Именем Космоса. Часть 3. Глава 36

Глава XXXVI

Через несколько дней Чиль сообщил, что начало суда перенесено на двадцатое июня. Даргол равнодушно пожал плечами.

Каждое утро при первых лучах солнца они выходили на тренировку, возвращались через час-полтора и с началом рабочего дня отправлялись бродить по Земле. Они побывали на животноводческих и овощных фермах, на заводах, на полях, видели, как работают люди, и сами принимали участие в их работе.

Хоть Майран и сказал, что не станет показывать Дарголу красоты Земли, они бывали в удивительнейших местах, видели большие города и совсем маленькие посёлки. Любые населённые пункты были зелёными, ажурными и воздушными, но большей частью невысокими. Великий простор степей и горных долин, суровых скалистых пейзажей – Даргол созерцал их молча, подняв голову и сжав плечи. Он чувствовал этот мир, самой душой соприкасался с ним. Его генетическая Родина была им самим – и он был ею.

Особенно он любил рассветы, и, поняв это, Майран стал стараться, если была возможность, оказываться с ним в это время суток в наиболее красивых местах.

Как-то Майран предложил слетать на какие-то другие планеты. Даргол отказался. Сейчас ему нужна была Земля, и только Земля.

Первое время он не мог привыкнуть к коротким земным суткам. Ночь, едва успев начаться, уже заканчивалась, да и день, в общем-то, вёл себя так же. Но Даргол легко приспосабливался к новым условиям. И вскоре обнаружил, что двадцать четыре земных часа гораздо удобнее биоритмам землянина, чем тридцать Терции.

Всё это время словно сам Великий Космос хранил Капитана от встреч, не нужных ему сейчас. Его ни разу не узнали на улице, не заговорили при нём о предстоящем суде.

Они встречались со многими людьми, много общались. Основную часть общения Майран брал на себя, и Даргол мог наблюдать за происходящим вокруг него почти со стороны. Больше всего ему понравился во всех  этих людях их культурный уровень. Он понимал, что всё общество не может состоять только из людей культурных. И присматривался к ним, вслушивался в разговоры, наблюдал. и в конце концов отложил окончательные выводы на далёкое потом. Если на то пошло, то на наименее культурных из них он насмотрелся в группировке.

Но больше всего на Земле Даргола поразил не уровень окружавших его людей и даже не дети, свободно бегавшие и там, и здесь – к их присутствию он был готов. Его поразили воробьи – мелкие серо-коричневые комочки в полкулака размером, бесстрашно снующие у людей под ногами и звонко заявляющие на весь мир: «Жив! Жив!»

Однажды, во время ожидания флаера на небольшой загородной станции, Даргол взял на руки Дарми – время подходило к полудню, и ребёнок устал. Дарми в упор, не по-детски серьёзно, посмотрел ему в лицо. Уже знакомое чувство соприкосновения с драгоценным и хрупким вошло в душу Даргола. До этого он не совсем осознанно избегал брать Дарми на руки. Ребёнок доверчиво прижался к его плечу.

– Скажи, – спросил Даргол Майрана, – могу я найти здесь, на Земле, одну семью? Мне ничего от них не нужно. Только узнать, что с ними всё в порядке.

– Я думаю, можете, Капитан. А что это за люди?

Даргол снова посмотрел на своего маленького тёзку и привычно подавил возникший порыв.

– Нет. Ничего не нужно.

Тогда Майран спросил о том, что давно не давало ему покоя:

– Капитан, а вы не хотите встретиться ещё кое с кем?

– С кем, например?

– С Андреем Лисарком.

– Нет. Всё, что захочет, он сможет сказать на суде.

– Может быть, имеет смысл обсудить что-то раньше?

– Зачем? Мы всё сказали друг другу.

Даргол присматривался ко всему, что видел вокруг. Ему понятно, но глубоко непривычно было многое: то, что люди не носят скафандров и оружия. При этом они как должное воспринимали бластеры у Даргола и Майрана или у Тэада, когда он возвращался со службы. Время от времени в этом обществе появлялись люди из Космоса с оружием в кобуре. Удивляли женщины, носившие под летним солнцем открытую одежду и не беспокоившиеся о своей безопасности. Дети, легко вступавшие в контакт с ровесниками и со взрослыми.

– Им действительно ничто у вас не грозит?

– Смотрите сами, Капитан. Этот мир перед вами, а вы умеете обобщать и делать выводы.

– С какого возраста они обретают самостоятельность?

– Со времени, когда их сознание оказывается к этому подготовлено.

– Это?..

– По-разному, Капитан.

– Ты выходишь в Космос со скольки лет?

– С десяти. Самостоятельно – с двенадцати. Но меня, Капитан, в рассчёт не берите, вы видели моего отца.

– А в норме? Что такое эта подготовленность сознания?

– Это способность отвечать за себя и свои действия, видеть последствия поступков. Проводится обследование, и затем врачебная и педагогическая комиссии выносят решение.

– Для этого нужно, чтобы не происходило ошибок.

– Медицина и педагогика достаточно развиты.

– Ну, допустим. Но если ребёнок с двенадцати лет самостоятелен, когда он может, к примеру... ну, создавать семью?

– С восемнадцати лет.

– Почему?

– Прежде чем у человека будет семья, нужно бы набраться жизненного опыта. Чему научишь ребёнка, если сам ничего не знаешь?

