Звери мои за меня говорят

«Звери мои за меня говорят»,
или
Загадки статского советника и кавалера
Ивана Андреева сына Крылова

Документальное повествование


                …Отличительная черта в наших нравах
                есть какое-то весёлое лукавство ума,
                насмешливость и живописный способ выражаться.
                Александр Пушкин


          «Смеяться, право, не грешно…»

          (Вместо предисловия)

Перелистав страницы литературной истории немного назад, можно обнаружить, что Иван Андреевич Крылов был первым писателем, которого Россия выдвигала на роль национального поэта. А как относимся к нему мы, что знаем о нём?

Называем его «дедушкой Крыловым». Порой не ведая, что выражение это пошло из поздравительного стихотворения Петра Вяземского, написанного в дни празднования 75-летнего юбилея самого Крылова и 50-летнего юбилея его литературной деятельности. Того самого Вяземского, который десятилетием ранее писал о будущем юбиляре совсем иные слова:

«Как ни говори, а в уме Крылова есть всё что-то лакейское: лукавство, брань из-за угла, трусость перед господами, всё это перемешано вместе».

Знаем, что Крылов писал басни, с некоторыми из которых нас знакомят в школе. Поэтому всегда говорим: «баснописец Крылов» и почти никто и никогда не произносит: «поэт Крылов».

Помним всю жизнь несколько фраз, ставших крылатыми. Зачастую уже даже не помня, в каких именно крыловских баснях они родились. Просто щеголяем своей «начитанностью»: «А Васька слушает да ест», «Услужливый дурак опаснее врага», «Сильнее кошки зверя нет», «Избави Бог и нас от этаких судей»…

Да ещё при случае смеёмся над анекдотами, связанными с именем Крылова.

Но зачастую, увы, не представляем ни жизненной и творческой биографии И.А. Крылова, ни картины становления Ивана Андреевича как писателя, ни его литературных устремлений.

          Родители

Жизнь Ивана Андреевича Крылова полна загадок. Первая среди них — где и когда он родился?

Хотя родители в то время жили в Астрахани, по преданию — впервые свой голос будущий великий русский писатель подал в Москве 13 февраля (по старому стилю — 2 февраля) то ли 1769, то ли 1768, по другим сведениям, так и вовсе 1766 года.

Детство Ивана Крылова прошло в разъездах. Отец его, получив первый офицерский чин после 13-летней солдатской службы, был одним из тех немногих, кто ценой тяжёлой полевой службы* добивался иногда дворянского звания.

* Полевая служба — военная служба вдали от больших городов, в гарнизонах захолустных крепостей в степях, в горах, в лесах, на границе.

Известно, что по случаю Пугачёвского бунта Андрей Прохорович получил назначение помощником коменданта в Яицкую крепость недалеко от Оренбурга. К тому времени он скромный драгунский капитан**, не имеющий иных средств, кроме скудного жалованья.

** Драгуны — вид кавалерии в русской армии, предназначенной для действий в конном  и пешем строю.

Детская память всегда отрывиста. Самое яркое воспоминание Ивана Крылова о Яицкой крепости — это как уральские казаки на замёрзшей реке бьют баграми в прорубях рыбу. Незабываемая картина — весёлые крики, чёрные тулупы на белом снегу. Почему из множества других сохранилась именно эта сцена? Кто его знает. Но сохранилась.
Другое из ранних воспоминаний Ивана Крылова связано с матерью: та, спасая ребёнка от наступающих пугачёвцев***, везёт его в большом глиняном горшке (корчаге) **** из Яицкой крепости в Оренбург.

*** Пугачёвцы — участники восстания крестьян и казаков под руководством Емельяна Пугачёва в годы правления царицы Екатерины II.

**** Корчага — древнерусский глиняный сосуд (известен с X—XII вв.) округлой формы и с двумя ручками, позднее — большой сосуд типа горшка с широким горлом.

По окончании военных действий против мятежников обойдённый чинами и наградами Андрей Прохорович Крылов вышел в отставку. После чего он с семьёй переехал в Тверь, где устроился на гражданскую службу и в чине коллежского асессора* занял место председателя Тверского губернского магистрата**.

* Коллежский асессор — гражданский чин 8-го класса, до 1845 года давал потомственное дворянство, затем только личное.

** Магистрат — орган городского или губернского управления.

Были ли родители Ивана Крылова одарены, увлечены чем-то, отличала ли их страстность к какому-либо занятию? Кто задавал тон в семье? Какие они прививали своим детям задатки? Был ли Андрей Прохорович строг к сыновьям, или служба не оставляла ему времени на них? Была ли Мария Алексеевна внешне привлекательной и обаятельной? Можно только строить догадки.

           Детство

Далее новая загадка. Известно, что образование Иван Крылов получил скудное, но, много читая с самого детства, стал одним из самых просвещённых людей своего времени. Однако когда и как проявилось увлечение Ивана Крылова чтением, позже переросшее в любовь к литературе?

На сей счёт существуют три версии.
Первая — первоначальное образование Крылов получил дома, под руководством матери. Заботливая, хотя и «без всякого образования, но умная от природы» (по словам самого баснописца), Мария Алексеевна занималась воспитанием сына и пристрастила его к чтению.

Вторая — отец его тоже «наукам не учился», но грамоте сына научил он, и любовь к чтению Иван Крылов унаследовал именно от него. При этом обычно Андрея Прохоровича причисляют к большим любителям чтения и в качестве доказательства ссылаются на то, что, мол, после его смерти Иван Крылов получил в наследство солдатский сундучок с книгами, собранными отцом.

Третья — каким-то образом 10-летний Иван Крылов стал, как тогда говорили, вхож в дом богатого тверского помещика П.П. Львова, председателя уголовной палаты. Да не просто вхож, Крылов стал учиться вместе с его детьми французскому языку и рисованию.

В ту пору, по-видимому, Крылов впервые пробует сочинять стихи. Не исключено, что именно они и послужили для будущего баснописца своеобразным «пропуском» в дом Львова.

Этот дом в Твери слыл «литературным»: хозяева любили поэзию, ставили любительские спектакли, в которых, надо полагать, стал принимать участие и Иван Крылов.

Судя по всему, на протяжении четырёх лет к услугам мальчика была и богатая библиотека Львовых. Положение местного аристократа просто обязывало хозяина иметь в библиотеке «Дон Кихота», «Робинзона Крузо», «Деяния Петра Великого», басни Лафонтена, модные по тем временам трактаты Руссо, Дидро, непременно Вольтера, любовь к которому императрицы Екатерины II была общеизвестна, и, разумеется, книги таких русских писателей, как Кантемир, Ломоносов, Сумароков, стоявшие на полках рядом с переводами древних авторов: Гомером, Платоном, Аристотелем; Горацием, Овидием, Эзопом…

Надо признать, даже сегодня это очень и очень достойный круг чтения.

Мало того, человек просвещённый, Львов был большим любителем музыки. Для Ивана Крылова это обернулось тем, что его стали учить игре на скрипке, в чём он очень быстро добился заметных успехов.

          Отрочество

Далее опять приходится говорить предположительно. Кто знает, как сложилась бы судьба Ивана Крылова, — не умри Андрей Прохорович так рано. Но то ли в 1778, то ли в 1780 году он умирает, оставив вдову с двумя малолетними детьми на руках без средств к существованию. Мало того, что никаких сбережений не было, Марии Алексеевне отказали даже в пенсии.

И вновь загадка — чем в это время занимается 10-летний Иван Крылов?

Вероятно, не без помощи всё того же П.П. Львова мать смогла записать мальчика на гражданскую службу — писцом в Калязинский нижний земский суд, а затем определить на службу подканцеляристом — переписчиком казенных бумаг в Тверской губернский магистрат, где ранее работал отец.

Не отсюда ли и пошёл разнобой в дате рождения Ивана Андреевича Крылова? Чтобы получить место на службе, мальчику приписали лишний год. Поэтому при жизни Крылова и его первыми биографами годом его рождения считался 1768 год. И лишь в начале ХХ века исследователями на документальной основе была принята иная дата — 1769 год.

Правда, особой ясности о жизни юного Ивана Крылова в этот период нет. Кто-то считает, будто он, чтобы поддержать семейство, служил за ничтожную плату писцом. Другие предполагают, что служба была для него простой формальностью — в присутствие* Крылов не ходил или почти не ходил и денег не получал. По мнению третьих, служба была, по-видимому, только номинальной, и Крылов считался, вероятно, в отпуску до окончания ученья.

* Присутствие (присутственное место) — государственное учреждение.

Получается: на работе он вроде бы лишь числился, а учился, как известно, в доме Львова. В свободное от чтения время Иван Крылов бывал там, где звучал хор или играл духовой оркестр, смотрел драматические представления, шедшие в Тверской духовной семинарии. Похоже, что именно в Твери у юного Крылова зародилась тяга к театру.

А ещё, по словам современника, «любил он бродить по городу, все закоулки и улицы Твери были ему известны, и всюду он имел товарищей. Он посещал с особенным удовольствием народные сборища, торговые площади, качели и кулачные бои, где толкался между пёстрою толпою, прислушиваясь с жадностью к речам простолюдинов».

Первые таинственные звуки скрипки и упоение чтением, смерть отца и первые мысли о будущем, начало взросления, — такой осталась Тверь в памяти Крылова.

          Переезд в столицу

В конце 1782 года семья Крыловых покидает Тверь. И новая загадка — чем вызван этот переезд?

Одни полагают, что мать, после смерти мужа безуспешно обивающая пороги чиновничьих кабинетов и даже обратившаяся с прошением на высочайшее имя* в надежде добиться хоть какой-никакой пенсии, решает отправиться хлопотать о ней в столицу. Вместе с матерью едут и оба её сына.

* Прошение на высочайшее имя — письменное обращение с просьбой на имя царствующей в то время императрицы Екатерины II.

Другие переезд Крыловых из Твери связывают с одним из известнейших в Петербурге людей — Николаем Александровичем Львовым, архитектором, живописцем, поэтом, музыкантом. Мол, тот, будучи в гостях у своего родственника в Твери, услышал или прочитал стихи юного поэта и способствовал переезду талантливого юноши в Петербург.

Как было на самом деле — сказать определённо невозможно. Однако факт остаётся фактом: Крылов перебирается в Петербург, и фамилия его нового покровителя, как и тверского благодетеля, тоже Львов.

Всё бы ничего, но в ряде работ (авторы которых, позволительно сказать, заблудились в двух соснах — запутались в двух Львовых) можно прочитать, уже о юноше Крылове, будто в Петербурге «он много жил в доме у Львова, учился вместе с его детьми и просто слушал разговоры литераторов и художников, приходивших в гости». Если учёбу с детьми по справедливости отдать всё же тверскому Львову, то знакомство молодого Крылова с литераторами и художниками, навещавшими Львова-петербуржца, уже имеет прямое отношение к Николаю Александровичу.

По приезде в Петербург Крыловы обосновались в слободе Измайловского полка — районе на окраине (между рекой Фонтанкой и Обводным каналом), где обычно селились солдатские семьи, офицеры, что победнее, небогатые торговцы да всякого рода «отставные» и заезжие провинциалы.

В столице матери выхлопотать пенсию тоже не удалось, но для 14-летнего Ивана нашлось место канцеляриста — мелкого чиновника с нищенским жалованьем (25 рублей серебром в год) в Петербургской казённой палате**.

** Казённая палата — учреждение, ведавшее государственными доходами; «утверждением домов за разными лицами», т. е. распределением недвижимости; «денежными исками» (имущественными тяжбами); «определением крестьян в купечество и мещанство», другими словами, взаимоотношением сословий; занималось делами, связанными с государственной монополией на соль и вино.

Надо думать, столичная служебная карьера вряд ли влекла Крылова. Важно другое: столица предоставила ему возможность проявить литературное призвание.

          Первые годы в Петербурге

Молодой Крылов словно не замечал непролазной грязи немощёных улиц слободы, построенной на болоте. После провинциальной Твери столичный Петербург поразил его и увлёк своей яркой театральной, музыкальной и литературной жизнью. С первых дней своего пребывания в городе на Неве он чувствовал, что здесь рано или поздно сбудется его мечта стать литератором. На первом месте среди увлечений Крылова — театр. В это время он пробует силы в драматургии.

16-летний канцелярист, всего два года назад перебравшийся из провинции в столицу, в 1784 году написал своё первое драматическое произведение — комическую оперу* в стихах «Кофейница», в которой живо изобразил вздорный нрав провинциальной помещицы-крепостницы** Новомодовой, грубой и несправедливой, жадной и самоуправной, но желающей слыть модной и любящей развлечения.

* Комическая опера — комедия, с сюжетом из простонародной жизни, со вставными ариями, дуэтами, хорами. Один из самых популярных жанров в русском театре 70—80-х годов XVIII века.

** Крепостник — помещик, владелец крепостных крестьян и дворовых, полностью зависящих от своего хозяина, нередко жестоко обращавшегося с ними.

Свою первую комедию юный автор писал по впечатлениям от знакомых тверских дворянок и чиновниц.

Почему именно комическая опера? Думается, вовсе не потому только, что жанр был моден, что её представление на сцене всегда являлось увлекательным зрелищем. Крылова она привлекла тем, что давала пищу для более серьёзных размышлений над недостатками и пороками.

Позже, став уже знаменитым, он скажет о своей опере:

«...там было кое-что забавное, и нравы эпохи верны: я списывал с натуры».

Правда, в печати или на сцене произведение юного дарования так и не появилось, но гонорар автор всё же получил… только вместо денег он взял книги — сочинения любимых им Расина, Мольера, Буало. О том, как это было, рассказал П. Плетнёв, оставивший яркие воспоминания о первых годах пребывания Крылова в Петербурге:

«На детей, родившихся с поэтическими способностями, обыкновенно первое и самое сильное впечатление производят драматические сочинения. Так было и с Крыловым. В голове его, наполненной героями Древней Греции и Рима, составились разные планы театральных пьес... На пятнадцатом году он написал свою оперу «Кофейница»...

В Санкт-Петербурге жил иностранец Брейткопф. Он содержал здесь типографию, торговал книгами и занимался музыкою как страстный её любитель и знаток. К нему решился обратиться Крылов со своею «Кофейницею». Опера, которой слова сочинены ребёнком, показалась доброму Брейткопфу любопытным явлением. Он согласился купить её и предложил автору в вознаграждение 60 рублей. Крылов не соблазнился деньгами: он взял от него столько книг, сколько их приходилось на эту сумму».

