Варя. История одной шестиклассницы

Ветер страшно завывал в подворотне, кружил опавшую листву и бросал в лица прохожим дождевые капли. Погода оставляла желать лучшего. Про такую обычно говорят: «Хозяин собаку из дома не выгонит». А Варю, девчонку двенадцати лет, прогнала из дому родная мать.
Нет, Варя на неё совсем не обижалась, она уже привыкла и к тому, что мать пьёт, и к тому, что в их доме регулярно появляются странные личности, и к тому, что ей приходится много гулять, чтобы не мешать пьяным дебошам матери.
Девочка поёжилась и поплотнее закуталась в тонкую курточку-маломерку. Наручные часы показывали 21.30 — к подружке уже не пойдешь, а дома показаться еще рано. Варя вздохнула и достала лежавшую за пазухой книжку. В этом суровом взрослом мире девочку утешало только чтение. Погрузившись в мир Шарлотты Бронте, Варя проживала жизнь Джейн Эйр: она искренне сопереживала девочке в её невзгодах и верила, что героине ещё обязательно улыбнётся удача. Отчасти Варя находила в Джейн родственную душу: как-никак она тоже была своего рода сиротой — при живой матери.
Время за чтением книги пролетело незаметно.
- Тебе домой-то не пора? — спросила Варю соседка этажом выше, выбравшаяся в эту промозглую осень выгулять собаку.
Девочка посмотрела на часы. 23:20. Пора. Дрожа всем телом, она пробралась в квартиру. Тишину помещения нарушал храп, доносившийся с кухни. Варя не знала, сколько гостей сегодня у матери, не заметила, когда та её выпроваживала, но, судя по звукам, на кухне было человека четыре, не меньше. Затаив дыхание, девочка прошмыгнула в свою комнату и заперла дверь на маленькую щеколду. На мгновение Варя почувствовала себя в безопасности, но девочка прекрасно знала, что это всего лишь иллюзия —запор слишком хлипкий и от одного несильного удара сломается.
Не включая свет, Варя села на кровать. На завтра надо было еще сделать математику и русский язык. Девочка достала тетради, учебники и при свете фонаря, в согнутом положении стала выводить цифры — стол мать продала ещё полгода назад.
- Где эта мразь?!! Где она?!! — раздались крики из коридора. Сонная Варя вскочила и начала метаться по комнате в поисках укрытия. За окнами ещё темно — видно, проспала она совсем недолго. В коридоре раздался топот, потом хлопнула дверь, и всё затихло. Минут через пять из кухни снова раздался мерный раскатистый храп. «Фух, пронесло», — подумала Варя и вернулась на кровать — уроки нужно было доделать. Бедная девочка не могла рассчитать свои силы — через минуту Варя уже беспечно сопела на учебнике математики.
И, конечно, она снова проспала. Потому что будильника в доме не было, наручные часы сигнал подать не могли, а телефона у Вари никогда не водилось. Раскрасневшаяся от бега, девчонка ворвалась в класс. Ещё не успев перевести дыхание, она пробормотала:
— Извините, можно войти?
— Ты почему опять опоздала?! — рявнула Раиса Егоровна, пожилая учительница математики. От её взгляда у Вари подкосились коленки, однако девочка нашла в себе мужество ответить:
— Проспала…
— Ты по четыре раза в неделю просыпаешь! Мы уже новую тему начали. Ты достаточно компетентна, чтобы самой в ней разобраться? И ведь наверняка еще и без домашней заявилась. Ну-ка, дай сюда тетрадь.
Варя, которая до сих пор ютилась в дверях, робко запустила руку в полиэтиленовый пакет. Рюкзак мать обещала ей подарить ещё год назад, но до сих пор дочь ходила в школу с уже изрядно потертым пакетом из ближайшего ларька.
— Ну конечно! Как я и думала! Из восьми примеров ты решила только полтора. Ты у меня на второй год останешься, Миронычева, так и знай!
Варя не могла подобрать ответа. Не могла же она сказать перед всем классом, что до ночи просидела на улице, а потом во тьме под храп материнских собутыльников судорожно боролась со сном в попытках хоть что-то решить.
— Ладно, садись, — разрешила Раиса Егоровна. Видимо, сие действо её изрядно утомило.
Варя старательно пыталась вникнуть в то, что говорила учительница, только вот слова педагога были такими непонятными, и рассказывала она так монотонно, что у Вари невольно начали закрываться глаза. Пару раз попытавшись побороть сон, Варя сдалась — её голова повисла и девочка тихо засопела.
Одноклассники не сразу заметили Варин конфуз — девочка сидела на последней парте. Однако, когда увидели, мгновенно оживились. По классу растекся зловещий шёпот, который не сразу, но достиг ушей учителя. Резко развернувшись на каблуках, Раиса Егоровна сквозь широкие стекла очков воззрилась на класс. Ей понадобилось две секунды, чтобы вычислить «преступника».
— Миронычева! — разорвал тишину её крик. — Ты совсем обнаглела?! Ну-ка вон из кабинета, умойся, в порядок себя приведи. Нет, это что-то невообразимое. Я звоню матери. Пусть займется тобой хорошенько.
Мать на удивление быстро взяла трубку старенького домашнего телефона и несвязным голосом ответила, что обязательно придет в школу. Не прошло и двух уроков, как Раиса Егоровна зашла за Варей и вызвала её к себе в кабинет. Мать уже сидела за первой партой, сложив на столешнице руки, как ученица первого класса. Варя, не глядя на мать, села рядом.
— Мария Васильевна, — начала словесную экзекуцию учитель, — вы понимаете, Варя совсем отбилась от рук: уроки она не делает, в школу опаздывает, а на математике сегодня и вовсе, представляете, заснула. Если она не хочет учиться, забирайте документы, не занимайте место в классе — желающих к нам попасть много.
Мария Васильевна поднесла ладонь ко рту и сквозь нее глухо проговорила:
— Извините, я с ней дома-то поговорю, больше она, чертовка, так не будет.
И закашлялась. По классу разнесся запах перегара. Раиса Егоровна поморщилась и продолжила:
— Вы уж с ней построже, пожалуйста. А то ведь до добра всё это не доведет.
— Ага, — прохрипела Варина мать и сильно сжала руку дочери под партой. Варя резко выпрямила спину, закусила от боли губу, но не издала ни звука.
После уроков она долго кружила вокруг дома: зайти внутрь Варя не могла  —  слишком хорошо знала, что сейчас будет, поэтому решила мерзнуть, пока сможет вытерпеть. К десяти часам стало совсем невмоготу: сильно замерзли руки, и желудок свело от голода — обед в школе Варя пропустила из-за прихода матери, а завтрак был слишком давно. Девочка понадеялась, что мать опять напилась и спит, однако Мария Васильевна сидела на кухне, пьяная, но в сознании.