– Логично. Но не бывает исключений?

– Исключения бывают всегда.

– Так. Для чего нужны детские консультации?

– Чтобы неопытным родителям было где получить совет специалистов.

– Разве твои мать и отец, вырастив тебя, недостаточно опытны и им нужны советы?

– А у вас, Капитан, не возникало потребности посоветоваться с кем-то, хоть вы и руководили всю жизнь?

– Что ж, бывало. Только подходящих советчиков, как правило, не находилось.

Они брали с собой Дарми при каждой возможности, но Ллэйд часто не отпускал его. Майран улыбался и уступал.

Майран не видел своих курсантов и не бывал на Удеге. Если возникала необходимость, он связывался с Чилем через накорд. Лететь в Гепард с Дарголом ему было нельзя и оставить его одного – тоже.

Вернувшись домой вечером тринадцатого июня, Майран встретил у калитки курьера. Это был человек, работающий в Гепарде, Майран знал его. Они вошли во двор, но зайти в дом курьер отказался. Почувствовав, в чём дело, Даргол молча кивнул гостю и скрылся в дверях.

Майран зашёл в дом через несколько минут.

– Мне нужно поработать, – сказал он отцу с матерью. – Уложите Дарми? – И подошёл к Дарголу: – Чиль прислал кое-какие материалы. Я...

Даргол перебил его:

– Где, ты говорил, стоит книга о пословицах и поговорках?

Он сел с книгой, Майран пододвинул к себе информатор, устроился в углу так, чтобы на экран не упал ничей случайный взгляд. Он не пошёл в свою комнату – работа не требовала большой сосредоточенности, а он почти не видел родителей днём.

Когда Дарми уснул, мать и отец занялись за столом своей работой.

Даргол наблюдал за ними осторожно, чтобы не тревожить своим взглядом. Он пытался понять, что находят они в своей работе?

Отдавать работе всё своё время – это было понятно Дарголу, он сам всю жизнь поступал именно так. Только их работа была не в пример более любимой.

– Тут ведь вот какое дело... – обращаясь больше к жене, чем к сыну или гостю, сказал Ллэйд, как видно, продолжая разговор, начатый ими раньше. – У Дарми нет никаких данных Майрана.

Даргол увидел, как Майран напрягся и поднял голову от работы:

– То есть?

– Ты был абсолютно гениален, – пояснил Ллэйд, – а твой сын не унаследовал ровным счётом ничего. Он – обычный ребёнок с обычными способностями.

– Способности передаются через поколение, – успокоенно буркнул Майран и снова вернулся к своим документам.

– Майран родился в Космосе, – заметила мужу Мария, – а Дарми – на Земле.

– И замечательно. Согласись, это не причина, чтобы стать заурядностью. Дарми будет личностью с большой буквы.

Дарголу было любопытно это. Он видел, что, определив способности внука, Ллэйд взялся за его воспитание и развитие, отодвинув всё «личное» – Космос и по большей части даже работу с привезёнными с Контэса и Терции материалами. Единственный внук был для него важнее.

Ллэйд и на самом деле не хотел больше упрёков совести, измучивших его на Терции. Не посвятив должного времени и внимания сыну, он хотел воздать внуку всё, чего, по его мнению, был лишён  Майран.

Закончив работу, Майран вышел с информокартой из дома, остановился у калитки. Подошёл курьер, Майран передал ему информокарту.

– Через неделю суд, – негромко, чтобы не нарушить тишину ночи, сказал курьер.

Майран молча кивнул.

– Как ваш подопечный?

– Это не подопечный, а друг.

– Да, мне говорили. Но я как-то не смог поверить. Так вы считаете, у него действительно есть шансы?

– Более чем.

– Вся Галактика говорит, кажется, только об этом. Даже разгром Терции поблек перед предстоящим судом.

– Я большей частью в стороне от того, что сейчас говорят и пишут. В прессе происходят какие-то дебаты на эту тему?

– В прессе всё скромно. Проскакивают, конечно, статейки с собирательным образом Капитана, но их немного. Журналисты не лезут в подробности, потому что достоверной информации нет, а фантазии на заданную тему, понятно, не приветствуются. Это ещё и вопрос профессионального самоуважения. Зато в эфире сейчас болтает, кажется, больше народу, чем за последние сто лет.

Майран усмехнулся:

– Хорошо, что мы в стороне от этой шумихи. Что ж, спасибо вам за материалы. Увидимся после суда.

Они попрощались, и Майран вернулся в дом. Увидев его, Даргол, пожалуй, впервые в этом доме, не сдержал желчности:

– Подумать только, и это тебя я посылал проверять информацию о школе разведки! Я даже спрашивать не буду, правдива ли была та информация, ты в любом случае должен будешь сказать «нет».

– Та информация была правдива, Капитан. Флаер действительно дал сбой и доставил пилота в святая святых военной разведки.

Майран сел в одно из кресел, взял со столика «воздушку». Он и правда жил сейчас словно в изоляции от того, что происходило в мире.

– О чём пишут? – спросил Даргол.

– Разное. На планету Бохвэ приглашают поселенцев. Планета изучена, и колонизация разрешена Управлением Миграционной Службы Галактики.

– Очередной бред цивилизации, – чуть усмехнулся Даргол. – Как можно изучить целую планету? Для этого недостаточно даже развиваться вместе с ней на протяжении всей её истории.