Приход начинающего литератора именно к Брейткопфу — ещё одна загадка Крылова.

Случайно ли он попал к этому незаурядному человеку, решившему поддержать юного и явно нуждавшегося автора? Или пришёл по чьей-то рекомендации? Неизвестно. Ясно одно: Брейткопф готов был уплатить автору 60 рублей ассигнациями* — по тем временам немалые деньги. Такое одобрение вселяло надежды на успех в литературе.

* Ассигнации — бумажные деньги.

Крылов продолжает писать, из-под его пера выходит ещё одна комическая опера — «Бешеная семья». И хотя первые произведения не принесли молодому автору ни денег, ни известности, они помогли Крылову войти в круг петербургских литераторов. Он даже получил от театрального комитета даровой билет, поручение перевести с французского оперу «L'Infante de Zamora» («Инфанта Заморы») и надежду, что «Бешеная семья» будет принята театром, так как к ней заказывают музыку.

В 1786 году «Инфанта Заморы» в его переводе попадает на сцену, что ещё больше воодушевляет автора. Крылов пишет новые либретто для опер, много переводит. Ему начинает покровительствовать модный драматург того времени Яков Княжнин.

И всё же театра, книг, скрипки, на всю жизнь остававшейся его любимым инструментом, завязанных знакомств в театральных и литературных кругах Ивану Крылову мало. Он был чрезвычайно одарённым от природы человеком, обладал исключительными способностями и отсутствие систематического образования настойчиво и упорно, а главное, постоянно восполнял самостоятельным изучением литературы, математики, французского и итальянского языков, истории европейского музыкального искусства.

Был ли он виртуозным скрипачом? Из отзывов современников, а чаще современниц понять сегодня это трудно. Во всяком случае его исполнение, в которое он вкладывал душу, слушателям нравилось.

Занятия математикой — скажем, не такое уж частое увлечение среди художественно настроенных личностей — служили Крылову неплохой гимнастикой для ума, помогали ему расслабиться, переключиться. Был ли он хорошим математиком — ещё вопрос. Но что он был лучшим математиком среди поэтов — несомненно. А это куда лучше, чем, занимаясь литературой, слыть лучшим поэтом среди математиков.

Впрочем, недостатки отрывочного образования сказывались впоследствии. Так известно, что Крылов всегда оставался слаб в орфографии, даже тогда, когда с годами приобрёл достаточно прочные знания и широкий кругозор и недурно владел не одним только русским языком.

Ещё он был неплохим художником. Конечно, сколько людей — столько мнений, но рисование влекло его и сопутствовало всю его жизнь.

Эти пристрастия не изменились и после того, как в 17 лет Иван Крылов лишился матери, и на его плечи легли заботы о младшем (на 8 лет) брате Льве, о котором он и дальше будет постоянно заботиться, как отец о сыне (тот в письмах и называл его обыкновенно «тятенькой»).

          Сочинитель пьес

Неудачи с постановкой собственных комедий нисколько не охладили молодого Крылова. Он решает обратиться к другому жанру драматургии. И в течение последующих двух лет написал одну за другой две трагедии*.

* Трагедия — пьеса, основу которой составляют острые конфликты, столкновение сильной, страстной личности с судьбой, обществом, нередко завершающееся страданием и гибелью героя.

Свои новые сочинения он отнёс на суд знаменитому Дмитревскому, который считался самым образованным актёром того времени. Тот, как в таких случаях говорят, поощрил начинающего автора к дальнейшим трудам, но пьесы в этом виде вежливо, но решительно отверг как непригодные для сцены. Что, впрочем, не помешало установлению между ними добрых, приятельских отношений.

А дальше… Дальше у Крылова (что не мудрено для самолюбивого и ранимого душой бедного человека, вращающегося среди богатых и знатных) случается конфликт с женой Якова Княжнина, самовлюблённой, спесивой женщиной, чрезвычайно гордившейся своим происхождением — она была дочерью Сумарокова**.

** Александр Сумароков — известный русский поэт и драматург, происходил из богатого старинного дворянского рода.

По одной из легенд, великое множество которых ходит про Крылова, дело обстояло так. Как-то при встрече Княжнина снисходительно поинтересовалась, чем он сейчас занимается. Крылов ответил, что сделанный им перевод французской оперы «Инфанта Заморы» принят театром и постановка идёт на сцене.

— И что вы получили за это? — насмешливо спросила Княжнина.
— Мне дали свободный вход в партер, в рублёвые места, — ответил Крылов.
— А сколько раз вы пользовались этим правом?
— Да раз пять!
— Дёшево же! Нашёлся писатель за пять рублей! — зло рассмеялась в лицо Крылову ехидная Княжнина.

Если от любви до ненависти, говорят, всего один шаг, то от обиды до ненависти расстояние ещё короче. В тот раз он стерпел, смолчал, но обиду затаил. Ответить на оскорбление спесивой дамочки Иван Крылов решил по-писательски. Его раздражение и гнев вылились в две комедии, в главных действующих лицах которых без труда узнавались тщеславная и капризная жена Княжнина и сам Княжнин, представленный самовлюблённым графоманом***.

*** Графомания — болезненная страсть к сочинительству, не подкреплённая природным дарованием.

Эти комедии — «Сочинитель в прихожей» и «Проказники» — рассорили Крылова не только с семейством Княжниных, но и с театральной дирекцией, от которой зависела сценическая судьба любого драматического сочинения. И хотя карикатуры получились смелыми, живыми и остроумными, а отдельные сцены были очень даже забавными, о постановке комедий не могло быть и речи. Однако скандал способствовал тому, что имя молодого драматурга быстро приобрело известность в театральных и литературных кругах.

Конечно, первые драматургические опыты Крылова далеки от совершенства. Его комедии не сравнимы ни с «Недорослем» Фонвизина, ни с пьесами Мольера и Рас;на. Но они если и уступали художественным достоинствам пьес, входивших в репертуар театра того времени, то не намного. Да, в них было много ужасов и воплей и мало действия. Да, была разве что попытка коснуться серьёзных проблем современной автору жизни: высмеять развращённость нравов дворянского общества, обличить погоню за чинами и богатством, затронуть больную тему несправедливости крепостнических отношений. Но в пьесах молодого драматурга можно подметить естественность действия, разговорную лёгкость и живость, прекрасно подобранные народные «словечки» и поговорки, что было явлением для того времени замечательным.

Как бы то ни было опыт написания комедий не прошёл для него даром: в них оттачивалось мастерство диалога, создание характеров, так необходимых для будущего басенного жанра. (Неслучайно современники молодого Крылова полагали, что «баснь — это малая комедия».)

И хотя на сцену комедии не попали, тем не менее их автор оставляет службу, решив полностью отдаться литературе.

Именно в это время Иван Крылов оказывается замешанным в ещё один скандал — громкую историю с женитьбой молодого актёра Силы Сандунова и начинающей оперной певицы Елизаветы Урановой. Дело в том, что на избранницу Сандунова «положил глаз» сам канцлер* граф А.А. Безбородко.

* Канцлер — в дореволюционной России высший гражданский чин (1-й класс). Давался обычно руководителям внешней политики (министр иностранных дел).

Всесильный вельможа беззастенчиво домогался беззащитной молоденькой певицы, в ту пору ещё воспитанницы театрального училища. И Крылов, друживший с Сандуновым, написал от имени Лизаньки прошение императрице с жалобой на канцлера и просьбой разрешить ей брак с Сандуновым, посоветовав девушке передать его прямо во время спектакля Екатерине II, благоволившей обладательнице чудного голоса. Что и было сделано. Уже через несколько дней молодые венчались в придворной церкви, получив царское благословление и пожалованное приданое. Граф Безбородко отделался испугом, а вот руководители театра были уволены.

Роль Крылова в этом конфликте стала известна, да он её не то что не скрывал, скорее, афишировал. Он, «юноша тихий, кроткий», как о нём отзывался его современник, известный литератор Н. Греч, таким образом смог поквитаться с театральной дирекцией.

Вообще, по словам его сослуживца и биографа М. Лобанова, Крылов был «вспыльчив иногда до крайности; любил отомстить своим врагам, особливо за оскорблённое самолюбие».

Так что подающий надежды писатель-драматург, бунтарь по натуре, был собой доволен, хотя и сознавал, что надежды на карьеру драматурга после этих событий рухнули и пьесам его путь на сцену заказан.

Надо было искать какую-то иную дорогу в литературу. Крылова не оставляла его главная мечта — стать независимым властителем людских дум, свободным от принятой в те времена поддержки императрицы или покровительства знатных и богатых её приближённых.

          Маликульмульк

Порвав с театром, он намеревался обратиться к поэзии. Правда, достоинства первой оды*, написанной им, оказались ничуть не выше драматургических опытов:

Заря торжественной десницей
Снимает с неба тёмный кров
И сыплет бисер с багряницей
Пред освятителем миров.

* Ода — стихотворный жанр торжественного, восторженного, даже патетического содержания, цель которого было прославление кого- или чего-нибудь.

Тогда Крылов решил попробовать себя как писатель-сатирик в журналистике. За что только он не брался в то время. Альбомные мелочи без подписи в журнале «Лекарство от скуки и забот». Всякого рода сатирические заметки и переводы из сборников анекдотов в журнале «Утренние часы». Злые эпиграммы на светских бездельников, подверженных страсти карточной игры. А ещё публикует незатейливые ироничные стихотворные послания друзьям. Позже этот жанр получит широкое распространение у Батюшкова** и молодого Пушкина.

** Константин Батюшков — поэт, сыгравший значительную роль в развитии русской поэзии начала XIX века; наряду с Жуковским явился непосредственным предшественником и учителем Пушкина.

Там же, в «Утренних часах», увидели свет и его первые басни «Стыдливый игрок», «Павлин и Соловей». Совсем не похожие на те, что мы все знаем с детства, своей манерой они больше смахивали на оду. Судя по тому, что впоследствии он никогда их не перепечатывал, сам Крылов вынужден был признать, что первый блин оказался комом.

Одновременно Крылов изучает типографское дело. После чего создаёт «Почту духов» — один из крупнейших сатирических журналов XVIII века.

Почему журнал именно сатирический?
Для писателя, отдающего предпочтение сатире: осмеянию, обличению, памфлету, это не обычный выбор той или иной краски, это состояние души, которое выражает отношение к окружающему миру. Присущая Крылову колкость легко объяснима нуждой и бедностью, в каких прошло начало жизни будущего великого баснописца. Ведь его болезненное самолюбие было вовсе не основной, преобладающей чертой характера, оно стало самим характером Крылова. Этот характер сказывался и в его поведении, и в литературной работе.

Почему у журнала такое странное название, и вообще о чём он?
О том, как тяжело живётся в России. Крылов высмеивал распространившуюся среди дворян моду на всё французское, обличал казнокрадство и плутовство, притеснения крепостных, неправду в судах. Чтобы хоть как-то замаскировать свою критику писатель придумал любопытную историю. Будто бы к молодому бедному литератору, размышлявшему о своей жизни, явился некий Маликульмульк, восточный волшебник, с которым они договорились выпускать журнал, состоящий из писем Маликульмулька водяным, гномам и т. д.

Это был журнал одного автора, который к тому же являлся и его издателем (вот для чего понадобилось знание типографского дела). Все литературные маски духов создавал сам Крылов. Он отнюдь не был революционером, он следовал идее «просвещённой монархии»*. Однако на многих страницах журнала можно было встретить противопоставление реального и идеального государя, что превращало строки писем Маликульмулька в едкую сатиру на Екатерину II и её вельмож.

* «Просвещённая монархия» — политика Екатерины II, изображавшей свою деятельность как «союз философов и государей». Одно время выражалась в уничтожении самой императрицей и в преобразовании устаревших порядков: упразднении сословных привилегий, смягчении цензуры, реформе суда, системы образования и т. д. Позже революционные события во Франции вызвали у неё испуг по поводу сохранности монархии и отказ от желания проводить в жизнь реформы.

Журнал был рассчитан на богатых и образованных людей. Каков был тираж «Почты духов» — сказать трудно. Одни говорят, что у журнала было всего 80 подписчиков, другие оспаривают эту цифру, считая, что тираж доходил до 700 экземпляров. Однако не исключено, что подписка действительно была невелика, но с учётом свободной продажи тираж был всё же больше. Крылов обещал, что выйдет 12 номеров, но ошибся. Журнал просуществовал меньше года. Всего вышло 8 томов журнала**, ибо издание закрыли за слишком резкие суждения о порядках в стране.

** Журнальный том — в XVIII столетии номера журнала назывались томами и были очень большими в толщину. Тогда том журнала воспринимали как обыкновенную книгу.

Два года после этого Иван Андреевич не занимался журналистикой, а затем вместе с друзьями: актёрами Плавильщиковым и Дмитревским, публицистом Клушиным, основывает издательскую компанию «Крылов сотоварищи». Помимо брошюр и книг компания затеяла выпускать журнал «Зритель», сразу ставший популярным из-за своей злободневности. Наибольший успех «Зрителю» принесли произведения самого Крылова. Он продолжает свой творческий поиск, поэтому из-под его пера выходят то повесть (разумеется, злая и сатирическая), то сказка, то разнохарактерные статьи, одни ядовито-критические, другие, прославляющие национальный русский дух, отечественную историю и обычаи. Число подписчиков росло.

Много страниц «Зритель», в соответствии с названием, посвящал русскому театру (в то время в России господствовал иностранный). В нём можно было прочитать подробное описание состояния русской сцены, оперной и драматической, анализ репертуара, актёрского исполнения, а также любопытнейшие заметки о поведении зрителей во время представления, о положении актёров в обществе, о театральном быте. По сути Крылов явился родоначальником русской театральной критики.

Но и второй его журнал тоже просуществовал недолго. В одном из томов «Зрителя» появилась заметная статья Крылова под названием «Речь, говоренная повесою в собрании дураков», в которой были сплошь намёки и издёвки над бездельниками, пребывающими во власти. И тотчас (шёл пятый месяц издания журнала) по личному приказу Екатерины II в типографии Крылова был произведён обыск. Журнал, просуществовав каких-то полгода, был закрыт, а четверо друзей были отданы под гласный надзор полиции*.

