кто ещё? - Поднял голову «Рваный».
 - Я? Рабочий человек!
- Исчезни, гегемон, а то сейчас к тебе поднимусь.
 - Со мной не надо так разговаривать, это мой квартал,  усёк?
    «Рваный» отмахнулся от него и показал пальцем на мое оружие:
 - Пукалку спрячь, не то отберу. Предлагаю договориться, как интеллигентные люди. С вас последний банк плюс компенсация за моральный ущерб и комиссия  для моих бойцов, что потревожили. Ничего лишнего. Чужого мне не надо. А нет, — на партнершу твою долг переведем. И на косоглазую. Всё равно рассчитаетесь, только больнее будет,  - подытожил «интеллигентный человек».
- Послушайте, - обратился я к Рваному. – Сейчас не девяностые, все изменилось, пока вы отдыхали. Больно будет не только нам, уверяю.
- Угрожаешь? Мне?!
- Ну что вы, какие угрозы? Так, объективный расклад. Вы видеокамеры не заметили?
- Кого?
- Видеокамеры.
- Что-то не помню такого. Где?
- Ну уж, сами потрудитесь разглядеть.
Глаза моего собеседника забегали по фасаду здания.
- На понт берешь?
- Какие понты? Мы же не в карты играем. Просто предупредил.
- И чё?
- Давайте разберём ситуацию без эмоций.
- Ну и?
- Как пятая девятка в колоде оказалась?
- Мне что, оправдываться перед тобой?
- Можно просто объяснить.
- Тогда объясни, просто, как семерка к Вите в карман попала?
- Витю спроси. Его же карман.
   Верзила Витя, сжав кулаки, надвинулся на меня.
- Порву, нахер, -  лицо его налилось кровью, и по глазам я увидел, что это не картёжный блеф.
- Хорошо, хорошо, - пытался я разрядить ситуацию. – Пусть один – один. Считаем вину обоюдной, а результат последней партии недействительным. Что мы имели к её началу?
- Зубы заговариваешь? – Презрительно улыбнулся Рваный и был отчасти прав.
    Рассчитывая на милицию, я тянул время, торговался и, совсем было, сговорился с оппонентами на некий компромиссный вариант.  Между тем братки Рваного медленно  окружали нас с Фортой, в ожидании команды «фас», переминаясь с ноги на ногу.
   Услышав милицейскую сирену, они отступили и приняли самые непринужденные позы.
Скрипя тормозами, к парадному крыльцу подскочил УАЗик, из которого выскочили двое экипированных патрульных с автоматами, а следом толстый капитан в засаленном кителе.
- Жорик,  опять бузишь? Я же предупреждал!
- Михал Михалыч! – Раскинул руки для объятий Рваный.
- Что тут у вас? – Остановил его милиционер вытянутой рукой.
- Тишина и порядок. Всё, как обещал. Поиграли вот с ребятками. Это же не криминал?
- А на пульт кто звонил?
И сойдясь, они неслышно для нас о чем-то поговорили. После чего кэп  потребовал документы у нас с Фортой.
- Так вы залетные? Первый раз в казино, дядя? Порядков не знаете? Сидели бы дома. Сделайте так, чтобы я вас больше не видел, - угрожающе посмотрел он на нас и предупредил: - Меня не гребёт, кто из вас прав. Но предупреждаю: любой шум будет не в вашу пользу.
   Я видел, что через стекло витража из вестибюля за нами наблюдают Вовчик и Аня.
- И вы, шпана, - прикрикнул он на «спортсменов»в трениках, - дуйте отсюда. Детям спать пора. Я  вас запомнил, если что, найду. Петухов, ты то куда лезешь? У тебя же ещё условный не вышел! Режим нарушаешь, марш в козлятник!
 «Детки» послушно расселись по машинам и отъехали за ближайший угол. После них, пыхтя выхлопными газами,  уехал и канареечный УАЗик.
- Менты козлы! – Прохрипел ему вдогонку наш «друг» с четвертого этажа.
- Так вы ещё и не местные? – Вернулся к нам Рваный. – И шо я на вас время трачу? Бла-бла, бла-бла.  Слышали, что кэп сказал? Бабки быстро и чтобы вас здесь больше не стояло.  Прикиньте: лечение и инвалидные коляски вам дороже обойдутся.
 - Деньги у тебя? - Спросил я у Форты, который стоял, подперев колонну. Со лба его каплями стекал пот. В случае схватки   толку от него было бы немного.
 - А что? – Очнулся он и взял сигарету.
 - Отдай им последний выигрыш.
 - Кому, им? - сказал он. Сунул руку во внутренний карман пиджак,  вынул оттуда  пистолет-зажигалку, тот самый, который подарил Боря, наставил на верзилу и сказал:
- Пук!
  Тут же грянул выстрел.
- Ты чё, дурак? – Удивленно посмотрел Форта на стрелявшего верзилу и медленно стал оседать на крыльцо.
-Мужики, держись, я мигом! - раздался сверху крик.
Мы с верзилой оказались друг против друга: я с травматом, он с Макаровым. Но раньше, чем кто-то из нас успел нажать спусковой крючок, за его спиной раздался звон стекла, через которое вылетел наружу Вовчик с канделябром Каслинского литья. Верзила повернулся на шум, и я успел выстрелить резиновой пулей ему в затылок. Он тряхнул головой, но упал только после того, как получил ещё в лоб канделябром.
   Следующую пулю я всадил Рваному в лицо. Не сделай этого, сам получил бы выкидуху под ребро. На шум стрельбы из-за угла вылетели его бойцы.
- Беги! – Крикнул я Вове.
  Но крик мой потонул в грохоте выстрелов с четвертого этажа. Братки только на вид казались отмороженными: после того, как  один из них, сраженный дробью, свалился на асфальт, остальные  попрятались за машины и открыли ответную стрельбу по окнам дома.
Зазвенели стекла, и выстрелы сверху прекратились. Одно за другим вспыхивали окна. «Теперь наша очередь»,- подумал я и снова крикнул Вове:
- Беги, я сказал!
 Но он уже принял боевую стойку.
   В этот момент на братков буквально налетел налетел черный внедорожник , из которого выскочили двое китайцев  с унчаками. В мгновение ока они вместе с Вовчиком добили и разогнали всех, кто ещё оставался на ногах.
   Заслышав звук сирен, первым рванул с места БМВ, не включая габаритов.  Я огляделся, ни Верзилы, ни  Рваного рядом не было.
    «Спасители» принялись  тормошить Форту, чтобы привести в чувство, и одновременно обшаривать его карманы.  Я узнал в них парочку, на которую он показывал мне  в «Клубе Валентина». Подоспевшая Лиза, принялась пинать и охаживать соотечественников сумкой по головам.
    Тут я увидел свою барсетку в руках у раненого дробью «спортсмена», которого волокли в машину братки. С трудом отбив у него трофей,  я нащупал в наружном кармане сумочки что-то твердое. Это был жестяной жетон № 21.
« Когда он успел посунуть?» - подумал я, незаметно скинув жетон на асфальт.
   За секунду до того, как подъели полицейские машины, а за ними и скорая,  китайцы, прикрываясь от ударов Ли Джун, запрыгнули в свой внедорожник  и скрылись в лабиринтах жилого квартала.
Со свирепым видом я прошептал Вовке:
- Исчезни!  На нары захотел?
- Дядя Саша, - протянул он что-то мне, - вы уронили.
 И, слившись с колонной,  тенью скользнул вдоль стены за угол.      
Я раскрыл ладонь и увидел в ней злосчастный жетон № 21. Выбрасывать его на глазах у полицейских я не решился и опустил до поры в туфлю.
- Все остаемся на своих местах! – скомандовал милиционер в бронежилете.
    Тут на балконе появился спаситель:
 - Мужики! Держитесь! Я  картечь нашёл.
Я увидел, как к его подъезду вдоль стены крадется группа захвата и крикнул:
- Не надо, не шмаляй!  Всё, мы победили!
- А, отсосали, суки!   
   Я осмотрел себя. Может сгоряча не чувствую боли? Но нет, не нашёл ни единой  царапины.  Зато почувствовал полное бессилие, даже голова закружилась, и сел на бордюр.
   Лиза, нагнувшись  перед Фортой, приподнимала его за плечи, чтобы понять, жив он или нет. Сидя на корточках, ей помогала Аня.
 Форта открыл глаза и сказал что-то Ли. Она запричитала.
- Держись, держись, не уходи! - Уговаривал я,  когда его уносили на носилках
- Как удачно! Я бы и сам вот-вот откинулся. А тут геройская смерть, - засмеялся он с кровью на губах, - на груди любимой. Дарю сюжет.
- Сам напишешь.
- Саня, скажи им, чтобы не закапывали меня, червей боюсь. Пепел развейте над лугом…
- Сережа,  это не по православному.
- Захочет — простит. Под солнцем, - задыхался он, - чтоб берёзы, лютики, бабочки.., -   И затих. Лиза, отпустив его руку, тихо завыла на  луну. В суматохе парик её сбился на бок, а слёзы катились из разноцветных глаз: голубого и чёрного.
Когда на носилки грузили в машину, он открыл глаза и прошептал мне:
- Видишь, еду к врачу. Я слово держу. А ты?
- Я все сделаю! Обещаю.
- Не мешайтесь же под ногами! - Прикрикнул на меня врач.
«Глупо, как глупо», - думал я, провожая взглядом скорую.
Я услышал, как милиционер, разговаривая с кем – то по рации, произнёс слово «жмур». Меня оно покоробило.  «Держись, Форта, держись назло врагам!» - причитал я.
 Где-то неспешно загромыхал на повороте первый трамвай. Мелькнули зарницы. Начинался новый день. Неужели без него?
                *   *   *
                Пока свидетель
     Меня увезли на допрос. По случайному совпадению в то же отделение, где когда-то мы провели с Фортой ночь накануне экзамена. На сей раз не подозреваемым, а свидетелем. «Пока свидетелем», - поправила следователь. Молодая, но уже склонная к полноте, особенно в бедрах. Я представил, как разнесёт её лет через семь. Крошечный кабинетик был завален папками, бумагами. Дела, от которых зависели судьбы, если не жизнь людей, были сложены в высокие стопки прямо на полу. «Тщательным справедливым расследованием, - подумал я, - тут и не пахнет». В конце ночного дежурства старшая лейтенантша  клевала носом, и  оттого допрос прошёл довольно формально.
    Про видеокамеры я насочинял Рваному, чтобы напугать его. Тогда техникой ещё не были напичканы все подряд заведения, и, чтобы не втягивать Вову в  дело, которое не известно, чем закончится, на допросе я умолчал о его участии. И вообще, показания  мои не были особо информативными, а в какой-то момент даже вывели из себя сонную девицу.
- Запомнили номер машины?
- Нет. Но…, - хотел я сказать про Михал Михалыча, милиционера, но во время сообразил, что мне от этого лучше не будет.
- Что «Но»?
- Я помню зашпаклеванный БМВ, седан, и старый джип, темно-зеленого или черного цвета. С кенгурятником.
- Марка?
- Не особо разбираюсь.
- А зачем они стреляли по окнам дома?
- Сверху кто-то кричал, пытался остановить бандитов.
- Выстрелами?
- Вряд ли. Вот они стреляли, это точно.
- Я  сейчас про жильца дома спрашиваю. Из какой он квартиры?
- Как же я могу знать? Ваши вроде туда побежали.
- А этаж?
- Кажется, четвертый.
- «Примерно», «кажется», «вроде», «не помню», - передразнила меня следователь.- Предупреждаю,  за ложные показания вы будете нести уголовную ответственность.
