Верхолаз и Дюймовочка

Эту девушку Илья сразу приметил, еще на экзамене по химии. Ее трудно было не приметить, она была на голову выше самых длинных абитуриентов. А потом, уже на сборе первокурсников в сквере перед входом в институт, разглядел получше. «Похоже, она не сильно переживает из-за своего непомерного роста, – подумал он. – Ну и правильно делает – какой уродилась такой и пригодилась. Может быть, где-нибудь живет баскетболист, который днем и ночью мечтает о такой девушке». Но уже потом, при более близком знакомстве понял, что она переживает, только виду не показывает из гордости.
А познакомился Илья с ней по-настоящему, когда их отправляли в подмосковный совхоз на картошку. Он опоздал, все уже сидели в автобусе, свободное место оставалось только рядом с ней. У нее всю дорогу урчало в животе, наверно, не успела позавтракать, выпила наскоро стакан чаю, а на еду времени не хватило. Илья достал из рюкзака бутерброды и угостил ее. Она взяла тот, что с сыром и поблагодарила, но урчание не прекратилось. Видимо, бутерброду требовалось больше времени, чтобы добраться до того места, где рождались звуки, чем у человека обычного роста.
Дорога была долгая, совхоз, куда везли первокурсников, находился на самой границе Московской области, и завязался разговор. Звали ее Светой, а фамилия у нее была самая простая – Акимушкина. Илья имя свое назвал, а фамилию называть не стал, потому что не всякий сходу правильно произнесет Перельмутер. Не то, чтобы он стеснялся своей фамилии, а просто его бесило, когда ее корежили на все лады. Тем более, что некоторые делали это умышленно, называли и Перломуторным, и Перломутным и даже Пердомутром. Идиоты или сволочи, кто их разберет?
Света оказалась девушкой разговорчивой, по дороге в совхоз она многое рассказала о себе и о своих новых знакомых.
Она была родом из таежной глубинки, где ее отец исполнял должность директора заповедника. С детства она любила природу, помогала отцу вести хозяйство, и еще у нее была ручная рысь по фамилии Мясоедова. Она так и сказала – по фамилии, а не по кличке. Вероятно, у них были не простые отношения.
 В Москве у Светы никого из родственников не было, поселилась она в общежитии, в комнате на троих. Соседки были старше ее, и успели обжиться в столице. У азербайджанки Лейлы был тут ухажер – потомственный торговец фруктами. Он говорил, что первыми словами, сказанными им в детстве, были «яблоко» и «банан», потому что в семье только и говорили, что о ценах на базаре. В Москве он занимал скромную должность товароведа на Даниловском рынке. Она, как все восточные женщины, хорошо готовила и угощала соседок, но в общагу заглядывала редко, только, чтобы застолбить место, а жила у своего Рустамчика на съемной квартире в Бескудниково.
Казачка Вика была помешана на самообразовании. Ее интересовало буквально все – от выгонки луковичных растений до женских образов в творчестве художника Серова. На бесплатные лекции он ходила как на работу и аккуратно заносила полученные знания в амбарную книгу. Света была не прочь составить ей компанию, но та предпочитала охотиться в одиночку. «Оно и понятно, – подумал Илья, которого начинал раздражать лепет долговязой девицы. – Небось,  стесняется появляться на людях рялом с тобой».
На центральную усадьбу совхоза «Зареченский» приехали к полудню. Студентов встретил какой-то местный начальник с папкой подмышкой, распределил прибывших по отделениям, и повел в столовую. На обед были щи с кусками баранины и пшенная каша со шкварками. Света уже запустила ложку в миску со щами, но поймав любопытный взгляд Ильи, остановилась.
– Как думаешь, это съедобно?
«Деликатничает, – улыбнулся про себя Илья, – а самой страсть как жрать хочется. Еще бы, это ж сколько нужно калорий, чтобы напитать такое тело».
– Рискну, пожалуй, – сказал он и снял пробу. – Съедобно, только соли не хватает.
– Это поправимо, –  сказала Света и, выдержав паузу, принялась с завидным аппетитом уплетать щи.
Пшенную кашу Илья с детства терпеть не мог. Чтобы не смущать Свету он вышел на крыльцо покурить. Там он встретил Мишку Агаркова, с которым познакомился на вступительных экзаменах.
