Всё как у людей

18+ (курение, алкоголь)

“На заре на столе
Разноцветны стёклышки...”
  --ГО


Он попытался открыть хотя бы один глаз. Боль в левом виске была нестерпимой, тошнило и колотилось сердце. Постель была мокрой и скомканной.

“Что я вчера пил?” - с омерзением подумал он. В том, что он что-то вчера пил, он не сомневался нисколько. Впрочем, и позавчера. И поза-позавчера вероятнее всего тоже.

Рука привычно пошарила по тумбочке у кровати, ища хоть какую-нибудь жидкость. Ничего не было кроме грязных салфеток. Ну да, кто ж о нем позаботится? Со стоном он сел на краю кровати, слегка покачиваясь и держа лицо руками. Ничего не помогало. “Придется идти на кухню”, - с ужасом понял он.

Он потащился, держась за стены и радуясь, что хотя бы шторы закрыты и адское солнце не разрезает воспаленный мозг пополам. На кухне он жадно боком припал к высокому крану, хватая тепловатую воду ртом. Сил доставать чашку и сливать воду не было. Наглотавшись постепенно ставшей прохладной воды и обливши всю футболку спереди в процессе, он наконец распрямился и полностью открыл глаза. На кухонном столе лежали и стояли пустые бутылки из-под различного алкоголя. На дне голубой бутылки с джином оставалось немного жидкости и он одним глотком вылил это себе в горло. Зашипел, выдохнул, вздрогнул всем телом от обжигающего ощущения. Начинало что-то проясняться.

“Какое хоть число-то сегодня?” - подумал он. Подошел к большому окну и через полузакрытые полоски жалюзи посмотрел наружу. С высоты девятого этажа было видно как играют на площадке дети, светит солнце и буйно зеленеют деревья. “Ага, лето, значит”, - усмехнулся он. Он повернул створку окна, впуская свежий воздух с улицы.  Потянуло курить. Он пошел бродить по квартире в поисках сигарет. В зале на журнальном столике в груде переполненных пепельниц и стаканов нашел полупустую смятую пачку. Зажигалки нигде не было и он, все более раздражаясь, с промокающей налипшей сигаретой в губах, наконец сообразил прикурить от самозажигающейся газовой плиты на кухне, чуть не опалив себе волосы.

В дверь позвонили. “Кого там еще несет?” - нервно проворчал он и пошел открывать.

-- ЗдорОво, Ян, - в дверь бочком мимо него по-хозяйски протиснулся Слаш, его бас-гитарист. Не снимая обуви он прошел на кухню, молча сдвинул пустые бутылки на край стола и попытался пристроить звякающий набитый пакет. Поняв, что ничего не получится, он молча сунул пакет Яну в руки, обернулся, пошарил взглядом по кухне и наткнувшись на высокое мусорное ведро из нержавейки, подтащил его к столу, нажал на педаль и быстро сгреб всю тару в помойку.

-- Порядок, - удовлетворенно оглядел он результат своей хозяйственной деятельности и отобрав пакет у Яна из рук начал выставлять его содержимое на стол.

-- Я не могу, - взмолился Ян, - моё тело отвергает меня!

-- Вот мы и будем загонять тебя обратно - в рамки тела, - не сдался басист, сделав пасс руками, напоминающий больше очертания женского тела, нежели фигуру высокого, худого, угловатого Яна.

-- Ну, давай, - обреченно опустился на стул Ян.

Слаш распахнул двойные дверцы холодильника, и нырнув в него с головой вынырнул обратно с кусками колбасы, сыра и каких-то банок. Вывалил это все из рук на стол и полез в шкафчики в поисках тары.

-- Ты бы хоть посуду помыл, - поморщился Слаш, просматривая на свет вынутые из груды грязной посуды стаканы и ополаскивая их во второй, еще пока пустой раковине.

-- Ага, щас. Может тебе еще салфеточки накрахмалить? - хмуро огрызнулся Ян, доставая очередную сигарету из пачки. -- Зажигалку лучше дай.