Ллэйд оторвался от своих материалов и с интересом взглянул на Капитана, и, ничего не сказав, вернулся к работе.

– Есть что-нибудь обо мне? – спросил Даргол.

– Нет. Повторяют объявление, и всё.

Майран сложил «воздушку» и предложил:

– Может быть, мы пройдёмся? Сейчас удивительно хорошо.

...Время перевалило за полночь. Звёздное небо казалось близким.

– Вы знаете земные созвездия, Капитан? – спросил Майран. – Смотрите, вон ковш, это Большая Медведица. В ней восемь звёзд. Говорят, только того, кто мог разглядеть восьмую, раньше брали в пастухи. Вон, рядом, выше – Малая Медведица, видите? А внизу, под ручкой Большой, неяркие – это Гончие Псы. Идёмте на луг, там темнее, и видно лучше.

 Они прошли улочку до конца, вышли на луг. Майран разулся, сунул в обувь маячок и оставил в траве. Даргол тоже разулся. Выпала роса, и трава была мокрой, ноги путались в ней.

– Идёмте купаться? – предложил Майран.

Где-то  у того берега плескались мальчишки, их голоса звучали близко и в то же время неразборчиво. Вода была тёплой. Майран и Даргол поплыли рядом, сначала не спеша, просто отдаваясь тихому течению реки, но постепенно стали увеличивать скорость, и наконец поплыли наперегонки. Мальчишки, увидевшие в воде двух пловцов, шедших рядом как дельфины, с шумом попрыгали в воду и попытались угнаться за ними.

Когда Майран и Даргол вернулись, их вещи, по-прежнему в полной неприкосновенности, лежали там, где были оставлены.

«Это норма здесь?» – подумал Даргол. И снова всей душой возблагодарил Великий Космос за то, что есть этот мир – такой мир.

Они сидели на траве у воды. Близкие звёзды висели над их головами. Пришёл лёгкий ветерок, он охолодил влажные тела, шевельнул листву. В траве неподалёку вдруг коротко затрещал первый кузнечик.

– Капитан, – начал Майран тихо. – С тех пор, как вы в цивилизации, вы больше молчите. Вам тягостно, что...

– Тебе самому это, кажется, тягостно? – понял его Даргол.

– Не знаю, – сказал Майран прямо. – Я рад, безумно рад, что вы живы и рядом. Но то, что вас фактически ко мне привязали... По сути, это означает, что вы – пленник и находитесь под стражей, а я только заменяю толпу тиверцев.

Даргол лёг на влажную траву, заложил за голову руки. И тихонько рассмеялся:

– Не забивай себе голову. У меня никогда в жизни не было отпуска. Выходных – и тех не было. И впереди ещё неделя! Я рад, что могу провести этот отпуск с тобой. Если бы ещё...

Майран не ответил. Он понял, что Даргол подумал о Фарите.

– Завтра в филармонии «Жемчужины симфонической музыки». Мало что можно найти прекраснее симфонической музыки в живом исполнении. Давайте сходим?

– И что там? – спросил Даргол равнодушно, хоть в памяти зазвучали чистые звуки «Увертюры».

– Четыре произведения. «Соль минор» Моцарта... Идёмте, Капитан! Это то, что действительно стоит услышать! И увертюра к «Сороке-воровке»... Сюжет оперы, конечно, непритязательный. Но в музыке накал страстей такой, что не проникает, а буквально врывается в душу, как ураганный ветер в окно.

– Что ж, давай сходим. А скажи... Те ребята, «Искорки», они выступают где-то?

– Наверняка. Это современная группа.

– Можно их найти?

Майран потянулся к своей рубашке, хлопнул в ладоши. Поймал выпрыгнувшую из кармана «пчелу», и вышел в информаторий.

– Завтра у них нет концерта, а в воскресенье они выступают в Дакаре. Можно съездить.

Даргол кивнул и закрыл глаза. Мальчишки неподалёку с шумом прыгали в воду. Друзья? Или просто приятели? Как хорошо, если ты не один...


Назавтра поздно вечером они возвращались домой по улицам города. Оба молчали, ещё слыша в душе отзвучавшую музыку. Наконец, Майран спросил Даргола о его впечатлениях.

– Понравилось, – не стал уходить от ответа Даргол. – Но теперь, когда я соприкоснулся с таким, мне хочется большего. Пожалуй, я хотел бы услышать нечто... – он запнулся, подбирая слово.

– Более серьёзное? – понял Майран. – Вы правы, «Сорока-воровка» под это определение не подпадает. Нам следует сходить на Глинку, на «Руслана и Людмилу». Впрочем, возможно, «Иван Сусанин» окажется вам ближе, и нам лучше начать с него. Капитан! – заговорил Майран, вдохновляясь, как Даргол не раз уже видел. – Вам надо обязательно познакомиться с музыкой Глинки. А так же Чайковского, Баха, Бетховена, Шостаковича... Если согласитесь, у нас дома есть несколько книг. Они написаны музыкальными критиками, и понять с ходу их трудно. Но они подготавливают к прослушиванию, помогают кое в чём разобраться.

Они застали Ллэйда за уборкой на кухне. Даргол, привыкший управляться с такой работой сам, воспринял это как должное. Он, напротив, презирал тех, кто держал для этой цели женщину. Он кивнул Ллэйду и прошёл в маленькую гостиную, Майран задержался. Он присел за стол, глядя, как отец собирает из раковины и с плиты «жучков» для чистки и полировки поверхностей.

