Вичужская старина. часть 2

«Детина, кажется, не глуп, и секрет может снесть»

            Человек, о котором пойдет речь в этой главе, имеет непосредственное отношение к Вичужскому краю. Это Василий Дмитриевич Корчмин, один из соратников Петра Великого, человек, принявший непосредственное участие во многих важнейших событиях петровской эпохи и сыгравший в этих событиях немаловажную роль. По странному стечению обстоятельств о нем сохранилось очень мало свидетельств. И это несмотря на то, что он состоял в переписке с самим Петром и был одним из его наиболее доверенных лиц, выполнял множество важных и весьма секретных поручений первого русского императора, был близко знаком с такими крупными историческими персонажами как А.Д. Меншиков, Б.П. Шереметев, Ф.А. Головин,  Я.В. Брюс… Этот перечень можно продолжать довольно долго.  Перечень ключевых событий Северной войны, основания Санкт-Петербурга и целого ряда других, произошедших в начале XVIII века, в которых Корчмин принял участие и сыграл важную роль, займет не одну страницу. Этот удивительно талантливый и разносторонний человек стоял у истоков, кажется, всего, что было создано в Российском государстве волей Петра. Поступив на службу в тогда еще «потешные» войска Петра, ставшие ядром русской гвардии и российской регулярной армии европейского образца, он прошел длинный и сложный путь служения Отечеству, завершив свою карьеру в чине генерал-майора.
            Один из первых солдат Преображенского полка, первого в русской гвардии, он стал одним из первых русских бомбардиров - артиллеристов. Приняв участие в Великом посольстве, он отправился в Европу в качестве волонтера и одним из первых русских волонтеров получил  превосходное по тем временам  инженерное образование в Кенигсберге и Берлине. Вернувшись на родину, он стал…  Да кем он только не стал! Чем только не занимался! Он был разведчиком и артиллеристом, создателем первых в России фейерверков и изобретателем новых видов пушек, строителем крепостей и гидротехнических сооружений. Он работал над созданием ракет и огнеметов, усовершенствовал корабельную артиллерию русского флота, руководил первым понтонно-мостовым подразделением русской армии и усовершенствовал налоговую систему государства,  был предпринимателем и  организатором большого количества промышленных предприятий. Корчмин владел поташными и смальчужными (смоляными) заводами в Рославльском уезде, железоделательным, кожевенным и струговым заводами в Стародубе, несколькими пеньковыми заводами в Брянском уезде, суконной мануфактурой в Путивльском уезде и рядом других.
            Этот человек участвовал в большинстве военных операций Северной войны, укреплял оборонительные сооружения Москвы (Кремля и Китай-города), Санкт-Петербурга, Кронштадта, Смоленска, Брянска, Гельсингфорса, Рославля, Трубчевска, Севска, Стародуба и ряда других российских городов. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что он принимал участие и руководил созданием  первых в России укрепрайонов  и оборонительных  линий.
            Василий Корчмин принимал участие в создании крупных и стратегически важных водных путей, таких как Вышневолоцкая и Мариинская системы, а также Волго-Балтийский канал.
            Герой нашего повествования был неоднократно отмечен Петром. И не столько наградами, сколько высоким  доверием. Государь ценил знания и опыт Корчмина, никогда не сомневался в его честности, порядочности и преданности делу. Он приглашал Василия Дмитриевича на совещания и военные советы, несмотря на относительно невысокий чин. Да и сложно было из бомбардирской роты Преображенского полка выбиться в крупные чины: ведь сам Петр носил звание капитана-бомбардира. Разве что Александр Данилович Меншиков сумел… Но это – предмет другой истории.
            Военный историк В. Гиппиус написал о Василии Корчмине такие строки: «Общий отзыв о нем современников самый лучший: все признают за его деяниями талант и дарование. Нравственный облик Корчмина стоит очень высоко, репутация его безупречно чиста, так что мы с гордостью можем указать на этого всегда скромного, всегда истинно полезного нашего гвардейского ариллериста, стоявшего без пятна и упрека среди сподвижников Петра Великого».

1
             Несмотря на обилие дел, которым посвятил свою жизнь Василий Дмитриевич Корчмин, свидетельств о нем сохранилось крайне мало. Неизвестно даже, когда и где он родился. Можно лишь предположить, что это событие произошло несколько ранее 1671 года. О месте рождения нашего героя можно также только строить догадки. Дело в том, что род дворян Корчминых имел вотчины в разных волостях, например поместье Захарьино близ Сергиева Посада. Проживали Корчмины и в Москве. А в Вичугской волости представители этого рода появились в 1620-е годы, когда  дед Василия Дмитриевича, Иван Андреевич Корчмин, получил там вотчину при царе Михаиле Федоровиче, первом царе династии Романовых. Этой вотчиной было село Хреново с деревнями, расположенное в 3 км от  Вичуги и в 1 км от поселка Старая Вичуга, недалеко от шоссе Иваново-Кинешма. Хреново как село Вичужской волости (с Покровской церковью) существовало уже в начале XVII века.  В начале XVIIIвека оно называлось также селом Покровским.    Кроме того, в Вичугской волости Корчмины владели селом Яснево, имением в селе Вичуге (пожалованным Василию Дмитриевичу Петром I после конфискации оного в 1718 г. у прежнего владельца,  Данилы Татищева, попавшего в опалу), имением Дюдяково с деревнями (это недалеко от Золотилово). На берегах Волги под Плёсом Василий  Корчмин владел имением Хмельницы (в начале XX века в нем находилась  дача Фёдора Ивановича Шаляпина).
            Вичугская волость входила в петровские времена, когда административно-территориальное деление сильно отличалось от современного,  в Ярославскую провинцию Санкт-Петербургской губернии, по которой и числились хозяева вичугских имений.

Все Корчмины верой и правдой служили России и ее государям, за что иногда  получали от них земли. Чем заслужил такое пожалование Иван Андреевич, доподлинно неизвестно. Можно предположить, что за некие боевые заслуги во время частых тогда военных столкновений с поляками. Или, может быть, он выполнял некие дипломатические миссии? Остается только гадать. Свидетельств об этом история не сохранила.
            Иван Андреевич Корчмин умер в Москве в 1644 году. У него было три сына: Василий, Никита и Дмитрий.
            Дяде Василия Дмитриевича Корчмина Василию Ивановичу первому из семьи пришлось воевать со шведами. Это было в царствование Алексея Михайловича, отца Петра I. В его царствование , а именно в 1656 году, началась очередная русско-шведская война.
            Тут уместно было бы напомнить, что послужило причинами этой войны. Дело в том, что по итогам русско-шведской войны 1610-17 годов, неудачно закончившейся для России подписанием  Столбовского мирного договора,  пришлось уступить Швеции территорию от Ивангорода до Ладожского озера и, тем самым, полностью лишиться выхода к побережью Балтийского моря. Кроме того, в результате Тридцатилетней войны 1618—1648 годов Швеция вошла в число великих европейских держав и стала господствовать на Балтике. А в 1654-55 годах, ослабленная восстанием Богдана Хмельницкого и войной с Россией, Польша, тогда именовавшаяся Речью Посполитой, подверглась нападению шведов, которые вторглись в ее пределы и заняли Варшаву и Краков (Северная война 1655—1660). Католическое государство Речь Посполитая оказалось на грани гибели. А поскольку захватывало ее протестантское государство Швеция, это крайне обеспокоило Священную Римскую империю, которой правила католическая династия Габсбургов. Одновременно Великий гетман литовский Януш Радзивилл признал власть шведского короля Карла X над Великим княжеством Литовским, что затрагивало интересы России и втягивало ее в конфликт со Швецией. Дипломаты императора Фердинанда III Габсбурга предприняли большие усилия, чтобы не допустить столь резкого усиления Швеции. В результате им удалось склонить Россию и Данию вступить в войну со Швецией. Тем более, что и у России, и у Дании были свои  причины для вступления в конфликт: неудачные для них войны – Русско-шведская 1610-1617гг. и Датско-шведская 1643-1645гг.
            В надвигающейся войне для русских существовала опасность столкновения с объединенными шведско-литовскими силами. Поэтому царь Алексей Михайлович, понимавший такую опасность, решил нанести упреждающий удар. Россия первой начала военные действия.
            Эта война велась Россией с целью недопущения польско-шведской унии, возвращения русских земель на побережье Финского залива, захваченных шведами в XVI—XVII веках, и обретения выхода к Балтийскому морю. Военные действия велись в течение трех лет с переменным успехом. Поставленных перед ними целей русские не достигли. Завоеванные крепости пришлось вернуть шведам. А дядя нашего героя, Василий Иванович Корчмин, успел принять участие только в одной операции 1656 года, а именно – в осаде Динабурга, ныне называемого Даугавпилс. Этот город находится теперь на территории Латвии.
            Динабург был осажден русской армией 18 июля 1656 года.  Во главе осаждавших был сам царь Алексей Михайлович. 31 июля, во время ночного штурма, продолжавшегося полтора часа, русские войска ворвались в город и пошли на приступ верхнего замка, перебив всех защитников. Во время штурма этой крепости Василий Иванович Корчмин погиб. Видимо, именно в честь павшего дяди Василий Дмитриевич Корчмин и получил свое имя.
            В кампании 1656 русские войска действовали на трех основных направлениях. На главном направление – на Ригу, где командовал войсками сам Алексей Михайлович, русские достигли ряда успехов: были взяты крепости Динабург и Кокенгаузен, началась осада Риги.
            Вторым, вспомогательным направлением,  была юго-восточная Ливония. Главной целью был город Юрьев, он же Дерпт, а ныне эстонский город Тарту. К городу была отправлена 8-тысячная армия под командованием А.Н. Трубецкого и Ю. А. Долгорукого, впоследствии усиленная артиллерией. После продолжительной осады (с конца июля 1656 г.), крепость капитулировала 12 (22) октября. Помимо главной цели похода были захвачены соседние замки - Нейгаузен (Новгородок-Ливонский), Ацель (Говья) и Кастер.
            Третьим направлением действий русских войск в 1656 году стало Ингерманландское направление. Здесь главной целью был захват устья реки Невы. В июле 1656 года  войсками под командованием Потёмкина  был занят Ниеншанц (русское название - Канцы) и блокирован Нотебург (русское название -  Орешек, ныне — Шлиссельбург). Интересно, что этим же путем через сорок с лишним лет придется пройти и Василию Дмитриевичу Корчмину. Тогда действия русских войск будут более успешными и завоеванных крепостей назад возвращать уже не придется. Но об этом – позже.
            В  1657 году  шведы перешли в наступление. Одновременно, русское правительство больше не планировало военных акций: в феврале 1657 на заседании боярской думы в Москве был вынесен приговор «промышлять всякими мерами, чтобы привести шведов к миру». А тем временем  шведский фельдмаршал Крюйс действовал в Карелии и Ливонии. Граф Магнус Делагарди  вторгся в Псковскую область, взял приступом Псково-Печерский монастырь.  Но в марте 1657 года  у деревни Мигузице он  потерпел поражение от войск Матвея Шереметева, которые «графа Магнуса и его полку неметцких людей многих побили и языки поймали». 9(19) июня 1657 года под Валком в Лифляндии шведы  нанесли поражение отряду Шереметева, который, тяжело раненный, попал в плен.
            Победа под Валком позволила Магнусу Делагарди предпринять контрнаступление в Ливонии. В августе 1657 года шведская армия осадила Юрьев. Осада Юрьева продолжалась две недели, но активность гарнизона и неудача штурма заставила Делагарди оставить осаду и двинуться дальше. В сентябре армия Делагарди осадила Гдов, которому также удалось устоять до подхода Новгородского разрядного полка.
            В битве под Гдовом корпус графа Делагарди был разбит русскими войсками под командованием князя Хованского. Победа над прославленным «графом Магнусом» в русских войсках была воспринята как триумф.
            Разбив войска графа Делагарди, князь И.А. Хованский перехватил у шведов инициативу и перешёл в наступление. Переправившись через реку Нарву, русские вновь напали на Делагарди под Сыренском. Граф не принял боя и отступил к Ревелю. Немного не доходя до моря, князь Хованский прекратил преследование, опасаясь эпидемии чумы, свирепствовавшей тогда в этих краях. В руках Хованского оказались Сыренский и Нарвский уезды. Повернув к Нарве, русские войска захватили и сожгли посад.  Князь переправился на правый берег Нарвы, где опустошил Ивангородский и Ямский уезды. Нанеся ещё несколько поражений шведским войскам, Хованский вернулся в Псков. Победа русского князя свела на нет все успехи шведской армии в 1657 году и вернула стратегическую инициативу русской армии.
             Во время кампании 1658 года русские войска продолжили контрнаступление. Пятитысячный отряд князя И. А. Хованского овладел Ямбургом и подошёл к Нарве. В феврале 1658 Дания, являвшаяся главным союзником России, была вынуждена прекратить военные действия и подписать со Швецией мирный договор. Это позволило шведам активизировать свои действия против русских войск. Густав Горн, губернатор Нарвы перешёл в контрнаступление, сковал отряд Хованского под Нарвой и занял обратно Ямбург и Ниеншанц. На этом военные действия завершились с определённым перевесом в сторону России. Но выйти к Балтийскому морю и закрепиться на его берегах русским тогда не удалось.
            Другой дядя Василия Дмитриевича Корчмина, Никита Иванович Корчмин, также всю жизнь отдал государственной службе. Он умер в 1700 году в Москве в возрасте 80 лет  и  «был с детства в непрестанных службах, и не малое время был по указу его величества в Германских и иных государствах», как напишет позже его племянник в челобитной на имя Петра. Других сведений о службе Никиты Ивановича не сохранилось. Но из этой короткой выдержки из челобитной Василия Дмитриевича можно предположить, что она носила дипломатический характер. По крайней мере, он, часто бывая за границей, мог выполнять те или иные дипломатические задания.
             Его жена Соломонида Никитична,  умершая в 1677 году, принадлежала к роду Чаплиных. Это был древний дворянский род, ведущий начало от польского шляхтича Чаплинского, выехавшего к великому князю Михаилу Александровичу Тверскому во второй половине XIV в. Потомки его стали прозываться Чаплиными уже с середины XV в. В те времена, когда Василий Корчмин начинал свою службу, трое Чаплиных являлись стольниками: Михаил Никитич ,  Иван Иванович Большой и Андрей Иванович. Последний уже к 1712 году занимал пост  обер-инспектора Дмитровской провинции. Тогда, в 1691 году, они наверняка принимали участие в судьбе молодого Василия Корчмина.
            О судьбе отца Василия Дмитриевича Корчмина, Дмитрии Ивановиче, неизвестно практически ничего. Точно можно назвать только дату его смерти – 30 января 1672 года. Об этом свидетельствует доска, установленная в то же время на одной из стен храма Успения Богородицы в Путинках, «что на Посольском дворе» в Москве, (Успенский пер., д. 6).
  В статье Ю.В. Маслова «Малоизвестный памятник архитектуры Москвы XVII – XVIII веков» читаем следующее:  «Апсида храма Успения расположена асимметрично продольной оси, смещена к югу, и между нею и сев.-вост. углом четверика имеется расстояние примерно в 2,5 м. Здесь на восточной стене помещена белокаменная доска с надписью  следующего содержания : «В лето 7152 (1644) октября во 2-й день преставися раб Божий Иван Андреевич Карчмин да братия ево родные Филип да Кондрат преставились в розных годех, да во 180 году ( 1672) января в 30-й день преставися раб Божий Дмитрей Иванович Карчмин, а погребены лежат все против сей подписи»…
Род Корчминых (буква «а» в фамилии – скорее результат московского «аканья») был, видимо, довольно почитаем (недаром в тексте Иван и Дмитрий упомянуты с «-вичем»), Василий Дмитриевич Корчмин (ок. 1671–1731) – известный инженер и фортификатор петровского времени, его дед и дядья – люди весьма состоятельные… весьма вероятно, что изначально эти погребения находились у каменного храма, у сев.-вост. придела, а самая ранняя дата смерти – 1644 год (в справочниках год смерти Ивана Корчмина указан неверно – 1643) – может предположительно считаться датой окончания постройки первого каменного храма Успения… в приходе храма Успения состояли члены фамилии Корчминых, давшей России несколько известных деятелей XVII – XVIII веков».
            Итак, если отец Василия Дмитриевича Корчмина умер в 1672 году, а сам он родился незадолго до 1671 года, то, вероятно, он отца практически не помнил. Растил и воспитывал будущего бомбардира и инженера отчим, тоже личность незаурядная и сыгравшая заметную роль в истории. Отчимом нашего героя был Иван Богданович Сумароков. 
            Этот человек прославился тем, что спас царя Алексея Михайловича во время охоты на медведя. Этот факт неоднократно упоминается в ряде изданий уже в XIX веке, например в "Русском Вестнике", 1808 г., ч. 4, стр. 232—235;  Д. Бантыш-Каменский описывает это событие в своем "Словаре достопамятных людей русской земли", М., 1836, часть 5, стр. 122—123; в «Отечественных записках» за 1822 год, в части 9-й, стр. 265—267 была помещена публикация, озаглавленная  "Пример твердости и благородства духа".
            Видимо, неприятности с медведями случались с Алексеем Михайловичем на охоте не однажды. Так, известен случай, скорее даже легенда о том, как однажды, примено в 1650-м году его спас от медведя не кто-нибудь, а сам преподобный Савва Сторожевский. Царь тогда охотился под Звенигородом, недалеко от Саввино-Сторожевского монастыря. Этому случаю посвятил большое стихотворение поэт Лев Александрович Мей. Также упоминается он и в монументальном труде Н. Кутепова «Русская охота», написанному им по просьбе императора Александра III, который тоже был страстным охотником. Тогда, как гласит предание,  у Алексея Михайловича сломалась охотничья рогатина и потерялся кинжал, поэтому он оказался безоружным в объятиях медведя. И внезапно зверь был повержен появившимся невесть откуда святым, которого царь узнал на иконе по возвращении в монастырь. С тех пор Тишайший пристрастился к соколиной охоте, а на зверя ходил крайне редко и не в одиночку. Тем не менее, случай, когда пришлось вмешаться отчиму Корчмина, тоже имел место, хотя точная дата его неизвестна.
            За этот подвиг Иван Богданович Сумароков получил прозвище Орел и был назначен комнатным стольником. Он стал человеком весьма близким к царю и сблизился с  будущими родственниками Петра I Нарышкиными.
            Дальнейшая судьба Сумарокова известна мало. Сохранились лишь краткие свидетельства о нем. Но и они рисуют этого человека в очень выгодном свете и говорят о его стойком и твердом характере, большой порядочности и гражданском мужестве. Уже во время правления царевны Софьи на Ивана Богдановича поступил донос, будто бы Нарышкины поговаривали его убить царя Федора Алексеевича.
«Орел, - якобы, говорили они, - убей того орла, который летает на Воробьевы горы», разумея под этим царя Феодора, часто ездившего в выстроенный им на Воробьевых горах дом. Царевна Софья ненавидела Нарышкиных. Чтобы скомпрометировать их, она убеждала Сумарокова подтвердить справедливость этого доноса. За это ему было обещано 1000 дворов, боярство и воеводство в Вятском наместничестве. Но Иван Богданович не предал своих друзей. За это разгневанная Софья "осудила его к различным мукам, целый год продолжавшимся". Тем не менее Сумароков не сломался. Тогда, чтобы все-таки добиться от него нужных показаний, Софья перед самой его смертью подослать к нему духовника. "Я не солгал в то время, — сказал священнику Иван Богданович — когда мог спасаться гнева Софьи, когда предлагала она мне чины и награды, не солгу и на краю гроба, ибо иду туда, где тот, кто носил порфиру, равен тому, кто ходил с сумою". По одной версии, он был после этого казнен, по другой — убит в стрелецком бунте 1682 г. как противник Софьи.  Похоронили Орла Сумарокова в Москве у Николы Столпа. В заключение следует отметить, что пасынок его также вырос исключительно честным и порядочным человеком.
            Когда женился Василий Дмитриевич Корчмин точно неизвестно. Но приблизительно можно рассчитать, что это произошло до 1690 года. И вот почему. Известно, что он женился первый раз на дочери Артамона Тимофеева, дьяка приказа Большого дворца, человека, близкого кругу царевны Софьи. Этот человек принимал большое участие в судьбе Василия. Благодаря ему Корчмин сделался стольником при дворе царицы Прасковьи Федоровны, урожденной Салтыковой, супруги царя Иоанна Алексеевича, венчавшегося на царство вместе с братом Петром Алексеевичем, будущим Петром Великим. В 1691 году Василий был взят Петром в «потешные» войска, а значит, минимум с 1690-го года уже служил в качестве стольника царицы, а следовательно, уже был зятем Артамона Тимофеева. Следовательно, женился он где-нибудь между 1686 и 1689-м годом. Кстати сказать, имя первой жены Корчмина тоже в настоящее время неизвестно. Известно, что женился Василий Дмитриевич дважды. И по странному стечению обстоятельств имя второй его жены известно: ее звали Ирина Владимировна. Зато неизвестна ее девичья фамилия.
            Так уж вышло, что Артамон Тимофеев был близок к заговорщикам, приверженцам царевны Софьи Алексеевны. Им написана окладная книга по Каширскому уезду, доведенная по 1677 год, благодаря которой "взято в казну недоимок 5000 чет. да денег 427 руб.". Такую свою заслугу Тимофеев выдвигал  в челобитной, прося предоставить ему место на Оке для постройки мельницы в безоброчное пользование в течение 5 лет. Удовлетворение его просьбы, переход затем мельницы в пользование его детей и, наконец,  отобрание ее по решению камер-коллегии послужило поводом для длительного дела между Василием Корчминым, который, как мы знаем, был зятем Тимофеева, камер-коллегией и сенатом. Канцлеру Головину в оправдание поступка камер-коллегии пришлось дать между прочим биографические справки о Tимофееве: "С прошлого  года (1622), после бунта, вскоре подьячий Артамон Тимофеев был при хоромах царевны Софьи Алексеевны и выдана за него из ее хором девка и по той причине был он, подьячий, в милости ее, царевны Софьи Алексеевны и пожалован во дворцовые дьяки. A он вору Федьке Щегловитому, который казнен смертью, был великий друг и в поступках его воровских помощник, и за таким подозрением ему, Тимофееву, в Москве ни в каком приказе у дел быть не велено и послан был в Сибирь". Есть указание, впрочем, что в Сибирь Т. был послан только в 1690 году, при боярине С. M. Салтыкове. Вскоре после этого времени он умер; в прошении Корчмина 1704 года  уже говорится о его смерти.

