Как прожить, чтобы не болело сердце. Глава 2-7 Ася

А что сегодня? 
Бесснежность декабря, января. И так беспросветно тоскливо в этой чуждой мне, сохранившей все краски осени, зиме.  Солнце февраля, яркое и уже горячее,  проникает сквозь стёкла балконных дверей. Каждое утро  говорю ему:
 - Здра-вст -вуй!-
Каждое утро я не могу не улыбнуться ему:
– Всё будет хорошо! –

9 февраля. 
Господи, неужели весна! Солнце и горы, куда ни кинь взгляд!

 Город в горах – Брешия!
Решимость моя редкостная
 – в бренность, в бред, в неизбежность,
в омут бездонный!!!  И… Вечность
–даже минута.
Выдохлась,
 выплакалась, сжалась, высохла...
Стволом без коры кореньями
из сил из последних за землю.

Сижу на балконе и улыбаюсь, удивляюсь, радуюсь. Или придумываю для себя сказку – радость бытия? Нет, правда!!! Так глубоко дышится и, слава Богу, не плачется.

Март – середина. Ничего не боюсь! Хватит! Non paura  niente! Мой  «италиано-неаполитанский» язык настолько хорош, что Валериани начинает злиться, слыша как я бойко отвечаю на вопросы, задаваемые работодателями по телефону.
 Две недели тому назад мы поехали в Милан на воскресную службу: в католическом храме православный священник читал заутреннюю... Я слушала распевное чтение из Евангелия  и плакала... от счастья. За этот неожиданный праздник спасибо моему Винченцо.
И  в понедельник делаю первый шаг в «открытый космос". Купила проездные  билеты, села на автобус и доехала до редакции городской газеты, где дала объявление: «Ищу работу...»
Вышла на улицу и иду. Дышу. Наслаждаюсь чувством вновь обретённой свободы. За восемь итальянских месяцев впервые одна вне дома,  в той части города, которая называется  Брешия-дуэ. По итальянски два – Due.  И всё для меня в новинку:  автобусные остановки, на которых установлены столбики с расписанием движения каждого маршрута.  Если хочешь выйти на следующей остановке,  достаточно нажать на кнопочку-пульсант, которых внутри салона автобуса добрый десяток, и загорается электронное табло с предупреждением, что будет произведена остановка. Автобус мчался без остановок так долго, что я поначалу растерялась. Но вот, наконец, автобус затормозил,  и в его двери вошла шумная громкоголосая толпа школяров.  В этот момент я заметила, как мой сосед нажал на пульсант,  загорелось табло и через несколько минут автобус  плавно остановился.
  Иду. Широкие, прямые линии улиц, четырёх-пятиэтажные массивные монолитные здания – такая застройка и планировка напоминает ту часть моего Петербурга, где от площади Льва Толстого вправо и влево уходит Каменноостровский проспект, а прямо  - четырёх километровая стрела Большого проспекта Петроградской стороны. Удивляюсь и радуюсь этому нежданному сходству.   Иду с оглядкой: я-нелегал. Каждую минуту осторожничаю –  «sto attenta». Однако в ответ на широченную улыбку  не могу не улыбнуться. Следом за прозвучавшим в обе стороны  «Буон джорно» на мой вопрос:
– Как пройти к железнодорожной станции? –
получаю подробное разъяснение  и, движимая непонятно откуда взявшейся храбростью,  задаю ещё один вопрос:
 – Не знаете ли вы кого-нибудь, кому необходима помощь  по дому? Я – отличная домработница с многолетним опытом.. –
 То, что  именно моему собеседнику требуется  опытная  “domestica” меня нисколько не удивило, и я следую за потенциальным работодателем. Причём,  оказывается,  рабочий объект находится в двух шагах от места нашего "собеседования". 
В квартире, в которую мы входим, действительно работы непочатый край. В  моей голове мелькает «Ну и свинарник!» и тут же слышу:
-«Аванти, аванти. Прэго» -
вежливый хозяин приглашает пройти и.... за спиной сначала защёлкивается английский замок, а затем поворачивается ключ...  Коридорчик-прихожая, гостиная... 
– Прэго, прэго, акомодате!(пожалуйста, пожалуйста, устраивайтесь удобно) –
усаживают меня на диван, стоящий по центру.  Десяток подушечек-думок справа и слева, коленки прижались к журнальному столику, мой взгляд ошалело вперился  в ненарисованный никем  натюрморт: на мутной от грязных разводов стеклянной столешнице зелёные листья розеток от клубники, окурки, на блюдце два резиновых аксессуара , заполненных мужской детопроизводительной смесью. Моя память мгновенно вычленяет из архива голос Ритки Омельчук:
- ...уже целый год от неё ни слуха, ни духа... –
 Думаю, на моей физиономии отразилась редкостная гамма чувств, а голос внутрення
ей паники повторял: сим-сим откройся. Первый столбняк сменился нервным потоком слов. Я начала рассказ о моём,  в кавычках, итальянском муже, о Петербурге, России, о Петре Первом, об архитектуре, возведённой итальянскими зодчими – весь арсенал, вычитанный из чудо-учебника, с которым не расстаюсь который месяц подряд. Я пила сок из стакана сомнительной чистоты и безостоновочно тарахчу... Тем временем хозяин борделя, сидящий рядом со мной, расстегнул молнию на брюках и на свет божий извлекается мужская «надутая» гордость.
 – Так, товарищ готов.–
Делаю отметку и удивляюсь собственному  спокойствию. В ответ на предложение заняться мануальной терапией объекта, я, варьируя между языком жестов и двумя десятками слов, довожу до сведения, что в условиях нашего договора данный пункт означен не был. Никак  не выразив неудовольствия, но и не отказавшись от начатого процесса, он на моих глазах переходит к самообслуживанию. После чего, получив, возможно и неполный кайф, уходит в глубину апартаментов. Слушаю журчание воды и жду, чем закончится  первый акт пьесы одного актёра  для одной зрительницы.
Через четверть часы мы – я и «иносранец», прибывший с берегов Нила, вышли в весну, глубоко дышащую и дарящую свободу. -Viva la liberta”(Да здравствует свобода) – пропищал внутренний голосок наивной глупой сорокалетней девчонки. И я подумала, что если кому рассказать, подумают – или вру, или с большим приветом эта синьора russa(русская).
Продолжение здесь


Рецензии