— Заявилась, мразь! — прокричала она дочери. — Ну, иди люлей получать!
Варя резко дернулась назад, но было уже поздно — по спине ей пришелся удар чем-то тяжелым. Следом болью пронзило плечо, бедро, Варя упала на пол, сжалась калачиком, защищая живот и голову, а мать наносила один удар за другим. Девочка не издала ни звука, только горячие слезы боли и унижения катились по её щекам.
Наконец мать угомонилась, бросила тяжелый предмет на пол и ушла в ванную. Варя, с трудом переводя дыхание, встала на четвереньки: мать, конечно, частенько лютовала, но так жестоко била впервые. Подняться на ноги не получилось, в свою комнату Варя ползла. Краем глаза по дороге она увидела брошенную в угол чугунную сковороду с нагаром — так вот какое орудие было сегодня в руках матери.
Варя заползла в свою комнату, попробовала забраться на кровать, но сил совершенно не было. Девочка так и легла у кровати, подложив под голову томик «Джейн Эйр». «Надо быть с ним осторожней, — подумала Варя, — его ещё в библиотеку возвращать».
Варя всю ночь просыпалась: ей казалось, что мать врывается в комнату со сковородкой в руках. Открыв глаза, девочка долго прислушивалась к стоявшей тишине и судорожно пыталась надышаться. Потом сон снова смежал её веки, и кошмар повторялся.
Утренний подъём дался Варе особенно тяжело: всё тело болело, двигать конечностями было мучительно, спину простреливало от каждого шага. Варя понимала, что в таком состоянии учиться она не сможет, однако мыслей остаться дома у неё даже не возникало: во-первых, мать потом опять побьёт, во-вторых, в школе можно поесть.
Варя умылась и сняла свитер: на плече красовался внушительных размеров кровоподтек. Девочка исследовала всё тело: синяки усыпали её спину и бедра. Мать, конечно, та ещё лиса — била специально туда, где гематом не будет видно посторонним людям. Иногда втайне Варя мечтала, чтобы в школу пришла какая-нибудь медкомиссия, и следы побоев обнаружили. Может быть, тогда её, Варю, спасут. Но сама она никогда о помощи просить взрослых не будет — стыдно.
Бедняжка кое-как добралась до школы. Она отсиживалась в раздевалке, чтобы не столкнуться с Раисой Егоровной, и на коленях решала задачу по математике. Девочка не заметила, как рядом села Аня, единственная девочка в классе, которая поддерживала с Варей отношения и даже, наверное, дружила. Аня протянула Варе тетрадь:
— На вот, перепиши у меня, быстрее будет.
— Да я сама, — отмахнулась Варя, — я знаю как.
— Ну как хочешь, — пожала плечами Аня. — Дома как после вчерашнего?
Варя изо всех сил старалась сдержать слёзы, но не смогла. Аня отвела её в туалет, чтобы их разговор не долетел до ушей охранника.
— Совсем плохо? — спросила она. — Опять била?
Варя молча подняла свитер и представила изумленному Аниному взгляду разукрашенную матерью спину. Аня ничего не могла вымолвить. В их семье не то что руку поднять, слова дурного никто не говорил.
— Варька, — наконец сдавленно прошептала девочка, — давай сегодня к нам.
— Не могу, — сказала Варя, хотя ей так хотелось согласиться, — мать прибьет.
— Да, может, она и не узнает? Ты сама говорила, по вечерам она всегда пьяная. А утром решит, что ты уже в школе.
Варя колебалась, но, когда Аня её обняла, девочка решила, что за единственный спокойный вечер она готова получить ещё не один синяк.
Этим вечером Варя наконец-таки почувствовала тепло домашнего уюта. Девочки не спеша и в тишине сделали все уроки на завтра, а потом пошли на кухню ужинать в компании Аниных родителей и двух её младших сестер. Варе было в диковинку видеть, что на столе нет бутылки водки. Её умиляли красивые желтые тарелочки, аккуратные чашечки, салфетки рядом с каждым прибором. За столом не кричали, а спокойно вели разговор. Варя словно попала в другой мир. Она почти ничего не говорила, только отвечала на вопросы Веры Павловны, мамы Ани, и робко ела овощной салат и мясную запеканку. Когда к чаю поставили на стол торт «Птичье молоко», Варя едва сдержала слёзы. Аня говорила, что родители дома сладкого почти не держат, а тут — целый торт. Значит ей, Варе, были рады и приготовили для неё маленький сюрприз.
— Варя, а мама не будет против, если ты останешься у нас ночевать? — спросила Вера Павловна.
— Нет, она разрешила, — тихо сказала Варя и осторожно откусила кусочек торта.
Вера Павловна видела, что девочка ей врёт, и понимала, что по-хорошему её бы надо отправить домой, но Варя казалась такой замученной и испуганной, что женщине очень хотелось хотя бы этим вечером подарить ей тепло и спокойствие. Она знала, что Варина мать беспробудно пьёт, и понимала, что отсутствия дочери она может просто не заметить.
— Ну что, Варюш, принесу тебе полотенце. Может, в ванной полежать захочешь…
При слове «ванна» у Вари загорелись глаза. Когда она лежала в горячей воде, девочка уже и не помнила. У них с матерью в квартире ванна, конечно, была, но это проржавевшее корыто совсем не вызывало желания в нем мыться, что уж говорить про полежать. Мать хозяйство забросила давно: пол не мыла, сантехнику не чистила, посуда в доме была жирная и с грязью на ободках. Варя с радостью бы прибралась, но ни тряпок, ни средств для уборки в доме не имелось — все деньги Мария Васильевна тратила на выпивку и на закуску. Да денег-то почти и не было: жили только на те средства, что присылал брат Марии Васильевны, Михаил. А присылал он немного, Варе на гостинцы, так как его сестра умело поддерживала иллюзию работающей женщины. Брат был военным, работал во Владивостоке, родственников не навещал уже три года, поэтому обвести его вокруг пальца ничего не стоило. Мария Васильевна понимала, что, узнай Михаил о её попойках, сразу племянницу заберет к себе и лишит сестру средств на водку.
