Психология

  Ведущая группы поправила очки и сверилась с листком, лежащим на столе.
 
- Прежде всего, мы должны учитывать, что нужно вписаться выделенный нам бюджет, - сказала она, -  И планировать нашу деятельность, исходя из этого.
 
 И она повторила, что создание группы – инициатива городской администрации, которая любезно согласилась выделить деньги.  Общение лучшее лекарство. Мэрия заинтересована в здоровом общественном климате, чтобы люди преклонного возраста не сидели взаперти в своих квартирах, а общались.
Это был третий сбор группы. В этот раз нужно было определиться, какой административной манны она желает. Желания меняются как в калейдоскопе. Они кажутся недостижимыми, как если бы люди с разными вкусами, в кафе заказывали одно блюдо на всех, имея полтинник.
 
   А тут возможно и на полтинник не будет. Бюджет группы еще не утвержден. Ясное дело, что раскатывать губу не стоит. Нужно трезво соразмерять потребности с возможностями. 

  С самого начала, бюджет оказался делом таким деликатным, что дышал на ладан еще при рождении группы. Роковую роль могла сыграть даже такая мелочь, как имя, которым нарекут группу. Под какое имя охотнее будут выделять деньги? Очень логично возрастную группу назвать «Кому за шестьдесят», или «Пенсия».  Один остряк предложил назвать «Божьим одуванчиком».  Но дамы, составляющие в группе заметное большинство, возмутились такой насмешке.  Название должно нравиться и группе, и мэрии. И окрестили «Мечтой».

   На третьем своем сборе новоявленная «Мечта» должна была криком новорожденного дать знать заботливой матери-мэрии, чего она хочет, на какую заботу рассчитывает. О чем «Мечта» мечтает.  Мать со своим ребенком не ошибется. Ему нужно материнское молоко. А мэрия знает?  Какие у дам из «Мечты» запросы? Контингент «Мечты», человек пятнадцать, неспешно, как в старом сундуке, рылся в своих желаниях. Можно сказать, в мечтах. Ведущая группы, понимая, что мечты могут отрываться и от бюджета, и от физических возможностей мечтателей, начала предлагать сама.   

 - Итак, что нас с вами интересует? Спорт? Музыка? Литература? Танцы? Прикладное искусство? Встречи с юристом по банковским вопросам? Встречи с психологом для тех кому за шестьдесят?

 - Зачем нам в нашем возрасте психолог? – удивилась суховатая седая женщина.

 - Это мне кажется, очень важно, - пояснила организатор, - Разве не важно знать, как снимать с души камень одиночества?
 
 - Мы сами с нашим трудным опытом можем любого собственными камнями закидать, - вздохнула сидящая рядом с седой плотная блондинка.

  - Из камней и почек, - добавил небритый сутулый мужчина.
 
  -  Я в прошлом школьный преподаватель, - сказала седая, и, как лезвием, прошлась взглядом   по пятидневной щетине остряка и по его куртке, давно требующей стирки, -  Там нас психологией забодали.  Психолог из университета лекции читал. Советовал, как с детьми общаться.  Это нам-то с нашим педагогическим опытом. Я сама кому угодно могу лекции читать.

  - Ну школа давно в прошлом.  Психолог, наверное, не про школу будет читать лекцию, - возразил небритый.

  -  Возможно вам он что-то полезное и присоветует?  А мне не надо, -  седая дама снова окинула мужчину взглядом, не скрывающим неодобрение, и оправила блузку. - Я сама - ходячий учебник психологии. И школьной, и не школьной. У меня примеров из жизни, как на Жучке блох. 

  -  Одна блоха, как на ладони, –  усмехнулся небритый, -  Женщины категорически отказались в анкетах указывать возраст. 

  - А вас сильно интересует наш возраст? – подняла брови седая, - Не заметно в вас такого желания. Иначе вы бы побрились, идя на встречу с женщинами. 
 
 - Вот видите в ваших словах уже проскакивает психология. Причина и следствие. По Фрейду.

