Командировка в Збараж

    Опять я публикую отрывок из книги замечательного лётчика   Сисмеева Игоря Игоревича,   который слишком рано покинул нас.

    В мою первую самостоятельную проверку, Елизавета отправила со мной   двух женщин  бухгалтеров,  тридцатипятилетнюю Зою  и молодую, как я думал, еще не оперившуюся и не опытную Лену.
    Нам предстояла проверка СТО в городе Збараж. Ехали мы с нашим водителем, тридцатилетним мужичком Толей Готовченко, который должен был помогать нам, при пересчете запчастей на складе.
    Приехали в Збараж к концу рабочего дня,  и сразу же, забрав  станционные бухгалтерские документы, отправились на ужин, а потом в гостиницу.
По ходу дела следует сказать, что такого романтического ужина, как нам организовали в Збараже , я ни до того , ни после того, нигде не видел.  Дело не в том , что там нас могли напоить до поросячьего визгу.  А дело в той обстановке, которая нас окружала.
    СТО Збараж располагалась на площадях, арендуемых у Збаражского сахарного завода. Директор СТО, молодой скромный мужчина Роман Антоляк, хороший инженер, до того работал завгаром этого предприятия и продолжал с его руководством, как  я думаю поддерживать близкую и «не бескорыстную» дружбу.
   Сахарный завод, один из старейших на западной Украине, имел свою богатую социальную инфраструктуру. У него кроме гостиницы, круглогодичного плавательного бассейна, была еще одна изюминка – оранжерея. И скорее не оранжерея,  а зимний сад. Здесь росли экзотические растения, по ним, правда вместо попугаев Арра и колибри, порхали обычные воробьи, да залетные синицы. Посреди этого благоуханья пальм, роз, кактусов и прочих  представителей  группы фикусовых, я впервые увидел банановое дерево, с едва завязавшимися плодами, прячущимися в глубине огромных округлых листьев.
    Зимний сад занимал площадь метров четыреста. В отличии от оранжерей, где обычно высокая влажность и спертый воздух,  здесь все было иначе,  дышалось легко и свободно. На небольшой бетонированной площадке в центре всего этого великолепия, стояло всего пять  четырехместных столиков и стулья к ним. Пока мы с дороги раздевались и приводили себя в порядок, кто-то из местной обслуги, сдвинул два стола вместе и накрыл на шестерых человек.  Ужинали мы вшестером,  в компании с директором завода. Ужин прошедший скромно,  но тем не менее принес море удовольствия.
    После ужина, когда мы под мелкий моросящий осенний дождь, неспешно брели в гостиницу, я сказал своим попутчицам:
    - Ну что, девки?. Сейчас нарисуете глаза, надраите кирпичом щеки и вперед в Збараж, мужиков покорять.
    На что мне Зоя ответила. - Какой там еще Збараж?. Нам сейчас до утра надо просмотреть их остатки и сравнить с нашими данными.
Гостиница была не большая и чистая. Дежурная,  встретив нас  сказала, что только что звонил директор и распорядился поселить нас в двух двухместных номерах зоны «люкс», на втором этаже.
    -Там вам будет спокойней, и не так шумно. У нас постоянно ночуют водители, завозящие на завод  сахарный буряк. Они рано встают, шумят, прогревают моторы. А там, на втором этаже, ничего этого не слышно. Там только иногда шипит, выпускаемый  из автоклавов пар. - сказала она
    Мы с Анатолием заняли самую крайнюю,  угловую комнату, на два окна. Девчата поселились за стенкой рядом.
Телевизор, стоящий в комнате вместо четкого изображения, выбрасывал на экран какие-то не понятные  горизонтальные линии помех, отстроиться от которых нам не удалось. Был десятый час. Спать мне не хотелось, а Анатолий после шестичасового управления автомобилем, решил отдаться неге. Он разделся и лег в постель. Я достал из дипломата книгу стихов Байрона и продолжил читать «Похождения  Дон Гуана».
    Видя, что Анатолий засыпает, я, чтобы ему не мешал верхний свет, отключил его. В комнате темнее не стало. Мощный луч прожектора, освещающий  заводской двор, пробиваясь через запотевшие оконные стекла и струйки воды, медленно стекающей по ним, делал интерьер комнаты каким-то интимным. Я включил настольную лампу и продолжил чтение.
    Ровно в десять за тонкой кирпичной перегородкой раздался звук от сдвигаемых по полу стульев и голоса наших попутчиц. Через несколько  минут в водопроводных трубах засвистела  вода, это  означало, что наши девчата, принимая вечерний моцион, собирались отойти ко сну.
    В гостинице было тепло и уютно, Я лежал на расстеленной постели  поверх одеяла в спортивных штанах и без майки.
Вдруг в нашу комнату кто-то тихонечко постучал, и в приоткрывшуюся дверь просунулась Зоина голова:
    -Толя, Толя, ты не спишь? Спросила она  полу- шепотом.
    - Га, шо? – спросонья  подскочил Готовченко.
    Она подошла к кровати Анатолия  и сказала,  не обращая на меня внимания;
    - Толя, там у Лены из очков выкрутился болтик, пойди  и помоги,  что то сделать. Нам нужно еще досмотреть  их проводки. А она без очков не может.
    Толя встал, и как был в трусах и майке, вступив в комнатные тапки, скрылся за дверью.
    Зоя осталась в комнате. Только сейчас я разглядел, что она была в  длинном халате. Лежать мне, полуобнаженному перед молодой женщиной было неудобно,  и я встал, решив накинуть на себя, хотя бы верхнюю сорочку. Пока я доставал ее из под пиджака, весящего на спинке стула, Зоя подошла к моей кровати, взяла книгу и сказала:
    - О,  Да вы Байроном увлекаетесь?
    - Да какое это увлечение? Просто взял почитать, о чем писал этот хромой  великий британец,  Джорж Гордон….
    - А я его люблю.  Я по нему в университете  защищалась. Сказав это,  она начала на память читать его стихи:
        Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;
Но вот разлучены мы завистью людей!

Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ из него,
Пока не пал твой друг под бременем страданья!

И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах из тленья возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной!

    И в этот момент, я посмотрел на эту некрасивую женщину, совсем иными взором.
При первой нашей встрече, она мне показалась «серой как моль».  При ладно сложенной фигуре, красивом упругом тела, ее лицо,  спрятанное за большими  круглыми толстыми стеклами очков, опирающихся на маленький курносый носик, да прямые волосы,  стянутые в узелок на затылке, делали ее похожей на обычную  «конторскую крысу», напоминавшую Алиссу Фрейдлих, в начале «Служебного Романа».
Была она не многословна и говорила тихим грудным голосом. В компании среди  своих подруг по работе, как будто растворялась.
Зоя продолжала читать стихи, а я подошел к окну и смотрел, как  мелкий дождь творит свой танец, на темном зеркале осенних луж.
    В это время за стеной раздалось мерное поскрипывание кровати и такой же стук о стенку.
    И вдруг она оживилась и громко заявила:
    - Я так и знала, что мне негде будет сегодня ночевать!
    После этого она положила  книгу на стол, решительно подошла к  прикроватной тумбочке и выключила настольную лампу. Легкий шелест соскользнувшего халата, открыл прелести ее красивого обнаженного  упругого  тела, освещаемого уличным прожектором. Она подошла  к столу, сняла и положила не него свои ужасные круглые очки и заколку от волос, и махнув ими  как конской гривой, распустила по спине , по плечам, по груди. Она мгновенно преобразилась, Она мгновенно стала прекрасна. 
Оставаясь в одном бюстгальтере, она подошла ко мне  и повернувшись спиной сказала    
     –«Помоги мне».
В ее голосе звучали уже не те нотки робости, которые обычно звучат в разговоре чужих или незнакомых людей.
 Это был уверенный  голос истосковавшейся телом  женщины, решившей взять всю инициативу этой ночи,  в свои руки.
Я расстегнул у нее на спине защипку, и ее бюстгальтер,  решительно брошенный  женской рукой, обрел свой покой на полу, в дальнем  углу комнаты, Она повернулась ко мне лицом, заскользив  своей  высокой стоящей и упругой  грудью,  по моей обнаженной груди. От этого неожиданного соприкосновения на  ее больших круглых темных  сосках, выскочили столбиками бугорки сосцов. Она сорвала с меня накинутую сорочку и  потащила за собой,  в мир прекрасных чувств и  истомной  неги.
   