Варя, стоя с полотенцем в руках у порога, робко оглядела ванну Кушнарёвых. Просторная светлая комната с идеально белой сантехникой, уютным пушистым бледно-розовым ковриком и такого же цвета настенным шкафчиком. Шкафчики и навесные полочки над ванной наполнены баночками и флакончиками разного цвета и форм. Варя робко протянула руку к ближайшему из них. Пена для ванны. Девочка никогда в жизни не лежала в ванне с пеной. Робость боролась в ней с искушением. «Я только на пять минуточек», — подумала Варя и повернула кран с горячей водой. Лёжа в облачке пушистой и ароматной пены, девочка глотала слёзы — это было самое счастливое мгновение в её жизни за последние три года.
Через полчаса разрумяненная от пара Варя с мокрыми волосами, заплетенными в косичку, и в Аниной клетчатой байковой пижаме сидела с подругой на ее постели и смотрела телевизор. Аня до сих пор любила мультики. Варя мультики не любила, но из вежливости делала вид, что ей тоже нравится. Она с большим удовольствием почитала бы сейчас «Джейн Эйр» — книга всегда была при ней, потому что дома мать могла ее найти и пропить, а Варе предстояло вернуть потрепанный том в библиотеку.
Ближе к одиннадцати вечера в комнату заглянула Вера Павловна.
— Девчонки, спать пора, а то в школу не поднимитесь, — ласково проговорила она подружкам, выключила телевизор и погасила свет.
В темноте сразу раздалось мерное Анино посапывание. А вот Варе, напротив, не спалось. Так иллюзорно было это спокойствие, что она не могла понять, сон это или все происходит наяву. Боясь даже дышать, чтобы не спугнуть тишину, Варя смотрела в расшторенное окно на темное небо и думала о том, как ей сейчас хорошо. Уж наверняка в эту ночь она выспится.
Девочку вывела из полудрёмы протяжная телефонная трель. «Неужели будильник?»  — разочарованно подумала она. Однако недовольное ворчание Аниного отца, сетовавшего на то, что кто-то позвонил в два часа ночи, заставило ее понять, что до утра далеко.
— Алло, — сонно ответила Анина мать. — Да, верно. — Потом долгое молчание. — Да, Варя Миронычева у нас.
Вера Павловна что-то ещё говорила своему собеседнику, но Варя уже не могла уловить смысла сказанного. Кровь громко стучала в висках, сердце ушло в пятки. Ее нашли! Мать хватилась и заберет ее из этого уголка спокойствия и взаимопонимания. Горячая слеза скатилась по Вариной щеке. Что сейчас будет, она не знала, и лежала в ожидании своего приговора.
— Варя, — к кровати тихонько пробралась Вера Павловна, — выйди на кухню.
Босыми ногами девочка вышла в коридор, подумав по дороге, что дома по грязному полу она могла ходить только в обуви.
— Мне звонили из полиции. Мама написала заявление о твоей пропаже. За тобой сейчас приедут, одевайся.
Вера Павловна говорила так, словно извинялась. Конечно, она не была ни в чем виновата, однако чувствовала, что девочке в их доме было безопаснее. Но что она могла сделать против прав родной матери?..
Дрожащими руками Варя надела свои пожитки. Она старалась не думать о том, что будет сейчас и что будет потом, дома. Если думать об этом, с ума сойдешь.
Звонок в дверь раздался двадцать минут спустя.
— Лейтенант Караваев, — услышала Варя усталый незнакомый голос. На мгновение у нее в сознании пронеслась мысль, что матери с ним рядом нет, но тут же из коридора раздался голос Марии Васильевны. Варе показалось, что в нем даже прозвучали тревожные нотки.
При лейтенанте и Аниных родителях мать вела себя непривычно ласково: мягко журила Варю, говорила, как она напугалась, вела себя миролюбиво. Варя с удивлением отметила, что мать не пьяна и даже сменила свою замусоленную рубаху на сиреневый свитер. Раньше она ходила в нем на работу, пока не спилась после гибели Вариного отца и с работы ее не уволили.
По дороге домой в полицейской машине мать не проронила ни слова. У подъезда она поблагодарила лейтенанта Караваева за то, что он вернул ей дочь, взяла Варю за руки, больно сжав ей ладонь, и стала подниматься в квартиру. Дома Мария Васильевна продолжала хранить молчание. Варе становилось не по себе. Лучше бы мать громила все вокруг и махала на нее руками, чем эта, непонятно что сулящая тишина.
— Значит, сбежать хотела, гнида, — прохрипела наконец мать. — Чем они тебя заманили, что ты родную мать бросила?
— Я просто на одну ночь у Ани осталась, мы уроки делали, — тихо, но твердо ответила Варя матери.
— А мать предупредить не надо. Мать у нас сама догадается, чай не царица, — голос Марии Васильевны все громогласнее раздавался в стенах квартиры. Женщина размашисто шагала по комнате: то подходила к окну и словно вглядывалась вдаль, то хлопала дверцей пустого книжного шкафа, добротного, дубового, его Варин отец сам изготавливал в мастерской. Девочка очень любила этот шкаф, но прекрасно понимала, что рано или поздно мать продаст и его.
Внезапно Мария Васильевна сорвалась с места и выбежала из комнаты. Варя услышала, как мать на кухне хлопает дверцами шкафов. «Выпить ищет», — догадалась девочка. «Выпить» в их доме не задерживалось. Чуда не случилось — Мария Васильевна ничего не нашла. От досады она со всей силы хлопнула створкой шкафа. Та медленно съехала с петель и рухнула на пол. Доска ДСП разлетелась на части, две плитки на полу тоже. Варю парализовал страх. Она понимала, что следующей жертвой станет она. Девочка осознавала, что надо бежать, сейчас неважно куда, в свою комнату или на улицу, главное бежать. Однако она не могла двинуть ногой. И голос ей отказал: Варя открывала рот, словно рыба, но ни звука не издавала. Девочка беспомощно хватала воздух, мысленно молясь, чтобы мать уснула и не тронула ее. И Бог, должно быть, услышал мольбы этой маленькой, ни в чем не повинной девочки и помог ей. Варя услышала, как хлопнула входная дверь. Мать ушла на поиски выпивки. В четыре утра вряд ли порядочные люди смогут ей помочь, а вот у друзей-собутыльников Мария Васильевна могла поживиться в любое время суток. «Она пойдет в бараки», — поняла Варя. — «Значит, часа три ее дома точно не будет». У девочки словно вынули скелет. Она обмякла и кулем осела на пол. Вернулась способность двигаться. Варя понимала, что сможет теперь и говорить.
Девочка легла на постель, однако уснуть не получалось. Ее била дрожь, зуб на зуб не попадал. Озноба не было. Это была реакция на страх. Такое раньше частенько случалось. Варя знала, что к утру всё пройдет.
