Подростки

Эссе

"Легко ли быть молодым?"
 название фильма Ю.Подниекса

"не хочу и не умею быть таким как все"
строчка из песни группы АукцЫон

Начну с очевидного - человек в своей жизни от рожденья до могилы проходит ряд стадий,  имеющих свои особенности. Уже на самых ранних стадиях в его подсознании откладываются впечатления, важные для его дальнейшего развития. В частности, для его сексуальных предпочтений и поведения в зрелом возрасте.  На эту тему сделано много удивительных открытий Фрейдом и его последователями. Но не менее важен для поведения взрослого человека период отрочества. Если рассматривать жизнь как смертельную болезнь (не помню, кто придумал эту остроумною метафору),  то отрочество можно сравнить с корью, коварной болезнью, которая может пройти бесследно, а может вызвать со временем серьёзные осложнения. "Токсичность" подросткового периода связана с самыми разнообразными обстоятельствами. Например, с неполной семьёй, когда отца нет или он не пользуется никаким авторитетом, если ребёнок воспитывается чужими людьми или в интернате... Или, если подросток в силу каких-то обстоятельств чувствует ущемлённость и одиночество, лишён поддержки родных и не приобретает навыков нормального социального общения.

"Любовь больше того, кто любит",- сказал Бродский, и мне хочется сделать подобное заявление об отрочестве. Отрочество больше того, кто его пережил, хотя бы потому, что в это время вызревают самые сильные мечты и закладывается честолюбие, необходимое для дальнейшего сознательного роста.  Стендаль описал юность в трёх словах: "Юность - время отваги." А  В.Белинский добавил к этому: "В юности каждый доступнее, чем в другом возрасте, всему высокому и прекрасному. Благо тому, кто сохранит юность до старости, не дав душе своей остыть, ожесточиться, окаменеть." Всё это так, и, как говорится, кто бы спорил, но для читателя отклонения от нормы всегда привлекательней нормы, и поэтому интереснее случаи, когда благие порывы уже в молодом возрасте увядают, деформируются, теряют смысл. Хочется понять подоплёку такого хода событий, тем более, что редкими они отнюдь не являются.

 Интересно рассмотреть, какую прозу о подростках оставили нам те писатели, у которых "корь" протекала с осложнениями, то есть чьи молодые годы были омрачены теми или иными "токсичными" обстоятельствами. С этой целью я хочу обратиться к творчеству Достоевского,  Горенштейна и Сэлинджера.
Фёдор Михайлович Достоевский и его братья до 15-ти лет по воле отца - лекаря уездной больницы - жили настоящими затворниками. Михаил Андреевич запрещал им шумные дворовые игры и всякое общение со сверстниками, они не смели даже выходить за пределы больничного сада... И все же выросшие дети не видели в этих запретах самодурства и деспотизма, а скорее видели "доведённое до крайности благочестие." Боясь дурного влияния на своих детей, отец не жалел никаких средств,    чтобы они учились в самых престижных заведениях и получали  образование, способное  обеспечить  им  достойную и безбедную жизнь. К тому же, несмотря на тяжёлый вспыльчивый характер, он щадил детское самолюбие и никогда не прибегал к физическому насилию. Супруги Достоевские были страстными книгочеями и постоянно читали детям. Фёдор Михайлович, вспоминал, что в 10 лет он уже знал все главные эпизоды русской истории из Карамзина, которого по вечерам читала мать. Русская и зарубежная классика читалась братьями, особенно Фёдором, взахлёб и развивала фантазию, успешно доминирующую над действительностью.

 В 15 лет   Фёдор был отправлен отцом в Москву в военизированное главное инженерное училище. В свободное от муштры и военных дисциплин  время он никогда не разделял забав своих однокашников, в большинстве невежественных и жестоких, а продолжал запойное чтение.   Воспитанник того же училища Трутовский вспоминал: "Во всём училище не было воспитанника, который бы так мало  подходил к военной выправке, как Достоевский... Мундир сидел на нём неловко, а ранец, кивер, ружьё - всё это на нём казалось какими-то веригами, которые временно он обязан был носить и которые его тяготили".  Другой однокашник Григорович, один из немногих его близких  друзей, писал о Фёдоре Михайловиче, что Гамлет, Фауст или гофмановский Альбин казались ему фигурами куда более реальными, чем большинство из его однокашников, и, конечно, гораздо более близкими. Шедевры литературы задавали масштаб его личным переживаниям и тем самым смягчали тяжесть реальных неприятностей. Всепоглощающее чтение мировой классики дало возможность Фёдору Михайловичу ощутить себя гражданином литературы и почувствовать своё истинное призвание.