    Мы упали на белую простынь  широкой кровати, а мне казалось,  что мы, обнявшись, свалились в мураву некошеных трав,  июльского луга.  Мы лежали в этой высокой пахнущей свежестью траве,  придаваясь взаимной ласке рук, губ, щекотанья языка за ухом, Наслаждаясь запахом волос и  кожи молодого тела.
И мне чудилось, как  невидимые кони,  на которых мы должны  вскоре поехать, стоят и смотрят на нас, лежащих пред их взором и одобрительно колышут гривами.
Вскоре мы поехали, Она впереди, а я сдерживая пыл  своего буланого, за ней следом. Наши кони сперва шли не торопясь, как бы примеряясь к шагу партнера. Они то приостанавливались, разглядывая в высокой траве красивое соцветья, то резко подавали вперед , а потом снова замедляли ход. Но, тем не менее, их иноходь становилась более оживленная и стремительная.  А когда за стеной раздалось очередное поскрипывание, то и они  с быстрой иноходи перешли  на галоп, набирая темп, чаще и глубже дыша. Мы неслись в бешенном галопе , когда ее тело сотрясла протяжная мелкая дрожь, из ее сжатых уст раздался  долгий сдержанный стон, и в этот момент ее ногти с маникюром, как шпоры, вонзившись в мою спину, подзадорили меня.   Я бросил поводья  и дав коню  волю в «аллюр три креста», помчался следом за ней ,что бы успеть в  последний момент,  когда в ее лоне  что-то нежно  судорожно задергается,  испустить свой дух и почти  полумертвым и опустошенным, уткнуться лицом в белую ткань наволочки и вместе с ней на выдохе простонать.     « Ах, Как хорошо». И я успел,  и мы  с ней вместе  выдохнули.
    А потом мы лежали и ничего не говорили, набираясь сил.
Наши молодые соседи за стенкой скакали уже пятый   или шестой заезд «дербы,» когда  мы после очередного заезда совместно выпустили очередной  приятный стон  и  я сказал ей:
    -Ну что Зоенька, пожалеем лошадей, оставим скачки  на следующий раз?
    Она,  нежно поглаживая меня по голове рукой,  сказала:
    - Я  тоже, хотела тебе это предложить.. Я уже полностью  опустошена. Я  устала.
А потом,  взяв мое лицо своими мягкими ладонями, нежно поцеловала и спросила,- А как ты,  старый ?
    -Ты же знаешь? Что старый конь борозды не портит, а ложится в нее и спит, - ответил я ей.
    - Ты не старый конь. Ты хороший конь. Но спать мы все-таки будем.  И мы , сплетясь телами, провалились в нирвану.

