Аренда

               

       Из серии "Дела сердечные"   

       В самый разгар, по мнению народа – российской люли-малины, а с точки зрения, да и по утверждению верховной власти – перестройки, когда некоторые хапали таки-ми куска-ми народное добро, что уже и по прошествии стольких лет они никак не могут утащенное пережевать, проглотить и переварить, а может, и не хотят, пусть, мол, все видят, какой я…
       Семейной паре одного захолустного села с симпатичным и смешным названием Кукиши – чернобровой, разбитной сельской красавице и одновременно бывшему колхозному инженеру-строителю с экономическим уклоном Марии Ильиничне и её мужу, бывшему колхозному ветеринару, без всяких там уклонов и сопутствующих специальностей, их и так у него было великое множество, физически сильному и, надо отметить, рослому, атлетически сложенному, да к тому же ещё и здоровому Роману Игоревичу – от большого государственного пирога, как и большинству российского народа, ни-че-го… а по-простому, ни хрена не досталось.
        «Ну ладно, – подумали они синхронно. – Кусков нам не досталось, так, может, хоть крошек сметём со стола».
       «Я – в подол, а муж – в нагрудный карман пиджачка», – быстро смикитила (сообразила) уже в одиночку Мария, тем более, как заметила она, этот карманчик последние дни всё как-то оттопыривался, нарочито показывая, что он (карманчик) очень хочет, чтобы в него что-либо положили полезное.
       Но куда та-ам. Крутые пацаны их даже к «шведскому столу», покрытому скатертью-самобранкой, и близко не подпустили. Мало того, у них ещё и отобрали пропускные билеты-ваучеры в счастливое будущее капиталистическое завтра. Ну и это ещё не всё-о. Вместо машин «Волга», которые обещал Чубайс за каждый ваучер, с ними расплатились увесистыми подзатыльниками, чтоб, значит, не лезли в калачный ряд, на котором уже прочно обосновались суперновые российские соловьи-разбойники с отарами многочисленных вельмож, подхалимов, лизоблюдов  и проходимцев всех мастей и расцветок.
       Первые два дня  после подзатыльников Мария Ильинична и Роман Игоревич отлёживались и приходили в себя в своём доме, который они, хоть и долгостроем, но, как говорят в селе, от фундамента до шпингалета построили и отделали сами.
       Они, правда, не лежали лежмя целыми днями на лежанке и на диванах с кроватями. Нет, Мария и Роман, а я их теперь буду часто называть только по именам, ввиду их неперезревшего возраста (Марии тридцать шесть лет, Роману сорок), на названных предметах квартирной мебели не валялись круглосуточно, а отдыхали только ночью и чуть-чуть днём, да и то в основном после обеда.
       Всё остальное время у них было поделено на небольшие части: утренний уход за дворовой скотиной, завтрак, чтение газет, книг или каких журналов, потом короткая разминка до обеда на хозработах во дворе или в огороде. После обеда лёгкая  часовая дремота вперемежку с раздумьями, что делать сейчас и как им жить дальше.
       Хорошо отдохнув, они до самого вечера работали по хозяйству. Роман часто плотничал, кстати, это его любимое занятие, а его жена либо копалась в огороде, либо что-нибудь шила на машинке, потом супруги ужинали, а уж вечернее время проводили кому как вздумается.
       Иногда Мария уходила к своим кумушкам посплетничать и посмотреть какой-нибудь слезливый сериал, Роман же больше читал и смотрел отрывками телевизионные российские ужастики, в которых уже, по его подсчётам, в перестрелках три раза было уничтожено падкое на всё американо-западное российское население. Перед самым отходом ко сну они вдвоём с женой снова принимались за обдумывание своего дальнейшего бытия, если, конечно, у них не появлялись какие-нибудь жизненно необходимые желания.
       Вас, конечно, интересует, почему они, молодые и здоровые, часто и подолгу думают о своей будущей жизни, как будто им нечем больше заниматься? Сейчас я поясню причину возникновения у них таких мыслей.
       Дело в том, что до краха колхозно-совхозной системы Мария и Роман, как до свадьбы, так и после неё, работали в сельхозартели (в колхозе) «Первый луч», который организовали местные жители на исходе девятого года третьей десятилетки прошлого века.
       Когда же надоевшие властям колхозы и совхозы, в которых работали многие миллионы Машек, Дашек, Валентин и других носителей женских имён, а с ними бок о бок трудились Романы, Иваны и ещё десятки тысяч таких же сильных и прекрасных их собратьев, «сгорели»… Кто сгорел? Колхозы с совхозами. Так вот, когда по воле властей колхозы и совхозы «сгорели» синим пламенем в костре перестройки, наши правители постарались быстренько развеять их прах по ветру. Когда же небо прояснилось, то оказалось, что специальности молодожёнов (Марии и Романа) ни у них в селе, ни на ближайших землях никому не нужны.
       Вот и думали Мария Ильинична и Роман Игоревич вечерами, а иногда даже и днём  о своей дальнейшей жизни, тем более что они были бездетны. Всё у них получалось в совместной жизни. На прежней работе их хвалили,  среди  односельчан их пара была не последней, а вот что касается детей, тут у них был, как злословят нынешние российские говоруны о времени правления Брежнева, полный застой.
       В молодые годы, начиная прямо со дня свадьбы, они столько оставили энергии в кроватях, на диванах и в других менее приспособленных местах, что порой им казалось, что через положенный срок у них будет полноценная семья. Но проходило время…
       – Детащка, а вы пробавали на жилёнай майщкой лугавой травке при полном мещицу? – спросила однажды Марию всезнающая  сверхпожилая старушка, к которой она обратилась по совету одной односельчанки после посещения всех врачей районной больницы.
       Мария с виноватой стеснительностью посмотрела на бабульку, улыбнулась и качнула головой, вспомнив, как несколько лет назад они с Романом целую неделю приминали по ночам траву на самой дальней луговине.
       После жаркого, с любовными придыханиями общения с первозданной природой над ними года три часто посмеивались односельчане, а иные девки и молодухи тайком расспрашивали Марию о проведённых на майской луговине ночах.
       – И што, нищиго не памагло? – удивилась тогда сельская знахарка, пристально глядя Марии в глаза.
       – Нет, бабушка, не помогло, – призналась она.
       – Нам с мужам тожа ни памагло, – грустно проговорила старуха и глубоко вздохнула. 
       Где только они после той луговины не уединялись и какие не шептали друг другу в ухо ласковые слова… и если бы  у них всё было нормально в вопросах детозачатия, а потом и их рождения, то  семья Марии и Романа была бы самой многодетной на всей Земле, а может, даже и во вселенной. Кто об этом знает? Никто ж не наводил арифметику  о многодетных семьях за пределами плавающих над нами облаков? Но… видно, не судьба. Так и живут вдвоём.

                *   *   *
       Сколько б семейная пара ещё думала и гадала о своей почти неудавшейся жизни – день, неделю, месяц, год, а может, и больше, но только в один из летних тёплых вечеров мимо их двора по улице проезжала легковая машина. И надо ж так случиться, что как раз напротив их дома в заднее колесо этой самой машины попался маленький гвоздик. Настолько маленький, да к тому ещё ржавый и весь до безобразия искалеченный своей судьбиной, что в любом хозяйстве он ну никак не смог бы сгодиться. А тут… р-раз… и колесо оказалась без воздуха. Хозяину и его попутчикам волей-неволей пришлось выйти из ставшей вдруг инвалидом машины и приняться за восстановление её «здоровья». 
       А в это  самое время, когда хозяин машины шептал нелицеприятные слова по поводу случившегося несчастья, Роман Игоревич тесал напротив своего двора брёвна для верха новой баньки, которую они с женой решили возвести у себя в огороде. Стены, или, как говорят специалисты, коробку, Мария и её муж  выложили ещё  минувшим летом, потом стройка из-за отсутствия леса была «заморожена», и только через год они возобновили работы.  Вот и занимался Роман плотницким делом, и занимался так усердно и ловко, что люди, ехавшие в машине, заинтересовались его работой и подошли поближе, а самая молодая среди них женщина оказалась почти рядом с хозяином дома.
       Роману пришлось отложить в сторону топор, что он и сделал, хотя и с явной неохотой. Он не любил, когда его отрывали от дела. Выпрямившись во весь свой немалый рост и отряхнув с брюк мелкие щепки, Роман Игоревич внимательно посмотрел на незнакомых людей.