-- Лови, - кинул ему Слаш.

Они разлили по стаканам, молча посидели, думая каждый о своем,

-- Ну, давай что ли, - решился наконец Ян и, тяжко вздохнув, опрокинул огненную воду в запрокинутую назад голову.

Молча закурили.

-- Не отпускает че-то, давай сразу еще по одной, - Слаш профессионально отмерил в каждую стопку.

-- Вот и всё что было....

-- Не было и нету.

Это была их привычная присказка, которой они всегда обменивались между собой.

-- Ну что, гитару давай, лидер? - спросил Слаш.

-- Не, погоди, рано еще, - помотал головой Ян. -- Потом.

Со двора доносились крики детей, редкие гудки автомобилей, голоса.

-- Че так шумно-то? - удивился Слаш, - девятый этаж же.

-- Бестолочь, физику надо было учить, - усмехнулся Ян.

Они налили еще по одной.

-- За творчество, - задрал рюмку над головой Слаш.

-- Фигня это всё, - поморщился Ян. -- Творчество... Люди путают творчество и ремесло. Ремесло не есть творчество. Это просто механическое применение навыков. Творчество - это вырывание сердца.

-- Так я и говорю. Наша группа и занималась творчеством, не ремеслом, - рассердился Слаш.

-- Ну, кто как, - уклончиво ответил Ян, но стопку прикончил.

-- Помнишь Таиску? - вдруг ни с того ни с сего оживился басист, сворачивая в трубочку кусок ветчины и откусывая с конца.

-- Хм... помню. Чё это ты ее вдруг вспомнил. Было бы что вспоминать.

-- Неее, ну не скажи, - самодовольно заулыбался воспоминаниям Слаш.

-- А и скажу. Мы все знали, что ты с ней крутил, но теперь я могу сказать то, что мы все думали, но не говорили вслух. Дура была твоя Таиска. Она могла часами говорить тривиальности и банальности, от которых мой мозг хотел просто сбежать из черепной коробки. Голос еще такой противный был -  громкий, уверенный, печатающий – но удивительным образом это находило своих восторженных благодарных слушателей, которые затаив дыхание внимали этой скучнятине прописных истин!

-- Что тебя понесло-то? - ни сколько не обиделся Слаш и налил еще по одной. -- Она ж психологом каким-то там была.

-- Если бы она была моим психотерапевтом, я не то чтобы потребовал деньги назад, я бы потребовал чтобы это она мне платила, - решительно отрезал Ян и намахнул стопку. -- Ты репетиции из-за нее пропускал.

-- Что теперь вспоминать, - грустно вздохнул бывший басист и тоже выпил.

-- Вспоминать есть что, но это всё, - понуро согласился бывший лидер-гитарист.

-- Мне тут сон был, - начал было Слаш, но Ян его яростно перебил:

-- Если ты собираешься рассказывать мне свои сны - я хочу компенсацию за это. Я не собираюсь страдать забесплатно. За показ семейных фотографий вообще надо давать срок.

-- Что-то ты сегодня не в духе, - констатировал очевидный факт Слаш.

-- Я уже лет десять не в духе, с тех пор как начало всё кончаться, - Ян сильно затянулся и нервными рывками выпустил дым из ноздрей.

Он резко встал и вышел в комнату за гитарой. “О, дошел до кондиции”, - хмыкнул про себя Слаш.

Ян вернулся с гитарой, сел, закинув ногу на ногу, и опустив низко голову, от чего его длинные давно не мытые волосы упали вниз, закрывая его как занавесом, стал перебирать струны, наигрывая давно забытые мелодии.

Слаш нервно курил, торопливо затягиваясь и глядя на своего бывшего лидера группы через пелену дыма. Скупая мужcкая слеза высохла, не успев докатиться до середины стареющего лица.