 - По Фрейду, - фыркнула седая.
 
  - Вот именно, по Фрейду. Вы думаете, что я должен побриться, а я полагал, что не на смотрины пришел. А у меня с кожей проблемы.

  - Но надо все-таки женщин уважать.
 
  -  Так психолог советует? В следующий раз побреюсь. Специально для вас.  Я про анкету.  Я понимаю, что причина, по которой отказались указывать возраст, обычная женская. Но чего жеманиться? И так понятно, что не двадцать.

  - Это почему же вам понятно? – напряглась седая.
 
  - По вашим же признаниям. Вы, недавно вспоминали, что ходили при Хрущеве в школу. Недолго вычислить.

  - А вы тут же считаете?  Живой калькулятор.  Оно вам надо, знаток женщин?  -  скептически процедила седая.
 
  -  Вовсе не знаток.  Некоторые женщины так и остались для меня полной загадкой. Вот ...

  -  Ой не надо! - перебила седая, - Знаем мы ваши загадки. Как понесут небылицы о былых возлюбленных. Уши вянут.
 
   И она произнесла это так, словно вид  мужчины никак не вязался со словом возлюбленная.

  - Совсем не возлюбленных.  Мало ли женщин встретишь на пути. Я жил в городе у Черного моря…

 - Знаю - знаю, - вставила блондинка, - Где все дышит акацией и любовью. Когда я пою о широком просторе, о море, зовущем в чужие края.
 
  - Это про Одессу. А я жил не в Одессе. Но море у нас не хуже.   А раз имеется такое сочетание: море, порт, юг, - из нашего города если рвались, только в столицы. Даже в Одессу не рвались.  Так что, многие мои одноклассники, и я в том числе, остались жить в нашем городе.  А город не велик.  Поэтому периодически встречал в городе то одного бывшего одноклассника, то другого. Постоишь, поговоришь. И узнаешь про его жизнь. 

 - А нам – то их жизнь зачем? - седая женщина поморщилась, показывая, что слушать рассказ об одноклассниках практически неизвестного ей небритого мужчины нет никакого настроения

  - Потому что их жизни бывают интересны, - продолжил мужчина, - А эти встречи, как отдельные кадры, складываются в ленту, рваную, неполную, но документальную.   

  - Не нужно нам ваших документальных лент, сами по горло в своих лентах, - категорически воспротивилась седая.
 
 Мужчина замолк. Но блондинка оказалась не такой жесткой. 

 -  Ну что ты так, Галя? – упрекнула она седую, а потом, словно извиняясь, приветливо посмотрела на мужчину, - Давайте чуть попозже.
После собрания группа рассыпалась. Седая пошла со своей приятельницей, блондинкой. Блондинка шла медленно, тяжело опираясь на палочку. Их разговор не клеился: след в след, почти в спину им дышал небритый.

 -  За нами конвой? -  довольно громко произнесла седая обращаясь то ли к подруге, то ли к небритому.

 Блондинка остановилась, передыхая, сильнее оперлась на палочку, ожидая, что мужчина пройдет. Но он остановился.

 - Вы нас преследуете?  - улыбнулась блондинка.

 - Нет, я на остановку иду. Но не тороплюсь.

 -  Ну так поторопитесь, - сказала седая.


  Поняв, что отделаться от добровольного провожатого будет непросто, блондинка решила сгладить углы.

  - Ну если вы хотите рассказать, что вы там хотели, валяйте. Мы послушаем.
 
  - Но имейте в виду, -  поставила условие седая, - Мы вас слушаем только до остановки. Вы про психологию хотели сказать?
 
  -   Вы же говорили про психологию в школе, - уточнил небритый, -  и напомнили мне кое-что. Я только продолжу тему. В школе обычно учатся дети из домов поблизости. И многие из нашего класса жили в соседних дворах. Во дворе, ближайшем к моему, сразу четверо из моего класса. Два мальчика: Саша и Женя. И две девочки: Таня и Света.  Конечно, мы, мальчики общались между собой. Но не с девочками. Я, положим, ни у одной за все время учебы никогда в гостях не бывал.