– Я смотрю, Дюймовочка на тебя виды имеет. Не поддавайся, старик, она жуть какая прилипчивая.
– Кто такая Дюймовочка? – спросил Илья, делая вид, что не понял о ком речь.
– Эта шпала, Светка Акимушкина. Девчонки с параллельного потока говорили, что она и под них клинья подбивает, но никто не хочет с ней дружить, потому, что рядом с ней любая кажется карлицей.
– Зачем же так о девушке. Она умная, симпатичная, у нее, между прочим, лицо мадонны Боттичелли. А то, что ростом вышла, так это скорей достоинство, чем недостаток.
– У нее этого достоинства в избытке.
– Да ты сам, может на нее виды имеешь?
– Вот еще… Ты только посмотри, какие кадры едут с нами в Лаптево.
На лавочке возле конторы расположилась стайка девушек в разноцветных куртках.
– Вон та, что в платочке, под деревенскую косит – Ольшанская. Помнишь актера, который играл комиссара в фильме «Честь»? Он еще погиб на съемках. Так это его дочь.
– А почему она поступила на биофак, а не во ВГИК?
– Назло мачехе-актрисе, она с ней в контрах, и потом помешана на собаках. У нее дома эрдель и два ризеншнауцера на даче в Загорянке.
– А та, что в зеленой куртке?
– Сомова. Похоже, легкая добыча, при первом знакомстве намекнула на интим.
– Как это?
– На вступительные ходила без бюстгальтера. Ладно, я пошел, вон уже машину за нами пригнали. Поторопи Дюймовочку, а то ей придется два километра до нашей деревни пехом топать.
Лаптево, куда привезли студентов, даже до деревни не дотягивало, скорее уж хутор – всего десять домов на берегу речушки. На другом берегу была заброшенная школа – большая, наверно, еще дореволюционной постройки. Для студентов в классе были сколочены нары. Администрация не поскупилась на тюфяки, набитые сеном и одеяла. Из одеял девушки устроили занавес, которым отделились от мужской половины.
Ближе к вечеру решили отпраздновать новоселье. У ребят было три бутылки водки. У девушек нашелся вишневый сироп. Все это было смешано в кастрюле и разлито по кружкам. Пили за знакомство, за студенческую жизнь, за биологию. Кое-кто уже полез целоваться. Кроха потихоньку перелила свой напиток в кружку Ильи. Но тот пить не стал, а предложил ей пойти посмотреть окрестности.
Пейзаж был незамысловатый – лужайка, темная стена леса, за речкой дома в рядок, а дальше совхозный сад, где яблоки убрали уже в конце лета. Через реку был переброшен хлипкий мостик, на перилах которого сидела ворона.
– Здравствуй, тетка, – сказала Света.
Ворона взглянула на нее с любопытством, и глухо каркнула в ответ, как будто что-то проворчала.
– Извини, у нас с собой ничего нет для тебя. В следующий раз исправимся.
Ворона опять каркнула, но уже не так глухо, как будто хотело сказать: «Ладно уж, на первый раз прощаю», и улетела.
– Удивительные создания жти вороны, – сказал Илья. – Я однажды видел, как ворона пыталась расколоть грецкий орех. Она поднимала его в клюве высоко в небо и бросала оттуда на асфальт.
– Расколола?
– Не знаю, я в школу опаздывал.
– Это еще что, я как-то вечером шла из лаборатории домой, смотрю, ворону кто-то подвесил к ветке на веревке, а внизу собралась целая стая ворон. Ну, думаю, пацаны из поселка нашкодили, надо птицу снять и похоронить. Подхожу ближе и вижу, что ворону никто не привязывал, а она сама ухватилась за конец веревки клювом и раскачивается на ветру, а ее подруги ждут своей очереди.
– Фантастика.
– А однажды я видела, как вороны довели до истерики кота. Одна выплясывала перед ним танец маленьких лебедей, а когда он уже готов был прыгнуть, чтобы наказать дразнилку, другая клевала его в хвост. И так продолжалось до тех пор, пока он не удрал с позором с поля боя. Они замечательные, я всегда с ними разговариваю.
«Конечно, ты и сама ворона, белая ворона среди людей», – подумал Илья и потянулся, чтобы по-дружески приобнять свою новую подругу, но передумал, представил себе, как нелепо это будет выглядеть со стороны, и передумал.
– А люди-то у вас там живут?
