Метаморфозы. Змея и Лягушка, китайские нищие и Вел

Метаморфозы и сансары наших жизней..
      
          Змея и Лягушка, китайские нищие и Велорикша, Японка и цыгане

  Детство. Пионерский лагерь на Черном море. Поселок Головинка.
 
  Каждый день все наши отряды под строгим надзором воспитателей, пионервожатых и физрука организованно ходили купаться в водные просторы черного ока земли - солёном, холоднющем, солнечном и невыразимо прекрасном аналоге синего моря из сказки о золотой рыбке.
 
  Резкий свисток физрука и с радостными воплями всего отряда - марш-бросок в бурлящую, искрящуюся под ногами и руками мириадами радужных брызг  морскую стихию. 3-4 минуты счастливого неистовства с бултыханием, нырянием, барахтаньем, плаванием и невероятной круговертью таких же оголтелых маленьких купальщиков - пролетают почти мгновенно.   
 
    И вот - по неумолимому свистку все того же физрука - ты со всеми уже нехотя покидаешь чудесную купель, чтобы, стуча зубами и распластав на горячем песке или гальке своё синюшное тело, все в пупырышках от холода, греться, подобно ящеркам, под горячими лучами щедрого южного солнца.
 
    Другой нашей мальчишеской радостью, тайною для всевидящего ока взрослых, были вечерние вояжи на протекающую рядом с лагерем горную речку, кишащую вечно голодной и жадно клюющей рыбой.
 
   Однажды поздним вечером мы возвращались с такой рыбалки.
 
    Было темно и немного жутко среди причудливых ночных теней от громадных деревьев и размашистых лап кустарника.
 
   Я шел последним. В конце перелеска оставалось пройти небольшую полянку с крохотным ручейком, серебрившемся в лунном свете. Когда я начал обходить этот ручей, прямо передо мной раздалось жуткое, протяжное и бесконечное:
 
   - Ме-е-е-е-е.
 
   Я вздрогнул.
   
   Память услужливо взметнула картину из тургеневского «Бежина луга» про бесоватого барана..
 
    С опаской я начал вглядываться, ища источник этого душераздирающего и жалобного  «ме-е-е-е».
 
    Через несколько секунд метрах в 5 от себя, на другом берегу ручья, я увидел картину, леденящую кровь.
 
   Большая желтая змея схватила изумрудно-зеленую лягушку и начала заглатывать её целиком. Часть задних ног несчастной жертвы была уже в пасти рептилии.
 
    Лягушка смотрела прямо на меня, плакала и жалобно блеяла, как ягненок или маленький ребенок.
 
   - Ме-е-е-е..
 
   Этот предсмертный крик невозможно описать словами.
 
   Я бросился искать какой-нибудь камень или палку, но ночью на поляне в траве найти их было непросто.
 
   Все это время полузадушенная лягушка хрипела мне прямо в сердце:
 
   - Мхе-е-е-е, Мхе-е-е-е.. (Помоги) мне-е-е-е..
 
    Наконец, я нашел несколько камней и стал бросать их в змею. После второго   или третьего камня, ударившего землю рядом со змеей, та нехотя выпустила свою жертву и исчезла в густой траве.
 
   Лягушка, почувствовав свободу, обессиленно и неуклюже проползла к воде и поплыла прочь.
 
     25 лет спустя.
 
     Я возвращался из Пхеньяна домой через Китай и у меня была возможность почти неделю провести в Пекине. Ночевал в нашем посольстве, а днем глазел на китайское чудо везде, куда только мог добраться.
 
     На третий или четвертый день своих странствий я забрел в жилые районы - вдалеке от сверкающих зеркалами и неоновой рекламой небоскребов и торговых центров.
 
    В полном одиночестве неспешно брел я вдоль шоссе по тротуарчику, с интересом наблюдая за редкими прохожими, сплошь и рядом почему-то китайцами. :)
 
    Вдруг, словно из-под земли, вокруг меня возникла целая шайка китайских нищих, человек 12-15.

    Чумазые, грязные, вонючие, в каких-то невероятно оборванных и засаленных обносках. Вот уж точно - бомж на бомже и бомжем погоняет. Дети, подростки, взрослые, старики - целый китайский табор туземных цыган.

     Они сгрудились вокруг меня и беспрестанно показывали жестами - «дай-дай-дай».
 