До семи утра ребенок так и не сомкнул глаз. Увидев, что пора собираться в школу, Варя поднялась. А она вчера была уверена, что ночь окажется спокойной и удастся выспаться! Какое заблуждение! Из зеркала в ванной на Варю смотрело привидение: погасший взгляд, синяки под глазами, уныло опущенные уголки губ. У Вари сохранилось несколько детских фотографий — на них была изображена совсем другая девочка, полная сил, энергии, желания жить.
В школе ученица была уже полвосьмого. Охранник от удивления даже не поздоровался с ней: девочка обычно опаздывала и приходила в лучшем случае ко второму уроку, а то и к третьему. Пока в здании царила тишина и единичные сонные школьники медленно раздевались и шли в кабинеты, Варя уселась на подоконнике в раздевалке и погрузилась в мир «Джейн Эйр». Ей оставалось дочитать совсем немного, и она уже предвкушала одновременно и концовку романа, и ощущение того, как возьмет сегодня в библиотеке новую книгу.
У девочки ещё не просохли на глазах слёзы после чтения финала, когда в школу ворвалась Аня. Она именно ворвалась, быстро сбросила куртку и опрометью помчалась наверх. Варя и слова ей сказать не успела, а сама Аня подругу в спешке не заметила. Да и как можно было заметить хрупкую фигурку за грудой курток на вешалках.
Варя поспешила в класс. Ей было очень интересно, что же так встревожило Аню.
Войдя в кабинет, она не обнаружила подруги, однако решила не бегать по школе в ее поисках, а дождаться в классе. Тактика была, бесспорно, выигрышной: в любом случае Аня придет на урок. Минут через пять она действительно вбежала в кабинет и стала доставать учебник, пытаясь отдышаться. В этот момент взгляд ее скользнул по Варе.
— Варя! — пронзительно крикнула Аня на весь класс, подбежала к подруге и обняла ее. Варя с удивлением отметила, что глаза Ани полны слез. — Варя, я так испугалась. Я же ничего не знала. Как я могла… Я же тебя не защитила. И как мама могла тебя отдать! Она не била тебя?
Из несвязного потока Аниной речи Варя наконец поняла, что девочка очень сожалеет о ночном происшествии, о том, что ей, Варе, пришлось вернуться с матерью домой. Аня переживала, не подверглась ли Варя в очередной раз побоям, и едва не плакала от этого. На сердце у Вари стало тепло. Был на этом свете человек, которому ее судьба небезразлична. Значит, есть ради чего жить и бороться.
— Ань, все хорошо. Она ничего мне не сделала, — прошептала Варя. В этот раз уже сама Варя обняла подругу, пытаясь скрыть слезы, готовые в любую секунду вырваться из глаз.
Первым уроком была география. Ирина Александровна уже поприветствовала ребят и дала им пять минут на повторение перед проверочной работой, когда дверь в класс отворилась и в кабинет величаво вплыла Раиса Егоровна.
— Ирина Александровна, Миронычеву забираю. На пять минут, — вместо приветствия громогласно объявила она на весь класс.
— Раиса Егоровна, у нас проверочная работа. Может, после нее? — робко попыталась возразить учитель географии.
— А зачем Миронычевой проверочная работа, если ей в школе недолго учиться осталось? Допрыгалась, голубушка, до полиции, представляете, — безжалостно объявила классный руководитель при всех двадцати семи учениках. По классу тут же пополз шумок, раздались смешки. Ирина Александровна попросила Варю следовать за классным руководителем.
— Я не поняла, это что такое было, Миронычева?!! — набросилась на Варю Раиса Егоровна, едва они отошли от кабинета географии. — Почему мне по ночам из полиции названивают? Ты думаешь, мне делать нечего, как твоими поисками заниматься?
Варя молчала.
— То есть тебе нечего даже сказать? — лютовала учитель. — Прекрасно. А ты знаешь, что тобой теперь опека заинтересуется? Из семьи изъять могут. Ты этого хочешь?
Девочка продолжала хранить молчание. Она только вскинула глаза на Раису Егоровну и тут же их опустила.
— Ну что ты глазенки-то свои бесстыжие спрятала? Небось задрожала, испугалась. Только вот знай, я за проделки твои тебя выгораживать точно не стану, всю правду о твоих хулиганствах расскажу, — зло выкрикнула Раиса Егоровна. Кажется, она забыла, что говорит с ребенком. Со стороны было похоже, будто она ругается с заклятым врагом. Только вот «враг» этот был всего двенадцати лет от роду, и в чем он провинился перед классным руководителем, совсем не понимал. Варю очень обижали упреки учителя. Она не хотела желать зла другим, но в этот момент ей так хотелось, чтобы Раиса Егоровна оказалась хоть на день в ее шкуре и прочувствовала все то, что приходится пережить девчонке. Тогда учителю, наверное, станет стыдно за все только что сказанное.
Варя забылась и проговорила вслух:
— Вас бы на мое место, вы бы тогда не орали.
Раиса Егоровна остолбенела. Она не привыкла, чтобы дети вступали с ней в противостояние. А в Вариных тихих словах чувствовалась поза. Впрочем, учитель знала, что лучшая защита — это нападение, поэтому тут же обрушила на Варю поток нравоучений. Девочка смирно их слушала и только слегка крутила головой, как будто получала оплеухи то с одной стороны, то с другой.
— Что случилось? — голос раздался за спиной Раисы Егоровны внезапно. Варя сразу его узнала. Это была библиотекарша Леночка. Елена Константиновна, конечно, но за спиной все ребята называли ее просто по имени. Она была человеком необычайной доброты: угощала тех редких читателей, что к ней заходили, печеньем и чаем, несла домой всех бродячих кошек, по мере возможностей помогала детским домам и домам престарелых, не только финансово, но и духовно — устраивала по выходным громкие чтения. Вот и мимо Раисы Егоровны и Вари Леночка пройти не смогла, почувствовала недоброе.
— Раиса Егоровна, что такое? — повторила библиотекарь настойчиво.
Учитель математики помялась: видно было, что ей очень хочется ответить Елене Константиновне грубостью, но, видимо, педагогическая этика еще не окончательно выветрилась из сознания Раисы Егоровны, поэтому дерзить коллеге она не отважилась. Немного помолчав, Раиса Егоровна сказала, уже гораздо более спокойным тоном, нежели говорила с Варей:
— Что случилось… Миронычева до полиции докатилась. Целую ночь с собаками искали, всю округу на ноги подняли. Зла не хватает…
Елена Константиновна ничуть не удивилась, только сказала:
— Может, Варю пора на урок отправить? Тему ведь пропустит…
— Иди уже! – рявкнула Раиса Егоровна. — Ну что с ней делать? — развела она руками, едва Варя закрыла дверь в класс. — Совсем от рук отбилась: на уроках спит, из дома сбегает, хамит…
— Раиса Егоровна, — спокойно, но уверенно проговорила Леночка, — вы же знаете, какая ситуация у Вари в семье. Разве мы имеем право осуждать ее за то, что случилось? Вы не думали о том, что Варя ушла из дома, чтобы спастись?