        Женщина, подошедшая к нему ближе всех, попросила извинения, что оторвали его от работы, и сразу же поинтересовалась, что он делает.
       – Да вот, верх на баню, – пояснил Роман, а сам внимательно оценивающим взглядом начал рассматривать незнакомку. «Рост ниже моего на целую голову, – пронеслись аллюром в его голове первые мысли. – Значит, где-то около ста шестидесяти четырёх сантиметров. Крашеная блондинка. Естественный окрас шер… волос, – поправился тут же Роман, – природный цвет волос светло-русый, тоже неплохо. А светло-русой она была бы красивее.  Глаза дымчато-голубые, судя по их плотоядному блеску – мужа нет. Брови… нормальные, – он усмехнулся  своему куцему определению. – Нос прямой, губы средней величины и давно не целованы.  Вымя… – Роман Игоревич на мгновение смутился. – Надо было поступать в медицинский институт», – подумал он и тут же изменил своё ветеринарное определение: – Грудь довольно объёмная, видимо, пятого размера, – хотя и негромко, но довольно отчётливо произнёс неожиданно для себя хозяин усадьбы.
       – Что вы сказали? – переспросила женщина.
       – Ничего, – поспешил успокоить подошедшую незнакомку Роман. – Это я своё, – ответил он женщине и снова вернулся к прерванным мыслям. «Не рожала, – продолжил он поверхностное знакомство с телом гостьи. – Бёдра широкие, живот впалый, ноги прямые, икры развиты хорошо, развиты и ягодичные мышцы, видимо, в молодости занималась… в общем…  может, прыгала… лёгкой атлетикой. Вес… килограмм… шестьдесят пять, упитанность средняя, возраст… минимум тридцать, максимум тридцать два, характер стервозный», – подвёл Роман Игоревич итог своим мысленным наблюдениям. – Слушаю вас, – улыбаясь и глядя женщине в глаза, прервал он затянувшуюся паузу. – Вам нужна помощь?
       – Нет, нам помощь не нужна. Колесо он и сам заменит, – кивнула она на мужчину, копошившегося у машины. – Мы из дачного посёлка, – показала женщина в сторону небольшого леса, за которым, в трёх километрах от  их села, в уютной балке, по дну которой протекает говорливый ручей, на месте обезлюдевшего хутора два года назад обосновались первые горожане, любители свежего воздуха и единения с природой. – Вы, наверное, хороший специалист по строительной части? – начала топтать стёжку к основному разговору блондинка. – А мне на участке надо, как раз выполнить кое-какие работы по вашей специальности. Вы бы не могли оказать мне в этом помощь? Материал у меня весь имеется. Оплата – тридцать процентов от суммы договора сразу, полный расчёт – после окончания работ.
       Роман смотрел на красивую, с ярко выраженными формами тела женщину и не знал, что ей ответить. Дело в том, что он последний год почти не занимался шабашкой, хотя строительные специальности, особенно кирпичную кладку и плотницкое дело, освоил хорошо. Однако, несмотря на это, на частные строительные работы уходил, когда в домашней кассе было настолько пусто и тоскливо, что приходилось удивляться, как их семья смогла докатиться до такой степени унижения.
        Три года назад, после того как у них сложилось твёрдое убеждение, что их специальности нигде и никому не нужны, Роман и Мария начали развивать своё подсобное хозяйство. В этом году подворье дало  небольшой доход и у них появились свободные деньги после реализации двух бычков и  ежедневной продажи молока, что дало им возможность продолжить строительство бани. Поэтому Роман и испытывал замешательство по части ответа на предложение. Выручила неожиданно подошедшая жена.
       – Здравствуйте, – кивнула она головой в сторону женщины. – Рома, я не помешаю вашему разговору? – спросила она мужа голосом, в котором тот сразу  услышал язвительную и колкую усмешку – усмешку  уязвлённой самки.
       Роман взглянул на жену, и лёгкая, едва заметная улыбка скользнула по его лицу. Перед ним стояла женщина, которой владели первобытные, природные инстинкты. На лице Марии, в её напряжённой фигуре Роман увидел то, что мог увидеть только он, не просто как специалист, пусть даже и ветеринар, а как мужчина, человек, прожившей с ней рядом два десятка лет. Она, его Мария, готова была защищать свою территорию и тем более его, её собственность, хотя, конечно, и не полную.
       Женщина поначалу пришла в некоторое замешательство, но тут же овладела собой и начала объяснять уже жене своё предложение. Роман взглянул на супругу.
       В глазах жены Роман увидел тревожный блеск, а это означало, что Мария в незнакомой, такой же молодой, как и сама, физически здоровой, в самом расцвете сил самке, жаждущей продолжения своего рода, но не давшей пока потомства, почувствовала соперницу. Она в одно мимолетное мгновение увидела в ней особь, способную причинить ей, законной жене, множество вполне ожидаемых неприятностей.
       После объяснения гостьей того, что нужно сделать на её участке, наступила непродолжительная пауза, во время которой и Мария, и незнакомка, на некоторое время забыв обо всём на свете, пристально, глубоко изучающим взглядом смотрели друг на друга. Между ними шла невидимая постороннему глазу жесточайшая дуэль, похожая на самую кровопролитную войну. Борьба шла на выживание одной и на погибель другой. В общем, кто кого.
       Неожиданно для себя Роман на лице Марии увидел едва заметную, непонятную и не виданную им никогда ранее улыбку. А ещё он увидел, даже не увидел, а почувствовал всем телом, что напряжение, способное испепелить любое живое существо, а в особенности противостоящую женщину, которым была перенасыщена Мария, внезапно куда-то  улетучилось. Её лицо вновь озарилось самой что ни на есть по-детски счастливой и беззаботной улыбкой, глаза заблестели, а голос потерял жёсткие нотки, Мария вдруг превратилась в само очарование.
       «Что она задумала?» – встревожился он.
       – Ваше предложение нам кстати. Только давайте мы сделаем так. Я сейчас поеду с вами и посмотрю объем работ, сделаю необходимые расчёты, а потом мы уже обсудим, что и как, – неожиданно для Романа предложила его жена женщине.
       Блондинка, немного подумав, согласилась.
       – Извините, что сразу не догадался, – улыбнулся Роман. – Это моя жена Мария, – представил он супругу незнакомке. – Она инженер-строитель. А я Роман. На сегодня рядовой строительный рабочий с дипломом ветеринара.
       – Антонина, – представилась блондинка. – Торговый предприниматель, – пояснила она тут же.
       Попавшие на сельской улице в небольшую неприятность дачники уехали. Уехала с ними и жена Романа. А вскоре и он, тюкнув последний раз топором, ушёл во двор.

                *   *   *
       Собственный участок с едва заметным уклоном в южную сторону, в обрамлении старого запущенного сада и сама новостройка Антонины (Тони) – уютный, но ещё не оштукатуренный полностью внутри вместительный дом с мансардой и непокрытый хозблок – располагалась на краю рождающегося посёлка. Место было настолько живописным, что Мария не сдержалась и, вздохнув, проговорила:
       – Красиво тут у вас. Если ещё и навести порядок, то здесь может получиться уютный уголок. Но это будет дорого стоить. Да и времени понадобится много. А нанимать специальные бригады, – Мария неожиданно сделала паузу и посмотрела на хозяйку усадьбы. – Для этого нужен хороший счёт в банке. Строительные, а особенно работы по благоустройству территории сейчас стоят дорого.
       – Я знаю, – вздохнула Антонина. – Я привозила сюда знакомого архитектора, так он мне такую сумму назвал, что я чуть в обморок не упала, – засмеялась она. – Поэтому решила архитектором быть сама, а работы вести поэтапно. Сейчас у меня пока получается, а как будет дальше… время покажет. Если вдруг пойдёт всё под откос, то хоть это останется, либо себе, либо в счёт погашения долгов.
       Пока Антонина рассказывала Марии о трудностях российского бизнеса, она, слушая её, одновременно думала и о своём:
       «Это ж, если я отдам его (Романа) ей, то он же не выдержит, да и она (Антонина) тоже. Они сразу, прежде чем начинать работы, побегут в кусты. Хотя… будь я мужиком, она уже была бы там, – взглянув на объёмную грудь молодой женщины, подумала Мария. – Интересно, чем она прокладывает дорогу в своём деле, головой или?..»