- А вы представьте моё состояние в тот момент. Кроме того,  я не так уж и молод, чтобы…,
Но она перебила меня:
- …Чтобы ходить по Казино?
- Мы просто провожали в гостиницу пострадавшего с его женой.
- «Мы» это кто?
Я понял, что сболтнул лишнего.
- Я и Аня, его дочь.
- Где она сейчас?
- Понятия не имею. Меня увезли так быстро, что я не успел с ними попрощаться.
- Вы ещё долго будете в Екатеринбурге?
-  Не планировал.
- Цель приезда?
- На юбилей факультета. Мы с пострадавшим в одной группе учились.
- Вот и отметили.
- Других дел у меня здесь нет.
В кабинет по-свойски заглянул чернявый симпатичный паренёк, похоже азербайджанец.
Старшая лейтенантша моя сразу встрепенулась, глаза её заблестели.
- Ну что, допросили тебя? – Кокетливо спросила она.
- Да, Бла-бла, как всегда …
- Подожди,  я заканчиваю, расскажешь.
- Не могу, брат ждет в машине.
- Оставь телефон!
- Лучше ты свой скажи, Алла.  Я позвоню, когда надо будет.
- Можешь и когда не надо, - протянула она ему бумажку с номером.  – А то подожди, я быстро.
И обращаясь уже ко мне, скороговоркой протараторила:
- Не буду вас задерживать. При необходимости, - в очередной раз подавила она зевок, - вас допросят по месту жительства. Прочтите и распишитесь, где галочки. А здесь напишите: «С моих слов записано верно, замечаний не имею». Выход найдёте? Нет? – И крикнула вслед: - Карим, проводи человека до выхода! И подожди там, я уже иду.
Пока мы шли узкими коридорами, Карим спросил:
- Она твоё дело ведёт? Можно договориться, - показал он рукой неприличный жест. - Только потом липнет, как банный лист.   
      На улице совсем рассвело. День предвещал быть жарким и душным. Люди спешили на работу. В надежде, что мой телефон ещё не поставили на прослушку,  я набрал Аню, и сказал, чтобы она ни в коем случае никому не болтала о подробностях ночного инцидента.   Боялся за племянника:  если Верзила откинулся, даже лучшим адвокатам трудно будет доказать, что Вова действовал в пределах самообороны.
- Хорошо. Я только маме сказала, она сама позвонила.
- Ну, … «молодец», - процедил  я сквозь зубы.

                *    *    *
                «Но боль твоя, мой милый мотылек,
                Поселится навеки в моем сердце»
 
            Дождь пошёл ещё ночью: нудный и ко всему безразличный. Пузыри на лужах,  мокрая листва и разноцветные зонтики не радовали. В воздухе пахло не то озоном, не то мокрым асфальтом, но точно чем-то специфическим именно для Свердловского дождя. Не того, под которым хотелось бегать босиком, а того, от которого хотелось завернуться в одеяло и переспать ненастье.
      Мы встретились у лобби гостиницы. Лиза успела закрасить седины и сделать модную стрижку. Втроем они взяли в ритуальном салоне костюмы напрокат, и выглядели сейчас, как родственники главы мафиозного клана на его похоронах.  Вблизи костюмчики оказались местами засалены, но в полумраке зала прощания этого не было заметно.
   Перед смертью, конечно, все равны, но заведение предлагало несколько видов обслуживания. Ли заказала VIP. Она торопилась, и мы приехали раньше времени, когда нас, похоже, ещё не ждали. Отворив на свой страх дубовую дверь, оказались в полумраке гулкого зала. Постепенно, по мере привыкания глаз, из черно-бело-красного пятна в дальнем углу  обозначился контур гроба. Я решил было, что его не успели убрать с предыдущей церемонии, но, подойдя ближе, узнал фотографию Форты. Хотел приоткрыть крышку, но она оказалась приколоченной. Я впервые присутствовал на кремации и подумал, что такой здесь порядок.
    Лиза потянулась, чтобы положить  на гроб белые розы, когда что-то лопнуло в пространстве. Вздрогнув, она уронила цветы на пол. Оказалось, это щёлкнули скрытые динамики, перед тем, как из них полилась умиротворяющая молитва «Ave Maria».
              Радуйся, Мария.
             Мария, услышь мою молитву,
             Сегодня Я прошу прощения
                За всех моих людей здесь, на Земле.

           Я подобрал букет и подал Лизе. И всего-то, но Анька уже заревновала.
         Смерть Сергея странным образом сблизила её с Лизой. В первый день, когда я зашёл пригласить на ужин, застал их сонными в постели в номери Лизы. Правда, одетыми. Аня ушла в душ, а Лиза, что-то вспомнила и начала перетряхивать вещи Форты.
- Ты не первая, кто роется в его вещах.
Она смутилась:
- Серж хотел Ане подарок, денег много. Не знаю, где.
Я развел руками.
- Что поделаешь. Хотя, Аня вполне самостоятельный человек. Она сама возьмет от жизни всё, что ей надо.
- Ты умный. Но с деньгами лучше.
-Ты ещё приедешь в Россию ?
- Я не ту-ту, - помахала она руками, изображая самолёт. - Виза можно.

 В зал, отряхивая зонтики, подтягивались однокашники. Постояв у гроба, они собирались в сторонке. Подошёл Борис:
- Эта его дочь? - Кивнул он на Аню.
  Мне достали подобные вопросы, но раздражение было бы неуместно. Тем более, он протянул конвертик с деньгами.
- Это ей.
   Известие обошло и китайскую колонию.  Невидимые в обычной жизни, они повылазили из щелей и, поражая количеством,  подъезжали на микроавтобусах, удобных для перевозки тюков и коробок. Парковка не вмещала всех. Но они и не задерживались: из любопытства взглянув на гроб, молча кланялись Лизе, вручали ей тугие конверты и тут же исчезали. Сумочка её быстро наполнилась, и она скидывала их Вове в пакет. В черном костюме, с галстуком, он выглядел вполне прилично и привлекательно. На месте Аньки, я бы им заинтересовался.
    Лишь знакомая парочка в черных очках, не спешила покидать зал, словно хотела лично удостовериться в предании покойного огню. Их, как и меня удивило то, что гроб накрыт крышкой. Один из них даже попытался приподнять её, но без инструментов это оказалось невозможным.
   Возле гроба произносились речи, сокращённый вольный перевод которых я нашёптывал Лизе.
      - … Обидно, что раньше срока чаще уходят талантливые люди... Природа мать сделала нам подарок, а мы его не прозевали...Прости нас… Ты навсегда останешься в наших сердцах...  Прочертил звездой наш тёмный небосвод... Смелость. Бескомпромиссность. Обострённое чувство справедливости....
   На щеках Лизы не было не слезинки. Каждый переживает по-своему. Рядом Аня шмыгала красным носом и сжимала в руках кремовые пионы. Злым духом, пригнувшись, по залу метался в черной накидке от дождя нанятый оператор с камерой.  Я представил, как в Китае Ли будет крутить этот ролик родным и близким. Там обожают снимать свадьбы и похороны.
         Под реквием Моцарта мысли понесли меня вдаль. Из глубин памяти всплыли забытые обыденные картинки, где Форта лежал в постели с обмотанным горлом и, морщась, пил горькую микстуру. Или кормил облезлую кошку во дворе. Или сидел в валенках за учебниками. Наша поездка на Красноярское море, с чего всё и началось. Я думаю, что он подозревал о происхождении Ани. Мне даже казалось, хотел сказать мне об этом, зная, что сам я никогда не решусь. Но не успел. Судьба его замкнулась, а Анькина только начиналась. Не знаю, кто кому был больше нужен: она нуждалась в поддержке, а мне давала смысл  жить.
   Рассчитывая на свалившееся наследство, но, не представляя проблем, с ним связанных, я, накануне я пытался позвонил Ларисе и сказать, чтобы она, пока не поздно, подавала в институт заявление  о зачислении дочери на коммерческий. Нечего мучить ребёнка, трудностей ей и без того по жизни хватит.  Включенный на зуммер телефон, вернул меня к действительности. На дисплее под номером Лоры прочёл:  «Апелляция рассмотрена в нашу пользу. Аню зачислили на бюджет!!!».
 Я показал текст Ане. В глазах Вовчика, стоявшего по другую сторону гроба, как в зеркале,  увидел отражение наших счастливых лиц. По-своему поняв причины нашей радости, он заговорщически улыбнулся и покачал мешком  денег.
    Прощание закончилось точно по регламенту. В положенное время, створки под гробом бесшумно раскрылись и он опустился вниз, в огонь, тогда, как душа покойного вознеслась к молочным небесам с еле заметным дымком из трубы. Все вышли, кто в фойе, кто на улицу.
- Прости  его, Господи, - незаметно перекрестился я. – И по велицей милости Твоей пощади его душу грешную.
  Аня принялась звонить матери.  Судя по тому, как озарилось её лицо, я понял, что СМС — не ошибка и взял у неё сотовый:
- Это точно?
- Жесть.
- Странно, я же отказался от апелляции, когда нам пообещали пятёрку за сочинение.
- А заявление забыл забрать. Там как раз проверка началась. Целую шайку  взяточников разоблачили. Два дня по телику только об этом и говорили. Даже по центральным каналам. Не видели?
- Нам тут не до того было. Аня звонила тебе?
- Да, - всхлипнула Лора.
В трубке воцарилась минута молчания.
- Когда вернётесь?
- Может, завтра поедем.  Сейчас ещё поминки.

   Через час молодой человек в черном костюме, с лицом, как гипсовый слепок, вынес нам теплый керамический контейнер с гравировкой :

                «Всего лишь миг, всего одно касанье
                Свечи, стремясь согреться,
                Но боль твоя, мой милый мотылек,
                Поселится навеки в моем сердце.
        А ниже строчка иероглифов. Узором «надписи надгробной на непонятном языке».
                *   *   *               
                Сибирский экспресс
          После поминок, я заказал через интернет билеты на поезд «Екатеринбург- Владивосток» и рано утром, позавтракав в гостинице, мы отправились пешком на вокзал, благо от него нас отделяла лишь привокзальная площадь.
   Я планировал по пути зайти в Камеру хранения багажа и забрать, наконец, по жестяному жетончику то, не знаю что. Но увидев за собой неразлучную парочку, передумал.
 Сели мы в пустой поезд одни из первых, едва проводницы открыли двери, за пол-часа до отправления.
Я выглянул в окно: торнтон макуты наши были уже на перроне. Только сейчас я подумал о том, что наверняка у багажа в ручной камере хранения есть какой-то срок. И вдруг он выйдет, пока мы тянем время? Я не знал размеров возможной потери, но не исключал, что они могут оказаться довольно значительным. Не хотелось бы лишать Аньку наследства. Тем более, мое обещание Форте.
- Сиди и жди меня. –  Решился я. – Вот твой билет. Будут меня спрашивать, скажешь, ушел в другой вагон к друзьям. На крайняк, если не успею до отправления, догоню в Тюмени. Всё. Дай-ка шоколадку!
- Ты же не ешь сладкое!
   Шоколадку я отдал проводнице, чтобы она открыла мне противоположную дверь из тамбура. Там я пролез под стоящим рядом составом и выскочил уже на второй платформе. А по подземному переходу побежал к ручной камере хранения, благо она была совсем рядом.   
- Люди! Будьте милосердны! Поезд уходит! – Пробился я без очереди к окну выдачи.
Люди меня пожалели, а вот здоровенный детина в фартуке, выдающий здесь багаж уже не один десяток лет, скривился:
- Какой поезд?
- Скорый, - ответил я и положил на прилавок пятихатку.