— Обычная ситуация. Половина семей в России так живут.
— Раиса Егоровна, вы не путайте банальное «пропускает стаканчик» и «уходит в запой». На весь район слухи распространились о том, какие дебоши у Миронычевых дома происходят. То, что девочка еще цела, — чудо. Хотелось бы сказать невредима, но я в этом не уверена. Ее бы хоть на наличие синяков посмотреть…
— Лен, тебе больше всех надо? Жалко ее, домой забери, как кошек. И нянчись с ней. А я ничего никому не должна. Моя обязанность — следить, как она учится. А учится она преотвратительно, — на этом Раиса Егоровна неспешно развернулась и с достоинством понесла себя в кабинет. Елена Константиновна только головой покачала.
Варя же тем временем на уроке географии столкнулась с неприкрытым бойкотом одноклассников. Когда она, вернувшись в кабинет после разговора с классным руководителем, шла к своему месту, путь ей преградила нога Артура Ломакина, одного из классных хулиганов. Конечно, Варя ничего подобного не ожидала, поэтому споткнулась и растянулась в проходе.
— Варя, — испуганно вскрикнула Ирина Александровна, — что случилось?
Конечно, учитель не видела произошедшего: в момент инцидента она стояла спиной к классу, открывая на доске учебный фильм. Варя решила, что для одного урока внимания ее персоне оказано слишком много, поэтому тихо ответила, что зацепилась за шнурки, и заняла свое место. На парте ее тоже ждал сюрприз: кто-то из ребят за время отсутствия набросал туда фантиков и наплевал из ручек бумажных шариков.
Остаток урока прошел спокойно. На перемене Аня спросила у Вари, что произошло. Подруга из-за плохого зрения сидела на первой парте, поэтому момента падения не видела. Варя не утаила от нее, что причиной падения стала нога Ломакина. Аня задумалась, но никаких мыслей вслух не высказала.
Едва девочки зашли в кабинет истории на следующий урок, по классу полетели возгласы:
— Уголовница! Тюремщица! Зэчка!
Варя опустила голову и прошла на своё место. Она никогда не была душой компании, в классе с ней никто не общался, кроме Ани, однако раньше ребята никогда не позволяли себе в адрес Миронычевой сказать дурного слова, а уж про физическую обиду и речи не шло… Поэтому Варя не знала, как ей быть сейчас. Она подумала, что, если не замечать нападок, возможно, ребятам надоест, и они от нее отстанут.
Однако одноклассники не просто не отстали, они стали еще более агрессивными. На выходе из кабинета истории кто-то из мальчишек толкнул Варю, да так, что она больно ударилась плечом о дверной косяк. В столовой Ломакин плюнул ей в суп, и девочка осталась без первого. На физкультуре спрятали рюкзак Миронычевой, и после долгих поисков она нашла его в мусорном баке возле столовой.
Аня всеми правдами и неправдами пыталась увещевать одноклассников, разъяснить им, как они жестоко поступают, но вместо взаимопонимания только натолкнулась на смех.
— Классной надо сказать, она их разнесет, — негодовала Аня.
— Раиса Егоровна для меня и пальцем не пошевелит, — справедливо заметила Варя, — она меня ненавидит. Не говори ей. Может, они до понедельника успокоятся.
— Варь, Ломакин точно не успокоится. Он будет обижать тебя, пока ты сама не дашь отпор. Он так Сёмушкина из 6 «Г» изводил, пока тот ему очки не разбил. И потом он от него отстал, потому что словами только кичиться может, а физически — слабак.
Варя драться не умела, да и отпор давать кулаками ей не хотелось. Было легче только от того, что впереди два выходных, и думать о вражде с классом в эти дни не нужно.
После уроков Варя занесла томик «Джейн Эйр» в школьную библиотеку. Елена Константиновна, как всегда, встретила девочку приветливо и угостила «Юбилейным» с чаем. Библиотекарю очень хотелось спросить Варю об инциденте с полицией, но она боялась спугнуть школьницу, заставить ее потревожиться и вновь пережить что-то страшное. Поэтому Леночка щебетала про погоду, про Шарлотту Бронте, про печенье и чай — про что угодно, лишь бы не про полицию. Варя вышла из библиотеки одухотворенная и с новой книгой — под мышкой она несла «Серебряные коньки» Мери Мейп Додж.
Девочка шла домой по темной улице. Шаги становились все медленнее и медленнее. Варе было страшно: страшно, что дома опять попойка, страшно, что ее могут побить, страшно, что впереди два дня, в которые ей не будет ни сна, ни еды, ни покоя.
На лестничной клетке царила подозрительная тишина. Варя уже было подумала, что матери нет дома, но, отперев дверь, услышала ее голос из кухни. Вновь по квартире разносился звон стекла, из кухни долетали пьяные голоса. Во всем этом Варе почудилось что-то необычное. Она принюхалась. Колбаса? Не может быть! Как давно она не чувствовала этого аромата. Стараясь остаться незамеченной, Варя заглянула на кухню. Стол был накрыт на удивление богато: на газете лежали бананы, огурцы, помидоры, отварная картошка, сало, котлеты, хлеб и заветная колбаса. Варя нервно сглотнула. Звук привлек внимание матери.
— Чего там прячешься? Сюда подошла! — крикнула она Варе. — Что, жрать хочешь? — спросила она, видя, как у дочери поблескивают глаза. — Ну давай, накладывай и проваливай к себе. Дядька твой подарок нам сделал, не дал с голоду умереть.
Варя сразу поняла, что дядя Миша прислал денежный перевод. Средства он присылал не особо большие, однако, если жить очень экономно, можно было как раз месяц протянуть. Но мать так не умела — денег едва ли на неделю хватит. Варя вспомнила, что в почтовом ящике дней десять назад нашла квиток о долгах за электричество. Если не оплатить, свет отключат. А это значит, что и плита перестанет работать, и нельзя будет согреть даже воду. Варя робко протянула:
— Мам, может, за свет заплатим, а то отключат скоро.
— Вот отключат, и будем думать. У нас такой долг, что бабок все равно не хватит, — и Мария Васильевна с двумя ее собутыльниками разразились громким гоготом.
