В такт

   Мир соткан из многочисленных звуков. Тихие и громкие, высокие и низкие, звонкие и глухие — они беспрестанно тревожат частицы материи во всех направлениях. По-отдельности, звуки не стоят ровно ничего. Так, отголоски жизнедеятельности. Какофония бытия. Шум. Но, выудив из мировой трескотни верные ноты и смешав их в правильной пропорции, можно синтезировать великий наркотик — музыку. Сильная штука! Проникая в человека, она разбегается по телу лёгкой рябью, вздымая мелкие волоски от макушки до пят. Отдается эхом в каждом нейроне, выколачивая из мозга большие порции дофамина. Музыка то будоражит, как психостимулятор, то дурманит, как сладкий опиум. Она косвенно и напрямую управляет нашей жизнью, держит её в тонусе. Это почти что кислород, лишившись которого, можно задохнуться серой действительностью.
«Доброе утро!» — издевательское пожелание бездушного будильника вытолкнуло меня из мирного сна. Следом заиграла бывшая любимая мелодия. Это вечная ошибка, просыпаться под любимую музыку. Очень скоро она начинает раздражать и даже вызывать открытую агрессию, которая, естественно, выливается на ни в чём неповинном «крикуне». Вот и сейчас эта пластиковая коробочка бодро полетела в стену. Упала за кресло, и теперь оттуда донимала меня своим мерзким бренчанием.
«Ну, всё! Всё! Встаю!», — отчитавшись перед «электронным петухом», я скинул своё тело на пол. На лакированном паркете было твёрдо и зябко. «Уф!» — встрепенулся я. — «Окей, гугл! Музыка для йоги». Через секунду полились гипнотические звуки индийской флейты и шума прибоя. В этом деле большего и не надо. Протяжные волны вымывают из головы сорные мысли, освобождая место для нового дня. Глубокое дыхание расслабляет мышцы. Вдох-выдох. Вхожу в позу. В какой-то момент, стоя на одной ноге в «полумесяце», я отвлёкся на сущую мелочь, из серии, а остался ли у меня кофе, и, потеряв равновесие, навалился всем телом на большой палец левой руки. Он с хрустом подвернулся до самого запястья. От резкой боли я повалился на плечо, ударившись головой об пол. В глазах на миг вспыхнуло и тут же потемнело, как при скачке напряжения. Катаясь по полу, я держался за травмированный палец. Мычал. Хорошее начало дня, ничего не скажешь.
Я осмотрел повреждённую конечность, признаков перелома, вроде, не было. Не первый раз. Два замороженных окорочка и димексид быстро уняли боль, и через двадцать минут я уже колдовал на кухне завтрак под пёстрые нотки свободолюбивого джаза. Потрясающая музыка! Яркий саксофон и колоритный баритон пронимали меня до самого копчика. Окрыляли до небес. Закатив глаза, я насвистывал заводную мелодию. Готовить под такое одно удовольствие.  Нарезая копчёную колбаску, я так увлёкся музыкой, что чуть не отхватил себе ножом полпальца. Да что такое?! Членовредительство прямо какое-то. Дотяну хоть до завтра? И, словно прочитав мои мысли о неуверенности в завтрашнем дне, стереосистема пропела: «Take five». О, да! Отвесив «пять» невидимому исполнителю, я продолжил кулинарную суету. К весело скворчащей колбасе на сковородку отправились одно за другим три яйца. В такт маракаса я посолил их и основательно поперчил. Нарезал зелень. Сварил кофе. Поджарил гренки. Спустя полчаса я был сыт и готов продолжить жизненный путь, такой опасный и непредсказуемый.
Выйдя из подъезда, я раскрыл цветастый зонтик и нырнул в мокрые объятия улицы. До работы всего сорок минут ходьбы, и каждый раз я с наслаждением преодолевал этот маршрут в компании с красивой музыкой. Сегодня это регги. Обрывистый бой гитары и спокойный, будто уставший, голос исполнителя пел о любви, свободе и о солнце, которого в данный момент так сильно не хватало. Но и этого было достаточно, чтобы прочувствовать его греющие лучи в своём воображении. Я парил над землёй, словно раскурил трубку мира. Я чувствовал вселенную каждой клеткой своего тела. Я был счастлив, и думал, ничто не нарушит этого состояния. Даже проехавшая по широкой луже ржавая колымага и обдавшая меня с ног до головы грязной жижей, лишь на миг выбила мой непоколебимый дух из равновесия. «Ублюдок!» — крикнул я вслед быстро удаляющейся «шестёрки», а в следующую секунду последовала установка от Бобби: «Don’t worry, be happy». И не поспоришь! Грустить по пустякам себе во вред.
Порог офиса я пересёк вполне счастливым и умиротворённым человеком. Немного мокрый, немного грязный, но всё же довольный жизнью. Я был чист, пусть не снаружи, но внутри. Спасибо, тебе, Джа! Проходя по коридору, я всматривался в бледные лица хмурых дядек и мужественных тёток, снующих по офису из угла в угол, как муравьи по столу, в поисках крох для пропитания. Жалкие. Эти серые людишки, возможно, даже не понимали для чего работают, а самое страшное — зачем они вообще существуют. Их жизнь циклична и монотонна, как удары шамана в ритуальный барабан, пытающегося вызвать долгожданный дождь. И его попытки были небезуспешны — горькие капли проступали на печальных глазах стороннего наблюдателя. Глядя на это топкое уныние, я решил взбодриться под динамичный «брэйкс». По ушам застучали рубленные биты. Увеличилась амплитуда сердечных сокращений. Хотелось творить и созидать. Но тут моё внимание остановилось на уборщице Зине. Тучная баба. Она усердно тёрла полы в такт зажигательной мелодии, видимо, сочившейся сквозь мои наушники. Забавно. Всё вокруг, словно подстраивалось под мою волну, колыхаясь на её дрожащем гребне. «Давайте, ребята, веселей!» — с этими словами я скрылся в своём кабинете.