В 1839 году летом в сорокоградусную жару внезапно от апоплексического удара Михаил Андреевич скончался.  Для Фёдора Михайловича это трагическое событие означало  освобождение от морального долга перед отцом. Отныне он выбирает свободу и окончательно посвящает себя литературному творчеству, хотя  материально и не может позволить себе порвать со службой.
Рассмотрим, как личный опыт преломляется в психологии его героев - подростков. Биологический отец Подростка (героя одноимённого романа) - помещик и дворянин -нимало не интересуется своим незаконорожденным сыном, так что он постоянно чувствует своё унижение и одиночество. Самолюбие Подростка побуждает его искать опору в скрываемой ото всех суперидее. Мечтая о достоинстве и свободе, он понимает, что добиться этого возможно, став" Ротшильдом". Он готов к подвигу  самоограничения, медленно, но постоянно откладывая деньги, но со временем  приходит к выводу, что процесс для него важнее результата. Его идея трансформируется: "я узнал положительно, что могу настолько хотеть, что достигну моей цели, а в этом и есть вся "моя идея"; дальнейшее всё пустяки... только бы не переставать хотеть." Для униженного и оскорблённого героя уединение и могущество, спокойное сознание силы - идеал существования. "Личная свобода, то есть моя собственная, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу," - исповедуется  Подросток в компании перед случайными слушателями.

Изначально Достоевский хотел назвать роман не "Подросток", а "Беспорядок". Фёдор Михайлович считал, что в обществе побеждающего атеизма утрачивают смысл основные идеи, убеждения и понятия, его цементирующие. А взамен воцаряется хаос.  Именно к этой опасности Достоевский стремился привлечь внимание своих читателей. В "Подростке" он приводит споры молодых людей с разными воззрениями, чтобы, взвесив  на весах взрослого опыта, показать их несостоятельность. В психике молодых людей, лишённых веры, бунт против какой бы то ни было ответственности вполне логичен.  Зачем думать о человечестве и вести себя благородно, если оно "истлеет без всякого следа и воспоминания (время тут ничего не значит), когда Земля обратится... в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве... бессмысленнее чего нельзя себе и представить!" Вывод Подростка очевиден: "если так, то я самым преневежливым образом буду жить для себя, а там хоть бы все провалились!" В "Записках из подполья" герой  придерживается того же мнения.

 Удивительно похож на подростков Достоевского герой романа Горенштейна "Место", Гоша. До знакомства с ним стоит отметить, что обстоятельства  жизни в молодые годы он явно наследовал у своего автора. Отец Фридриха Горенштейна, профессор экономики в Киеве, был в 37-м году арестован и расстрелян, а мать, отправившаяся в 41-ом году в эвакуацию с маленьким сыном, заболела тифом и по дороге  умерла. Сын попал сначала в детский дом, а после войны его отыскали и взяли к себе в Бердичев сёстры матери. Фридрих Горенштейн рвался из провинции в широкий мир, но прежде ему пришлось годы бороться за существование, работая чернорабочим, переезжая с места на место и живя в жутких условиях. Гошин отец также арестован и расстрелян, а мать гибнет в эвакуации.  Какие-то годы он живёт у неродного деда в затхлом провинциальном местечке, а когда уезжает из него, знакомится с жестокой нуждой. Его полуголодное существование сочетается с постоянным унижением, с необходимостью скрывать правду об отце, с зависимостью от всех, "кто причастен к порядку, к закону", - от вахтёрши в общежитии до дежурного в каком-нибудь бюро пропусков.