– Конечно, у нас ведь не какой-нибудь таежный кордон, а заповедник республиканского значения. Только в штате у нас тридцать человек, одних госинспекторов десять, а научные работники, а администрация, а обслуга…У нас и зимой-то не скучно, а летом так просто нашествие гостей. Экскурсанты, студенты приезжают на практику, ученые к нам едут из Новосибирска, из Питера, из Москвы. Ты книгу Бориса Мильштейна по биологии беспозвоночных читал? Так он ее на нашем материале написал. Каждое лето к нам приезжает и живет у нас до осени. Очень талантливый молодой ученый. Я помогала ему материал для книги собирать.
Илья поморщился – небось, ботан какой-нибудь близорукий, который ничего вокруг себя не видит кроме своих козявок.
Между тем быстро стемнело, речка наполнилась лунным светом, а в домах на том берегу зажглись окна.
– Сыро, – поежилась Света, – пойдем в дом. Они уже там, наверно, перебесились и угомонились.
На самом деле перебесились, разгульного энтузиазма первокурсникам хватило ненадолго, видимо, спиртного оказалось недостаточно. Парни помрачнели, девушки скрылись за занавесом из одеял. Мишка встретил Илью с фингалом под глазом.
– Понимаешь, Илюха, тут такая история… Мы решили устроить танцы, погасили свет, а я с пьяна полез к Ольшанской в трусы. Ну, она меня и приголубила кружкой в глаз.
На следующий день начались трудовые будни. Утром за девушками приезжал автобус и увозил их в дальние сады. В ближних яблоки уже давно собрали, тут были ранние сорта. А ребята шли в  поле убирать турнепс. Обе группы встречались в столовой. Светлана передавала Илья яблоки, которые прятала под курткой. На рабочем месте можно было есть сколько угодно яблок, но брать с собой строго запрещалось. Илья совал ей в карман горсть карамелек, купленных в сельмаге.
После работы они пили чай и шли гулять к речке, кормили хлебом тетку, вспоминали веселые случаи из жизни. Илье особо нечего было вспомнить. Но Свету до слез рассмешила история про то, как он пошел выбрасывать мусор, задумался и привез пакет с мусором на дачу. У Светы все истории были связаны с животными. Как-то раз она с младшим братом собирала малину. Зашли далеко, она видит: кусты шевелятся, значит, брат там. «Пошли, – говорит ему, –  домой. У меня полное ведерко». А он молчит. Тогда она кинула в кусты камешек, а оттуда вдруг высунулась медвежья морда. Она с криком побежала домой, брат за ней. Всю малину растрясли по дороге.
Однажды, стоя на своем любимом мостике, они увидели, как из сада на противоположном берегу спускается пара. Мишка обнимал Сомову и что-то нашептывал ей на ухо, а она блаженно улыбалась и тоже шептала ему на ухо что-то.
На следующий день во время перекура в поле Мишка завел разговор об отношениях с девушками.
– Как у тебя с Дюймовочкой? Еще не оприходовал? – спросил он Илью.
– Всему свое время.
– Не упускай случая, она твоя должница. Ты ее пожалел, и она должна тебя отблагодарить. Да ей и самой это нужно, ты уж поверь. В саду, есть шалаш, летом там сторож жил. Там и траходром имеется в виде тюфяка. Рекомендую.
– У нас со Светланой другие отношения.
– Чудак, отношения между особями разных полов должны быть всегда половыми. Ты это должен знать, как будущий биолог.
– Как у тебя с Сомовой?
– А что, у нас полная гармония. Давно известно, что лучших сексуальных партнерш, чем поварихи, медсестры, продавщицы и швеи-мотористки нет. Для них секс – это возможность самореализоваться. Вот они и выкладываются пока молодые. Сомова говорит, что никогда нельзя упускать случая потрахаться, чтобы не было обидно за бесцветно прожитые годы.
– Она что швея-мотористка?
– Нет, но до поступления в институт она работала продавщицей в зоомагазине.
– Круто.
– Ты все-таки будь настойчивее. Тебя наши девчонки прозвали Верхолазом, а ты еще никуда не лазил. Это как-то не по-мужски.