2
            Итак, в 1691года Василий Корчмин взят Петром в « потешные войска». Эти войска возникли из так называемого Петрова полка, который был сформирован будущим императором для военных игр. К сожалению, не сохранилось данных о первоначальном устройстве «потешных»; известно только, что число их, сначала не превышавшее 50. Но их количество постоянно и быстро увеличивалось.  Из-за  недостатка помещений  в селе  Преображенском  часть их была переведена в село Семёновское.
            С 1682 года у Московского кремлёвского дворца была особая «потешная» площадка. Но уже весной 1683 года Петр, которому шел тогда 12-й год, перенес свои военные игры в поле. Прежние игры переросли в военное обучение. В «потешные» с 1683 года начали записываться и взрослые. Первым из них стал бывший придворный конюх Сергей Леонтьевич Бухвостов.
Через семь с небольшим лет в «потешные» попадет и Василий Корчмин. Они близко сойдутся с Бухвостовым, вместе примут участие во многих кампаниях, в которых отличатся. Оба станут офицерами. И уже в наше время им обоим поставят памятники: одному – в Москве, другому – в Санкт-Петербурге.
                В 1684 году в подмосковном селе Преображенском был построен  потешный городок «Пресбург». В его возведении принимал участие и сам Петр. А в 1691 году потешные войска были разделены на два полка - Преображенский и Семёновский. В 1692 году потешные полки были сведены в 3-й Московский выборный полк (1-м считался Лефортовский полк, 2-м — Бутырский) под командованием генерал-майора А. М. Головина. В 1694 году для проверки выучки «потешных» были проведены маневры, вошедшие в историю под именем Кожуховских. В этих маневрах наверняка принимал участие и Василий Корчмин.
            Опыт занятий и учений «потешных» позволил Петру и его сподвижникам разработать первую в России программу военно-профессиональной ориентации юношей. Преображенцы и семеновцы стали основой и первыми частями русской гвардии, ядром и образцом для только начавшей создаваться тогда регулярной русской армии нового, европейского образца.
            Василий Корчмин попал в Преображенский полк, сформированный из «потешных», стоявших в селе Преображенском.
 Первоначально в полку было два полчка, то есть Батальона, хотя это понятие тогда еще не применялось.  Первым командовали полковник Ю. фон Менгден, с 1692 года командир всего полка, и майор И. И. Бутурлин, вторым — полуполковник А. И. Репнин
и майор А. А. Вейде. В этом составе полк участвовал в Кожуховских манёврах. Всеми «потешными», то есть Преображенским и Семеновским полками командовал генерал-майор А.М. Головин.
            Перед самым Азовским походом, в 1695 году, Петр учредил в Преображенском полку бомбардирскую роту. Это была пешая артиллерийская рота, на базе которой позже сформировалась вся русская гвардейская артиллерия. Сам царь принял звание капитана в этой роте. В нее был отобран и Василий Корчмин. Тогда, в самом начале ее славного боевого пути, на вооружении роты состояло 6 мортир и 4 пушки.
            В свой первый поход к турецкой крепости Азов они ушли 30 апреля 1695 года.
            Азовские походы 1695 и 1696 годов стали продолжением начатой еще при царевне Софье войны против Османской империи и Крымского ханства. В 1694 году было принято решение нанести удар по турецкой крепости Азов. Ранее, при Софье,  Василий Голицын неудачно ходил на Крым. Зимой и весной 1695 года были построены струги, морские лодки и плоты для доставки к Азову войск, артиллерии и военных грузов. Армия следовала вдоль Волги и Дона.
Русские войска были разделены на три группы, которыми командовали Гордон, Головин и Лефорт.
Со стороны Украины двигалась еще одна группа под командованием Б.П. Шереметева и казаки гетмана Мазепы.
            Крепость Азов находилась в устье Дона на берегу Азовского моря. Двигавшаяся вдоль Днепра группа Б.П. Шереметева отвоевала у турок три крепости: Кызы-Кермень, Эски-Таван и Аслан-Кермен. Несколько ранее, в конце июня 1695 года основные силы русской армии осадили Азов. Группа Гордона блокировала крепость с юга, группа Лефорта расположилась слева от нее, а группа Головина, в которой находился и сам царь – справа. В этой группе в составе бомбардирской роты находился и Василий Корчмин.
            14 и 16 июля русским удалось занять каланчи — две каменные башни по обоим берегам Дона, выше Азова, с протянутыми между ними железными цепями, которые преграждали речным судам выход в море. Это стало наивысшим успехом в ходе кампании. 5 августа пехотные полки Лефорта при поддержке казаков предприняли первую попытку штурма крепости, которая не увенчалась успехом. 25 сентября произошёл второй штурм крепости. Апраксину с Преображенским и Семёновским полками и 1000 донских казаков удалось захватить часть укреплений и ворваться в город, однако из-за несогласованности действий  русских войск  турки успели перегруппироваться.  Апраксин, не поддержанный другими частями, вынужден был отступить. 2 октября осада была снята. 3000 стрельцов были оставлены в захваченных оборонительных каланчах, названных «Новосергиевским городом».
            Всю зиму 1696 года русская армия готовилась ко второму походу. В январе на верфях Воронежа и в Преображенском шло спешное строительство кораблей. Галеры, построенные в Преображенском, разбирали, везли в Воронеж, где снова собирали и спускали на воду на Дону. Свыше 25 тысяч крестьян и посадских было мобилизовано с ближайшей округи на строительство флота. Для постройки кораблей были приглашены мастера из Австрии. Были сооружены 2 крупных корабля, 23 галеры и более 1300 стругов, барок и мелких судов.
            Было реорганизовано и командование войсками. Во главе флота поставлен Лефорт, сухопутные войска вверены боярину Шеину.
            Был издан высочайший указ, по которому холопы, вступавшие в войско, получали свободу. Сухопутная армия увеличилась вдвое, достигнув 70 000 человек. В неё также вошли украинские и донские казаки и калмыцкая конница.
            16 мая 1696 года русские войска вновь осадили Азов.
            20 мая казаки на галерах в устье Дона напали на караван турецких грузовых судов. В результате были уничтожены 2 галеры и 9 малых судов, а одно небольшое судно захвачено. 27 мая флот вышел в Азовское море и отрезал крепость от источников снабжения по морю. Подошедшая турецкая военная флотилия не решилась вступить в бой.
            16 июля завершены подготовительные осадные работы. 17 июля 1500 донских и часть украинских казаков самовольно ворвались в крепость и засели в двух бастионах. 19 июля после длительных артиллерийских обстрелов гарнизон Азова сдался. 20 июля сдалась также крепость Лютих, находившаяся при устье самого северного рукава Дона.
Уже к 23 июля Пётр утвердил план новых укреплений в крепости, которая к этому времени была сильно повреждена в результате артиллерийских обстрелов. Азов не имел удобной гавани для базирования морского флота. Для этой цели 27 июля 1696 год было выбрано более удачное место на Таганьем мысу, где через два года и был основан Таганрог.
            Воевода Шеин за заслуги во втором Азовском походе стал первым русским генералиссимусом.
            Бомбардирская рота, в которой служил Василий Корчмин, состояла тогда при флоте.
             Азовская кампания на практике продемонстрировала важность артиллерии и флота для ведения войны. Она является примером успешного взаимодействия флота и сухопутных сил при осаде приморской крепости. Подготовка походов ярко проявила организаторские и стратегические способности Петра. Впервые проявились такие важные его качества, как умение делать выводы из неудач и собирать силы для повторного удара.
             По окончании кампании стала очевидна незавершённость достигнутых результатов: без овладения Крымом выход в Чёрное море был по-прежнему невозможен. Для удержания Азова необходимо было укреплять флот. Необходимо было обеспечить страну специалистами, способными построить современные морские суда.
            20 октября 1696 года Боярская Дума провозглашает «Морским судам быть…» Эту дату можно считать днём рождения русского регулярного военно-морского флота. 22 ноября оглашается указ об отправке дворян на обучение за границу.

3.
            В 1697-1698 годах состоялась беспрецедентная по своему размаху дипломатическая миссия русских в Западную Европу. До этого мир не видел ничего подобного. Эта миссия вошла в историю  как Великое посольство.
            Посольство отправлялось для выполнения целого ряда важнейших задач. Официально посольство отправлялось для того, чтобы заручиться поддержкой европейских стран в борьбе против Оттоманской Порты, как тогда называлась Турция. Предполагалось при поддержке европейских держав получить северное побережье Черного моря. Также задачей посольства было поднять престиж России в Европе сообщениями  о победе в Азовских походах.
            И еще ряд важнейших целей стояло перед Великим посольством. Было необходимо заручиться поддержкой европейских государств в предстоящей Северной войне, по возможности найти союзников. Для нужд войны и промышленности России предполагалось найти и пригласить на русскую службу иностранных специалистов, мастеров в самых разных областях человеческой деятельности. Крайне важно было заказать и закупить вооружение и военные материалы и снаряжение.
            Уникальность Великого посольства состояла еще и в том, что в нем принимал участие сам царь Петр. Он находился в составе посольства инкогнито, под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова. Государю очень важно было ознакомиться с жизнью и порядками европейских стран, по возможности овладеть различными ремеслами.
            В состав посольства были включены также более 20 дворян и волонтеры в количестве 35 человек, которым предстояло пройти обучение в Европе. Среди них был и Василий Корчмин, отобранный Петром по предложению А. Д. Меншикова, близко знавшего Корчмина еще со времен службы в «потешных» войсках. Да и сам государь замечал тягу Корчмина к технике, в особенности к артиллерии, и его природную смышленость.
            Великими полномочными послами были назначены генерал-адмирал Франц Яковлевич Лефорт, генерал-адмирал Федор Алексеевич  Головин и думный дьяк Прокофий Богданович Возницын. Петр, хотя и находился в посольстве инкогнито, но его заметная внешность, а главное – огромный рост, легко выдавали его. Да и сам царь во время путешествия нередко предпочитал лично возглавлять переговоры с иностранными правителями.
            Согласно приказанию царя посольство направлялось в Австрию, Саксонию, Бранденбург, Голландию, Англию, Венецию и к папе римскому. Путь посольства шёл через Ригу и Кёнигсберг в Голландию и Англию, из Англии посольство возвратилось назад в Голландию, а затем оно посетило Вену; до Венеции посольство не доехало.
             9 — 10 марта 1697 года посольство отправилось из Москвы в Лифляндию. В Риге, которая тогда была владением Швеции, Пётр хотел осмотреть городские укрепления, но шведский губернатор, генерал Дальберг, отказал ему в просьбе. Он даже отказался встретиться с царем. Царь сильно рассердился, назвал Ригу «проклятым местом», но кое-что важное для себя подметил: уезжая в Митаву (ныне – латвийский город Елгава), он написал в Москву о Риге так: «Ехали мы через город и замок, где солдаты стояли в пяти местах, было их меньше 1000 человек, а сказывают, что все были. Город укреплен гораздо, только не доделан. Зело здесь боятся, и в город и иные места и с караулом не пускают, и мало приятны». Петр не забыл рижанам этой обиды. Через 12 лет, когда русские войска осадили Ригу, он лично произвел по ней первые орудийные выстрелы.
            Первую длительную остановку посольство сделало в Митаве, где Петр неофициально встретился с герцогом Курляндским Фридрихом II Казимиром.
Встреча была очень радушной и  пышной, не такой, как в Риге. Местные иезуиты напечатали к приезду русского царя поздравительные орации на немецком, латинском и греческом языках. В них Пётр I прославлялся как победитель турок и покоритель Азова. Сочинения торжественно зачитывали участникам посольства. Но надолго задерживаться в Митаве Петр смысла не видел: у герцога Курляндского не было ни флота, ни верфи, что особенно влекло русского царя.  Далее посольство двинулось через Курляндию в Бранденбург.
А Петр, взяв с собой волонтеров, в числе которых был и Корчмин, направился в Либаву. Там царь приказал нанять купеческое судно «Святой Георгий» и в начале мая отплыл в Кенигсберг, столицу Бранденбурга, куда по суше направлялось и Великое посольство.
              В Кёнигсберге Пётр I был радушно принят курфюрстом Фридрихом III, который позднее стал прусским королём Фридрихом I.
Поскольку Пётр I прибыл в Кёнигсберг инкогнито, поселили его не в городском замке, а в одном из частных домов на Кнайпхофе.
            Кенигсберг был первым крупным европейским городом, в котором довелось побывать Василию Корчмину. Ведь Ригу ему разглядеть так и не дали. И его, и его товарищей поразили сложенные из мелкого красного кирпича дома с островерхими черепичными крышами, кирхи с высокими острыми шпилями, каналы и мосты, река Прегель, обилие газонов и цветов, необыкновенная чистота, а главное – мощная каменная крепость со множеством бойниц, из которых глядели жерла орудий.
            Через несколько лет после возвращения из Великого посольства на острове Котлин началось строительство крепостей. Проект этих крепостей был утверждён лично царём, и был составлен по образцу крепости Фридрихсбург, которую Пётр осматривал в Кёнигсберге.
               Разместили волонтеров очень удобно, все расходы по их содержанию курфюрст Фридрих взял на себя. Но Петр, как всегда тяготился ролью пассивного наблюдателя. В ожидании Великого посольства, которое медленно тащилось сухим путем, Петр начал учиться. Курфюрст назначил ему в учителя главного инженера прусских крепостей подполковника фон Штернфельда. Под его руководством Петр усердно принялся за изучение артиллерийского дела. За короткий срок он досконально изучил огнестрельное искусство, о чем получил от прусского учителя превосходную аттестацию. Через некоторое время такую же характеристику в письменном виде выдадут и Василию Корчмину. А написано там было следующее:
        «Я, Генрих Штейтнер фон Штернфельд, Священной Римской империи благородный дворянин,  Его пресветлости курфюрста Бранденбургского над главною и полевою артиллерией благоучрежденный подполковник, над всеми крепостями Прусского княжества верховный инженер, свидетельствую, что предъявитель сего, московский кавалер именем господин Василий Корчмин, в минувшем году быв здесь, в Кенигсберге, благоизволил дать мне знать, что желает он изучить огнестрельное искусство, в особенности метание бомб, каркасов и гранат, под моим руководством и наставлением. Я тем охотнее согласился удовлетворить его желание, что видел в нем высокопохвальное рвение к столь необходимому искусству, которым опытный офицер может заслужить благосклонность высоких монархов, и при первом разговоре с немалым удивлением заметил, какая понятливая особа ищет моего содействия. Начало предвещало доброе исполнение, и я тем ревностнее без потери времени, как здесь в Кенигсберге, так и в приморской крепости Пиллау, ежедневно упомянутого господина Василия Корчмина не только в теории науки, но и в практике частыми работами собственных рук его обучал и упражнял; в том и другом случае в непродолжительное время, к общему изумлению, он такие оказал успехи и такие приобрел сведения, что везде за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем быть может; в чем сим свидетельством ясно и непреложно удостоверяю. Посему ко всем высшего и низшего звания, всякого чина и состояния лицам обращаю мое покорнейшее, подданнейшее, послушнейшее служебное и приятнейшее прошение – того преждепомянутого господина Василия Корчмина признавать и почитать за совершенного в метании бомб, осторожного и искусного огнестрельного художника, и ему, во внимание к его отличным сведениям, оказывать всевозможное вспоможение и приятную благосклонность, за что я со своей стороны буду признателен. Для подлинного удостоверения сие свидетельство я подписал собственной рукою и наивяще укрепил своей фамильною шляхетною печатью».
                Дано в Кенигсберге, в Пруссах … 1698 года.
            Кроме изучения артиллерии, Пётр много веселился и развлекался. В местечке Коппенбрюгге Пётр познакомился с двумя очень образованными дамами того времени — с курфюрстиной ганноверской Софией и её дочерью Софией-Шарлоттой, курфюрстиной бранденбургской, которой суждено было стать первой королевой Пруссии.
            Но дело не ограничивалось одними развлечениями и учёбой. Как известно, курфюрст Бранденбурга Фридрих III Гогенцоллерн планировал объявить себя королём Пруссии, что позволило бы ему резко повысить свой статус в Священной Римской империи. В преддверии этого события Фридрих предложил Петру заключить оборонительный и наступательный союз, однако царь ограничился устным обещанием военной поддержки. В составленном договоре речь шла исключительно о торговле — праве России провозить свои товары в европейские страны через территорию курфюршества, а Бранденбургу — в Персию и Китай по российской территории.
            Вскоре Великое посольство, погрузившись на корабли, двинулось дальше. А Василий Корчмин и с ним еще трое волонтеров: Степан Буженинов, Иван Овцын и Иван Алексеев по приказу Петра остались в Кенигсберге. Им надлежало всесторонне изучить артиллерийское и инженерное дело сначала здесь, в Кенигсберге, а потом переехать в Берлин, где продолжить обучение. Особо Петр обратил внимание Корчмина на необходимость изучения искусства устройства фейерверков: «… дабы ты, Василья, всякую хитрость по приготовленью и пусканью ракет разузнал отменно».
            Несколько месяцев обучения в Кенигсберге пролетели быстро. Под руководством Генриха Штейтнера фон Штернфельда волонтеры досконально изучили артиллерийское дело и получили немалые знания в области фортификации и инженерного искусства. И вот настало время собираться в Берлин.
            Петр не оставлял их своим вниманием. В начале марта 1698 года стольник Корчмин получил от государя письмо. В письме было изложено первое поручение из области разведки. Царь приказывал  Василию собрать в Берлине данные о денежном  жаловании различных военных чинов и « о натуральном корму для господ офицеров, и сержантов, и капралов, и солдат рядовых разных служб». Петр намеревался нанять на русскую службу большое число иноземных офицеров и хотел знать, сколько им платят, чтобы не допустить недоплаты или чрезмерной переплаты.
            И в Берлине Василий Корчмин задание Петра выполнил. Далее, по возвращении на родину, уже в ходе Северной войны, ему не раз придется выполнять разведывательные миссии на территории противника. И они будут сложнее и опаснее.
            А пока волонтеры усердно овладевали разнообразными науками, честно выполняя государеву волю. Усердие многих из них было столь велико, что появился знаменитый исторический анекдот о том, как Степан Буженинов изучил геометрию ранее, чем выучился грамоте. Когда Петр спросил Корчмина, как это Буженинову удалось, тот глубокомысленно ответил: «А я и сам ведать не ведаю, как Степка выучился… Бог и слепцов просвещает».

