Глава 3 Ферма рабов-работников

Когда человек достигает последней черты, за ней всегда прячутся кривые линии.

Вздохнув, отец Фёдор с мягкой улыбкой посмотрел на парочку, лежащую в «зиндане» и прошептал:

«Разводить буду. Как раньше не догадалси, торговля работниками. Молодые, красивые, рослые. Отлично! А ведь есть от энтих террористов польза! Без Савенкова ни в жисть бы не додумался. Ща продам последнюю партию шкур и куплю аппарат по клонированию. Во жисть настанет. Их у меня не только на Земле, но и вообще в системе будут покупать. С лягушками надо завязывать, здеся не в пример больше перспектив, опять же новый фасон. Санаторий им сделаю, лужайку зелёную, яблони пассажу, антоновку. Лепота…»

Первым очнулся Зигмунд и начал с недоумением рассматривать стерильной чистоты комнату. Ровный матовый пол с гладкими стенами, прямоугольное окно, сквозь которое топырились в белый свет лапы корабельных сосен. Ни тебе подоконников, ни плинтусов, дверь тоже невозможно разглядеть. Самурайскую эстетику помещения нарушали два толстых матраса, паривших в воздухе неизъяснимым образом, на одном из которых лежала Серафима. Провёл рукой вдоль стены и не обнаружил никаких зазоров или дефектов, идеальная поверхность поражала своим совершенством.  Неожиданно засветился большой квадрат, в котором стоял весьма необычного вида пожилой субъект в халате и шлёпанцах с вышитой золотыми нитками надписью «Бог».

– Вставайте, зачухондрики! Знакомится будем. Можете запросто, отец Фёдор.

Проснувшись от резкого скоморошного голоса, Серафима вскочила и тут же начала себя ощупывать, боясь поверить в действительность.

– Ого, вот и барышня изволила разодрать глазёнки. Здрасьте. Как почивали на новом месте?

– Вы что себе позволяете? Где я? – мгновенно реагировала закалённая революцией женщина.

– Любопытствуешь? Правильно. Тобе ещё многому придётся научиться. – Отец Фёдор начал перечислять: – Готовить опарышей для лягушек, воду менять в корытах, чистить вольеры. О, и самое главное, постараться не сдохнуть от нежных чувств!

– Освободите нас немедленно! Где здесь выход? И почему меня заперли вместе с мужчиной в одной комнате?

– Шустрая какая. А тебе что, красавец, и сказать нечего? – обратился отец Фёдор к Зигмунду.

– Вопрос – мы в раю?

– С чего бы это?

– Действительно, непохоже. Тогда вы кто?

– Вот бестолочь! Ну ничё, мы быстро вас воспитаем, правда, Жульен? Иди сюда, познакомься с рабами божьими. – В квадрате появился огромный самец гиены с кривым шрамом через волосатую морду. Внимательно изучив своих подопечных, зверь лизнул экран розовым в чёрных пятнах языком. Потом издал совсем неожиданный звук:

– Хы-ы, – и плотоядно улыбнулся, если, конечно, можно назвать улыбкой оскаленную пасть с гребнем влажных от слюны клыков. Людям стало крайне неуютно, можно даже больше сказать, что они потеряли дар речи, представив рядом с собой это чудовище.

– Вижу нравиться. Вы с ним осторожней, смотрите не влюбитеся, он у меня вещь ценная. Столько графенов за него отвалил – тьма. Зато, вумный, страсть, почти профессор. Цельных пять штук слопал, породистых. Так, о чём энто я? Ага, с Жульенам познакомил, дальше он вам сам всё объяснит. Пусть отрабатывает средства.

Экран погас, оставив узникам фантастические вопросы, ответы на которые они не хотели знать ни разу. Любые предположения мгновенно становились бредом сумасшедшего. Зигмунд уставился на Серафиму в бессильной попытке найти разумное объяснение этому явлению, но увидел растерянную женщину, мнущую в руках крошечный батистовый платочек.