– То критиковал маму, а то взялся сам, – сказал Майран.

– А варианты? – отозвался Ллэйд. – Ничего, сейчас закончу.

Майран смотрел на него и молчал. Ллэйд довольно резко обернулся:

– Чем сидеть, может быть, помог бы?

Майран кивнул:

– Ты дома, и время вспять. Сколько же я тебя не видел...

– А сколько я тебя, столько и ты меня.

– Я не такой, как ты хотел?

– А ты жалеешь об этом?

– О своём выборе – нет. О том, что ты меня не одобряешь, очень жалею. Мне ведь, где-то глубоко в душе, по-прежнему тринадцать, и я, как тогда, хочу, чтобы ты мной гордился.

Ллэйд отложил полотенце, тоже сел.

– Ну, по масштабам, в каких ты работаешь, можно и гордиться. Если бы ты остался исследователем, едва ли ты добился бы чего-то подобного. А я всегда хотел, чтобы твоя гениальность спасла мир. Так что в чём-то ты оправдал мои ожидания полностью.

Майран улыбнулся:

– Спасибо.

...Даргол стоял в комнате Майрана у окна.

– Осталось три дня и три ночи, – сказал он. Майран подошёл. – Я задумался о Земле как о своей Родине, когда мне рассказывала о ней Фарите. Я привык к другому. Но родная планета воспринимается как здоровая, естественная и единственная норма независимо, где бы ты ни вырос. Побывав на Земле, я точно знаю, где мой дом – дом как землянина. Но я не могу остаться здесь, и она всегда будет местом, куда надо вернуться.

В комнату заглянула Мария.

– Майран, Капитан, там Володя Клён. Стоит на улице, отказывается зайти и хочет видеть вас.

Даргол и Майран встревоженно переглянулись.

– Нас обоих? – спросил Даргол.

– Да.

– Мы идём, – сказал Майран.


Выбрав момент, Тома заговорила с Андреем Лисарком о Капитане:

– Вы знаете, что он жив и скоро будет суд?

– Знаю, – ответил командир, и Тома увидела, как сжались его губы.

– Вы будете там?

Андрей Лисарк помедлил.

– Буду.

Тома несколько раз перевела дыхание. Насмелившись на этот разговор, она отчаянно нервничала.

– Я тоже буду. Вы хотите выступить?

– Да.

– И я. Только я... Командир, я буду выступать в защиту Капитана, а не против него. Простите.

– Не извиняйся. Ты станешь брать отпуск или уложишься в выходные?

– Отпуск. То есть... Командир, я, наверно, скоро уйду из экипажа.

Андрей Лисарк не удивился.

– Когда?

– После суда уже не вернусь.

Он улыбнулся:

– Так это точно?

Тома опустила взгляд:

– Ну... да. Только вы не говорите никому. Я ещё даже Володе не говорила.

Тома хотела поговорить с Володей вечером после дежурства, но его задержали на службе, а ко времени, когда он вернулся, она была уже снова в рейсе. Они встретились только в субботу. Тома не стала ни о чём сообщать ему с порога. Они позавтракали (часы едва показывали семь), и Тома предложила:

– Давай не поедем никуда сегодня. Пойдём гулять. Помнишь, как в первый раз на Земле?

Они снова бродили по городу, только теперь стоял день, и им обоим некуда было торопиться: впереди их ожидали двое суток выходных – они редко так совпадали.

Тома смеялась, и Володя любовался ею и спрашивал себя, чего ему, собственно, не хватает для душевного покоя? Или он так привык жаждать мести, что не научился радоваться? Нет, он знал, что любит Тому и счастлив, но постоянная неудовлетворённость собой сидела в нём, не особо тревожа, но и не давая забыть о ней: он жил, он радовался, а люди, давшие ему жизнь, его отец и мать, были мертвы из-за негодяя, которого он не имел права простить. Не смел простить.

До встречи с Томой ему всё было ясно: Вожак должен быть убит. И не кем-то, а только им, Володей. Но Тома смутила его, лишила уверенности в его правоте. Её постоянные уговоры делали своё дело. Он начинал сомневаться. Потому что в её позиции тоже была правота.

– Почему ты считаешь, что Тиргма – наказание недостаточное? – убеждала она его. – Умереть легко, со смертью всё кончится, а жить с такими преступлениями на совести – это непереносимо!

– При условии, что у преступника есть совесть. Но если он совершал такое, и она его не остановила, то её нет.

– Но ты же не знаешь, что есть! Ты не разговаривал с ним, ты не спрашивал!

– Это с ним я должен разговаривать? После того, как... Нет, Тома, в нём нет человеческого. Иначе он не посмел бы...

– Володя! Ну, пусть ты прав, у него нет ни совести, ни остатков чего-то нормального, но ты, ты, Володя, своими мыслями, своими стремлениями убить сам уподобляешься ему! Понимаешь ты? И в этом его победа над тобой! Его – над тобой, а не наоборот! Он сломал тебя, сделал из тебя подобного себе убийцу!

– Я никогда...

– Никогда, я знаю. Ты никогда не поднимешь руки на беззащитного и слабого, на любого, кроме этого негодяя. Но ты думаешь о смерти, ты живёшь со смертью в душе. За его преступление ты лишаешь свободы и счастья себя!

И эти споры, тяжёлые для них обоих, повторялись снова и снова. И Володя чувствовал, что начинает колебаться.