 Чудовищно убогая жизнь, а также мечты Гоши представлены как исповедь этого несчастного нравственно искалеченного человека. Чтобы опереться на что-то, что даёт возможность морально противостоять враждебному окружению, Гоша ещё в детстве придумал, что его отец геройски погиб на фронте Отечественной войны и, рассказывая всем эту ложь, почти поверил в неё сам. Спасительной для самолюбия стала и его идея о своей сверхценности, которая якобы требовала от Гоши, чтобы он, храня тайну, существовал инкогнито. Гоша охотно проводил досуг в читальне академической библиотеки. Во-первых, это повышало его статус в собственных глазах, во-вторых, читая разных философов и критиков, он  выписывал из них умные  высказывания, чтобы употребить при случае. Гоша надеется примкнуть к обществу молодых честолюбцев, стремящихся оттеснить от пирога власти зажравшихся и потерявших хватку чиновников, и занять их место под солнцем.  Этому обществу надлежало оценить его целеустремлённость, острый аналитический ум и признать Гошино лидерство.

Необходимость взвешивать каждый шаг, просчитывать наперёд, как его поступок может отразиться на отношении людей, от которых он зависит, лишают Гошу всякой непосредственности, а затем и искренности.  Жизнь учит его лицемерить и интриговать, но заранее продуманная стратегия поведения с начальством, сослуживцами и соседями по общежитию вместо того, чтобы увенчаться успехом, часто кончается провалом. Подобно герою из подполья Достоевского, Гоша страдает приступами немотивированного раздражения и злости. Как только он встречает в людях симпатию и сочувствие, он видит в этом жалость и снисходительность, нестерпимую для его непомерных амбиций. В результате, он часто доходит до такого озлобления, что утверждает своё эго,  выискивая возможность унизить и оскорбить симпатизирующих ему людей вопреки собственной выгоде.

Когда наступила хрущёвская оттепель и выживших узников сталинских лагерей стали восстанавливать в правах, Гоша ожидал, что получит право на жилплощадь   и средства продолжить учение, но благодаря бюрократам-крючкотворам ничего не сумел себе выхлопотать. Злоба Гоши против сталинских палачей,  не желавших уступать власть на местах и противящихся хрущёвским указам и реформам, возросла стократно. Чтобы отомстить чиновникам, отказавшим ему, он начал выслеживать их и избивать в безлюдных местах. Со временем ему удалось познакомиться с антисталинистами разного толка, также жаждущими отмщения.  Среди них было много националистов,  попадались и люди реабилитированные, вышедшие искалеченными из сталинских застенков и лагерей, но тем не менее сохранившие веру в коммунистические идеалы, встречались и откровенные черносотенцы-антисемиты. Группировки террористического толка особенно привлекали Гошу, но они враждовали друг с другом, конкурируя за примыкающую к ним  молодёжь, подхваченную ветром "смут, побоищ и погромов." Гоша скоро понял, что друзей и единомышленников он в этих обществах не найдёт, так как они ему не нужны. Нужна ему только власть. Теперь в своих мечтах он видел себя во главе нового правительства. А свою сверхценность ощущал как страстное желание добиться её любой ценой. В результате, он умело втирается в доверие то к одним, то к другим, пытаясь перессорить их и разными интригами усилить своё влияние. Однако после некоторых неудачных операций, в которых он участвует, Гоше становится очевидно бессилие подпольщиков, и он предаёт своих недавних соратников в руки КГБ. Он получает всесильных покровителей и устраивается на хлебную должность доносчика и провокатора. Роман кончается тем, что повзрослевший Гоша расстаётся с нереальными надеждами и становится добропорядочным обывателем. Органы ценят его и продолжают материально поддерживать за прошлые заслуги, но от дел он уже отошёл как засветившийся стукач. Никакого раскаяния и нравственного перерождения Гоша не испытал. Просто одну эгоцентрическую идею сменил на другую , заметно более скромную, став ярым поборником долголетия. Как написал критик  Л.Лазарев, "таков закономерный финал изуродованной, выгоревшей, убитой души."

При этом, как мне кажется, Горенштейн явно не  склонен объяснять печальную эволюцию Гоши его безверием. В этом смысле он далёк от вывода Достоевского - "если Бога нет, значит всё дозволено." Ведь у большинства людей, включая неверующих, есть изначально заложенная потребность в справедливости, то есть совесть. И она не хуже, а может даже лучше, чем  христианская мораль, способна регулировать человеческое поведение в социуме. По мнению известного обозревателя Би-Би-Си А.М.Гольдберга, высказанному в беседе с митрополитом Сурожским Антонием, этика с позиций атеистических - единственная возможность компенсировать невзгоды, с которыми встречается человек, и она только повышает ответственность каждого члена общества, не верующего в воздаяние в загробной жизни.