            В конце весны 1698 года волонтеры закончили курс обучения в Берлине и присоединились к Великому посольству. Они получили аттестаты, в которых значилось, что они успешно превзошли науки математические, бомбардирские и иные. Впереди у них была длинная и трудная боевая судьба.
4.
            В 1699 году по указу Петра в России было введено новое летоисчисление: не от сотворения мира, как считали ранее, а от Рождества Христова, как было принято в Европе. Начало нового года велено было считать не с 1 сентября, как раньше, а с 1 января. Царев указ зачитали и в полках, и в бомбардирской роте, где служил Василий Корчмин.
            В указе было сказано: «В знак того же доброго начинания и нового столетнего века в царствующем граде Москве, после должного благодарения Богу и молебного в церквах пения, друг друга поздравлять с Новым годом…» Далее в указе говорилось: «…по большим улицам у нарочитых домов пред воротами поставить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых; а как на Красной площади зажгут огненные потехи и начнется пальба, по всем дворам палатным, воинских и купеческих людей, стрелять из небольших пушечек или из ружей трескотно и пускать ракеты; кроме того, где место позволит, зажигать по ночам с 1 по 7 января костры и смоляные бочки…»
            В устройстве новогодних празднеств принимал активное участие и Василий Корчмин. Ему было поручено устройство «огненных потех» на манер тех, что устраивали в Кенигсберге по случаю приема Великого посольства. Это были одни из первых фейерверков на Руси. На Красной площади установили около двухсот орудий и их стрельба сопровождала встречу первого Новогоднего праздника, устроенного по европейскому образцу. Для Корчмина и большинства его сотоварищей по бомбардирской роте это был последний мирный праздник на долгие годы. Дело неумолимо шло к началу длительной и тяжелой войны со Швецией.
            Перед началом новой войны необходимо было заключить мирный договор с турками и найти союзников в борьбе со шведами. Этим усиленно занимались русские дипломаты. Турки, однако, заключать мир не торопились. Чтобы вынудить их к миру, следовало максимально продемонстрировать крепнущую морскую мощь России. Для этого Петр отправился в Воронеж на верфи, всеми силами стараясь ускорить строительство флота. Корчмин тем временем оставался в Преображенском. Он выполнял секретное задание Петра – совершенствовал сигнальные ракеты и фейерверки. По неосторожности одного из помощников Василия Дмитриевича – Ивана Алексеева – на артиллерийском дворе однажды произошел сильный взрыв и возник пожар, который едва удалось погасить. Корчмин чудом не пострадал. В письме к царю об этом происшествии он  писал так: «А я при печали жив – товарищ мой Иван Алексеев от озжения умре. Как же иныя – о них возвестят посланные».
            Но, несмотря на этот неприятный инцидент, сержант-бомбардир Корчмин задание царя выполнил и скоро в ответ на запрос царя сообщал, что отправил с нарочным в Воронеж около пятисот разнообразных ракет, в том числе «верховых и водяных, а также звездок стволовых». Также он сообщал в депеше состав белого огнепроводного шнура, который предполагалось изготовить прямо на месте, в Воронеже.
            Тем временем события в Прибалтике разворачивались не самым лучшим для России образом. Август II Польский, известный также как Фридрих Август I Саксонский, начал военные действия против шведов в Лифляндии. Помощи от России он дожидаться не стал. В результате эта кампания закончилась тем, что поляки не смогли взять Ригу и вынуждены были, неся большие потери, отступить. А Петр I не мог быстро прийти на помощь союзникам, поскольку договор с Турками о мире не был еще заключен, а воевать на два фронта Россия себе позволить не могла. Тем не менее, он дал распоряжение Ф.А. Головину двинуть несколько полков в Псков и Новгород, чтобы иметь вооруженные силы ближе к Нарве. Овладение этой крепостью Петр считал необходимым для успешного ведения военных действий на побережье Финского залива.
            Петр также считал необходимым проведение предварительной разведки в зоне предстоящих боевых действий. Для проведения такой разведки требовался человек с военно-инженерной подготовкой, разбирающийся в устройстве крепостей и прочих оборонительных сооружений. Чтобы определить огневую мощь крепостей противника этот человек должен был также разбираться в артиллерии. И выбор царя пал на Василия Корчмина.
            В начале марта 1700 года Петр отправил генералу Федору Головину секретное письмо, в котором сообщал следующее: «Пришло мне на мысль, сказывал мне Брант, что есть в Ругодеве пушки продажные корабельные в 12, в 8 и 6 фунтов ядром, и я с ним говорил, чтоб купить. И ныне для тех пушек пошли ты Корчмина, чтоб он пробовал и купил несколько…  а меж тем накажи ему, чтоб присмотрел в городу и места кругом…»
             Таким образом, Корчмину ставилась задача разведать уязвимые места крепости Нарва (это ее русские называли по-старому Ругодев) и наиболее удобные подступы к ней.
            В том же послании сержанту-бомбардиру государь ставил задачу сочинить предлог для посещения Нотебурга ( в прошлом русская крепость Орешек) и произвести разведку с той же целью, что и в Нарве. Впрочем, Петр понимал, что, скорее всего, в самую крепость проникнуть Василию не удастся ни под каким видом. Поэтому он отмечал в послании Головину: « А буде в него нельзя – хоть возле его…»
            Головин немедленно по получении царского письма послал гонца в Преображенское за Корчминым, где тот занимался подготовкой молодых артиллеристов и вел различные работы по улучшению сплавов для литья пушек, экспериментировал с новыми составами порохов, совершенствовал конструкции орудийных лафетов. Отложив все дела, Василий поскакал в Москву к Головину.
            Прочитав послание Петра Головину и изучив придуманную для него легенду, Василий приступил к выполнению своей миссии. Надо сказать, что приезд русских купцов за пушками в Нарву не мог вызвать у шведов подозрений, так как только в 1698 году отец  короля  Карла XII, король Карл XI, подарил русскому царю 300 пушек «в знак доброго своего к Царскому Величеству приятства». И Карл XII, нынешний король Швеции, волю отца исполнил. Эти пушки были крайне необходимы для вооружения строящегося флота. Флот предназначался для действий против турок. Петр отправил тогда юному шведскому королю послание, в котором благодарил за пушки и обещал «взаимно за оные воздать». Не правда ли, накануне Северной войны звучит двусмысленно?
            Итак, Корчмин со товарищи выехал в Нарву под видом купцов. И, хотя подозрений его приезд не должен был вызвать, Петр все-таки отмечал необходимость мер предосторожности: « А детина, кажется, не глуп и секрет может снесть. Зело нужно, чтоб Книпер того не ведал, потому что он знает, что он учен…»
            В этой короткой фразе упоминается шведский посол в Москве Томас Книперкорн, естественно, по совместительству резидент шведской разведки. Этот ловкий и умный дипломат и разведчик наверняка бы догадался, с какой на самом деле целью едет в Нарву Корчмин.
            В середине марта 1700 года в Нарву прибыла группа русских купцов с небольшим обозом. Они были снабжены деньгами и письмами Посольского приказа о том, что их целью является покупка пушек «для нужд флота российского на Черном море». Возглавлял группу бомбардир Василий Корчмин, ныне купец.  Въезжали они через ворота Иван-города, той части крепости, которая сейчас принадлежит России и располагается в Иван-городе и носит то же название.
Замок Германа, расположенный на другом берегу реки Наровы, ныне на территории Эстонии, составлял тогда единое оборонительное сооружение. Обе крепости соединялись мостом, перекинутым через  реку.
            Оказавшись в Нарве, мнимые купцы первым делом занялись налаживанием связей. Корчмин не раз встречался с комендантом и угощал его обедами, познакомился с хозяином пушечного двора и с мастерами. Для подготовки необходимых «русским купцам» пушек шведы просили полторы недели сроку. Это время было использована русскими разведчиками для осмотра крепостных сооружений. Корчмин старался максимально приблизиться к стенам, чтобы выявить наиболее слабые и уязвимые при штурме места, осматривал нарвские бастионы, присматривал места, в которых удобнее всего было бы расположить русские батареи во время осады. Его товарищи, посещая городские таверны, прислушиваясь к разговорам подвыпивших военных, приблизительно определили численность нарвского гарнизона. Было подсчитано количество пушек в крепости. Выяснилось также, что не все они установлены на стенах, бастионах  и в башнях, а большая часть их хранится в арсенале.
            Вскоре Василий понял, что наиболее уязвимые места нарвских укреплений – это старая часть стены, обращенная к реке, которую либо не успели как следует укрепить, либо не посчитали нужным этого сделать. Понял Корчмин, что при осаде прежде всего необходимо разрушить мост, соединяющий Нарвский замок с замком Иван-города, чтобы обороняющиеся не смогли в случае необходимости перейти из одной крепости в другую.
            Гуляя вокруг крепостных стен и выходя на берег реки Наровы, русские разведчики часто видели рыбаков, причаливающих к берегу с уловом или отправляющихся на промысел. Это натолкнуло их на мысль воспользоваться рыбацкими лодками и под видом рыбаков пробраться хотя бы в окрестности крепости Орешек, которая являлась второй частью их задания.
            Когда заказанные  пушки были готовы, Корчмин принял товар, предварительно тщательно проверив его качество, расплатился, погрузил стволы на подводы и двинулся в обратный путь. В дороге обоз разделился: обоз с пушками продолжил движение к Москве, а Василий с несколькими соратниками повернул на Новгород. Сколько  попутчиков он взял с собой, история умалчивает.
            В Новгороде был куплен рыбацкий баркас и снасти, разведчики переоделись и отплыли в направлении Ладоги. В районе Нотебурга шведы были еще не слишком осторожны. И, хотя в саму крепость посторонних не пускали, но рыбаки в этом районе Ладожского озера промышляли свободно. Так что наружный осмотр крепости и подступов к ней Василию Корчмину произвести удалось. Высказывают даже мнение, что ему удалось взять «языка» и разговорить его (см., например, книгу А.Кирюхина «Бомбардир Петра Великого»).
            Вполне естественно, что, находясь на территории будущего противника, Корчмин никаких записей не делал. Отчет царю Петру, скорее всего, составлялся по памяти после возвращения. Да и он, по-видимому, не сохранился. Но, вероятно, такой отчет, был ли он сделан в устной или письменной форме, содержал сведения о Нотебурге, т.е. бывшей русской крепости Орешек, дошедшие до нас от каких-то купцов, сумевших приблизительно в те же годы побывать внутри ее: « Град Орешек на острову, каменный … стены высокие, немного ниже новгородских; стоит от озера с версту. Невский проток подле Орешка от русской стороны шириною сажен 100, глубок и быстр; суды ходят близ самой стены, а с левой к берегу не ходят. Солдат на Орешке бывает по 100 и по 200, а больше 300 не бывает и быть не мочно, потому город малый, а строения никакого нету, только воеводские деревянные хоромы да солдатские две большие избы. Наряд немалый; а сколько – неведомо. Ныне людей там, по видимости, с 300».

5.
            8 августа 1700 года в Москве получили долгожданную депешу от полномочного посла Петра дьяка Емельяна Игнатьевича Украинцева  об окончании в Константинополе мирных переговоров с турками. Мир был заключен на целых тридцать лет. Русские войска немедля двинулись к шведским рубежам. Только Семеновский и Преображенский полки еще не выступили. Их выдвижение планировалось чуть позднее. Гвардейцы готовили к походу артиллерию. Бомбардиры, как всегда, были завалены работой: они проверяли состояние орудий и качество пороха в картузах, подбирали к ним нужного калибра ядра и бомбы. Часто к ним наведывался и сам Петр.
            В поход гвардия выступила в последних числах августа. Бомбардирскую роту возглавлял лично государь. За ним следовали капитан Гумморт и бомбардиры: Корчмин, Бухвостов, Скорняков-Писарев и другие. Орудийные стволы и лафеты везли на подводах. Сначала полки двигались на Тверь. В Твери петр ускакал вперед, к войскам, вышедшим в поход ранее гвардии. Путь русской армии лежал через Торжок и Вышний Волочек в Новгород, откуда предстояло идти под Нарву.
            В сентябре начались проливные дожди и движение войск сильно замедлилось. Напрасно генерал Яков Вилимович Брюс, оставленный Петром вместо себя командовать гвардейским отрядом, выбивался из сил, понукая подчиненных: они и сами делали все возможное, но ускорить темп движения не могли. Когда наконец пришли в Новгород, разгневанный задержкой Петр, Брюса от командования отстранил, а на его место поставил князя Ивана Юрьевича Трубецкого.
Этому человеку позднее суждено было стать генерал-фельдмаршалом.
            В Новгороде Корчмин получил от Петра новое задание. Распоряжение государя передал ему сам Александр Данилович Меншиков. Царь приказывал Василию находиться при князе Трубецком. Следовало, прибыв под Нарву, определить, что изменилось в крепости с весны и произвести необходимые при осаде инженерные работы.
            Когда полки И.Ю. Трубецкого и дворянская конница Бориса Петровича Шереметева вышли к реке Нарове, Корчмин, осмотрев с берега крепость, определил, что с весны шведы не усилили укрепления восточного фаса, выходящие к реке. Напротив них он и решил установить одну из батарей. Другую следовало расположить чуть ближе к Иван-городу, приблизительно через 70 сажен  от первой. О своем решении он немедленно доложил Трубецкому. Кроме того, обнаружив у берега рыбацкие лодки, он предложил немедленно переправить на другой берег большую часть пешего войска, что и было вскоре сделано. Когда шведы обнаружили русских на своем берегу, было уже поздно. Новгородская конница захватила несколько мельниц и вынудила шведов отступить под защиту крепостных стен. Тем временем на плотах переправилась и остальная часть отряда.
            После этой удачи Трубецкой доносил Петру: «Стоим под Ругодевом с обозом гораздо недалеко, и от их пушечной стрельбы досады нам нет, потому что стали за горою». Как и подобало большому начальнику, он приписал весь успех операции себе. В донесении то и дело мелькало: «Я пришел под Ругодев», «сыскал тотчас судов», «переправил полк», «я сделал плоты». И ни слова об участии Корчмина. От своего же имени Василий скромно отписал Петру: «… сего числа станем под Ругодевым по Колыванской дороге, и за помощью Божиею сего числа через мост перебрались…»
            В этих двух донесениях имеется несоответствие: Трубецкой пишет, что войска переправились на лодках и плотах, а Корчмин утверждает что перешли по мосту. Мост через Нарову имелся тогда только один: соединяющий Ивангородскую крепость с Нарвским замком. Но, чтобы воспользоваться этим мостом, следовало сначала взять Иван-город, чего сделано не было. Поэтому можно сделать предположение, что был построен другой мост, и, скорее всего не один. Вероятно, эти мосты были наплавными, поскольку соорудили их очень быстро. И скорее всего, работами по созданию мостов руководил Василий Корчмин. Такое предположение высказывает, например, А.В. Кирюхин в своей книге «Бомбардир Петра Великого».
            Между тем шли осадные работы вокруг Нарвы. Руководить ими Петр поставил Генерала Людвига Николая фон Алларта. Представитель шотландского дворянского рода, сын бранденбургского генерал-майора Генриха Галларда, он служил саксонскому курфюрсту Августу II, участвовал в кампании в Венгрии, дослужился до генерал-лейтенанта.
            С началом Северной войны в 1700 году Август II направил его в Россию в числе других саксонских офицеров. Алларт прибыл в русский лагерь в сентябре, прямо под Нарву. В период осадных работ он получил «верховную команду в делании апрош, батарей, кетелей и линий».  Как искусному инженеру, ему было поручено составить диспозицию и ведомость необходимого для осады Нарвы. В Нарвском сражении, окончившемся для русских войск полным поражением, он вместе с герцогом де Круа и многими другими иностранными командирами, заподозренными русскими солдатами в измене, вынужден был сдаться в плен.
             И Алларт, многие другие иноземные инженеры, проявили себя во время осады нарвы с худшей стороны.Они без конца давали советы Петру, но сами постоянно отлынивали от работы в грязи, под осенним ветром и дождями. Петр по временам сам бросался размечать кольями позиции для батарей, делать промеры, указывал места, где следовало строить бараки для солдат и рыть землянки.
             Корчмин в это время руководил установкой батарей против Иван-города. В помощь ему был направлен другой бомбардир – Михаил Щепотев. Днем и ночью, не смыкая глаз, они объезжали позиции, выбивали у интендантов инструмент и подводы, торопили начальных людей, учили капралов и сержантов выполнять инженерные работы. Их стараниями были установлены мортирные и пушечные батареи, хотя они понимали, что пушки в большинстве своем старые, разнокалиберные, боеприпасов к ним мало. Но приходилось воевать тем, что было в наличии.
            В двадцатых числах октября 1700 года от государя пришел приказ открыть огонь. Что и было исполнено. Корчмин, руководивший обстрелом Иван-города, сразу же стал получать неутешительные сообщения: ломались орудийные лафеты, из-за плохого качества пороха ядра и бомбы часто не долетали до стен. Скоро бомбы и вовсе закончились. Из мортир пришлось стрелять камнями. Василий налаживал ремонт лафетов, подгонку ядер под нужный калибр, заготовку камней. Но старые пушки и мортиры выходили из строя, в результате артиллерийский огонь слабел.
            В середине ноября пришло известие, что Карл XII лично спешит на помощь осажденной Нарве. Узнав об этом, Петр назначил командующим осадой недавно поступившего на русскую службу герцога де Кроа, а сам уехал в Новгород.
            Карл-Евгений де Кроа,  князь Миллендонк и герцог из нидерландского аристократического дома Кроа, ранее служил в датской, австрийской и саксонской  армиях. Начав службу в датской армии в чине полковника,  он участвовал в сражении при Лунде  в 1676 году, с 1677 года — уже в чине генерал-майора, был   комендантом Гельсинборга, в 1678 году получил чин генерал-лейтенанта.  В 1682 году перешел на службу в императорскую армию в чине генерал-фельдвахтмейстера,  в 1683 году получил звание фельдмаршал-лейтенанта. Участвовал в войне против турок, способствовал освобождению Вены от осады.  Герцог  отличился при Гране (1685) и участвовал во взятии Офена (1686).  17 декабря 1688 года был произведен в фельдмаршалы. В 1690 году вынужден был сдать Белград неприятелю, в 1691 году сражался при Сланкемене. В 1692 году заложил в Нови-Саде мощную Петроварадинскую крепость. В 1693 году он сменил маркграфа Людвига Баденского на посту командующего армии в Венгрии, осадил Белград, но принужден был отступить с большими потерями. В 1698 году Карл-Евгений был приглашён на службу Петром I, но перешёл на службу к польскому королю и саксонскому курфюрсту Августу II, который в 1698 году произвёл его в генерал-фельдмаршалы саксонских войск.
            Прибывший в Россию лишь в середине 1700 года, герцог сразу получил 19.4.1700 из рук Петра I высший чин генерал-фельдмаршала.  Однако, в ноябре 1700 при Нарве герцог проявил себя плохим командующим, отказавшись принять единственное правильное в сложившейся ситуации предложение Б. П. Шереметева, который на военном совете, указывая на растянутость позиций армии, предложил оставить часть войск для блокады города, а остальную армию вывести на поле и дать сражение. На совете по инициативе де Кроа было принято решение оставаться на месте, что передавало инициативу в руки шведского короля и предопределило разгром шведами русской армии. В разгар битвы генерал-фельдмаршал, спасаясь от начавших избивать своих иностранных офицеров солдат, бежал к шведам и сдался в плен.  Существует  легенда, в которой говорится, что, спасаясь по болотам от собственных солдат, он сломал шпагу и крикнул: «Пусть сам чёрт воюет с этой сволочью!». Под «сволочью» фельдмаршал имел в виду вручённую ему Петром русскую армию.
              19 ноября 30-тысячная армия Карла XII, скрытно приблизившись к русским позициям, после двухчасового артобстрела, двинулась в атаку. Скрываемые сильным снегопадом, шведы ворвались на русские укрепления.
              На правом фланге левобережных позиций командовал генерал Иван Иванович Бутурлин. С наступлением ночи он посчитал дело проигранным и начал переговоры о капитуляции. В это время Семеновский и Преображенский полки отбили все атаки шведов и оставались на месте. Русская пехота в центре и части генерала А.А. Вейде на левом фланге тоже держались. Но Бутурлин этого не знал. Карл XII обязался в случае капитуляции разрешить отход русских войск с оружием, знаменами и шестью полковыми орудиями. Но утром, когда русские начали отход на правый берег Наровы, шведский король нарушил свое обещание. Войска Вейде были окружены и вынуждены сложить оружие. И.И. Бутурлин, И.Ю. Трубецкой, А.А. Вейде и ряд других русских генералов попали в плен, который продлился до 1710 года.
            Однако гвардейским полкам, а вместе с ними и бомбардирской роте все-таки удалось вырваться. Они первыми перешли на другой берег Наровы и шведы их не преследовали. Василий Корчмин, находившийся при мортирной батарее, также успел присоединиться к своим и даже вывел все орудия, располагавшиеся на правом берегу реки. Эти спасенные Корчминым и его товарищами пушки и мортиры стали впоследствии ядром вновь сформированной русской артиллерии.