       – А дети у вас есть? – неожиданно спросила она Антонину.
       – Нет. Детей у меня нет, хотя и хочется иметь. Но пока не от кого. С одним разошлась, а другого никак не найду, – дёрнула плечами Антонина и посмотрела на свою гостью.
       Прежде чем приступить к осмотру «незавершёнки» (неоконченное строительство того или иного объекта), на которой Роману предстояло проявлять свою сноровку в ближайшее время, Антонина предложила Марии совершить короткую ознакомительную экскурсию по участку. Судя по тому, как она это делала, ей нравилось быть в одном лице и главным ознакомителем (гидом) и одновременно хозяйкой хотя ещё и не обустроенной усадьбы.
       – Здесь всего двадцать пять соток, двадцать пять метров ширина и сто метров длина, – улыбнувшись, Антонина начала свой, по всей видимости, не первый рассказ. – Впоследствии я думаю всю усадьбу обнести красивым невысоким забором. Я не хочу его устраивать, как это делают некоторые, – она на короткое время задумалась. – Как это делают некоторые умалишённые. Ну, это будет потом, после того как я закончу строительные работы. Сад придётся частично раскорчевать. Мне хочется сделать так, чтобы он просматривался, а не был похож на обычный лес. А может, мне удастся посадить молодой сад в самом конце участка, а здесь разбить газоны и цветники, – показывала она рукой вокруг себя. – Для небольшого огорода я планирую оставить соток пять. Ну, чтоб там были свежие овощи, зелень, немного сажать картошки… Ну так… для каждодневного летнего обихода, чтобы не тащить из города сюда всякую мелочь.
       Мария слушала хозяйку и старалась понять, что подвигает сегодняшних людей на такие трудные, порой невыполнимые свершения. Прошло два десятка перестроечных, а скорее, баламутных и бестолковых для всего народа лет, а люди, советские люди, для которых основным путеводителем в жизни был «Моральный кодекс строителя коммунизма», успели измениться  до полной неузнаваемости.
        Марии порой становилось непонятно, почему большинство «дорогих россиян» ступили на тропу соперничества и подражательства. К примеру, если какой-нибудь сверхденежный чиновник отгрохал, – тут она поправилась, – если какому-нибудь чиновнику отгрохали дачный «домик» на триста или даже на пятьсот квадратных метров одного только пола, не считая всевозможных башенок, балконов и ещё каких-либо, неизвестных доселе наворотов, то обязательно у него найдутся подражатели, нет, не среди подобных ему, а среди тех, кто каждодневно сверяет свои доходы с расходами. И начинает этот человек великую стройку, которая из-за недостатка денег превращается для него в пожизненную каторгу.
       – А вот тут я планирую устроить большой бетонный бассейн со всевозможными подсветками, – донеслось до слуха Марии. – Знаете, такой… в общем, под дикую природу и с небольшим водопадом, – мечтательно проговорила Антонина.
        На осмотр территории усадьбы женщины времени много не затратили. Мария профессионально объясняла Антонине, что и как надо сделать, и, главное, посоветовала, какие работы следует  выполнить в первую очередь, а какие можно оставить на более позднее время. Так за разговорами женщины незаметно для себя подошли к месту будущей работы Романа.
       Хозяйственный блок, или, как называла его хозяйка, «сарайчик», расположившийся поперёк усадьбы, почти на всю её ширину, и сам дом, соединённые между собой тёплым переходом и образующие в плане огромную букву «Г», являли собой довольно объёмное, по сельским меркам, сооружение.
       «С домом квадратов четыреста», – прикинула в уме Мария.
       – Вот на этот сарайчик мне нужно сделать крышу, – проговорила Антонина и, улыбнувшись, посмотрела на Марию в ожидании её реакции на размеры строения.
       – Материал у вас где? Из чего вы хотите делать верх? – спросила Мария хозяйку, оставив без внимания её вопросительный взгляд.
       – В гараже. Я сейчас. Ключ возьму, и можно будет посмотреть, – засуетилась Антонина.
       Пока хозяйка ходила в дом, Мария достала из своей рабочей сумки двадцатипятиметровую рулетку и, закрепив один конец на углу хозблока, замерила его длину и ширину.
       – Двадцать на шесть. Ни-че-го себе «сарайчик»! – удивилась она размерам хозблока. – Это же казарма.
       – Удивляетесь его размерам? – раздался за спиной Марии голос хозяйки. – Я его делаю с большим запасом. Если у меня и дальше будут идти дела, как они идут сейчас,  то я планирую после окончания основных работ по благоустройству и отделке перебраться сюда на постоянное жительство. Здесь у меня будут складские помещения, в городе арендовать слишком дорого, здесь же я устрою себе кухню-столовую. В доме у меня будет тоже  зал, но он будет для приёма гостей, а тут что-то типа семейного уголка. Баню и прачечную я планирую построить отдельно. Не устраивать же их в доме или в хозблоке. Зачем тащить в эти постройки сырость?
       – Хозяйка, мне надо промерить высоту и… какое у вас там перекрытие? – спросила Мария, не ожидая, пока Антонина окончит рассказ о своих планах использования строения в дальнейшем. – Мы можем подняться на верх хозблока?
       – Да-да. Наверх подняться можно, – ответила та, открывая двери гаража. – А вот и мой строительный материал, – показала Антонина на сложенные внутри помещения бруски, доски, балки и ещё много кое-чего, так необходимого для возведения крыши хозблока.
       Поднявшись на потолочное перекрытие «сарайчика», Мария после замера его высоты, долго ходила по плитам, перебирая в своей памяти варианты устройства крыш для таких вот хозблоков. Одновременно она прикидывала в уме, какую сумму можно будет запросить у хозяйки-предпринимателя, которая может стать её самой злейшей соперницей из всех, какие только были до её появления.
       А они были. И не одна. Взять хотя бы ту, самую первую, которая выскочила на её пути, словно чёрт из табакерки. На три года моложе её, наглая и… Мария посмотрела на свою грудь и тихо засмеялась.
        «По-моему, у неё была даже чуть больше. В каком же году это было? – начала вспоминать Мария. – Хм, – улыбнулась она. – Это произошло как раз на пятую годовщину нашей свадьбы, ровно через полгода после того как мы с Романом уже  знали, что детей у нас не бу-дет».
        – Всё правильно, – с грустью в голосе проговорила она. – Вот тогда и выскочила эта молодая и … – Мария снова улыбнулась и посмотрела на свою грудь. – Ну и Рома. И чего это тебя любят и бегают за тобою грудастые девки-бабы?

                *   *   *
       Четырнадцать лет назад, когда жизнь у Марии с Романом, казалось бы, уже прочно вошла в колею спокойствия и надёжности, когда притирка и выявление лидера остались позади, а верхняя жердочка семейного насеста с наблюдательной вышкой и «маршальским жезлом», неожиданно для Марии, достались именно ей, хотя, если по справедливости, Роман, собственно, особо на командирское место в семье и не претендовал, в это самое спокойное и удивительно приятное для Марии время и приехала из города к своим родителям на целый отпуск, эта самая… в облегающем аппетитные формы платье и с блестящими от плотского голода глазами.
       – Стерва! – в сердцах проговорила Мария, вспомнив тигрицу в женском обличии.
       Молодая, красивая… и, как оказалось, падкая до чужих мужиков,  в первый же день своего гостевания, из большого количества сельских особей сильного пола выбрала почему-то  именно Романа и устроила за ним настоящую охоту, хотя вокруг неё начали увиваться с десяток аборигенов в возрасте от двадцати до сорока лет. Так нет же, ей нужен был только он.
       Охота на самого рослого и сильного самца продолжалась целую неделю. За длинные семь дней и столько же коротких ночей он (Роман) чуть не потерял голову… избегая встреч со своей преследовательницей, ходившей за ним чуть ли не по пятам. Не уберёгся. Отхватила его настойчивая, с рельефными красотами тела в одну из летних тёплых ночей в чистом поле, когда он возвращался домой из соседнего села, с молочнотоварной фермы после вечерней дойки.
       В свой двор Роман притащился тогда под самое утро, весь измученный и помятый. Сославшись на то, что ночь у него была трудная, а это бывало часто, особенно во время растёла коров на колхозных фермах, он завалился спать под навесом на свежем и пахучем сене, где и поправлял своё здоровье до самого вечера. По селу, правда, уже после обеда прошёл слух о том, что произошло в чистом поле, однако Мария не придала этому значения, мало ли чего могут наговорить люди. А наводить справки, почему мужа не было всю ночь дома, она считала недопустимым делом в семейной жизни.