- Так бы сразу и сказал, - взял он жетон и взамен принёс дорожный пластмассовый кейс, с которым я ринулся в сторону трафаретных фигурок леди и джентльмена.
    В туалетной кабине вспомнил бухгалтера Корейко. В отличии от него я не подозревал, что за богатство у меня в руках. И остолбенел, когда увидел, что кейс был полон сто-граммовых прозрачных пакетиков.
- Сука, Форта! – Вопреки правилу «о мертвых или хорошо или ничего» сорвалось у меня с языка вместе со вкусом героина, хорошо запомнившимся мне  с экспериментов далекой юности. Когда паралич мозга прошёл, в голове проскочило несколько вариантов:
- бросить кейс и бежать;
- высыпать все частями в унитаз;
- сдаться в руки правосудия.
   Первый и последний гарантировано обещали печальные последствия. Второй – то же,  но с  меньшей вероятностью, поскольку я не знал пропускной способности сантехнического прибора.
    И тут я вспомнил, что на указателе с надписью «Туалет», наряду с прочими, было и слово «Почтовое отделение» со стрелкой вправо. Словно ангел хранитель вел меня в нужном направлении. Я решил довериться ему и не пожалел:  почта оказалась почти пуста.
Пока я заполнял бланки квитанций, указав в графе «Адрес получателя» г. Ачинск до востребования ( это всё что я тогда мог придумать для зашифровки), молодой человек в почтовой униформе старательно оборачивал тканью мой багаж.
- Бьющиеся  предметы есть? – Спросил он.
- Немножко, - зачем-то соврал я.
    Одним движением руки парень прилепил наклейку с рюмкой.
Рассчитавшись, не сказать, чтобы с легкой, но всё же облегченной душой, я побежал в обратный путь. Дверь в тамбур с противоположной стороны оказалась запертой. Я забарабанил, что было сил, поскольку объявили отправление. И опять мне повезло: дверь открыла всё та же проводница в бордовом берете.
- Опаздываем? – Игриво спросил я.
- Куда ж без вас-то.  Теперь шоколадкой не отделаетесь.
- Какой разговор! Ждите с шампанским.
- У меня от шипучки в животе урчит.
- Тогда с коньяком!   
     Поезд тронулся, и я не удержался, чтобы не помахать из тамбура рукой проплывающим мимо китайцам в черных очках.
 В купе я степенно опустился на своё место напротив скромной четы пенсионеров и  поздоровался.
- Здравствуйте, - в голос ответили они, разглядывая меня.
- Что-то не так? – Тихо спросил я Аню.
- Переоденься, - ответила она, не отрывая взгляда от сотового телефона.
Только тут я заметил, что  весь мокрый, будто меня с головы до пояса окунули в водоем.
- Придется потерпеть, пока туалет не откроют.
- Мы отвернёмся, переодевайтесь, - предложила попутчица, похожая на бывшую учительницу, - а то простынете.
   Анькин телефон беспрестанно пиликал.
- От Вовы? – Спросил я.
- В том числе, - ответила она, добросовестно, как радистка Кэт, отстукивая ответные радиограммы.   
          Ночью в Омске в дверь купе постучали. Открыв с нижней полки дверь, я нос носом столкнулся с овчаркой, спокойно рассматривавшей меня.
- Привет, - сказал я ей, но она не ответила.
- Извините за беспокойство, - ответил за неё кинолог, - дежурная проверка.
Собака, обнюхав все углы купе, села напротив и снова уставилась на меня умными глазами.
- Как тебя зовут? Есть хочешь?  - Спросил я и, полез за сумкой, где должна была быть колбаса.
- Сумочку откройте, - вежливо потребовал служивый.
- Тоже колбаски хотите?
   Не касаясь сумки, он осветил её фонариком и попросил попеременно раскрыть все её отделы и кармашки. Потом то же самое и снова моими же руками, проделал и с моей барсеткой. Я ещё подумал, что правильно сделал, запрятав почтовые квитанции.
- Вы один едете?
- Да, - соврал я.
- Пройдемте с нами.
- С вещами?
- Как пойдет.
- Вообще-то у меня билет до Красноярска.
  Полицейский промолчал, а соседи, многозначительно переглядываясь,  принялись ощупывать на себе потайные места с деньгами.
    В служебном купе нас встретила знакомая проводница:
- Добегался? Плакал мой коньячок.
- Погуляйте минут пять, мы поговорим, - попросил её вежливый полицейский.
- Имейте в виду, свободных мест не. Опоздаете, - будете до следующей станции в тамбуре стоять.
Наедине полицейский задал мне под протокол несколько вопросов, один из которых звучал примерно так:
- Вы употребляли в течение последних суток наркотические вещества?
- Булочки с маком считать?
- Нет, - серьёзно ответил он.
- Нет, - так же серьёзно повторил я
- Были ли у Вас в течение последних суток контакты с наркотическими веществами?
    Не трудно было догадаться, что собака, учуяла запах героина на моих руках. Это надо было чем-то объяснить, и я придумал историю, что на привокзальной площади подрался с наркоманом.
- С чего вы решили, что он наркоман?
- Неадекватный такой и зрачки по полтиннику.
- Состав отправляется! – Крикнула в дверь проводница.
- Одну минуту, заканчиваем. – И уже обращаясь ко мне: - Подпишите здесь и здесь.
- Смертный приговор?
- Быстро! Или будете догонять другим поездом.
      Остаток ночи я проворочался, анализируя ситуацию и выискивая возможные промахи с которыми мог бы засветиться. Душевному спокойствию моему пришел конец, как и сну, и, возможно, надолго, - подумал я и не ошибся.
   В Красноярске на перроне нас с Аней встретила транспортная полиция. Развели по разным кабинетам. Снова вопросы, допросы, протокол. Эти ребята знали обо мне куда больше, чем их коллега из Омска; видно, было время подготовиться. И беседа уже не напоминала обмен любезностями. Бритоголовый следователь с фальшивым “Royal Oak” на запястье, в черной рубашке, из-под которой проглядывала массивная золотая цепь,  после стандартных вопросов, где родился, где крестился, сразу взял быка за рога.
 -  Мы располагаем сведениями, что в Екатеринбурге тебе была передана партия героина, - сказал он и уставился на меня. Поскольку это не было вопросом, я смотрел в заваленное папками оконце, ожидая продолжения.
- Ну, что молчим?
-  А что сказать?
- Правду и только правду.  С какой целью ездил в Екатеринбург?
 - На юбилей факультета.  У нас с друзьями  традиция такая.
-  И как?
- Хорошо.
- Это тебе так кажется.
- Что, простите?
- С кем там встречался?
- Поименно?
- Надо будет, и список составишь.
- С бывшими однокашниками. Уважаемые, между прочим, люди:  профессора, доктора, доценты, - ответил я, вырисовывая пальцем вензеля по углам пыльной столешницы.
- Фортунатов тоже академик?
- Ныне покойный.
- И как же его угораздило?
- Вы имеете в виду злосчастное казино?
- Так вы ещё и поиграть успели?
- Видите-ли, я сопровождал своих друзей...
- Сразу с юбилея и в казино? – Перебил меня следователь врубашке СС и повернул мне в лицо настольную лампу.
  - Не сразу, - зажмурился я отпрянув. - Вначале в стриптиз клуб заехали.
- Вот это по - нашему! «Доценты с кандидатами».Тоже традиция?
- Что вы, в наши времена ничего подобного и представить было нельзя. Да и сейчас, просто так сложились обстоятельства. Мы искали одну женщину…
- Одну на двоих? Из экономии?
- Полноте! Я пытаюсь объяснить, как мы там оказались, а вы перебиваете, - изображая обиду и отчаяние, чуть не всплакнул я.
- Ну да, раньше в баню ходили.  Теперь в стриптиз. Жить стало веселей.  Особенно когда под герычем.
- Не любитель.
- А что предпочитаешь? Анашу, синтетику? Собачка-то на тебя указала!
- Ну, если вы верите собакам больше, чем людям…
- Естественно. Собака может иногда ошибиться, а человек постоянно врет! – Произнёс следак с такой злостью, что капельки слюны его брызнули передо мной на стол. – Врёт и врёт!, - Дважды стукнул он кулаком по столу
Помню, я ещё подумал: или это имитация с целью устрашения или он реально псих? На всякий случай попытался установить с ним что-то вроде психологического контакта:
- Я вас очень хорошо понимаю, ещё Черчилль говорил про собак…
- Хватит умничать! – Не дал мне договорить следак и снова передразнил:  « Товарищи учёные, доценты с кандидатами…»
     Наша милая беседа была прервана телефонным звонком.     Я слышал, как он отвечал своему шефу по телефону:
-… Да, нашли. С килограмм. В специальном контейнере…. Нет, не герыч. Темно-серый порошок, скорей всего синтетика…. Да кто его знает, теперь каждый месяц что-нибудь новое в ассортименте появляется…. Экспертиза покажет….Похоже эти просто наркокурьеры… Думаете, вслепую?… Происхождение пока не установлено, но на контейнере что-то по китайски написано, «Made in China», наверняка… Нет, пока не колются…
    Сообразив, о чем они говорят, я расхохотался! Отпустило, что называется.
- Что с тобой? Побочка лезет? Может бригаду вызвать из психушки? – Протянул он мне стакан воды.
-  Скажут, вы довели. Зачем вам неприятности. Лучше ребенка отпустите! Она же несовершеннолетняя!
    Следователь позвонил, чтобы Аню отпустили, а меня задержали до получения результатов экспертизы.
«Ах Форта, Форта, - в сердцах произнес я. – Даже прах его не дает мне покоя! Хотя, кто знает. Может и не прах там уже».
- Насколько я знаю, у меня есть право на звонок, - спросил я, прежде чем меня увели.
    Следователь молча подвинул мне телефон.
Я набрал номер Трушина, но он оказался заблокированным. Тогда набрал дежурного Управления  и попросил найти подполковника Трушина.
- Какого ещё Трушина? Николаича, что ли?
- Да-да, его.
- А с чего вы взяли, что он подполковник?
- Ну, может быть уже полковник, я не в курсе.
- Ага, генерал. Оставьте координаты, вам позвонят из приёмной
- Знаете, я сейчас незаконно задержан транспортной милицией, телефон мне дали только для одного звонка. Поэтому вряд ли он сможет до меня дозвониться, пусть позвонит их дежурному. Фамилия моя Гурин, Александр, он прекрасно знает...
  Ночь я провел в тесной компании с бомжами и вокзальными жуликами.  Лучше не вспоминать. А утром снова привели в комнату следователя, где встретил меня  щеголевато одетый молодой человек, источавший аромат дорогого парфюма, перебивавшего камерные запахи блевотины и дихлофоса, к которым я не успел привыкнуть. Он потянул было мне руку, но передумал  и ограничился тем, что показал  удостоверение ФСБ. Лицо его показалось мне знакомым, но оно было настолько невыразительным, что памяти моей не за что было зацепиться.
- Так что у вас опять стряслось? – Спросил он.
- «Опять»?
- Вы забыли? Мы же общались как-то по поводу фальшивых Евро. Тогда вам чудом повезло.
- Очередное недоразумение. На этот раз шьют наркотики. Крах репутации, пожизненное клеймо!
- Репутация, клеймо, - это ничто по-сравнению с семью годами колонии.
- Ну, сажать меня не за что и это скоро выяснится, а вот слухи расползутся, - не отмоешься.
- Разберёмся.
- И помочь в этом может только один человек. Трушин. Он в курсе. Можно ему позвонить? Хотя бы в приемную.
- В приемный покой, - вы хотели сказать? Найдите в справочнике Психиатрическую больницу номер 1, там его хорошо знают.
- С ним что-то случилось? – Испугался я потерять последнюю надежду.