– Отвернитесь, – потребовала Серафима, – я не прибрана!

– Так теперь уже неважно.

– Неправда! А вот и важно! Разбейте это чёртово окно, мне дышать нечем.

Неожиданное решение всегда приходит от слабых людей. Как он раньше до этого не додумался. Всегда надо сражаться, нельзя покорно склонять голову перед обстоятельствами. Иначе они, эти самые обстоятельства, заставят тебя исполнять совсем возмутительные вещи. Один раз он уже доверился капризной судьбе и подписал опасный договор с полицией. Вещи, о которой до этого и помыслить-то мог. А теперь, пожалуйста, обычное дело!

Зигмунд ударил американским ботинком в прямоугольник, за которым безмятежно раскачивали ветвями огромные сосны. Толстая подошва отскочила, не причинив ровным счётом никакого вреда прозрачной преграде. Раздался неприятный вибрирующий звук, лицо Серафимы начало двоиться, троиться, четвериться, дальше мышцы потеряли свою эластичность, и вандал упал на пол. В стене открылось длинное прямоугольное отверстие, из которого торчала оскаленная морда Жульена. Загребая кривыми лапами, гиена обошла бьющихся в судорогах пленников и громко выдохнула редкой концентрации смрад, отчего те вскочили и побежали к выходу. Вслед раздалось:

– Хы-ы, – и топот тяжёлых лап с чёрными когтями по каменному полу: – Блюмс-кляц, блюмс-кляц, – неслось в спину новых рабов фермы.

На улице моросил противный холодный дождь, тропинка, выложенная кислотно-изумрудной плиткой, по дуге огибала железную ферму, над которой развевался чёрный штандарт с арнийской эмблемой, символизирующий борца с драконами. Белый кулак гордо торчал из кольца змеи, кусающей свой хвост. Дальше находилось несуразное серое здание на вбитых под наклоном ржавых сваях. Внимание привлекли факелы из ярко-фиолетового огня, вибрирующие протяжной мелодией японского кото. На высоком помосте можно было разглядеть фигуры музыкантов. Тонкие пунктиры водяных струй на мгновение замирали над их головами и устремлялись в стороны, словно наткнувшись на незримую преграду. Седовласый дед в шёлковом кимоно самозабвенно дёргал струны, за ним поблёскивал окулярами робот, с механической точностью производивший акустические вибрации из возмутительно чужого и лично ему неприятного дерева.   

Узникам пришлось ступить на мокрую плитку, чтобы Жульен не врезался им в спину своей грозной волосатой сущностью. Дремлющий где-то в мозжечке первобытный ужас, внезапно проснувшись, погнал вперёд к бетонному корпусу с наскальными посланиями навроде: «Здесь жил Коля» или ещё тривиальнее «Аттила».

«Однако, в славную компанию мы попали», – подумал Зигмунд, смахивая с бровей назойливые холодные капли.

– Зигмунд, дайте мне вашу куртку, – потребовала Серафима.

– А я в чём останусь?

– Ну я не знаю, найдёте что-нибудь. Вы что не видите – дождь! Мне холодно.

Она шла быстрым шагом, обхватив посиневшими пальцами промокшее домашнее платье, в котором её похитили из гостиничного номера в Мюнхене. Быстрая смена обстановки ещё не успела освоиться в переплетениях женского мозга. Например, этот чёртов Порфирий, то ли бывший муж, то ли коварный полицейский, что, впрочем, одно и то же, клятвенно обещал, что в номере она будет в полной безопасности – вот, пожалуйста! Верь после этого мужчинам! Негодяй! И это ещё не всё.