6.
            Но Петр, потерпев серьезное поражение под Нарвой,  не пал духом.  Он приказал сохранившимся войскам отойти в Новгород и Псков, а сам с гвардией поспешил в Москву. И уже через несколько дней из Преображенского полетели новые царские указы. Государь объявил новый рекрутский набор, мобилизацию лошадей и подвод, приказал ускорить производство фузей на Тульском и других оружейных заводах, срочно достроить и  запустить Невьянский завод на Урале, расширить производство орудий на заводах и пушечных дворах. Во главе Пушкарского приказа Петр поставил думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса, знатока артиллерийского дела.
 Недостаток меди царь решил скомпенсировать, позаимствовав у церкви колокола, которые долгие годы отливались на Руси во множестве.
            Из Воронежа, где он как мог ускорял строительство флота, Петр писал Виниусу: «Ради Бога, поспешайте алтилерию как возможно: время, яко смерть». И результат этих титанических трудов царя и его страны стал виден уже менее чем  через год: было отлито более 300 гаубиц, пушек и мортир. Новых орудий было больше, чем оставили по Нарвой. И были они гораздо лучшего качества.
            Вновь сформированные полки и батареи направлялись в Новгород и Псков.
В Новгороде генерал  князь Аникита  Иванович Репнин исправлял потрепанное в боях со шведами войско, а во Пскове базировался Борис Петрович Шереметев, который действовал против шведских гарнизонов лифляндских крепостей.
            Сержант бомбардирской роты Василий Дмитриевич Корчмин был тоже командирован с одной из партий новых пушек. После успешной разведки укреплений Нарвы и Орешка наш герой вошел в круг особо доверенных лиц Петра, которым поручались наиболее сложные задания. На сей раз Василий был послан к Репнину, чтобы из новобранцев сделать обученных и знающих бомбардиров, умеющих метко стрелять.
            Помимо обучения новобранцев-артиллеристов, Василий принял участие в укреплении оборонительных сооружений Новгорода, поскольку предполагалось, что шведы могут прийти под его стены. Руководил артиллерией и инженерными работами в Новгороде Яков Вилимович Брюс. Корчмину и Брюсу еще не раз придется работать совместно. Но эти работы в Новгороде были их первым общим делом.
            Укрепления Новгорода состояли из каменного кремля на правом берегу Волхова и земляного вала с деревянными башнями вокруг города по обоим берегам реки. Следовало поставить на валу палисад, что было проще и быстрее всего сделать. Это издревле использовавшееся на Руси сооружение представляло собой ряд деревянных столбов высотой в три сажени и более, врытых в землю вплотную друг к другу и  скрепленных горизонтальными брусьями. В палисаде устраивались бойницы для ведения орудийного и ружейного огня.
            Работы в Новгороде, организованные Брюсом,  шли полным ходом и уже близились к завершению, когда Василий Корчмин был отправлен Петром в новую экспедицию. 28 сентября 1701 года, с несколькими солдатами, он отплыл на большой лодке по озеру Ильмень, вошел в устье реки Мсты и направился вверх по течению. Дойдя на веслах до истоков Мсты, путешественники перетащили лодку волоком в Тверцу, доплыли до Твери и вышли в Волгу. По Волге они дошли до устья речки Дубны и пошли вверх по течению.
            На протяжении всего пути Василий без устали измерял ширину и глубину рек, по которым они плыли, чертил какие-то схемы, делал зарисовки берегов. В сорока от устья Дубны он написал царю донесение о результатах экспедиции. «… Ехал вниз Волгою и избрал место благополучное к водному пути в Новгород. … Рекою Дубною милости Вашей ехать не без трудности, для того что много мелких мест и в иных местах глубины только пол-аршина (то есть в локоть). … А Волгою от Тверцы до Дубны верст со ста будет, а от дубенского устья сухим путем до Москвы – 90 верст…»
            Итак, Петр отправил Корчмина на поиски водного пути из Москвы в Новгород. Спрашивается, зачем ему это понадобилось? Ведь посуху добираться гораздо проще и короче? Но это лишь на первый взгляд. Оказывается уже тогда, в 1701 году или ранее,  планируя на годы вперед, царь задумал построить Тверецкий канал, который бы стал частью искусственного водного пути из Черного в Балтийское море. Значит, и после поражения под Нарвой он не сомневался что Россия утвердится на берегах Балтики!
            Уже в 1703 году строительство Тверецкого канала началось, Руководителем его был назначен князь Матвей Петрович Гагарин.
 Это грандиозное по тем временам дело было завершено всего за семь лет: уже в 1710 году по новому каналу, по местам, где впервые в 1701 году прошел Василий Корчмин, пошли первые суда.

7.
            В конце октября Василий Дмитриевич вернулся в Новгород. Тут его уже ждало новое распоряжение – с пушками и обученными им же артиллеристами выдвинуться во Псков и поступить в распоряжение генерала Б.П. Шереметева, которому Петр приказал с пешими и конными войсками идти за шведский рубеж «для лучшего вреда неприятелю».
            Неторопливый обычно, Борис Петрович на сей раз поспешил. Во-первых, потому, что этого требовал государь, а во-вторых, он очень хотел реабилитироваться за свое бегство с конницей из-под Нарвы, где большая часть означенной конницы утопла. К тому же, сын Бориса Петровича, полковник Михайла Борисович Шереметев, разбил шведский отряд у деревни Рапино у Псковского озера, недалеко от русской границы. Шведов было шесть сотен. Спаслись единицы. Остальных перебили или взяли в плен, захватили две пушки.
            В конце декабря Шереметев двинул войска на Дерпт.
Дело в том, что русские драгуны взяли шведского языка, который сообщил, что генерал Шлиппенбах стоит с отрядом на зимних квартирах  у деревни Эрестфер в сорока верстах от Дерпта. Вот он и решил атаковать шведа.
            Численность отряда Шереметева составляла 8 тысяч пехоты и драгун. Их поддерживали партии казаков, калмыков и татар. Артиллерией в количестве 15 полевых орудий командовал лейб-гвардии сержант Василий Корчмин.
            Уверенный в своих силах, Шлиппенбах не принял практически никаких действий даже когда ему сообщили, что на противоположном берегу Речки Аа замечены русские драгуны.
             В последних числах декабря Шереметев начал военные действия. Первым был уничтожен отряд подполковника Ливена в 300 человек. В живых остался только сам Ливен и еще два офицера, которых взяли в плен, чтобы допросить. Шлиппенбаху почудилось, что на него напало огромное русское войско, о чем он немедленно отправил донесение Карлу XII. А русские тем временем полностью уничтожили батальон ротмистра Фриче, расположенный рядом с главной квартирой. Никто из шведов не спасся.
            Только после этого Шлиппенбах двинул свои войска навстречу русским. После упорного боя русский авангард отступил к своим главным силам. Шведы его не преследовали.
            Понимая, что шведы ждут помощи, Шереметев решил немедленно нанести Шлиппенбаху главный удар. Но шведы выдержали атаку драгун и нерегулярной кавалерии. Завязалось упорно сражение, проистекавшее с переменным успехом. Исход дела решила артиллерия Корчмина. Батареи развернули против шведского левого фланга. И, когда русские драгуны начали отступать, Василий скомандовал открыть огонь картечью. Шведы не выдержали пушечных залпов почти в упор и побежали. Русская кавалерия их настигла и стала безжалостно рубить. Вскоре подоспела и пехота. Шведы практически в полном составе побежали. Бежал и Шлиппенбах, укрывшись за стенами Дерпта.  Более 3000 шведов пало в этом бою. Русским досталось шесть орудий и восемь батальонных штандартов. Это была первая крупная победа России в Северной войне.
            Шереметев немедленно отправил Петру победную реляцию, отправив в качестве гонца своего сына Михаила. О роли Корчмина в сражении в этой реляции не было сказано ни слова. Как и недавно под Нарвой. Большие бояре, что Шереметев, что Трубецкой, блюли в первую очередь свои интересы… Василию Дмитриевичу за участие в сражении при Эрестфере была пожалована малая золотая медаль. Чин его был пока невелик: поскольку Петр установил первенство гвардейцев над армейскими в один чин, а бомбардиров – в один чин над гвардией, то получалось, что сержант-бомбардир Преображенского полка соответствовал чину поручика в армии.
            Следующая Баталия, в которой принял участие Василий Корчмин, также произошла в Лифляндии. Это случилось 18 июля 1702 года при Гуммельсгофе.
А после Петр вызывал его в Преображенское. Разговор у них шел о текущих делах: о подготовке новых артиллеристов да о совершенствовании артиллерии. Тут Василий и рассказал царю о своей идее сделать полевую артиллерию конной. Это, по его мнению, позволило бы скорее поспевать за кавалерией и пехотой на позиции, что в сражении давало существенный выигрыш времени и огневое преимущество над противником. Государь идею одобрил и велел пробовать это новшество его именем. После этой встречи Корчмин вернулся во Псков, где продолжал занятия с артиллеристами.
            Еще в начале пребывания во Пскове армии Шереметева, после Эрестфера произведенного в генерал-фельдмаршалы,  на военном совете, с целью приучения войск к походам, было принято решение: «Идти с конными и пехотными полками в Свейскую землю для поиску и промыслу над неприятелем, куда военный случай позовет, сухим и плавным путем».
            12 (23) июля 1702 года Шереметев выступил из Пскова с отрядом в 17,5 тысяч человек при 24 орудиях. Фельдмаршал отправился через Новый Городок, что в 60 верстах от Пскова, где оставил полковые обозы, взяв запасы всего на 8 дней. Отсюда он направился на Керепецкую мызу и Кенецкий кабак, где узнал от пленного шведского рейтара, что в мызе Санге расположился Шлиппенбах с 9000 пехоты и конницы при 16 орудиях. Шереметев повернул к мызе Санге, но Шлиппенбах отвел войска к мызе Платор. Фельдмаршал преследовал его, но шведы бежали за реку Амовжа (Эмбах), разрушив мосты, чем приостановили преследователей.
            29 июля Б.П. Шереметев выслал в разведку полки Семёна Кропотова, Никиты Полуэктова и князя Вадбольского, а также иррегулярную конницу калмыков, татар и казаков. Этот отряд, подойдя к реке Амовже, сбил неприятельские караулы, построил мост и настиг неприятеля в 15 верстах от реки у мызы Гуммельсгоф.
            Надеясь отрезать русский отряд от главных сил Шереметева, Шлиппенбах атаковал его, и поначалу шведам даже удалось потеснить его.  Они захватили при этом 5 или 6 пушек, но пришедшие на подкрепление драгунские полки Баура и Вердена оттеснили шведов, а когда прибыла пехота Шереметева (полки Лима, Айгустова и фон Дельдина), завязался упорный бой. Подошедшие свежие русские батальоны начали обходить шведов с флангов. Неприятель был наголову разбит. Бросив пехоту и артиллерию, Шлиппенбах с кавалерией бросился к Пернову, где, преследуемый драгунами, едва избежал плена. В этой баталии Корчмин со своей артиллерией тоже сыграл важную роль, выкатывая орудия на прямую наводку и расстреливая наступающих шведов картечью.
            Шлиппенбах потерял в этом бою от 2 до 5,5 тыс. человек убитыми, 200-300 человек пленными и 15-16 орудий. Потери русских войск составили 400 человек убитыми и несколько сотен ранеными. В бою погибли командир драгунского полка полковник Н. И. Полуэктов и командир Лефортовского полка полковник Ю. С. Лим.
            После этой битвы Шереметев беспрепятственно прошёл всю южную Лифляндию, забирая запасы продовольствия, разрушая укрепления, захватывая пленных.
            К середине августа русские войска подошли к старинной шведской крепости Мариенбург, расположенной на одном из островов озера Пойп. Укрывшийся за толстыми стенами крепости, шведский гарнизон отверг предложение о капитуляции. Корчмину пришлось разместить свои батареи на берегу озера и начать обстрел вражеских укреплений. Бомбардировка крепости продолжалась 12 дней. В донесении царю Шереметев тогда писал: «Чиню промысл бомбами и ядрами, а приступом никоими мерами взять неможно: лежит крепость на острову; около вода; сухова пути ни с которой стороны нету; подъемный мост на сто сажен разрушен. Хотя Бог и не допустит взять, я разорю и выжгу, сколь послужат бомбы, а стоять долго трудно: верст на 30 около конские кормы потравлены; становится голодно, везде обожжено; лошади стали худы; половина пеших обезхлебели вконец; питает Бог шведским мясом».
            Но попытку штурма все-таки произвели: рано утром солдаты и драгуны трех полков погрузились на заранее подготовленные плоты и под покровом густого тумана с двух сторон двинулись к крепости. Но туман скоро рассеялся и шведы открыли по нападавшим прицельный огонь. Штурм чуть не захлебнулся. Но на сей раз счастье было на стороне русских. После залпа одной из батарей Корчмина бомбы попали в камору с боеприпасами. Огромной силы взрыв разрушил крепостную стену на протяжении пяти сажен. Шведы поняли, что теперь крепость им не удержать и подали сигнал о готовности сдаться. Комендант крепости майор Тиль и с ним несколько офицеров вышли к осаждающим и готовы были уже отдать свои шпаги.
            Но в это время прогремел еще один взрыв, во много раз превосходивший по мощности первый. Это прапорщик артиллерии Вульф и штык-юнкер Готшлих не пожелали подчиниться приказу коменданта о сдачи и взорвали пороховой погреб  вместе с собой и  крепостью. Герои, как выяснилось, были и у шведов. Интересно, что штык-юнкер Готшлих после взрыва чудом остался жив. Ему даже удалось как-то избежать плена, пробраться в одну из шведских крепостей и позже принять участие еще в ряде сражений. В частности, он участвовал в обороне Риги в 1710 году. И когда зашла речь о капитуляции, Шереметев, помня случай в Мариенбурге, сделал пометку на полях шведских условий капитуляции: «Особливо просим артиллерийского сержанта Готшлиха, который сюда в город бежал, немедленно взять по караул… дабы такой бездельник не мог причиною быть каких злых умыслов, как случилось в Мариенбурге».
            Итак, при взрыве сгорело много военного снаряжения и припасов. Победителям достались только 22 пушки и 3 барабана. Все шведские знамена тоже сгорели. Однако русским достался один более интересный трофей: среди пленных оказалась 17-летняя девушка, которую звали Марта Скавронская. Через некоторое время она станет супругой Петра I, а после его смерти – займет русский трон. Она войдет в историю под именем российской императрицы Екатерины I.
            В начале сентября 1702 года армия Шереметева вернулась во Псков. Главнокомандующий давал пиры в честь побед над шведами. Войска отдыхали и приводили себя в порядок. А что же герой нашего рассказа?
            Как всегда его ждало новое опасное и весьма секретное предприятие. Дело в том, что еще в январе 1702 года Петр I направил Б.П. Шереметеву ряд вопросов и указаний, а именно:
1. «Проведать о короле, где и сколько с ним? … так же и о Крониорте, где и сколько с ним?»
2. «В Канцах и Орешке сколько людей?»
3. «Река Нева покрыта ли льдом, или прошла, и когда вскрывается?
4. «Послать для «языка» к Орешку или к Канцам, чтоб достать самого доброго «языка» из которого города»
5. Все сие приготовление зело, зело хранить тайно, как возможно, чтоб никто не дознался».
            Шереметев вспомнил, что перед началом войны с подобным разведывательным заданием посылали Корчмина с группой преображенцев. Конечно, и на сей раз другую кандидатуру искать особо не стали. Правда, на сей раз сам Василий в тыл врага не пошел: у него были другие дела, о которых речь пойдет ниже. Посоветовавшись с Шереметевым, они решили послать двух преображенцев, которые уже побывали в свое время в окрестностях Орешка вместе с Корчминым. Их и отправили, для маскировки обрядив в проезжих купцов. К сожалению, их имена история не сохранила. Известно только, что задание они с честью выполнили.
            Разведданные, собранные разведчиками Корчмина, сыграли свою роль, но несколько позже. А пока у Петра появились веские причины перенести время штурма Нотебурга (Орешка) и Ниеншанца (Канцев). Во-первых, стало известно, что шведы намереваются захватить Архангельск, чтобы лишить Россию единственного морского порта на Белом море. В связи с этими Петр начал срочно готовиться к отражению морского набега шведов. Во-вторых, из Лифляндии все еще угрожал тылам русской армии корпус Шлиппенбаха. Хотя он и был недавно потрепан Шереметевым, но если бы Петр отвел войска из Пскова и Новгорода под Нотебург, не преминул бы ударить по незащищенным русским тылам. В-третьих, зима в 1702 году была теплой и лед на Ладоге и Неве растаял.  Возможности подобраться под стены Нотебурга по льду больше не было.
            Итак, Петр с отрядом гвардии ушел к Архангельску, где задержался более трех месяцев. Там он занялся постройкой очередных кораблей. Первыми на реке Вавчуге на воду были спущены два фрегата: «Святой Дух» и «Курьер». Эти фрегаты будут перевезены посуху на 120 верст и примут участие в военных действиях на Ладоге.
            Помимо архангельских забот и постройки кораблей, Петр обдумал план нанесения удара по Нотебургу. К крепости тайно были стянуты войска Б.П. Шереметева из Лифляндии, дивизия Н.И. Репнина из Новгорода и корпус П.М. Апраксина из Ижорской земли. Сам же царь с гвардией избрал самый сложный путь к Ладоге. Для отвода глаз неприятеля, Петр в начале августа 1702 года на десяти кораблях отплыл, якобы, на Соловки. Оттуда эскадра повернула на Нюхту, поселок на берегу Белого моря. Отсюда началась так называемая «Осударева дорога» - путь, по которому русские солдаты и крестьяне перешли на Ладогу и на лошадиной тяге, а иногда - практически на руках, -  перетащили два фрегата.
            В двадцатых числах августа Нотебург был почти полностью окружен русскими войсками. Для начала операций собственно против крепости необходимо было снять угрозу, исходящую от шведского флота вице-адмирала Нуммерса, который крейсировал около Нотебурга.
Генерал П.М. Апраксин эту проблему устранил, о чем 24 августа 1702 года написал Петру следующее донесение: «… Послан от меня полковник Иван Тыртов плавным караваном на Ладожское озеро для промыслу, и с многими их неприятельскими шкутами были у него бои из пушек многою стрельбою … и отпор неприятелям дан крепкой, от чего принужден отступить к самому Орешку и к своему берегу, и нимало урону твоим государевым людям не учиня…  По се число и многим войском не стоят, больше бегут, только, государь, не изволи в сем деле умешкать и время упустить…» Таким образом гребная флотилия Ивана Тыртова нанесла шведскому флоту ряд поражений и вынудила его ретироваться в Выборг. К сожалению, сам Тыртов в этих боях погиб.
            25 сентября 1702 года осаждающие приступили к оборудованию артиллерийских позиций на берегу против шведской крепости.  Вскоре прибыли и орудия.  Василий Корчмин командовал их установкой. Под Нотебургом он был уже второй раз. Первое его посещение было тайным. В 1700 году он с товарищами под видом рыбака выполнял здесь разведывательную миссию.
            Нотебург пока не был полностью взят в кольцо. Правый рукав Невы с противоположной от русских позиций стороны находился еще под шведским контролем. Шведы даже сумели, обманув бдительность русской гребной флотилии, пройти этим рукавом в крепость: три их шкута доставили осажденным подкрепление и боеприпасы.
            Петр распорядился повторить, правда, в меньших масштабах, ту же операцию, что была произведена при прокладке «Осударевой дороги»: сквозь лесную чащу, покрывавшую мыс, на котором, кстати, располагалась батарея Корчмина, была прорублена просека версты в три длиной. Работа шла очень быстро. Сам Петр принимал участие в рубке деревьев, что очень радовало и вдохновляло его солдат. Когда просека была готова, по ней проложили деревянный настил. По нему всего за одну ночь из Ладоги в Неву перетащили лодки. На следующее утро потрясенные шведы увидили русскую флотилию и в Неве.
            Комендант Нотебурга подполковник Густав-Вильгельм фон Шлиппенбах, родной брат лифляндского генерала, битого Шереметевым, был убежден, что русские лодки пришли по воде прямо под стенами крепости, пропущенные шведскими наблюдателями.
            На следующий день, ранним утром русские под командованием самого Петра переправились через Неву на шведский берег и захватили неприятельский шанец, обратив шведов в бегство. Теперь Нотебург оказался в кольце. Фельдмаршал Б.П. Шереметев направил Шлиппенбаху «ведомость», в которой предложил сдаться.
            Шлиппенбах просил четыре дня на размышление. Он также просил разрешения послать гонца за инструкциями к генералу Горну, у которого он находился в непосредственном подчинении. Петр и Шереметев поняли, что шведский комендант просто тянет время, надеясь на скорую поддержку. Царь приказал начать артобстрел крепости. Русские батареи, в том числе и орудия Василия Корчмина, открыли огонь. Бомбардировка Нотебурга продолжалась три дня.
            На третий день из ворот крепости вышел парламентер с белым флагом. Но, как выяснилось, принес он не предложение сдачи, а письмо супруги коменданта, в котором она просила разрешения выйти из крепости женам офицеров, поскольку внутри невозможно находиться из-за «великого огня и дыма». Хотя послание было адресовано Б.П. Шереметеву, ответил на него сам Петр. Он отписал, что фельдмаршал не согласится опечалить шведских дам разлукою с мужьями; если же изволят оставить крепость, взяли бы с собою и любезных супругов».
            Обстрел продолжался еще целую неделю. В крепости бушевали пожары. В стенах появились первые проломы. 11 октября 1702 года отряд добровольцев под началом подполковника  князя Михаила Голицына начал штурм Нотебурга. Осаждающие уже достигли крепостных стен в местах проломов. Но тут выяснилось, что коротки штурмовые лестницы. Штурмующим пришлось отступить под прикрытие рыбацких сараев. Но шведы подожгли деревянные строения раскаленными ядрами. В это время на помощь атакующим пришел второй отряд добровольцев под командованием А. Д. Меншикова.
            Штурм возобновился. Русские офицеры своими шарфами связывали по две короткие лестницы в одну длинную и по ним лезли на стены несмотря на плотный огонь шведов.
            Уже русские были на стенах, а Шлиппенбах все не хотел сдаваться. Шведские офицеры начали роптать, грозясь пристрелить коменданта за напрасное кровопролитие. Только к пяти часам вечера шведы сдались. Остатки гарнизона – около сорока человек - были отпущены в Ниеншанц. В тот же день в крепость вступило русское командование. Петр повелел переименовать Нотебурга в Шлиссельбург, что означает «Ключ-город». Это название должно было символизировать, что этим ключом Россия открывает себе путь в Балтийское море: «отверзе, заключенное замком сим море Балтийское, отверзе благополучия российского и побед начало».
             Звучал орудийный салют. Войска криками «Ура!» приветствовали Петра и Шереметева. Петр торжествовал. Он слал гонцов с победными депешами Ф.Ю Ромодановскому, Ф.М. Апраксину, Т.Н. Стрешневу  и прочим соратникам. В «Поденном юрнале» он пишет: «Неприятель от нашей мушкетной, так же пушечной стрельбы в те 13 часов столь утомителен, и видя последнюю отвагу, тот час ударил шамад (сигнал к сдаче) и принужден был к договору склониться».  Польскому королю Августу  по поводу взятия Нотебурга царь отписал:  «Любезный Государь, брат, друг и сосед… Самая знатная крепость Нотебург, по жестоком приступе, от нас овладена есть со множественною артиллерию и воинскими припасы…  Пётр». В письме главе Пушкарского приказа А.А. Виниусу он отметил: «Правда, что зело жесток сей орех был; однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен… Алтилерия наша зело чудесно дело свое исправила…» 
            В честь такой знаменательной победы Пётр велел отчеканить золотые и серебряные медали с историческим напоминанием — «Был у неприятеля. 90 летъ».
 Такими медалями были награждены все нижние чины, участвовавшие во взятии Шлиссельбурга. Документы о награждении утрачены, но благодаря выпискам А. С. Пушкина, получившего «позволение» на доступ к Государственным архивам для подготовки материалов к задуманной им истории Петра Великого, установлено, что за взятие Шлиссельбурга «Офицерам даны золотые медали, капитанам даны по 300, поручикам 200, прапорщикам 100, сержантам 70, капралам по 30; старые солдаты пожалованы капралами, а молодым дано жалованье против старых. Всем серебряные медали».
            Хоронили убитых. Государь щедро награждал участников штурма. Пару сотен рублей отвалили и Корчмину. Но это чуть позже. А пока, сразу после капитуляции шведов, он просто спал, привалившись к орудийному колесу. Впереди его ждала еще не одна баталия…