- Напротив, я считаю, что ему крупно повезло. Психушка, все-же, лучше, чем колония строгого режима.
На лице молодого человека проскользнула улыбка.
- Послушайте, может мы о разных людях говорим? – Решил уточнить я. - Мне нужен подполковник Трушин Николай Николаевич.
- Именно. Только не подполковник, а бывший пра-пор-щик.
- Разжалован? За что?
- Я поясню, после того, как выслушаю вас.  Меня интересует основа ваших с ним отношений.
- Значит, основа…, - поднял я на минуту глаза к потолку и выпалил всё без утайки. Точнее, почти всё. Во-всяком случае, многое.
-  Ну, что вам сказать, Александр Викторович. Знаете старый анекдот: сперматозоиды, кто быстрей, торопятся, чтобы оплодотворить яйцеклетку и по ходу хвастают: «я буду космонавтом!», «я буду Рокфеллером!», «я – президентом!»… и вдруг один затормозил и воскликнул: «господа, вас дико надули, вы в жопе»
-  Хотите сказать, я там же?
- Ну, как то так. Образно выражаясь.
  Оказывается, Трушин никогда и не был на оперативной работе. Прапорщиком служил, вначале на вахте, потом делопроизводителем. Исполнительный был работник, к делу относился неформально. Допоздна засиживался на рабочем месте,  порученные ему для систематизации секретные дела, изучал дотошно, умиляя начальство, которое не скупилось на похвальные грамоты и благодарности, отчего завистники прозвали его карьеристом. Но не о том он мечтал. Дважды обращался с рапортами  о переводе на оперативную должность.  Одного усердия оказалось мало. Недоставало некоторых формальностей, как-то:  диплома о высшем образовании , наличия семьи (с чем у него, видимо, были проблемы), результатов медицинского освидетельствования (которое было у него просто блестящим, если бы не детская справка психиатра), и ещё пары, казалось бы сущих  пустяков для обычного человека, но которые оказались непреодолимым препятствием для Трушина.
-  Да Вы не расстраивайтесь! – Успокоил меня товарищ из ФСБ. - Не один Вы на его удочку попались. У него при обыске обнаружили картотеку порядка тридцати личных дел таких «внештатников», как вы. Увы, только с псевдонимами! Вы свой знаете? ( Я покраснел). Личные дела с настоящими установочными данными не нашли. Пока. Но, полагаю, это люди не последние, о чем свидетельствует  отдельная  картотека, картотека связей агентов, через которые можно было выйти аж на администрацию Президента. А там, сами понимаете…  Картотека компромата вообще необъятная! Вплоть до первых лиц краевой администрации. Он и попался - то, на шантаже. С такими ухищрениями, старый чёрт, все делал, что не сразу на след вышли. Борец за справедливость. Интересно, сейчас, когда базы данных давно на электронных носителях, у него на конспиративной квартире все в выдвижных ящичках хранилось, которые он присвоил, когда в конторе списывали старые каталоги. А дела разработок! Начальство, когда ознакомилось, нам его в пример поставило! Великого опера, сказали,  просмотрели, сгноили в архивной пыли. Ну, да  вам это лучше знать.
- Лучше — не знать.
- Тем не менее, Фортунатова Вы разрабатывали?
- Что значит, «разрабатывал»? Да, иногда Трушин требовал от меня информации, приходилось напрягать воображение.
- Понимаю. У нас это называется Оперативная игра. Так ведь, «вся жизнь игра».
- Ну, знаете, кому игра, а кому мать родна. Кстати, куда эти писульки потом девались?
-  В соответствии с приказом 075 СС, который, в отличии от большинства оперов он знал, как отче наш, «писульки» должны подшиваться к соответствующим делам.
-А нельзя ли их каким-то образом изъять?
-  Посмотрим. Когда найдём.
- Когда найдёте. Я бы Вам был оч-чень благодарен. И в материальном плане...
- Всё в наших руках. И в ваших тоже. - И шёпотом, мне на ухо: - Скажите только, куда героин дели?
  - И вы туда! – Отчаялся я.
- Шутка, - засмеялся он и потрепал моё плечо. - Вы не знаете,  Александр Викторович, почему мне так хочется Вам верить?
- Потому, что Вы относитесь к людям, которые чрезвычайно тонко чувствуют правду. Доверьтесь же и сейчас своей интуиции, - ответил я.
- Только фактам. «Хочется верить» всего лишь эмоция- вздохнул молодой человек. – А вот у шефа моего нюх! Только не на правду,  на враньё. Как я объясню ему содержание оперативных сводок Екатеринбургских коллег, согласно которым  Фортунатов лично обсуждал тему производства героина с неким Кимом, химиком?
-  Химом кимиком? - Повторил я, думая о чем-то своем.
-  Химиком Кимом, - поправил меня сотрудник.
- В смысле, химиком? По УДО?
- Нет, в прямом смысле.
  - А! – Наконец дошло до меня. – Ну, во – первых, Ким не химик, а физик. А во вторых,  не «некий»,  а ученый, каких ещё поискать!
- Ко-о-нечно! – Протянул молодой человек. - Кто, как не ученый может квалифицированно проконсультировать о производстве героина? О хранении сырья в рулонах.
- Простите?
- Heroin rolls, что это?
 -  Скорей всего, рулетики.
 - Я не особенно знаком с терминологией наркоторговцев, поясните.
 - Легко. Это рулетики с маком!  Вкусные такие, особенно, под кофе с молоком. Если успеть в буфет к восьми утра, когда их только привозят из местной пекарни, горяченькие, душистые, с запеченной корочкой, - никакие круассаны  рядом не стоят!...
   Нашу увлекательную беседу прервали сообщением, что подоспели результаты экспертизы содержимого урны. Наличия наркотических веществ в прахе не обнаружено, в чем я уже начал было сильно сомневаться. Оснований задерживать меня больше не было.
                *   *   *
                «По утрам в поликлинике всё снуют шизофреники»

     Пресыщенному приключениями, мне совсем не хотелось ехать в Ачинск за мною же отправленной посылкой.  Я без сожаления отказался бы от  «сокровища», если бы не знал, что его, как невостребованное,  отправят обратно «отправителю» и чем, в конце концов, всё это должно закончиться.  В целях конспирации я выехал в 3 часа ночи, причем в сторону, противоположную от Ачинска. Не включая дальний свет долго кружил проселочными и лесными дорогами,  пока не убедился в отсутствии слежки, и лишь потом свернул на запад. По той самой дороге, которую так ругал Чехов, путешествуя на Сахалин.
    Обратно ехал медленно, заранее присматривая, где можно спрятать этот злополучный кейс и не нашел места лучше, чем в лесочке вдоль трассы М- 53, в нескольких километрах от Красноярска.
   Так хотелось высыпать всё это в яму и закопать. Но рука не поднялась на чужое. Аня сама должна распорядиться наследством.
  Я  сделал лопатой засечку на елке, набросал мха, веток поверх «клада» и поехал домой.
     Как ни старался забыть про злосчастный чемоданчик, алчные мысли об обладании «несметным сокровищем»,  не оставляла меня ни днём, ни, особенно, ночью, превратившись в навязчивую идею. В голове моей прокручивались способы реализации преступного товара. В разговорах со знакомыми я хитро вынюхивал, кто занимается этим подпольным бизнесом, придумывая разные предлоги, вроде того, что найти наркотик просил мой друг, больной раком, который более не в состоянии переносить боль и мучения. Один отослал меня в Покровку к цыганам,  другой подсказал нужный  сайт в интернете, а третий, сторонник кардинальных мер, даже предложил купить для моего друга пистолет с одним патроном, чтобы разом прекратить мучения. Четвертый настолько серьезно отнёсся к моей проблеме, что я заподозрил в нем тайного агента спецслужб и прекратил всякие с ним контакты.
      Тогда-то я и вспомнил о Трушине. Конечно, слова молодого гб-шника произвели на меня впечатление. Но, зная Никника, его рассудительность, холодный и цепкий ум, чувство юмора, наконец, (вспомнил я его ехидную физиономию и блестящие, с искорками, глазки),  я никак не мог поверить, чтобы он ни с того ни с сего вдруг тронулся головой. А как он хитро провел меня с приглашением Форты!?
   И главное,  именно он, а никто другой, помог мне избавиться от ига Светлого!  Не говоря уже о том, сколько дельных советов дал мне этот умудренный опытом человек.
   В конце концов,  дабы избежать срока за какие-то там  ведомственные огрехи, он мог просто симулировать сумасшествие, превратив все в фарс, вполне устраивающий его начальство.
     Подозрение, что слухи о его болезни преувеличены, привело меня в невро-психологический диспансер.
    Попасть к пациенту  оказалось не просто. А пригласить вниз, в фойе, и вовсе запрещено. Всё же мне удалось договориться с сестрой из его отделения, и она согласилась проводить меня. Конечно, в халате и в бахилах, один из которых, за неимением чепчика, пришлось надеть на голову.
- Так можно? – Спросил я сестру.
- Ещё и лучше, за своего примут,  - сказала сестра, опуская в карман халата плитку бельгийского шоколада. – А вот, как ваш друг сюда попал, вообще не представляю. Видимо, кому то это было нужно.
- А так бывает?
 Она посмотрела мне в глаза поверх очков, фыркнула и повела дальше больничными лабиринтами.
- Всегда вежливый, бодренький такой. Каждое утро зарядку делает и по коридору туда-сюда раз по двадцать спортивной ходьбой.  Его больные уважают: «Николай Николаич, Николай Николаич!». А что вы хотите?  Порядок в столовой навел. Там такое раньше творилось! Стал порции взвешивать, качество проверять. На поставщика вышел, ИП Мнацурян. В суд на него подал.У нас сразу жалобы на расстройство желудка прекратились. Потом организовал общественный совет из ветеранов силовых структур. Их тут немало, работа нервная, видать: не ты посадишь, так тебя. Распределил всем обязанности, назначил дежурство по палатам, старост. Теперь у нас порядок, как никогда. Телевизор поменяли с черно-белого на цветной. Политинформации проводят. Артисты приезжают, даже Александр Маршал был! А недавно к нам комиссия приезжала по поводу коллективной, жалобы о выделении VIP – палат блатным и за взятки. О злоупотреблении депрессантами, психотропами, да много чего у нас тут… Что началось! Мама не горюй! Оказалось, тот же Мнацурян поддельные лекарства поставляет. Теперь вот Главврача увольняют. А за ним цепочка потянется, - перешла она на шёпот, - он тут всю родню на теплые места пристроил.
   После этого, думаю, вашего друга  здесь долго не продержат. Тем более, что все анализы хорошие, МРТ головного мозга – соответствует возрасту. Тесты у психиатра прошел. Только вот больные сказали, что если его выпишут, - устроят акцию протеста. Не хотят отпускать. Представьте себе, что из этого может получиться. Бунт в психушке страшное дело! Вся страна подымется!
 Трушина в палате не застали.
- Посмотри в шахматной, - сказал его сосед.
   Николай Николаевич, как всегда аккуратно подстриженный и гладковыбритый, но в больничной пижаме с инвентарным номером, в окружении болельщиков, стоял в раздумье перед столом с большими шахматными фигурами.
- А мы вот так-с, - произнес он, перескочив конем на половину противника, - кавалерия царица степей!
   Оторвав взгляд от фигур, он увидел меня и подмигнул.
   В какой-то момент я даже позавидовал ему: Вот так же играл бы сейчас в шахматы, ходил в столовую три раза в день, не считая кефира, смотрел бы телевизор, рассуждал бы с соседями о политике. И что ещё надо для счастья?
    Дождавшись ответного хода, Трушин, будто ждал его, не раздумывая двинул вперед ферзя.
