Ой, я беременна. Как маму подготовить?

Просыпаюсь я утром и понимаю, что всё плохо. Тошнит и хочется извёстки. Звоню своей падре - подруге Гульке. Говорю:

- Гуля, поздравь меня, цветов не надо. Сегодня случилось непоправимое – на тесте две полоски.

Гулька подумала и сказала, что непоправимое случилось раньше, а сегодня - это уже так, констатация факта.

- И что делать, Ёлка? – говорит она. – Теперь мать тебя будет хейтить и шеймить?

- Ладно бы хейтить и шеймить, - говорю. – Боюсь, меня отправят в вечный бан. Моя дальнейшая жизнь под угрозой. Мать на кухне помидоры перебирает. Она-то, бедная, думает, что её дочка-десятиклассница ещё лебедь нецелованная.

- А с Никитосом ты разве не целовалась? – говорит Гулька.

- Нет, - говорю. – Только собирались, но руки не дошли. Не до этого было, всё скорей-скорей.

- Лучше бы вы поцеловались вместо этого, - говорит Гулька. – Сочувствую, Ёлка. В шестнадцать лет залететь – это не то что в семнадцать… как моя мама.

Мы погрустили на пару, но Гулька всё-таки соображает. Настоящая подруга! Сразу стала прикидывать, как подготовить мою маму к праздничному известию.

- Время в запасе пока есть, - говорит Гулька. – Ёлка, срочно заведи беременную кошку. Дело верное! Муси-пуси, восторг и вся шляпа. А появятся котята – мечтательно говори: «Вот бы и мне такого, мамочка!» Между делом как бы.

- А если моя мама утопит их на фиг? - говорю я. - И меня следом за ними? В той же воде, чтоб два раза не набирать.

- Но хотя бы подготовь почву, - говорит Гулька. – Намекни, что у тебя появился мальчик. За ужином легко и непринуждённо скажи: «Мама, я тут познакомилась с симпатичным мальчиком… это ничего? Он мне ужасно нравится… это ничего?»

- Ага, - говорю. - И тут же: «Я от него беременна… это ничего?» Ты у нас плохого не посоветуешь.

- Меняем план, - говорит Гулька. – Нам нужен волевой психологический ход! Отвлекающий маневр! Например, заходишь на кухню и орёшь: «Мама, я посеяла твои серёжки!...»

- А потом?

- Потом добавляешь: «…а ещё я беременна, но серёжек очень жалко». И побольше драмы в голосе.

- Не покатит, - говорю. – Если я ляпну про серёжки – мать меня тут же и грохнет. У неё как раз нож в руках.

- Подумаешь, грохнет, - говорит Гулька. - Зато и про беременность не узнает. Пусть это останется твоей маленькой тайной.

- Гулька, - говорю. – Тогда я завещаю тебе мой профиль в сетях. Обязательно выложи там, что меня дропнули, попрощайся от моего имени и не забудь потом печальные лайки посчитать.

- Сделаю, - говорит Гулька. – Для верной падры ничего не жалко.

- Главное, проследи, лайкнет эту новость Стёха или нет? - говорю. – Мне это очень важно… хрен знает почему.

- Ты от него залетела, что ли? – говорит Гулька.

- Не факт, - говорю я. – Как говорится, возможны варианты. Но только бы не от Эрика, он криповый какой-то.

- Да, Эрик вообще криповый, - говорит Гулька. – Стёха с Никитосом лучше. Позвони им обоим и каждому скажи, что залетела от него. Пусть тебе хоть денег на телефон закинут, как будущие отцы.

- Да, - говорю. – Рублей по триста в край пусть закинут, а то вообще на счету голяк.

- Не мелочись, - говорит Гулька. – Пусть кладут по шестьсот и никаких гвоздей. Ты же не каждый день от них беременеешь.

- С Эрика тоже просить? – говорю.

- Ясен пень! С Эрика бери все семьсот пятьдесят, раз он криповый. Это налог за стрёмность.

Посидели, подумали ещё.

- Слушай, Ёлка, - с надеждой говорит Гулька. – Вдруг у тебя это?... Типа ложная беременность?

- Ништяк бы, - говорю. – А разве так бывает?

- Бывает, сама читала! Короче, пузо тоже росло-росло, все симптомы налицо, уже ждали двойню… а потом – бац! Ни фига. Пустышка.

Я уже обрадовалась, но Гулька тут же говорит:

- Есть одна сложность, Ёлка. Там-то пузо у мужика росло – это был какой-то крановщик Бульбульдинов. У тебя не прокатит, ты же не крановщик.

- Не знаешь, где стоит кран этого Бульбульдинова? – говорю я. – Я бы лучше с него мамке свою новость сообщила, чтоб она в меня кирпичом не докинула.

- Хочешь, скину на него ссылку? - говорит Гулька. – Прочитай мамке и похвастай: «Вот, у крановщика Бульбульдинова была ложная беременность… а я подделок не признаю!»

- Ох, - говорю я. – Печалька. Могильными венками пахнет.

- Нет, мы всё-таки её подготовим, - говорит Гулька. – Делаем хитрый психологический ход. Заходишь и объявляешь мамке, что беременна твоя подруга Гулька, то есть я!

- И что? – говорю. – Мамка скажет: «Дура твоя Гулька, хорошо, что ты не такая!»

- А ты скажешь: «Такая-такая!...» - говорит подруга. - Или нет, скажи: «Извини, маман, я у неё на уроке попросила списать… и видимо, не то списала».

- Ауф! - говорю. – Ещё добавлю: «Я у Гульки ребёнка на вечерок поносить попросила?»

- Попробуй с другой стороны! - не унимается Гулька. – Ударься в ностальгию! Скажи ей: «Мама, ты помнишь, я просила у вас братика или сестричку?»

- Ну, - говорю. – Просила когда-то братика. Мать ответит, что в то время у нас денег не было, квартира тесная, отец пил и сама она болела часто…

- Вот! – говорит Гулька. – Она тебе всё это скажет, а ты кричи: «Мама, небеса  услышали мои молитвы и записали твою фамилию… но перепутали инициалы. Короче, доставка чуток промазала, не туда положила. Буду вынашивать братика вместо тебя».

- Шаткая версия, - говорю. – Хватит кекать. Лучше скажи, что из моего барахла на память возьмёшь? Игровую приставку тебе завещать или Ксюхе?

- Приставку не надо, - говорит Гулька. – Вот чёрную юбку я бы взяла. Что, прямо сейчас хочешь пойти и признаться? Может, прийти и портфелем тебя заслонить?

- Спасибо, но бесполезно, - говорю. – Только учебники испортишь, моя мамка всех насквозь просандалит. Счастливо, Гулька, не поминай лихом. Как устроюсь на небесах, сим-карту там куплю – сразу тебя наберу.

Захожу на кухню, мать сидит, помидоры перебирает. Я налила себе чаю и спрашиваю:

- Мам… а правда, что все дети от Бога?

- Сколько недель? – спросила мамка.

- Шесть, - говорю честно.

- Мусор вынеси, - сказала мамка. – И садись помогать, чучело.

А больше ничего не сказала. Бывает же такое! Закончим – обрадую Гульку. Фиг ей, а не чёрная юбка.