8.
            Если Нотебург можно назвать ключем, отпирающим замок от дверей Балтийского моря, то замком этим была крепость Ниеншанц.  Эта крепость, в свое время имевшая русское название Канцы, располагалась в устье  Охты.  Речка Охта впадает в Неву недалеко от берегов Финского залива Балтийского моря. Именно здесь Петр предполагал нанести шведам следующий удар.
            Все лето 1702 и зиму 1703 года генерал Апраксин и А.Д. Меншиков, назначенный Петром комендантом Шлиссельбурга, постоянно тревожили шведского генерала Крониорта, командовавшего шведскими силами в том районе. Сам царь находился в постоянных разъездах по делам строительства флота. Корчмин после взятия Нотебурга вернулся в Преображенское, где работал над улучшением качества порохов и разрабатывал новые виды зажигательных трубок.
            Но через непродолжительное время Петр вызвал Василия снова в Шлиссельбург. Государь хотел знать, что Корчмин знает о Ниеншанце, о дороге к нему по сухому месту и по воде, о сильных и слабых сторонах крепости от человека, бывавшего в тех местах в качестве разведчика.
            В конце апреля 1703 года Б.П. Шереметев двинул русские войска по направлению к Ниеншанцу. В это время Василий Корчмин со своими товарищами-бомбардирами Степаном Бужениновым и Михаилом Щепотевым был направлен на выполнение очередного особо важного задания: они должны были на судах, построенных в Олонце, доставить под Ниеншанц тяжелые осадные орудия – мортиры и пушки больших калибров.
            Тем временем Шереметев с войсками продвигался к шведской крепости. То ли из-за плохо налаженной разведки, то ли по простой беспечности, шведы не заметили движения русских войск, остановившихся в ожидании осадной артиллерии всего в 15 верстах от Ниеншанца. Высланный на разведку русский отряд чуть было не захватил Ниеншанц внезапным наскоком, настолько шведы не ожидали появления русских. Только боязнь проявить инициативу заставила русский отряд отступить и покинуть уже занятый было земляной вал крепости. При этом были взяты два шведских языка.
            Шереметев был очень доволен удачным поиском. Он приказал немедленно подступить к Ниеншанцу. С севера и востока к шведской крепости подошли дивизии Репнина, Брюса и Апраксина, с юга расположились семеновцы и преображенцы.
            На следующий день прибыл Корчмин с друзьями. Они доставили к осажденной крепости 16 трехпудовых мортир, 48 пушек больших калибров, около 10000 бомб и прочие боеприпасы. Тут же организовали выгрузку, затем приступили к обустройству позиций. К утру следующего дня все было готово к началу обстрела вражеской крепости.
            Утром Шереметев послал в крепость трубача с требованием сдачи. Шведы трубача забрали и долгое время не выпускали. Через шесть часов русские пригрозили приступом, если осажденные немедля не отпустят трубача. Шведы трубача вернули, но от сдачи отказались.
            Петр, снова находившийся при войске, велел срочно открыть огонь. До наступления темноты пушки успели сделать по десятку выстрелов. Мортиры продолжали бомбардировку всю ночь. Обстрел причинил очень большие разрушения. Многие шведские орудия были уничтожены. Вскоре шведы согласились капитулировать. Гарнизон отпустили, дав несколько дней на сборы.
            А после были празднества по случаю взятия Ниеншанца. Взятие этой крепости обошлось без кровопролитного штурма. Все дело решила тяжелая артиллерия, в чем была большая заслуга Василия Корчмина. Теперь перед Россией открывалось столь необходимое ей «окно в Европу».
            Сразу после взятия Ниеншанца Петр начал активные поиски места для строительства нового города. В поисках, как и во всех своих начинаниях, он участвовал лично. В 1713 году о Северной войне  была издана книга, носившая по обычаю того времени тяжеловесное название «Книга Марсова или воинских дел от войск царскаго величества россииских. По взятии преславных фортификацеи, и на разных местах храбрых баталии учиненных. Над воиски Его Королевскаго Величества свеиского». В этой книге записано, что государь «самолично осматривал близ к морю удобного места. И в скором времени изволил отыскать единый остров, зело удобный положением…»
            Речь идет о Заячьем острове. Этот остров занимает очень выгодное с военной точки зрения положение. Во-первых, он отлично защищен водой от внезапного нападения. Во-вторых, он невелик по размерам, и крепостные стены можно планировать у самого уреза воды, что крайне усложнит действия неприятеля в случае высадки. В-третьих, своими орудиями крепость, расположенная на этом острове, может держать под прицелом  и Большую Невку, и Большую и Малую Неву – все рукава, на которые разделяется Нева в районе острова. Таким образом, проход из Финского залива в этом месте прочно блокируется.
           Лично Петру пришла в голову мысль положить начало городу на Неве именно в этом месте, или кто-то ему подсказал? На этот счет точных свидетельств не сохранилось.  Исследователь жизни Василия Корчмина А. В. Кирюхин высказывает предположение, что решение расположить будущую Петропавловскую крепость на Заячьем острове предложил именно герой нашего рассказа. Знаменательно, что после этого Корчмин стал получать очень серьезные задания, связанные с инженерной деятельностью. Об этом речь пойдет ниже.
            16 мая 1703 года, в день Святой Троицы, началось строительство будущего Санкт-Петербурга. В этот же день Василию Корчмину было поручено установить артиллерийские батарей на острове, расположенном по соседству с Заячьим. Его задачей была охрана нового строительства со стороны моря: Петр опасался внезапного нападения шведского флота. Местные финны называли этот остров Хирви-Саари. На мысу, который указал сам Петр, оборудовали артиллерийские позиции. По некоторым свидетельствам, находились они на том самом месте, где теперь возвышается здание Биржи, одно из красивейших в городе.
            Тем временем на Заячьем острове кипела работа. Назначенный комендантом будущего города А.Д. Меншиков развил кипучую деятельность. Строительство крепости не прекращалось ни днем, ни ночью. На остров, где обосновалась артиллерия Корчмина, то и дело направлялись лодки и баркасы: везли боеприпасы, пополнения, строительные материалы, провиант. Часто приезжали гонцы от Меншикова или даже от самого Петра. На доставляемых пакетах было начертано: «Василью на острову». Адрес – проще некуда. Всем было понятно, кому следует передать данный пакет. В Преображенском полку Корчмина теперь только так и называли – Васильем с острову. Прошло несколько месяцев, и остров тоже стали называть Васильевским. Так имя нашего героя пополнило российскую топонимику. Со временем и его фамилия даст название некоторым объектам. Что же касается Васильевского острова, то теперь это один из самых интересных и прославленных районов Санкт-Петербурга.
            Существуют данные о том, что Васильевским остров назывался и ранее, еще до появлении на нем батарей Корчмина. Так, например, историк Н. Устрялов указывает на то, что еще в XV – начале XVI века владельцем острова был новгородский посадник Василий Казимер, и что именно по его имени остров стал называться Васильевским. Но с того времени хозяева острова сменились. Финны называли его Хирви-Саари, а шведы собственного названия ему не дали. Следовательно, современное название Васильевского острова происходит все-таки от имени Корчмина. Так трактуют данный факт и современники описываемых событий: немецкий ученый и профессор петербургской академии наук Якоб Штелин, генерал-экипажмейстер Брюйнс, Андрей Константинович Нартов, автор «Достопамятных повествований». Последний, в частности, пишет о Василии Корчмине: «… бомбардирской роты офицер, которого батареи на Васильевском острову на берегу устья реки Невы с великим успехом действовали в море против приплывших шведов и по имени которого прозван сей остров».
            Еще следует отметить труд ученых-картографов Н. Богданова и В. Рубана, появившийся в конце 70-х годов XVIII века, озаглавленный «Историческое, географическое и топографическое описание Санктпитербурха». Авторы этого сочинения также утверждают, что Васильевский остров назван именно в честь Василия Корчмина.

9.
            В середине августа 1704 года наступила очередь  Нарвы. Еще 26 апреля 1704 года П. М. Апраксин с отрядом в 2500 человек занял устье реки Наровы. 12 мая шведский флот попытался доставить запасы и подкрепление в Нарву, но был встречен огнём русских береговых батарей и отошёл к Ревелю. 30 мая русская армия под началом генерала от инфантерии А. И. Репнина переправилась на левый берег  Наровы. Она заняла позицию, которую занимала в 1700 году. Четыре драгунских полка обложили собственно крепость Нарву, два полка окружили Ивангород. Корпус П. М. Апраксина остался у устья Наровы. Шведский комендант Рудольф Горн командовал гарнизоном численностью от 2,5 до 3,5 тысяч человек при 570 орудиях.
            Первоначально Нарву хотели взять хитростью.  Русскому командованию стало известно, что среди осаждённых распространился слух, будто им на помощь идёт из Ревеля отряд генерал-майора В. А. Шлиппенбаха. Тогда Пётр придумал устроить «маскарад»: переодеть 4 русских полка в синие шведские мундиры. Полки (Семёновский и Ингерманландский пехотные, а также драгунские Ивана Горбова и Афанасия Астафьева) должны были изображать корпус Шлиппенбаха. 8 июня 1704 года «маскарадный» корпус во главе с Петром двинулся к крепости.
Их притворно атаковали осаждающие во главе с А. Д. Меншиковым и А. И. Репниным. На помощь «ряженым» из крепости вышел небольшой отряд шведов под командованием подполковника Маркварта. Русские попытались отсечь шведов от крепости, однако русская хитрость была открыта раньше времени и войти внутрь им не удалось.  Но большая часть шведского отряда была уничтожена.  Четырех офицеров, включая самого подполковника Маркварта, и 41 солдата удалось взять в плен.
                Русским пришлось вести «правильную» осаду. Пушки и мортиры больших калибров должны были доставить водным путём из Санкт-Петербурга.
            Отряд генерал-майора В. А. Шлиппенбаха, шедший на помощь Нарве, был встречен и отброшен назад к Ревелю отрядом полковника К. Э. Ренне.  За этот успех Ренне получил чин генерал-майора, став первым русским генералом от кавалерии.
            20 июня под стены Нарвы прибыл новый русский главнокомандующий генерал-фельдмаршал-лейтенант Г. Б. Огильви. 30 июня Пётр I покинул осадный лагерь под Нарвой и отправился к Дерпту, осажденному войсками Б.П. Шереметева.
             30 июля осадные орудия были доставлены. Осаждающие начали бомбардировку Нарвы и Иван-города из 40 пушек и 24 мортир. Василий Корчмин и здесь командовал русскими батареями.
            Петр предложил шведам капитулировать, но комендант крепости Р. Горн отверг это предложение в грубой форме, намекая на недавнее поражение русских под стенами Нарвы. Тогда было решено брать крепость штурмом.
            В ночь на 9 августа осадные войска, разделённые на три корпуса, собрались в траншеях. Из полков были вызваны солдаты-штрафники.  Им было приказано нести и ставить к стенам штурмовые лестницы, за что было обещано прощение.
            Генерал-лейтенант А. А. фон Шембек руководил атакой бастиона Виктория, генерал-майор И. И. Чамберс приступил к бастиону Гонор, а генерал-майор Н. Г. фон Верден — к равелину между бастионами Виктория и Фама. В полдень дан был сигнал к атаке пятью пушечными выстрелами. К 3 часам главный вал был уже во власти русских. Отброшенный со стен, гарнизон укрылся в стенах старого города, комендант приказал бить сдачу, но гул битвы заглушил сигналы. Ворота были взломаны, и штурмующие ворвались внутрь крепости. Началось преследование и истребление гарнизона и жителей. Кровопролитие было остановлено только Петром. Гарнизон пытался отступить к Ивангороду, но большая его часть, в том числе и комендант, попали в плен.
            За отличие при штурме Нарвы Лейб-гвардии сержант Василий Дмитриевич Корчмин был произведен в подпоручики.
  16 ноября 1704 года фельдмаршал Б.П. Шереметев получил от Петра следующий приказ: «Предлагаем учинить без отговорки и держать гораздо тайно: когда реки станут, собраться с конницею пристойным числом, идти прямо в Курляндию на генерала Левенгаупта, у которого, сказывают, десять тысяч, а нет полных и осьми, и там над ними поиск учинить, что возможно…»
            Шереметев с пятью полками и пятнадцатью орудиями немедленно двинулся на Витебск. Артиллерией в его отряде командовал Василий Корчмин. Одновременно на Полоцк двинулось войско под командованием генерала Репнина.
            Однако в этом году добраться до Курляндии русским войскам было не суждено. Дело в том, что поляки, узнав, что русские вошли в пределы Литвы, подняли шум, требовали удалить иностранные войска со своей территории, отказывались снабжать армию провиантом и фуражом. Пришлось русским отрядам  зимовать в Витебске и Полоцке. Только к лету недоразумение удалось устранить.
            В конце июня 1705 года наконец выдвинулись в Курляндию. Задачей Шереметева было  отрезать Левенгаупта от Риги и блокировать его войска в Бауске и Митаве.   
 Когда русские полки подошли к Бауску, отряда Левенгаупта там не было. Местный гарнизон закрылся в крепости. Шереметев отрядил полторы тысячи драгун под командованием генерала Бауера для разведки боем под Митавой. На следующее утро драгуны неожиданно напали на митавский посад. Шведы, застигнутые врасплох практически не оказали сопротивления. Драгуны ворвались в земляную крепость. Комендант Митавы полковник Кнорринг едва сам не попал в плен. В последний момент он успел на лодке уплыть на остров посреди реки Аа и укрыться в старом замке. Драгуны, взяв пленных до 80 человек и две пушки, вернулись к основным силам. Когда Левенгаупт с конницей пришел к Митаве, русских там уже не было.
            Шведский отряд отошел к Мур-мызе и стал там лагерем. Шереметев принял решение атаковать неприятеля. Он рассчитывал выманить шведов из укрепленного лагеря, а потом ударить из засады кавалерией, спрятанной в лесу. И снова Василию Корчмину предстояло принять участие в полевом сражении, как при Эрестфере и у Гуммельсгофа.
            Утром 15 июля 1705 года русские полки сходу атаковали неприятеля. Корчмин выдвинул свои батареи на фланг и открыл по шведам огонь. Те ответили. Тем временем Левенгаупт сумел обмануть русскую пехоту, переместив несколько своих батальонов с фланга на фланг. Русским показалось, что шведы отступают, и они без приказа все двинулись вперед, из-за чего возникла свалка. Тем временем драгуны, уже было опрокинувшие шведов, добрались до обоза и начали его грабить. Это дало шведам возможность перестроиться и собраться с силами. Бой продолжался до наступления темноты.
            Осторожный Шереметев посчитал дело проигранным, и, опасаясь полного разгрома, приказал отступать, бросив пушки в болото. Как ни пытался Корчмин спасти орудия, ничего не получилось. Пришлось срочно уходить самим.
            На следующее утро Шереметев отправил царю донесение об «изрядной конфузии при Мур-мызе». Все ждали страшного гнева Петра и всяческих кар. Но реакция государя была неожиданной. Через несколько дней от него пришло довольно спокойное послание, в котором царь сообщал: «Письмо ваше я принял, из которого выразумел некоторый несчастный случай: он учинился от недоброго обучения драгун, о чем я многажды говаривал…»
            Через две недели войско Шереметева снова двинулось в поход  к Риге. Петр тем временем с войсками Репнина вступил в город Митаву и послал коменданту Митавского замка полковнику Кноррингу предложение сдаться. Комендант ответил отказом. Русские приступили к осаде. Активных действий осаждающие вести пока не могли из-за отсутствия тяжелой артиллерии, оставшейся в Полоцке на зимних квартирах. Доставить их под Митаву было поручено подпоручику Корчмину.
            В середине августа Василий прибыл в городок Друя. Пушки должны были уже доставить туда. Но там он никого и ничего не обнаружил. Тогда он бросился в Полоцк, где выяснилось, что орудия еще не отправляли. Корчмин царевым именем заставил шевелиться коменданта и прочих должностных лиц, ответственных за отправку орудий. Вскоре все необходимое было погружено на струги. По Западной Двине они пришли в Друю, затем в Крыжборг. Далее, перегрузив орудия на подводы, двинулись по суше. 29 августа артиллерия была доставлена в Митаву.
            2 сентября начался обстрел замка. И уже на следующее утро шведы согласились на капитуляцию. Вторично после взятия Ниеншанца артиллерия решила исход дела. В письме к А.Д. Меншикову, который тогда находился в Гродно, Петр назвал действия мортирной батарей «танцем, который шведам знатно не полюбился».  В Митавском замке победителям достались весьма богатые трофеи: 290 пушек, 23 мортиры, 35 гаубиц, большое количество ядер, бомб, пороха, ручных гранат. Получивший сообщение о взятии Митавского замка Меншиков, в ответном письме Петру написал: «…за здравие тех, которых прилежными трудами … виктория получена, при трех выстрелах из нескольких пушек довольно пили».
            Сразу же после взятия Митавского замка Корчмина ждало новое задание Петра: под командой майора Преображенского полка Марка фон Кирхена идти с отрядом и артиллерией на Бауск. 8 сентября 1705 года русский отряд высадился на правом берегу речки Муша несколько выше Бауска. Ночью они скрытно подошли к стенам замка и оборудовали шанцы для пехоты и артиллерийские позиции. Когда же утром комендант Бауска Михаил Шталь фон Гольштейн вышел на крепостную стену, он с ужасом увидел подготовленные позиции русских войск, занявшие все пространство между берегами рек Муша и Мемеле. Замок был отрезан от суши.
            По традиции послали шведам предложение о капитуляции. Через несколько часов осажденные согласились сдаться, выставив, правда, ряд условий. Фон Кирхен и Корчмин немедленно составили послание государю, в котором описали условия капитуляции шведов: «Просили они, чтобы дать их восемь пушек, а будут благодарны и двумя. А прочие пункты, чаем, что не противны. Также офицеры спрашивали в послании, кто будет теперь комендантом замка и просили указаний насчет своих дальнейших действий. Через два дня Петр прислал ответ. Он велел соглашаться на все условия шведов, только «добрых пушек и ружья им не давать». Для принятия капитуляции был прислан для солидности генерал-майор Чамберс, командир лейб-гвардии Семеновского полка. Он сам окончил переговоры с неприятелем: сошлись на том, что шведов отпускают с ружьями и с четырьмя гаубицами.
            Теперь задача Василия Корчмина под Бауском была выполнена. Командующий здесь войсками Аникита Иванович Репнин приказал ему возвращаться со своими батареями в Митаву, поскольку в Бауске осталось артиллерии более чем достаточно для обороны.
            Доставив орудия в Митаву, Корчмин снова поспешил в Бауск для освидетельствования и проверки тамошней артиллерии. Вместе с ним отправился его давний товарищ по службе в бомбардирской роте Михаил Щепотев. Не за горами были уже новые большие дела.