...Они шли по тенистой аллее. Лёгкий ветер шевелил ветки, играл солнечной листвой, прохладой касался лиц. Но поднималась жара, и тень покидать не хотелось.

– К двадцатому июня мы сходим с дежурств. Вчера подали рапорт Де Тревилю всем экипажем.

– Я тоже разговаривала с командиром. Он сказал, что найдёт мне замену.

– Ты хочешь на протяжении всего процесса находиться там?

– Я думала, да. Ты же...

– Это хорошо. Я тоже думал об этом, но не хотел разлучаться с тобой на столько времени.

– Весь ваш экипаж там будет?

– Едва ли. Полю или Уилу с Алёшкой что там делать? Они выступят, внесут свой голос за Капитана, и этого будет достаточно. Тэад с Аеной будут до конца. Аифаш хочет присутствовать тоже.

– Да, она говорила. Тэад, Аена и Аифаш, и мы с тобой. Жаль, Фарите, кажется, не будет.

Володя кивнул.

– Она и Майран больше всех сделали для него. Но даже без её голоса его всё равно оправдают. Не могут не оправдать. А ты обратила внимание, как он смотрит вокруг? Взгляд короткий и сразу схватывает. Я уверен, что у него отличная память.

Тома вздохнула:

– Да. И он в любой момент готов дать отпор. Потому что не привык, чтобы было безопасно.

Тома так и не выбрала подходящего момента и вернулась домой в радостном предвкушении. После уличной духоты дома было прохладно и особенно уютно.

– Будем ужинать? – спросила Тома. – Что ты хочешь?

– Чего-нибудь холодного, – сказал Володя.

– Окрошку?

Они проверили наличие у них необходимых продуктов, и Володя вышел в магазин за зеленью. В это время засигналил видеофон. Отложив нож и колбасу, Тома ополоснула руки и с полотенцем подошла к экрану.

– Слушаю, иркмаан.

На экране был человек в форме Тивера. У Володи осталось в Тивере немало друзей, и они звонили ему время от времени.

– Здравствуйте, иркмаан, – ответил тиверец. – Вы Тамара, Володина жена?

– Да, иркмаан.

– Он дома?

– Вышел на две минуты.

– Как неудачно, я по межпланетке.

– Может быть, мне что-то передать ему?

Тиверец помедлил, решая.

– Да, – сказал он. – Передайте ему, что Вожак сбежал.


Полотенце выпало из её рук. Она ушла на кухню, чувствуя, как в груди разрастается пустота. Она работала в Космосе и умела владеть собой. Но сейчас она заплакала. Заплакала от страха за самого дорогого ей человека, которому всего через несколько месяцев должна была родить ребёнка.

Вернувшийся Володя увидел её сидящей на стуле, в слезах. Она ни разу не была такой при нём. Он бросился к ней:

– Господи, Тома!

У неё пресекался голос, но она выговорила с трудом то, что бесполезно было от него скрывать:

– Тебе позвонили. Вожак сбежал.

У него изменилось лицо. Что отразилось на нём? Радость. Хищная радость! Тома схватила его за руки, стараясь удержать:

– Не смей быть таким! Ты нужен мне! Остановись!

Но он быстро ходил по комнате и собирался. Стоя у двери, Тома в бессилии наблюдала за ним.

– Ты ищешь смерти! Ты больше не будешь тем, кого я любила...

Он подошёл, ладонями бережно взял её за голову.

– Не останавливай меня. Я восемнадцать лет ждал, что это случится.

– Но ты не Господь Бог! – почти закричала Тома. – Только Бог может карать, а человеческое дело – миловать!

Но он уже снова ходил по комнате. Надел комбинезон, натянул скафандр, застегнул пояс с кобурой. В карман положил документы.

Тома покачала головой:

– Не надо! Когда ты вернёшься, твои руки будут в крови. Как поднимешь ты ими ребёнка? Что сможешь сказать ему о доброте?

Он подхватил лёгкую вещевую сумку и шагнул к двери. Склонился к Томе, поцеловал и шагнул за порог.

– У нас будет ребёнок, – сказала Тома. – Слышишь?

Она обернулась и увидела, что он стоит неподвижно и смотрит на неё. На миг Тома обрадовалась, что он останется. Он вернулся, заглянул ей в лицо. Спросил шёпотом:

– Правда?

И в этот миг в нём была совсем другая радость: открытая и трепетная.

– Да.

Он обнял её, прижал к себе.

– Я вернусь. Ты не будешь меня стыдиться, слышишь? Я только остановлю его – так надо.


Тэад ремонтировал энергоносители на крыше дома. Он увидел, как Володя выпрыгнул из флаера, и махнул рукой, что сейчас спустится. Они встретились во дворе.

– Что-то случилось?

Володя рассказал.

– Так, – произнёс Тэад. – Этого не хватало. Дай мне десять минут собраться.

– Зачем?

– Я полечу с тобой.

– Зачем?

– Затем, что одного тебя отпускать в эту авантюру нельзя.

Володя покачал головой:

– Я не возьму тебя, Тэад. Это моё дело, и оно никого не касается.

Тэад медленно перевёл дух.

– Отлично. Зайди в дом.

– Для чего?

– Написать рапорт. Нас снимают с дежурств девятнадцатого, а сегодня какое?

– Де Тревиль не отпустит.