Не буду останавливаться подробно на романе Трифонова "Дом на набережной", упомяну только, что его герой, так же, как и Гоша, сражается за место под солнцем в сталинские времена. Мечта о преуспеянии борется в нём с совестью до победного конца. А начиналось всё с такой малости! Герой приносит в школу батон и на уроке уступает голодным одноклассникам по кусочку за небольшую мзду. Кажется, извлекать выгоду из обстоятельств - небольшой грех, но велика сила искусственного отбора! В обществе, где преуспевание легче всего достичь подсиживанием, интригами, предательством,  у такого умельца оказываются большие перспективы.

Следующий подросток, на котором я собираюсь остановиться подробнее, герой романа Сэлинджера "Над пропастью во ржи", находится в выгодном положении в том смысле, что у него обеспеченная семья, и ему не надо выбиваться в люди. Родители озабочены его образованием и выбирают престижные колледжи, которые Колфилд постоянно меняет то по собственному желанию, то "по собственному желанию директора". А ведь он умён и спортивен, что в юношеских сообществах всегда ценится. Откуда в невротике Холдене Колфилде такое неприятие всего, что могут предложить ему взрослые? В чём  дело и почему "этот роман Сэлинджера стал определяющей книгой для нескольких поколений и остаётся тотемом американских подростков?"(Д.Шилдс). Кстати,  Сэлинджер писал этот роман в течение десяти лет, и,  как он признавался в письме своему другу, Колфилд - его автопортрет в молодости. Протест Сэлинджера - Колфилда, такой категоричный, какой бывает только в отрочестве, направлен против всех тех, кто знает как надо и кто берётся диктовать свои правила на пути к преуспеянию, негласно признанному главной целью существования. По этим правилам надо постоянно приспосабливаться к обстоятельствам и людям, чуждым по духу, черствея душой и лицемеря. Вот, например, что пишет о взрослении О.Бальзак: "Добрую часть жизни мы заняты выпалыванием того, что вырастили в сердце своём в юности. Эта операция называется приобретением опытности."  Сэлинджер и его герой отказались приобретать опыт таким путём.  Один из горячих почитателей "Над пропастью во ржи" писал: "люди, которых я знал, становясь взрослыми, терпели неудачи, становились фальшивыми, менялись - и не в лучшую сторону. Они отказывались от любви и тянулись к деньгам и власти... Сэлинджер и Холден были единственными, кто ловил сорвавшихся со скалы детишек и помогал им взрослеть достойно, так, чтобы детям не надо было слишком предавать себя ."

В своём творчестве Сэлинджер  был последователем школы Хэмингуэя, которым он всегда восхищался. (И это восхищение было взаимным.) Хэмингуэй создал "теорию айсберга", согласно которой, если автор хорошо знает, о чём пишет, ему полезно семь восьмых того, о чём он может рассказать, оставлять при себе, выдавая читателю только одну восьмую часть. По-своему Сэлинджер  всегда руководствовался этим правилом - мысли, чувства, мотивы поступков его героев намеренно утоплены, и читатель получает дополнительное удовольствие, ныряя за ними.

Замечательная особенность романа в том, что он представляет собой как бы безыскусную исповедь подростка,  и читателю постоянно предлагается угадывать, какие чувства испытывает герой, который не умеет или не стремится назвать их своим именем. Например читаем: "Я ужасный лгун - такого вы никогда в жизни не видали. Страшное дело. Иду в магазин покупать какой-нибудь журнальчик, а если меня вдруг спросят куда, я могу сказать, что иду в оперу." Но ведь это потому, что он не смеет сказать: а вам какое дело. В общении со взрослым подросток всегда чувствует неравенство, ведь взрослые говорят  о себе только то, что считают нужным, требуя от ребёнка правды.  Поэтому Колфилд, не нарушая приличий, проявляет в ответ изобретательную скрытность. Это - игра с самим собой, она развлекает его и является невинным способом самоутверждения и самозащиты. Правда, в этой игре Колфилд  иногда заходит весьма далеко. Например, когда он едет домой из Пэнси (четвёртой школы, откуда его исключили),  в электричку входит и садится рядом молодая привлекательная женщина, сразу расположившая к себе Колфилда. Выясняется, что она - мать его одноклассника, Эрни Морроу. Колфилд считает его высокомерным гадом, но для  матери самозабвенно выдумывает трогательные истории, представляющие её сына образцом благородства и скромности. Очевидно, Колфилда увлекает возможность сделать миссис  Морроу хоть на время по-настоящему счастливой. "Бедная миссис Морроу ничего не говорила, но вы бы на неё посмотрели..."  Вспоминается стихотворение  Ходасевича о самоубийце, летящем вниз головой. "Мир для него хоть на миг - а иной." В данном случае летит вниз головой Колфилд, а иной счастливый мир он дарит другому.