- ФинитА. Мат в три хода! Не видите? Ну, посмотрите с товарищами, а ко мне пришли. Следующую партию уступаю.
   Он подошел ко мне, и мы обнялись. По пути заглянули в столовую, он предложил мне тушеной баранины с картофелем,  но я отказался.
- Напрасно. Качество отменное.
- Ну, как вы? – Спросил я.
- Да нормально.
- Я вот тут фруктов, орехов принёс.
- Пощелкаем с товарищами, у кого ещё зубы остались. В нашей жизни без зубов никуда.
- Они лущеные.
- Спасибо.
- Гулять можно?
- Вот с этим беда. Я ведь моржеванием уже лет двадцать занимаюсь. Вот чего мне тут не хватает.
- А холодный душ?
- Это не то. Ну, рассказывай, как съездил?
- Да уж столько времени прошло, забыл все.
- Писать начнём, - вспомнишь, - похлопал он меня по плечу. - Как друг твой?
-  Эту тему можно закрыть. Нет его.
- Напрасно так думаешь.
- Не верите?
- Я про тему. - Ник Ник оглянулся и, притянув меня за пуговицу, шепотом добавил: - Я ведь здесь под прикрытием.
- Здесь?
- А то! Гадюшник. Коррупция махровым цветом процветает. Недавно реализовали активное мероприятие, сейчас посадки пойдут. Глядишь, дышать станет легче. Ну да ладно, вернемся к нашей баранине. Умер, говоришь?, - произнес он прожевав кусок. - Ай-я-яй. А я всё посылочку от него жду.
- Вы?
- Ну да. Он тебе ничего для меня не передавал? Здесь сотовые не положено. Может звонил-звонил, а я и не знаю.
- И я не знаю.
Трушин как-то с недоверием на меня посмотрел и в задумчивости произнес:
- А кому же ещё он мог передать? Я- то знаю, как с этим поступить, а другие? Не представляю.  Притчу вспомнил: «Подарили дураку море. Он в него палец обмакнул, лизнул его и говорит: - Фу, соленое». Соленое, говоришь?
- А что бы вы с ним стали делать?
- Научить?
- Я так, к слову.
- Ну-ну.
  Обманывать Трушина у меня плохо получалось, поэтому я решил сменить тему.
- Сестра сказала, у  вас все нормально со здоровьем, скоро выпишут.
-  «Сестра сказала», - передразнил он. Тут новую должность вводят: Зам Главврача по безопасности, режиму и воспитательной работе. Вроде как, под меня специально.
- Так это же здорово!
- Не знаю. Пока работаю над составлением должностных инструкций.
- А что там у вас, церковь? – Спросил он меня, когда мы спустились на первый этаж.
- Часовенка. Там раньше был склад, куда относили вещи упокоившихся. Но с моим приходом смертность резко уменьшилась и я вот помог организовать.
- А разве, простите меня, психам можно в церковь?
- Вы меня удивляете, уважаемый! А из кого же тогда все приходы состоят? «Блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное», - пропел он таким голосом и с такой интонацией, что я подумал, не он ли тут настоятелем, по совместительству. А когда вышедшая из часовенки служка в черном низко ему поклонилась и поцеловала руку, прямо спросил об этом.
- Нет, что вы! Я пригласил сюда настоящего священника, своего старого знакомого, друга, можно сказать.
   И скромно добавил:
- А я так, замещаю иногда, когда он не может.
  Подойдя ближе к часовенке, я прочитал на арочном своде выведенное на старославянском:
« Часовня Христа ради юродивого  Василия Блаженного». И ниже, распечатанное на принтере: «Часы службы …»
                *    *    *
                Отречемся от старого

   Заканчивался сентябрь, а погода стояла необыкновенная.  Бабье лето, одним словом.  Анька уже месяц, как училась.   
  Я подъехал  за ней к главному корпусу Медакадемии.  По аллеям сквера ветерок гонял желтые листья. Греясь на солнышке, галдели на скамейках студенты.
    Увидев Аню в стайке девчонок, выпорхнувших на крыльцо, я не смог сдержать улыбки и подмигнул ей фарами. Подружки, каждая по очереди, коснулись её плеча, и она помахала им на прощанье.
  «Вот оно, счастье!», - подумал я, глядя, как она вприпрыжку бежит к машине. – «Короткое, как беззаботная молодость». Невозможно было узнать в ней ту угрюмую дикарку, которую увидел впервые три года назад. Я приоткрыл дверцу и она легко запрыгнула в переднее кресло. (А первое время упорно забивалась на заднее).
-Привет!
-Привет! Что это тебя все подружки по спине хлопали?
-Они, почему-то, считают, что я приношу удачу и, если меня коснуться, то всё обойдётся. А у нас сейчас первый коллоквиум.
- А ты?
- У меня автомат.  Почему машина без номеров?
-Продаю.
-Новую берешь или на общественный транспорт переходишь?
- У нас ещё одна есть.
-Такая ма-аленькая?
- Зато непрожорливая.
- Тогда и тебе надо худеть, для соответствия.
- Это неизбежно. Народ рассчитал, фирму закрыл. Буду экономить.
- Ничего, поживёшь, как все. Это полезно.
- Слово «поживёшь» означает временные изменения. А я подозреваю, они приобрели необратимый характер.
- Не комплексуй, у тебя есть оправдание: кризис!
- Вот и я про то. Ну, что ж, пойду в управдомы. Или в председатели садового общества.
- Бе-е-е, - проблеяла она презрительно. - А мы куда?
- Твой выбор, перед тобой все пути открыты.
- Едем куда, спрашиваю?
- А! – Хлопнул я себя по лбу. - Едем исполнять последнюю волю Сергея.
- А можно сначала в Сбербанк заехать? Мне надо пластиковую карту получить. Нам на них будут стипендию начислять.
-Тебе за счастье ещё и деньги платят? И сколько же у вас стипендия, если это не коммерческая тайна?
-Тысяча рублей!
- Как-кие деньжищи!
-Мне ещё пятьсот будут доплачивать.
-За красивые глаза?
-За старосту. Меня старостой группы назначили. И ещё тыщу по социалке. За безотцовщину.  Выгодно, правда?
Я покраснел.
- А ты всё взял?
-На заднем сиденье, - не сразу ответил я, задумавшись про «безотцовщину».
  Она оглянулась.
- А моё «наследство» где?
- Что ты решила?
- Я первая спросила: взял или нет?
- В багажнике. Только зря ты это. Я же сказал,  сам реализую всё и представлю тебе полный отчет. Или не доверяешь?
- Просто не хочу омрачать себе  жизнь, угрызениями совести за твою погубленную. Тебе знакомо это чувство?
- Я тебя не понимаю. Чего ты хочешь?
-Для начала выполнить волю покойного. Кстати, мне Лиза звонила. Они завтра с Вовчиком приезжают.
- Зачем?
- В гости. Нельзя?  Почему ты не захотел их дождаться? Вместе бы торжественно развеяли  его на волю, - показала она на урну с пеплом.
- В-первых, я только сейчас узнал про их приезд. А во-вторых уже сегодня ночью начнётся штормовой ветер и дожди на неделю. А там сразу и снег.
- Ты веришь прогнозам?
 - Не особенно. Но держать прах при себе – плохая примета. Скажи, ты у китаянки узнала про «наследство»?
- Но она сама не знает, в чем оно заключается. Это ты мне сказал. Если бы сказал, «ничего нет», - я бы тоже поверила.
- Я бы так и сказал, если бы не знал, что врать тебе бесполезно.
- Ты же сам говорил, что всякие там телепатии от дремучего невежества. А я теперь выучусь,  стану образованной.  И меня можно будет обманывать, как всех. Кстати, Лиза спрашивала, не хочу ли я в Китай?
 - И меня звала. А что? Может, махнём в твои каникулы? Погуляем, вкусняшек китайских поедим. Начинай-ка загранпаспорт оформлять.
   Мы выехали за город, свернули с основной трассы и по лесовозной дороге долго взбирались на скалистую гору, пока не въехали на террасу, ровную, как поляну, если бы не множество пеньков от вырубленного леса. Обманутые поздним теплом, по второму кругу зацвели некоторые растения. Над нами сияло неяркое, нежное солнце, одаривая последним теплом, а над предгорьями Саян уже сгущались свинцовые тучи.
- Найс! – Оценила Аня открывшуюся панораму с Енисеем под ногами. И стрекозы ещё летают, всё, как он хотел.
- Я думаю, ему понравилось бы.
   С трудом открутив крышку контейнера, я подал его Ане:
- Сама?
   Она взобралась на обломок скалы и пошептав что-то себе под нос, перевернула  контейнер и потрясла им, как банкой  с мукой. Усиливающийся с каждой минутой ветер, подхватил пепел и понес над поляной, на кедры и сосны под нами.
- Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч. Лети, папка!
      Я подал Ане руку,  и она спрыгнула на мягкий ковер изо мха. Пару минут мы постояли молча.
-Ну, что? Теперь распорядимся моим наследством?
- Каким образом?
-Знаешь, я не хочу его продавать. Этим пол Красноярска можно загубить. Я выросла среди всего такого, насмотрелась и не хочу множить людское горе. Даже, если все получится, лично мне это не принесет счастья. Всю жизнь потом думать об этом, нет уж. Давай сюда эту гадость!
- И это говорит потомственная цыганка?!
- Выродившаяся. Давай-ка сожгем это.
- Сожжем, - поправил я её. – А не будет потом мучительно больно?
- Сам ты, как цыган. Будет мучительно больно с этим жить.
  - Ну что ж? Мое дело предложить. Только жечь нельзя. Слишком специфический запах,  могут засечь. Да и сами нанюхаемся.  Давай-ка лучше всё выпотрошим и закопаем.
- Лопата есть?
- Всегда.
     В багажнике кроме саперной лопатки находились два одинаковых кейса. Поколебавшись, я взял, пока она не видела, тот, что слева. Пока ковырял каменистую почву, Анька вспарывала пакеты и высыпала порошок в вырытую канавку.
 -Как похожа эта гадость на тальк, которым у нас в морге посыпают резиновые фартуки и перчатки, - сказала она.
- Хорошо у вас в морге.
- Ну, вот и всё, - сказал я, закончив. - Поехали? С чистой совестью.
 - Ага, и на свободе. Сейчас, только отряхну с себя пыль несбывшихся надежд.
  По дороге домой она щебетала о новых подругах, о преподавателях, а я думал о том, что нельзя, наверное, чохом обвинять всё её поколение в чрезмерном прагматизме, потребительстве, в поклонении ложным кумирам,  фальшивым идеалам и т.д и т.п. Да, они говорят «Сожгем» вместо «сожжем», не все отличают Ленина от Сталина. Но, такой ли уж это порок?
    Главное, они честнее нас.  И чище. Хотя, «когда мы были молодыми тоже чушь прекрасную несли, и фонтаны били голубые и розы красные цвели».  Посмотрим ещё, в каких монстров они превратятся лет этак через тридцать . Годы не делают людей лучше.   
- Не расстраивайся, - сказала Аня, заметив, что я отвлекся. – Всё мы правильно сделали.

                *    *    *
                Воскресение

    А на следующий день мы встретили Лизу с Вовчиком. Они прикатили на микроавтобусе Voge,  который купила Лиза на Вовино имя. Я успел снять для них трёхкомнатную квартиру. Лифта в этом старом доме не было, и я вызвался помочь донести багаж. Но, открыв раздвижную дверь машины, вздрогнул, увидев в сумраке плотно тонированного салона  фосфоресцирующее сияние глазных белков на заднем сидении. Отдернув плед, обнаружил спортивный костюм, из которого торчала перевязанная бинтами голова мумии.