– Завтра буду разговаривать. Семь пятниц на неделе! Вчера договорились так, сегодня уже переигрываем! Ты думал, где найдёшь этого Вожака?

– Найду. Тэад, присматривай за Томой.

– Так, – снова сказал Тэад. Он сразу понял. – И ты всё равно летишь?

– Да.

Уже стемнело, когда Володя взял флаер.

Едва он улетел, Тэад подошёл к Аифаш:

– Я побуду с детьми. Слетай привези Тому. Пусть несколько дней поживёт у нас.


Из дома вышли Майран и Капитан, спустились в темноте с крыльца. Молча поздоровались.

– Мне нужна помощь, – сказал Володя. – Точнее, совет – твой, Майран, и... и ваш, Капитан. Мне сообщили из Тивера, что Вожак сбежал.

– Вот оно что, – пробормотал Майран. – С Тиргмы! – И коротко рассказал Дарголу историю Володи.

– Ещё одна месть, – сказал Капитан, и Володя не понял его интонаций. – Что ж, ты пришёл за советом? Вот и послушайся его – я не люблю советовать. Если к тому времени, как ты его нагонишь, он успеет уже добраться до своей группировки, то не ты накажешь его, а он с приятелями будет разделывать тебя где-нибудь в специализированной каюте. Подумай о своей молодой жене. Как она переживёт, если потеряет тебя?

Володя не ответил. Он стоял, положив руку на калитку, и молчал.

– Ты кому-нибудь говорил, что у тебя на уме? – спросил Майран. – Тэад знает?

– Да.

– Что ты собираешься делать?

– На Тиргме мне появляться запрещено, но я повидаюсь сначала с тиверцами, расспрошу, как это случилось, на каком корабле он сбежал, куда мог направляться. Я стану просить совета и помощи у любого, кто ненавидит пиратство. Подскажите мне, что дальше. Вы знаете это.

Даргол пожал плечами: каждый сам принимает решения и сам за них отвечает. Он спросил:

– Из какой он группировки?

– Заяра.

– И репутация его, надо полагать, кровавая. Что ж, его могли бы принять назад на Заяре, при условии, что его там помнят. Сколько лет он провёл на Тиргме?

– Восемнадцать. То есть, нет, четырнадцать.

Даргол покачал головой:

– Слишком много. Группировка существует по-прежнему, она достаточно сильная. Но его не вспомнят. А значит, ему придётся начинать всё сначала.

– Но шанс, что он полетит именно на Заяру, есть?

– Людей обычно тянет туда, откуда они вырваны против их воли – домой. И если у пирата есть шансы укрепиться в своей группировке, он, конечно, вернётся.

Володя кивнул:

– Значит, так...

Даргол чуть усмехнулся:

– Не вздумай сунуться на саму Заяру – пропадёшь ни за вздох. У Заяры своя планетарка. Если ты не сможешь перехватить его по пути, обзаведись кораблём, выбери укромное место возле орбиты и слушай переговоры планетарки в эфире. Пройдёт время, и ты вычислишь его корабль – пираты отчитываются, проходя планетарку. Впрочем, это путь очень трудоёмкий и долгий. Есть другой способ.

Володя напрягся в ожидании.

– Корабль, даже со стёртыми опознавательными знаками, можно опознать с помощью специальной системы, которой пользуются патрули.

У Володи просветлело лицо:

– Спасибо, Капитан!

Даргол поморщился.

– Жалко мне тебя. С такой приёмной матерью ты мог бы быть и помудрее. А впрочем, подожди.

Он зашёл в дом, а вскоре вернулся и подал Володе в темноте какой-то продолговатый предмет.

– Это гуллус. Верховная власть на Терции, я полагаю, тебе ни к чему, но он по-прежнему хороший прибор, способный открыть практически любые двери и люки. Спрячь под скафандр и смотри не отдай его пиратам.

– Капитан! – обрадованно выдохнул Володя, но Даргол прервал его:

– Я даю его тебе не ради тебя, а ради твоих жены и матери. Думай о них. Ясно?

Володя молчал. Капитан невесело кивнул:

– Ладно, удачи.


На следующее утро, едва рассвело, они собрались в дорогу.

– Ты не берёшь с собой Дарми? – спросил Даргол.

– Нет. Добираться долго, и концерт хоть и детский, но для детей постарше Дарми.

...У входа во Дворец Музыки они остановились.

– Скажи, – спросил Даргол в затруднении. – Есть ли какие-то общепринятые способы отблагодарить артистов?

– Им дарят цветы, Капитан.

– Где мы можем их взять?

Даргол был не из тех людей, которые стали бы смущаться, попав в странную для себя обстановку. В зале оказались почти одни дети, были и взрослые, но в основном приведшие своих малышей. Двое мужчин, не сопровождаемые ребёнком и к тому же с огромным букетом цветов, привлекли внимание юных зрителей, и дети помладше, в силу возраста не успевшие ещё усвоить правил хорошего тона, смотрели на них во все глаза. Даргол и Майран заняли свои места. Кругом рассаживались малыши.

Дети... сейчас, когда его внимания не отвлекал Дарми, Даргол смотрел на них, наверное, так же, как они на него. Он не привык ещё к их присутствию, они были ему остро интересны. Маленькие люди, беззащитные и не вполне самостоятельные. Но они вели себя смело, разговаривали, смеялись, легко и быстро вступали в контакт друг с другом. Они жили в безопасности здесь, на Земле, и именно это делало их раскованными и открытыми.