* Гласный надзор — административная мера, применявшаяся к лицам, заподозренным в инакомыслии и противоправных действиях (выступление в печати против существующих порядков и высших лиц государства расценивалось как деяние противоправное). Поднадзорный не имел права менять место жительства, состоять на государственной и общественной службе.

В компании остались лишь Крылов и Клушин, которые тем не менее взялись выпускать новый журнал — «Санкт-Петербургский Меркурий». Он получился слабее ранее выходивших журналов Крылова. Редакторы «Меркурия» строили наполеоновские планы, думали, что, придав ему менее острый и более художественный характер, добьются широкого распространения своего издания. Ради этого затеяли полемику с «Московским журналом» Карамзина,** обрушившись с язвительными нападками на самого издателя и его последователей.

** Николай Карамзин — выдающийся русский писатель и историк. На первых же литературных шагах Карамзина сказалось его повышенное увлечение творчеством немецких и, в особенности, английских писателей.

Крылову было чуждо творчество Карамзина. Оно казалось ему искусственным и излишне подверженным западным влияниям. Преклонение перед Западом, французским языком, французскими модами было одной из любимых тем сатиры молодого Крылова. Возмущал его и излишне простой слог Карамзина с нарочитым стремлением к простонародности (к лаптям, зипунам и шапкам с заломом). Кроме того, карамзинисты отталкивали его своим пренебрежением к принятым в то время строгим правилам стихосложения.

Возможно, именно резкая полемика с карамзинистами (на фоне явно осторожного отношения к власти) оттолкнула читателей от «Санкт-Петербургского Меркурия». И на сей раз Иван Андреевич сам закрыл «Санкт-Петербургский Меркурий» — из-за нехватки подписчиков.

Произошло это именно так или совсем не так — новая загадка Крылова.
Потому что сохранилось свидетельство, будто не кто иной, как императрица Екатерина II вызвала издателей и, ходили слухи, сделала им то ли серьёзное внушение, то ли материнское увещевание с предложением отправиться за границу «на учёбу».

Перед царской милостью-угрозой Клушин капитулировал. Он получил от Екатерины II деньги на поездку, написал ей благодарственную оду и отбыл за рубеж.

Крылов тоже покинул столицу. Вопрос «почему?» тут не стоит. Он шёл на встречу с Екатериной II молодым человеком, а вышел от императрицы если и не дряхлым стариком, то совершенно очевидно сильно постаревшим — изнутри. Оставшийся один, без друзей, без издательства, без журнала, Крылов бросил всё и уехал из Петербурга на долгие годы. Предложение матушки-царицы оказалось из тех, от которых отказаться было невозможно. Иначе, в лучшем случае, его ждали бы нищета, отчаяние, в худшем — Шлиссельбургская крепость или ссылка по проторенному Радищевым* пути.

* Александр Радищев — русский писатель, резко обличавший самодержавие и крепостничество. За повесть «Путешествие из Петербурга в Москву» был сослан Екатериной II в Сибирь.

Однако царских денег Крылов не взял. Коленопреклонённой одой не разразился и вообще после той памятной встречи с Екатериной II лет десять фактически не выступал в печати. Но русской земли не покинул.

          Скиталец

И снова приходится говорить предположительно.
Из северной столицы Крылов подался, скорее всего, в Москву. Сначала остановился у актёров Сандуновых. Положение опального литератора открыло ему двери многих известных московских домов (Бенкендорфов, Татищевых и др.), где Иван Андреевич приобрёл новые литературные знакомства. Без семьи, без серьёзного занятия, способного дать заработок, по сути бездомный скиталец, он перебирался из одного гостеприимного дома в другой, чувствуя себя униженным и опустошённым. Досадовал, что угораздило родиться с талантом никому не нужного сатирика.

Про него говорили, что «спокойствие, доходившее до неподвижности, составляло первую его потребность». Но не полное же безделье!

По Москве тогда прокатилось картёжное поветрие. Всегда мечтавший о блистательном успехе, который наполнил бы его душу сильными ощущениями, Крылов вдруг стал завзятым картёжником. Игра возбуждала. Играл много и азартно. Однажды его имя даже попало в полицейский реестр заядлых карточных игроков, из-за чего на какое-то время Крылов был вынужден покинуть теперь уже Москву.

По словам одного из биографов писателя, на несколько лет Крылов как бы исчезает. Очевидно, в это время он скитается-странствует по провинции: посещает Тамбов, Саратов, Нижний Новгород, Украину, живёт в поместьях своих друзей-приятелей. Он не перестаёт сочинять, но его произведения лишь изредка появляются в печати. Причём, никакого и намёка на сатиру. То ли душа покоя просит, то ли ещё не выветрился из памяти последний разговор с императрицей.

Даже смерть Екатерины II, случившаяся поздней осенью 1796 года, мало что изменила в его положении. На престол вступил Павел I, при котором не приходилось и думать о возвращении к активной литературной деятельности или к журналистике. Крылов не побоялся ненадолго съездить в Петербург, осмотрелся и порешил за лучшее там не задерживаться.

Подвернулся случай — князь С.Ф. Голицын** предложил занять при нём должность личного секретаря и домашнего учителя его детей. Крылов, которому всего-то тридцать, согласился. По воспоминаниям современника, он оказался способным и полезным преподавателем языка и словесности.

** Сергей Фёдорович Голицын — один из видных военных деятелей екатерининской поры, пользовавшихся покровительством фаворита Екатерины II — князя Потёмкина. После вступления на престол Павла I генерал попал в немилость, вынужден был отойти от дел и жить в родовом киевском имении — Казацкое.

И потянулись дни, один похожий на другой: по утрам уроки молодым князьям, днём прогулки и чтение, по вечерам партия-другая в шахматы с Сергеем Фёдоровичем, который неизменно выходил победителем, да отдохновение за скрипкой, разве что иной раз некоторое развлечение — небольшой скрипичный концерт для обитателей дома и гостей Голицына. И уж совсем редко забава из забав — домашний театр.

Чтобы совсем не скиснуть от деревенской скуки и зная отношение опального генерала к царю, Иван Андреевич берётся сочинить для домашнего спектакля у Голицыных пьесу. Здесь на любительской сцене впервые и была сыграна пародийная шуто-трагедия «Подщипа, или Трумф», где сам автор с успехом сыграл главную роль тупого и заносчивого вояки Трумфа, в котором легко угадывалась фигура Павла I, с его преклонением перед прусской армией и королем Фридрихом II. (Карикатурный образ был столь очевиден, а сатира — зла и язвительна, что в России пьесу впервые опубликовали только через 70 лет.)

О том, как воспринималась пьеса пусть не зрителями тех лет, а лишь читателями списков*, получивших хождение в обеих столицах, свидетельствуют воспоминания одного из крыловских современников:

«…ни один революционер не придумывал никогда злее и язвительнее сатиры на правительство. Всё и все были беспощадно осмеяны, начиная от главы государства до государственных учреждений и негласных советников».

* Список — рукописная копия.

Постановка на сцене в Казацком удалась, хотя и у участников, и у зрителей не раз холодок пробегал по коже — как слухи о шуто-трагедии дойдут до царских ушей. Но раньше подошло известие из Петербурга о том, что император задушен приближёнными в своём Михайловском замке и что теперь на троне Александр I.

Князь Сергей Фёдорович Голицын, обласканный молодым императором, получил назначение генерал-губернатором в Ригу. Отправляясь на новое место службы, Голицын берёт с собой и Крылова, выхлопотав для него официальное назначение на должность правителя канцелярии.

По пути в Ригу Иван Андреевич заезжает в Москву, в Петербург. Удаётся невероятное — договориться о переиздании «Почты духов». Крылов даже вносит небольшую правку в текст, усиливая, делая резче строки, направленные против деспотизма.

Лиха беда начало. Немного спустя у Крылова готова ещё одна пьеса — на этот раз лёгкая комедия. Её Иван Андреевич решает предложить петербургскому театру. Через год она появляется там на сцене. А чуть позже её уже можно видеть и на московской сцене (Петровский театр).

Терпеть хлопотливую службу в канцелярии Голицына у Крылова хватило сил не очень-то долго. И несмотря на дружеские отношения с князем Голицыным, Крылов в 1803 году вышел в отставку. И, очевидно, два следующих года провёл в беспрерывном путешествии по России. Разъезжал по ярмаркам; рассказывают, что вёл большую игру в карты, даже выиграл как-то раз очень крупную сумму. Но всё это не более чем досужие слухи.

Именно в эти годы, о которых мало что известно, драматург и журналист начал писать басни.

          Баснописец

Однако драматургия отпустила от себя Крылова не сразу. Сначала его пьесы буквально завоевывают театральные сцены, срывая бурные аплодисменты у публики. С большим успехом идут сразу несколько его сатирических комедий («Пирог», «Модная лавка», «Урок дочкам»). Они высмеивали равнодушие дворянского общества к русской национальной культуре. В эпоху наполеоновских войн эта тема приобрела почти политическую остроту.
И, лишь достигнув в театре заметного признания, он решает навсегда оставить перо драматурга и пойти по другому пути. А между тем театру он как драматург и журналист отдал к тому времени 20 лет своей литературной деятельности.

Где и как нашёл он в себе силы сделать столь решительный шаг? Новая загадка Крылова.
Но он его сделал и стал тем, кем мы его знаем с детства — баснописцем.

Со слов первого биографа Крылова, всё начиналось так: в 1805 году Иван Андреевич был в Москве и, навестив известного поэта и баснописца Ивана Дмитриева в его доме в Большом Козловском переулке, 12 (не сохранился), показал ему свой перевод двух басен Лафонтена «Дуб и трость» и «Разборчивая невеста», а тот, прочитав их, будто бы сказал Крылову: «Это истинный ваш род; наконец, вы нашли его!».

С тех пор и считается, что басня «Дуб и трость», переведённая Крыловым с французского, стала путеводной звездой в его литературной судьбе.

Иван Дмитриев, на суд которого Крылов отдал свой перевод, не просто горячо одобрил басни, а даже сам попросил редактора журнала «Московский зритель» напечатать их. И они вместе с ещё одной («Старик и трое молодых») увидели свет в первом номере этого журнала за 1806 год.

Но баснописца не устраивал редактор журнала, человек трусливый и нравственно нечистоплотный. Вот тогда-то Иван Андреевич решает вернуться в Петербург и создать собственный журнал, где ему было бы сподручно печатать свои басни.

В январе 1808 года вышел первый номер затеянного им «Драматического вестника», «начальником» которого Крылов пригласил князя Шаховского, респектабельного драматурга, благонамеренного человека. В отделе «Странички юмора» нового издания и были помещены крыловские басни за подписью «К.». Они печатались в каждом номере.

Сам же Крылов, обосновавшись в столице, поступает на службу (в Монетном департаменте).

За год в своём журнале он напечатал 20 басен. Вполне можно было выпускать книгу. Весной 1809 года она увидела свет. Это тоненький сборник, очень скромно изданный небольшим тиражом 1200 экземпляров. В нём было всего 23 басни. Но зато какие! — «Ворона и Лисица», «Слон и Моська», «Лисица и виноград», «Стрекоза и Муравей», «Волк и Ягнёнок», «Слон на воеводстве», «Ларчик»… Книга имела ошеломляющий успех.

С этой поры жизнь Ивана Андреевича — ряд непрерывных успехов и почестей. И с того же времени драматург и поэт пишет исключительно краткие и ёмкие поэтические миниатюры, название которым «басня Крылова».

Он всегда любил Лафонтена (которого называл Фонтеном) и, по преданию, уже в ранней юности пробовал свои силы в переводе басен, а позднее, может быть, и в переделке их. Басни и «пословицы» были в то время в моде. Но мода — модой, а жизнь показала, что прекрасный знаток простого языка, вечно склонный к насмешке, к тому же любивший облекать свою мысль в гибкую форму аполога*, Крылов, действительно, был создан для басни.

* Аполог — короткое иносказание из жизни животных с ярко выраженной моралью, давшее начало басне.

После первой книжицы издания следовали быстро одно за другим. Каждая новая басня писателя сразу превращалась в любимое чтение во всех образованных семьях. Читательский успех басен уже при жизни автора заслонил собою все остальные стороны творчества Крылова.

          Сюжеты

Все написанные им до конца жизни басни были объединены в 9 книг. Впрочем, каждая последующая книга свидетельствовала, что автор не заканчивал работу над произведением даже после того, как оно публиковалось. Кстати сказать, первую свою басню «Дуб и трость» Крылов переделывал 16 раз!

Сначала в творчестве Крылова преобладали переводы или переложения знаменитых французских басен Лафонтена («Стрекоза и Муравей», «Волк и Ягнёнок»). Но, справедливо отмечают современные исследователи его творчества, связь Ивана Андреевича с народным творчеством, с языком народных сказок была так тесна, что даже эти заимствованные басни не звучат как переводы, они — русские до мозга костей. Ведь яркий, меткий, живой русский язык Крылова не мог быть заимствован ни у кого. Так что даже в переводах его басни были не только оригинальными, но, самое главное, в высшей степени русскими по духу.

Постепенно он начал находить всё больше самостоятельных сюжетов, зачастую связанных со злободневными событиями российской жизни. Так, реакцией на различные политические события стали басни «Квартет», «Лебедь, Щука и Рак», «Волк на псарне». Однако события, послужившие поводом для их написания, быстро забывались, и басни, написанные «на злобу дня», очень скоро начинали восприниматься как обобщённые произведения.

Часть басен Крылова родилась из русских пословиц. Басня «Мот и Ласточка» — из пословицы «Одна ласточка весны не делает», басня «Пастух» — из пословицы «На волка слава, а крадёт овец Савва», басня «Крестьянин и Лисица» — из пословицы «Дай вору хоть золотую гору — воровать не перестанет», басня «Синица» — из пословицы «Ходила синица море зажигать, море не зажгла, а славы много наделала», басня «Лягушка и Юпитер» — из пословицы «Мне хоть весь свет гори, только бы я жив был», басня «Волк и Кот» — из пословицы «Что посеешь, то и пожнёшь», басня «Лев и Мышь» — из пословицы «Не плюй в чужой колодец, случится в нём воды испить».

Басня превратила Крылова в поистине национального писателя, что ярче всего проявилось в эпоху Отечественной войны 1812 года. Именно он с наибольшей силой выразил тогда в баснях о войне народную точку зрения на происходящие события. В этот период общенародного единения и достигает расцвета талант Крылова.