  - Вот это да! – сказала блондинка.

  - Так получилось. В младших классах у мальчиков свои интересы, а у девочек свои.

  - Но то в младших, - сказала блондинка, - Или вы задержались в детстве?
 
  - Была еще другая причина. Мы, трое мальчиков -  росли в полных семьях. И относительно обеспеченных. У Тани и Светы были только мамы. А такие семьи и небогаты. Мамы везут на себе семью. И на развитие ребенка у них ни сил, ни времени не хватает. Таня и Света учились в школе на троечки.  А сами знаете, в классе девочке чтобы выделиться нужно быть или умной, или красивой. А наши соседки ни там, ни там не отличились. Так что они жили своим миром, который с моим миром ни на йоту не пересекался.

  Родители за моей учебой первые годы следили. А потом я сам втянулся. И знания, полученные раньше, дали возможность глотать школьные предметы. И не только их, и художественные книги.   И спортом мы, мальчики, занимались, и марки собирали. А Женя так даже монеты. И я не сомневался, что все это в порядке вещей. И даже не догадывался, как тяжело этим девочкам дается то, что мне давалось легко. И как много они лишены.  Не догадывался, каково им. 
 
  И вот в восьмом классе русачка задала нам сочинение на тему: «Мои одноклассники. Как я к ним отношусь. Как они ко мне» Помню, что я сидел мучился, что бы такое выдавить, чтобы хоть пару обязательных страниц заполнить. И наконец выдал что-то типа: «да здравствует дружба! Ура!»
 
  Русачка пришла со стопкой тетрадей, шлепнула ими о стол. Все поняли: сейчас начнется избиение. Начнет с издевочкой зачитывать перлы из сочинений.
 В этот раз она выбрала сочинение Тани Ивановой, той самой, из соседнего двора. Ничего удивительного. Таня читала мало, и изъяснялась в сочинениях невообразимыми словесными загогулинами.  Но оказалось, что дело не в загогулине, а в содержании. Таня написала, что в классе терпит бесконечные издевательства и оскорбления. И главные изверги – мальчишки, ее соседи.  Мало того, что в школе ведут себя как высшие с низшей, так еще и во дворе ей достается. Особенно от Леши, - это она обо мне, - ей жизни нет.
 
  Я слушал, как громом пораженный. Как можно нам было Таню обижать, когда мы с ней совершенно не общались. Но, может быть, она это и считала оскорблением. Не скажу, что я по отношению к девочкам был эталоном учтивости. Но не был хулиганом, обычным мальчиком.   А вот Таня писала, что, когда я прихожу к ним во двор, она в страхе спешит домой.
 
  Полный бред.  Когда я приходил в Танин двор, - а я приходил, потому что у них двор был больше, и мы там гоняли мяч, - я ее там нечасто там заставал.  А если заставал, словом с ней не перекидывался.   Она в сочинении жаловалась и на Сашу. А Саша жил с ней в одном подъезде. Дверь в дверь. Но тоже словно на разных полюсах.

  Уже позже через несколько лет, когда я, приехав на студенческих каникулах в город, случайно во дворе встретил Таню. И услышал от нее злобное, что не всем же в институте учиться, нужно кому-то и работать, амбалить вместо тех, кто штаны протирает. Подумал, что она повторяет слова своей мамы. Наверное, и Танино давнее сочинение было изложением мыслей ее мамы. Той, как видно, было очень обидно за свою непримечательную и глуповатую дочку. А изменить она ничего не могла. Ни помочь с учебой, ни сделать ее красивей, ни приодеть.  Вот Тане и передалась мамина обида.
 

  Русачка дочитала сочинение и обвела наш притихший класс взглядом, зовущим на бой, за права униженных и оскорбленных. Заговорила о свивших гнездо самовлюбленных мерзавцах, вообразивших себя элитой. Русачка ждала, что ее мысль подхватят. Но все молчали. В минуты, когда сильный давит на слабых, молчание дороже золота.
 