 Иногда только случайная оговорка помогает расшифровать мотивы поведения героя. Выгнанный из Пэнси накануне Рождества, Колфилд стоит на горке и сверху безучастно смотрит на футбольный матч. Футбол его не интересует, на горке ему мучительно холодно, так как  тёплое пальто у него стащили, но Колфилд хочет вспомнить что-нибудь из жизни в колледже прежде, чем с ним расстаться, хотя до этого он  сообщает, что терпеть не может прощания и не задумывается, грустно ли ему уезжать. Он пишет: "когда я расстаюсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать, что я с ним действительно расстаюсь. А то становится ещё неприятней". И нам ясно, что герою, хоть он и пытается это скрыть от самого себя, действительно грустно и вдобавок очень одиноко.

С юмором и желчью пополам описывает Колфилд  директора Пэнси, рекламирующего своё заведение картинкой - этакий хлюст верхом на лошади скачет через препятствия. А под ней написано, что в его школе выковывают смелых и благородных юношей. И это при том, что ни лошадей, ни смелых и благородных юношей в этом заведении днём с огнём не сыщешь.  Да и в предыдущей школе Колфилд не задержался, хотя с успеваемостью там было всё в порядке, потому что его бесило, что всё делалось напоказ  и сообразно социальному положению родителей. "Одна сплошная липа". Самые ценные качества для Колфилда -  юмор и искренность, и в литературе его привлекают они же. Он признаётся:  "увлекают меня такие книжки, что как дочитаешь их до конца - так сразу подумаешь: хорошо, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом..."
Колфилда бесит, с какой готовностью молодые люди подчиняют свое мнение моде. Они не трудятся его выработать, а берут напрокат, и  это не только приводит  к дурновкусью, но и невольно губит их кумира.   Послушайте, с каким раздражением и огорчением Колфилд рассказывает о чёрном музыканте  Эрни - знаменитости бара, названного в его честь.  Когда Колфилд  входит в переполненный фанатами бар, в нём стоит тишина как в церкви, так как Эрни сидит за роялем. " У него над роялем висело огромное зеркало, и сам он был освещён прожектором, чтоб все видели его лицо, когда он играл. Рук  видно не было - только его физиономия. Здорово заверчено. Не знаю, какую вещь он играл, когда я вошёл, но он изгадил всю музыку. Пускал эти дурацкие показные трели на высоких нотах, вообще кривлялся так, что у меня живот заболел. Но вы бы слышали, что вытворяла толпа, когда он кончил... Они всегда не тому хлопают, чему надо. Если бы я был пианистом, я бы заперся в кладовке и там играл. А когда Эрни кончил и все стали хлопать как одержимые, он повернулся на табурете и поклонился этаким деланым, смиренным поклоном. Притворился, что он, мол, не только замечательный пианист, но ещё и скромный до чёртиков. Всё это была сплошная липа - он такой сноб, каких свет не видал. Но мне всё-таки было его немножко жаль. По-моему, он сам уже не разбирается, хорошо он играет или нет. Но он тут ни при чем. Виноваты эти болваны, которые ему хлопают, - они кого угодно испортят... А у меня от всего этого опять настроение стало ужасное..."

 И всё же, острое раздражение от фальши, с которой Колфилд  сталкивается постоянно, как и обострённая неуживчивость носит характер болезненный. В 16 лет настолько не заботиться о своём будущем - это "зашквар", выражаясь современным языком, и Колфилд  сам это осознаёт. Встретившись с подружкой Салли, он признаётся, что находится в критическом состоянии и предлагает ей бежать с ним, чтобы начать новую жизнь. Его план настолько наивен, что не выдерживает критики даже отроческого разума.  Однако, надо иметь в виду, что  депрессивно-невротическое состояние героя, и  связанная с этим недееспособность, помогают автору лучше показать ханжество и несправедливость  общества, в котором живёт Колфилд.

