Вторая сигнальная система

Как подробно описано в работе Поршнева Б.Ф. Вторая сигнальная система работает за счет торможения первой сигнальной системы. Огромная часть энергии человеческого организма используется именно для процессов торможения. В критических ситуациях, когда жизненно необходимо совершить конкретное действие процессы торможения останавливаются и вся энергия направляется на выживание. Именно за счет этого люди совершают в такие моменты поступки немыслимые в обычных ситуациях.

Для Поршнева применение терминов, характеризующих психическую деятельность людей, к животным, является абсолютно неприемлемым. Точно также как перенос на людей поведенческих повадок животных. Более того он категорически возражал против применения психологических категорий, свойственных современным людям, к людям жившим в средние века и тем более в  ранние исторические эпохи. Несомненно это совершенно правильный подход. Человек создание социальное и развивается вместе с развитием общества. Однако для дальнейшего изложения нам потребуется применять к живым созданиям такие термины как «мыслеформа», «мыслеобраз» и т.д. пока нет адекватных терминов.

Как уже отмечалось выше, человек сложное образование. Тоже самое можно сказать о любом живом существе. Явление гипнотического влияния однозначно имеет место в животном мире (питон гипнотизирующий жертву, змея пляшущая под дудочку и т.д.). Стая волков перед охотой становится в круг головами друг к другу и обменивается «планом» предстоящего мероприятия. Люди, пережившие встречу с йети, снежным человеком или русалками, описывают состояния паралича и ужаса, которые эти существа у них вызывали.

На ранней стадии развития слова использовались именно в приказном смысле. До сих пор эта магическая сила слова используется  целителями для заговора болезней, магами и церковнослужителями при чтении заклинаний и молитв. Йоги с помощью второй сигнальной системы могут управлять работой внутренних органов. Очень отточенную технологию работы со словом развили последователи нейро-лингвистического программирования НЛП. Отличие людей от животных состоит в том, что они могут создавать «мыслеформы» с помощью второй сигнальной системы.
Хочется сделать небольшое отступление, связанное с достоверностью используемых нами данных. Сведения, на которых мы строим свои суждения, как правило, поступают к нам от других людей. Это воспитание родителями, обучение в школе, чтение книг, посещение разнообразных курсов и просто общение с другими людьми. Зачастую, мы принимаем их как твердо установленные факты, хотя по сути они не могут быть таковыми. Приведу несколько примеров.

«В обычной жизни человек использует 4-5 процентов потенциала своего мозга». «Поведение человека определяется на 20-30 процентов сознательно, а оставшаяся часть происходит под влиянием бессознательного». Такого рода утверждения кочуют из книги в книгу и считаются азбучными истинами. Возможно читатель знает конкретные методики, с помощью которых были получены такие цифры. Мне не встречались даже ссылки на них. Я сделал это замечание потому, что дальше я хочу привести несколько примеров влияния второй сигнальной системы (то есть речи) на изменение конкретных характеристик людей. Они были прочитаны мной в литературе или получены при общении с другими людьми. К сожалению, я не смогу предоставить критически настроенному читателю безоговорочных доказательств. Единственное, что можно сказать по этому поводу «нельзя объять необъятное». У автора этих строк, как и у любого другого человека, вполне конкретный и ограниченный объем знаний и сил.

