Мишка
Он обращал на себя Ее внимание как мог. А мог, как настоящий школьный и дворовый хулиган.
На уроке, когда Ее длинные волосы случайно ложились на его парту, он брал один из них, и тихонько тащил на себя. Поначалу Она ничего не чувствовала, а когда уже ощущала боль, поворачивалась резко к Нему, чтобы понять что происходит, и от этого боль, разуметтся, становилась ещё сильнее. И тогда Она била Его тем, что попадалось под руку и лежало на парте: учебником, линейкой, тетрадкой... А Он был счастлив! Нет, Он просто умирал от счастья, и от того, что Она обратила на Него внимание. Он торжествовал, Он упивался своей, как ему казалось, победой, и смеялся – заливисто, раскатисто, широко открывая щербатый рот. А Она думала, что все хулиганы щербатые потому, что постоянно дерутся, и была в неистовстве от гнева раздражения, пока Он захлебывался от нежности. Нежности - как Он ее понимал. И, конечно, считал все свои выдумки и проделки исключительно гениальными и удачными, придумывая всё новые и новые...
Однажды, после уроков Он предложил Ей нести до дома Её портфель. И, хотя жила Она очень далеко от школы, а Он, наоборот, жил рядом, Она, конечно, не оценила этот Его благородный порыв, и небрежно бросила: «Ты? Мой портфель? Да что ты о себе возомнил? Отстань от меня, наконец!». Но Он и не думал сдаваться...
И началась забавная игра по перетягиванию Ее портфеля в разные стороны: Она - в свою, Он - в свою. Ее трясло от ярости, Его от необычайного восторга и возбуждения. И, конечно, Он одержал, как Ему снова, казалось, победу: вырвал у Нее из рук портфель. Только вот ручка от него осталась у Нее в руке. Ведь Он не рассчитал из-за куража свою, уже почти мужскую, силу.
Она вскрикнула, и с ужасом посмотрела на свою руку, только что державшую портфель. По пальцам быстро и весело побежал ручеек крови. В толпе детворы, наблюдавшей за этой сценой, кто-то совсем по-взрослому пошутил: «Вот это любовь.. до крови!». Она побледнела. От вида крови у Нее закружилась голова: с детства кровь у Нее плохо останавливалась, а ее вид вызывал дурноту и почти обморок.
Она стояла в коридоре школы - растерянная, испуганная, готовая разреветься, а с кончиков пальцев на пол бодро стекали красные капли.
Он бросился к ней, упал на колени, стал просить прощения, целовать ободранные пальцы, прикладывать оторванную ручку к портфелю… Но все было напрасным. Она Его ненавидела - люто, безоговорочно и окончательно. Презрительно посмотрев на Него, Она только сказала: «Отойди от меня. Ты об этом ещё пожалеешь», и побрела в медпункт, пнув по пути от досады и обиды, свой портфель.
Медсестра остановила кровь, положила какую-то мазь, и перебинтовала палец.
Дома Она все рассказала. Портфель, конечно, папа сделал. А вот палец… Медсестра перестаралась с бинтованием, а в рану попала инфекция: за ночь палец распух, посинел и онемел…. Лечить его пришлось долго. Хорошо, что остался целым. С того дня шансов на взаимность у влюбленного хулигана совсем не осталось.
Он по прежнему оказывал ей знаки внимания, приставал с вопросами, с предложениями помощи, защиты, часто спрашивал не обижает ли Ее кто-нибудь… Она, по большей части, молчала в ответ. Иногда чеканила ледяной, совсем взрослой сталью неприступной женщины: «Меня обижает только твое внимание и твоя забота обо мне!».
Он совсем сник и отчаялся.
Приближался праздник. Женский день - восьмое марта. Ребята готовили подарки девочкам - своим одноклассницам. Каждый в тот год решил подарить что-то свое, а не организованно – всем, одно и то же. И каждый - непременно девочке, которая нравится! Ну, а кому никто не нравился, те разобрали оставшихся девочек по жребию. Кто-то купил заколку, кто-то ручку, кто-то недорогое колечко, кто-то сделал чеканку из тюбика зубной пасты с надписью «Поздравляю с 8 марта". Словом, подготовка была в полном разгаре…
Она, разумеется, не просто догадывалась, кто Ей собирается дарить подарок. Она была уверена: Он готовит Ей что-то необыкновенное и значительное. Ведь Ему нужно было непременно вымолить прощение, или хотя бы Ее прежнее внимание. Она знала – Он готовит сюрприз! И Ей было от этого не по себе. «Что Он еще выкинет? Заболеть, что ли?..», - думала Она. Но, как назло, почему-то не болелось.