10.
            К осени 1705 года русская армия попала в довольно сложное положение. Несмотря на ряд серьезных военных успехов в Прибалтике, главные силы русских в Гродно не могли чувствовать себя в безопасности.
            Дело в том, что союзник России – польский король Август II со своей польско-саксонской армией воевал совсем не так успешно, как русские в Курляндии и Лифляндии. Точнее, Карл XII их разгромил. Создалась реальная угроза вторжения шведов в Саксонию. Август готов был заключить с Карлом сепаратный мир. Чтобы отвлечь внимание шведов от Саксонии, русская армия и сосредоточилась в Гродно, угрожая оттуда Карлу XII.
            19 сентября генерал Репнин также получил приказ Петра двигать вверенные ему войска и артиллерию к Гродно. К октябрю-ноябрю царю удалось собрать в районе Гродно 45 пехотных батальонов, шесть драгунских полков и более 100 орудий. Артиллерию обслуживал недавно учрежденный Петром артиллерийский полк. Этой крупной артиллерийской частью командовал генерал Яков Вилимович Брюс.
            Август II также прибыл в Гродно. Петр часто собирал военные советы, на которых обсуждали вопросы противодействия Карлу XII, если тот примет решение двинуть свои войска в Литву. Но шведы находились в Варшаве на зимних квартирах, и, по всей видимости, до весны ничего предпринимать не собирались. Тем временем наступала морозная и снежная зима. Теперь движения шведов были маловероятны. Петр даже отбыл в Москву, оставив армию на Августа II и фельдмаршала Огильви, которого на русскую службу рекомендовал также Август.
            Но Карл XII снова показал себя незаурядным полководцем: он обманул ожидания противников, и, несмотря на сильные морозы, в начале января 1706 года выступил со своей армией в поход. Огильви не удосужился наладить разведку. Поэтому о движении шведской армии в Гродно узнали слишком поздно. Карл XII, совершив стремительный марш, был уже вблизи города, занятого русскими войсками.
            Правда, шведский король не решился штурмовать русский укрепленный лагерь, поскольку это грозило ему большими потерями. Но он отвел свою армию к местечку Желудки, расположенному в 70 верстах от Гродно. Тем самым он перерезал главные коммуникации, по которым осуществлялось снабжение русской армии провиантом и фуражом. Шведские разъезды стали перехватывать русские команды, высылаемые для заготовки продовольствия, а также гонцов, посылаемых в Москву.
            Напуганный шведами, Август тайно бежал из Гродно, прихватив с собой два драгунских полка. После он объяснял это намерением привести из Саксонии войска для помощи русским. Через некоторое время Огильви предложил всей армии покинуть город и двинуться на соединение с саксонцами. Но русские генералы его категорически не поддержали: ведь, оставь они Гродно, у Карла XII появлялась отличная возможность двинуться прямо на Москву. Меншиков послал Петру депешу о намерениях Огильви. Ловкий гонец сумел обойти шведские разъезды и доставил донесение адресату. Петр гневно отверг план фельдмаршала и отстранил его от командования. Он повелел отводить войска к Киеву. При этом он распорядился «брать с собой что возможно полковых пушек … алтилерию тяжелую бросить в воду». Вскоре он подтвердил этот приказ: «О пушках тяжелых не размышляйте: ежели за ними трудно будет отойти, - разорвав их, бросить в Неман».
            Василий Корчмин тяжело переживал это распоряжение Петра: второй раз ему приходилось бросать исправные тяжелые орудия, которыми он командовал. Впервые это произошло при Мур-мызе… К тому же крайне разъяренный Яков Брюс «порадовал его новостью, будто Огильви положил им новую «свинью»: он приказал всех артиллерийских лошадей отогнать из Гродно. Следовательно, приходилось оставить все орудия и амуницию.
            Тем временем оперативная обстановка продолжала осложняться. Саксонские войска, на помощь которых надеялась русская армия, потерпели очередное сокрушительное поражение от шведов под Фрауштадтом. Эта конфузия была тем более позорной, что сил у шведов было втрое меньше, чем у саксонцев.
            Петр срочно прибыл в Смоленск, откуда рассылал соратникам указания, что им делать для успешного выхода армии из ловушки, устроенной Карлом XII. Именно в Смоленске Петр наметил меры, которые позволили бы преградить неприятелю путь в центральные районы России. Он вызвал из Дерпта тамошнего коменданта Кирилла Нарышкина, приказав ему захватить с собой «чертеж землям отселе до Пскова». Нарышкин срочно выехал в Смоленск, но царя там уже не застал. Тот переехал в Оршу. Там и нагнал его дерптский обер-комендант. Результатом этой встречи стал государев указ о строительстве засечной линии от Смоленска до Пскова. Это грандиозное предприятие Петр поручил Нарышкину. По своему обыкновению, он, как опытный инженер, до мелочей расписал, что, где и как строить: где рубить лес и  делать засеки, где использовать водные преграды, где отсыпать земляные валы.
            Оставалась вероятность, что Карл XII попытается обойти эту оборонительную линию с юга. Но и это предусмотрел русский царь. Засечную линию, которая перекрыла бы путь вглубь России с юга, протянувшуюся от Смоленска до Брянска и далее в южные степи, он поручил возвести Василию Корчмину.
            В ночь на 23 марта 1706 года русская армия переправилась на левый берег Немана и ускоренным маршем пошла на Брест-Литовск. После дневного отдыха войска повернули на Киев. О том, что русская армия выскользнула из ловушки, шведы узнали через несколько дней. Карл XII приказал следовать за ней. Но на Немане уже начался ледоход. Мосты были снесены. Пришлось выжидать несколько дней и наводить новые. В погоню шведы решили двинуться кратчайшим путем – через Пинские болота. Там они задержались надолго. Догнать русскую армию было уже невозможно. Она пришла в Киев.
            Пока русская армия маршировала к Киеву, Василий Корчмин уже вовсю трудился на созданием южной части засечной линии против шведов. Он все-таки сумел пробраться сквозь кордоны неприятеля из Гродно в Минск, встретиться там с царем Петром и лично получить от него необходимые инструкции и разъяснения. Инструкции венценосного инженера были, как всегда очень подробными. Царь велел «засеку делать в лесах на сто пятьдесят шагов шириною. А где леса прервутся, там вал земляной насыпать. Только того смотреть, чтобы линии недолги были и для того искать такие места. Все дороги малые след тоже засечь. Большие же дороги оставить проезжими для продвиженья своих войск и доставки грузов. Для охраны тех путей сделать равелины с палисадами и шлагбаумами. Позади засечной той линии параллельно ей провести дорогу новую в девяносто шагов широтою. Где встретятся болоты и речки, мосты мостить…»
            Из Минска Василий Дмитриевич спешно направился в Брянск, наиболее крупный город, расположенный примерно в середине будущей засечной линии. Ему предстояло расшевелить и заставить быстро действовать разнокалиберных чиновников: воевод, бурмистров, приказных дьяков и прочих, спокойно сидевших вдалеке от начальства и грозных событий, а потому считавших затею царя делом ненужным и бесполезным. В середине апреля Корчмин писал Петру из городка Почепа, который расположен в семидесяти верстах от Смоленска на реке Судость: «По указу Вашего Величества я зачал засечную линию от Смоленска, как видно из прилагаемого чертежа. Близ линии стоят Брянск, Рославль, Трубчевск. Довлеет хоть мало их покрепить, а Брянск всеконечно…»
            Несколько недель не вылезая из седла, Василий ездил по четырехсотверстной линии, организовывая работы, рисуя всевозможные планы засек, чертя конструкции малых и больших укреплений, давая указания местным начальникам. Особое внимание он уделил укреплению Брянска, где находилась единственная крепость вплоть до Чернигова. Брянск был выгодно расположен и хорошо вооружен. Кроме того, это была крупная база снабжения русской армии.
            Именем Петра Корчмин велел брянскому коменданту Ивану Ржевскому спешно приступать к возведению бруствера и строительству палисадов в указанных им местах. Орудий в крепости было много, но они были рассредоточены по всему ее периметру. Василий велел собрать их все на западном направлении, ведь только оттуда мог появиться неприятель. Таким образом мощь брянской артиллерии на угрожаемом направлении возросла многократно.
            Василий Дмитриевич обследовал местный арсенал и организовал ремонт старых ружей, пищалей и пушек. Он нашел и переписал мужчин, ранее прошедших военную службу, а самое главное – знакомых с артиллерийским делом и приставил их к крепостным орудийным расчетам. Он организовал небольшие заводы по производству селитры, а также кожевенный и железоделательный. Для отправки готовой продукции в Киев было построено более пятидесяти стругов. Правда, по небрежению коменданта Ржевского эти струги следующей весной смыло половодьем и разметало далеко по окрестностям Брянска. Кроме того, Адмиралтейство выпустило распоряжение учрежденные им незаконно заводы, закрыть, а имения отписать в казну. По-видимому, кто-то написал на него донос, что он присваивает себе доходы от предприятий, учрежденных как казенные. Скорее всего, эта клевета исходила от самого Ивана Ржевского, ненавидевшего Корчмина за то, что приходилось выполнять его распоряжения, хотя тот был младше чином и, главное, худороднее.
            Корчмин тогда послал царю грамоту, в которой жаловался на несправедливость возведенных на него обвинений. В ней он писал: «…умилосердися нодо мной, возстави незверженного, чтоб не был в посмеянии, и которыя дела зачаты в надеянии на Вашу царскую милость, чтоб не были уничтожены».
            Тем временем при попустительстве Ржевского работы по укреплению Брянска почти совсем остановились. Тогда Корчмин пишет новое послание царю, где излагает целую программу действий по скорейшему выполнению государевых указаний. Это послание Василий заканчивает обещанием порученное дело выполнять «с  радением и чистотою, и в чем потщуся не постыдной ответ дать».
            Петр своему бомбардиру доверял и хорошо его знал. Поэтому он распорядился разобраться в его деле и вернуть его деревеньки, которые были несправедливо отписаны в казну. Самого же Корчмина царь не забыл подбодрить. Кстати, теперь он уже носил чин поручика лейб-гвардии Преображенского полка.
            В июле 1706 года, отчаявшись догнать русскую армию и разбить ее, Карл XII двинул войска на запад, видимо, решив добить Августа II. Опасность шведского нападения на центральные российские области временно отпала. И сразу работы на строительстве засечной линии были резко свернуты. Похоже, даже Петр переключился на другие неотложные дела.
            18 января 1707 года Корчмин получил от царя грамоту, в которой сообщалось, что по имеющимся у него данным в Брянске и уезде «умножилось подьячих и дьячков и прочих нижних чинов, а наипаче церковников всяких, без дела обретающихся». В связи с этим Петр велел Василию, «разобрав их», годных для службы направить во вновь сформированный драгунский полк генерала князя Меншикова. В результате в армию было набрано более 500 человек, а чуть позже – еще 1000. Также Корчмин в это время занимается мобилизацией лошадей для Преображенского полка, организует производство пик для формируемых конных частей.
            Весной, примерно в конце марта – начале апреля Петр срочно вызвал Василия Дмитриевича для срочного разговора. Для этой цели из Львова, где тогда находился царь, прискакал поручик Андрей Ушаков, который привез государево послание Корчмину и должен был сменить Корчмина в Брянске и закончить начатые им дела. Василию предписывалось срочно прибыть в местечко Жолкву недалеко от Львова. С какой целью Петр вызывал своего бомбардира, в послании сказано не было.
            Как потом выяснилось, царь вызывал Корчмина на совещание, где предполагалось обсудить план активной обороны на случай шведского вторжения в российские пределы. Но Василия что-то задержало. Что именно – доподлинно неизвестно. Причем, это что-то было настолько важным, что царь не выразил по этому поводу неудовольствия. А намеченное Петром совещание пришлось перенести на конец апреля, поскольку не успевал прибыть на него не только Василий Дмитриевич, но и другие приглашенные, среди которых были Шереметев, Репнин и ряд других крупных военачальников. И к этому сроку Корчмин уже не опоздал.