«Левая половина головного мозга отвечает за логическое мышление, а правая за эмоциональную деятельность. Если человек с детства говорит на китайском языке, то обе половины головного мозга работают равноценно». Когда я это прочитал, то сомнений в научной добросовестности автора у меня не возникало. Следующее положение выглядело примерно так: «Исследования жизни уссурийских казаков (русское население) показало, что несмотря на жесткое ограничение ассимиляции с местным населением, через два три поколения они стали очень похожи на местных жителей» (влияние метакода местности). Эти утверждения были прочитаны давно и восприняты мной как любопытный факт. Но они заставили обращать внимание на подобные случаи. Недавно автору этой книге довелось побывать в Хакасии. Там в разговорах мне рассказали две очень интересные истории. В одном случае мальчик из семьи русских переселенцев попал  в Хакасию в возрасте 10 лет. В процессе жизни ему по роду работы пришлось много говорить на хакасском языке. В пожилом возрасте его уже нельзя было отличить от коренного хакаса. Сменился даже цвет глаз (влияние метакода местности и языка). В семье женщины, с которой я говорил, родилась девочка белокурая и с голубыми глазами. Семья была чисто хакасской и в роду русских не было. Такой она и росла. Но после тридцати лет и волосы стали черными и глаза. Она приняла чисто национальное обличье. Мне представляется, что эти факты говорят об очень мощном влиянии языка на физическое тело (влияние метакода местности существенно усилилось за счет использования языка). То есть, в некоторых случаях даже внешние признаки расовой принадлежности могут изменится под его воздействием.

С помощью слов в человеческом обществе развиваются и утверждают себя такие явления как мораль, нравственность, идеология. С учетом того, что подавляющая часть человеческого сообщества, согласно мнению Б. Диденко, составляют люди «диффузного» типа и «неоантропы»,  то есть люди восприимчивые к внушению, представляют большинство населения («Но если в Природе соотношение растительной, травоядной и хищной ступней биомасс соответствуют разнопорядковости (100:10:1), то у людей, судя по всему, хищных особей несколько больше. Ориентировочно, в т.наз. «цивилизованных» странах, их сейчас насчитывается около 15% — «каждый седьмой может стать истинно жестоким». В общем же случае, число их может быть различно для разных сообществ, и в весьма широком диапазоне.» ) эти категории обладают большим влиянием на поведение людей.
 
Остается выяснить кто командует формированием этих общественных категорий. Естественно это происходит под влиянием властных структур общества. Приведем отрывок из книги Б. Диденко, характеризующий нынешнее состояние дел.

«В настоящее время самым престижным и относительно безопасным местом отправления насилия является бесконтрольная власть. Процесс оттеснения предельно жестоких и откровенно безрассудных хищных гоминид от власти и контроль за действиями власть имущих в свое время был начат на Западе. Вернее, от власти были отстранены почти все суперанималы (ушедшие в мир т.наз. организованной преступности), и их сменили расчетливые и коварные суггесторы. А к незначительным постам получает доступ и диффузный вид, — те его представители, которые удачно вписываются в канву интересов верховных правителей (в основном от них требуется послушность, нерассуждающая готовность к исполнению любых приказов).

Взаимоистребление хищных гоминид переместилось здесь на поверхность общества. Гангстерам, насильникам всех «родов войск», проходимцам всех мастей предоставлено обширное поле деятельности, но точно так же может быть обилен и «урожай». Все эти максималисты человеконенавистничества, нравственные монстры сосуществуют с обществом, и хотя подобное соседство болезненно для социального организма, но тем труднее оказать на него кардинальное воздействие.

В тоталитарных же обществах все наоборот. Хищные гоминиды не имеют возможности безнаказанного совершения насилия нигде, кроме как находясь в коридорах власти. И они с неотвратимостью продвижения чудовищ там и оказываются. Если, конечно, — не в тюрьме; но, к сожалению, как и всякий счастливый исход событий, подобное случается реже. Пробравшись к власти, хищные гоминиды проводят политику, которая изнутри корежит сознание людей и всего общества, хотя внешне все может быть прикрыто косметикой псевдореформ и социальные витрины украшены муляжами благоденствия. При такой зависимости большинства населения от принудительных мер и произвола авторитарных бесконтрольных властей у людей порождаются такие психологические свойства, как пассивность, озлобленность, неуважение к человеческому достоинству и т.п. «духовные богатства».