В этой не самой приятной истории Варя усмотрела один совсем небольшой плюс: мать сегодня была в шутливом настроении, а значит, она, Варя, может провести и вечер, и ночь в относительном спокойствии. Девочка закрылась в своей комнате с книжкой, взятой в библиотеке, и погрузилась в чтение.
Сколько прошло времени, девочка не знала. Прочитала она уже довольно много, когда услышала из кухни подозрительные крики.
— Машка! А Машка! — надрывал горло собутыльник матери дядя Боря.
— Окочурилась, Борян, — испуганно орал рядом с ним еще один их приятель, имени которого Варя не знала.
У Вари все внутри похолодело. На едва сгибающихся ногтях она стала двигаться в сторону двери.
— Бежим, Борян, — не унимался испуганный пьянчуга.
— Куда бежим? — отвечал ему дядя Боря. — Надо помочь. Да и девчонка тут одна.
— Тебя же менты и загребут. И девчонка твоя тебя сдаст сразу. Уносим ноги, быстро, — похоже, слабовольный дядя Боря поддался уговорам приятеля — в квартире стало тихо.
Варя осторожно открыла дверь и прокралась на кухню. В первую секунду ее пригвоздил к полу испуг: мать неподвижно лежала на полу, из ее рта стекала струйка пены непонятного происхождения. Девочка осознала, что медлить нельзя, и подбежала к матери. Нащупала на запястье пульс. Пусть слабый, но пульс был. Жива! Варя бросилась к телефону — сигнала не было. Наверное, отключили за неуплату. Девочка выбежала на лестничную площадку и стала барабанить в соседние двери. Долго никто не открывал. Затем в квартире Степановых широко распахнулась дверь, и на порог вышел заспанный Игнат Васильевич. Заспанный, но злой. Он уже собрался было устроить стучавшему разнос, но, увидев обеспокоенное Варино лицо, смягчился и спросил:
— Ты чего, малявка?
— Маме плохо. Скорую вызовите, пожалуйста. У нас телефон не работает, — словно оправдываясь, прошептала Варя.
— Что, допилась Машка? — не удивившись, протрубил Игнат Васильевич и прошел за Варей. Оценив состояние Марии Васильевны, он скрылся в своей квартире, чтобы позвонить в неотложку, а за Вариной спиной внезапно возникли вторые соседи — Белогуровы, тщедушные муж с женой.
— С кем девочка-то теперь останется?
— Да у нее, кажется, брат был, у Машки-то.
— Нужна она ему. У него своя семья наверняка. Он здесь и не бывает, — беспардонно разговаривали они прямо при Варе.
Варя решила, что они не понимают, что Мария Васильевна еще жива, и сдавленно произнесла:
— Она жива.
Мадам Белогурова посмотрела на девочку, как на пустое место, ничего не произнесла в ответ и вышла из комнаты. Её муж, точно так же посмотрев на Варю, двинулся вслед за супругой. Через несколько секунд бронированная дверь их квартиры гулко хлопнула и послышался звук запираемых засовов.
В комнату вошёл Игнат Васильевич. За ним семенила его жена Дарья.
— Не боись, малявка, сейчас приедут, полечат твою мамку, — бодро гаркнул сосед.
— Варенька, всё хорошо будет, — нарочито весело сказала соседка Дарья. Варя была благодарна этим по сути абсолютно чужим людям за то, что не оставили ее одну, как эти противные Белогуровы.
Неотложка была на месте уже через пять минут. Дородный фельдшер прогнал всех из комнаты, и они с молоденькой медсестрой стали осматривать Марью Васильевну. До Вари изредка доносились обрывки их разговора. «Палёнка», «прокапать», «ребенка совсем не жалко» — слышала она слова, произнесенные осуждающим тоном. Наконец, вдоволь изучив Варину мать, медики приняли вертикальное положение, и фельдшер басом огласил:
— С собой забираем. Капельницу поставим, день-другой понаблюдают ее, может, еще и побегает.
— И выпьет, — на удивление едко вторила ему медсестра. Желчь, изливавшаяся из нее, настолько не соответствовала внешнему виду девочки-одуванчика, что Варе показалась, будто в комнате был кто-то ещё, невидимый, и именно он произнес эту фразу.
— Отец когда придет? — спросил фельдшер Варю.
— Не придет он, — ответил Иван Васильевич за девчонку, — умер уж несколько лет назад.
— Ну, тогда мы в полицию должны передать, что ребенок дома один, пусть родственников ищут.
— Да какие родственники, один дядька, и тот на Дальнем Востоке, — встряла Дарья. — Может, одна девчонка пару дней побудет, а мы приглядим за ней. Она ведь одна по сути и жила, мать-то не занималась ей особо. Ну, вы понимаете, - сказала она фельдшеру и кивнула на бутылку.
— Ну, вы бы ее тогда к себе на пару дней и взяли, — встряла медсестра. — Чего ей одной тут делать?
— Ой, да что вы, — ответила Дарья, — мы в однушке впятером, куда нам шестой жилец.
— Ну, вот видите, пригляду за девочкой не будет. Сообщаем в полицию, а они пускай решают, куда и что, — резко ответила медсестра и набрала номер участкового.
Через полчаса в квартиру входил уже знакомый Варе лейтенант Караваев.
— Ну, здравствуй, подруга, - протянул он, увидев девчонку. — Что опять учудила?
Варя хотела было ответить, что она ни при чем, но промолчала. Впрочем, Караваев ее сейчас и не услышал бы. Он с ужасом взирал на убогую обстановку квартиры, грязь и пыль, ее покрывавшие. С первого взгляда было видно, что в доме прочно укоренилось неблагополучие.
— Да… — выдохнул лейтенант. — А с виду дама-то приличной казалась. Подвела меня чуйка, — и он с жалостью посмотрел на Варю, которая стояла у стены, с ужасом ожидая вердикта, куда же её отправят.
Через час школьница восседала в машине рядом с Караваевым. Он всю дорогу ехал молча, насупившись. Девочка понимала, что лейтенант размышлял, правильно ли он поступает, и очень боялась, что полицейский передумает и отвезет ее в участок или, ещё хуже, в детский дом. Караваев же вёз девчонку к Кушнарёвым.
Лейтенант действительно думал о том, насколько его поступок верен. С точки зрения человека, он ни секунды не сомневался, что поступает правильно. Но ведь была еще и другая правда — правда сотрудника при исполнении. Караваев всегда был чувствителен к чужим слезам. Выносить не мог женских слез и уж тем более детских. Поэтому, когда Варя после ухода соседей, опустив голову, бесшумно глотала слёзы, его сердце дрогнуло. Девочка спросила, можно ли ей немного пожить у Кушнарёвых, и лейтенант, недолго думая, уже по знакомым контактам звонил Вере Павловне. Конечно, семейство готово было принять девочку. Варя была счастлива. Караваев тоже невольно улыбался, глядя, как сияет её худенькое бледное личико с темными тенями под глазами.