       «А та?.. Она какая у него была, вторая или третья? – вспомнила Мария женщину, мать-одиночку, ровесницу ей самой. – Втора-ая. И опять светловолосая и грудастая. А эта у неё была, – она посмотрела на ту часть тела, которой приходится пользоваться при отдыхе в положении «сидя», – в два… нет, в полтора раза больше моей. Ох, и Нинка. А ведь подругами были, когда я приехала в колхоз после института по распределению. Эта сама призналась, что…»
       – Не жадничай, Машка, я и побыла-то с твоим Романом всего пять разов. Хоть душу отвела. Не убудет его. Завидую я тебе. Ты хоть иногда его мне выделяй на одну ночь, ну как бы в аренду, чтоб я не взбесилась, – засмеялась она тогда. – Не обижайся. Я буду твоей должницей. Как только отхвачу себе какого-нибудь, то на вторую ночь после своей отдам тебе в счет погашения долгов.
       Мария, вспомнив Нинку, горько усмехнулась. Обманула её бывшая подруга, не сдержала слова. Как только нашла себе… хотя, какой там нашла, он сам её нашёл. Они с ним односельчане. В общем, уехала она к нему в город и даже родила ему ребёнка, тоже рыженького. Так и осталась должницей по сегодняшний день. Мария тряхнула головой  и поморщилась. 
             «Я буду твоей должницей», «в счёт погашения долгов», – вспомнила она Нинкины слова. – Кем погашать? Маленький, да ещё и рыженький. Тоже мне погаситель, печать гербовая, – засмеялась громко Мария. – То ли дело её Роман. Крупный (да и не только сам), спокойный, не курит и не пьёт, как большинство сельских мужиков, на все руки мастер, сам  за бабами не таскается. А в постели… мороз, огонь и американское «торнадо» в одном коктейле. Да с ним ни одна баба не выдерживает две ночи подряд. Роман способен за одну ночь довести женщину до полуобморочного состояния, в котором она будет пребывать несколько дней».
       Селянам, а особенно женщинам, об этом было известно, и поэтому некоторые, наиболее любопытные и жаждущие экстремальных приключений, ухитрялись нарушить неприкосновенность и целостность семейного очага Марии.
       Ну что. Перевернулось тогда, после признания Нинки, у Марии всё нутро. Не мил стал белый свет. Она, как и все наши женщины, поначалу, наперевес со своими доводами и принципами, бросалась в атаку на притихшего мужа и, цитируя великих классиков  и известных светил медицины, старалась убедить его не… поддаваться на уговоры обольстительниц, пусть даже это будут и её подруги.
       – Ещё больше ты, Роман, должен остерегаться тех, которые ухитрятся заловить тебя в тёмном углу, вдруг упадут на колени и начнут умолять согреть их холодеющее от безответной любви тело. Не верь им, – поучала и наставляла на путь истинный Мария мужа. – Не верь, если они или она начнут (начнёт)  прерывисто дышать, надрывно стонать и хвататься за сердце. Не бойся, Роман, они (она) не умрут (ёт). Я ж вот остаюсь живой после каждого раза, когда ты неделями спишь на сеновале, а я в хате. Не кидайся к ним. Это всё притворство. Выживут.
       Такие  между ними были разговоры, так ли поучала и воспитывала Романа Мария, утверждать точно не могу. Но слухи ходили. А может, Мария ему (Роману) нашёптывала в ухо простые и доходчивые русские слова:
       – Кобелина ты, кобелина! Иссушил ты меня и измучил. Я уже не знаю, чей ты есть на самом деле. Мой ли ты муж или колхозный бык.
       Поговаривали, что Роман падал в такие минуты перед Марией на колени и, обхватив голову руками, кричал:
       – Не  ви-но-ва-тый  я-а! Он-и  са-ми!
       Шутки шутками, а хлебнула горя в те годы Мария из-за уступчивого характера своего Ромы.
       – Рома, – всхлипывая и вытирая свой нос, выговаривала иногда мужу Мария. – Да если бы ты был женщиной, наше село уже кишело бы детьми, а ты бы был восемь, а может, и десять раз награждён медалью «Мать-героиня».
       А тут ещё случилась одна напасть. К тридцатипятилетнему  возрасту на фондовом рынке мужских персоналий села Кукиши, акции Романа поднялись в стоимости до небывалых высот и, возвысившись над всеми остальными на сотню пунктов, парили над селом в безбрежном небе, увлекая за собой всё больше и больше женских сердец. А однажды случилось то, от чего заволновались все матери и отцы, у кого были взрослые дочери. Жизнь в Кукишах превратилась в сплошные подслушки, подглядки и шушуканья.
       По колхозу вдруг прошёл слух, что восемнадцати… и чуть старше …летние юные обольстительницы, насмотревшись порнушных закордонных фильмов и начитавшись умопомрачительных журналов, захотели на себе проверить утверждение некоторых знатоков о том… как бы это мне культурнее и не слишком вульгарно выразить, – в общем, правда ли, что близость с мужчиной улучшает умственные способности и что в итоге можно повысить этот… ну… айкью (уровень ума).
        Всполошилась тогда и Мария. Ведь ещё юное, но уже совершеннолетнее поколение бескомплексных решило использовать для повышения своего умственного показателя её Романа. Они ведь тоже с ушами, которые слышат даже лучше, чем у более старшего поколения. Вот и наслушались о возможностях е; мужа. Двукратная ж разница в возрасте их ничуть не смутила, а наоборот, стала гарантом качества ночных приключений. Более того, чтобы не создавать толчею и нервозность в своих рядах, они, как наиболее продвинутые, вроде даже составили список очерёдности, с указанием, индивидуально для каждой, места, времени и даты… уху-ха-ха.
        Успели соблазнительницы согласовать этот список с Романом или нет, неизвестно до сих пор. Но, по всей видимости, не успели, потому как Мария под конвоем увезла Романа на свою родину к своим родителям. Назад они вынуждены были вернуться весной следующего года по причине смерти его матери, которую он очень любил.
       Целый год Роман  был угрюм, молчалив и замкнут. Мария уже думала, что её муж ступил на тропу старения, но тут… рухнул колхоз, и они оказались не у дел. Наступила пора безденежья. Вот в это самое трудное время появилась… очередная светловолосая с большим бюстом. Конечно, она появилась не сама по себе. Их, Романа и её, свёл случай.
       Жила Ксения (это имя светловолосой) в селе, через один небольшой хуторок от их Кукишей. Была она на пять лет моложе Марии и имела дочь-школьницу. Мужа у неё по причине его бегства от родного очага с ещё более молодой, да к тому же ещё и настырной девицей, куда-то в Молдавию.
        Ксения его ожидала три года, она даже не ремонтировала сарай, который так обветшал, что в начале четвёртого года отсутствия её беглеца взял да и рухнул. Соседка Ксении, уроженка Кукишей, посоветовала ей пригласить на ремонтно-восстановительные работы… Ро-ма-на. Мария, может, и отговорила б его от поездки, но она не знала, кто хозяин и тем более хозяйка этого злополучного сарая, да и бюджет их к этому времени оказался сплошной дырой, а деньги нужны были позарез. Вот он и поехал…
       Назад Роман вернулся только через три недели. Мария как увидела его, так чуть не упала в обморок. Синюшные, с восковым отливом, большие мешки под глазами, блуждающий и какой-то виноватый взгляд, неестественная худоба, а в придачу к перечисленному и следы от страстных поцелуев на груди (надо ж было расстегнуться на рубашке верхней пуговице). Денег же Роман принёс в семейную копилку (на полку под простыни в шифоньере) меньше, чем у какой-то гульки нос. Зато сразу же пошёл на свой сеновал, на котором отсыпался и набирал вес целых две недели.
       Ох и горевала ж тогда Мария, ка-ак о-н-а горева-ла. В порыве этого самого горя она решила окончательно и бесповоротно уехать к своим родителям. Упаковав вещи в две большие сумки, Мария, размазывая по лицу слёзы, присела у порога на стул, как это принято на наших землях. Всхлипывая и глубоко вздыхая, она трижды перекрестилась и начала уже вставать, чтобы  уйти из этого дома навсегда, как её тело вдруг пронзило, словно молнией, и тут же в голове появилась  болезненная мысль.