- Что это?!
- Ми ми (секрет), - огляделась и прижала палец к губам Лиза.
- А кого же мы тогда развеяли с горы? – Посмотрел я на Аню. - И ты знала?!
- Я и сейчас не всё понимаю, - ушла она от ответа.
- Какие же вы скоты, «дети Индиго»! Ничего святого!
- На себя посмотри. Думаешь, я тальк от героина не отличу?
-  Боже мой! Что вы с ним сделали?
-  Он живой, - успокоила меня Анька и в доказательство ущипнула мумию за ногу. Нога рефлексивно дернулась.
- Другого выхода не было. За ним охотились кунхузы и убили бы, - в оправдание сказал Вова, который незаметно подошёл сзади.
- И ты Брут! Сами вы кунхузы! – Сказал я, размахнувшись на них пледом, которым был накрыт мой друг, точнее то, что от него осталось.   
- Ему сисяс луце, –  наморщила носик Ли Джун и чихнула от пыли, что поднялась от пледа.
- Истинная правда. Хуже-то некуда.
- Хуже всегда есть куда, - заметила Аня, - сам говорил.
   Вдвоем с Вовой мы осторожно подняли ценный груз и понесли в подъезд.
- Дядь Саша, я сам. Только мешаете.
 – Он что, в коме?
-  Да нет. Просто обиделся.
   Я только фыркнул, не находя слов.
- Хуже то, что он есть отказывается . Сейчас Лиза будет его кормить, давайте оставим их.
- Вы понимаете, что без медицинской помощи он обречен?!
- Мы за этим сюда и приехали. Там за нами постоянно следили.
- Так вот почему вы имитировали кремацию, а не похороны! Побоялись эксгумации? Боже мой! Боже мой!! И все это время бессовестно врали! Из-за вас я ввел в заблуждение следствие! – Вспомнил я об ответственности за дачу ложных показаний. – И кому? Мне? Самому честному и порядочному из вашей шайки!
- Из нашей шайки! – Поправила меня Аня.
- А от тебя я этого не ожидал. Далеко пойдёшь, если не остановят.
Я ещё долго бы сокрушался, если бы не срочная необходимость действовать.
  Проблема заключалась в том, что официально оформить Форту на лечение в больницу мы не могли, чтобы не засветиться.  Из всех моих знакомых оставался только один человек, имеющий отношение к медицине.
  Ему я и позвонил.
- Ну как,  Николай Николаевич,  уже можно поздравить Вас с новой должностью? – Рискнул я угадать развитие событий.
- Не спешите, мой друг, приказ ещё на подписи. Да и не с чем особо. Повесил себе ярмо на шею.
- Не кокетничайте. У меня к вам дело.
Эзоповым языком я поведал ему о своей проблеме и прочитал на память историю болезни пациента.
-   Если бы что-то с головой. А так - не наш профиль
-  С головой хоть отбавляй! Достаточно сказать, что клиент не разговаривает с того дня, как вышел из комы.
- А что вы хотите от него услышать? – Поймал меня на слове Никник.
- Наверное, то же, что и вы. Неужели не поняли, о ком идет речь? Я выполнил Ваше главное поручение!
- Ах, вот оно что, - дошло до него. - Везите. У нас госпитализация с 9 утра и до обеда.
- Значит, завтра?
- Нет, сейчас же. А лучше я направлю к вам бригаду скорой помощи.
- Николай Николаевич, ну зачем столько шума? Я его сам доставлю.
- Немедленно!
                *    *    *
                Глухая пора
 
    Надо признаться, после всех этих злоключений, стрессов и разочарований, я  чувствовал себя полностью опустошенным. Настолько, что в пору было просить у Трушина ещё одно койко-место в его учреждении. Кроме усталости состояние моё усугублялось обидой за то, что меня использовали, как болванчика. С человеком, которого хоть немного уважают, так не поступают. И даже Анька, это неблагодарное существо: «Лети, папка!». Его называла отцом, а меня никак. И ведь прекрасно знала, что Форта жив! И про герыч знала.  А я, дурак, ради неё под вагонами лазил. Тварь двуличная! И Вовка туда же… Да что там!  Полное разочарование, «печально я гляжу, на это поколенье»
     Ещё и дождь. Холодный, серый, унылый. «В землю пальчиком тыкает». Настолько мерзкое, скажу вам, состояние, что впору набрать номер телефона доброжелателя, предлагавшего мне пистолет с одним патроном.
   Единственным светлым пятнышком на мрачном небосклоне моего сознания остались воспоминания о ФРОЛЯКИНОЙ. О Фролякина! Как было бы хорошо снова очутиться с ней вдвоем,  хоть в том же Китае,- размечтался я.
 Когда заснул под утро, мне приснилось, что мы плывём с ней в лодочке по зелёному пруду с розовыми лотосами, с золотыми рыбками, которые шлёпают губами, будто говорят нам «Ни хао». Вдоль берега растут кривые китайские дубки с попугайчиками, а из глубины рощицы раздаются волшебные звуки свирели. Я неспешно гребу, роняя капли воды с вёсел, а Фролякина сидит напротив  в прозрачной накидке. Сложила босые ноги мне на внутренние стороны бёдер, брызгает на меня водичкой с пальчиков и смеётся. Так звонко и по-доброму…
    Я проснулся с мыслью, что надо непременно её  увидеть. Непременно! Наваждение какое-то. Позвонил, но номер, как сообщил голос, не обслуживался.
    Дождь к обеду перешёл в первый снег, который густыми мокрыми хлопьями успел облепить  машины. Свою я продал  и  разъезжал на «Вице» жены, напоминавшем комок грязи. Мыть её в такую погоду не имело смысла, и я ограничился тем, что протер тряпкой только дверные ручки и зеркала заднего вида.
     На забитой парковке супермаркета, ухитрившись протиснуться в узкую щель, я припарковался между бордюром и сияющим, как из мойки, «Поршем».  Подняв голову на дребезжание магазинной тележки,  увидел Фролякину. И она меня. Посмотрела равнодушно, как на фонарный столб. Волна счастья, окатившая меня, оказалась холодным душем:  Фролякина шествовала рядом с мужем, гордо выпятив вперёд огромный, восьмого месяца беременности, живот.
    В душе моей враз что-то оборвалось и упало. «… упало на пол, и я рассыпался на части.» Такое страшное несчастье. Осталось только чувство стыда, пустота и холодная зола, где ещё недавно теплилась надежда.
    Ей хватило и доли секунды, чтобы оценить моё состояние, мой автомобиль и с высоты превосходства даже пожалеть меня, что было уж совсем нестерпимо. Прежде, чем исчезнуть, я услышал ворчание её моложавого, спортивного сложения, мужа:
- Это ещё что за чудо?  И как теперь? Втиснул свою тележку,  что не выехать.
- А ты жопу подай вперёд, - рассердился и я.
- Это у тебя жопа! Вместо головы.
Вообще-то я редко ругаюсь матом, но тут был именно тот случай. Выросший на городских окраинах, среди шпаны и уркаганов, я неплохо владел их языком. Он немного устарел по нынешним временам и значение не всех слов было понятно оппоненту, но тем устрашающее они подействовали. Но не на Фролякину.
- Прекрати немедленно! – Гневно кинула она мне.
- Осторожней, не запачкайся об инвалидку! – Предупредил её муж, первым, от греха подальше, заскочив в салон.
- Да я уже. Владик, подай вперёд,  не пролезу.
    Ну, вот и всё. Яркая концовка запомнится надолго. Рельсы закончились, сдулся котёл и паровоз, пыхтя, остановился в тупике. Настало время никому не нужных воспоминаний. Но мне жить прошлым всегда казалось невыносимым, возможно потому, что это первый признак старости. Осталось только завыть прощальным гудком.
                *    *    *
                Над гнездом кукушки.
   Первое похолодание всегда бывает неожиданным. Я простыл. И как не сопротивлялся, все же свалился с ангиной и бронхитом.  Потом пришлось ухаживать за женой, которую сам же и заразил зловредным вирусом.
    Когда, наконец, вышел из дому, стояла настоящая зима. Ого-го, какая по счету! Поэтому ничего нового я от неё не ждал.
    Пока сидел в очереди в пенсионном фонде, послал Анне СМС: «Как ты? Как Сергей?». Она пожаловалась, что к Форте их не пускают, и попросила меня подключить «связи».  Мне не хотелось никого проведывать, но гипертрофированное чувство ответственности, свойственное, за неимением других достоинств, главным образом посредственностям, как всегда воспреобладало, нет преобладело (почти прибалдело),  короче, взяло вверх над желаниями - нежеланиями.
   Трушин встретил меня в вестибюле 1-го этажа, чтобы избежать формальностей с оформлением пропуска. На нем был уже не байковый, а белоснежный отутюженный халат, из-под которого выглядывала голубая сорочка и темно-синий галстук. На этот раз без заколки.
- Это со мной, - сказал он вахтерше.
- Конечно, Николай Николаевич! – Ответила она, пропуская его и «это» через турникет.   
  В подрагивающей и поскрипывающей кабинке Щербининского лифтового завода мы поднялись на четвертый этаж.
- Лифты надо менять, - по-хозяйски заметил Трушин.
- Китайские дёшево и прилично. У меня с выставки где-то визитка осталась с их лифтового завода.
- Ну нет. Возьмём «Отис» или «KONE».
- Смысл переплачивать? Всё равно их в Китае по лицензии делают.
   Несмотря на идеальную чистоту коридора, по которому мы шли, с разных концов, навстречу друг другу, орудуя, как хоккеисты, швабрами, скользили  уборщицы.
   Больные в чистых пижамах, выбритые и стриженные, как один, под полубокс, радостно приветствовали нас.
- Как самочувствие? –  На ходу спрашивал их Трушин.
- На поправку! - Бодро рапортовали ему. – Скоро уколы отменят.
- Не рановато ли? – Покачал Никник головой. – Поговорю с главврачом.
    Комната Форты находилась в отдельном закутке и напоминала более номер в трёхзвездочном отеле, нежели больничную палату.  Её обитатель, спиной к нам, работал за мольбертом.  На наше приветствие,  указал нам рукой на диван.
     Стены палаты были увешаны листами ватмана с акварельными то ли набросками, то ли законченными абстрактными картинами.  Не будучи знатоком современной живописи,  я шепотом спросил Трушина, что на них изображено. Тот, с поставленной интонацией экскурсовода, пояснил:
- Сложно одним словом охарактеризовать стиль, в котором сейчас работает Маэстро; на мой взгляд это некий эклектический микс  постсупрематизма и наивного экспрессионизма иногда с дегенеративными элементами. Но я бы не стал раздражать художника,  он вполне самодостаточен и самобытен, чтобы втискивать его в прокрустово ложе чьих-то стилей для соответствия ярлыкам.
- А это?
- Женские образы…
- Выразительно! Но почему они без головы? – Спросил я.
- А зачем голова женщине, у которой всего остального с избытком? У Венера и без рук весь мир покорила.
-  А ведь он прав, все проблемы вытекают из женской головы. Зада вполне достаточно.  Но, конкретно с этим, мне кажется, он несколько переборщил.
- Возможно, сказалось длительное воздержание;  тем  больше экспрессии в его полотнах.  Я бы назвал это протестом против стирания гендерных различий.  В этом он обогнал свое время. С наступлением нового ренессанса, когда людей тошнить начнет от трансгендеров, гомосятины и ковырялок, эти картины украсят стены не  богадельни, а крупнейших музеев мира.
- Доживем ли.  Вы верите, что мир развивается по спирали?
