Ананд. Глава девятнадцатая

Начало повести - http://proza.ru/2021/05/20/1508

Через четыре дня, в понедельник, двадцать первого августа, молодожены вместе с Настенькой уехали на поезде в Ленинград, обещав Полине Федоровне в конце недели сообщить телеграммой, как у них все устроилось.

В Ленинграде первым делом поехали в университетское общежитие. Комендант общежития, несмотря на полученную им в качестве взятки банку варенья, оказался человеком крайне несговорчивым. Насчет Надежды у него вопросов не было — ее койка так и осталась за ней с прошлого учебного года. А насчет остальных сказал, что без разрешения деканата ничего сделать не может. И тут же пояснил, что получить таковое им не удастся, так как, во-первых, из-за нехватки мест в общежитии даже многим студентам приходится искать крышу над головой на стороне; во-вторых, превращать женское общежитие в семейное — это нонсенс.

— Занесите вещи, передохните и ступайте искать по городу, где можно снять комнату. После одиннадцати вечера посторонним лицам находиться в общежитии запрещено, — проинформировал он в заключение.

Вахтерша разблокировала вертушку, преграждавшую вход. Ананд, Надежда и Настенька с чемоданом и тремя тюками поднялись по узкой лестнице на третий этаж, прошли в конец коридора. Надежда открыла дверь, шагнула внутрь, подняла голову, резко остановилась и воскликнула:

— Вот это номер! — прошла вперед, поставила узел с вещами на одну из коек и указала Ананду рукой на висевшие вдоль окна на тонкой бечевке женские трусики, лифчик и кофточку. — Валя Кособокова успела приехать раньше нас. И чего это ей вздумалось? Еще десять дней могла бы у себя в Калуге гулять. Ставьте вещи на пол, едем в деканат.

— Но, — возразил Ананд, — в первую очередь мы должны съездить к Ухтомскому и отдать икону. Я обещал это отцу Павлу. Все остальное сегодня вторично.

— Нет, — парировала Надежда, — сначала надо самим устроиться, а потом о других думать.

— Мама, — вмешалась Настя, — почему ты все время споришь? Папа лучше нас знает, что сначала, а что потом! Неужели ты до сих пор не поняла?

Надежда удивленно оглядела дочь с ног до головы, хотела съязвить, но передумала, снова повернулась к Ананду:

— Хорошо, чтобы время не терять, относи икону, а мы с Настей идем в деканат. Вернешься раньше нас, оставь записку на проходной и погуляй немного. Мы долго не задержимся. Если мы вернемся раньше, будем ждать тебя в этой комнате. Особо не переживай. Если что пойдет не так, вечером впущу тебя и Настю в общежитие через форточку возле черного хода. Валя не выдаст — она свой человек.

— Схему нарисуй, как добраться до Васильевского острова и найти дом Ухтомского на Шестнадцатой линии, — попросил Ананд.

— Мы уже на Васильевском. Выйдем на улицу, немного пройдем вместе, а потом объясню. Тут все рядом.

На Большом проспекте Надежда показала Ананду рукой, куда ему идти и в какую сторону заворачивать, а сама вместе с Настей пошла в административный корпус университета.

— Папа, долго не задерживайся, — обернувшись, крикнула Настя.

— Постараюсь, — ответил Ананд, помахал ей рукой и, прижав к телу завернутую в хлопчатобумажное полотно икону, быстрым шагом пошел по проспекту, просматривая на перекрестках номера линий. Завернув на Шестнадцатую линию, издалека заметил опиравшуюся рукой о стену одного из домов маленькую сухонькую старушонку, сжимавшую в другой руке набитую продуктами авоську. Ускорил шаг. Женщина сделала несколько шагов вперед, открыла дверь подъезда и остановилась, собираясь с силами. Ананд подбежал, поддержал ее за локоть:

— Давайте помогу.

— Мне бы только по лестнице подняться, — тяжело вздохнув, ответила старушка.

Забыв на время о делах, Ананд принял из ее рук авоську, помог добраться до квартиры, открыть дверь. Из глубины комнат раздался мужской голос:

— Надежда Ивановна, это вы?

— Да-да, сейчас иду, — откликнулась женщина, напряженно смотря себе под ноги, и переступила порог.