— Варька! — с криком набросилась на подругу Аня, едва та переступила порог комнаты. Было всего шесть утра, однако Вера Павловна без сомнений разбудила дочь, чтобы Варя по приходу чувствовала себя комфортнее. — Я так рада! Мы будем вместе жить! Здорово! — энтузиазму и восторгам Ани не было конца.
Варя искренне улыбалась подруге, однако сил на объятия у нее уже не осталось — девочка чувствовала себя очень слабой и едва держалась на ногах. Видя, в каком состоянии находится бедный ребёнок, Анина мама мигом отправила Варю спать. В уже знакомой пижаме девчушка засыпала под сладкий щебет подруги. Ей снились лето, дача, чаепитие на террасе. Во сне у неё была большая семья: родители, бабушки, дедушки, братья и сёстры. Лиц людей Варя не видела, зато она отчётливо слышала голоса. И отраднее всего ей было, когда она слышала голос Веры Павловны, именно она во сне была мамой девочки. Проснулась Варя с улыбкой на губах.
Комната была залита тусклым ноябрьским светом. В доме царила тишина. Ани видно и слышно не было. Однако в квартире явно кто-то находился, так как в другой комнате негромко разговаривал телевизор.
Варя босиком прошлёпала на звук. Увиденное её поразило до глубины души. В гостиной сидели и только что не сдерживали дыхание, чтобы не разбудить свою гостью, все Кушнарёвы: мама неслышно вязала спицами, отец, не дыша, переворачивал страницы газеты, Аня медленно-медленно ложкой размешивала сахар в чае, а младшие Кушнарёвы застыли над шоколадкой — они боялись её развернуть, ведь могла зашуршать обёртка. Что-то защемило в душе у Вари, предательски защипало в носу. Она уже почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы, но тут Аня заметила подругу и прокричала:
— Варька, ну даёшь, до обеда проспала! Ты будешь первым человеком, который позавтракает супом.
Варя была не против. Она  могла завтракать чем угодно и когда угодно, лишь бы это состояние спокойствие продлилось как можно дольше.
Суп Варе понравился. И макароны с котлетами тоже. Как она отвыкла от домашней еды! Школьная — не то. А ведь раньше ее мать так вкусно готовила. Варя помнила и сырники по утрам, и пироги, и борщи… Жаль, что того времени не вернуть.
Дни катились неспешно и размеренно. На выходных Варя вместе с Кушнарёвыми впервые побывала в театре. Сидя в мягком красном кресле в Анином зелёном платье, Варя чувствовала себя полноправным членом семьи: старшие Кушнарёвы спрашивали ее мнение, младшие девчонки советовались, а Аня так вообще не могла нарадоваться — ей казалось, что она обрела ещё одну сестру.
В воскресенье девчонки сходили в кино, погуляли в парке, помогли Аниному отцу лепить пельмени.
В начале следующей недели Вера Павловна отправилась вместе с Варей к Марии Васильевне в больницу. Женщина вчера пришла в себя, однако врачи пока оценивали ее состояние как тяжёлое. Врач сказал Вере Павловне, что пациентка перенесла инфаркт. Обещал, что поправится. Однако, если продолжит пить, в следующий раз её спасти уже не смогут.
Погруженные в тяжелые думы, Варя и Вера Павловна возвращались домой. Девочка с тревогой в душе думала о матери. Она прекрасно понимала, что пить мать не бросит. Тогда, несколько лет назад, она еще могла бы остановиться, но не теперь, когда жизнь, как говорила Мария Васильевна во время пьяных откровений, сломана.
От мрачных дум Варю отвлекала Аня. Удивительным образом она всегда чувствовала, когда подруге нужна поддержка, и тут же втягивала ее в игры.
Дни летели за днями. Варя жила у Кушнаревых, пока мать оправлялась в больнице. Девочка бывала у нее дважды в неделю, носила яблоки и сок, купленные Верой Павловной, и неизменно получала от матери нотации, что «нечего по чужим людям шляться — домой надо ехать». О своей болезни мать речи не заводила, и Варя в душе радовалась, что не надо об этом говорить, словно инфаркта и не было, и все оставалось, как раньше.
В остальное время Варя наслаждалась заботой, неожиданно на нее свалившейся, вниманием и уважением. Она высыпалась, хорошо питалась, принимала ванну с пеной, что очень полюбила делать, носила модные Анины вещи, могла читать, смотреть телевизор, сидеть за компьютером. Но самое новое ощущение для Вари было иным. Она перестала бояться, стала спокойнее.
Всё бы было хорошо, если бы не одно НО: в школе дразнить ее так и не перестали. Кроме того, одноклассники всячески ей пакостили: то воды в рюкзак нальют, то жвачку в волосы кинут, то на спину лист наклеят с непристойными надписями. Девочка терпеливо сносила издевательства. Аня пыталась противостоять обозленным одноклассникам, но ее попытки остались безрезультатными. Однажды Кушнарёва даже обратилась с жалобой к Раисе Егоровне, несмотря на то, что Варя просила подругу не делать этого.
— Раиса Егоровна, они поступают бесчеловечно, — раскрасневшись, говорила Аня классному руководителю. — Как можно измываться над человеком из-за ошибок его родителей? Сделайте что-нибудь. Пожалуйста, угомоните их.
— Кушнарёва, ты в адвокаты заделалась? — сурово посмотрев сквозь очки, спросила Раиса Егоровна. Тон её не предвещал ничего хорошего. — Твоя Миронычева сама хороша. Дома надо чаще бывать, тогда и обзывать никто не будет.
— Но ведь это вы всему классу рассказали, что Варя в полиции была! Вы виноваты, что над ней издеваются! — в отчаянии возопила Аня. Она понимала, что эта выходка ей с рук не сойдет, но несправедливость заставляла все внутри нее клокотать от негодования.
— ЧЕГО? — рявнула Раиса Егоровна. — Вон пошла!
Вера Павловна сидела у нее в кабинете уже через час.
Рассерженная не на шутку, Раиса Егоровна выговаривала Аниной матери, какую невоспитанную дочь та растит. В адрес Вари тоже полетело немало опрометчивых высказываний.
— И вообще, пусть Аня с Миронычевой не общается больше, та на неё дурно влияет, — закончила учитель свою пламенную речь.