В послевоенном 1814 году Крылов написал 24 басни, все до одной оригинальные.
Впрочем, были у него и басни, в основу которых легли более отвлечённые сюжеты («Любопытный», «Пустынник и Медведь» и др.).

Волк и Ягнёнок. 1808
Сюжет басни восходит к Лафонтену, который использовал сюжет античной басни.
Лисица и виноград. 1808
Сюжет басни восходит к Лафонтену, а от него к Федру и Эзопу.
Слон и Моська. 1808
Басня клеймила мелкое тщеславие, зависть, стремление добиться любым средством популярности, обратить на себя внимание. Сюжет оригинальный, однако по теме и мотивам басня близка к сумароковской «Мышь и Слон».
Стрекоза и Муравей. 1808
Сюжет басни восходит к Лафонтену, который заимствовал его у Эзопа.
Лягушки, просящие Царя. 1809
Сюжет басни восходит к Лафонтену, который заимствовал его у Эзопа.
Петух и Жемчужное зерно. 1809
Сюжет басни восходит к Лафонтену, а от него к Федру.
Гуси. 1811
Сюжетом басни послужила легенда о том, как гуси, дремавшие на городской стене, подняли крик при нападении галлов и тем спасли город Рим. Демократическая мысль басни неоднократно высказывалась Крыловым в «Почте духов»: «Заслуги предков никому не придают знаменитости».
Квартет. 1811
Поводом к созданию басни было открытие в 1810 году Государственного совета, состоящего из четырёх департаментов.
Лжец. 1811
Возможно, использованы сюжетные мотивы басен А. Сумарокова «Хвастун», И. Хемницера «Лжец» и В. Левшина «Лгун». Этот же сюжет о лжеце был широко распространён в русском фольклоре и в лубочных анекдотах.
Листы и корни. 1811
Появление этой басни являлось, возможно, откликом на обсуждение крестьянского вопроса, которым занимался созданный Александром I «негласный комитет». Во всяком случае именно так воспринималось современниками.
Осёл и Соловей. 1811
О поводе к её сочинению рассказывал один из первых исследователей литературной деятельности Крылова В.Ф Кеневич, слышавший это от ряда современников баснописца: «Какой-то вельможа (по словам одних, гр. Разумовский, других — кн. А.Н. Голицын )... пригласил его к себе и просил прочитать две-три басенки. Крылов артистически прочитал несколько басен... Вельможа выслушал их благосклонно и глубокомысленно сказал: «Это хорошо; но почему вы не переводите так, как Ив. Ив. Дмитриев?» — «Не умею», — скромно отвечал поэт... Возвратясь домой, задетый за живое, баснописец вылил свою желчь в басне «Осёл и Соловей».
Волк на псарне. 1812
Басня является откликом на Отечественную войну 1812 года. Написана в связи с попытками Наполеона заключить выгодный для французов мир. Ухищрения Наполеона и отказ Кутузова от мирных переговоров послужили сюжетом басни.
Кот и Повар. 1812
Существует мнение, что эта басня является откликом на начальный период Отечественной войны, когда русское общество выражало недовольство медлительностью командующего русской армией Барклая де Толли.
Обоз. 1812
Басня написана во время Отечественной войны 1812 года. Крылов оправдывает здесь осторожную тактику главнокомандующего русской армии М.И. Кутузова («Конь добрый») и кажущуюся медленность его действий, вызывавших неудовольствие со стороны Александра I («Лошадь молодая»), требовавшего более решительных мероприятий. В рескрипте на имя главнокомандующего, полученном Кутузовым за несколько дней до Тарутинского сражения, Александр I указывал, что Кутузов мог бы «с выгодою атаковать неприятеля... и истребить оного», при этом подчеркивалось, что Кутузов должен показать «решительность и деятельность». Однако мудрая и осмотрительная тактика Кутузова вскоре оправдала себя.
Слова в заключительном нравоучении «А примешься за дело сам, так напроказишь вдвое хуже» — злой намёк на Александра I, который, командуя армией в войне с Наполеоном в 1805—1807 годах, из-за своей непредусмотрительности и поспешности потерпел ряд поражений.
Щука и Кот. 1813
В басне осмеивается неудача адмирала Чичагова, командовавшего армией, которая должна была задержать Наполеона при его отступлении из России через Березину. Чичагов, однако, опоздал к намеченному пункту, благодаря чему небольшой части французской армии удалось переправиться. По свидетельству современника, неудача Чичагова вызвала негодование в обществе, и «Крылов написал басню о пирожнике, который берётся шить сапоги, т. е. о моряке, начальствующем над сухопутным войском».
Демьянова уха. 1813
По воспоминаниям близко знавшего Крылова М. Лобанова, басня высмеивала заседания «Беседы любителей русского слова» с обычными для них чтениями длинных и скучных произведений её участников: «В «Беседе любителей русского слова», бывшей в доме Державина, приготовляясь к публичному чтению, просили его прочитать одну из его новых басен, которые были тогда лакомым блюдом всякого литературного пира и угощения. Он обещал, но на предварительное чтение не явился, а приехал в «Беседу…» во время самого чтения, и довольно поздно. Читали какую-то чрезвычайно длинную пьесу, он сел за стол. Председательствующий А.С. Хвостов вполголоса спрашивает у него: «Иван Андреевич, что, привезли?» — «Привёз». — «Пожалуйте мне». — «А вот ужо, после». Длилось чтение, публика утомилась, начали скучать, зевота овладевала многими. Наконец дочитана пьеса. Тогда Иван Андреевич, руку в карман, вытащил измятый листок и начал: «Демьянова уха». Содержание басни удивительным образом соответствовало обстоятельствам, и приноровление было так ловко, так кстати, что публика громким хохотом от всей души наградила автора за басню». Это свидетельство М. Лобанова, являвшегося участником «Беседы…», находит своё подтверждение и в нравоучительной концовке басни, обращённой к «писателю».
Лебедь, Щука и Рак. 1814
Современники считали, что басня вызвана разногласиями в Государственном совете. Существует и другое толкование, по которому Крылов в басне выразил недовольство русского общества действиями союзников русской армии в войне с Наполеоном.
Чиж и Голубь. 1814
Сюжет оригинальный.
Чиж и Ёж. 1814
Современники считали, что басня написана в ответ на упрёк, что он не создал ничего хвалебного в честь Александра I, возвращающегося в столицу после победы над Наполеоном.
Дерево. 1814
По своей теме близка к басне И. Хемницера «Дерево».
Зеркало и Обезьяна. 1815
Сюжетный мотив басни встречается у ряда баснописцев XVIII в. (А. Сумароков «Сова и Зеркало», М. Херасков «Зеркало и Обезьяна», С. Тучков «Зеркало и Обезьяна»). У самого Крылова в «Почте духов» ранее было сравнение поведения модного вертопраха, «петиметра», кривляющегося перед зеркалом, с обезьяной.
Мартышка и очки. 1815
Сюжет оригинальный, хотя в какой-то мере может быть сближен с басней «Очки» в сборнике XVIII в. «Басни в стихах и прозе, выбранные из лучших писателей», в которой рассказывается, как «полесский молодец», желая подражать «учёному старичку», покупает очки, думая, что при помощи их он сможет «не учась стать учёным», и с басней Н. Неведомского «Белка» (1812), где дан тот же сатирический мотив невежды, с презреньем отвергающего просвещенье.
Собачья дружба. 1815
По мнению В.Ф. Кеневича, Крылов намекает в этой басне на тогдашние политические события в Европе, когда на Венском конгрессе, собравшемся после победы над Наполеоном в начале 1815 года, противоречивые интересы союзников столкнулись настолько, что назрела возможность военного конфликта.
Сочинитель и Разбойник. 1816
Французская критика тех лет сочла, что басня, в которой поэт открыто указал на реальные жизненные последствия философских теорий тех, кто проповедовал в принципе невозможные «свободу, братство и равенство» людей, посвящена Вольтеру, однако сам Крылов говорил, что «и в голове у него не было» «метить в Вольтера».
Скворец. 1816
Аналогичный мотив имеется в басне Н. Николева «Соловей и Скворец» (1797).
Свинья под Дубом. 1823
Басня отдалённо напоминает одноимённую басню Лессинга. Сходный мотив имеется у античных баснописцев.
Рыбья пляска. 1823
В основу басни о порядке, основанном на произволе и насилии, положен реальный случай. Известный российский филолог, занимавшийся историей русской словесности, Я. К. Грот вспоминал слышанный им рассказ о происхождении этой басни: «Во время одного из своих путешествий по России император Александр I в каком-то городе остановился в губернаторском доме. Готовясь уже к отъезду, он увидел из окна, что на площади приближается к дому довольно большое число людей. На вопрос государя, что это значит, губернатор отвечал, что это депутация от жителей, желающих принести его величеству благодарность за благосостояние края. Государь, спеша отъездом, отклонил приём этих лиц. После распространилась молва, что они шли с жалобой на губернатора, получившего между тем награду». Тем не менее можно найти сходство с басней Хемницера «Путешествие Льва» — о Царе-Льве, отправившемся в путешествие, подобно крыловскому Льву, чтобы ознакомиться с жизнью народа.
Пёстрые овцы. 1821-1823
Басня о лицемерной политике императора Александра I и его приближённых, считающих необходимой видимость законности, чтобы заслонить ею свой произвол. Направленность басни была настолько очевидна, что цензура запретила её.
Булат. 1830
Историк русской литературы, один из лучших на рубеже XIX—XX веков знатоков Крылова В.В. Каллаш указывал, что «современники относили эту басню к А.П. Ермолову», хотя оговаривался, что «подобные оппозиционные выходки» были «не в характере Крылова». Однако совокупность обстоятельств убеждает в том, что в своей басне Крылов имел в виду именно героя Отечественной войны 1812 года генерала А.П. Ермолова, который пользовался широкой популярностью в декабристских кругах. В 1827 году он был отставлен Николаем I от командования на Кавказе по подозрению в связях с декабристами. С этого времени Ермолов был удалён от дел и находился в почётной ссылке в своём орловском имении. Война с Турцией 1829 года заставила вновь вспомнить имя полководца.
Белка. 1830
Басня Крылова о нём самом: о царской милости и безрадостной старости.
Две собаки. 1830
Басня заклеймила смирение, угодничество, чинопочитание, лакейство перед сильными мира сего.
Кукушка и Петух. 1834
Басня направлена против литераторов Н. Греча и Ф. Булгарина. Крылов имел в виду, что «лица сии в журналах тридцатых годов восхваляли друг друга до самозабвения или, как говорят, до бесчувствия».

О чём та или иная басня, современники зачастую заключали, исходя из ситуации, в которой она автором публично прочитывалась или вслед за каким событием следовала. Потому-то они и истолковывали многие басни по-разному, а вслед за ними терялись в догадках по поводу содержащихся в баснях намёков и более поздние исследователи.

Однако тем и хороши басни Крылова, что написал Иван Андреевич, например, «Квартет», подразумевая заседание Государственного совета, а через пару месяцев случилось событие, давшее ещё одно толкование: будто бы Крылов имел в виду открывшееся в марте 1811 года салонное литературное общество ревнителей старины и традиций «Беседа любителей русского слова», разделённое на четыре разряда. Да, известно, что общество было создано несколько позже написания басни, но это не помешало ей обрести второе дыхание. И в конце концов, басня поэта — она ведь не заявление в прокуратуру по конкретному поводу, а художественное произведение. Тем более замечательное, чем чаще возможны ассоциации его с действительными событиями и характерами. А повод? Что ж, повод он только повод.

Поэтому, что именно подразумевал Крылов, например, в басне «Лебедь, Щука и Рак», не так и важно. Если это и загадка Крылова, то из тех, которым нет отгадки — просто не нужна она.

По большому счёту, подобные истолкования мало чем отличаются от бытующих о баснописце легенд, документально, казалось бы, подтверждаемых современниками.

Со слов М. Лобанова, Крылов «по какой-то особенной причине преимущественно любил свою басню «Ручей». По какой такой «особенной причине» и почему Иван Андреевич отдавал предпочтение именно басне «Ручей» (и так ли это?) можно лишь гадать. Что было у поэта связано с этим произведением — ещё одна загадка Крылова.

          «Басня Крылова»

Если приглядеться к датам написания басен, можно увидеть, что в последние 25 лет литературной деятельности Крыловым написано только 58 басен, тогда как в первые двенадцать — 140.

Чем объяснить такое соотношение творческой активности баснописца? Только ли тут дело в возрасте? Ещё одна загадка непревзойдённого баснописца.

И вообще, что есть «басня Крылова»? Как ни странно, на сей счёт нет единого мнения.

Безусловно сатира, прежде всего политическая, — традиционно отвечало отечественное литературоведение со времён Белинского.

Нравоучительная аллегория*, свод моральных правил, воспитывающих в человеке скромность, трудолюбие, честность, внушающих неприязнь к лености, хвастовству, зазнайству, чванству, чинопочитанию, лжи и лицемерию, — другая точка зрения.

* Аллегория — иносказание, приём, позволяющий, говоря, например, об зверушке, подразумевать поступки человека.

Произведения, формирующие христианский идеал и выражающие дух русского православного народа, — есть сегодня и такое прочтение крыловских басен, имеющее под собой достаточно оснований.
Крыловские басни, жанр заведомо нравоучительный, должный бы исправлять общественные пороки и отстаивать гражданские ценности, на самом деле не басни, а лирические стихотворения очень высокой пробы. Потому что мораль** крыловских басен часто не соотносится напрямую с самой рассказанной историей. Мораль как бы сама по себе, рассказ сам по себе — кому-то глянется и такой подход к басенному наследию Крылова.

** Мораль (в басне) — нравственный вывод, урок, содержащийся в басне, наставление.

Тема одной из самых знаменитых крыловских басен «Ворона и Лисица» о власти лести над человеческим сердцем относится к категории «вечных»: она восходит к французскому баснописцу Ж. Лафонтену, который, в свою очередь, заимствовал сюжет у Эзопа (VI век до н. э., Древняя Греция). Кстати, эзоповская басня переложена также римским баснописцем Федром (I век до н. э.); именно этот текст взял за основу русский поэт В. Тредиаковский для своей басни «Ворон и Лисица», которая таким образом стала переводом с другого перевода. Басни с этим сюжетом есть ещё у таких поэтов прошлого, как Сумароков, Херасков.