    Наша командировка заканчивалась. Завтра с утра мы покидаем Збараж. А сегодня в женской  комнаты гостиницы, мы сверяли акт проверки  с  директором станции и его бухгалтером.
    В это время Анатолий в нашей комнате,  с местной станционной кладовщицей накрывал  банкетный стол,  для прощальной отвальной.
Когда все вопросы были решены, то мы перешли в банкетный зал,  оставшись впятером, с Романом.
    Выпитое вино  и чувство исполненного долга, от законченной проверки, подняли настроение наших молодых попутчиц. Когда по телевизору зазвучала музыка, мои  подгулявшие девахи,  пустились в пляс,  подхватив Романа и Толика, в качестве партнеров. Я сидел на стуле,  наблюдая  за этим весельем.  Девчата пытались меня пару раз пригласить танцевать, но я отказывался,  ссылаясь на «старость».
И вдруг Лена, танцевавшая рядом со мной, бросила  своего партнера и с ходу уселась ко мне поперек колен, эффектно выбросив вверх на всю длину, свою вытянутую  красивую ногу, обняв одной рукой меня за шею, а второй  сделала подобие  циркового жеста «Але-оп». При   этом обращаясь  к окружающим   громко спорила: -« Ну как мы выглядим?»
Все промолчали и только я сказал: -«Отлично. Как отец с дочерью»
Она сделала вид,  что целует меня в ухо, а сама в этот момент мне прошептала     « Ох,  как я эту Зойку, сучку, ненавижу? Сегодня ты будешь со мной. И не вздумай отказываться».
    Лена была на  три года старше моей дочери. Она была высока и стройна, с красивой высокой грудью, с волосами цвета свежей соломы. Зная, что имеет одной из своих  ценностей,  длинные ноги, она не задумываясь носила узкую и короткую юбку. Про которую можно было сказать, что из под нее, «видно не только чашечки, но и весь сервиз». Была она несколько близорука, но тонкие элегантные, позолоченные  очки, и голубые глаза,  делали ее  очень  даже привлекательной.
Одевалась она всегда изысканно, подчеркивая стройность своих ног, туфлями с каблуками-шпильками.
    Пришла она в бухгалтерию  на нашу фирму вместе со своей матерью- бухгалтершей, которая была на пару лет старше меня, но «Тетка-теткой».  Мать зорко  следила за Леной, что бы ее великовозрастная  дочь, ни с кем «ни-ни…». Сидели они в одном двухместном кабинете, что создавало у матери иллюзию, полной безопасности.
Но Лене иногда удавалось скрываться от «всевидящего ока» и тогда она отрывалась по-полной.   Особенно в командировках .
И в тот вечер она своего добилась. Она выдворила  из комнаты Зою и Анатолия, а потом принялась за  меня.
Ее длинные красивые ноги мелькали у меня перед глазами,  как лопасти вертолетного винта.  То ее  твердые груди, то ее  прямая спина, качаясь перед моим взором, закрывали все вокруг.  Ее длинные, до пояса ее волосы,  цвета свежей соломы, то падали  мне на глаза, то взлетали  над ее головой поднятые тонкими женскими  руками.
    Помимо того, как мне казалось, что она пыталась  за одну ночь проверить на мне все позиции «Камасутры», то она меня  щипала, царапала,  кусала . Признаюсь честно. От ее в тот вечер,  я был в полном  «умате», а она молодая, требовала новых позиций и новых удовольствий.
Для нее это было нечто вроде спорта или танцев молодого тела, а для меня уже  серьезный звонок, на связь с молодыми.

    Все что не делается  в этом мире, оно определяется на небесах. Такая и  моя  плотская  нечистоплотность и  неразборчивость,  была  тогда дана мне как  опыт сравнения и наука, что надо выбирать «Шапку по Сеньке», а партнершу по возрасту. Богу-Богово, Кесарю-Кесарево, а слесарю –слесарево.
И благодаря этому. Тогда я понял и убедился, что «Лучше женщины Бальзаковского возраста на свете не бывает».

    За этот неожиданный обмен и оргию через стенку, Зоя на меня не обижалась. В качестве компенсации,  она свое тоже получила. Мы были квиты и  больше никогда впредь, об этом с ней  не вспоминали.
 
    Вот такая бывает она, тайная служебная любовь, двух свободных взрослых людей.