 И тут встала Света, и спокойно, как выученный урок, сказала, что она не согласна с написанным Таней, что все это ее фантазия. Света, прекрасно нас всех знает. Ведь мы - такие же ее соседи, так и Танины. И она может поручиться, что мальчики мы хорошие, положительные. И снова класс молчал. Только русачка мрачно произнесла.

  - Садись, Рыжова. С тобой все понятно. Вместо того, чтобы поддержать коллектив, ты присоединяешься к хулиганам.
 
  Я, ясное дело, молчал.  Упал до мерзавца, и тут же был вознесен в положительные мальчики.  Было чему удивляться.  Со Светой мое общение было таким же нулевым, как и с Таней. Но, как видно, она смотрела на меня иначе. И даже не в том дело. а дело в том, что она нашла в себе смелость встать на защиту.  Я бы на такой отчаянный поступок не решился. Наверное, сопел бы себе в тряпочку. Не всякий пойдет наперекор учителю. А невысокая, худенькая, ни успехами, ни внешностью, не выдающаяся девочка восстала против вдалбливаемого мнения. Это подвиг.
 И нужно сказать, я помню этот подвиг до сих пор.  И кроме того, как я сейчас думаю, Света и Таня, девочки из похожих семей, смотрели на мир по-разному. У Тани кругом были враги. А для Светы мир был светел. И вот вам психология.
 
  - Тут и зародилась любовь? – с едкой   улыбкой произнесла седая дама,

  -  Как раз нет, не зародилась.
 
  -  Почему? Это противоречит вашему Фрейду. Восьмой класс -  время школьных романов сказала блондинка.   
 
  -  Как раз Фрейду не противоречит. Внешне Света мне совсем не нравилась. Уважать я ее стал. Как сильную личность. Но это другое. 

  - А разве плохо полюбить женщину как личность? – спросила седая

  - Наверное, это не мое. Я обращаю внимание на внешность.
 
   Седая усмехнулась, поджала губы и отвернулась, словно хотела проверить, не обгоняет ли их автобус. Но они прошли только полпути до остановки.
 
  - Позже получилась такая штука, – продолжил мужчина, - Я учился в институте в Москве. И на летних каникулах встретился в своем городе с другой бывшей одноклассницей, Любой. Люба училась в Ленинграде. Жила в большой общаге. И сказала, что не проблема меня где-нибудь приютить, если вдруг захочу приехать. А я очень хотел походить по музеям Ленинграда.  У меня как раз пошел четвертый курс. Режим учебы не лагерный. Я списался с Любой и приехал. И, она, как обещала, нашла мне место в своей общаге. Я ее не отвлекал от занятий. Ходил по музеям сам. Но пару раз Люба выделила для меня время. Шли мы с ней по Невскому, и Люба предложила,

   - Давай заскочим к Светке Рыжовой. Она тут рядом в общаге живет. Она учится в медучилище. Мы иногда видимся.
 
 
  Я про Свету и не вспоминал и даже не знал, что она учится в Ленинграде. Училась она так слабо, что ни о каком институте и думать нечего было.  Разные миры. Зачем ради медучилища понадобилось ехать аж в Ленинград, я не стал вникать. Но не имел никаких возражений навестить Свету.   

  В просторной комнате старинного здания стояло пять или шесть кроватей. И не меньше четырех девочек было в комнате. На фоне своих соседок Света так и осталась серой мышкой. Невысокая, худенькая, неброская. На фоне своих соседок по комнате не смотрелась. Моему появлению, тем более вместе с Любой, она удивилась. Но мы не поговорили и десяти минут, как в комнату вошли несколько молодых люди в морской форме.   Скорее всего, курсанты. Видно было, что это не первый их визит. И тут Свету как подменили.  Она глаз не отрывала от одного из морячков, забыла все на свете, и нас с Любой. И вновь она меня этим поразила. Так жутко влюбиться, чтобы ничего вокруг не замечать?  Это нужно уметь! Иметь талант. Я знал, никогда так не смогу. Это не мое.