Но только ли в сюжете дело? И вообще существенно ли, читая Крылова, знать, что перед тобой именно перевод? Например, маленькие дети, которым родители читают эту басню Крылова, они что, теряют в своём восприятии от неведения, что это перевод басни Лафонтена? Осталась ли тут хоть толика французского? Хоть малость древнегреческого?

Вот «Ворона и Лисица» Ивана Андреевича:

Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.

Вороне где-то Бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да позадумалась, а сыр во рту держала.
На ту беду Лиса близёхонько бежала;
Вдруг сырный дух Лису остановил:
Лисица видит сыр, — Лисицу сыр пленил.
Плутовка к дереву на цыпочках подходит;
Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие пёрушки! какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!
Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица,
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье спёрло, —
И на приветливы Лисицыны слова
Ворона каркнула во всё воронье горло:
Сыр выпал — с ним была плутовка такова.
<1807>

А теперь сопоставим крыловскую басню с басней «Ворон и Лисица» Тредиаковского:

Негде Ворону унесть сыра часть случилось;
На дерево с тем взлетел, кое полюбилось.
Оного Лисице захотелось вот поесть;
Для того домочься б, вздумала такую лесть:
Воронову красоту, перья цвет почтивши
И его вещбу ещё также похваливши,
Прямо говорила: «Птицею почту тебя
Зевсовую впредки, буде глас твой для себя
И услышу песнь, доброт всех твоих достойну».
Ворон, похвалой надмен, мня себе пристойну,
Начал сколько можно громче кракать и кричать,
Чтоб похвал последню получить себе печать.
Но тем самым из его носа растворенна
Выпал на землю тот сыр. Лиска, ободренна
Оною корыстью, говорит тому на смех:
«Всем ты добр, мой ворон, только ты без сердца мех».
<1752>
Примечание: птица... Зевсова — орёл; без сердца мех — чучело.

Между баснями Крылова и Тредиаковского всего каких-то пятьдесят лет. А какая языковая разница! Но дело не только в том, что легче фразы и более просты и понятны слова. Не в том, что Крылов превратил В;рона в Ворону, и перед нами сцена поединка двух «женских» характеров. Разница, и колоссальная, прежде всего художественная! Текст Тредиаковского — это, совершенно очевидно, зарифмованный труднодоступный пересказ, текст Крылова — поэтические строки, сохранившие естественность для современного читателя. Другой язык — другое мышление. Крылов не просто пишет проще, понятнее, он по-другому думает.

Как Крылов шёл к этому новому не только для себя мышлению, можно увидеть, сравнив строки из крыловской басни со сходными строками в его же пародийной шуто-трагедии «Подщипа» (или «Трумф»). Там цыганка расхваливает Трумфа:

Ну где есть личико другое так беленько,
Где букли толще есть, где гуще есть усы,
И у кого коса длинней твоей косы?
Где есть такой носок, глазок, роток, бородка
И журавлиная степенная походка?
Ну, есть ли девушка иль мужняя жена,
Чтоб на тебя взглянув, не ахнула она?

С крыловскими баснями в русскую литературу вошла живая народная речь. Видна их очевидная связь с художественным миром русских пословиц, сказок, поговорок. И всё это не только приподняло Крылова над предшественниками, но и выделило поэта среди современников.

Замечательно и то, что собственные стихи Крылова, легко запоминаясь, сами стали пословицами, вошли в народную речь. Таких крылатых слов из его басен осталось в русском языке много:

«А ларчик просто открывался» («Ларчик»);
«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» («Волк и Ягненок»);
«Ай, Моська! Знать она сильна, что лает на Слона!» («Слон и Моська»);
«А Васька слушает да ест» («Кот и Повар»);
«Услужливый дурак опаснее врага» («Пустынник и Медведь»);
«Беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пирожник» («Щука и Кот»);
«Без драки попасть в большие забияки» («Слон и Моська»);
«Великий зверь на малые дела» («Воспитание Льва»);
«Да только воз и ныне там» («Лебедь, Щука и Рак»);
«Слона-то я и не приметил» («Любопытный»);
«Сильнее кошки зверя нет» («Мышь и Крыса»);
«Хоть видит око, да зуб неймёт» («Лисица и виноград»);
«Демьянова уха» («Демьянова уха»);
«Если голова пуст;, то голове ума не придадут мест;» («Парнас»);
«Зелен виноград» («Лисица и виноград»);
«Кукушка хвалит Петуха за то, что хвалит он Кукушку» («Кукушка и Петух»);
«И моего хоть капля мёду есть» («Орёл и Пчела»);
«И я его лягнул» («Лисица и Осёл»);
«Из дальних странствий возвратясь» («Лжец»);
«Избави Бог и нас от этаких судей» («Осёл и Соловей»);
«Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума. оборотиться» («Зеркало и Обезьяна»);
«Как под каждым ей листком был готов и стол, и дом» («Стрекоза и Муравей»);
«Крестьянин ахнуть не успел, как на него медведь насел» («Крестьянин и Работник»);
«Лебедь рвётся в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду» («Лебедь, Щука и Рак»);
«Медвежья услуга» («Пустынник и Медведь»);
«Навозну кучу разрывая, Петух нашёл Жемчужное зерно» («Петух и Жемчужное зерно»);
«Наделала Синица славы, а моря не зажгла» («Синица»);
«Наши предки Рим спасли» («Гуси»);
«Римский огурец» («Лжец»);
«Они немножечко дерут, зато уж в рот хмельного не берут» («Музыканты»);
«Орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться» («Орёл и куры»);
«От радости в зобу дыханье спёрло» («Ворона и Лисица»);
«Охотно мы дарим, что нам не надобно самим» («Волк и Лисица»);
«По мне, уж лучше пей, да дело разумей» («Музыканты»);
«Пой лучше хорошо щеглёнком, чем дурно — соловьём» («Скворец»);
«Полают, да отстанут» («Прохожие и собаки»);
«Про взятки Климычу читают, а он украдкою кивает на Петра» («Зеркало и Обезьяна»);
«Рыльце в пуху» («Лисица и Сурок»);
«Тришкин кафтан» («Тришкин кафтан»);
«Ты всё пела? Это дело: так поди же попляши!» («Стрекоза и Муравей»);
«Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют» («Воронёнок»);
«Чтоб гусей не раздразнить» («Гуси»);
«Щуку бросили в реку» («Щука»);
«А жаль, что незнаком ты с нашим петухом: ещё б ты боле навострился, когда бы у него немножко поучился» («Осёл и Соловей»);
«В семье не без урода» («Слон на воеводстве»);
«Где силой взять нельзя, там надобна ухватка» («Два мальчика»);
«Делу дать законный вид и толк» («Волк и Ягнёнок»);
«Как Белка в колесе» («Белка»);
«Мартышка к старости слаба глазами стала» («Мартышка и очки»);
«На волка только слава, а ест овец-то Савва» («Пастух»);
«Ворона в павлиньих перьях» («Ворона»);
«У сильного всегда бессильный виноват» («Волк и Ягнёнок»).

Именно язык — отличительная черта таланта Крылова. Потому что Крылов — это прежде всего уникальное слияние разговорного языка, звучавшего в крестьянских избах, и высокого искусства, пленявшего воображение живущих в дворянских усадьбах. Язык басен Крылова, явившийся примером для Пушкина, Грибоедова, Гоголя, открыл первую страницу свода отечественной литературы, который сегодня мы именуем Золотым веком.

Вообще приём сопоставления басен Крылова с его предшественниками позволяет увидеть то, что с первого взгляда обычно не заметно. И если серьёзные отличия бросаются в глаза при сравнении басен, написанных с разницей всего-то в полстолетия, то каковы они окажутся, затей мы сравнение крыловских басен с литературным источником — баснями Эзопа.

Не надо быть большим специалистом в области литературоведения, чтобы, вглядевшись в очевидное общее и столь же очевидные отличия, например, басни Эзопа, древнегреческого баснописца, жившего в VI веке до нашей эры, «Муравей и жук» и басни Крылова «Стрекоза и Муравей», разглядеть самобытность русского баснописца.
Прочитаем басню Эзопа.

Муравей и жук

В летнюю пору гулял муравей по пашне и собирал по зёрнышку пшеницу и ячмень, чтобы запастись кормом на зиму. Увидал его жук и посочувствовал, что ему приходится так трудиться даже в такое время года, когда все остальные животные отдыхают от тягот и предаются праздности.
Промолчал тогда муравей; но, когда пришла зима и навоз дождями размыло, остался жук голодным, и пришёл он просить у муравья корму.
Сказал муравей: «Эх, жук, кабы ты тогда работал, когда меня трудом попрекал, не пришлось бы тебе теперь сидеть без корму».

А теперь обратимся к басне Крылова, написанной им в 1808 году, ; разница времени написания по отношению к Эзопу ни мало ни много около 24 веков.

Стрекоза и Муравей

Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела:
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза.
Помертвело чисто поле;
Нет уж дней тех светлых боле,
Как под каждым ей листком
Был готов и стол, и дом.
Всё прошло: с зимой холодной
Нужда, голод настаёт;
Стрекоза уж не поёт:
И кому же в ум пойдёт
На желудок петь голодный!
Злой тоской удручена,
К Муравью ползёт она:
«Не оставь меня, кум милой!
Дай ты мне собраться с силой
И до вешних только дней
Прокорми и обогрей!»
«Кумушка, мне странно это:
Да работала ль ты в лето?» —
Говорит ей Муравей.
«До того ль, голубчик, было?
В мягких муравах у нас
Песни, резвость всякий час,
Так, что голову вскружило».
«А, так ты…» — «Я без души
Лето целое всё пела». —
«Ты всё пела? Это дело:
Так поди же, попляши!»

Мурава — трава.

Даже если отвлечься от того, что одна басня написана прозой, а вторая стихами, видно: персонаж Эзопа жук схож со Стрекозой Крылова. Чем? У них похожее поведение, им присущи одинаковые качества: лень и праздность. Потому-то их и можно сравнивать. Но…

И тут-то начинается самое интересное. Попробуем ответить на вопрос: «Почему слова «стрекоза», «муравей» Крылов написал с заглавной (прописной) буквы как имена собственные, а Эзоп пишет своих героев с маленькой (строчной) буквы ; жук и стрекоза?

Всё очень просто: для Эзопа его герои — насекомые. А для Крылова? Иногда кажется, что крыловская басня ; маленький карнавал, на котором люди облачились в костюмы зверушек и надели на себя соответствующие маски. Поэтому его современник критик Виссарион Белинский и писал, что в баснях Крылова «нет ни медведей, ни лисиц, хотя эти животные, кажется, действуют в них, но есть люди, и притом русские люди». Почему русские люди?

Из басни Эзопа, согласитесь, даже не понятно, а где, собственно, происходит действие. Разве что можно сказать: где-то, где есть и зима (когда случается холод, правда, для нас какой-то немного странный ; с дождями, а не со снегом), и лето (когда бывает тепло).

Впрочем, если вдуматься, зима, пришедшая с дождями (в басне Эзопа), довольно характерна для Греции, южной страны. Тогда как у Крылова мы види.м настоящую русскую зиму, снежную и холодную. Почему русскую зиму? А вы вчитайтесь, где ещё, кроме России, говорят: лето красное, злая тоска, чисто поле? Это ведь всё слова ; специалисты определяют их как постоянные эпитеты ; из русского фольклора.

Постоянный эпитет — образное определение, часто встречающееся в народном поэтическом творчестве, переходящее из одного произведения в другое.

Получается, взяв сюжет у Эзопа, Крылов создал подлинно русскую, народную басню. При этом он изменил даже характер героев.

У Эзопа жук ленивый и не больше того. Жук даже сочувствует муравью, видя как тот много трудится летом. Но лентяй не задумывается, зачем это нужно;

У Крылова Стрекоза тоже ленива, но она ещё и легкомысленная, стремящаяся только к развлечениям. И в этом вихре веселья Стрекоза вообще не замечает, что кто-то трудится даже летом. Крыловым добавлена пара новых чёрточек, но как это меняет образ. Что такое лень? Откроем толковый словарь ; всего-то «отсутствие желания работать» и «состояние вялости». А теперь взглянем на «легкомысленность» ; тут синонимическая палитра куда богаче: несерьёзность, беспечность, поверхностность, бездумность, верхоглядство, ветреность. Можно представить, сколько режиссёрских прочтений возможно в постановке басни Крылова на сцене. И каждое не будет противоречить авторскому замыслу.

Казалось бы, оба автора стремились к одной цели: показать преимущество трудолюбия и опасность праздности и лени. Но какие разные дороги при этом они избрали! Наше сравнение не позволяет сказать, что одна басня лучше, другая хуже, но оно наглядно показывает, насколько эти басни разные. Каждая из них самостоятельна, и текст Крылова не является переводом басни Эзопа.

Это особенно будет наглядным, если мы сравним ещё две басни: Эзопа «Петух и алмаз» и Крылова «Петух и Жемчужное зерно».
Читаем Эзопа.

Петух и алмаз

Петух разгребал по обыкновению своему навозную кучу и, вырывши алмаз, подумал: ежели б золотых дел мастер сию блестящую безделку нашёл, то она б ему очень пригодилась; а мне бы ячменное зерно во сто мер лучше сего было.

А теперь обратимся к Крылову.

Петух и Жемчужное зерно

Навозну кучу разрывая,
Петух нашёл Жемчужное зерно
И говорит: «Куда оно?
Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы, право, был гораздо боле рад
Зерну Ячменному: оно не столь хоть видно,
Да сытно».
Невежи судят точно так:
В чём толку не поймут, то всё у них пустяк.

Невежа — грубый, невоспитанный человек. Не путать с другим словом:
Невежда ; малообразованный, малосведущий человек.

Надо признать, оба баснописца здесь предложили читателю очень схожие тексты. Очевидная разница ; она в двух последних строчках, какие добавил Крылов, так называемом нравоучении, поучающем суждении. Оно-то и делает Петуха Эзопа и Петуха Крылова разными образами. Но только ли в этих двух строчках дело?

Эзоповский Петух «понимает», что «ежели б золотых дел мастер сию блестящую безделку нашёл, то она б ему очень пригодилась». Персонаж Эзопа нельзя назвать ни невеждой, ни невежей. Он просто сожалеет, говоря, что ячменное зерно для него было бы предпочтительней.