 Интересна судьба романа. Многие издательства, куда обращался Сэлинджер  в надежде опубликовать свой роман, восприняли его как недопустимый выпад против общественного строя. Колфилда одни из них объявили асоциальным и аморальным, а другие считали просто сумасшедшим. Однако, когда Сэлинджеру  наконец  удалось издать "Над пропастью во ржи", его роман в кратчайшее время стал бестселлером. Парадоксально, что огромный успех романа не принёс автору удовлетворения. Неслыханная популярность оказалась для него тяжким бременем. Возможно, дело было в том, что он не оправился от тяжёлой психической травмы, связанной с военной службой. "Сэлинджер  воочию видел самые тяжёлые бои, какие только можно было увидеть за всё время Второй мировой . Любой человек, так долго переживавший бои такого накала, должен был получить глубокую психическую травму." (А.Кершо). Кроме того, служа в контрразведке, Сэлинджер  участвовал в освобождении узников концентрационных лагерей . Собственно, освобождать никого не пришлось, так как  нацисты, отступая, уничтожали и сжигали всех заключённых. Сэлинджер видел штабеля изуродованных тел, при жизни он прошёл через настоящий ад. Свой дочери Сэлинджер  говорил: " сколько ни живи, запах горелой плоти никогда не забудешь".  (А.Кершо). Во время войны Сэлинджер  не переставал писать, и это помогало ему выживать, хотя в конце войны нервный срыв всё же уложил его на несколько недель в госпиталь.

 Деньги от многочисленных переизданий "Над пропастью во ржи" давали Сэлинджеру  возможность спокойно работать для своего удовольствия, не заботясь о публикациях ("запереться в кладовке"),  и это стало его мечтой. Но  назойливые журналисты и фоторепортёры не желали оставлять его в покое, и это сделалось для Сэлинджера форменным проклятьем. Фанаты также непрерывно осаждали Сэлинджера; как  и  Колфилд, они хотели выпить с любимым автором  чашку чая, а заодно рассказать о себе и выслушать его советы. Все они не давали Сэлинджеру возможности спокойно работать, и он постарался уединиться в маленьком провинциальном местечке, соблюдая  максимальную анонимность. Страх быть обнаруженным журналистами и поклонниками стал его болезненной манией, которая усугублялась с годами.

 Но настоящий кошмар Сэлинджер  пережил  в 80-ых годах, когда трое молодых людей, агрессивных психопатов, жаждущих привлечь к себе внимание,  один за другим  совершили убийства (правда, покушение на Рейгана, к счастью, не имело летального исхода). Все они заявили, что мстили людям, нечестным путём добившихся славы. Романтическим прикрытием своих преступлений они выбрали роман Сэлинджера, который якобы склонил их к этому. Они называли себя последователями Колфилда, совершившими в борьбе со злом и фальшью  то, на что их любимый герой  по слабости характера не   решился. Волна общественного осуждения романа, поднятая жадными до сенсаций корреспондентами разных газет и журналов, а также литераторами, завидующими славе Сэлинджера, побудили его замкнуться ещё больше и ещё основательнее отгородиться от обыденной жизни. Сэлинджер ищет спасение в творчестве и вере.  Рядом с главным домом  он выстраивает бункер, где существует на ничейной земле среди членов вымышленных им  кланов Глассов и Колфилдов, а также находит утешение в восточной философии и религии.  По словам сына, с 1965 года, когда его отец полностью отказался от публикаций,  до конца жизни, то есть до 2010 года, Сэлинджер продолжал писать, работая по 7  часов в день, и завещал опубликовать  свои рукописи после  смерти. К сожалению, сын не торопится выполнить волю отца, но что  тут можно поделать? Ждём-с!

"А напоследок я скажу" снова очевидное -  каждый человек получает неоценимый дар юности, полной сил, надежд, стремлений к знаниям и самореализации. Но жизнь часто весьма грубо вмешивается, внося свои коррективы в наши взгляды и возможности. И тут так много значат  поддержка близких,  правильно выбранные авторитеты, наконец,  врожденные способности и особенности психики... Всё это вместе можно назвать для краткости Божьим промыслом, а можно - "госпожой Удачей" - кому как нравится.