  - У вас все не ваше, - сделала заключение седая, - Полюбить за душевные качества - не ваше. Полюбить сильно – тоже не ваше.

  -  Я вам про Свету рассказываю, а не про себя, - сказал мужчина

  - А получается, что про себя, - подвела итог седая.

  - Очень скоро мы с Любой поняли, что мы тут лишние. И ушли. Любу Светина безоглядная влюбленность, как мне показалось, сначала заразила. Я заметил, как Любины глаза потеплели, заискрились,

  -  Ну и каков финал? Люба? - спросила блондинка, - Студенческие годы самое то.

  - Никакой, - сказал мужчина.

  - И Люба вам чем не подходила? Студентка. Или тоже серая мышка?

  -  Просто не мое.

  -  Что же вы такой привереда? А девушка, небось думала: вот мальчик к ней приехал, - улыбнулась блондинка. 

  - Не заметил, чтобы она так думала.  Но дело не в Любе, а в Свете.  Света меня снова удивила. Я увидел ее с совершенно неожиданной стороны. В совершенно неожиданном качестве. Безоглядно влюбленной девушки. Экзотика.

  - Не сталкивались?

  - С таким нет.

   - Не каетесь, что мимо вас прошла такая женщина? – спросила блондинка.

  - Не каюсь.  Я же говорю, Света была не в моем вкусе. Но это еще не конец. Через много лет я с ней снова встретился. Я пришел навестить родителей.  В ту родительскую квартиру, в которой жил в детстве. А во дворе увидел Свету. Она стояла под абрикосовым деревом, задрав голову, и, а   девочка лет десяти лазила, но веткам, в поисках лакомства. Я успел поговорить со Светой.  Она тоже пришла в гости к своей маме. Жизнью довольна. Второй раз замужем. Мужем довольна. У нее есть и второй ребенок. Уже от второго мужа. Все прекрасно.

 -  Значит тот морячок в прошлом? - спросил я

 - В далеком прошлом, - печально произнесла Света.
 
  - А я, признаться, в тот раз в Ленинграде был просто поражен. Ты тогда была словно под гипнозом.

  -  Под гипнозом, - согласилась Света.

  -  Я в тот миг почувствовал, что я не смог бы так отключиться.
 
  -  Я это за тобой я еще в школе заметила, - сказала Света, - Ну и правильно.  Меньше проблем. Гипноз - он не всегда лечебный. А у меня сеанс гипноза окончен. А я в тот раз, когда вы с Любой завалились, сначала подумала, что между вами узелочек завязался.  А потом вижу, как ты на моих соседок поглядываешь, и поняла: Люба пролетает.  А как Таня Иванова, не встречаешь?

  - Давно не видел, - я не хотел Свете рассказывать о том случае, когда Таня меня фактически обвиняла, что я за ее счет учусь в институте.      
 
  Седая женщина прервала рассказ.

  - У вашей Светы обычная женская судьба. Ничем не удивили.

  - А я и не претендую на уникальность. Просто, передо мной вставали, как картинки, Светино поведение. И я сравниваю с собой и понимаю, что я бы на такое не решился. Ни в первом случае ни во втором. Но был еще и третий случай.   
 
  На третий случай не оставалось времени. Они уже дошли до остановки. Автобус мог подойти с минуты на минуту. мужчина посмотрел на своих спутниц и увидел, что они уже в настроении дослушать до конца.