Герой басни Крылова обходится без сожалений, он груб, высокомерен и думает только о себе: «Куда оно? Какая вещь пустая! Не глупо ль, что его высоко так ценят?»

Вот и получается, что басни вроде бы похожие, но авторы их высмеивают разные качества и недостатки людей. Внешняя схожесть есть, а басни тем не менее совершенно разные.

До Крылова басня была жанром, где действующие лица напоминали скорее кукол, нежели живых людей. Тогда как персонажи его басен несут в себе реальные черты людей. Его звери, птицы, рыбы — истинно русские люди, каждый с характерными чертами эпохи и общественного положения и с присущими им идеями. Мастерство рассказа, узнаваемые характеры, тонкий юмор, энергичность действия позволили Крылову создать своими баснями многофигурную портретную картину русского общества — от царя до пастуха. Басни его — истинное «зрелище жития человеческого».

Вопреки распространённому мнению, Крылов сочинял басни или, скажем, большинство басен не по заказу. Он всегда носил с собой длинные лоскуты бумаги и, когда его посещало вдохновение, записывал на них строки очередного произведения или новый вариант уже опубликованной басни.

И ещё об одном заблуждении, связанном с Крыловым. Его знаменитую басню «Стрекоза и Муравей» часто читают, даже не задумываясь, что Стрекоза, оказывается-то, вовсе не стрекоза. А кто же?

Вот что по этому поводу сказал великий кукольник Сергей Образцов:

«Совсем непонятно, почему и на домашних вечерах, и в школах так часто любят разыгрывать с маленькими детьми басню Крылова «Стрекоза и Муравей». Мало того, что тема этой басни никакого отношения к детям не имеет, удивительно ещё и то, что редко кто задумывается над тем, кто же она такая — эта самая стрекоза? Что это за насекомое?

Крылов взял её у Лафонтена. Там она не стрекоза, а кузнечик. Так вот и у Крылова она кузнечик. В русском народном языке кузнечик называется стрекозой. Он «стрекает», то есть прыгает, и «стрекочет», то есть прерывисто скрипит зазубренными ногами о крылышки. Он скрипач, танцор, певец — что хотите, но только не беспрерывно летающее насекомое. Тем не менее надевают на худенькую девочку шапочку с усиками и привязывают к ее спине «стрекозиные» крылышки.

Ну а как же объясняют этой девочке текст басни? Или текст не самое важное? «К Муравью ползёт она...» Заметьте, не летит ведь, а «ползёт» и рассказывает о причинах своего бедственного положения следующими словами: «До того ль, голубчик, было? В мягких муравах у нас песни, резвость всякий час, так что голову вскружило...» Проверьте слова «в муравах» — траве, значит. Когда это они «прыгают»? Кузнечик она. Кузнечик в каждой характеристике её поведения».

Приходится признать, что в разговорной речи XVIII — начала XIX века слово «стрекоза» служило обобщённым названием для разных насекомых — овода, слепня, самой стрекозы и других. Любопытно и то, что в старинных иллюстрациях к басне Крылова изображался именно кузнечик, а не стрекоза.

          Классик

Как случилось, что работа в новом жанре резко изменила литературную репутацию Крылова? Ещё одна загадка Крылова.

Но издания его книг расходились огромными для того времени тиражами. Литератор, не так давно мечтавший стать хотя бы известным драматургом, чьи пьесы ставятся театрами, превращается в истинно народного писателя. Если первая половина его жизни прошла практически в безвестности, полной материальных проблем и лишений, гонений и бездомных скитаний, то в зрелости он окружён почестями и всеобщим уважением. Он признаётся классиком ещё при жизни.
Поэт Константин Батюшков сразу же напророчил ему бессмертие.
Николай Гоголь назвал его басни «книгой мудрости самого народа».
Александр Пушкин отметил глубокое национальное своеобразие басен Крылова, которое увидел в «весёлом лукавстве ума, насмешливости и живописном способе выражаться...»
Критик Виссарион Белинский в своей статье «Литературные мечтания» нашёл в русской литературе всего лишь четырёх классиков, поставив Крылова в один ряд с Державиным, Пушкиным и Грибоедовым.

Его любили и ценили самые разные люди, представители враждующих литературных кружков; он был принят при дворе. В доме писателя Нестора Кукольника замечательный художник К. Брюллов почти за один сеанс создал знаменитый портрет Крылова.

Можно сколько угодно дивиться, но, как свидетельствует современник (и это уже никакая не легенда):

«Впечатление, производимое его коротенькими творениями, было неимоверно: часто не находилось места в зале, гости толпились около поэта, становились на стулья, столы и окна, чтобы не проронить ни одного слова».

В дружеском кругу Крылов получает прозвище «Соловей». Кстати, и сам он под Соловьём неоднократно подразумевал в баснях себя как автора.

И это при том, что для всех знавших его современников (легко убедиться, открыв воспоминания любого) Крылов — ленивый лежебока, лукавый обжора, обаятельный неряха.

Параллельно с народным признанием шло и признание официальное.
Он избран членом Российской академии. Позже получил от неё сначала золотую медаль, а затем Большую золотую медаль за литературные заслуги. При преобразовании Российской академии в отделение русского языка и словесности Академии наук был утверждён ординарным, то есть действительным академиком. Опять же по преданию, император Николай I согласился на преобразование с условием, «чтобы Крылов был первым академиком».

С 1829 года Крылов почётный член Петербургского университета. Это он-то, не то что университетов не кончавший, но даже обычной школы не знавший.

Во время Отечественной войны 1812 года Крылов приглашён служить в императорскую Публичную библиотеку Санкт-Петербурга (ныне Государственная публичная библиотека имени М.Е. Салтыкова-Щедрина) сначала — помощником библиотекаря, позже — библиотекарем и заведующим Русским отделом. Работал в Публичной библиотеке при директоре Алексее Николаевиче Оленине*, который очень уважал и всячески поддерживал Крылова.

* Алексей Оленин — племянник екатерининского вельможи князя Григория Волконского, получил образование за границей, владел несколькими языками, знаток античной филологии и истории, страстный археолог и нумизмат, прекрасно рисовал, преданно любил литературу и театр, хорошо знал естественные науки, состоял в переписке с европейскими знаменитостями. Пользовался покровительством императора.

Должности библиотекарей и их помощников поручались в то время известным в литературе лицам. Рядом с Иваном Андреевичем тогда трудились переводчик «Илиады» поэт Николай Гнедич, знаток славянской филологии А. Востоков, переводчик «Ифигении» и «Федры» Ж. Расина М. Лобанов (ставший затем одним из первых биографов Крылова), романист и драматург Михаил Загоскин, позже — поэт и друг Пушкина барон Антон Дельвиг.

Именно в эти годы Крылов рос в чинах, дослужил до статского советника*, стал кавалером многих орденов, ему назначается пенсион в 1500 рублей в год, который впоследствии «во уважение отличных дарований в российской словесности» удваивается, а ещё позднее увеличивается вчетверо. При выходе в отставку ему, «не в пример другим», определили в пенсию полное его содержание по библиотеке (11 700 рублей ассигнациями).

* Статский советник ; гражданский чин 5-го класса (из 14-ти по «Табели о рангах»). Имеющие такой чин (соответствовал должности вице-губернатора) причислялись к «лучшему старшему дворянству во всяких достоинствах», даже если были по происхождению из низких слоёв общества.

В 1838 году Петербург торжественно отметил 50-летие творческой деятельности Крылова, по случаю чего была даже выбита памятная медаль с изображением Ивана Андреевича. Празднование превратилось в поистине всенародное торжество. Юбиляр был награждён или, как тогда говорили, был пожалован орденом Станислава 2-й степени. Петербургскими литераторами, с высочайшего соизволения, то есть с одобрения императора, был дан обед в зале Дворянского собрания, куда почли за честь явиться многие сановники** и знаменитости — около 300 человек.

** Сановник — важное, значительное лицо, имеющее высокий чин, сан.

Там во время чествования поэт Пётр Вяземский впервые назвал баснописца «дедушкой Крыловым», читая приветственную «Песнь в день юбилея И.А. Крылова», которая начиналась строками:

На радость полувековую
Скликает нас весёлый зов:
Здесь с музой свадьбу золотую
Сегодня празднует Крылов.
На этой свадьбе все мы сватья,
И не к чему таить вину:
Все заодно, все без изъятья,
Мы влюблены в его жену.
Длись счастливою судьбою,
Нить любезных нам годов!
Здравствуй с милою женою,
Здравствуй, дедушка Крылов!

Последняя строка несколько раз повторялась в стихотворении Вяземского, и с лёгкой руки поэта обращение сделалось народным именем Крылова по всей России.

К баснописцу пришла феноменальная по тем временам известность. Его узнавали простые люди на улице, показывали детям: «Вон идёт дедушка Крылов!».

Иван Андреевич Крылов оказался писателем редкой судьбы. Нельзя не поразиться его творческому долголетию. Ведь первое крупное его произведение (комическая опера «Кофейница») и последнее крыловское издание («Басни», в девяти книгах») разделяют 60 лет. И это при том, что баловнем судьбы он никогда не был, сполна испытав, сколь горек и труден хлеб честного художника.

          Библиотекарь

Эта страница жизни Крылова самая что ни на есть тихая и спокойная, как и то дело, каким он добросовестно занимался на протяжении почти 30-ти лет.

В 1812 году, когда писатель начал работать в Публичной библиотеке, фонд отечественной литературы там насчитывал, трудно поверить, всего лишь 4 русские книги. Крылов занялся комплектованием фонда (часто редчайшими книгами), наладив тесные контакты с книгопродавцами. Через два года в фонде было уже 2300 русских книг, в 1836 году — 20 тысяч книг, а к концу его службы — около 30 тысяч экземпляров, не считая 10 тысяч дубликатов*.

* Дубликат — второй экземпляр.

Однако Иван Андреевич не только оказался хорошим собирателем книг, он много работал по составлению библиографических указателей и славяно-русского словаря. Ежедневно он продолжал библиографическую роспись** русских книг, следил за поступлением в Русский отдел обязательного экземпляра всех печатавшихся в стране книг, сам шифровал новые книги, составлял каталоги.

** Библиография — научное, систематизированное перечисление и описание книг.

Сегодня у кого-то это может вызвать снисходительную улыбку, но тогда, в пору становления библиотечной системы, когда лишь вырабатывались правила и порядки, формировалось само понятие, кто есть библиотекарь и чем он занимается, Крылов считал, что библиотечные каталоги должны составляться таким образом, чтобы «требующему книгу легко было приискать её в каталоге» и библиотекарь «в самой скорости» мог найти книги по требованию читателей.

В 1818—1819 годы, стоит заметить, Крылов впервые ввёл описание книг под коллективным автором. В Британском музее, для сравнения, оно было введено лишь в конце тридцатых — начале сороковых годов XIX века.

Именно Крылов впервые составил список книг о Санкт-Петербурге, изданных с 1741 по 1826 год. Другая серьёзная его работа — Указатель по различным отраслям знания, содержащий свыше 3 тысяч наименований книг (изданных в 1663—1822 годах). Крылов принял в фонд собрание старопечатных книг Ф.А. Толстого (377 экз.) и 1300 рукописей. В 1815 году он составил правила пользования книгами в читальном зале.

И вообще, делал то, что должен делать каждый библиотекарь: беседовал с многочисленными читателями, расставлял книги на полках. Да мало ли ещё какие занятия были в библиотеке, которая к тому времени стала настоящим очагом просвещения. Более тысячи книг в день выдавалось читателям.

Какой из этого следует сделать вывод? Самый простой — Крылов полностью соответствовал требованиям, предъявляемым к библиотекарям «Публички», от которых требовалось знание библиографии, иностранных языков и строгое исполнение правил службы в библиотеке. Библиотекарям и их помощникам, по уставу, полагалось быть добропорядочного поведения, честными и бескорыстными. А ещё предписывалось, что библиотекарь «не должен быть только хранителем, регистратором и только выдавать книги. Он должен быть в курсе современной науки, чтобы обеспечивать квалифицированные библиографические работы, систематическое пополнение фонда, а также научно обоснованно отвечать на вопросы читателей».

Так что думать, будто Крылова пристроили на «тёплое» место, где он дремал в рабочее время и ничего не делал, сидел пописывал свои басни, может только тот, кто сам пребывает в ничегонеделании или грезит о подобном.

Уместней подумать о справедливости слов, что библиотекарь держит в своих руках ключи от мудрости, ведь он — проводник человеческой мысли, и заключить, что Крылов-библиотекарь не только был, как говорится, на своём месте, но по сути занимался, если вдуматься, тем же, чем занимался Крылов-баснописец.

          Анекдоты

Ни о каком другом русском писателе не рассказывали так много анекдотов, как о Крылове. Один их них был записан Пушкиным, а потом попал в жизнеописание баснописца, составленное профессором российской словесности и ректором Петербургского университета П. Плетнёвым для первого (посмертного) Полного собрания сочинений Крылова:

«У Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжёлой раме. Кто-то дал ему заметить, что гвоздь, на котором она была подвешена, непрочен и когда-нибудь картина упадёт и убьёт его. «Нет, — отвечал Крылов, — угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову».

Можно подумать, анекдотический эпизод вовсе и не легенда, а черновая заготовка басни, где комическим героем является сам поэт, как всегда беспечный и неряшливый. Хотя, надо признать, вся история предстаёт в ином свете, если вспомнить, что Крылов был превосходным математиком.

Впрочем, это не единственная красивая легенда, связывающая два великих имени: Крылова и Пушкина. По сию пору редкий пишущий о Иване Андреевиче не воспроизведёт эпизод, в котором Крылов в 1833 году, то есть более полувека спустя «происшедшего», поведал Пушкину впечатления от пугачёвщины, сохранившиеся в его памяти.

Вот этот рассказ Крылова в записи Пушкина:

«Отец Крылова (капитан) был при Симонове в Яицком городке. Его твёрдость и благоразумие имели большое влияние на тамошние дела и сильно помогли Симонову, который вначале было струсил. Иван Андреевич находился тогда с матерью в Оренбурге. На их двор упало несколько ядер, он помнит голод и то, что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 рублей! Так как чин капитана в Яицкой крепости был заметен, то найдено было в бумагах Пугачёва в расписании, кого на улице повесить, и имя Крыловой с её сыном. Рейнсдорп* был человек очень глупый. Во время осады вздумал он было ловить казаков капканами, чем и насмешил весь город, хоть было и не до смеху...»