Даргол вдруг осознал, что хочет остаться среди них, учиться у них и, возможно, самому учить их чему-то. Что может быть ответственнее, прекраснее и нужнее? Вместе с ними выяснять, что есть добро и зло, и обучать их защите от этого зла?

Но прежде чем посвятить себя тому, чему куда грамотнее научат их другие, не лучше ли освободить для них мир от того, что грозит им сразу за пределами Солнечной Системы?

Значит, моё место, как и место Майрана, и Тэада, и других, в СГБ. Но как находить себя даже и там?

Шум в зале стих, погас свет, и осветилась сцена. Началось представление. Даргол смотрел на сцену и узнавал этих ребят. Он видел их, почти всех, на записи в голограмме, только тогда они были немного младше. Юные артисты пели, и Даргол впитывал в себя эти песни, то, чего не оказалось в его детстве, но было остро нужно ему тогда – а по большому счёту, и сейчас. Он с нетерпением, странным для него, ждал, прозвучит ли та из их песен, которая столько для него значила.

Когда был объявлен антракт и артисты скрылись за занавесом, а зрители поспешили к выходу, Даргол и Майран остались в зале.

– Что получают они от своей работы? – спросил Даргол.

– Не знаю, Капитан. Меня никогда не тянуло на сцену, и я не знаком с этим чувством. Но я думаю, моральное удовлетворение. Подтверждение того, что твой труд, твой талант нужны людям. Чувство, что ты умеешь и можешь нечто и тебе есть что сказать миру – разве это не есть награда за любимую – трудную, да, но любимую – работу?

Зрители вернулись в зал, снова осветилась сцена, и концерт продолжился. Даргол всматривался в лица детей на сцене. Юные артисты не позволяли себе проявить усталости. Они отработали свою сложную и разнообразную программу активно, словно на одном дыхании, и в самом конце, уже под занавес, встали тесной группой, обняли друг друга за плечи, и под тревожное вступление старший из мальчиков, уже подросток, запел:


Этот мир нам пути открывает...


Даргол разжал стиснутые пальцы.

«Спасибо!» – выдохнул он, благодарный юным артистам и самому Великому Космосу за то, что эта песня всё-таки прозвучала, и Майрану, который внёс эту песню в его жизнь. Он встал, осторожно выбрался в междурядье, прошёл и положил букет на край сцены, у ног ещё не окончивших песни юных артистов.

 

Семнадцатого июня очнулась Фарите. Врачи не приводили её в сознание почти три недели, давая её психике глубокий отдых.

Несколько часов по пробуждении она ещё пребывала в прострации, потом её сознание прояснилось. Она увидела рядом с собой Аифаш.

– Какое сегодня число? – спросила Фарите тревожно и, услышав ответ, приподнялась: – Значит, уже идёт суд!

– Его перенесли. Он начнётся через три дня.

– А как же... значит... – И Фарите принялась расспрашивать о том, что произошло дома за это время. Аифаш рассказала, что Капитан и Майран были у неё в больнице и приходили к ним домой.

– А Анна?

– Она была на Курилах, вернулась два дня назад. С ней всё в порядке, только очень переживает за тебя.

– Но если сегодня уже семнадцатое, то меня не успеют выписать! Аифаш, милая, попроси врачей отпустить меня на суд под мою ответственность! Или под твою, всё равно! Мне очень надо быть на суде!

Аифаш покачала головой. Она понимала, что врачи не отпустят.

Фарите заплакала.

– Аифаш, попроси прилететь ко мне Майрана и...

– Они обо всём знают и прилетят.

Но Даргол колебался. Опасаясь привлечь к Фарите ненужное внимание, он не хотел появляться там, откуда однажды её уже едва не похитили пираты. И хоть те похитители давно были на Тиргме, Даргол и Майран знали, что распространение информации среди пиратов непредсказуемо.

– Фарите охраняют, – сказал Майран. – Если бы год назад пираты попробовали навредить ей в больнице, поверьте, Капитан, её сумели бы защитить.

– Но при этом она сбежала.

– В её поступки не вмешивались, но сопровождали её до самой Аниоты. И кроме того, после суда вы всё равно станете с ней общаться.

– Ладно, едем.

Увидев их входящими в палату, Фарите обрадовалась так, что едва совладала с собой. Ей не разрешали вставать – у неё кружилась голова, – но она села на постели.

– Даргол! Майран, я очень-очень рада, что ты прилетел, но можно я сначала поговорю с Дарголом? Пожалуйста!

Майран вышел, думая, что такое знают они двое, что неизвестно ему.

– Даргол! – сразу начала Фарите. – Вам надо срочно объясниться с вашей матерью. Сегодня же!

Даргол молча покачал головой.

– Но вы должны, Даргол! Разве лучше будет, если она увидит вас во время суда?

– Может быть, лучше. Да и как она меня узнает?

– Да вы же как две капли Тэад!

– А она собирается присутствовать на суде? Зачем?

– Я не знаю. То есть, едва ли собирается, но ведь должна быть какая-то трансляция.

– Этого мне не хватало!

– И надо же было Анне уехать именно сейчас!

– Если бы она не уехала, что бы это изменило? Я не пошёл бы в её дом, и только.

– Если бы я не была в больнице...

– Если бы, Фарите? Есть то, что есть.