  - Проходит много времени, звонит мне Сережа, мой бывший одноклассник. Приглашает в кафе на встречу одноклассников. Не просто встречу. Юбилейную. Отметить пятидесятилетие окончания школы. Событие не рядовое. Но никакой пышности, как предупредил Сережа, не намечается. Сколько нас осталось. И из тех, кто остался, кто-то не сможет встретиться.  Кто-то не захочет. Многие уже на пенсии. Не всякому застолье по карману. Но я хотел.
В кафе пришло человек пятнадцать.  Посидели по-стариковски да потихоньку и понемногу стали линять один за другим.
 Вернулся я домой. Собаку выгулял. Жена уехала на несколько дней в гости к своему брату. Скучно. Звоню Сереже. Хоть по телефону поговорю. Слышу у него в трубке музыка.

  - А у нас заседание продолжается, - поясняет Сережа - Правда, мы переместились в другое кафе. Знаешь кафе «Коса»? Приезжай.
 
  Кафе стояло у начала каменной морской косы на самом краю города.  Я езжу на машине. Какая маршрутка туда на самый край, идет, не знаю. А время дорого.  Десятый час вечера. С маршруткой, рискую появиться к шапочному разбору. Проще приехать на своей машине.
 
   Приезжаю.  Людей в кафе немало. Собственно, не в самом кафе. По летнему расписанию все столики вынесены на открытый воздух, под большой навес. Над столиками вместе с музыкой плывут   в теплой летней ночи запахи моря и плески прибоя. Море рядом, в десяти шагах.   Волны отражают разноцветные фонари по бордюру навеса. А огни города уже вдали. Романтика. Айвазовского бы сюда. 
Из дневной компании остались самые стойкие: Сережа и три наших старушки-одноклассницы. Они неспешно доедали свой заказ. Я себе брать ничего не стал. Не голодный. А пить нельзя. За рулем. 

  Света вызвалась поделиться со мной своей порцией. Я сел рядом с ней. Она уже захмелела. Сыпала воспоминаниями о школьных годах. А помнила она много того, даже обо мне то, что я совсем забыл. Но про тот случай, когда она меня защитила от Тани, не вспоминала. И я не напоминал.

  Сидим. Болтаем. Вдруг гляжу, а где Света? Нет ее. Мало ли куда пошла. В туалет, положим.  Оглядываюсь. А она подошла к самому берегу. И там балдеет. И вдруг упала. Коса состоит из обточенных морем камней. Трезвому босому человеку удержаться без проблем. Там днем батальоны купающихся кости греют. Никто не падает. Другое дело пьяный, да еще на туфельках.  Смотрю – не поднимается. Пытается подняться, но неудачно. Даже с ухудшением. Берег то имеет заметный уклон к морю и каждое ее неуклюжее движение приближает ее к воде. И без того упала она почти у воды.

  И никто из наших не видит. Только я, как видно, заметил ее, стоящей. А лежащую в полумраке у берега, от наших освещенных столиков вовсе не разглядеть. Я встал и пошел ее поднимать. Что особенного поднять невысокую и не полную женщину? Но оказалось, что мне пришлось потрудиться. Висит мешком.  Пришлось крепко подхватить ее и тянуть. И вот поднял я Свету, держу. А она ко мне прижалась. Зафиксировались в обнимку. Я ее отпустить попробовал – валится. И что делать? Так и стоим, как влюбленные. И она ни капельки не отстраняется. Даже, напротив. И я вижу, что это ее вполне удовлетворяет.

  - А вас, вроде, нет? – усмехнулась седая.

   - А я первым делом думаю: вот стоит шестидесяти шестилетний дед и обнимает шестидесяти шестилетнюю бабку. И это по большому счету не нужно ни деду, ни бабке.

  - Вы уверены? – спросила блондинка

  - Может быть, бабку, по случаю ее подпитости, это и забавляет, но деда нет, - объяснил мужчина.

  - А деда не забавляет? – не унималась блондинка, - Не лукавьте.

  - А я не лукавлю. Хотя, нужно сказать, что на шестьдесят шесть Света выглядела неплохо. Не толстая, не худая. Маленькая собачка всегда щенок.  Ночь, звезды, лунная дорожка, прибой. Она говорит,

  -  Как, - тут романтично! Море теплое.  Хочу искупаться. Нырнуть прямо в лунную дорожку.