    Мы, в России, привыкли, что бомжи и нищие у нас незлобивы и довольно безобидны. Поэтому, ничего не подозревая, я порылся в карманах и протянул им мелкие деньги.
 
     Это стало роковой ошибкой.

     В тот же миг из обычных попрошаек они превратились в диких свирепых зверей, буквально шипящих и рычащих от ярости.
 
     Они злобно отбросили мелочь прочь и начали смыкать кольцо. Их выкрики и искаженные лица были просто жуткими. Боюсь предположить, но, судя по их звериному урчанию, им нужны были даже не мои вещи и деньги, а я сам и моя плоть.
 
     - Утащат к себе под землю, растерзают и сожрут - мелькнула в голове мысль и тут же мне припомнилась та лягушка из детства. Вернее, я почувствовал себя в её шкуре.
 
     Кольцо злобных тварей продолжало смыкаться. Они тянули ко мне свои грязные крючковатые руки с длинными черными ногтями, продолжая злобно урчать и шипеть.
   
     А дальше произошло то, что навсегда останется главным и неизменным в моем представлении о китайских людях. Вне зависимости от всего последующего жизненного опыта.
 
     Уважение. Огромное уважение и благодарность.

     Краем глаза замечаю, что вдалеке по шоссе с редкими машинами едет пожилой велорикша.

     Он тоже видит меня, мгновенно оценивает мое ужасное положение, бросает свою велотележку и бежит ко мне.
 
    Затем случается невероятное. Вся разъяренная свора грозных грязных нищих, которая мгновение назад готова была меня разорвать, от одного окрика этого пожилого человека отпрянула, притихла, а от простого его замаха - бросилась врассыпную.
 
   Мы вернулись к дороге, где я, с благодарностью приняв предложение велорикши, уселся в его трехколесный агрегат и мы покатили к ближайшему метро.
 
   Всю дорогу меня одолевали два чувства — огромной благодарности к этому незнакомому пожилому человеку и дикой неловкости за то, что он везет мое бренное тело.
 
    Следующая жизненная спираль с обратными метаморфозами случилась лет через 10, но уже в самом центре Москвы - прямо напротив Кремля.
 
    Лето. Яркий солнечный день. Я иду по Моховой по дощатому коридорчику с навесом, что строят возле ремонтируемых зданий, чтобы обезопасить прохожих от трагической случайности - пресловутого «кирпича на голову».   
 
    Слева гостиница «Националь», справа - Кремль.
 
   Вдруг, на очередном повороте дощатого настила натыкаюсь на экзотическую картину. В центре деревянного коридорчика в изумрудно-зеленом кимоно стоит очень красивая японка средних лет. Как муха в паутине, она вся облеплена руками из пёстрой цыганской толпы. Фатальный «кирпич» в виде наглых приставал настигает несчастную женщину в самом сердце нашей страны..

     Десятки грязных рук, которые крепко держат свою жертву за кисти, локти,  плечи и одежду, - буквально парализовали беспомощную японку. Она лишь жалобно улыбается. А мимо, стыдливо отворачивая взгляд, будто ничего не происходит, проходят, ускоряя шаг москвичи и гости столицы..
 
     Взбешенный наглостью этого отродья, многократно усиленной в подсознании пережитым в детстве и юности ужасом жертвы, подлетаю к кокону из цыганских тел.
 
   Сама женщина уже почти не различима, видны лишь её глаза, устремленные на меня с мольбой.
 
   - Пошли прочь! Прочь отсюда, говорю! - накидываюсь на ватагу этих вампиров в юбках.
 
    Злобные волчьи взгляды исподлобья, зловещие всполохи золотых зубов, но цыганки ослабевают хватку и нехотя, шипя и ругаясь, отступают.
 
    Женщина свободна! Она с благодарностью наклоняется в традиционном японском приветствии и вопросительно со смущением смотрит на меня: «Это ужасное наваждение закончилось? Мне ничего больше не угрожает? Я могу вас как-то отблагодарить?
 
   - Спасибо, негромко произносит она по-английски нежным мелодичным голосом.
 
    - Да, теперь все в порядке, говорю ей тоже по-английски и подбадриваю улыбкой и жестом - всё, больше вам ничего не угрожает, можете спокойно идти по своим делам.
 
   Цыганок уже и след простыл, поэтому японка, поклонившись еще раз, продолжает свой путь.