Меня встретил огромный красно-коричневый стол с разбросанными на нём рисунками. Мольберты с эскизами. Карандаши, кисти, краски, рулоны ватманов. «Да здравствует хаос!» — восхвалил я великий беспорядок. Пора было заняться делом и в этом мне всегда помогала качественная «электроника». Она раскрывала во мне творческие чакры. Лёгкий «хаус» разминал извилины. Непоседливое «электро» разгибало атрофированные мышцы. Порывистый «джангл» высекал из головы новые идеи. А плавный и загадочный транс выливал всё задуманное на белую бумагу. Музыка сплеталась со мной, как виноградная лоза с алкоголиком. Я уносился сквозь чертоги своего разума в бескрайний океан нот и аккордов, выуживая оттуда нужную мне информацию. Наполняясь живой силой, я хотел передать её всем людям без остатка. Почувствуйте меня! Узрите!
Возбуждённый до предела, я отошёл от мольберта взглянуть, что получилось.
—Сексуально! — томно прошептала Марго мне в самое ухо, оттянув в бок один наушник. — До тебя не достучаться. Вот, случится пожар, и не услышишь.
—Похоже я уже горю. — «Чёрт побери! Какая пленительная женщина!».
Её лукавая улыбка, была больше слов. Без лишних прелюдий мы слились в горячем танго. Извечная борьба мужчины и женщины посредством танца такого жаркого, как протуберанец на солнце. Энергичный бандонеон подгонял наши тела. От его пронзительно-щемящего звучания щекотало загривок. Страстно бушевало фортепьяно. Я пылал, меня тушили. И, когда пламя было уже почти сбито, в кабинет вошёл мой начальник. Как оказалось, наша Марго танцевала с двумя партнёрами поочерёдно. С одним — за его молодость и пыл, с другим — за высокую должность и тёплое место под сморщенным крылом. Это обстоятельство очень огорчило нас обоих, особенно моего начальника. Он побагровел, как раскалённый поршень и зачем-то схватился за мой смычок. Придурок! За что и получил по небритой деке. Падая на пол, он успел прокричать, что я уволен. А, лёжа под столом, — что Марго — шалава. Ну, и ладно! Сдался мне этот ваш Содом! Художник всегда найдёт себе на хлеб, пусть даже и чёрствый. Уходя из кабинета, я ещё раз пнул своего, уже бывшего начальника. Он хрюкнул, как боров, и грязно выругался. «Адьёс, свинито!» — хлопнул я дверью.
На улице было влажно и хмуро. Свежий воздух не бодрил. Подавленный, я шёл, не замечая дороги, постоянно натыкаясь на всевозможные препятствия: люди, урны, столбы.  Несколько часов прошлялся я под унылую классику. Острые скрипки резали меня на куски словно катаны. Грозный контрабас выкручивал напряжённые нервы. Рояль бойко клацал по распухшим глазам. Душераздирающие флейты высверливали мои уши насквозь. «Что за мазохизм? Да, пошли они все!» — заключил я. — «Было бы о чём печалиться». Полистав записную книжку, я уже знал, как отпраздную своё увольнение. Поэтому к вечеру у меня собралась довольно приличная толпа.
Красиво разодетые, весёлые парни и девушки битком заполонили мою квартиру, как бабушкины корнишоны трёхлитровую банку. Алкоголь лился бесконечным потоком из всех стеклянных орудий. Охмелевшие глотки жаждали веселья. Ненасытные! Держите! «Dubstep» и «Drum’n’Bass» утолят вашу жажду сполна. Оборванные и комканные биты дробью посыпались со всех сторон, будто полчище сумасшедших лупило по металлическим вёдрам и батареям. Стеснение здесь было неуместно, оно лишь сковывало движения. Заведённая толпа дёргалась, ломалась и кривлялась в разноцветных лучах стробоскопов. Прыгала, вскидывая в воздух кулаки. Выпускала наружу заскучавших демонов. Люди отдавались безумному звучанью, расплескивая во все стороны энергию и солёные капельки пота. Они плыли по густым звуковым волнам, бесспорно качественным, о чём свидетельствовали ритмично подпрыгивающие кубики на анализаторе. Низкие, средние, высокие — они возносили толпу на вершину блаженства…
—Я не сомневаюсь в качестве ваших игральных кубиков. — Прервал мои философские рассуждения суровый бас участкового инспектора. — Доказательство тому упавшая на соседского шпица люстра. Но в три часа ночи люди обычно хотят спать, и их можно понять. Не всем же утолять печаль громкой музыкой. — Он укоризненно взглянул на меня и продолжил заполнять бумажки в своей красной папке. А за его спиной незаметно разбегались припозднившиеся гости, как тараканы при включённом свете.