        «А как же он?! Да они ж (бабы) его затаскают тут без меня! – это Мария подумала про своего слабохарактерного Романа, который в это время похрапывал  на сеновале. – Да они ж к нему будут ходить и дённо, и нощно (опять эти вездесущие бабы), они ж не выпустят его из кровати даже поесть и накормить скотину (если она у него будет). Он…» – Мария, вдруг надрывно зарыдав, начала причитать: – Он же у ме-ня та-кой от-зыв-чи-вый, до-брый и бла-го-ду-шный, что-о не-е смо-же-ет ни-ко-му о-отка-зать. Го-спо-ди, да-ай мне-е те-рпе-ния-а! – взмолилась она и… начала распаковывать сумки.

                *   *   *
       – Ма-ри-ия! – раздался в дневной тишине голос Антонины. – Ну что там, плиты хоть целы? – поинтересовалась она. – А то у нас на том конце посёлка восемь плит сняли, а у соседа ёмкость на десять кубов увезли. У нас тут тащат всё.
       – Фу! – облегчённо вздохнула Мария и чуть не сказала хозяйке спасибо, за то, что та прервала её вдруг нахлынувшие не слишком приятные воспоминания. – Пли-ты це-лы! – радостно оповестила она Антонину.
       Целый час женщины обсуждали окончательный вариант крыши хозблока. Дело в том, что Мария, неожиданно для хозяйки, предложила изменить утвердившейся в её сознании, можно сказать, шаблонный тип устройства крыши для сараев и хозяйственных блоков, используемый в нашей зоне. Ну, это обычная двускатная крыша, без всяких там надломов и уступов с выступами. Такие крыши устраивали и устраивают на животноводческих помещениях.
       – Антонина, – вздохнула протяжно Мария, после того как хозяйка вознамерилась уложить на крышу обычный шифер. – Ну какой же это будет хозблок, – удивилась она. – Во-первых, это не самостоятельное, отдельно стоящее здание, а оно соединено с основным строением. Дом у вас покрыт черепицей, а на пристройку вы думаете уложить шифер. Пойдёмте на улицу. Я вам покажу ваш дом с большего расстояния, чем мы его видим сейчас.
       Отойдя от усадьбы на приличное расстояние, Мария долго выбирала место, с которого строение смотрелось бы как единое целое. В конце концов ей это удалось.
       – Смотрите. Видите? Сам дом и хозблок. Вы можете сказать, что непокрытая часть здания является обычным сараем? Крыша дома устроена довольно оригинально. Башенки, окошки и разноуровневые черепичные плоскости, и вдруг продолжением всего этого строения оказывается обычный сарай под шиферной крышей.
       – Мария, я вам признаюсь, почему хочу накрыть хозблок шифером. У меня на сегодня просто нет денег на черепицу. А «сарайчик» по площади крыши в полтора раза больше самого дома. Вы понимаете? – спросила она Марию и посмотрела на неё. – Нет у меня сейчас возможности. А накрыть надо, чтобы не заливали дожди. Крышу надо сделать ещё и потому, что лето пройдёт, осень тоже, а к весне у меня здесь не то что плиты уволокут, но и стены могут разобрать, – посетовала Антонина. – Мы сейчас прорабатываем вопрос об охране посёлка, но когда он решится, я не знаю. И даже если будет охрана, мы сомневаемся, что нам удастся остановить этот беспредел.
       – Антонина, я вам сейчас предложу два варианта устройства крыши над хозблоком, которые значительно снизят затраты, и хозблок будет для дома не хвостом гремучей змеи, а его продолжением. Ваш парадный вход – как выглядит на фоне стены сарая? Присмотритесь внимательно, – посоветовала Мария.
       – Да это строители предложили выполнить его в виде зубчатой кремлёвской стены, а я согласилась. И получилось вроде как оригинально. А что? – с тревогой в голосе спросила Антонина. – Его (вход) придётся ломать?
       – Ничего ломать не надо. Давайте мы сделаем в хозблоке фасадную и торцевые стены продолжением этой самой «кремлёвки». Цокольная часть и дома, и, как вы говорите, «сарайчика» довольно высокая, что даёт возможность устроить над ним крышу односкатную и не видную отсюда, где мы стоим. А чтобы соединить хозблок с домом в одно целое, надо его обложить таким же кирпичом, как и дом, тем более что он у вас имеется. При обкладке изменить форму и размер окон. Их надо сделать похожими на окна парадного крыльца,  верх же стены украсить «кремлёвскими» зубцами, за которыми можно будет устраивать хоть односкатную шиферную крышу, хоть – это, кстати, второй вариант – сделать открытую площадку. На ней ведь можно будет устроить и солярий, и просто место для отдыха с цветниками и небольшими газонами. А когда у вас появится большая куча денег, вы над этой площадкой сделаете прозрачную ломаную крышу. Вот и всё. Да-а, чтобы не утяжелять стены, я предлагаю облицовочный кирпич распилить вдоль пополам. Для облицовки хватит и пяти сантиметров. Уложить его можно на  выступ в цокольной части.
       Судя по улыбке, которая появилась на лице Антонины, идея ей понравилось, и она, замолчав, начала «переваривать» варианты, предложенные Марией, по превращению сарая в единое целое с домом. Сама ж Мария думала уже о другом.
       «Что ж мне с ним (Романом) делать? И деньги нужны, и отпустить одного… да ещё и к этой… – Мария тяжело вздохнула и посмотрела на Антонину. – Она ж его… ах, чему быть, того не миновать.  Возле юбки всю жизнь не продержишь... наверное, такова моя участь».
       – Мария, я с вашим предложением согласна, – неожиданно для Марии заговорила хозяйка. – Но я не могу представить, как всё это будет выглядеть. И ещё, кто будет делать кладку?
       – Не переживайте. Давайте мы с вами сделаем так. За три дня я сделаю в масштабе и в цвете рисунки обоих вариантов и просчитаю, сколько чего надо и сколько потребуется дней на весь объём работ. Через три дня я вам и скажу, в какую сумму вам обойдётся наша работа. Однако не переживайте, наша работа будет значительно дешевле, чем вам пришлось бы заплатить другим. Если мы с вами через три дня обо всём договоримся, то можно будет сразу же приступать к работе. Но, чтобы потом не затягивать время, давайте определимся прямо сейчас. Первое. Все работы выполняет Роман, но нужны два подсобника. Второе. Жить они должны тут же в доме, чтобы не ходить туда-сюда. Третье. Вы должны будете обеспечить трёхразовое питание. Ну и четвёртое, наличие материала. Инструмент у Романа имеется. Он возьмёт с собой строгально-распиловочный станок, небольшую электрическую бетономешалку и. сварочный аппарат. И ещё. Чтобы вы не сомневались по сумме оплаты, я вам советую взять на любой частной стройке бригадира, привезти его к себе, и пусть он вас проконсультирует. Договорились?
       – Да, я согласна, – улыбнулась Антонина.
       – В таком случае, встречаемся через три дня. Время любое.
       – Подождите, Мария, я сейчас скажу водителю…
       – Не надо, я пойду пешком. Три километра – это минут сорок ходу. Пока дойду, как раз и продумаю вс; хорошенько.
        Но напрасно Мария надеялась по дороге домой мысленно проработать варианты преобразования «сарайчика» в цивилизованное строение. Как только она вышла за пределы пос;лка, в е; голове вновь появились думы о сво;м Романе. Да и как ей было не думать о н;м. Любила она его. Любила по-собачьи преданно, несмотря на все его жизненные выкрутасы. Любила, хотя и не могла от него иметь детей.
       Не способен оказался Роман на продолжение рода своего. Может, поэтому он и был неистов в постели. Может, природа отдала ему силу всех тех поколений мужчин, которые могли быть после него. На н;м ведь обламывалась одна из ветвей их рода, которую получил он в наследство от своих предков. Может, поэтому и не жалел он себя в часы близости, ещ; больше он не жалел ту (тех), которая (ые) надумала (ли) побывать в его объятьях, доводя порою женщину до безумия, а часто и до потери сознания. Видимо, вот эти физические способности Романа, дававшие возможность женщине во время близости с ним испытать наивысшее, доходившее до безумия и беспамятства сладострастие, и являлось основной причиной необузданной тяги к нему женского пола детородного возраста. Не исключением была и сама Мария.