Убедившись, что его помощь более не нужна, Ананд поставил авоську с продуктами внутрь квартиры, шагнул назад, замешкался, вспомнил, что в спешке, когда бежал на помощь старушке, не смотрел на номера домов, и окликнул ее:

— Бабушка, подскажите, двадцать девятый дом — это вперед по линии или как?

— Кого-то ищете? — обернулась она, держась за дверной косяк.

— Знакомого.

Позади старушки выросла фигура мощного длиннобородого старика:

— С кем это вы через дверь беседуете?

Старушка отошла в сторону, длиннобородый шагнул вперед, и Ананда вдруг озарило:

— Вы случайно не князь Ухтомский?

Старик подошел вплотную к дверям:

— Он самый. А вы по какому вопросу?

Ананд торопливо сдернул с иконы полотно и молча поднял ее над головой.

Старик застыл в изумлении:

— Господи! — потом медленно опустился на колени, троекратно перекрестился на образ двумя перстами, постоял со склоненной головой, поднялся с колен. — Заходите. Заходите скорее. Я так и чувствовал, что сегодня должно что-то особое произойти. Ну, заходите же! — повторил он приглашение все еще стоявшему на лестничной клетке незнакомцу.

Ананд опустил икону и вошел в квартиру.

— Пройдемте в кабинет, — взяв гостя под руку, пригласил Ухтомский и, обернувшись, попенял стоявшей у дверей старушке: — Надежда Ивановна, если себя не жалеете, меня пожалейте. Я, как увидел, что вы ушли, истомился в переживаниях. Мы ведь говорили уже с вами, что сестра Зинаида без вас все купит и принесет.

Старушка вздохнула и, ничего не ответив, медленно пошла вглубь квартиры.

— Отдыхайте, не вздумайте ничего делать, — наказал он ей. Открыв дверь одной из комнат, предложил гостю: — Вы проходите, располагайтесь пока здесь, икону поставьте на диван, а я принесу с кухни чайник. Слышите, как свистит? За чаем и познакомимся, и поговорим.

Ананд вошел в комнату, огляделся. Шкаф с книгами, массивный письменный стол у стены с приставленными к нему тремя стульями, небольшой диван, кровать. Тесновато, но уютно. Он поставил икону в центр дивана, прислонив к спинке, подошел к высокому окну. Снаружи буквально в двух метрах от стекла качалась широкая ветка липы, чуть дальше сквозь листву был виден закрепленный на стволе скворечник. Ниже во дворе сохли на веревках простыни.

В дверях комнаты, держа в руках серебряный поднос с заварочным чайником, сахарницей и двумя чашками на блюдцах, появился Ухтомский, поставил поднос на стол вплотную к мраморному чернильному прибору.

— В ногах правды нет, садитесь, — предложил он гостю.

Ананд вернулся от окна, опустился на стул.

Ухтомский разлил чай по чашкам и тоже сел за стол:

— Давайте знакомиться. Меня вы, судя по всему, знаете. Расскажите о себе. Как к вам попала икона?

— Да как сказать… Меня… — Ананд опустил голову, задумался на несколько секунд и, не поднимая глаз, продолжил: — Меня тут недавно один батюшка упрекнул, что откровенным рассказом о себе я вношу в его душу сумятицу. «Закон, — говорит, — предписывает священнику делиться подобной информацией с соответствующими органами». Понимаете?

— Понимаю, — согласился Ухтомский. — Но есть высшие законы: вера и человеколюбие. Остальные законы, и, я думаю, это нормально для любого порядочного человека, действуют лишь тогда, когда не противоречат высшим.

Он налил чай в блюдце, отхлебнул глоток и, встретившись с гостем взором, продолжил:

— Впрочем, если вы не расположены…

— Простите, — остановил академика Ананд и, уже не пряча глаз, начал рассказывать историю своих злоключений в СССР.

Ухтомский не перебивал, иногда прихлебывал чай из блюдца. В конце, когда чайник уже совсем остыл, спросил:

— А почему вы, Чандракант Венката Раман, человек чуждой нам веры, взялись за спасение православных староверческих икон?

— Я не знаю, что такое «чуждая вера». Те верующие люди, с которыми меня сводила судьба в лагерях, независимо от того, были они православные, католики, мусульмане или буддисты, выделялись из основной массы зэков осмысленностью во взоре, готовностью поделиться куском хлеба. У вас есть пословица, что дерево познается по плодам его. Так вот, плоды православия идентичны плодам индуизма. Спасать старообрядческие иконы меня призвала моя вера. Я сейчас здесь с вами, потому что у всех верующих один Бог. Да, мы называем его по-разному и поклоняемся каждый по-своему, но разве это меняет суть?