* Рейнсдорп — военный генерал-губернатор Оренбурга.

Ничего не скажешь, замечательные впечатления, сохранившиеся в памяти 4-летнего мальчугана: про то, как «твёрдость и благоразумие имели большое влияние на тамошние дела и сильно помогли Симонову», про то, «что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 рублей!», про якобы найденное в бумагах Пугачёва «расписание, кого на улице повесить», с упоминанием имени Крыловой и её сына, про капканы, какими военный генерал-губернатор Оренбурга намеревался ловить взбунтовавшихся казаков.

Кажется, это единственный случай, тем более документально подтверждённый авторитетом Пушкина, раскрывающий, как рождались анекдоты про Ивана Андреевича Крылова. Как видим, он сам их выдумывал и рассказывал. Пушкин анекдотический рассказ записал, но будете читать пушкинскую «Капитанскую дочку», посмотрите сами: использовал ли его? Хотя идеей о скромном служаке-капитане, похоже, воспользовался.

Куда чаще анекдоты воспроизводили крыловские остроты наподобие той, что часто приписываются многим остроумным людям. Например:

Незадолго до смерти врачи предложили Крылову придерживаться строжайшей диеты. Большой любитель поесть, Крылов невыразимо страдал от этого. Однажды в гостях он с жадностью смотрел на различные недоступные ему яства. Это заметил один из молодых остряков и воскликнул: «Господа! Посмотрите, как разгорелся Иван Андреевич! Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть!» Последняя фраза принадлежала самому Крылову и присутствовала в его известной басне «Волк на псарне». Крылов, услышав направленную против него колкость, лениво ответил: «За себя не беспокойтесь, мне свинина запрещена».

И в жизни, а тем более в анекдотах, поесть он, действительно, любил (анекдотов о его удивительном аппетите сохранилось множество). Хотя, памятуя, что он родился, вырос и возмужал в нужде и бедности, это нисколько не удивительно. Слыл большим гурманом. Очень нравились блины и рыба. Отварная стерлядь — его любимое блюдо. Добрые щи, кулебяка*, жирные пирожки, гусь с груздями, сиг** с яйцами и поросёнок под хреном составляли его роскошь.

* Кулебяка — продолговатый большой пирог с рыбой, мясом, капустой, кашей и т. п.

** Сиг — северная пресноводная рыба (лососёвая).

Миф, рождённый при его активном участии, ставший общепринятым фактом, гласит о непомерном обжорстве писателя. Но есть все основания в этом усомниться. Если бы писатель был таким обжорой, каким его хотят представить, едва ли ему удалось бы прожить 75 лет — огромный по тем временам срок.

Много говорят о лени этого весьма тучного, но высокого роста сибарита*** в знаменитом не меньше обломовского халате****.

*** Сибарит — праздный, избалованный роскошью человек.

**** Обломовский халат — деталь туалета героя романа Ивана Гончарова «Обломов», ставшего символом лени и безделия.

Но как быть с тем, что, желая достичь совершенства, он переписывал строки своих басен десятки, а порой и сотни раз. Например, только к одной басне «Кукушка и Петух», в которой всего-то двадцать одна строка, позже было найдено около двухсот строк черновых набросков. Его добрый друг драматург М. Лобанов писал о легендарно «ленивом» Крылове: «… труд был вторым его гением; ум был изобретателем, а труд усовершителем…»

Ему было за пятьдесят, когда он на спор с Гнедичем за два года сам, без чьей-либо помощи овладел древнегреческим языком и прочёл всех греческих классиков в подлиннике*****.

***** Чтение в подлиннике — чтение произведения не в переводе, а непосредственно на том языке, на котором его писал автор, в данном случае — на древнегреческом.

Ежедневно каждый вечер до глубокой ночи по несколько часов этот «ленивец» читал, переводил древних греков и преуспел настолько, что достиг уровня, которого Гнедич, по его собственному признанию, достигал половину жизни своей. Выиграв пари, Крылов охладел к греческим классикам и… в следующие два года овладел английским, которого до того не знал.

А многие ли знают, что Крылов был одним из первых «моржей». Его купальный сезон начинался в апреле, а заканчивался 27 ноября (15 ноября по ст. стилю). И это в северном Петербурге!

Те же современники отмечали: «… богатырская была натура». Большой, сильный, он много ходил пешком, никогда не болел. Как сам однажды написал о себе: «…у меня довольно силы». Но, странное дело, взгляните на известную картину художника Г. Чернецова «Парад на Марсовом поле» (1832), где изображены Крылов, Пушкин, Жуковский и Гнедич в Летнем саду, и увидите совсем другого, имеющего мало общего с реальным, баснописца ростом на полголовы ниже Пушкина, который, как известно, был совсем не высок.

А ещё Крылов, можно прочесть в воспоминаниях, был неряшлив: сюртук носил постоянно запачканный, залитый чем-нибудь, жилет вечно надет был вкривь и вкось. Отчего, есть ли тому объяснение?

Думается, полжизни, проведённые в мытарствах и унижении, выработали в нём своеобразную защитную реакцию: ах, вы такие богатые, а я беден, вот и терпите меня таким. Даже по прошествии стольких лет жизни в столичном Петербурге, будучи принят самым высшим слоем общества, Крылов не просто не сумел усвоить надлежащие манеры, но принципиально даже не считал нужным им следовать.

Демонстрировал свою любовь к пожарам. Легенды гласят, будто бы в любое время суток, заслышав пожарный набат, он непременно устремлялся к месту пожара. Случись где огню, Крылову велено тотчас докладывать, и он, грузный лежебока, бежал поглазеть на огонь.

Только почему-то, кажется, тут есть один исторический анекдот, объясняющий его странное увлечение. Как доподлинно известно, в день восстания декабристов Крылов отправился поглядеть на происходящее на Сенатской площади. Вовсе не потому, что сочувствовал декабристам или разделял их идеи. Был там многими замечен, а потому позже император Николай I спросил у него, что это он делал 14 декабря на Сенатской площади. «А я думал — пожар», — объяснил Крылов царю. А чтобы ни у кого ненужных сомнений не возникало, в дальнейшем исправно подтверждал свою любовь к пожарам.

Был консервативен*. Оставался враждебен западничеству** в течение всей своей жизни.

* Консерватор — противник резких изменений и, наоборот, сторонник устоявшихся взглядов.

** Западничество — приверженность идеям, возникающим в Западной Европе, и признание приемлемым для России пути развития, каким следуют там.

И вообще избегал любых однобоких и радикальных крайностей. Хотя при более пристальном рассмотрении его консерватизм оказывался «консерватизмом мудрой веры во всём земном и консерватизмом незыблемости в духовном вечном». Любил Россию, но считал, что любые новации и прогресс не должны противоречить её традиционным нравственным началам: «Чтоб не ослабить дух и не испортить нравы…» («Червонец»).

Стоит заметить, подобная жизненная позиция кому-то из современников казалась странной, многим так даже ужасной, потому как непрогрессивной или, как часто в подобных случаях говорят, просто-напросто устаревшей. Соответственно было и отношение нему. Так что совсем не случайно возникло это вроде бы мягкое определение «дедушка Крылов». Мне кажется, настаивать не стану, но тем не менее скажу. Немало находилось таких, кто глядел на него именно как на старого, занудливого дедушку, который берётся поучать подросшую молодёжь, читать ей мораль. Вроде бы смешно, но не серьёзно всё это: не следует особо обращать внимание. Старики, они все такие. Даже в царских милостях не без оснований чувствовал Крылов некую снисходительность.

          Жизнь после смерти

Весной 1841 года Крылов вышел в отставку, покинув любимую им Публичную библиотеку, в Русском отделе которой проработал чуть ли не треть своей жизни. Да не просто проработал, а фактически создал этот отдел. Ему исполнилось 72 года; было тяжело ежедневно рано вставать, спускаться и подниматься по лестницам.

Первым делом, выйдя в отставку, Иван Андреевич поменял квартиру. Все эти годы прожил он в здании Публичной библиотеки на углу Садовой и Невского проспекта. Казённая квартира была просторная, на втором этаже. Он мог бы оставаться в ней и дальше, но предпочёл купить на Первой линии Васильевского острова большой каменный дом. Поселил в него свою крестницу Сашу с мужем и детьми. Сам занял первый этаж.

И занялся приведением в порядок своих басен, написанных за последние 35 лет. Работал поэт не торопясь, но систематически. Вставал довольно поздно, надевал широкий халат, подходил к окну, подбрасывал корм голубям. Ещё до завтрака он брался за перо и подолгу сидел над баснями. Составляя последнюю книгу, Крылов упорно редактировал басни, изменял, переписывал строки, работая иногда по 15—16 часов в сутки.

И так практически до самого конца — последнее прижизненное издание содержит 197 басен. Всего Крылов создал 205. Это общеизвестно. Меньше известно, что на похороны друзья и знакомые его были приглашены им самим очень непривычным способом: именно этой книгой басен вместе с извещением о смерти их автора.

В последний день жизни Крылов успел сделать завещание. Писать уже не мог и диктовал свою волю об имуществе, движимом и недвижимом, о праве на издание своих сочинений. И в этом же завещании, об этом мало кто знает, просил положить ему в гроб васильки.

Почему васильки? Говорят, очень любил эти синие-синие цветы. А ещё вспоминают… Хочешь не хочешь, снова рассказ, приправленный легендой. Чуть ли не вся его биография зиждется на анекдотах, по большей части сочинённых самим Крыловым, да на мемуарах современников, запомнивших, как правило, те же самые анекдоты. Так вот вспоминают, что у Крылова есть басня «Василёк». Она посвящена императрице Марии Фёдоровне, матери Александра I. Будто бы случилось Ивану Андреевичу серьёзно заболеть, а императрица в знак большого к нему расположения прислала баснописцу букет васильков и переселила его в Павловск — свою летнюю резиденцию. Букет тот Крылов, если верить легенде, бережно засушил и часто им любовался. А выздоровев, написал басню, в которой говорит о себе как о бедном васильке.

Верить или не верить этой душещипательной истории? С одной стороны, вообще-то Крылов в симпатиях к сентиментальности на протяжении всей жизни никогда замечен не был. С другой — авторство басни «Василёк» у него не отнимешь.

Скончался Крылов на пасмурной дождливой заре, в собственном доме 21 ноября (по старому стилю — 9 ноября) 1844 года. Умер скоропостижно, в три дня. Причиной смерти стал паралич лёгких, наступивший в результате пневмонии. Правда, успел, по обыкновению, распустить слух, что то ли каши в обед переел, то ли протёртых рябчиков, обильно политых маслом, за ужином перебрал. Что позволило современникам с уверенностью патологоанатомов утверждать, что великий баснописец умер от несварения желудка.

То, что он сам слагал о себе анекдоты, ничуть не вымысел, не очередная легенда. Поздней ночью, за несколько часов до смерти, Крылов попытался развеселить всех сидевших у его постели басней о самом себе. Сравнил себя с мужичком, который навалил на воз 400 пудов сушёной рыбы, не думая, безусловно, обременить этой поклажей свою худую лошадёнку, потому как от большого ума полагал, что рыбка-то сушёная. Только лошадь этого не поняла да сдуру и окочурилась. «Рябчики-то были протёртые, — вывел «мораль» Крылов, — но лишек-то всегда не в пользу».

Во время погребального шествия народ занял весь Невский проспект, по которому студенты несли гроб. Очередная молва гласит, что один из прохожих спросил идущего за гробом поэта Нестора Кукольника (не отличавшегося особой прогрессивностью):

— Кого это хоронят?
— Министра народного просвещения.
— Как министра? — удивился прохожий. — Министр просвещения, господин Уваров, живой, я его сегодня видел.
— Это не Уваров, а Иван Андреевич Крылов.
— Но ведь министр Уваров, а Крылов был баснописцем.
— Это их путают, — ответил Кукольник. — Настоящим министром народного просвещения был Крылов, а Уваров в своих отчётах писал басни.

На отпевании покойного был весь высший аристократический и чиновный Петербург. Похоронили Ивана Андреевича Крылова в Некрополе мастеров искусств в Александро-Невской лавре возле могил Карамзина и Гнедича.

Через 10 лет в самом центре столицы в Летнем саду на собранные по подписке частные пожертвования литературные заслуги баснописца увековечили памятником. Многие ли знают, что он стал первым в России памятником литератору. Этот монумент — последняя крупная работа выдающегося скульптора Петра Клодта. Общий эскиз памятника и рисунки горельефов для пьедестала выполнил художник А. Агин, прославленный иллюстратор «Мёртвых душ» Гоголя. На постаменте памятника представлены персонажи тридцати шести крыловских басен.

В Москве памятник Крылову (скульпторы А. Древин, Д. Митлянский, архитектор А. Чалтыкьян) поставлен много позже — в 1976 году — в сквере у Патриарших прудов.

          Маска

И ещё одна загадка Крылова.

Его имя из тех, что всем нам знакомо с детства и чьи произведения на слуху у каждого. Крупнейший русский писатель, знаменитый баснописец-классик, о котором мы тем не менее мало что знаем. Писатель редкой судьбы и «человек-загадка» — как назвал Ивана Андреевича Крылова ещё поэт Батюшков.

Человек, чья жизнь протекала на рубеже двух веков — XVIII и XIX. Литератор, которому выпало жить в коварный для России отрезок времени — между великим пугачёвским бунтом, всколыхнувшим всю страну, и Великой французской революцией, потрясшей наше отечество ничуть не меньше. Всю жизнь после этих событий Иван Андреевич мучился, страдал, ненавидел, спорил, боролся и одновременно таился, скрывал свои чувства и мысли....

Но, по большому счёту, кого ненавидел? Во имя чего страдал? Почему на протяжении своей жизни он хранил молчание и крайне редко и мало говорил о себе, предпочитая, чтобы о нём ходили легенды и мифы, часто созданные при его активном участии?

Всё это осталось тайной не только для современников. Надо ли нарушать её?
Вряд ли Иван Андреевич исходил из того, что человек интересен не тем, что говорит, а тем, что скрывает. Есть только одно объяснение — та почти что мифическая беседа, о которой ходили слухи, с императрицей Екатериной II. Её внушение, видимо, оказалось и впрямь столь тяжким, а собственное ослушание отправиться за границу «на учёбу» показалось столь серьёзным, что слабохарактерный Крылов, сломленный царской волей, на долгие годы был парализован страхом. Обычным человеческим страхом.