Ян приподнял голову, встряхнул волосами, безуспешно пытаясь закинуть их назад и продолжая наигрывать тихо заговорил, как будто продолжая какой-то давний бесконечный разговор:

-- ... и ты такой всеми известный, знаменитый, крутой, все тебя знают любят и видят. И думают, что ты успешен и  - главное - уверен в себе. И когда ты идёшь, даже колосья перед тобою расступаются. А ты на самом деле скованный, смущающийся и стеснительный до слез. И прячешься за своими волосами, и тебе страшно неудобно все время... Как Янка. Или Дженис Джоплин. Мне всегда казалось, кстати, что они чём-то похожи. И ты такой думаешь - не тушуйся, мне тоже страшно по жизни как маленькой мышке посреди огромного пустого футбольного поля... Дай я тебя просто обниму.

Ян передал гитару басисту.

-- Что б такого слабать?... Хорошие времена были, да, Ян?

Ян мрачно посмотрел на него исподлобья.

-- Играй, что тебе нравится, - буркнул он в ответ.

-- А если тебе нравится пошлая безвкусица? - попытался зацепить его Слаш.

-- То есть ты понимаешь, что это пошлая безвкусица, но она тебе все равно нравится? Или тебе сказали, что это пошлая безвкусица?

Слаш задумчиво перебирал струны.

-- Как так вышло, а, Ян?

-- Мы уже сто раз это обсуждали, что об этом говорить, - горько отозвался Ян. -- Так вышло, группы нет, популярность умерла. Черт его знает от чего так бывает. Тысяча причин и ни одной. Что я точно понял в жизни, так это - никогда никому ничего не рассказывай. И чем меньше людей смотрит на твою жизнь, тем она сильнее.

-- Да? - заинтересовался Слаш. -- А будет ли происходить твоя жизнь если на неё никто не смотрит?

-- Я тебе больше скажу - она будет происходить даже если ты будешь лежать в коме.

-- Мне иногда кажется, что я в коме, - задумчиво протянул басист, продолжая перебирать струны.

Ян налил в рюмки, расплескав немного неуверенной рукой. Они молча выпили, встретившись взглядами.

Ян взял огурец из банки и отрешенно жуя его затянул:

-- Вот представь, что ты сидишь в гостях у кого-то и тебе надоело, или ты им надоел... Да я не про тебя сейчас, дубина! Куда ты – сядь! - припечатал он своего басиста, принявшего тираду на свой счет и попытавшегося уйти. --  Ты встал, вышел и тебя больше у них нет. Ты избавил их от своего присутствия. А как быть, если ты хочешь встать, выйти и уйти из себя, чтобы тебя в себе не было, чтобы оставить там пусто, чтобы избавить себя от своего присутствия? Уйти и оставить себя лежать на стуле, как поникшая тряпичная кукла, и оглянуться один раз назад на пороге, и так с видом сурового молчаливого героя боевиков-апокалипсисов надтреснутым голосом: “Нам было хорошо с тобой, малыш, но теперь я должен идти, прощай. Больше мы никогда не встретимся”.  А безжизненная ты-кукла ничего не ответит, потому что она уже не ты.  Да и тебя уже нет - ушёл.

-- Давай еще по одной? - заплетающимся языком отозвался басист. -- Вот ты когда нибудь вёл машину, держа в одной руке бутерброд, густо намазанный черной икрой? И откусываешь его такой на светофоре и лихо закладываешь поворот одной левой, потому что уронить ни икринки не хочется.

-- Все-таки ты болван, - беззлобно покачал головой Ян.

* * *

Утреннее пробуждение Яна напоминало его наиболее частые утренние пробуждения. “Чертов день сурка”, – подумал он и привычно пошарил рукой по пустой тумбочке.

-- Доброе утро, Ян, - услышал он знакомый женский голос.

Она сидела на кресле напротив его кровати и без эмоций смотрела на него.

-- Что это у тебя в руке? - спросил он.

-- Холодный кофе.