Собственно, такой размах преступности на Западе означает лишь то, что большинству «оппозиционных» хищных гоминид нашлось занятие «по душе» вне структур государственной власти, и их по мере  возможностей отлавливают. Но естественно, что они все же никогда не оставляют своих попыток пробраться к рычагам власти на любом возможном уровне. Это даже можно считать программой;максимум, сверхзадачей преступного мира (как бы «дело реставрации власти суперанималов»). Достаточно вспомнить все те многочисленные случаи захвата власти уголовниками-диктаторами, озверелыми хунтами, не говоря уже о всепроникающей коррупции, доходящей до «сиамско-близнецового» сращивания государственных структур с мафиозными, и делающей жизнь «свободного мира»  похожей на некий муравейник полностью, насквозь пронизанный преступными, корыстными ходами.

Так что никогда нельзя обольщаться на счет тех, кто стоит у власти. Даже в самом «лучшем случае» там могут находиться лишь более ловкие и искусные «делатели хорошей мины». И несомненно одно: во всех этих «лабиринтах власти» всегда снует редкая сволочь — исключительно свободная от каких либо моральных устоев, но «зато» необычайно жестокая, публика. Это всегда может быть чревато самыми страшными последствиями, ибо среди этой «административно;командной своры» действительно немало таких субъектов, которые были бы и впрямь не прочь полюбоваться гибелью человечества («малый» прецедент подобного представления был уже некогда создан Нероном, в «драматургических целях» устроившим пожар Рима). Внутренний мир любого представителя этого мрачного хищно;гоминидного контингента откровенно чудовищен. И поэтому авторитарность, «волю к власти» (как и саму власть) необходимо рассматривать как бич номер один для человечества!»

Огромное влияние на общественное поведение людей имеет сфера искусства. Однако эта сфера также оказывается под контролем «хищных» человеческих типов. Природная предрасположенность суггесторов-манипуляторов в перевоплощению позволяет им добиваться в этой сфере быстрого успеха. Вот как это характеризуется Б. Диденко.

«В процессе видообразования суггесторы выделились на втором этапе антропоморфоза, уже после образования диффузной группы «кормильцев». Суггесторы «благополучно» отпочковались от этой — уж очень явно «неблагополучной» — группы, пойдя по пути имитации интердиктивных действий палеоантропов — внутривидовых агрессоров. Суггесторы смогли успешно подражать их агрессивности и смелости, оттесняя при этом свой собственный страх, удачно маскируя его своей противоположностью — видимым бесстрашием, как бы воплотив принцип «лучшая защита — нападение». Это, скорее, то, что ныне именуется «наглостью», «нахальством». Так на свет божий вслед за «злом» выступило «коварство». «Хищническая духовная позиция включает в себя две черты: злобность и коварство».

На протяжении всей истории человечества суггесторы были единственным видом из четырех, большинство представителей которого жили в свое удовольствие практически в любых условиях. Суггесторы всегда образуют общественный слой т.наз. «ликующих» в этом мире. Именно они и составляют подавляющее большинство чудовищного конгломерата «сильных мира сего», создавая собой прихлебательское и «подсиживающее» обрамление при тех, кто находится «в силе», «в законе». Не имеющие совести, не способные иметь ее изначально, apriori, суггесторы могут переживать и страдать лишь от пресыщения и злоупотребления теми или иными «радостями жизни». Психологическое ядро этого вида по типологии К. Юнга  составляют «сенсорные экстраверты» — крайне мерзкие субъекты, стремящиеся к рафинированным и изощренным удовольствиям. Большинство же суггесторов неудержиммо тремятся к удовольствиям вообще, как к таковым, вплоть до самых грубых и примитивных.

Если суггестор имеет высокий социальный статус, то он именуется в прижизненных биографиях не иначе как «жизнелюб» (в медицинской терминологии — «биофил»). Если же он оказывается на опальных социальных позициях, то получает тогда более звучные, и к тому же более объективные определения: развратник, потаскун, сволочь, паскуда и т.д. по нисходящей, вплоть до многочисленных нецензурных характеристик просторечия, сохраняющих, впрочем, свою объективность.

