Улыбка и стрижи

Утром у него случилось отвратительное настроение. Жена уже была на кухне. Он зашел, заварил чай. А она сидела и  левой рукой держала перед собой открытую книжку, а правой брала кусочками халву и отправляла ее в рот. Пожует, затем положит книжку, возьмет этой же рукой чашку с чаем и отхлебнет. Это чтобы правой рукой чашку халвой не запачкать.
Эта сцена почему-то его разозлила. Ему захотелось вырвать у нее из левой руки книжку и зашвырнуть  куда-нибудь.
Чтобы как-то потушить раздражение, отправился с чаем на балкон. Но и там что-то теснило грудь.  Он боялся закричать, затопать ногами и кружку разбить.
Жена оторвалась от халвы и напомнила, что в доме нет картошки. Он взял пакет и поплелся на небольшой рынок недалеко от дома. Прошлогоднюю картошку почему-то не продавали. А новой еще не было.  Наконец он нашел тетку, которая вывалила содержимое своего котелка в его пакет. Он расплатился и пошел домой.
Тетка его обманула. Картошка оказалась несъедобной. Мороженая и гнилая, мерзкая. Пришлось, выбрав две-три, вынести все на помойку.
Чувство тупого раздражения усилилось. Он снова отправился на рынок, но тетки уже не было.
В скверике сидели мужики и пили пиво. И он почувствовал безумную зависть. Почему они свободны, веселы и раскованны? Почему они не боятся ни полицейских, ни  жен?  И он представил недовольное лицо своей супруги.
Дома начал ходить из угла в угол. Включил телевизор, но там была такая чушь, такая чушь.
А внутри все кипело. Раздражение не проходило. За обедом он случайно уронил ложку в тарелку с горячим супом. Брызги разлетелись по столу и попали на брюки. Жена сказала короткую фразу: «Хватит кривляться».
Не выдержал, вскочил, переоделся и вышел на улицу. Он почувствовал, что не  может вернуться домой. Потому что там задохнется или наделает какие-нибудь глупости, за которые потом будет очень стыдно.
Пошел к дочери. Она мыла пол и готовила одновременно, потому что у нее выходной, и все надо успеть.  Дочь без всякой радости открыла ему дверь и пропустила вперед.
 Не было тапок, и он прошел на кухню в носках, которые тут же стали влажными. Сидел и думал: и зачем я к ней пришел? Мешать только пришел. Я на пенсии, а она работает. И  в выходной день ей не до меня.
Ему захотелось выпить чай. Но он не знал, где у дочери хранится заварка. Если попросишь, то и на грубость нарваться можно. Поэтому сидел и ждал, когда она закончит.
Пришла дочь.  Взглянула  на его носки и сказала, что тапки за дверью, мог бы догадаться.  Это замечание его задело.  Стало не по себе: можно и вежливее сказать.
И тут из своей комнаты появилась его внучка. Она посмотрела на мать  и сказала: «Откуда он знает, что тапки за дверью»? Пошла, принесла, положила перед ним. И улыбнулась.
Всё! Одна маленькая улыбка, и раздражения нет. Куда-то делось. Так хорошо стало, так хорошо! И, главное, легко.
Пошли с внучкой в ее комнату. И начали разговаривать о чем-то. О чем? Он и сам не понимал. О каких-то милых мелочах.
Он заметил, что у нее не выдвигается ящик из стола. Там что-то заело. Нашел у зятя отвертку и, пыхтя, починил.
Уходя, услышал: «Дедушка, спасибо».
Вышел на улицу, а там, оказывается солнечно, тепло. Там, оказывается, очень-очень хорошо.
Пришел домой. Взял книжку жены, которую она утром читала. Держал ее левой рукой, а правой брал по кусочку халву и аккуратно отправлял ее в рот. Зашла жена и сказала, что  он эту книжку получит тогда, когда она ее дочитает. И он не обиделся, потому что на душе очень хорошо. Пошел на балкон с чашкой чая. Там, на улице, стрижи летали. А он так любил на них смотреть.