       Но что было для Марии  больнее всего, так это чуть ли не открытая борьба односельчанок с нею, с законною женою Романа, за возможность обладать его сильным телом. Даже подруги и хорошие знакомые не отказывали себе в возможности устроить на него охоту, а в случае заполучения Романа в качестве добычи они тут же, с величайшим желанием и даже с каким-то животным остервенением, превращали себя в жертву своей ненасытной страсти.
        И уж если это случалось однажды, то повторную встречу с ним женщины искали с упорством и настойчивостью изголодавшейся волчицы, которая ищет пропитание для себя и своих волчат. Во время безудержного гона многие женские особи теряли всякую осторожность и скрытность, что приводило в большинстве случаев к огласке их стремления, а предпринятая охота становилась достоянием всевозможных слухов и пересудов не только жителей  села Кукиши, но и всего колхоза. 
 
                *   *   *
       – Кудай-та тибе вазили? – чуть ли не ш;потом спросила Марию соседка, когда она подходила к дому.
       – Да  на хутор. Там сейчас много строят, вот и попросили меня кое-что им подсказать.
       – А-а. Значить, сами на сяле жить не умеють. Попривыкли у городя на ус;м гатовам. А тут нада самим работать. Тут абы как не праживе-ешь. Ой, была забыла, – спохватилась соседка. – Иди-ка ты быстрея дамой, а то к табе сачас там адна гаражанка заблудилась, – подмигнула Марии старушка. – Бяги, бяги, а то ана тваего в адин раз сабье с панталыку.
       Мария не стала спрашивать всезнающую и всевидящую соседку, кто заблудил к ним во двор, а, резко вздохнув, ускорила шаг. Когда до калитки оставалось шагов десять, она вдруг почувствовала, как сильно начало биться сердце, откуда-то появились и поплыли перед глазами рваные тучи, застучало в висках, а по телу разлился жар. Ноги, всегда крепкие и красивые, на которые ещ; заглядываются мужики, вдруг стали ватными.
       Плохо владея собой, Мария вошла во двор и… в дальнем его углу, на свежем, пахучем сене… бывшая подруга стерва-Нинка, упершись большой обнаж;нной грудью в лицо Романа, стоявшего перед ней на коленях, судорожно срывала с него рубашку и прерывистым от возбуждения голосом почти выкрикивала бессвязные слова:
       – Рома… Ромочка… не могу… Машки нет… Рома… я… я приехала… Рома… соскучилась… не могу…
             Словно раненая птица, вскрикнула Мария и начала медленно опускаться на лежавшее у забора бревно. Присев на потемневший от непогод и времени толстый ствол дуба, она обхватила колени руками и, вздрагивая всем телом, зарыдала. 
       Возможно, Роман услышал крик, а может, даже и увидел вошедшую во двор Марию, он мгновенно убрал свои руки с Нинкиных б;дер и с проворностью нашкодившего кота вскочил на ноги. Нинка, быть может, это поняла по-своему. Упав на колени и содрогаясь от возбуждения всем телом, она трясущимися  руками  ухватилась за брючный ремень…
       – Дура, – глухим голосом выкрикнул Роман и, оттолкнув «должницу» Марии от себя, метнулся к сараю, к висевшей на его стене косе, а через короткое время он, уже широко шагая, подгоняемый необъяснимой силой, торопливо ш;л  в конец огорода, туда, где ежедневно подкашивал свежей травы для ночного кормления коровы.
       Грубо отвергнутая Романом, возбуж;нная и не удовлетворившая своей похоти Нинка заметалась на сене, словно безумная, разбрасывая его в разные стороны. В какой-то миг она подняла голову и полными сл;з глазами увидела сидевшую у забора с опущенной головой Марию.
       Трудно сказать, какие мысли нахлынули в е; ещ; затуманенную животной страстью голову, но она вначале на четвереньках, а потом уже и в полный рост кинулась вон со двора. Выскочив на улицу, Нинка быстро упрятала свою обнаж;нную грудь под блузку, отряхнула с юбки сено и уже после этого медленно, с опущенной головой побрела к дому  родителей.
       Солнце начало клониться к видневшемуся на горизонте лесу, а Мария всё никак не могла встать с бревна. Она порой тяжело вздыхала, иногда, после некоторого затишья, вдруг начинала негромко плакать, часто улыбалась болезненной вымученной улыбкой, смотрела на сено, где ещё час назад, а может, и больше метались в любовной агонии Роман и… ненасытная бывшая её подруга…
       – Чёртова стерва,– глухо, с хрипотцой и чуть слышно произнесла Мария.  – Пойти окна ей побить?  Потаскать за?.. Ах, ничего ты, Маша, не сделаешь, – укорила она себя. – Вставай, Маша, вставай, хватит сидеть.  Ей (Нинке) хуже не будет. Люди будут смеяться не над ней, а надо мною, – подвела итог своим нахлынувшим желаниям Мария. – Не будем тешить людей. Развод… и домой, – неожиданно для самой себя решила она. – Пропади тут всё пропадом.
       Чувства голода после пережитого Мария не ощущала, поэтому ужин решила не готовить, да и вообще что-либо делать желания никакого не было. Уединившись в передней комнате на диване, она, сама не зная зачем, взяла в руки глянцевый ярко иллюстрированный журнал и стала его листать.
       Может, по истечении какого-то времени Мария и собрала б свои разрознённые мысли воедино и обратила бы внимание на фотографии, но ей помешал вошедший неслышно Роман. Прислонившись к дверному косяку, он виновато смотрел на жену, не зная, как ему поступить в его дурацкой и довольно запутанной ситуации. Выручила сама Мария.
      – Ну что мне с тобой делать? – взглянув на него, спросила она дрожащим от негодования голосом. – Кобелина ты несусветный. Только с той лишь разницей, что кобели бегают к сучкам, а  к тебе, – Мария шумно вздохнула, – почему-то сами бабы. Осатанели совсем.
       – Ма-ри-ия, ну… ну ж… ну не было ж у нас ничего с Нинкою. Ну, она ж сама. Сказала, что пришла к тебе. Я сено ворочал… Ну… ну что теперь? Что мне, убивать е; надо было? Ну не было ж у нас ничего. Да я б и не смог. День же… люди…
       – Хватит, Роман! Почему только тебя одного ловят бабы?! Почему меня никто из мужиков не раздевает у нас во дворе? Вс;, Роман, развод! Ра-звод! Надоело от тебя отгонять баб, – вычитывала Мария мужу. – Вс;! Терпение лопнуло. Завтра еду в район и подаю заявление в суд.
       – Ты что, Мария?! Ты что, правда, хочешь подавать на развод? Мария, да я ж … да ты… ну как жа? Какой развод. Мария! – выкрикнул Роман и упал перед нею на колени. – Что хочешь делай, только не надо развода. Мария… да я без тебя согнусь, прости. Прости, Мария, – взмолился Роман. – Ну пропаду я без тебя.
       – Встань, Роман, не унижайся сам и не делай из меня каменную бабу. Я человек.
       – Мария, что хочешь требуй, вс; исполню, только не надо развода. Зачем нам развод?
       – Устала я с тобою Роман, – глухим голосом проговорила Мария и посмотрела заплаканными глазами на мужа. – Не могу больше так жить. Вымотал ты мою душу, вывернул меня наизнанку. Вс;. Не хочу больше быть половой тряпкой, чтобы о меня вытирали ноги твои сучки. Вс;! – Мария  со злобой посмотрела на  мужа. – Рома, Рома. Нам предложили хорошую работу. Можно было жить по-человечески, а ты-ы, испоганил ты нашу жизнь, – Мария всхлипнула и, встав из-за стола, подошла к окну. 
       – Мария, прости. Давай я пойду по шабашкам. Надоело уже ходить за курами да за поросятами с телятами. Мария, я все свои грехи отработаю…
       После слова «отработаю» Мария вздрогнула, словно через не; пропустили электроток, и посмотрела на Романа злыми ненавидящими глазами.