Суггесторы очень часто талантливы — в традиционном понимании — во многих областях, но в особенности — в искусстве притворства, блефа. Их частенько именуют «артистами в жизни». При средних интеллектуальных способностях, это, как правило, — «жучки» в сфере сервиса, мелкие мошенники, лживо;добренькие «по методике Дейла Карнеги» плуты, аферисты, сутенеры, актеры, согласные играть любые роли, солисты в похабных ревю, продажные журналисты, «придворные» поэты и литераторы («спичрайтеры») — одо— и борзописцы. Отсутствие совести у них простирается до своей крайней формы: до физиологического бесстыдства, зачастую становящегося для них незаменимым техническим приемом в их хлопотной балаганной деятельности.

Суггесторам нередко присуще сильное чувство юмора, но имеет оно такой же сильно выраженный хищный, т.е. безнравственный характер, чаще всего проявляющийся в известной психиатрам форме «патологического остроумия», без чувства меры (классический литературный пример — Остап Бендер). Черный юмор, всякого рода «страшилки», похабные, скабрезные анекдоты, а также пародии, пересмешничество, передразнивание (вплоть до звукоподражания и чревовещания) — все подобное неприкрыто злобное зубоскальство — тоже излюбленное занятие именно суггесторов. Многим суперанималам, особенно из «авторитетов», также свойственно остроумие, хотя и куда менее изощренное, чаще всего — в яркой форме запугивающих или оскорбительных лаконичных, острых фраз.

При более высоком уровне интеллекта суггесторы становятся «гибкими» политиками, «модными» адвокатами, крупными дельцами;махинаторами, нередко — маститыми конъюнктурными писателями. Все они в обязательном порядке безнравственны в той или иной форме: ханжеской или откровенной. При отсутствии же «выпячивающихся» талантов и способностей суггесторы стремятся пробраться к власти, пристроиться в ее эшелонах, при этом уже не считаясь ни с какими своими дополнительными «отсутствиями», как физиологическими, так и умственными, и даже можно сказать, продвигаясь наперекор им. Именно поэтому в неконтролируемых обществом властных структурах так много всякого рода чудовищно ущербных личностей, наводящих ужас на подчиненных своей уникальной наглостью и немыслимой подлостью.

Но все же самое главное для суггесторов — это яркий успех, слава, неважно даже на каком поприще и какого качества, вплоть до геростратовой. Хотя власть для них приоритетна, однако власть без славы, тайная власть «кардинала инкогнито» чаще всего их не устраивает. В этом обстоятельстве заключается их главное расхождение в «вопросе власти» с суперанималами, которым зачастую присущ аскетизм фанатического толка. И если суггесторам предоставляется возможность добиться быстрого успеха на альтернативном поприще, то они изменяют своим прежним устремлениям без малейшего сожаления.

Суггесторы и суперанималы зачастую — отличные ораторы «трибунного» типа. Дело здесь в том, что речь для суперанималов и большинства суггесторов является пределом функционирования их мозга. Многие из них думают только тогда, когда говорят — сами с собой или же при стечении толп. Для них утверждение бихевиористов о том, что «мышление — это внутренняя речь», т.е. беззвучное механическое проговаривание слов, и ничего больше, справедливо в своей предельной, очевидной форме, так что и лабиринтных крыс для доказательных экспериментов не требуется. Слова для них значительны, «огромны», и они ощущают их физически, с хищной точностью, нередко — с совершенно бессмысленной атрибутикой цветовой и вкусовой гаммы. Поэтому они и не могут подняться «выше» слов: при незначительной содержательности высказываемой мысли, а часто — и вовсе при полной ее «пустопорожности», главные усилия они вкладывают в вербальное оформление своего перла и в обязательную эмоциональность изложения, вплоть до жестикуляции физкультурного или «амсленгового» типа (armslang — язык жестов, используемый глухонемыми людьми).