 «Ну и что теперь делать?» – задала себе мысленный вопрос. Ответ не пожелал обнаружиться: мешал секущий дождь и занудная дудка:

– Эй, вы. Как вас там? – закричала Серафима, обращаясь к музыкантам на помосте. Ответом послужил особенной пронзительности стон кото. Из свинцовых туч раздался удар грома и над частоколом гигантских сосен распустился электрический куст нервных трещин. Спутанные каштановые волосы мгновенно растопырились и заискрили. Топот ног с клацаньем замер, революционерка услышала знакомую вонь и противное:

– Хы-ы, – отчего ей тут же захотелось писать. Впрочем, это совсем не волновало огромную гиену. Самец ловко оттолкнул мускулистым крупом замешкавшегося Зигмунда и лбом ударил в пятую точку испуганной женщине. Отчего Серафима подпрыгнула и на дрожащих ногах припустила к серому бараку с наскальными рисунками арестантов. Потирая ушибленный бок, Зигмунд пошёл в том же направлении, справедливо полагая, что не следует портить отношение со столь радикальным тюремщиком. И если до сих пор он совсем не понимал, коим образом этот самый Жульен сможет провести экскурсию по концлагерю, то теперь, после виртуозной работы головой, его сомнения разрешились.

«Правильно, нечего в недотрог играть!» – с мстительным чувством подумал бывший полярный лётчик, на ходу снимая кожаную куртку, чтобы накрыть жертву феминизма.

Убегая от бессердечного зверя, Серафима заскочила во внезапно образовавшийся перед ней проём в стене. Секциями начали вспыхивать квадратные лампы, осветив бесчисленные вольеры с оранжевыми лягушками. Отовсюду неслось оглушительное кваканье, перебиваемое шлёпаньем влажных тел в перегородки из нержавейки.

– Вот это крюшон! – охнул Зигмунд, после того как накинул на плечи Серафиме свою куртку.

– Именно, жуткая смесь из гадов и сырости, – ответила женщина, морща носик на резкий запах, исходивший от земноводных.

– Я так понял, нам придётся здесь работать.

– Что-о!

– Это очевидно, можете не сомневаться. Нас для этого и похитили.

– Кто? Неужели этот мерзкий старик?

– Как вы прозорливы.

– А что он там говорил про каких-то опарышей?

– Личинки. Так-то. Сочувствую.

– Сарказм? Это вы напрасно. И не подумаю подчиняться. Зачем мне это надо, Мне это совсем без разницы. Вот ещё!

На плечо возмущённой женщине легла огромная голова Жульена, испачкав тягучей слюной лётную куртку Зигмунда.

– Хы-ы, – раздалось над ухом. Африканский хищник умудрился подкрасться совершенно бесшумно, чтобы застать врасплох своих подопечных. От неожиданности Серафима прыгнула в сторону и оказалась рядом с шеренгой лопат. Схватив одну из них, выставила перед собой в тщетной попытке защититься от коварного тюремщика. С участием глядя на будущую жертву, Жульен сел на короткие задние лапы и громко чавкнул широко раскрытой пастью, демонстрирую великолепный набор огромных зубов.

– Вы уверены, что справитесь? – поинтересовался Зигмунд, прекрасно понимая, что мутанту переростку нельзя перечить ни в коем случае.

– Ну что вы стоите! Он меня сожрать хочет, – закричала в панике Серафима, пальпируя воздух шанцевым инструментом, на который Жульен не обращал ровным счётом никакого внимания, сверля женщину бездонно-чёрными глазами хищника. Поняв смехотворность свой борьбы, она опустила лопату и от бессилия разревелась. Зверь ещё раз зевнул и надавил лапой на покрытую зелёной патиной бронзовую кнопку, торчащую из стены. Покачиваясь от шевелящегося груза, выехала тележка с опарышами. Догадавшись, что от них ждёт надсмотрщик, Зигмунд взял поудобнее лопату и начал по-шахтёрски бросать корм в лотки из полированной стали. Смирившись перед волей безжалостного животного Серафима, дрожа от непривычной для неё физической работы, пошла следом за другой тележкой, под неусыпным надзором Жульена, заботливо сдувающим своим фырканьем с несчастной женщины фиолетовых мух, назойливо жужжащих в воздухе. Неприятный запах, исходивший от гиены, через несколько часов работы стал казаться фимиамом, избавляющим от болезненных укусов. Серафима с благодарностью взглянула на заботливого сторожа, весьма вовремя спасшего её от особенно настойчивой осенней жигалки, норовившей забраться непременно в ухо. На что Жульен дружески подмигнул, или это просто показалось бывшей женщине-вамп, а теперь обыкновенной рабыни-работнице.