На некоторое время над столом повисла тишина, потом Ухтомский потрогал ладонью холодный чайник:

— Хотите, закипячу еще чайку?

— Спасибо, мне пора идти.

— Вы где остановились?

— Пока нигде. Жена в деканат пошла, чтобы разрешили нам и нашей дочери временно в университетском общежитии пожить.

— А как с работой?

— Не знаю. Я только с поезда и к вам.

— Вы кто по специальности?

— По доставшемуся в подарок диплому могу преподавать русский язык. Но это исключено: нет ни знаний, ни опыта. Санскрит и хинди знаю в совершенстве, но они здесь не востребованы. Свободно владею английским, но он тоже в СССР не в чести. Попробую найти работу на ипподроме, меня лошади любят, и я к ним неравнодушен.

Ухтомский пододвинул к себе лежавший сбоку от чернильного прибора лист бумаги.

— Напомните, как звать вашу супругу.

— Яковлева Надежда Алексеевна.

— На экзамене в мае очень хорошо ответила про доминанту, — обмакнув перо в чернильницу и поднося к бумаге, произнес он и уточнил: — Светловолосая такая, высокая, стройная?

— Не совсем так, — поправил Ананд академика, — чуть ниже среднего, а волосы темные.

— Ну, это не важно, — ответил Ухтомский и протянул гостю бумагу. — Отдайте жене, пусть идет с этой запиской к декану. Надеюсь, пока общежития не заселены, он поможет вам, а коль не получится, в вашем распоряжении будет эта комната.
Он приподнялся со стула, оглядывая помещение.

— Тесновато для троих, но большего у меня сейчас нет.

Ананд бегло прочитал написанное. В записке академик просил декана физиологического факультета предоставить студентке Яковлевой Н. А., ее мужу Яковлеву А. П. и их дочери Яковлевой А. А. комнату в общежитии на период с двадцать первого по тридцатое августа 1939 года, чтобы они до начала учебного года имели время самостоятельного подыскать себе жилье.

Прощаясь, Ухтомский еще раз поблагодарил гостя за бесценный дар и наказал пока не спешить с ипподромом:

— Я завтра весь день буду в университете, найду время, переговорю с филологами. Может, подскажут, где искать работу выпускнику педагогического института, знатоку санскрита, свободно владеющему английским. Загляните ко мне часов в семь вечера. Стучите в дверь два раза коротко и с перерывом еще раз. Вот так, — он постучал по столу. — Договорились?

— Договорились, — ответил Ананд и поспешил назад в общежитие.

Обратная дорога не заняла много времени. На проходной его ждала записка от жены, в которой та сообщала, что они с Настей пошли в магазин, вернутся к двум часам.
Ананд взглянул на стрелки висевших над столом вахтера часов. Было ровно два. Он вышел на улицу, огляделся и, заметив на противоположной стороне дороги фигурки дочери и жены, поспешил им навстречу. Надежда, передав в руки мужа авоську с продуктами, сразу выплеснула ему всю информацию: в деканате отказали, окно на первом этаже возле черного хода зарешечено, попробует вечером договориться с вахтером, чтоб разрешил им всем вместе переночевать в общежитии, а если не получится, то переночуют на вокзале, правда, там милиция может проверить наличие билетов, но авось обойдется.

Они поднялись в комнату.

— Придется мне брать академический отпуск, — подвела она черту, когда, открыв дверь, в довершение ко всему увидела, что еще одна койка уже кем-то из девочек занята.

Пропустив вперед Настю и переступив порог, Ананд поставил на тумбочку у кровати авоську с продуктами, протянул жене записку Ухтомского:

— Думаю, рано паниковать.

Она бегло прочитала, застыла на некоторое время в изумлении, не веря своим глазам, и бросилась мужу на шею:

— Ой, какой ты у меня молодец!

— Это не я. Ухтомский написал без моих просьб, — возразил он, принимая ее поцелуи.

— Неважно.

Надежда отстранилась от мужа и повернулась к дочери:

— Настенька, за тобой обед. Осторожно с керогазом, я тебе объясняла, а мы с папой бежим в деканат, пока там все не ушли, — она снова повернулась к мужу. — Идем скорее. С тобой как-то все лучше получается.

Продолжение http://proza.ru/2021/06/06/219