       – Отра-бо-отаешь? Ты говоришь, что отработаешь все свои грехи и весь блуд? Отработаешь! Конечно, отработаешь. Только не смотри на кровать. Отрабатывать будешь в другом месте. Ты отработаешь мои муки на стройках капитализма. Четырнадцать лет ты меня унижал, теперь твоя очередь побывать в моей шкуре. Условия свои я тебе назову  через два дня. Согласишься со мной – на развод подавать не буду. Не согласишься – всему конец. Вс;! А теперь не мешай мне работать. Уходи с глаз моих до послезавтрашнего вечера.
               
                *   *   *
       Два дня Роман ходил сам не свой. Он по нескольку раз в течение дня наводил порядок в скотном дворе и в сараях, копался в огороде либо ходил бесцельно по двору, однако за пределы  своей усадьбы старался не выходить. Роман знал как никто другой, что в селе о случае в их дворе не говорят разве  только одни предки, покоящиеся на местном кладбище. Но не исключена возможность, что там, где-нибудь в небесной дали, душам отца и матери приходится краснеть за своё чадо. Поэтому Роман и не покидал территорию своей усадьбы.
       Всё это время не выходила из дому и Мария, если не считать её часовой отлучки утром следующего дня после злополучного для Романа случая. Приготовив наскоро поесть, она часами просиживала за столом.
       К исходу третьего дня у неё была полностью готова стопка исписанных убористым каллиграфическим почерком листов писчей бумаги. Рядом с расчётами лежали и листы ватмана с прорисованными в масштабе вариантами преобразования сарая в цивилизованное строение, дополняющее основной дом.
       Разложив на столе выполненные в краске рисунки, Мария долго рассматривала их, стараясь найти какой-нибудь изъян. Изъянов не оказалось.
       «Может, мне заняться усадьбами «новых русских»? – подумала  она,  рассматривая   рисунок     хозяйственного  блока. – Сколотить бригаду…».
       Появившуюся мысль она сразу же отогнала подальше. Перебрав в памяти все бригады, которые у них работали в колхозе по строительной части, Мария припомнила только две из огромного количества, с которыми ей приходилось работать на протяжении десяти лет в качестве колхозного инженера-строителя. Всего две бригады, состоящие из закарпатцев, стоили всех наших. В этих бригадах не было даже пьющих, не говоря уже про пьяниц, коих в других бригадах было множество.
       – Бригады отпадают, – усмехнулась она. – В колхозе с ними мириться было ещё можно, а тут…
       Неожиданно в комнату вошёл Роман. Остановившись у двери, он взглянул на Марию, нервно переступая с ноги на ногу, шумно вздохнул и, опустив руки, скрипучим и совсем незнакомым жене голосом, проговорил:
       – Я пришёл за приговором.
       Лицо его при этом выражало крайнюю степень напряжённого ожидания.
       – Подойди сюда, –  спокойным голосом пригласила Мария. – Вот это ты можешь выполнить? – показала она на рисунок фасадной стороны хозблока. – Я имею в виду кладку, а вернее, обкладку уже существующей стены. Обкладку надо будет делать либо в полкирпича, либо в четверть. Если в четверть, то придётся кирпич резать вдоль. Кирпич обкладочный с пустотами, резать будет легко. Крыша односкатная, кровля – цветной шифер. У тебя должно быть два подсобника. Им платить будет сама хозяйка. Жить там же в доме. Питание будет тоже на месте. Работы на месяц. Материал: доски, брусья, балки и шифер – имеется. Дом подключён к электролинии.
       – Да, я могу это сделать. А почему жить надо там? Тут ходить-то всего тридцать минут.
        – Это моё первое условие, Рома. Ты отдохнёшь от меня, а я – от твоих сучек. Ты  что, не согласен? – спросила Мария и посмотрела на мужа.
       – Нет, нет, я согласен, – торопливо проговорил Роман, думая, что Мария, в случае с задержкой ответа, сразу предложит развод. – Я согласен
       – Ну, это не всё. У меня для тебя есть одно, и оно как раз  основное условие.
       – Какое?
       – Я сдаю тебя хозяйке в аренду. Баба она с формами, которые тебе нравятся, разведёнка и, главное, с голодным блеском в глазах. Как раз полный комплект для сексуальных утех. Но, чтобы не получилось, как прошлый раз, когда ты… две недели приходил в себя на сеновале, я и хочу сдать тебя в аренду. Так будет надёжнее. Если она настоящий предприниматель, то в ущерб себе она тебя не потащит в постель или под куст.
       – Мария, ты что? Какая аренда?
       – Простая аренда, Рома.
       – Ну, это ж… Мари-ия…
       – Правильно. Я у тебя буду что-то вроде как… как этих называют, ну что тёлок в городах у ресторанов и гостиниц пасут?
       – Сутенёры, – подсказал Роман.
       – Вот-вот, – улыбнулась Мария. – Только я буду, Рома, не сутенёршей, а хозяйкой фирмы по предоставлению населению широкого спектра услуг, начиная от строительства, благоустройства территорий, очистки туалетов, вскопки огородов, ну, в общем, всем, всем, что нужно человеку сделать на усадьбе, и заканчивая предоставлением… ну этих… трах… нет, язык не поворачивается. В общем, заканчивая постельными  развлекательно-целовательными и так далее, услугами. Пока ты будешь  у меня в штате один. Разбогатеем, штат увеличим.
       – Мари-ия, да ты что-о, а как люди узнают?
       – Рома, не волнуйся. Им не надо будет ожидать слухов. Я в районной газете дам объявление.
       – Ты что, Мари-ия! Да надо мной даже сельские собаки будут смеяться. Мне ж на улице нельзя будет показаться.
       – Отказываешься? Тогда я подаю на развод и предъявлю тебе иск на сумму двести тысяч за моральное издевательство надо мною. Двести, может, и не отсужу у тебя, но сотню сдеру, а помимо этого ещё и шуму будет, знаешь сколько? Рома, ты даже не представляешь, как я потрачу твои деньги. Я их перешлю переводами твоим бабам. Ты ж им не платил? Вот как раз будет им и оплата. Или, может, ты хочешь, чтобы я и на них подала в суд? Ты ж, насколько я знаю, от них тоже не получал никаких денег, хотя работал… домой приходил весь в мыле. Ты же с сеновала не слезал неделями. Ну что, Рома, договор заключать? – закончив длинный монолог, спросила мужа Мария. – Или ехать в суд? Ответа я от тебя сиюминутного не требую. Иди, Роман, отдыхай. Для раздумий у тебя впереди целая ночь. Ответ дашь утром.
       До двенадцати ночи сидела Мария и всё работала и работала, и все эти часы стрекотала пишущая машинка. Мария  печатала договор на выполнение оговоренных с хозяйкой работ. Мария-инженер-строитель на четырёх страницах излагала суть договора лаконично, доходчиво, конкретно и просто. Но Мария работала не одна. Марии-строителю помогала Мария-жена с уязвлённым самолюбием, она вставляла в него (в документ) дополнительные строчки, пункты и пунктики с параграфами и всевозможными дополнениями. К полуночи договор был готов. Это был не просто договор между работодателем и исполнителем, это был акт отмщения Роману за поруганную её, Марии, честь.

                *   *   *
       – Хоть бы дал ещё немного поспать, чёрт горластый, – сонным голосом отругала Мария петуха, орущего у неё под окном. – Кш-ш, кш-ш, паразит. Я и сама знаю, что пора вставать. Ты мне ещё напомни, что надо доить корову. И зачем я только тебя купила? Паразит ты такой.
       А действительно, зачем? Ей ведь об этом и Роман говорил неделю назад.  В их дворе от своих петухов куры уже не знают куда деваться. Три горлопана на полтора десятка. Даже с ними куры ходили с голыми спинами. Один только потопчется, курица ещё не успеет отряхнуться, а на неё уже забирается другой. И так целый день. Теперь четыре.
       И что интересно. Если раньше трое петухов дрались до упаду между собою, то теперь они все ополчились против чужака. Так и ходят целыми днями вместе, чтобы при удобном случае напасть и пустить его перья по ветру. Ему даже ночевать приходится не в курятнике, а в палисаднике. Вот и орёт чуть свет под окном. Теперь Мария не знает, что делать. Чтоб  во дворе воцарились спокойствие и порядок, надо либо избавляться от своих крикунов, либо отправлять в суп покупного. Но его ей жалко, уж больно красивый кочет.
       – Кш-ш, кш-ш! – открыв окно, Мария пугнула нарушителя утренней тишины, взлетевшего на штакетник палисадника и приготовившегося огласить округу своим криком.