Через несколько дней узники под неусыпным контролем бдительного тюремщика освоили все приёмы, необходимые для ухода за венерианскими лягушками (флябскими). Однажды на одной из бетонных стен Серафима умудрилась разглядеть процарапанную гвоздём надпись: «Борис Савенков Париж 1914». Чему обрадовалась и немедленно поделилась удивительным открытием с Зигмундом, который никак не мог взять в разум, откуда могла появиться здесь фамилия опасного террориста.

– Я узнаю этот запах. От Савенкова точно таким же амбре дуло, когда он вылез из чемодана, – принялась объяснять свою находку актриса.

– Какого чемодана, – удивился Зигмунд, не присутствовавший при появлении боевика в гостиничном номере.

– Все платья мне испортил. Оставил вот в этом. Негодяй! О-о, теперь я всё понимаю, даже очень!

– Да что же, наконец? Вы говорите загадками.

– И этот жуткий ошейник. Хорошо, что нам не одели. Значит, было за что.

– Теперь ошейник. О котором я не имею ровным счётом никакого представления, впрочем, как и об испорченном чемодане.

– Не чемодан, а вещи. Что тут непонятного? Вы, оказывается, бестолковы, как все поляки.

– Так, а какое это имеет отношение к Савенкову?

– Он тоже из Варшавы.

– Тоже? Я родился в Санкт-Петербурге.

– С вами невозможно разговаривать. Глупость непроходимая. Кто да что? Попробуйте внятно изъясняться.

– Хорошо, рискну предположить, что Савенков здесь был, и подтверждением этого является чемодан.

– А при чём здесь чемодан? Вы всё неправильно поняли. Послушайте, это уже неважно. Вы мне надоели.

– Чёрт! Сказали А, говорите уже и Б. Так нельзя!

– А смысл?

– Если Савенков отсюда выбрался, значит, и мы сможем.

– Да, я об этом как-то не подумала. Правильно. Вот можете, если постараетесь. Вас нужно только подтолкнуть и сразу всё понимаете! И что вы об этом думаете?

– Я пока нечего. Мне неизвестны детали. А узнать не от кого.

– Как так. Я же вам рассказала, что узнала запах.

– И что мне это даёт?

– Вы опять за старое?

– Ничуть, пытаюсь соответствовать вашему уровню.

– Неудачная попытка, но за старание хвалю. Продолжайте.

Чтобы пробиться через калёную сталь женской логики, Зигмунд решил предпринять обходной манёвр:

– Как вы себя чувствуете?

– Ужасно устала. Это просто кошмар какой-то! – на что Жульен, внимательно наблюдавший за диалогом, сочувственно вздохнул и потряс круглыми ушами, с которых в разные стороны полетели кусочки спёкшейся крови. Утром ему удалось знатно позавтракать диким кабаном, по глупости бродившим рядом с фермой. Благодаря раздувшемуся от свежего мяса пузу, хищник не желал совершать лишние телодвижения и благодушно отнёсся к щебетанию двуногих рабов.

– Савенков не дал вам переодеться?

– Вот именно! Только во что? Пришлось ехать прямо в этом, – она показала на грязное платье, с которого успели исчезнуть оборки, мешавшие работать лопатой.

– Надо как-то выбираться отсюда, – осторожно предложил Зигмунд, боясь резкого скачка женского интеллекта.