-  Возможно. Мы сейчас на очередном её витке. Мир управляем, как и наши предпочтения, и даже наше мировоззрение. Важно, кто их формирует.
- Масоны? – Вспомнил я лекцию на эту тему, прочитанную им в квартирке Аглаи Семёновны. - Те, у кого есть деньги?
- Деньги - субстанция текучая. В неподвижном состоянии превращаются в тину. Они либо утекают, либо притекают. И не дают возможности насладиться жизнью тем, кто их имеет. Скорее, наоборот: деньги, а также движимость и недвижимость имеют своих владельцев. Тут я согласен с Марксом: освобождение от частной собственности и по-христиански и по-коммунистически непременное условие свободы духа.  Вопрос недалёкого будущего. Даже сейчас, можно видеть, что чем мобильнее общество, тем больше людей предпочитают арендовать жильё, а не покупать. Самая активная часть такого общества даже стиральные машины не покупает, обходясь общественными прачечными. А посмотрите, сколько книг у немцев: две, три стоят на полочке. Всё. И минимум мебели. А мы говорим «Общество потребления!» Да они, в отличии от нас уже давно это перешагнули. Это у нас шкафы от книг и посуды ломятся. Заваленный дорогими и ненужными безделушками коттедж, вдобавок к городской квартире, гараж на две, три машины на семью. За этим всем надо следить, платить налоги, ругаться с соседями, отбиваться от приставов… Когда уж тут отдаваться основной работе, расти профессионально… Мы ещё это поймем. И рекламные банеры с кошачьим кормом затянут лозунгами: «Долой частную собственность». Возьмите вашего друга: ничто теперь не отвлекает его от любимого занятия. У него ничего нет, а он счастлив! Это понимали ещё древние греки, которые лишали собственности и брали на полное содержание талантливых скульпторов и художников, чтоб быт не отвлекал их от творчества.
- Но не всем же ваять  и писать.
- Вот пусть остальные зарабатывают в поте лица своего на дачу и репетиторов для своих чад.  Время, когда потребности двигали людьми, ушло безвозвратно. Это первобытный человек,  чтобы поймать рыбу, придумал крючок. Сейчас хозяева мира двигают потребностями остальных людей, быдла, можно сказать, убеждая его купить совсем ненужные вещи, навязывая им моду на одежду, бесполезную овощерезку, престижные марки машин, «стильный» образ жизни и псевдо-искусство,  в том числе главнейшее из них кино. А что оно из себя представляет это современное кино?... -
Понесло Никника в буквальном смысле с пеной на губах.  Если не вдумываться особенно, то  переходы от одной темы к другой, происходили у него как будто обоснованно и, следуя своей трансцендентной логике, он мог, начав с походов Александра Македонского, закончить экспедицией на Марс.               
     Почувствовав, что если его не остановить,  он будет ещё долго растекаться мыслью по древу я перебил его:   
- Всё это чертовски интересно. А скажите, Фортунатов работает с натурой?
-  При необходимости, мы могли бы  пойти ему на встречу: в женском отделении имеются достойные особи. Но работа с натурой убивает воображение. А оно - самое ценное, что у него есть. Вы знаете Ци Бай Ши?
- Китайский художник? Что то слышал.
- Это сейчас самый дорогой художник. А знаете, как он работал?  Выходил на пленер и долго – долго смотрел. Потом возвращался домой и через день очередной шедевр был готов! Посмотрите, к примеру, вот на эту работу нашего пациента. Что-то подобное, правда?
 Кроме пестрой мазни я не увидел ничего и сказал в духе вводной Трушина:
- Своеобразная палитра!   
- Именно! У вас хороший вкус. Не спрашиваю, что видите;  что испытываете?
Он посмотрел на меня и, не дождавшись ответа, продолжил:
- Она создает удивительное энергетическое равновесие. Чувствуете?
- Ощущаю.
- Ещё бы. Желтый цвет излучает энергию, как солнце. Синий, а особенно фиолетовый, - поглощают её. Красный рождает агрессию, кремовый – усмиряет. Умело работая с цветом и его оттенками, художник достигает удивительной гармонии чувств. Не так ли?
- Именно!
- Из всех доступных человеку наслаждений, искусство первое после любви.
Где-то я уже это слышал и подумал, что у него наверняка есть блокнотик, куда он записывает полюбившиеся афоризмы.
- Думаете, ваши подопечные разделяют это мнение?
- Не сомневаюсь.
- Один мой знакомый иначе расставил приоритеты: водка, вкусная жратва и бабы.
 - У нас тут более чувствительные натуры.
- Чувствительные или возбудимые?
- Ха! У буйных, конечно, свои предпочтения. Их надо понимать. Я уже подобрал несколько картин, заказал рамки и скоро мы выставим их в холле. Не столько  эстетики ради, как с профилактической целью.
- А что там? - Обратил я внимание на самую значительную, по размерам, картину на треноге, укрытую  сатиновой накидкой. Трушин несколько смутился:
- Художники не любят показывать незаконченное.
- Тем более заинтриговали. Хотя бы краем глаза!
Трушин сдвинул ситцевую занавеску  и на холсте размером метр на полтора я увидел его парадный портрет в военной форме с васильковыми петлицами, аксельбантами,  множеством медалей и разнообразных регалий, смысл которых мне, гражданскому человеку, не был понятен. Однако, посадкой, поворотом головы и, главное, стрижкой портрет навевал некоторое сходство с последним императором Всея Руси. .
- Ну, как? – Не удержался Николай Николаевич, чтобы не спросить моего мнения.
- В лучших традициях.
- Сережа, когда уже можно будет забрать? – Явно залюбовавшись собою, спросил он.
Форта изобразил движение кистью вверх – вниз.
-  Надо лаком покрыть, - озвучил Трушин его жест. - Не подумайте, это я не для себя. В фойе поставим. Ничего личного.
    Я так и не понял, узнал меня Форта или нет. Даже когда, наконец, он присел отдохнуть, судя по выражению его лица, мыслями он витал где-то далеко.  Когда глаза его закрылись, а подбородок безвольно опустился на грудь,  Трушин хотел положить его головой на подушку, но тот отказался.
- Искусство требует сил. Зато на сон не жалуемся. Творческая работа, самовыражение лучше всех транквилизаторов. Если в меру, конечно. Как и еда. Я включу эти элементы в практику лечения наших пациентов.  Скажу по секрету, думаю написать диссертацию на эту тему. Материала здесь предостаточно.
- А как вы себе представляете дальнейшую судьбу его работ? Могут они представлять реальную ценность? – Поинтересовался я.
- Для кого-то они и сейчас её представляют. Но для коммерческого успеха, если вы об этом, нужна большая подготовительная работа, арт-маркетинг, говоря их языком.
- Простите?
- Необходим промоушен, иначе сказать. Без него Бог знает, сколько Рафаэлей и Микельанджелов почило в туне. В современном искусстве трудно заранее  предсказать успех. Очередного гения можно прождать пол-века, а жить-то надо. Вот и приходится создавать его из того, что есть. Кропотливая, скажу я вам, работа, вложений требует. Что посеешь, то и пожнешь, то бишь, больше инвестиций,  выше рентабельность. Важно продумать фон. Не такой, как наша дебильная реклама, когда все уже знают, чем она назойливей, тем хуже фильм, выставка, или что-там ещё? Нужна некая интрига, Enigma, так сказать. А главное актуальность. Если нет подходящих событий, - создать их искусственно, как бы невзначай. Это уже высший пилотаж, не всем по зубам. И тут главное, не увлечься, не прозевать момент. Когда аура вокруг картины начала искрить, - самое время выставить её на торги. Не в Урюпинске, конечно.
- А если не купят?
- Купят-то купят. Вопрос цены. Едва ли предложенная кем-то цена покроет все ваши расходы.
- Тогда к чему вся затея?
- Дослушайте, это только начало. Фишка в том, что вы сами её купите, через подставное лицо, конечно, но за ваши деньги.  Скажем за миллион условных единиц.
- Рискованно.
-  Да. Но нет лучшей рекламы. Через год вы продадите её за два. А если провернёте что-нибудь вроде нападения вандалов, ортодоксальных критиков,- то ещё дороже.
-  А как же объективный художественный уровень?
- В современном рынке даже и понятия такого нет: «объективный художественный уровень». Сами придумали? В бизнесе все субъективно, кроме денег. Вспомните Ван Гога, Малевича, того же Мунка.  Это же мазня, чистой воды шарлатанство или, как это теперь называется, «блестящие бизнес-проекты»! Другое дело Шишкин, «Утро в лесу», когда чувствуешь, как хвоей пахнет. Или Айвазовский. Вы были в его музее в Феодосии? Лето, жара, а ты стоишь у огромной картины «Ледяные горы» и тебя натурально холод пронизывает до мозга костей.
- А что вас ещё пронизывает?
-  Желание поставить это на коммерческие рельсы. Грешно гнобить талант. Тут и на раскрутку тратиться особо не надо,  достаточно подобрать удачное название для вернисажа, типа: «Картинки из психиатрической клиники». Чувствуете аналогию? «Картинки с выставки»?  Или «Клинический случай».
- Или «Над гнездом кукушки».
- Тоже вариант!  Кстати, чем вы сейчас занимаетесь?
- Оформлением пенсии.
- А что если я приглашу вас агентом по продвижению проекта, о котором я  только что рассказал?
- Опять агентом? – Сморщился я.
- Ну, хорошо, промоутером, если угодно.
- Рискуете, я же ничего в этом не смыслю. Ещё промотаю всё.
- Думаете, Дягилев много понимал? Нахватаетесь. Тут главное чутьё и настойчивость. То и другое у вас есть.
-  Думаю, Боливар, то есть Серёга, не выдержит двоих.
- Ваш Серёга тут не один такой.  Вон, Кузьмич из седьмой палаты такие вещи  лепит, что ой -ё – ёй! Я ему пластилин и глину центнерами беру. Осталось гипсовые формы сделать и отливать в бронзе. Церетели рядом не стоял!
     А чтобы попасть в MainStreem,  художником нужно управлять, точнее, направлять его творчество в нужное русло.
- Психотропами?
- Можно и так. Транквилизаторами, энергетиками, депрессантами, антидепрессантами,  анаболиками…  Возможности современной фармацевтики безграничны. Тут уже не поймешь, кто более творец, он, - показал Трушин на Форту, - или лечащий врач.
   Кстати, отвлекусь, вы, наверное, слышали, что Министерство здравоохранения приняло постановление о производстве в стране новой линейки обезболивающих средств на базе наркотических веществ? Импортозамещение, так сказать.  Через мои новые связи в Крайздраве мы могли бы получить некоторые  квоты. У Вас ведь, как я понимаю, с реализацией возникли проблемы?
- ???
- Не надо делать такое лицо. Серёжа мне всё рассказал.
- Так он же не говорит!
Николаич развел руками.
- Я его без слов понимаю.
- С помощью психотропов?
- Нет, мы по старинке. Вы же меня знаете, я доверяю людям, и они доверяют мне. Старая школа, со времен Зубатова.  Это сейчас аудио, видео, чипы, биллинги, пеленги, - с таким хайтеком только за перемещениями следить, да подслушивать.  Всё равно, что любовь с презервативом. Но  жучки не Троянский конь, с ними в душу не залезешь.
- Обязательно надо в душу лезть?
- А как ещё до сути докопаться? С химией, или с иголками под ногти он скажет всё. Всё, что ВАМ надо. А дальше? Разве инквизиция чего-то добилась? «Еврей крещёный, что вор прощеный».   Мне же надо чтобы он сказал то, что сам хочет, чтобы душу облегчил. Вот где истина! -  Поднял Трушин свой перст.
- Похоже, вам само копание доставляет удовольствие.