И в подтверждение этого на память приходит ещё один рассказ-воспоминание современницы из времени, когда Крылов был уже в фаворе*.

** Быть в фаворе — пользоваться покровительством, особым расположением властей.

Будто бы императрица изъявила желание лично познакомиться со знаменитым баснописцем. Представлять Крылова, облачённого в парадные белые штаны и шёлковые чулки, повёл Жуковский. Они уже вошли в приёмную. Дежурный камердинер уже доложил о них. Как вдруг Крылов с ужасом говорит Жуковскому, что «пустил в штаны». Белые шёлковые чулки окрасились жёлтыми разводами. Пришлось срочно уходить.

Если рассмотреть этот грустный эпизод под углом зрения страха, придётся признать, что причиной случившегося вполне могла стать та давняя, но сохранившаяся в памяти, в подсознании встреча с другой императрицей — Екатериной II.

Разумеется, баснописцу были переданы и слова Александра I, что он «всегда готов Крылову вспомоществовать, если он только будет продолжать хорошо писать». Что стояло за царским «хорошо писать» — было настолько очевидно, что Крылов, опубликовавший годом ранее 24 басни, на три года замолк.

Переждал и смерть Александра I, и восстание декабристов, и лишь затем в 1827 году рискнул напечатать одну басню, в 1828 — ещё две и в 1829 — опять только одну. Трезвый, расчётливый ум подсказывал: бережёного Бог бережёт!

Поэтому, услышав на маскараде в Зимнем дворце от Николая I, похлопавшего поэта по плечу: «Пиши, старик!», поэт после того дня не написал больше ни строки.

И как всегда, нашлось тому для всех объяснение. По Петербургу пошёл слух, что Крылова кто-то спросил, почему он не пишет более басен.

— Потому, — отвечал баснописец, — что я более люблю, чтобы меня упрекали, почему я не пишу, нежели дописаться до того, чтобы спросили, зачем я пишу.

Естественной реакцией писателя, разочарованного в человеческой природе и возможности её исправить, оказалась не надежда и вера в книжную мудрость, а всё поглощающая страсть к карточной игре, ставшей для него своеобразным наркотиком. Ничуть не желая принизить Ивана Андреевича, можно увидеть, что в своей обычной жизни он знал две такие распространённые в России страсти: страсть оказавшегося в столице провинциала к самоутверждению и страсть русского литератора стать духовным отцом светской власти. В моменты, когда Крылов ощущал, что они не реализовываются, в нём вспыхивала самозабвенная карточная страсть — страсть дикого бунта.

В дальнейшем и его творчество, и поведение в жизни окрашиваются иронией и недоговоренностью. Жанр басни, «эзопов язык» * как нельзя более подходили к умонастроению и душевному состоянию Крылова.

* «Эзопов язык» — речь, основанная на недомолвках и других приёмах для того, чтобы скрыть её подлинный смысл.

Прикрываясь маской «ленивца» и «чудака», в литературе он мог говорить в баснях «всё, что хочется», в жизни — придумывать о себе всё, что заблагорассудится, пряча себя истинного, и при этом занимать (в конце жизни) почётное положение в обществе. Давнишняя мечта исполнилась.

Он стремился стать, и он им стал — человеком, которого знают все, человеком, про которого ходят легенды, и в то же время человеком, про которого ничего, по сути, не известно. Хотя к концу жизни он уже и боялся вроде бы меньше, и просить ничего и ни у кого не приходилось. Надобности не было — всё и так преподносили. И всё же, острый на язык, он по-прежнему предпочитал быть уклончиво осторожным. Почему? Да потому, что кому, как ни ему, профессиональному игроку, порой только и жившему картами, знать — фортуна так непостоянна **.

** Фортуна — судьба, счастливый случай, счастье.

Ощущал ли он себя счастливым? Он был скрытен, «ёжился, уходил в себя», тщательно оберегая свою душу от праздного любопытства желающих в неё заглянуть, и никому никогда не сказал на сей счёт ничего. Разве что однажды проговорился об этом в басне «Соловьи», когда с горькой иронией честно поведал о грустной судьбе Соловья, находящегося в клетке под надзором «птицелова»:

А мой бедняжка Соловей,
Чем пел приятней и нежней,
Тем стерегли его плотней.

Не случайно, можно заметить, в баснях Крылов часто писал о сетях, в которые попадают то обезьяны, то медведь… Позволительно предположить, что всю жизнь себя он тоже ощущал пойманным в сети. Каково ему было сознавать такое? Были периоды, когда подобное внимание-невнимание досаждало ему сверх меры. Можно предположить, что 1823 год, когда подряд появились «Свинья под Дубом», «Две Собаки», «Кошка и Соловей», «Соловьи», стал особо болезненным для его души. Почему именно этот год? Очередная загадка. Одно ясно: «Худые песни Соловью в когтях у Кошки», когда он не мастер «хорошо на задних лапках ходить».

Он был мудрым человеком, чрезвычайно скромным и стыдливым до конца жизни. Может быть, именно поэтому оказался способен на взвешенное и крепкое слово, которым так силён русский ум. Крылов, талант которого оказался непосильным бременем для него, был одним из тех, у кого «ума палата», и следом — «горе от ума». Потому что в России, как любил повторять Николай I, «нужны не умники, а верноподданные».

          Писатели о Крылове

Бытует мнение, что, сторонясь людей, Крылов будто бы ни с кем не поссорился ни разу, но и ни с кем и не подружился, мол, был бесстрастен, равнодушен и невозмутим.

В опровержение хочется сослаться на страстные слова, вырвавшиеся у него при известии о смерти Пушкина: «О! Если б я мог это предвидеть, Пушкин! Я запер бы тебя в моём кабинете, я связал бы тебя верёвками… Если б я знал!» (Пушкин заходил к Крылову за день до дуэли с Дантесом.)

Но и при жизни Пушкина Крылов, принципиально избегавший вмешиваться в литературные споры, один раз в своей жизни изменил-таки своему принципу — выступил с эпиграммой* в защиту поэмы Пушкина «Руслан и Людмила».

* Эпиграмма — короткое сатирическое стихотворение.

Ему одному из первых читал Грибоедов по приезде в Петербург свою комедию «Горе от ума». Известно, что Крылов принял большое участие в судьбе молодого Айвазовского** и почти накануне своей смерти написал письмо Павлу Федотову***, в котором просил его посвятить себя целиком живописи.

** Айвазовский И.К. (1817—1900) — русский художник-маринист, автор ставших широко известными картин «Девятый вал», «Чёрное море» и других, изображающих море, мужество людей, борющихся со стихией, и морские сражения.

*** Федотов П.А. (1815—1852) — русский художник, автор ставших широко известными картин «Разборчивая невеста» (1847), «Сватовство майора» (1848). За последнюю картину Федотов удостоился звания академика.

В то же время, чрезвычайно ранимый по своей натуре, Иван Андреевич, надо признать, никогда не давал спуску людям, которые, как он считал, проявили к нему снисходительное хамство, высокомерие, обидели или были несправедливы по отношению к нему. Он не был злопамятен, но отсутствием памяти не страдал. Причём, в созданной Крыловым биографической легенде можно встретить эпизоды, когда он адресовал свои язвительные стрелы не только в адрес, допустим, Николая I, графа Д. Хвостова, поэта, драматурга и критика П. Катенина, безвестных студентов или меломана в опере.

Как-то он был на «субботе» у Жуковского. Когда собрались многочисленные гости, Крылов подошёл к письменному столу хозяина и стал что-то искать на столе. На вопрос, что он ищет, лукавый баснописец ответил: «Да надобно закурить трубку. У себя дома я рву для этого первый попавшийся под руку лист, и вся недолга. А здесь нельзя так. Ведь тут за каждый листок исписанной бумаги, если разорвёшь его, отвечай перед потомством».

Тонкая язвительность прилюдно сказанных слов была более чем понятна Жуковскому — автору статьи «О басне и баснях Крылова», в которой он с явным колебанием «позволил себе» поднять Ивана Андреевича кое-где до Лафонтена, как искусного переводчика царя баснописцев, сравнить Крылова с Дмитриевым в пользу последнего, указав на «погрешности», «выражения, противные вкусу, грубые» в крыловских баснях.

Вообще, надо заметить, любую форму критики в свой адрес Крылов переносил с трудом. По воспоминаниям В. Олениной, басня «Прихожанин» была написана Иваном Андреевичем в ответ на стихотворение П. Вяземского «И. И. Дмитриеву (в день его именин)», в котором автор, упомянув «трёх Иванов»: Лафонтена, Хемницера и Дмитриева, не назвал Крылова. Одно только умолчание его имени показалось Крылову нестерпимым. Прямое указание на то, что басня явилась полемическим откликом великого баснописца на выступление Вяземского, можно найти и у М. Лобанова: «Крылов позволил себе мщение… в басне «Прихожанин».

Чем объяснить подобное восприятие критики? Вряд ли одной ранимостью его натуры. Критика так или иначе нарушала создаваемую Крыловым биографическую легенду, а вот этого-то он допустить никак не желал.

И всё же, как ни стремился Крылов стоять в стороне от литературных полемик, о нём всегда много не только говорили, но и писали (как при его жизни, так и много позже). Известные писатели находили повод высказать мнение о творчестве великого баснописца.

«Его притчи — достояние народное и составляют книгу мудрости самого народа. Звери у него мыслят и поступают слишком по-русски: в их проделках между собою слышны проделки и обряды производств внутри России. Кроме верного звериного сходства, которое у него до того сильно, что не только лисица, медведь, волк, но даже сам горшок поворачивается как живой, они показали в себе ещё и русскую природу. Даже осёл, который у него до того определился в характере своём, что стоит ему высунуть только уши из какой-нибудь басни, как уже читатель вскрикивает вперёд: «Это осёл Крылова!» — даже осёл, несмотря на свою принадлежность климату других земель, явился у него русским человеком. Несколько лет производя кражу по чужим огородам, он возгорелся вдруг честолюбием, захотел ордена и заважничал страх, когда хозяин повесил ему на шею звонок, не размысля того, что теперь всякая кража и пакость его будут видны всем и привлекут отовсюду побои на его бока. Словом — всюду у него Русь и пахнет Русью». (Н.В. Гоголь. 1846 г.)

«…басни Крылова, кроме поэзии, имеют ещё другое достоинство, которое, вместе с первым, заставляет забыть, что они — басни, и делает его великим русским поэтом: мы говорим о народности его басен. Он вполне исчерпал в них и вполне выразил ими целую сторону русского национального духа: в его баснях, как в чистом, полированном зеркале, отражается русский практический ум, с его кажущеюся неповоротливостию, но и с острыми зубами, которые больно кусаются; с его сметливостью, остротою и добродушно-саркастическою насмешливостью; с его природною верностию взгляда на предметы и способностию коротко, ясно и вместе кудряво выражаться. В них вся житейская мудрость, плод практической опытности — и своей собственной, и завещанной отцами из рода в род… Честь, слава и гордость нашей литературы, он имеет право сказать: «Я знаю Русь и Русь меня знает», хотя никогда не говорил и не говорит этого. В его духе выразилась сторона духа целого народа; в его жизни выразилась сторона жизни мильонов». (В.Г. Белинский. 1840 г.)

«Широкий круг читателей искал в баснях Крылова иронии, сатиры, памфлета и находил их. В образе крыловских басенных персонажей —
«волков»,
всячески утесняющих и поедающих беззащитных овец,
«медведя»,
проворовавшегося при охране доверенных ему пчелиных ульев,
«щуки»,
промышлявшей разбоем в пруде, за что её в виде поощрительного наказания бросили в реку, где для разбоя её открывались неограниченные возможности,
«слона на воеводстве»,
разрешившего волкам брать с овец оброк, «легонький оброк»;
с овцы «по шкурке, так и быть, возьмите,
а больше их не троньте волоском»,
«лисиц»,
лакомых до кур и изничтожавших их всеми «законными» и незаконными способами,
«осла»,
который в качестве вельможи, став «скотиной превеликой»,
мог проявлять свою административную дурь,
и, наконец, самого
«льва»,
одно рычание которого наводило трепет на его верноподданных, льва, который в годину бедствий, притворно «смиря свой дух», пытался показать, что он не лишен совести, и который в то же время с явным удовольствием внимал льстивым словам лисы,
— в образе всех этих персонажей народ узнавал своё начальство с царём-батюшкой во главе». (Демьян Бедный. 1944 г.)

«Крылов, будучи литератором-профессионалом и одним из самых популярных русских поэтов, принятый запросто в домах вельмож, одинаковым тоном говорящий с солдатом на улице и царём во дворце, завоевал себе совершенно уникальное в николаевском Петербурге право — быть везде самим собой. Он говорил простонародным языком, спокойно спал, не стесняясь своего громкого храпа, на светских приёмах, прослыл чудаком, но зато завоевал себе право жить, не считаясь с тем, «что будет говорить княгиня Марья Алексевна» (Грибоедов). Ни один критик не смел обругать его басни, ни один светский щёголь — посмеяться над его манерами. В рабском Петербурге он был свободен, если приравнять свободу к личной независимости». (Ю.М. Лотман)

          ОГЛАВЛЕНИЕ

«Смеяться, право, не грешно…» (Вместо предисловия)…………1
Родители………………………………………………………..…………………………2
Детство……………………………………………………………………………………..3
Отрочество……………………………………………………………………………….4
Переезд в столицу………………………………………….………………………..5
Первые годы в Петербурге……………………………………………………….6
Сочинитель пьес………………………………………………………………………..8
Маликульмульк……………………………………….……………………………….10
Скиталец……………………………………………………………………………………13
Баснописец………………………………………………………………………………..15
Сюжеты………………………………………………………………………………………16
«Басня Крылова»……………………………………………………………………….21
Классик……………………………………………………….………………………………29
Библиотекарь……………………………………………………………………………..32
Анекдоты………………………………………………….………………………………..33
Жизнь после смерти…………………………………….……………………………36
Маска………………………………………………………………………………………….38
Писатели о Крылове…………………………………..………………………………41
Оглавление…………………………………………………………………………………44

Повествование вошло в книжку «На рубеже веков. Дедушка Крылов и юный Пушкин».(М.: Москвоведение).