Но эта смысловая «сниженность» ничуть не мешает им становиться (вот она, «польза» наглости и беспардонности!) яркими политическими ораторами («пламенными трибунами»), религиозными проповедниками, поэтами-декламаторами, специфическими лекторами-шарлатанами.

В отличие от суперанималов, лучше справляющихся с непосредственной агитацией, с использованием личного заразительного примера, например, организацией мятежной или стяжательной толпы (типа грабителей винных складов), суггесторы способны воздействовать и на аудиторию, успех в которой определяется голосованием или убеждением (с использованием, как правило, лживой аргументации).
 
К счастью для людей, суперанималы и суггесторы, точно так же, как и всякие хищные в системе трофических цепей Природы (в системе иерархического поедания живых организмов), и в человеческих популяциях составляют по необходимости «подавляющее меньшинство». В противном случае, была бы невозможна и недостижима жизнеспособная социальность из;за ее нестабильности: любой конфликт в общественном месте перерастал бы тогда во всеобщую поножовщину; подобное можно наблюдать в притонах и злачных местах.

Совершенно очевидно, что не может быть никаких разговоров об «исправлении» ступивших на преступный путь суггесторов и суперанималов (палеоантропов;неотроглодитов). Ибо это — как породистой охотничьей собаке дать свежей крови загнанной дичи при натаскивании. Отсюда естественным образом вытекает вывод о неискоренимости преступности в хищной социальной среде. Поэтому тщетны и попросту наивны все попытки «перевоспитания» всех этих «человекодавов». Скорее, наоборот, тюрьмы делают их еще более жестокими и учат большей предусмотрительности при совершении ими новых, очередных преступлений.

Воздействие же подобных наказаний на нехищных людей, причинение им — пусть и «заслуженных» — страданий, в первую очередь и главным образом проявляется в нравственной деформации личности: происходит деморализация. Пенитенциарные заведения не только не могут прибавить гуманности, но, наоборот, отнимают и все то, что было. Случаи «духовного противостояния» достаточно редки, и в общем русле — аномальны, чаще и «естественнее» происходит «хищная переориентация», нравственное падение: «с волками жить — по волчьи выть».

Становится совершенно понятной бесполезность жестоких наказаний, и даже их неуместность, в тех случаях, когда действительно ставится цель перевоспитания (точнее бы — спасения!) личности. В этом свете представляется неимоверно жестокой практика совместного содержания и «перевоспитания» рецидивистов и остальных преступников. По логике вещей, следовало бы периодически выбирать паханов и «черных» из общей массы осужденных и формировать из них группы совместного содержания по олимпийской системе: «четвертьфинальные», «полуфинальные» и т.д. — с полнейшим невмешательством в их «образцовый ударный быт», за исключением объявлений «перемирий для уборки трупов». Этот метод позволил бы сдержать хищную переориентацию диффузных людей в местах заключения. А распространение подобной же неразборчивой практики содержания правонарушителей и на детские «исправительные» учреждения — это уже проявление неприкрытого зверства со стороны властей, создающих таким образом в обществе хищную среду уже «повышенного качества», «сеющих ветер» для потомков.

Суггесторы;биофилы наиболее приближаются к приматам, т.е. в них действительно много «обезьяньего». Это есть следствие того, что они пошли по пути имитации поведения как нелюдей;палеоантропов, так — в дальнейшем — и людей. Подобная двойная маскировочная адаптация потребовала от них очень и очень многого: заимствования, точнее, генетического закрепления определенных приматогенных качеств и их дальнейшего развития — «причеловечивания». И произошло отступление этого вида вспять — на приматный (понгидный) уровень, в том смысле, в котором традиционно понимается обезьянье поведение именно негативного характера.
Иными словами, при этом ими были заимствованы (т.е. выделены и закреплены) вовсе не такие качества, как добродушие или наивность. Нет, совершенно наоборот, все это настоящее богатство было как раз отброшено, за исключением своих оболочек, взятых кое кем для издевательской маскировки: это хорошо известные разновидности «улыбчивых» или «работающих под дурачка» мерзавцев;садистов. А «благоприобрелись» суггесторами чисто обезьяньи «сокровища»: кривлянье, передразнивание, гримасничание (пусть все это зачастую и в салонных или сценических своих «высокохудожественных» формах и воплощениях) и прочие такого же рода регалии, вплоть до неконтролируемой похоти.»