– А как? Вы только посмотрите на это чудовище! – она кивнула на гиену. Отчего зверь сразу насторожился, даже напряг мускулатуру задних ног, но не смог побороть приятное чувство, исходящее от полного желудка. Сейчас он занимался своей внешностью. Огромный язык методично избавлял шерсть от крови кабана. Самец напоминал громадную кошку, занятой гигиеной после сытного обеда. Впрочем, это занятие не мешало ему зорко следить за подопечными, следить и слушать.

– Савенков же как-то справился. Значит, и мы сможем, – убеждённо прошептал Зигмунд, стараясь встать так, чтобы зверь не видел его губы. Ему почему-то казалось, что Жульен всё понимает, и специально скрывает свои навыки. Вдруг он обладает мистическими способностями, умением читать мысли, например. Ведь смог же он объяснить сложное устройство фермы, не прибегая к человеческому языку. Зигмунд уже забыл, что фактически он сам во всё разобрался, движимый первобытным чувством страха перед клыками древнего хищника.

– Он что-то говорил про Густава. Ему обязательно надо было с ним встретиться. И ещё разговаривал с отцом Фёдором. Заговаривался в общем. Точно, с ним! – она показала на вышку посреди двора, видневшуюся из окна барака.

– Вы меня удивляете. И до сих пор молчали?

– А что в этом интересного. Бредил человек. Я думала от канализации.

– Какой?

– Ну где он валялся. Вы, товарищ Зигмунд, даже не представляете, как от него пёрло, просто фантастически.

– Отчего же, очень даже. И воображать нет нужды.

– Вы это серьёзно? – Серафима гневно сверкнула глазами. – Дурак! Вот вы кто. Совсем не умеете себя вести в приличном обществе. А ещё коммунист!

– Так для того и записался. Сразу дышать стало легче, пока вас не встретил.

– Ах так, сейчас всё расскажу отцу Фёдору. Тогда посмотрим, от кого воздух чище.

– Чувствуется, вам здесь понравилось.

– Это почему?

– Ну как же. Доносчица. Поздравляю! Это ведь какой карьерный рост. Просто песня.

– Ах так. Товарищ Жульен, позовите, пожалуйста, отца Фёдора. У меня крайне важная информация имеется.

Перестав полировать лапой мокрую от слюны морду, зверь с явным неудовольствием уставился на возмущённую женщину. «Сейчас брошу всё и кинусь исполнять прихоти двуногой лягушки в тряпках. Всё перерыв закончился. Надо чистить вольер». – Он потянулся, где-то в районе левой, задней лапы что-то хрустнуло. – «Ого, залежался на бетоне. Надо будет показаться Густову. Пусть просканирует. Вдруг застудил или ещё что», ¬– с досадой подумал Жульен.

Зверь вразвалку подошёл к бронзовой кнопке с римской цифрой V. Зигмунд сразу догадался, что пора приступать к работе и усталым шагом поплёлся к пятому вольеру. Мимо проскрипела тележка на моноколесе, удерживаемая жужжащим маховиком от падения набок.

– Хы-ы, – с особенным значением произнёс Жульен.

На что Серафима без раздумий захромала следом, держа наперевес лопату, словно ветеран фламандской пехоты.

– Всё, всё, всё. И не надо хыкать. Сейчас всё почистим. Можете не сомневаться, товарищ Жульен, – поспешила уверить, со страхом вспомнив, как вчера зверь прихватил её за бедро зубами и начал медленно сжимать, с участием наблюдая, как от боли теряет сознание строптивая рабыня.

Ночью после двенадцатичасового рабочего дня, когда Серафима упала без сил на стерильную постель, качнувшуюся на антигравитационных катушках, перед ней возник отец Фёдор в небесно-голубых шортах с жёлтыми какаду и распахнутой гавайке, под которой виднелась толстенная золотая цепь на покрытой седыми волосами груди.