- Самокопание это не моё.
-  Я о процессе.  Только при чем здесь искусство?
- А что вы улыбаетесь, думаете, я того? – Покрутил он пальцем у виска. - Напрасно. Всё взаимосвязано: тронь одно звено и зазвенят другие. Резонанс называется. Вы Шопенгауэра читали? И не надо! Вот где шизо в чистом виде.  Не засоряйте девственной чистоты вашей ясной, продуваемой свежим ветром головы.  А у меня  заключение медэкспертизы, - полез Трушин в карман, - я его всегда держу при себе, справка, что я не верблюд. Мало ли? – И добавил шёпотом, округлив глаза: - ОНИ уже сюда добрались и норовят снова переодеть.- В такой, знаете, халат с длинными рукавами.  Примерить не желаете? А я щеголял. И ванны принимал. Со льдом. Скажете: «на воре шапка горит»? Фрейд тоже так говорил, только сейчас поняли, что это наш человек…
   Глаза его забегали, стали белесыми, по уголкам губ выступили капельки пены. Мне стало жутковато и неприятно одновременно.
- Николай Николаевич! – Дернул  я его за рукав, чтобы остановить.
- А? Что? – Встряхнул он головой, будто бы проснулся. Закрыл глаза и потер лоб.
- О чём это мы?    
- За искусство, вроде, говорили.
- А! То, что принадлежит народу так же, как  земля крестьянам, а фабрики рабочим? Помните, синие блузы разные завелись, агитпросветы и иже. Хорошо, хоть Сталин  яйца им прищемил. Но с корнем не вырвал,  не успел. Вот всё снова ими и поросло! Тодесами, геликонами и этими, как их, «Тридцати-серебрянниковыми Гоголь-моголями». И кому теперь «оно» принадлежит? Народу?  Где – нибудь за Уралом, нет, уже за Садовым кольцом народ о них и знать не знает. Только прилежно оплачивает. А «Оно» ему надо?  То-то батенька. ИМ надо! И святая инквизиция уже не поможет!
- А кто тогда?
- Вот, прочтите, - вынул он из кармана и подал мне тонкую брошюру, на обложке которой был изображен ужасный змей, обвивший и пожирающий свою жертву, формой напоминающую территорию РФ. «Дьявол лицом к лицу» называлась книжка. Автор Трушин Н.Н. Я открыл её наугад и прочитал:
«… Профессор Новиков: Мы посеем среди народа страх, страх за жизнь, которая не будет стоить ничего, страх за своё рабочее место, которое каждую минуту может быть отобрано, страх за будущее. Страхом мы будем править народом. Под видом демократических преобразований дадим славянскому быдлу монархию, марионеточного президента. И больше блеска, шума, помпы!...»
- Серьёзно, - пробормотал я. Не знал, что вы ко всему прочему и писатель.
- Член союза писателей, - добавил он. Давайте подпишу. «Нас ждут большие дела». Возвращая книжку, ткнул пальцем себе в грудь и прошептал на ухо :
- Мне предложили баллотироваться в Законодательное собрание, - и посмотрел на меня будто ожидая,что при этих словах я упаду на пол и буду биться в конвульсиях.
- Согласились?
- Выбора нет. Кто, если не мы?
- А «мы» это кто? «Союз меча и Орала»?
- Тс-с-с, - прижал он палец к губам и завел в туалет. – Нас много. Очень много!
- Представляю.
-  В одной только этой клинике более сотни душ. Все встанут, как один. Таких клиник в Крае - 24. А по всей стране? А сколько наших со справками на амбулаторном? Самый многочисленный электорат.
- Да уж! – Восхитился я. – А если ещё организовать интернационал!
- Не будем забегать. Надо только правильно организовать работу. И я знаю, как это сделать. За нами будущее! Спасем Россию – матушку от ростовщиков! ОНИ же и мозги нам зомбируют. Ленин захватывал мосты и вокзалы, а эти захватили все СМИ, Союз писателей,  Министерство образования. Вы посмотрите, чем у детей в школах учат!
- Трудно не согласиться, - вспомнил я свое репетиторство с Аней.
- Ну, есть в Москве несколько показательных школ, с лучшими преподавателями, с материальной базой. Но вы посмотрите на фамилии учеников, - в этих школах только ИХ дети и внуки, чтобы поступить в лучшие университеты Европы и США!  А что же делать остальным? – Смотреть для них же сляпанные сериалы!
   Почувствовав, что его не остановить, я решительно сменил тему.
- Извините, мне надо идти. Как чувствует себя Сергей? Когда его выпишут?
   Трушин достал носовой платок и вытер лоб и шею. 
- А зачем? В миру его нет. Из документов на него только свидетельство о смерти. А здесь  он, как в бизнес-инкубаторе.  Оно верно, талант себя проявит. Если успеет.  Но можно ведь ускорить процесс. Как говорится, хочешь жить, - пожертвуй жопой. Отдайся. В «хорошие» руки.
- Повезло Серёге, - криво улыбнулся я.
- Вам о себе самое время подумать. Из внутреннего кармана пиджака он достал несколько  листов формата А-4, развернул и протянул мне вместе с авторучкой.
- Распишитесь вот тут. Остальное я заполню.
- Что это?
- Подписной лист. На основе его составляется список нашего общественного объединения. Партией мы объявим себя чуть позже.
- Мне надо подумать.
- Подумайте. И о моем предложении насчет Минздрава тоже, - посмотрел он на часы, будто жалея о зря потраченном на меня времени. -  Пора, так пора.  Пойдемте я вас провожу.
Я оглянулся на Форту. Он смотрел на меня, явно желая что-то сказать. Подойдя к нему, чтобы обнять на прощание, я почувствовал, что в карман пиджака мне скользнула на миг его рука.
  Мы долго ждали лифта. Молчание показалось тягостным, и я озвучил первое, что  пришло в голову:
- Вот вы сказали, что доверяете людям. И сами же признались, что это лишь прием для манипуляций, -  вышло у меня как-то по–детски обиженно.
-   Опять вы о своем? Когда детям ставят укол, говорят, комарик укусит. Потом они кричат, но  выздоравливают. Так и я хочу, чтобы всем было хорошо, и вам тоже, - вкрадчиво ответил он, и добавил резкости: - Разве вы не мечтаете повыгоднее загнать ваш чемоданчик?   
 - А это и не мой чемоданчик,я же вам всё рассказал!
- Я действительно доверяю людям. Но иногда проверяю. Я был на том месте. С лопатой. Первоклассный тальк, скажу я вам, лучше, чем у нас в клинике.
Пальцы мои сжались в кулаки:
- Вы и до Аньки добрались?
- Расслабьтесь. Я офицер и понятие чести для меня не пустой звук.
- Тогда будьте добры объясниться! - Потребовал я, когда мы спустились в фойе к гардеробу.
- А то сами не знаете, что за вами следят.
- Кто?
- И эти тоже, - указал Трушин на входной витраж, через стекло которого я увидел неразлучную парочку китайцев, которые в коротких черных пальтишках и туфлях-лодочках топтались на ступенях парадного крыльца.  Судя по шапкам снега на их волосах, мерзли они тут давненько.
- А мои люди следят за ними. Исключительно в целях вашей безопасности.
 - Что было, то и закопал. Форту тоже могли кинуть, так уже было с валютой. Я не эксперт.
- Ладно, прощайте, - зевнул он и добавил голосом кота Матроскина. – У нас сончас в это время начинается. Привык.
                *   *   *
   Включив машину на прогрев, я проверил карман пиджака и нашёл там записку:
« Завтра в 15 в нашей часовенке. Через вход с улицы.  Не приведи хвост. Переоденься. Записку съешь»
   Записку я тут же сжег, а на след день, ровно в 15 я был в часовенке. В старом пуховике и с бородой. Пахло ладаном и мирром.
Форта был  один. Стоя за мольбертом, он перерисовывал старую, почерневшую икону Казанской Богоматери.  Я перекрестился и поклонился ей.
 - Привет, - сказал Форта не оборачиваясь.
- Как ты меня узнал?
- Я тебя за версту чую, великий конспиратор.
- Мы одни?
- Да. У больных сончас, а смотрительница поехала свечи покупать.
- Никто не зайдёт?
- Я закрылся. Но лучше не терять время.
- Тогда скажи, как твое здоровье?
- Как никогда.
- Честно?
- Да. Рану залечили, с наркотиками завязал.
- Тогда что ты тут делаешь?
- А куда мне деваться? Вы ведь сделали так, что меня нет. А здесь кормят, тепло, светло и мухи не кусают. А кроме того, мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Если Трушин с умом проангажирует, будут деньги и слава.
- На чьё имя?
-  Псевдоним не посоветуешь? Какой-нибудь позаковыристей.
- Ситуация знакомая.  Ты читал Беннета «Заживо погребенный»?
- Нет.
- Я тебе принесу, чтобы знал, чем всё это может кончиться.  Вместе с твоим чемоданом.
- Ни в коем случае.
- А что мне с ним делать? Слышал, что предложил наш общий друг? Реализовать содержимое через Минздрав?
- Почему нет? С Аней прибылью поделишься.
- Ну, я пока не определился. Знать бы, действительно он псих или на него можно положиться?
- Одно другому не мешает. И ты это знаешь не хуже меня.
- А вдруг его и вправду выберут в Законодательное Собрание?
-  Я и не сомневаюсь.
- Так может лучше дождаться? Станем помощниками депутата.
- Это для тех, кто ничего не умеет. А мне есть чем заняться.
- А если он Президентом станет?
- Мир не перевернётся, а народу всё какое-то развлечение.
- А по – моему уже перевернулся. Пойду я, пожалуй.
- И тебе не хворать.
-  Можешь ко мне переехать, у меня пустой дом в Покровке.
- Вряд ли. Наверняка, раз пустой, - борщевиком зарос. Косить заставишь, камин топить, опять же. Спасибо, но… подумаю.
- Можете с Лизой там жить. Вы хоть видитесь?
- Заходит. Что-то уже тут замутила, не может без дела сидеть. Кстати, возьми визитку её ресторана, скидку сделает.
- Трушин знает?
- Куда ж без него. Собирается поставить её во главе региональной китайской общины. А это тыщ сто душ.
- Про Аню не спрашиваю. Она говорила тебе, что собралась на психотерапевта учиться?
- Без работы не останется.

                *    *    *
                Эпилог
     На этом дневниковые записи мои закончились.  Мне бы неким образом их подытожить, придать повести законченный характер, воздать каждому по заслугам, да ещё и мораль  подвести. Но это будет уже из другой оперы, как сказала бы Аня. Кстати, работает сейчас в Германии, кардиологом. Деловая. Иногда я звоню ей, и , если рядом раздаются немецкие голоса, она, не отвечая, отключает трубку. Наверное, стесняется говорить по русски, под немку канает, фрау Фортунатова. Чуть позже присылает СМС: "Позвони через пол-часа", как будто сама не может. Экономная. Думаю, помирать буду, не дозвонюсь. 
  Чем занимается Вовчик, я так и не понял. Но сестра говорит, всё у него есть и девушка тоже: Мисс Каменск. Дело вкуса, конечно, хотя по мне лучше простая, но честная.
     Форта в Штатах. Выставляется в лучших залах. Тоже не звонит. 
Ну и плевать, зато я навоза купил кучу, сейчас вот под руководством жены на грядки растаскиваю, будь они прокляты. Грядки, то есть.

  Про чемодан я умолчу. А вот Трушина видел пару раз, когда физиономия его промелькнула на заседании Госдумы. Сбылась таки мечта идиота. Хотя развернуться ему там пока не дают, покруче есть. Но,думаю, он себя скоро покажет. Его время приходит.