– Даргол, ну пожалуйста! Разве можно так... так со своей матерью?

Даргол присел рядом с Фарите.

– Послушай меня, Фарите, – сказал он мягко. – Это не имеет значения, понимаешь ты?

В палату, прерывая разговор, вошла медсестра.

– Иркмаан! – сказала она Дарголу, сдерживая голос. – Вы в больнице и заставляете пациентку волноваться! Вы знаете, в каком она состоянии? Сейчас придёт врач. Немедленно выйдите из палаты!

– Нет! – едва не закричала Фарите. – Нам нужно поговорить, пожалуйста!

– Никаких разговоров! – сказал, входя в палату, врач. – Посмотрите, сколько нервов!

Прижав к глазам кулаки, Фарите заплакала.

– Да что же это! Даргол, я сама ей всё расскажу!

– Не расскажешь, Фарите, – негромко сказал Даргол. – Ты обещала. Ни ей и никому другому.

Врач решительно взял Даргола за плечи и повернул к двери. В палату вошёл Майран. Они остановились с Дарголом в стороне, чтобы не мешать медикам, которые занялись Фарите.

– Она сейчас уснёт, – сказал Майран.

Фарите зажмурилась и отвернулась.


На следующий день, перед отлётом на Удегу, Даргол и Майран снова приехали в больницу. Но врач был категоричен и ни за что не соглашался пропустить их.

– Но это последний раз, – сказал Даргол. – Нам надо увидеться.

– Вы виделись вчера. После этого мы едва выровняли её состояние.

Тогда вмешался Майран. Он умел договариваться с людьми, и врач сдался, настояв, что разговор произойдёт в его присутствии.

При враче и Майране Фарите не могла говорить с Дарголом о том, что так остро её беспокоило. Она сквозь слёзы пожала его руку.

– Я даже не смогу прилететь! Даргол! Вы только помните постоянно, что на свете нет человека, которого я любила бы сильнее, чем вас. Что бы вам ни сказали, в чём бы ни обвинили – я всё равно буду с вами!

– Я знаю об этом, Фарите, – сказал Даргол.


Лайнер отправлялся с Идагского космодрома во второй половине дня. Майран и Даргол успели заехать домой проститься. Мария и Ллэйд пожелали Капитану наилучшего исхода суда и сказали, что всегда будут рады видеть его у себя.

...Они снова сидели в креслах в верхнем салоне, как почти три недели назад, и в иллюминаторах распахивался Космос. Даргол смотрел за холодный креанит. Он не торопил предстоящих событий, но мысленно и не стремился их отодвинуть. Его мучило прощание с Фарите и то состояние, в котором она осталась. Даргол знал, что был с ней суров, но речь шла о деле, в котором он не мог уступить.

Майран видел, что Даргол погружён в себя, и не прерывал его молчания. Наконец, Даргол очнулся.

– Ты так хладнокровно держишься, – заметил он с иронией. – Уверен, что меня оправдают?

– Да, Капитан. При условии, что вы сами не станете лжесвидетельствовать против себя.

– С какой стати? На суде я могу запретить кому-то выступить? Хотя бы тебе?

– Нет, Капитан. На этом суде может выступить каждый, кто хочет высказаться по вашему делу. Значит, я тоже.

– И что ты намерен рассказать?

– Всё, Капитан.

Даргол посмотрел ему в глаза, надеясь увидеть в них хотя бы лёгкое смущение, но Майран не отвёл взгляда.

– Я говорил это тебе один на один! А теперь ты хочешь вынести мою откровенность на всеобщее посмешище!

– Не на посмешище, Капитан, а на суд, потому что хочу, чтобы о вас судили справедливо.

– Справедливость – это...

– Я знаю ваше мнение, Капитан, вы говорили мне. Но это там. А здесь другой мир. Разве вы ещё не убедились в этом?

– Ничего, – пробормотал Капитан. – Мне предоставлена возможность убедиться в вашей справедливости на собственном опыте.

– Да, Капитан.

– Итак, я обязан явиться на суд. А что произойдёт, если я не явлюсь?

– Почему?

– Если я, к примеру, развернусь и пойду в другую сторону, что ты станешь делать? Догонять? Хватать за руку?

– Наверно, догоню и пойду с вами. Иначе вас задержит любой эсгебешник.

– Они меня знают?

– Нет, – вынужден был признать Майран. – Я уверен, что на вас не рассылались ориентировки.

– Я хочу знать, какие неприятности будут у тебя. Ты попадёшь на Тиргму? Что с тобой будет?

– Не знаю. Я не задумывался. Нет, до Тиргмы, думаю, не дойдёт. Это же моральная ответственность, а не уголовная.

Даргол кивнул.

– Капитан, зачем вы об этом?

Даргол снова мысленно оглянулся на проведённые на Земле три недели.

– Обеспокоил я тебя?

– Думаю, нет. Но мне хотелось бы знать, что у вас на душе.

– На душе? Как в десять-пятнадцать лет. Рядом вся Вселенная, а другого пути нет. Нет выбора. Впрочем, ерунда. Свой выбор я сделал. И не один раз подтвердил его. На Терции, когда не стал подавлять бунт. В фолкоме, когда пришла Фарите. И на лайнере. Когда напали пираты.

– Что ж, все сказания сходятся на том, что любой выбор предоставляется трижды.

– Ну да, – хмыкнул Даргол. – А потом следует расплата или вознаграждение.