  - Куда тебе, - говорю, - купаться в таком состоянии? Ты ж сразу на дно пойдешь. Кто тебя потом в темноте ловить будет?

  -  Не бойся, не утону.

  -   Это ты днем, - говорю, - и трезвая не утонешь.  А сейчас ночь, тьма. Ты пьяная. Кандидат для кладбища.

  - А я не пьяная. И пойду купаться, - и она пробует высвободиться. Но сразу вижу - упадет. И я ее держу еще крепче. А она заявляет, - Боишься за меня? Тогда давай вместе поплаваем. Если буду тонуть, ты меня удержишь.
 
  Меня такая перспектива абсолютно не прельщает. Я ей говорю.

  -  Мне не в чем. Я в мокрых трусах ходить не собираюсь.

  - А мы с тобой обнаженными искупаемся.


  - Вот вы и скатились к той самой точке, куда все время вели. Все с вами понятно, - прервала рассказ седая, - С вами в темном переулке встречаться опасно.
 
  - Ну и дальше что?  спросила блондинка.

  - А дальше?  Света повернула голову туда, где коса уходит в море. Там совсем темно. Фонари метров через сто.  С одной стороны, если будешь голым купаться, считай, никто не увидит. Даже заманчиво.  Волнует кровь. Однако много, но. И первое, но, - зачем мне в мои годы купаться голяком с пожилой и пьяной голой женщиной, которая мне никогда не нравилась? Второе, - коса все-таки не пустыня. Кафе недалеко.  Мало ли кто тут может пройти. Мало ли кто шастает в такую темень.  А у меня в кармане брюк ключи от машины, кошелек и права. Оно мне надо, рисковать?  И третье - а если ей станет вдруг плохо, и мне, голому, придется вытаскивать ее голую. Тут уж потихоньку не получится. Люди сбегутся из этого же кафе. Хорошая выйдет картинка.
 
  Тут подходит Серега. Его уже заинтриговали наши продолжительные обнимашки около моря. Мы с Сережей отвели Свету к столу.  Слава богу уже все было выпито. Я надеялся – посидит и отойдет.
 

 Спрашиваю Сережу, как бы между прочим, что он знает о Свете. Узнаю, что у нее уже внуков полно.  Замужем за третьим мужем.
 
 - Да ты его должен помнить. Он из параллельного класса. Юрка Краснов.
Краснова я не мог припомнить. Как видно он в школе не выделялся.

 - Ну что он собой представляет? - спрашиваю

 - Да, так. Ничего особенного. Футболом увлекается. Болельщик.  И пьет.

 - А зачем он ей такой нужен?

 - Ты ее спроси. Значит, подходит.
 

  Посидели еще полчаса. И закончилось наше застолье. Я думал, пойдем по домам. Нет общество двинуло на косу. И Света опять за свое: давайте искупаемся. Скинула с себя одежду, осталась в трусиках и лифчике. Но, нужно сказать, две другие наши дамы были потрезвее и фигурами похуже. То есть, понимали, что не очаруют. Никто больше на призыв поплавать не откликнулся. И Свету к воде не подпустили.       
 Развозил я их уже в первом часу на своей машине. Оказалось, что Света живет на противоположном конце города и выходить ей получилось самой последней. Подвез к ее хрущевке около часу ночи. Машину не глушу. И габариты не выключаю. У меня мотор тихо работает. Не разбудит спящих. А если муж ее ждет, увидит машину. А Света не выходит.  Должна понять, раз машина не глушится, значит гудбай. Нет, сидит на заднем сидении. И тут она и вспомнила про сочинение Тани Ивановой.   
 
  - Таня-то в тебя влюблена была.

  - Ага, - говорю, - Поэтому она так написала? Влюблена была, написала бы, что я хороший.


  - Ты ничего в женщинах не понимаешь. Вы мужчины вообще ничего в женщинах не понимаете.

  - А у тебя, - говорю, - большой опыт.  Эксперт. Три мужа как-никак.
   