И вот настал этот день. В школу Она пришла не нарядно одетой, а подчёркнуто буднично - будто и не праздник у Нее вовсе. С утра, после первого урока, все ребята подарили девчонкам свои незатейливые подарки, и те, весело хихикая, принялись их обсуждать. А Он... Странно, удивительно,... но почему-то не пришёл в школу. Она ликовала: Ура, пронесло! Наверное, сам заболел!
Третьим уроком у них было рисование. Проходило занятие в другом корпусе школы, куда нужно было идти через улицу. Все оделись, высыпали в школьный двор. Погода стояла отнюдь не весенняя: слякотно, все в лужах из талого снега, а с небес моросила какая-то нудная, колючая влажная пыль. Дул упрямый, холодный ветер.
Она уже подходила, весело щебеча с подругами к тому корпусу, где у них должен был быть урок, как вдруг заметила, что все повернулись куда-то в одну сторону… повернулись и застыли в изумлении. Она взглянула туда же.
О, Боже! Нет! Только не это!!! Возле забора школы стоял Он! В руках у Него был огромный оранжевый мишка, который практически закрывал всего Его! Над мишкой торчала только Его круглая голова со слегка оттопыренными ушами и непослушным вихром на лбу, да торжествующе улыбающийся рот!
Она застыла на месте. Он, воспользовавшись Ее замешательством, решительно шагнул Ей навстречу.
- Поздравляю! Это тебе! Подарок… И…прости меня…еще раз…, - необычно тихо для себя, и, пожалуй, стеснительно произнес Он.
- Что?.. Простить?.. Какой подарок? Ты с ума сошел? Кто ты такой, чтобы я брала от тебя какие-то подарки? Да ничего мне от тебя не нужно, и ты сам, сам мне не нужен! Неужели, ты этого еще до сих пор не понял??, - почти прокричала Она.
- Что? Не нужен?...Так не возьмешь?
Ей показалось, что Он побледнел. По крайней мере, веснушки на Его лице проступили намного ярче.
- Да не возьму, конечно! И не надейся!
- Ну, и не надо, - ответил Он почти уже шепотом, и бросил мишку на землю. Мишка неуклюже, беспомощно перевернулся, и… угодил прямо в огромную лужу, которая почти всегда была на том месте. А Он быстро зашагал прочь, не оглядываясь ни на Нее, ни на изумленных их одноклассников, примолкнувших, ожидая развязки.
Она стояла и смотрела на лежащего в серо-сизой грязной луже яркого оранжевого мишку - большого, красивого, радостно улыбающегося Ей своим пришитым мишкиным ртом. Мишка смотрел на Нее стеклянными черными глазами так понимающе, и так укоризненно! Он был очень чистый и очень милый… И ему так не шла эта грязная, холодная лужа!
В Её душе, от этих несоответствий, начался какой-то невообразимый беспорядок! Она оглянулась вокруг, и поняла, что ребята давно разошлись, Она не услышала, как прозвенел звонок и уже начался урок… Она стояла, словно оглушенная, не зная, что делать, как быть? От безысходности и невозможности что-то исправить, Она готова была разрыдаться в голос - грубо и утробно, без стыда и стеснения - как плачут только в раннем детстве, но, конечно, сдержалась. Ведь была уже не ребенком, а девушкой - такой капризной и неприступной, такой чистой и невинной, такой холодной, и такой жестокой. Острый, жгучий ком в горле мешал дышать, он щипал нос, глаза, он душил Ее, не давая сдержать слезы. И Она тихо, очень горько заплакала. Она знала, что никто сейчас Ее не видит. Школьный двор был пуст. Никого... Только Она и мишка в луже.
Она плакала, и точно знала от чего плачет. Она плакала, и точно знала, что Ей теперь нужно делать. И сделала это. Решительно и осторожно Она достала Мишку из лужи, с трудом взяла его на руки - он был действительно огромным, и пошла... Пошла домой - туда, где тепло и уютно. Туда, где поймут, и не будут задавать лишних вопросов, туда, где можно спрятаться от всего и от всех.
«Дома все встанет на свои места… Дома все будет хорошо. Домой, домой, к маме!», - думала Она, как будто нашла единственно правильный, спасительный выход.