Мишкины слова пробудили в душе Ильи беспокойство. Теперь всякий раз, когда он прогуливался со Светой вдоль речки, он все время возвращался к мысли: «А надо ли нам это? Она хорошая девушка, она мне нравится как человек, но я ее не люблю как женщину». И приходил к выводу, что не надо, а то еще втюриться, и будет страдать, а ей и так не сладко жить с ее ростом. Но тут же появлялась другая мысль: «А если не я то кто. Судя по ее рассказам, у не никого нет. Где-то может и ходит баскетболист, который составит ее счастье, но не факт, что они когда-нибудь встретятся.
Как-то вечером они оказались возле того самого заброшенного шалаша. Тюфяк, набитый пахучим сеном был на месте. Они присели на него, и Илья запустил Светлане под куртку руку. Под нежным куполом груди спокойно билось сердце. Она не стала убирать его руку, только вопросительно посмотрела ему в глаза. Он понял, что надо объясниться.
– Вот уже вторую неделю мы с тобой ходим как детсадовцы. Может уже пора перейти к взрослым отношениям.
– Ты очень этого хочешь, Илюша?
– Да.
– Ладно, только давай не будем раздеваться, а то как-то зябко. У тебя резинки с собой?
Илья так был ошарашен ее внезапным согласием, что не сразу понял, о чем речь, а когда понял, признался, что как-то не подумал о контрацептивах.
– Без них нельзя, сам понимаешь какие могут быть последствия. Мне очень жаль.
«И мне жаль», – подумал Илья с облегчением.
Заладили дожди. В школе было холодно и сыро. Ребята спали в верхней одежде, не только в свитерах и фуфайках, но даже и в куртках. Нужно было топить печь, но дров не было, зато в сарае были свалены парты. Их разбивали обухом на доски, из которых во все стороны торчали гвозди. На одну из таких досок Илью угораздило наступить. Гвоздь вошел не глубоко. Боли почти не было. Он прижег ранку йодом, выпил аспирин и прилег на нары. Но к вечеру нога распухла так, что не влезала в кеду, поднялся жар.
– Тебе надо срочно в больницу, – сказала Света, – Может быть заражение.
– До шоссе два километра и еще не известно, найдется ли попутка до Москвы.
– До фермы всего километр, а туда каждый день в семь часов приходит машина за молоком вечерней дойки.
– Осталось полчаса. Я не успею доскакать на одной ноге.
– Пойдем, – сказала Света. – Я тебе помогу.
Дорогу после дождей развезло, так что шли они по щиколотку в грязи. Шли, впрочем, не то слово, Света просто тащила Илью на себе. Он что-то бормотал, но это уже похоже было на бред. До фермы они добрались, когда машина с бидонами уже отъезжала.
– Как приедешь в Москву, сразу вызывай скорую, – сказала Света и быстро чмокнула его в щеку.
С попуткой ему повезло. До города он ехал в кабине фургона груженного капустой и шофер всю дорогу рассказывал смешные истории  из армейской жизни.
После укола и перевязки Илья быстро пошел на поправку. На следующий день опухоль спала и он уже мог ходить по комнате, не чувствуя боли, а, когда позвонил Агарков и сказал, что трудовой семестр окончен и все уже вернулись домой, он купил бутылку полусладкого шампанского, пять красных роз и два презерватива, и отправился в институтское общежитие.
Света встретила его приветливо, усадила за стол, напоила чаем, но от шампанского и цветов отказалась. В ее поведении чувствовалась какая-то напряженность.
– Понимаешь Илюша, ко мне сейчас должен прийти гость. Помнишь, я тебе рассказывала про Борю Мильштейна, который написал книгу по биологии беспозвоночных. Мне очень не хотелось бы, чтобы он узнал о наших отношениях. Мы решили пожениться, как только он защитит докторскую. Не думай обо мне плохо, мне просто хотелось, чтобы тебе не было одиноко среди малознакомых людей. Боря мне рассказывал, что он, как еврей, чувствовал себя не в своей тарелке среди чужих, которые часто пытались его унизить. Ты уж извини, что так получилось.
«Ох уж эти евреи, – злился Илья, проходя по коридору общаги. – Шагу ступить нельзя, чтобы не неткнуться на какого-нибудь вундеркинда в очочках с книгой под мышкой. Как же по-идиотски я выгляжу с шампанским и цветами, хорошо еще, что никто не видит, что у меня презики в кармане. Вот дурак, всю стипендию угрохал на Дюймовочку. И что теперь делать?»
– Эй, девушка, где тут комната Аси Сомовой?

16.03.2021