-- О, вечно ты всё изысканное выискиваешь, фифа какая, - сумрачно проворчал он, зная, что его ожидает впереди лекция и решив первым перейти в нападение.

Она усмехнулась в ответ, не поддаваясь на провокацию:

-- Если сварить кофе с утра, налить в чашку, но не выпить, потому что каждую минуту кто-то дёргает и отвлекает, или надо бежать по срочному делу, то через несколько часов у тебя вот этот вот изысканный, как ты говоришь, напиток и получится.

Она протянула ему высокий картонный стаканчик и он жадно припал к нему. Она подошла к окну, раздернула шторы и поморщившись от застоялого запаха в комнате, широко распахнула окно. За улице собиралась гроза. Тучи цвета перебродившей черной смородины зависли над городом. Не было слышно детских голосов.

-- Я даже не спрашиваю, что ты делал вчера и почему не приехал как мы договаривались, - она вполоборота повернулась к нему, все еще держа руку на раме окна.

-- Я забыл,  - без раскаяния насупился он и попытался сесть. Ему это частично удалось и он на какое-то время замер так, преодолевая тошноту.

-- Почему ты никогда не можешь просто извиниться? - она сложила руки на груди и облокотилась спиной на подоконник.

-- Я не могу перед тобой извиняться, у меня от этого инь, или янь - я их вечно путаю -  укорачивается, - мрачно пошутил он. -- Ты же знаешь, я как Егорка всегда буду против.

-- Ну да, ты у нас главный анархист, - насмешливо-печально согласилась она.

-- Знаешь, может быть тебе стоит забыть, что ты был когда-то музыкантом и начать уже жить нормальной жизнью?

-- Забыть?! Забыть? -- он взвился в разоренной кровати. -- Да ко мне люди за двадцать вёрст босиком... звонили! Писали, бегали за мной! Ты вон бегала! Ты забыла, какие мы были?!

-- Ещё нет, но уже начинаю забывать, - горько улыбнулась она и отвернулась к окну.

-- Нам просто не повезло. Трагическое стечение обстоятельств...

-- Кому повезёт у того и коза снесёт, - заметила она.

-- Слушай, ну не мучай ты меня с похмелья, принеси лучше воды, - жалобно проныл он.

Она сходила на кухню и принесла ему воду в относительно чистом стакане.

Он поспешно схватил его, не поблагодарив, отер губы и назидательно заметил:

-- Знаешь ведь, как говорят психологи: если мы не можем изменить ситуацию, мы можем изменить своё отношение к ней. И мы всегда можем выбрать как мы реагируем на то или иное событие или слова других людей. Вот и измени свое отношение ко мне, прими меня таким какой я есть.

-- Ты знаешь, - грустно усмехнулась она, -- мне кажется, я уже изменила свое отношение к тебе. Хотя эта мысль, которую ты высказал от лица психологов, смертельно неверна. Этот жестокий не прощающий постулат выдумали сытые, самодовольные, благополучные хари, которые никогда в жизни не были повреждены травмой. Это ложное утверждение накладывает огромную непомерную ответственность на людей, живущих с травмой, которые не всегда могут выбирать свои реакции.

-- С какой травмой? Ногой сломанной? - не понял он.

-- Сам ты нога сломанная. Психологической травмой, - она горестно оправила складки на платье, встряхнула головой и набрав воздуха произнесла:

-- Я ухожу от тебя, Ян. На этот раз – навсегда. Тебе уже хватит меня. А мне тебя – и подавно. Прощай, нам было хорошо с тобой, больше мы никогда не встретимся.

Он услышал как звякнули оставленные ею ключи на журнальном столике, хлопнула входная дверь. На крючке за дверью остался висеть ее коротенький шелковый халатик.

Черносмородиновое тяжелое небо наконец-то разразилось грохотом и оглушительно хлынул дождь. В открытое окно запахло мокрым.

“Что же я буду делать с этим халатом”, - подумал он.