Пока Она шла, на Нее оглядывались. Идти было холодно и далеко. Но Она просто не представляла, как войдет в переполненный автобус с такой огромной ношей! На улице было ужасно сыро. Промозглый, и обычный для тех краев северо-восточный ветер, дул Ей прямо в лицо. Она прятала его, мокрое от дождя и слез, в мишку, и Ей становилось намного теплее. Ей казалось, что мишка был даже горячим!
Дома Она высушила его и очистила от грязи. И потом... Мишка очень долго, жил у Нее, и с ним любил играть Ее старший сын. Но это уже совсем другая история. О Ней.
А Он…никогда больше не подходил к Ней после того события 8 марта, и не делал попыток даже заговорить. Они просто здоровались. Не более. После школы Она видела Его еще один раз.
Однажды, в такой же холодный не то весенний, не то осенний день, похожий на тот, в который Она несла тогда домой на руках Его мишку, Она стояла на остановке и ждала автобуса. Обычно Ее кто-то подвозил на машине, а тут… так получилось, что в такую промозглость Ей пришлось добираться с работы одной. Она стояла в роскошном ярком пальто, в высоких сапогах, красивая, шикарная, и думала, о чем-то своем, совсем уже взрослом, и том, что очень уж долго нет автобуса.
И вдруг со стороны дороги послышался ужасающий рев. Он нарастал, становился все громче, все страшнее… И тут произошло странное: люди на остановке расступились, они отступили именно от Нее, отступили, как море во время отлива. Она поняла это движение толпы только тогда, когда к Ней, практически вплотную подъехало нечто… Это был роскошный, какой-то потрясающий в своей несуразности и своем уродстве мотоцикл, с приваренным высоким рулем, с огромными колесами, и с белой козлиной шкурой на широком сидении. А на нем … гордо и прямо сидел Он. Тот, кто подарил Ей много лет назад того самого мишку.
- Подвезти, принцесса? Садись! - совсем по-взрослому, даже как-то иронично, предложил Он.
- Да нет, спасибо. Холодно на мотоцикле, да и одета я не для таких экстремальных поездок….
- Ну, все лучше, чем мерзнуть на остановке, садись, говорю! – настойчиво, и почти властно повторил Он.
И тут Она впервые с интересом посмотрела на Него. Как Он изменился! Каким уверенным в себе стал! Прямо настоящий…мужчина! Но…. Все равно Он остался таким же странным для нее, таким же непредсказуемым, таким же непонятным. Хотя, если по правде, Ей почему-то захотелось сесть на Его мотоцикл, захотелось спрятаться за Его спиной от холодного ветра и непогоды, и куда-то маяться, мчаться.... Но Она тут же подумала, что , если сделает это, то Он непременно разгонится на своем железном чудище до самой безумной скорости, и врежется вместе с Ней в какую-нибудь бетонную стену или сорвётся с обрыва... Чтоб уж наверняка... Вместе. И до конца - навечно.
А ещё в голове у Нее тут же пронеслись десятки других, уже рациональных мыслей: а как я поеду в такой красивой одежде с Ним, на этом смешном мотоцикле, а как я подъеду к дому на этой козлиной шкуре? Как? Да и…главное - зачем?
И Она сдержалась. А потом улыбнулась Ему такой улыбкой, которую Он, наверное, ждал от Нее тогда , давно. Улыбнулась, и, поблагодарив за предложение, отказалась от него еще раз.
- Ну, как хочешь, принцесса. Тогда - пока! - уже на ходу, весело и дерзко, перекрикивая дикий рев мотора своего железного коня, кинул Он на прощание.
Больше они никогда не встречались, даже мимолетно. А через несколько лет Она узнала от кого-то, что Он умер… Подробности Ей были неизвестны. Она только подумала о том,что такие как Он не живут долго. Они не умирают тихо, не торопясь - в теплой постели. Они не сохнут постепенно от старческой немощи, окружённые благодарными и уставшими от их хворей и причуд, потомками. Они сгорают быстро и неожиданно, онт уходят всегда некстати , без подготовки и предисловий. Они прощаются с этим миром на скорости, на рывке, на взлёте.
Нет, Она ни о чем не жалела. Ни о чем… Кроме, пожалуй, одного - Он уже никогда не узнает, что Она тогда взяла Его подарок - этого оранжевого, большого мишку. И о том, как он Ее согревал, пока Она шла с ним домой в тот холодный, весенний день! Согревал…. Его любовью.
Свидетельство о публикации №221060500660