11.
             25 апреля 1707 года Петр направил в Москву,  в свою Ближнюю канцелярию, ряд поручений государственным учреждениям и отдельным лицам, так называемые «статьи». В этом документе под третьим пунктом записана «статья», в которой говорилось: «Також надлежит сии городы Кремль и Китай укрепить, для чего послан будет Василий Корчмин и прочие с ним…»
            Оказывается, Карл XII не оставил мысли сокрушить Россию Он даже вынашивал планы свергнуть с русского престола Петра и на его место посадить польского принца Якова Собесского. Разведка доносила Петру, что, принимая австрийского посланника, шведский король заявил, что хочет навестить варваров в Москве. Он говорил также, что не будет тратить время на осаду Нарвы и других занятых русскими крепостей, а двинется сразу на их столицу. В успехе предприятия Карл не сомневался. Значит, ждать похода шведов на Москву следовало не позднее лета 1707 года.
            6 мая 1707 года, сразу после вышеупомянутого совещания, вышел царский указ об отправке Василия Корчмина в Москву. Ему поручалось возглавить работы по подготовке столицы к возможной осаде. В указе было подробно расписано, чем конкретно следует заниматься Василию Дмитриевичу: «Надлежит укрепить Кремль таким образом: от башни от Охотского ряда наченши даже до Свирловой гораздо укрепить… В башнях мосты сделать на куртины, многие лестницы добрые, амбрисуры и прочее надлежаще учинить и пушки поставить. Когда Кремль готов будет или работноков столько будет, то и Китай вдруг (или после) також укрепить… Как в Кремле, так и в Китае в удобных погребах устроить на порох места и прочее, к осаде распорядить мосты подъемные… В удобных куртинах для выхода калитки сделать и прочее все, как в укреплении города, так и в алтилерии для обороны все учинить… Все учинить с крайним прилежанием и спехом, как честному человеку надлежит пред Богом и светом ответ дать».
            Между 15 и 20 мая Корчмин прибыл в Москву. И немедленно приступил к выполнению возложенной на него задачи. Организовать работу в Москве оказалось значительно труднее, чем в Брянске. Здесь руководили вельможи, игравшие в государстве первые роли. Скромный чин царева посланца не внушал им большого уважения. Часто его старались не замечать и пропускали мимо ушей многие предложения по организации работ.
            Василий остро нуждался в помощниках. Такового он нашел в Сухаревой башне, где тогда находилась школа. Это был иноземный офицер на русской службе, которого звали Ульрих фон Шперейтер. Он один из немногих тогда в Москве разбирался в математике, геодезии, артиллерии, инженерном деле. Этот немец позже доставит Корчмину много неприятностей, но других тогда найти не удалось.
            Шперейтеру с его учениками было поручено снять новые планы Кремля и Китай-города: старые планы, имевшиеся в Дворцовом приказе, безнадежно устарели. Сам Василий занялся выбиванием у местного начальства людей, лошадей, инструменты, подводы, лес и прочие строительные материалы. Он обивал пороги различных приказов, ходил на поклон к боярину И.А. Мусину-Пушкину, к коменданту Москвы князю М.П. Гагарину, к замещавшему Петра в его отсутствие  князю-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому.
            В начале июня удалось приступить к земляным работам, хотя удалось собрать только половину необходимого количества людей и материалов. Одновременно Корчмин направил Петру на утверждение чертежи предполагаемых укреплений Кремля и Китай-города, а также план работ. Зная привычку црая самому вникать во все мелочи дела, он хотел заручиться  согласием государя с проектом предстоящих работ и получить его замечания.
            По плану Корчмина Китай-город следовало обнести земляным валом с бастионами, обращенными к Белому городу. Этот вал должен иметь шесть фронтов. Земляные укрепления должны примыкать к городской стене. Перед валом предполагалось выкопать ров, который бы при необходимости заполнялся водами Москвы-реки и Неглинки. Некоторые места земляного сооружения следовало усилить палисадами и небольшими равелинами. Земляной вал предполагалось возвести и перед стенами Кремля.
            Петр внес в представленный ему план ряд замечаний. В частности, он отметил, что с церквей Белого города, что близко стоят к земляному валу, просматривается все, что происходит в стане осажденных. Царь дал много дельных советов насчет размещения пушек на куртинах и ряд других. Он не оставлял своего бомбардира наедине с его огромной задачей и постоянно слал ему наставления.
            Несмотря на постоянные нехватки людей, подвод, лошадей, материалов и инструментов, строительство укреплений продвигалось. В начале августа начали отсыпку земляного вала вокруг Китай-города, от Москвы-реки до Неглинной. Одновременно насыпи обкладывали дерном, чтобы не допустить их осыпания, возводили болверки.
            Множество проблем возникало при работах в самом Кремле. Оказалось, что кремлевские стены имеют слишком высокие зубцы, мешающие артиллеристам целиться и обслуживать орудия. Необходимо было строить специальные банкеты, чтобы поднять артиллеристов выше, поскольку ломать зубцы главного кремля государства вряд ли кто-нибудь позволил.
            К концу августа многое было уже построено. На нижних фланках вала вокруг Китай-города устанавливали пушки, готовили орудийные площадки на верхних фланках. Земляной вал со стороны Москвы-реки мог быть подмыт при первом же половодье, поэтому его пришлось защитить бревенчатым частоколом, засыпать щебнем и битым кирпичом.
            20 августа Петр прислал Корчмину депешу из Варшавы. Он сообщал, что получил «подлинную ведомость» о том, что шведы выходят из Саксонии. Цель их движения пока неизвестна, но возможно, что двинутся и на Москву. Поэтому царь требовал: «…как возможно спешите в работе, чтоб все земляное дело сего лета скончать». Для инспекции работ он направил также своего доверенного человека капитан-поручика Петра Ознобишина, чтобы тот все осмотрел своими глазами и ему доложил. По-видимому, посланец убедился, что делается максимум возможного, поскольку вслед за его визитом гнева Петра не последовало.
            Об успешном ходе строительства свидетельствует и английский резидент в Москве Чарльз Витворт. В одном из донесений в Лондон он сообщает: «Возведение укреплений вокруг Москвы настойчиво продолжается: первый бастион внутреннего городского вала окончен; по этому случаю один из знатнейших сановников, Гагарин, дал большой обед…» Слуги князя Гагарина также выкатили бочки с вином и бесплатно поили рабочих, была устроена стрельба из пушек, установленных на новом бастионе.
            Долгое время циркулировали слухи о том, что Василий Корчмин, желая добиться более удобных секторов обстрела крепостной артиллерии Кремля и Китай-города, собирался снести Покровский собор, более известный как храм Василия Блаженного, и еще ряд уникальных архитектурных памятников. Позднейшие исследования показали, что эти слухи не соответствуют действительности. А родились они потому, что один из иностранных резидентов, а именно австрийский посланник в Москве Отто-Антон фон Плейер 26 мая 1707 ода отправил донесение императору Иосифу I. В этом донесении, помимо всего прочего, сообщалось, что, якобы, по плану Корчмина «старинная красивая церковь возле Кремля должна быть срыта, знаменитый с древних времен Гостиный ряд, Литейный двор … предполагается разрушить, иначе нельзя будет стрелять».
            Откуда эти сведения почерпнул фон Плейер, неизвестно. Неясно также, какую церковь он имел в виду, поскольку на Красной площади их две: храм Покрова и храм Казанской иконы Божьей матери. Есть еще Иверская часовня… Так какой же из этих храмов имел в виду австрийский посланник?
            Видимо, он воспользовался непроверенными слухами, а слухи родились из-за того, что Петр в одном из своих посланий говорил о том, что с близлежащих храмов можно наблюдать, что делается за стенами Кремля. Но, во-первых, никаких указаний насчет сноса храмов Петр не давал. Во-вторых, сам Корчмин такую идею выдвинуть не мог даже в порядке гипотезы, все-таки, не те были времена, а в-третьих, большого смысла в разрушении этих храмов не было, не такие уж большие площади они загораживают собой, и вряд ли сильно мешают стрельбе. И не надо забывать, что до стрельбы было еще далеко, произойдет ли она на самом деле, ясно не было. Так что, по-видимому,  обвинение в варварстве и желании снести выдающиеся памятники архитектуры, выдвинутое  против Василия Дмитриевича, беспочвенно и вызвано больше домыслами, чем объективными данными.
             Случалось ли Корчмину при строительстве московских укреплений вообще прибегать к сносу зданий? Да, случалось. Но его действия, буквально каждый его шаг в этом направлении контролировался высшим начальством, по любому поводу властям сыпались жалобы и доносы. Так, например, 13 июня 1707 года дьяки Посольского приказа Постников, Волков и Родостамов направили вице-канцлеру П.П. Шафирову, в котором сообщали, что Василий Дмитриевич приказал «для городового  дела комедийную храмину сломать».  Эта «Комедийная храмина» была сооружена на Красной площади по указанию Петра в 1702-1703 годах. Это было крупное здание, первый в России публичный театр, вмещавший более 500 человек. Оно располагалось приблизительно на том месте, где теперь находится Исторический музей, то есть рядом с Никольской башней Кремля. Вот оно действительно сильно мешало бы в случае начала военных действий. Под его прикрытием неприятель мог накапливать значительные силы перед штурмом, не будучи досягаем для защитников Кремля.
            Корчмин действительно распорядился разобрать это здание, взяв всю ответственность на себя. Шафиров немедленно донес об этом царю. Петр упрекнул своего инженера, но довольно мягко, понимая необходимость принятой Василием Дмитриевичем меры: «Однако, я слышу, что вы хочете … комедийный двор ломать, преж времени не надлежит того делать…» Но было уже поздно: когда Корчмин получил это замечание царя, здание, о котором шла речь, было уже наполовину разобрано. Но на будущее царь указывал: «… також и в протчих местах около Китая, где зело нужно, ломай и береги пропорцию фортеции».
            Вообще задача, выполняемая в Москве Василием Корчминым, была сложна до крайности. В одном из писем он отмечает, что «… лехче было б две новых фортеции построить, чем эту одну…» Поэтому весьма удивительно, почему некоторые исследователи всю ответственность за недочеты и погрешности при строительстве возлагают на поручика, исполнявшего обязанности главного инженера. Ведь главным ответственным  за ремонт и строительство дополнительных укреплений в Москве был назначен боярин и сенатор И.А. Мусин-Пушкин. Важную роль в этих работах играл военный комендант Москвы М.П. Гагарин. Следил за ходом работ и князь-кесарь Ф.Ю. Ромодановский. Эти люди обладали огромной властью и средствами. Но все претензии почему-то предъявлялись лишь Корчмину.
            Исследователь биографии В.Д. Корчмина А.В. Кирюхин замечает еще одну несправедливость по отношению нашего героя. Чарльз Витворт в то время доносил в Лондон о том, что укрепления в Москве возводятся с прежним усердием, но, поскольку работы ведутся во время сильных морозов, то сам старший инженер опасается, как бы они не обрушились при весенних оттепелях. При этом фамилия старшего инженера не указывается. Кроме того, английский капитан Джон Перри в письмах Ф.М. Апраксину говорит, что некоторые из новых бастионов начали оседать и распадаться в своем основании. Иные из них обрушились прежде, чем выведены были до половины. Три бастиона, возведенные на болотистом берегу Неглинной уже дважды обрушались, их восстановили в третий раз, но все-таки нет уверенности, что будут надежны.
            Некоторые исследователи считают, что Петр, недовольный этими просчетами, отстранил Корчмина от руководства строительством. Но при этом они не учитывают, Василий Дмитриевич покинул Москву в октябре 1707 года. А описанные неполадки начались зимой с 1707 на 1708 год. В то время строительством руководил майор Шперейтер, заменивший Корчмина. И именно на нем лежит ответственность за оползающие насыпи и по два-три раза разрушающиеся бастионы.
            Осенью 1707 года строительство московских укреплений инспектировал царевич Алексей. Он направил отцу подробный отчет своей проверки, но в нем не высказано никаких претензий в адрес Корчмина. Кроме того, осенью того же года Москву посетил и сам Петр. И от него не было указаний по поводу отстранения Василия от работы. Просто он должен был переключиться на другое важное дело.

12.
            В этом месте нашего рассказа следует отступит по времени немного назад. А именно – в конец декабря 1706 года. Тогда, оставив строительство засечной линии, василий Корчмин неожиданно объявился в Москве.
            Доподлинно неизвестно, кто распорядился сменой места его службы. Наверняка, Петр был в курсе дела. Возможно, это Я.В. Брюс убедил его отправить поручика Корчмина для занятий артиллерийскими вопросами. Или сам царь считал усовершенствование и пополнение артиллерийских систем делом более важным, чем строительство оборонительных сооружений против шведов. Так или иначе, Василий Дмитриевич появился в Преображенском. Судя по всему, он сразу приступил к изготовлению чертежей нового орудия, которое придумал, видимо уже давно. Такое заключение можно сделать из строк письма Н.П. Павлова Я.В. Брюсу от 10 января 1707 года. Там есть такие строки: «Декабря день 23-й князю Федору Юрьевичу подал Васка Корчмин два чертежа мортир 9 да 3 пудов. Да гаубичный деревянный образец…»
            То есть, едва прибыв в Москву, Корчмин представил князь-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому готовые чертежи своих изобретений. Значит, работал над ними Василий Дмитриевич уже давно. И, по всей видимости, с этими изобретениями, по крайней мере, в общих чертах были знакомы и Брюс, и Петр. И, вероятно, Ромодановский имел на этот счет некие указания Петра, поскольку немедленно вызвал к себе дьяка Пушкарского приказа Никиту Павлова, того самого, что писал Брюсу о чертежах Корчмина, и отдал распоряжение начать отливку «новоманирных»  орудий. Всего их надо было изготовить 20 штук.
            Пушка новой конструкции была необычна тем, что это, собственно была не одна пушка. Кроме основного ствола на оси лафета между станинами и колесами размещались еще две 6-фунтовые мортирки. Необычное орудие имело ряд преимуществ перед обычными полковыми пушками, стоявшими тогда на вооружении. Вот важнейшие из них:
- значительно большая огневая мощь по сравнению с пушками прежних систем;
- более высокая эффективность в ближнем бою при стрельбе по наступающему противнику;
- более высокая скорострельность (поскольку вместо одного ствола – три);
- значительно меньшая масса по сравнению с орудиями уже имевшихся  конструкций.
            Все перечисленные качества, особенно последнее, были чрезвычайно важны, в частности для зарождающейся тогда конной артиллерии.
            18 января 1707 года Корчмин уже вернулся в Брянск, где продолжил руководить строительством городских укреплений и засечной линии в целом. А в конце мая он снова был в Москве, где начал работы по укреплению оборонительных сооружений Московского Кремля и Китай-города.
            Первым делом он провел осмотр имеющейся в наличии артиллерии и боеприпасов. Затем проэкзаменовал артиллерийских офицеров, бомбардиров и пушкарей, служивших в Москве. Тех из них, кто за время тыловой службы потерял квалификацию, он направил учиться в школу, находившуюся в Сухаревой башне. Он передал дьяку Павлову требование генерала Я.В. Брюса ускорить снабжение армии артиллерийскими припасами.
            Затем на него навалилась огромная и сложнейшая работа по строительству оборонительных сооружений. Но все-таки Василий Дмитриевич выкраивал время для работы в Преображенском, где находилась артиллерийская лаборатория. Там руководил работами давний сослуживец Корчмина Григорий Скорняков-Писарев. Бомбардиры под его началом заряжали бомбы и гранаты, усовершенствовали составы порохов и конструкции зажигательных трубок, делали орудийные лафеты, испытывали новые фейерверки и ракеты. Наш герой принимал живое участие в этих работах.
            Но главной работой ученого бомбардира было отыскание идеальной формы зарядной каморы орудийного ствола. Целью этих исследований было увеличение  дальности стрельбы и срока службы орудия. Параллельно эти же задачи пытался решить Я.В. Брюс. Они часто встречались с Корчминым, обсуждали полученные результаты, проводили испытания орудий. Итогом их совместной работы стала чугунная гаубица с длиной ствола десять калибров и новой конструкцией зарядной каморы. Ей дали название «бутель-камора». Она имела овальное дно, к казенной части орудия была шире, а к вертлюжной – уже.  Но при испытаниях выяснился явный недостаток такой конструкции: узкая часть каморы в процессе стрельбы выгорала гораздо быстрее, чем широкая ее часть. В конце концов камора приобретала цилиндрическую форму, как в полупудовых гаубицах.
            Проведя множество расчетов и испытаний, исследователи пришли к выводу, что самая оптимальная форма – коническая. Такая форма позволяла избежать главную неприятность, случавшуюся с орудиями того времени: ядра и бомбы неплотно прилегали к стенкам канала ствола. Это тем более было заметно, чем дольше стреляли из орудия. При конической форме зарядной каморы этот недостаток исчезал: снаряд заклинивался в ее сужающейся части даже тогда, когда ее стенки частично выгорели.
            У вновь созданного орудия улучшался целый ряд показателей: траектория полета снаряда становилась  более  настильной, увеличивалась дальность стрельбы и мощность действия картечи. Хорошие результаты показало новое орудие и при испытаниях в войсках. Единственным недостатком нового орудия была сложность изготовления. Это изобретение несколько опережало свое время. Поэтому в сухопутных войсках эта гаубица распространения не получила. Но на флоте в несколько измененном виде, в качестве фальконетов, она применялась. Ею вооружали галеры и малые фрегаты.
            Изобретение  Брюса и Корчмина нащло широкое применение в русской армии несколько позже, а именно – через 50 лет. Тогда два  других русских артиллериста, М.В. Данилов и М.Г. Мартынов, предложили конструкцию полупудовой гаубицы с такой же конической зарядной каморой, как и в орудии Брюса и Корчмина. Занимавший тогда должность генерал-фельдцейхмейстера П.И. Шувалов приказал запускать это орудие в серийное производство. На стволах новых орудий стали чеканить шуваловский фамильный герб, на котором был изображен единорог. Так в русской армии появились орудия, называемые «шуваловскими единорогами». Прообразом их были гаубицы, изобретенные Я.В. Брюсом и В.Д. Корчминым.