  Меня Таня Иванова никогда не интересовала, а в данный момент меньше всего. Но когда нетрезвая женщина, сидящая в моей машине, сообщает, что я в женщинах ничего не понимаю, это о чем? А Свету вдруг понесло хвалить своего мужа. Он заядлый футбольный болельщик. Он знает результаты всех матчей. И все составы команд. Он заказал себе платный футбольный канал. Он сейчас не спит, ждет ее и смотрит футбол.

    Если не спит, думаю, оторвался бы от футбола, спустился бы и забрал. Рассказы в час ночи о футболе и ждущем муже меня утомляют. Но приходится слушать.  На машине двигатель перегрелся, вентилятор включился. Я машину заглушил.  И габариты выключил.  И что-то переключилось у Светы в голове. Он помолчала минуту и говорит:

  - Вот так. Три мужа две дочки и четверо внучат. Все прекрасно, -  но произнесла она это как-то блекло. 

  - А что?  - спрашиваю, - Плохо?  Не то что у Тани. И замуж ты по любви выходила. Первый раз уж определенно.  А потом, я помню, встретил тебя у родителей во дворе. Ты говорила, что все у тебя в порядке.

  -  Все в порядке, - подтвердила света, - А может быть, могло быть и еще лучше.

   - Ну мало ли, что могло бы быть, - говорю, - Купи знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

   Я жду, когда она уже отвалит домой. Но поторапливать, гнать из машины даму не положено. Жду. Она помолчала и говорит 

  - А в школе мне ты нравился.   


  - Я так и думала, что вы все к этому и сведете. Послушать вас, Казанова, - вновь сердито вклинилась седая.

  -  К чему сведу? Я сижу за рулем. Она сзади. И я абсолютно убежден, что то, что она сейчас выдала полный бред. Неправда. Никаких сомнений. Я бы уж заметил. По крайней мере, если я Свету про Танино сочинение правильно понял, то Таня хоть этим себя как-то выразила. А Света вообще никак.

  - Как же это никак!? – возмутилась блондинка, - Девушка вас защитила, а вам никак.

  -   Ну это она по стечению обстоятельств. Короче, думаю, это ей сейчас винными парами в голову шмальнуло. Настроение у нее романтическое, легкая ностальгия, какая может накатить на немолодую выпившую женщину, которая прошла трех мужей и живет в хрущевке, а теперь в час ночи сидит на заднем сидении нехилой импортной тачки бывшего одноклассника. Того одноклассника, который жил в соседнем дворе. Я молчу, а Света говорит
 
- А ты Таню Иванову после школы часто встречал?

 - Пару раз.

 -  Пару?

 - Может быть, три. Я не считал.

  - А она мне говорила, что не пару, - Света минуту помолчала, - Значит, неправда. Значит, Танька меня обманула.

  - Что неправда? - спрашиваю

  - Не бери в голову. А она так замуж и не вышла. Мальчика родила.  Уже за тридцать ей было.  Я думала, что мальчик от тебя.

  - С ума ты сошла!

   - Таня про отца ничего не говорила.
 
  - Знаешь, - я ей говорю, -  Моя секретарша мне говорила, что она знает про меня даже то, что я сам про себя не знаю.

  - Красивая секретарша?

  - Ничего особенного - говорю, - Она предпенсионного возраста.

 Света замолчала. и я понял, что сморозил. Света-то пенсионного возраста.

   -   У мальчика были какие-то отклонения, - продолжала Света, - Его забрали в специнтренат. А Таня умерла лет семь-восемь назад. И шестидесяти ей не было.
 


   Мужчина закончил рассказ. Женщины молчали.

  - Вот вам и психология, которая начинается со школы, - закончил он - Я вышел из машины, подошел к двери, где сидела Света, и открыл. Теперь ей уж точно пришлось выходить. Пора ей к своему болельщику.
 
  - Печально, - сказала седая, - Только вы к следующему разу приведите себя в порядок. Побрейтесь.