       А утро над Кукишами начиналось и в самом деле тихое и ясное. Такая тишина и умиротворение в сёлах редко бывают в летнюю пору. Обычно подобное можно наблюдать осенью, когда на землю опускаются первые, едва трогающие своим белёсым налётом пожелтевшую на деревьях листву и побуревшую траву заморозки.
        В летнюю ж пору люди просыпаются рано, так рано, что над лесами, полями, сёлами и луговинам с реками висит ещё ночная серость, когда спят во дворах даже самые злые собаки. Когда ночь за короткое время своего властвования не успевает утомиться и не начинает думать о передаче своего дежурства несмышлёному утру. У ночи в столь ранние для человека и всего живого часы одно желание – похозяйничать ещё чуть-чуть самой, а может, даже и отдохнуть.
       Вот в это самое время и просыпается обычно селянин. А тут прямо какое-то загробье. Ни скрипа колёсного, ни хриплого людского говора. Ну хоть бы кто недовольно ругнулся, не матом, конечно, а как-то поделикатнее. Нет! Тихо. И не просто тихо, а ти-хо-ти-хо.
       Заправив кровать, Мария долго не выходила во двор. Ей не хотелось встречаться с Романом. Марии уже надоело своё собственное всепрощение, от которого ей самой было иногда невыносимо стыдно и горько. Четырнадцать лет из девятнадцати, прожитых вместе, она думала, что наступит время и Роман… ну, в общем, перестанет растрачивать свои силы на удовлетворение похотливых желаний…
       – Чёрт бы тебя побрал вместе с твоими… – не сказав, с кем именно, Мария вздохнула и, сильно сжав губы, подошла к столу, твёрдо решив не распалять себя воспоминаниями и ненавистью, начала просматривать бумаги. «Согласится… или?» – подумала она о Романе.
       Не получалось у Марии, чтобы не думать о блаженном муже. Любила она его, может, даже сильнее, чем сама об этом думала. Сколько он (Роман) за совместные годы нашкодил… Мария вздохнула и, взяв в руки  рисунок с общим видом на дом Антонины, как-то кисло улыбнулась. Ей вдруг вспомнился один из многих разговоров со своей учительницей и классным руководителем.
       – Маша, – говорила та ей, – тебе надо идти учиться в художественный вуз. У тебя дар.
       Не послушалась Мария классной руководительницы, да и родителей тоже и наперекор всем поступила в строительный институт. Марии хотелось стать участницей больших строек, о которых так много говорили в те времена во всех средствах массовой информации.
       Однако после окончания института она попала по направлению в сельскую местность, да ещё и в колхоз. Поначалу думалось, да Мария обещала и родителям, и даже была в этом твёрдо уверена, что, отработав три года, она вернётся в свой город, где, в конце концов, сбудется её мечта.
        Не знала Мария и даже не предполагала, что на её жизненной дороге, в её судьбе появится вдруг здоровенный сельский увалень Роман, на которого она, горожанка, в первый год своей работы даже и не обращала никакого внимания. Ну ходит за нею ветеринар по пятам целый год…
       «Ну и пусть ходит, – думала она. – Велика беда. У него и без меня много».
       Так проходили хороводом ещё полгода. Мария впереди, за нею Роман, а за Романом его воздыхательницы, жаждущие заполучить его, если и не на всю жизнь, то хотя бы сделать на древе своего бытия небольшую такую зарубочку, чтобы было о чём вспоминать в старческие годы.    
       От раздумий и воспоминаний Марию отвлёк лай собаки и гул остановившейся около их дома машины. Метнувшись к окну, она неожиданно хмыкнула от удивления. В самую что ни на есть рань, когда ещё не проснулась добрая половина селян, к ней приехала Антонина, да ещё и сама за рулём. Выйдя из машины, гостья в нерешительности остановилась.
       – Антонина, я сейчас! – крикнула Мария. – Я иду.
       Выбежав на крыльцо, Мария нос к носу столкнулась с Романом, который поднимался навстречу ей.
       – А я думал, что ты не услышала машину, – проговорил он, уступая жене дорогу. – Горожанка, а так рано.
       На улицу Мария пошла одна, Роман же, потоптавшись на ступеньках, остался на крыльце, облокотившись на парапет.
       – А я уже думала, что приехала слишком рано, – засмеялась Антонина. – Вы уж извините. Я еду в Курск по делам своего бизнеса и решила заскочить к вам, чтобы уже окончательно определиться в стоимости и в сроках начала и окончания работ. Ещё раз извините, что я в такую рань.
       – Ничего, ничего, – поспешила успокоить гостью Мария. – Идёмте в дом. У меня всё готово. И мне, кстати, тоже хочется  во всём определиться, – проговорила она нарочито громко, надеясь,  что её услышит Роман.
       Не предложив ознакомительную экскурсию по своему двору, как это обычно делают сельские жители в случае появления гостя, который ранее у них не бывал. Мария сразу же прошла с Антониной в дом. А в связи с тем, что рисунки и папки  с расчётами были разложены на столе, то Марии и её гостье не пришлось даже присесть на стулья, пока не были просмотрены оба варианта завершения строительных и отделочных работ.
       – А вот теперь нам с вами можно и даже нужно посидеть за столом, – подавая Антонине две папки, проговорила хозяйка и показала рукой на один из стульев у стола. – Вот здесь, – Мария показала Антонине на голубую папку, – смета и калькуляция. А в этой папке договор.
       Роман тихо вошёл в комнату, когда женщины рассматривали рисунки. И теперь, прислонившись к стене у двери, он смотрел на них, не вмешиваясь в разговор. Мария только один раз взглянула на мужа, с намерением понять, какое решение он принял, после чего старалась на него не оглядываться, полностью подчинив своё внимание пояснениям Антонине к самим рисункам и к смете с калькуляцией. Когда же Антонина начала знакомиться с договором, Мария со вздохом, тяжело опустилась на стул.
        – Мария, а почему вдруг аренда, а не просто договор? – неподдельно удивилась Антонина.
       – Это моё условие, – глухо отозвалась та и, посмотрев на Романа, забарабанила пальцами по столу.
        – Ладно, пока пропускаем, – усмехнулась Антонина и продолжила чтение. – А вот ещё. Этот пункт мне непонятен.
       – Какой? – тут же откликнулась Мария.
       – Девятый пункт в разделе «Оплата  выполненных работ». «В случае выполнения работ, не указанных в данном договоре, вступают в силу штрафные санкции из расчёта двойного дневного заработка, независимо от затраченного времени».
       – А это, Антонина, будет выглядеть так, – начала своё пояснение Мария. – Если вам вдруг захочется использовать объект аренды, то есть Романа, на каких-то других работах, не указанных в перечне нашего договора, вот тогда и вступает в силу действие этого пункта. Оплата в двойном размере дневного заработка будет производиться, независимо от того, сколько времени было затрачено на выполнение не оговоренных в договоре работ. Это может быть день, полдня, час, два или же всего несколько минут. Оплата будет в любом случае  взиматься  за целый день. Это будет как бы штраф.
       – Это для меня как-то неожиданно, но… и довольно интересно. А с чем это связано?
       – Антонина, вы хотите, чтобы у вас всё было сделано качественно и довольно необременительно для вас в финансовом отношении? – спросила Мария.
       – Да-да, конечно. Кто из застройщиков не хочет, чтобы работы были сделаны качественно и не слишком дорого, – поспешила ответить бизнес-леди (купец, «челнок», торгаш и т. д. в чисто российском понимании). 
       – Тогда ознакомьтесь с суммой, которую вам необходимо будет уплатить за весь объём выполненных работ, – предложила Мария. – А потом мы начнём с вами оговаривать детали и непонятные для вас пункты договора. Оговорим и то, чему вы так удивились.
       – Хорошо, хорошо. Я, собственно, не против того, как излагается текст договора, мне важен будет результат, но вы не забывайте, что я, как и всякая женщина, тоже склонна к любопытству. Мне просто интересно…
       – Вы со сроками выполнения работ и с суммой оплаты согласны? – перебила Антонину Мария.
       – Да, со сроками и с оплатой я согласна и даже не против того, чтобы вам сделать пятьдесят процентов предоплаты, – торопливо проговорила Антонина. – Только…  вот… как…  – заволновалась она и посмотрела на Романа.
       – Когда будем начинать? – отозвался от двери объект аренды, до этого не проронивший не единого слова.