13.
            В 1708 году судьба снова привела Василия Корчмина на западные российские  рубежи.  Петр поручил ему подготовить для шведов ряд сюрпризов. Эти неожиданности должны были замедлить и максимально усложнить продвижение неприятеля, если он двинется вглубь России.
            Весной Василий Дмитриевич работал в Смоленске. На берегу Днепра он со своими помощниками устроил мастерские, где начали строить брандеры – суда, начиненные взрывчатыми и горючими материалами. С их помощью предполагалось уничтожать суда противника, а также мосты.
            Одновременно группа Корчмина занималась изготовлением фугатов – так тогда называли мины. Фугат представлял собой деревянный ящик, в который закладывалась пудовая бомба с короткой зажигательной трубкой, к которой присоединялся огнепроводный шнур. Для усиления разрушительной мощи в фугат клали еще несколько гранат. Таких мин было изготовлено более 200.
            Эти работы заняли всю весну и лето. Карл XII тем временем, после неудачной попытки пройти на Москву через Смоленск, двинул свои войска на юг. Корпус Левенгаупта, который должен был доставить главным силам шведов боеприпасы и провиант, был разбит в сражении при Лесной. Русские разъезды все время крутились поблизости от главных сил шведов, чтобы вовремя сообщить командованию, если Карл вздумает повернуть на Москву. Корпуса Шереметева и Меншикова забирали его войско в клещи. Спешно укреплялись небольшие обветшавшие крепости, лежавшие на путях вероятного движения шведов.
            Одним из таких городков был Стародуб. На его укрепление был в очередной раз командирован Корчмин. Как и во многих других местах, укрепления Стародуба находились в запустении, многое пришло в негодность. Имея мало сил и времени, поручик Преображенского полка принялся за это безнадежное дело. Он организовал круглосуточные работы, воодушевлял солдат и мобилизованных крестьян личным примером, и дело кое-как двигалось.
            И вот, в начале октября, шведы, не решившись наступать на Почеп, где находились войска Шереметева, повернули на Стародуб. Туда же, чтобы перекрыть им дорогу, двинулся и Шереметев. На усиление стародубского гарнизона был направлен полк под командованием полковника Фелейгейма.
            Из-за нехватки людей оборонительные сооружения Стародуба завершить не успели. Об этом Фелейгейм доносил Шереметеву: «…фортеция стародубская ко удержанию в наступление неприятельское зело слаба. Фельдмаршал в ответном послании просил «сколько возможно крепить». Но времени на это уже не оставалось. И Фелейгейм, и Корчмин хорошо понимали, что если осада Стародуба окончится плохо, то это будет означать и их гибель.
             Спасло Стародуб чудо. Шведы обошли крепость с двух сторон и направились к деревне Тарасовка, расположенной на Черниговском тракте. Защитники Стародуба облегченно вздохнули. Чтобы узнать о дальнейших планах неприятеля, на военном совете решили произвести против шведов поиск и взять языков. Поиск прошел успешно. Драгунам удалось захватить нескольких пленных, от которых узнали, что Карл XII решил двинуть свою армию на Новгород-Северский, чтобы пополнить там запасы провианта и двинуться на Москву через Севск.
            Итак, шведы повернули на  Малороссию. Всем бомбардирам было приказано вернуться в свою роту, входившую в армию Шереметева и находившуюся в Погаре. А в конце октября шведский король решил двигаться к Батурину, куда звал его украинский гетман-изменник  Мазепа, обещая пополнить запасы провианта и боеприпасов.
            Но когда шведы вышли на берег реки Десны, их ждал неприятный сюрприз: оказалось, что мост через реку разрушен, а на противоположном берегу стоят русские войска с десятком полевых орудий. Это был передовой отряд Шереметева в составе семи батальонов. Можно предположить, что артиллерией в этом отряде командовал Василий Корчмин. Русский отряд действовал настолько эффективно и умело, что в течение четырех суток вся шведская армия не могла с ним справиться и форсировать Десну. Иэто – несмотря на трехкратное преимущество шведов в артиллерии. Только когда у русских кончились боеприпасы, он отступили. Шведы потеряли тогда около двух тысяч человек убитыми и ранеными.
            За время этой задержки конница Меншикова взяла Батурин, захватила тамошние запасы, предназначавшиеся шведам, и сожгла город.
            В конце ноября Карл XII сосредоточил свою армию в треугольнике Ромны-Прилуки-Гадяч. Но отдыха и провианта они не получили и здесь. Русские войска постоянно тревожили шведов, а 18 декабря выбили их из города Ромны. Шведский король решил наступать на Сумы. Для этого ему нужно было выйти к реке Псел и овладеть укрепленными пунктами Веприк, Лебедин, Каменное. Первым на пути шведов оказался Веприк.
            Это небольшое укрепление представляло собой небольшой четырехугольный редут с невысоким земляным валом и рвом перед ним. Его защищали 1500 человек пехоты, несколько сотен казаков, несколько полевых орудий и местный отряд ополченцев. У Карла сил было в десять раз больше. Судя по всему, Веприк не должен был продержаться и нескольких часов…
            Но моральный дух защитников этого маленького укрепления был настолько высок, что все получилось совсем иначе. Осажденные облили склоны земляного вала водой, которая на морозе превратилась в лед и сделала вал неприступным. Для защиты орудий соорудили двойные бревенчатые ограды, которые тоже облили водой. 22 декабря, когда шведы после артобстрела пошли на приступ, их встретили огнем такой силы, что мало кто сумел добежать до земляного вала. А взобраться по его ледяным склонам вообще не удалось никому. Штурм в этот день повторялся еще дважды. И оба раза безуспешно. Еще около двух тысяч бойцов потерял здесь Карл XII. Только предательство полковника Фермора помогло шведам овладеть Веприком: на следующее утро он провел неприятеля в крепость по потайному лазу.
            В конце января 1709 года шведы попытались совершить бросок в направлении Харькова, но это окончилось неудачей. Начавшаяся рано весенняя распутица еле позволила шведам вернуться в город Гадяч и встать там на зимние квартиры.
            Весна в этом году была теплой и ранней. По совету гетмана Мазепы Карл XII решил занять Полтаву. В первых числах апреля передовые разъезды шведов уже появились вблизи крепости, но были прогнаны с потерями. Комендант небольшой полтавской крепости полковник А. Келин сделал все возможное, чтобы укрепить ее. Но все необходимое сделать, как водится, не успели. Правда, удалось усилить гарнизон: у обороняющихся имелось более 4 тысяч пехоты при 28 орудиях и отряд вооруженных горожан. Опытный комендант основные силы разместил в западной части крепости, откуда ожидали неприятеля. С востока город защищали крутые склоны берегов реки Ворсклы, с севера и юга – густой лес.
            После начались события, о которых написаны целые библиотеки. В течение всего апреля шведы предприняли несколько штурмов Полтавы, но взять ее не смогли. В это время русские летучие отряды наносили шведам мелкие удары, что отвлекало часть их сил от действий против осажденных. Главные силы Шереметева в мае 1709 года заняли левый берег реки Ворсклы напротив Полтавы. Здесь Скорняков-Писарев и Корчмин разместили свои батареи.
            Силы русских войск постепенно увеличивались. Росло и количество орудий. К началу июня с левого берега против шведов действовало 53 пушки, одна пудовая и более 20 шестифунтовых мортир. Огонь русской артиллерии убедил Карла, что именно здесь, у деревни Крутой Берег, они переправятся через Ворсклу. Он снял с осады Полтавы несколько пехотных и драгунских полков и направил их на правый берег реки. Этого от них и ждали.
            Вскоре из Воронежа под Полтаву прибыл Петр I. Осматривая осажденную крепость в подзорную трубу, царь обратил внимание, что полтавский гарнизон все реже отвечает на пушечные выстрелы шведов. Следовательно,  у осажденных кончаются боеприпасы. А держаться им следовало еще порядка двух недель, чтобы за это время русская армия полностью изготовилась к генеральному сражению. В это время кто-то из артиллеристов, вероятно, это был и Корчмин, подал мысль: стрелять в город из мортир бомбами без зажигательных трубок. Так можно перебросить хоть немного боеприпасов, а если нужно, то и срочные  сообщения.
            17 июня рано утром русские войска переправились на противоположный берег Ворсклы. Только произошло это в районе деревни Черняхово, несколько южнее, чем этого ожидали шведы. Скорняков Писарев и Корчмин переправили гвардейскую артиллерию, за ними перешли и остальные части. Немедленно после переправы приступили к устройству укрепленного лагеря и артиллерийских позиций. Место для лагеря царь определил неподалеку от села Семеновка.
            Вскоре было найдено другое место для лагеря, более удобное, расположенное у деревни Яковцы. Туда и перебазировалась артиллерия.
            Выбранная позиция была очень выгодна для русской армии. Перед фронтом местность была открытой. С двух сторон равнина ограничивалась двумя лесными массивами: будищенским и яковецким, которые тянутся до самой Полтавы. На юго-западе между этими лесными массивами была неширокая горловина. Остальная местность была изрезана глубокими оврагами и покрыта рощами, что лишало шведов широкого маневра.
            Укрепленный лагерь русской армии представлял собой незакрытый с тылу прямоугольник. Его тылом был крутой берег реки Ворсклы. Каждая сторона лагеря состояла из реданов, выступавших далеко  вперед и чередовавшихся с участками вала, имевшими широкие выходы для пехоты и артиллерии.  (Редан - открытое полевое укрепление, состоящее из двух фасов под углом 60-120 градусов, выступающее  в сторону противника. Малые реданы с острым углом называются флешами). Войска в таком лагере могли быстро переходить от обороны к наступательным действиям. Помимо этого, Петр приказал перегородить горловину между лесными массивами шестью редутами, оставив в них проходы для пехоты и артиллерии. Перпендикулярно им возвели еще четыре редута. Они были расположены друг относительно друга на таком расстоянии, что могли поддерживать друг друга ружейным и картечным огнем. Это новшество, введенное Петром, специалисты до сих пор оценивают очень высоко. Как писали современники событий, эти редуты сооружались «дабы неприятель нечаянно не мог учинить нападение, а ежели б похотел, то в поперешной линии редутов без великой трудности пройти не возмог».
            25 июня Петр устроил войскам смотр и дал своим военачальникам подробные указания о порядке размещения на поле боя пехотных полков и конницы. Генерал-лейтенанту Я.В. Брюсу царь вручил «план о поставлении алтилерии во время баталии». К сожалению, этот план не сохранился. Поэтому, где точно находилась бомбардирская рота, а с ней и поручик Корчмин, можно только догадываться.
            С высокой долей вероятности можно предположить, что бомбардирская рота вместе со всем Преображенским полком в начале Полтавской битвы находилась в укрепленном лагере.
            27 июня 1709 года на рассвете  русская армия была поднята по тревоге. Вскоре редуты, расположенные в горловине между лесными массивами, приняли на себя первый удар шведов. Правда, драгуны еще на подступах к редутам нанесли шведам первый удар, да такой сильный, что расстроенные шведские колонны должны были отступить. Но тут русских драгун потеснила шведская кавалерия. И тогда в дело вступила артиллерия русских редутов.
            Шведы атаковали редуты вновь и вновь, неся большие потери. Им удалось взять два недостроенных редута, но остальные держались. Тогда фельдмаршал Рейншильд отвел свою пехоту назад и двинулся в обход флангов поперечных редутов вдоль опушки будищенского леса. Но места для маневра шведам не хватало. Полностью из-под огня им выйти не удалось. К тому же, два не взятых шведами русских редута отрезали от основных шведских сил колонну генерала Росса. Укрывшаяся на опушке яковецкого леса, она была полностью уничтожена драгунами Меншикова. Главные же силы шведов вступили в жестокую битву с кавалерией генерала Родиона Боура, который, нанеся шведам немалый урон, отвел своих драгун за линию поперечных редутов.
            Гарнизон редутов снова встретил шведов картечью. Тогда Карл XII решил редутов не брать, а проскочить между ними. Хоть и с потерями, но это ему удалось. Шведы бросились преследовать отступающего Боура.
            Тем временем утреннее солнце высушило ночную росу. Все поле боя заволокло тучами пыли и густыми клубами дыма. Это сыграло со шведами злую шутку. Они не заметили, как приблизились к главному лагерю русской армии. А Боур вовремя предупредил Петра о приближении шведов.
            Вместе со всеми артиллеристами ждал приказа открыть огонь и Василий Корчмин. Генерал Брюс выжидал, желая подпустить неприятеля поближе. И вот, когда прозвучала команда открыть огонь, русская артиллерия ударила по шведам с такой мощью, что первым же залпом были наполовину уничтожены два шведских полка: Кольмарский и Упсальский. Прославленная шведская пехота не выдержала и побежала. Остановить ее смогли только в лощине у будищенского леса.
            Наступила небольшая передышка. Шведы перестраивались и не спешили повторить атаку. Тогда Петр отдал приказ выводить полки из укрепленного лагеря и строиться в боевой порядок. По его распоряжению полки построили в две линии: в первой линии – 24 батальона, во второй – 18. Расчет был на то, что, если неприятель прорвет первую линию, ему придется вступить в бой со свежими батальонами второй линии. Кроме того, часть пехоты и  артиллерии была оставлена в укрепленном лагере на тот случай, если главным силам придется отходить. Оставшиеся в лагере должны были прикрыть их отход.
            На глазах у шведов русские войска стали выходить из лагеря и строиться в батальонные колонны. Промежутки между ними заняла артиллерия. На флангах расположилась кавалерия Меншикова и Боура. Василий Корчмин расположил свои пушки между преображенскими батальонами первой линии.  Первый раз, пока войска не сблизились, орудия зарядили ядрами. Все понимали, что нынешнее сражение – главное в этой войне.
            В это время из лагеря выехала группа всадников во главе с Петром. Царь произнес свою историческую речь, которую историки позднее назовут приказом. Приведем ее полностью: «Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества! И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу Веру и Церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали. Имейте в сражении пред очами вашими правду и Бога, поборающего по вас! А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и в славе, для благосостояния вашего!
            Ответом Петру было могучее «Ура»!
            Скоро шведы двинулись в атаку. От генерала Брюса поступила команда: «Батареям стрелять ядрами». Корчмин скомандовал: «Пали!» Орудия его собственной конструкции открыли огонь по шведским колоннам. По словам очевидца, «началась пушечная пальба ядрами … из батареек, которые были сделаны по новому маниру», то есть из корчминских трехфунтовых пушек с двумя мортирцами. Их действие было очень эффективным: шведы терпели большой урон.
            В это время кто-то из артиллеристов заметил, что в тылу наступающих шведских колонн несут носилки, в которых сидит сам Карл XII, раненый в ногу накануне битвы. Легенда гласит, что это был Андрей Бухвостов. И, вроде бы, они вместе с Корчминым навели пушку, заряженную ядром, на королевские носилки. И решили короля «пугнуть». И, что интересно, попали! Правда, короля не убили, но, как и задумывали, пугнули изрядно…
            Тем временем войска сблизились сначала на картечный выстрел, потом перешли в рукопашную. Во время битвы Петр находился в гуще сражения, вдохновляя своих солдат.  Одна пуля  пробила его треуголку, другая застряла в седле. Русские войска, видя рядом с собой царя, сражались с удвоенной силой.
            И шведы обратились в бегство. Их преследовала русская кавалерия. Канониры Корчмина катили орудия вперед и стреляли вслед  бегущему неприятелю. Карл XII с остатками войска бежал к Переволочне, а потом и дальше. Победа русских войск была полной.
            Отслужили благодарственный молебен. Шведские генералы отдали свои шпаги русским. Петр пригласил пленных шведов на обед в честь славной  виктории. Начались щедрые награждения участников Полтавской битвы. Генералов и офицеров жаловали производствами в следующий чин, поместьями, большими суммами денег. Награждали специально выпущенными золотыми и серебряными медалями.
            Василий Корчмин был произведен в чин капитан-поручика. У Петра теперь стало два заместителя в бомбардирской роте: Скорняков-Писарев и Корчмин. Позже, после взятия Штеттина, Скорнякова-Писарева переведут в Санкт-петербург, где он возглавит артиллерию петербургского гарнизона и вновь учрежденную Морскую академию. И тогда Корчмин станет один командовать бомбардирской ротой. Но это будет позже.
            Пока же война продолжалась. Упрямый король Карл даже после полтавского разгрома отверг предложение начать мирные переговоры. Вместе с войной продолжалась и боевая работа нашего героя.


14.
            В середине июля армия Шереметева из-под Полтавы двинулась к Риге. Бомбардирская рота временно отделилась от Преображенского полка и направилась к Смоленску, чтобы заменить полковые орудия на осадные. Капитан-поручик Корчмин несколько обогнал свою роту. Его задачей было организовать погрузку осадных орудий на суда и отправку их от Сурожской пристани, что на Западной Двине. А было тех орудий более двух десятков, а кроме того – боеприпасы к ним. Но Василию Дмитриевичу не привыкать. С этой задачей он тоже справился, хотя в Смоленске распоряжался его давний недруг Иван Ржевский, бывший брянский комендант.
            Во второй половине ноября осадная артиллерия прибыла под Ригу, где к тому времени сосредоточилась и вся русская армия. Прибыл под Ригу и Петр. Предложение о капитуляции шведы, как водится отклонили. Шереметеву было приказано перейти к тесной блокаде города. Решительные действия решили отложить до весны.
            Василию Дмитриевичу поступила команда отправляться в Москву: там надо было подготовить необыкновенный фейерверк по случаю празднования Полтавской победы. В грандоизных этих празднествах приняла участие и вся бомбардирская рота. В праздничном шествии от Коломенского к Кремлю  везли и орудия, участвовавшие в Полтавской битве. Вели и пленных шведов.  Петр шел в своей знаменитой простреленной шведской пулей треуголке.
            Когда стемнело, устроили небывалый фейерверк, придуманный и сотворенный Василием Корчминым. В небе попеременно возникали огненные картины, изображавшие эпизоды сражений при Лесной и под Полтавой. До нас дошло описание некоторых картин этого незабываемого зрелища. На одной из огненных картин изображалась каменная гора, символизировавшая Швецию, и грозный лев, символизировавший Карла XII.  Лев приближался к столбам с польским и российским гербами наверху. Они обозначали Речь Посполитую и Россию. Лев бросился к первому столбу и повалил его, что символизировало победу шведов над Польшей. Затем лев ринулся на второй столб, намереваясь свалить и его. Но тут в небе появился двуглавый орел, означавший русскую армию, и поразил льва огненными стрелами. При этом упавший столб с польским гербом снова поднялся. Это означало возвращение короны Августу II с помощью русского оружия.
            Тем временем в Кремле начался грандиозный пир, продолжавшийся две недели.

15.
            Со времени Полтавской битвы прошло четыре года. Русские войска победоносно продолжали военные действия. Уже были взяты Рига, Выборг, Ревель, Кексгольм и ряд других шведских крепостей.  Некоторые из них сдались, не дожидаясь штурма. Это произошло благодаря успешным действиям русской артиллерии. В осаде Риги и Выборга принимал участие капитан-поручик Василий Корчмин.
            Весной 1713 года два русских корпуса вошли в пределы княжества Финляндского, находившегося под властью шведской короны уже почти сто лет. Один из корпусов возглавлял Петр, другой – генерал Волконский. Соединились корпуса под Гельсингфорсом. Так шведы на свой лад переименовали финский город Хельсинки.
            Овладеть Гельсингфорсом удалось без штурма. В этом тоже была большая заслуга артиллеристов Корчмина. Шведы покинули горящий город. Теперь предстояло его восстанавливать. Причем это место должно было стать главной базой русской армии в Финляндии. Для этого и крепость нужно было построить мощнее, и обезопасить город со стороны моря. И к концу августа 1713 года все это удалось выполнить.  Руководил строительными работами снова Василий Дмитриевич.
            Между тем Петр приготовил для Корчмина новый указ : «Ехать ему до Нишлота и осмотреть оной ситуацию и фортификацию сколько ко оной надобно … пушек и мортиров; так же осведомитца, нет ли воденова пути к оному месту от Выборха или Корелы и какими судами и с тем всем быть немедленно в Петербурх».
            Тайно, рискуя быть схваченным шведскими разъездами, Василий Корчмин с несколькими верными гвардейцами пробрался к Нейшлоту и выполнил очередную разведывательную миссию.
Он понимал, что раз Петр настаивал на срочности заданного дела, то он предполагает в скором времени некие действия против этой крепости. Поэтому он спешил и к концу осени уже был в Петербурге.
            Доложив Петру о результатах своей разведки, василий Дмитриевич получил задание весной 1714 года принять участие в операции против Нейшлота.
Выборгский комендант Иван Шувалов должен был осадить крепость. Корчмину поручалось возглавить осадную артиллерию.
            21 мая 1714 года И.И. Шувалов получил предписание от А.Д. Меншикова. В нем, в частности, говорилось: « 1) Иттить с 400 человеки солдат в местечко Лапстранду и там, совокупясь со своим подполковником, который туда отправлен от него наперед с 600 человек и убравшись со всею потребною алтилерией, идти к Нишлоту…
2) Пришед к Нишлоту, поставить лагерь в удобном месте по совету с господином капитан-поручиком от бомбардиров Корчминым, который имеет быть под твоею командою, також и драгун 300 человек, кои туда отправлены, присовокупить к своей же команде.
3) Потом, с помощью Божией, оную крепость блокировать и бомбардировать, а ежели усмотрит, что без великого урону своих людей мочно штурмом взять, то и на штурм газардовать, однако ж по совету с помянутым господином Корчминым и по своему разсуждению, смотря по состоянию той крепости…»
            А затем, как и в целом ряде других операций Северной войны, был долгий и трудный тридцативерстный марш к неприятельской крепости, выбор позиций, устройство лагеря и установка осадной артиллерии. И снова виртуозная стрельба пушкарей Корчмина позволила избежать кровопролитного штурма… Шведский гарнизон покинул крепость, сдав ее русскому отряду. Для овладения крепостью понадобилось лишь пять дней интенсивного артобстрела. И Василий Корчмин одним из первых вошел в покоренную крепость.
            В честь взятия Нейшлота была отчеканена серебряная медаль. По верхнему ободу медали была нанесена надпись: «Крепость Нейшлос ослабела от руки Петровы». На медали изображен момент обстрела крепости русскими артиллеристами. Среди прочих на медали можно разглядеть офицера у орудий. Офицер с непокрытой головой. В руке у него пальник. Возможно, гравер изобразил на медали Василия Корчмина?
Тогда это – единственное прижизненное изображение нашего героя. Эту версию выдвинул уже упоминавшийся здесь А.В. Кирюхин, исследователь деяний Василия Дмитриевича.
            К концу лета Василий Корчмин с командой Преображенского полка возвратился в Санкт-Петербург. Впереди у него было еще не одно славное дело…
            Весной 1720 года наш герой принял участие в укреплении обороны Кронштадта.

Как отметил военный историк Ф.Ф. Веселаго, Василий Дмитриевич был назначен командиром артиллерии новой крепости. Был он тогда уже майором лейб-гвардии. Занимался он и вопросами фортификации. Работать ему выпало в тесном контакте с командующим флотом контр-адмиралом Сиверсом и начальником кронштадтского гарнизона майором Матюшкиным. Его труды во многом способствовали превращению Кронштадта в мощнейшую крепость.
            21 июня 1720 года газета «Ведомости» сообщала: «… учиненные фортификации, батареи и прочие дефензии, також и на другой стороне обновленный и многими новыми фортециями и батареями умноженный Крон Шлос, которые поистине могут за удивительные почтены быть, ибо оные не токмо в краткое время и в самой глубокой воде на проходе корабельном построены, но столь великим числом великих пушек, мортиров и гаубиц удовольствованы, что редко где тому подобные могут видены быть». Действительно, к 1720 году укрепления острова Котлин и Кроншлота имели на вооружении 350 пушек и 20 мортир, что представляло собой огромную силу. Путь неприятельскому флоту в устье Невы отныне был наглухо закрыт!
            Длившаяся более двух десятилетий Северная война подходила к концу. Уже с мая 1718 года Яков Вилимович Брюс и Андрей Иванович Остерман длинные и тяжелые переговоры со шведской стороной о мире. Шведы находились в бедственном положении, но, несмотря на это, затягивали переговоры и отчаянно торговались о все новых уступках. Переговоры, начатые на Аландских островах, были прерваны. Они возобновились весной 1721 года в небольшом финском городке Ништадте. И 30 августа 1721 года мирный договор все-таки был подписан. Он вошел в историю как Ништадтский мир. Согласно этому договору Россия получала Ингерманландию, Лифляндию и Эстляндию, к ней отходили города Выборг и Кексгольм. И самое главное – она получала выход к Балтийскому морю, становилась одной из европейских морских держав. У нее теперь был свой флот. Ее новая столица – Санкт-Петербург – становилась крупным морским портом. Главное дело всей жизни Петра Великого увенчалось успехом. Немало сделал для этого и наш герой.
            После окончания Северной войны Василию Корчмину было присвоено звание бригадира. Летом 1722 года он был назначен генерал-квартирмейстером армии, отправившейся в Персидский поход к Каспийскому морю.
За этот поход Петр пожаловал Василию Дмитриевичу чин генерал-майора от артиллерии.
Зимой 1725 года Петр I скончался.
Многие «птенцы гнезда Петрова» пришлись не ко двору слабым наследникам и временщикам.
            Василия  Корчмина, по всей видимости, ни к каким государственным делам не привлекали. Во всяком случае, никаких сведений об этом периоде его жизни не сохранилось. Последние годы Василий Дмитриевич прожил в полном забвении, покинутый всеми. Скончался он в 1731 году и был похоронен на одном из петербургских кладбищ. Могила его не сохранилась…