– Ню? – весёлый пенсионер поднял на лоб зеркальные очки «Пилот» и уставился бирюзовыми зрачками на измождённую тяжёлой работой женщину.

– Я вас не понимаю. Давайте завтра, – поморщилась Серафима, не воспринимавшая фантом всерьёз.

– Как нога? – ловко обошёл заслон отец Фёдор.

– Ходить больно, очень!

– Нечё брыкатьси. Жульен знает своё дело. Утром тя посмотрит Густав. А ща говори, чё хотела?

Она совсем забыла о своём требовании. Ещё недавнее мстительное чувство сменилось крайней усталостью. В голове скакали бесчисленные оранжевые лягушки и щёлкали затворы вольеров. Смертельно хотелось спать. Фривольный вид главного мучителя раздражал ещё больше чем ненавистный Зигмунд, посмелевший упрекнуть неприличным запахом. Как будто от него пахло фиалками.

«Ещё эти дурацкие сны? Может, и взаправду надобно переспать со стариком, чтобы избавил от этой непосильной работы? А вдруг? Оттого и сны» – подумала она и перевернулась на другой бок, но видение никуда не исчезло. Хозяин фермы висел над храпящим Зигмундом с требовательным выражением лица, можно даже сказать, что стоял непосредственно на его голове резиновыми вьетнамками.

Даже во сне (так думала Серафима) она посчитала неправильным предавать своего товарища по несчастию. А то что днём пригрозила разоблачением побега, так он сам в этом виноват, разве не так? Но сейчас другое дело, сейчас она хотела спать, а ей мешал этот противный старик.

– Вот что, если вам нужда в деньгах, то у меня есть очень хорошие друзья. Они соберут любую сумму, только отпустите.

– Ещё есть предложения? – За спиной отца Фёдора проскакала на горилообразном мужчине абсолютно голая девица с возмутительно аппетитными формами. Импровизированный жеребец довольно блеял и тряс головой, когда девица тянула за концы кожаной уздечки с блестящим шариком, вставленной в рот сластолюбца. – Тише вы. У мене исповедь, нечестивцы, – приструнил резвящихся дикарей отец Фёдор. – Продолжай, дочь моя, – подбодрил кающуюся актрису.

– Ну теперь я даже не знаю. Ну, хорошо, если дело в этом… – она замолчала, испытующе глядя на похитителя.

– В чём этом. Не томи, прелестница.

– То готова отдаться, – с пафосом кинодивы исторгла последний аргумент Серафима.

– Кому? – пожилой товарищ в шортах с недоумением почесал начавший лысеть затылок и строго посмотрел на кого-то за кадром.

– Вам! – окончательно войдя в образ Веры Холодной, бросила актриса с вызовом.

– Зачем?

– Как же? – растерялась жертва маньяка (так она подумала, увидев паству отшельника). Она не могла допустить, что кому-то придёт возмутительная мысль отвергнуть любовь первейшей красавицы Санкт-Петербурга. Что за бред такой! Немедленно захотелось проснуться. Сон оказался обычным кошмаром, который она не хотела смотреть ни разу.

– Ты теперяча должна за собой смотреть в оба. Во как! Маткой будешь. Ща продадим лягушек и займёмся приплодом. Поняла, прелестница?

– Что, что, что, – задохнулась от внезапной догадки Серафима.

За окном зелёные лапы мягко шуршали, шаловливо закрывая время от времени огромную луну с бредущей по её поверхности сиреневой женщиной. Неожиданно сосновая ветка процарапала долгий звук по стеклу. Серафима не проснулась от кошмара, она продолжала смотреть в клубящуюся темноту, словно хотела разогнать её силой мысли. Ей хотелось верить, что скоро всё закончиться, и она опять окажется в Париже.

< Глава 2 Дым грядущего      http://proza.ru/2021/05/22/1100

> Глава 4 Творец новой жизни http://proza.ru/2021/06/23/1417