Господство «хищных» гоминид во властных структурах и в культурной области порождает и у людей «диффузного» типа (внушаемых) искаженное представление о человеке. Это представление сформированное под влиянием «хищников», отражает «хищнический» взгляд на людей. Наиболее показательно этот взгляд нашел отражении в определении человека, данным основателем Церкви Сатаны Антоном ЛаВэйем.

«Сатана представляет человека всего лишь еще одним животным, иногда лучшим, чаще даже худшим, чем те, кто ходит на четырех лапах; животным, которое вследствие своего «божественного, духовного и интеллектуального развития» стало самым опасным из всех животных!»

Налицо полная идентификация человека с «хищным» подвидом. Диффузный тип людей, попавший под идеологическое и культурное влияние «хищников», старается походить на них, а незначительное количество «неоантропов» просто высмеивается как чудаки.
Уважаемого русского философа Н, Бердяева (религиозного человека) трудно заподозрить в симпатиях к сатанизму или жизненному прагматизму. Но этот конгломерат человеческих существ, состоящий из разных видов, когда он рассматривается как единое целое приводит к заблуждению даже лучшие умы человечества. Во какую характеристику людям дает Н. Бердяев в упомянутой выше книге.

«Человек есть бессознательно-хитрое существо, и его плохо понимают, и он сам себя плохо понимает. Человек может усиливать свое страдание, чтобы меньше страдать. Это психологический парадокс. Это экзистенциальная диалектика страдания: страдая от одного, он утешает себя другим страданием. Человек способен совершить героический подвиг, чтобы меньше страдать. Он идет на войну и совершает чудеса храбрости, идет в монахи и совершает аскетические подвиги, чтобы отвлечь себя от страдания, вызванного несчастной любовью или смертью близкого человека. Или он начинает терзать место, которое у него болит, начинает увеличивать боль, чтобы уменьшить боль. Он не только убегает от того, что причиняет ему боль, но и влечется к боли и сосредоточивается на ней. Человеку очень присущ мазохизм. Мазохизм, как и садизм, есть извращение, порожденное страданием. И это имеет таинственную связь с полом, раненностью человека.

Человек есть больное существо, и потому самые большие психологические открытия сделала психопатология. Он легко склоняется то к мании преследования, то к мании величия. Обе мании так связаны между собой, что человек, одержимый манией преследования, легко начинает преследовать других. Человеческая борьба против страдания сплошь и рядом имеет патологический характер. Сумасшествие может иногда быть выходом из неразрешенных конфликтов жизни, давать облегчение. Самое ужасное в человеческой жизни — это автономия и изоляция разных сфер душевной жизни, отрыв от центра, подчиняющего высшему смыслу, и образование изолированных миров. Так, автономия и изоляция сексуальной жизни ведет к чудовищному миру, изображенному маркизом де Садом . Для де Сада человек, естественно, злой, жестокий, сладострастный.»

Итак, вторая сигнальная система (речь) позволила развить людям такие свойства как интеллектуальность и расчетливость. Опираясь на эти качества человечество смогло осуществить техническую революцию, создать компьютеры, высадиться на Луне, создать ядерное и термоядерное оружие и вполне может уничтожить все живое на Земле. При наличии «хищных» видов у руля государственного управления, это вполне возможный исход. Что может остановить нависшую угрозу? Только третья сигнальная система, которая будет тормозить вторую, как вторая тормозит первую. Эту систему пытаются связать с нравственностью или моральностью. Мне представляется, что правильно назвать ее ЧЕЛОВЕЧНОСТЬЮ и связать ее с ДУХОВНОСТЬЮ.