— Раиса Егоровна, благодарю Вас за заботу, — спокойно проговорила Вера Павловна, невозмутимо выслушав все претензии женщины, — однако с кем общаться моей дочери, она в состоянии решить сама. Я не вижу ничего плохого в их с Варей дружбе. Варя — добрая и отзывчивая девочка. Жизнь её не пощадила, однако она не утратила то лучшее, что может быть в людях. Поэтому страдалицу можно только уважать. И я горжусь тем, что у Ани есть такие друзья. И вам, полагаю, надо быть с Варей помягче. До сегодняшнего дня я искренне была уверена, что учитель должен помогать ученикам, а не воевать с ними.
С этими словами Вера Павловна встала и с гордо поднятой головой покинула кабинет, оставив ошеломленную Раису Егоровну хватать воздух ртом и осмыслять услышанное.
Вечером, за ужином, Вера Павловна открыто рассказала, о чем шел разговор в школе. Варя испытала огромную благодарность к женщине, не побоявшейся за нее вступиться и быть осужденной.
Эта ситуация словно придала Варе сил, окрылила ее. Она поняла, что имеет заступников, что не одна на один с этим миром. Горько было только от одного — её мать никогда бы на защиту дочери перед учителем не встала.
Что-то изменилось в Варе после рассказа Веры Павловны. Девочка сама этого не замечала, но любой знающий её человек сразу сказал бы, что движения девчонки стали более уверенными, голос сильным, взгляд прямым. А однажды произошло и вовсе нечто удивительное.
Перед уроком английского языка шестой класс снова решил оторваться на Варе. Накануне был урок рисования, и дети вошли в кабинет с рисунками в руках. Краска на них ещё не просохла, поэтому листы блестели коричневым — рисовали хмурую осень. Артур Ломакин потряс листочком и объявил на весь класс:
— Надо на подоконник положить, пусть сохнет.
Его путь к подоконнику, конечно, пролегал через парту Вари. Поровнявшись с девочкой, Ломакин, словно невзначай, приложил лист к её свитеру. Варя с ужасом посмотрела на крупное коричневое пятно, которое расплылось на розовой одёжке. Этот свитер специально для неё связала Вера Павловна. Поднимая лицо, девочка боковым зрением увидела, как Ломакин выхватывает рисунок у своего соседа по парте, Вани Ерёмина. Тут же краски размазались по её щеке.
— Зэчка долбаная, — орал Артур, пачкая одноклассницу.
В мгновение ока девочка схватила Ломакина за ворот рубашки. Он попытался вырваться — Варя держала цепко. Своим рисунком она ткнула Артуру в лицо:
— На, гадина, получай.
Варя возила и возила бумагой по лицу Ломакина. Из уст её слышалась отборная ругань (ну хоть зачем-то пригодились словечки, услышанные ею от матери и ее собутыльников). Ломакин перестал отбиваться, у него даже сил не осталось бороться — мальчик покорно терпел. Класс стоял в оцепенении.
Наконец Варя отпустила рубашку Ломакина — он осел на стул.
— Не смей связываться с зэчкой, не спущу тебе этого, — твердо и спокойно проговорила Варя, нагнувшись к лицу Артура. Потом выпрямилась, обвела ребят взглядом и выразительно проговорила: — Если ещё раз вы ко мне подойдете и обидите, так же получите, — и прошла к раковине смывать с лица краску.
На уроке английского в тот день стояла гробовая тишина. В школе никто из ребят больше не пакостил Варе. С ней особо не общались, но больше и не задирали. Варе даже порой казалось, что перед ней теперь даже расступаются. Ломакин тоже больше не задирал. Об инциденте с рисунком никому из учителей он жаловаться не стал. Может, понял, что получил по заслугам. А может, боялся огрести ещё раз.
Варя внутренне радовалась, что нашла в себе силы противостоять толпе. Вот только метод свой она не одобряла. Девочка твердо знала внутри, что больше поступать так никогда не станет.
Беззаботная жизнь у Кушнарёвых длилась почти месяц. За неделю до новогодних каникул мать выписали из больницы. Варя вернулась домой. Мать неодобрительно поглядывала на ее новый розовый свитер, но вслух претензий не высказывала.
Мария Васильевна за месяц сильно осунулась, похудела. На улице в ветреный день у нее сбивалось дыхание, приходилось часто останавливаться. Варя была удивлена — мать перестала пить. Из квартиры исчезли бутылки, а вместе с ними и собутыльники. Декабрьские деньги, присланные дядей Мишей, мать не пропила. Что-то внесла за кварплату, что-то отложила. Впервые за долгие месяцы в квартире был вымыт пол. В холодильнике появилась еда, плитой стали пользоваться по назначению. На Новый год на столе у Миронычевых была жареная курица. К чаю мать купила вафельный торт. Мария Васильевна стала много гулять в парке и меньше ворчать на Варю. Но совсем ругать дочь не перестала. Девочка была безмерно рада и тому, что было. Она могла спокойно делать уроки, читать взятые в библиотеке книги, гулять с Аней. Однажды мать даже разрешила остаться ей у Кушнарёвых на ночь.
Одно беспокоило Варю — слишком гладко всё шло. Девочка чувствовала какой-то подвох, казалось, что не может все так идеально складываться. Возвращаясь домой, Варя каждый раз останавливалась у двери и прислушивалась — боялась услышать звон стекла и пьяные речи. Но ничего этого не было. Мария Васильевна держалась. А после Нового года даже устроилась работать почтальоном.
Всё текло по накатанной, и Варя постепенно успокоилась. Теперь она могла высыпаться, сносно питаться, готовить уроки с вечера и приходить в школу вовремя. Мать на неё особо не ругалась, так только, периодически бурчала. И, самое главное, алкоголь больше не пила и сомнительные знакомства не заводила. Девочка решила, что теперь-то они заживут хорошо. Однако в середине марта, как гром с ясного неба, явился дядя Боря. Тот самый, который сбежал, когда Марии Васильевне стало плохо.
— Маня, плохо мне, — рыдая, сказал он с порога.
— Что случилось? — сурово спросила Мария Васильевна.
— Оська умерла…
Мария Васильевна молчала. Потом Варя услышала её «Ох», тяжелое, страдальческое. Кто такая Оська, Варя не знала, но что мать эта новость сразила, поняла сразу.
— Давай помянем, — предложил Борис.
— Боря, да я ведь не пью сейчас, нельзя мне.
— Мань, да мы по чуть-чуть…
Мария Васильевна заколебалась. Варя со страхом ждала её ответа.
— Ну, по чуть-чуть давай, — ответила мать, и Варино сердце от разочарования ухнуло вниз.
Когда дядя Боря ушёл, Варя пришла к матери на кухню. Мать была веселая, глаза горели. Она пошатывалась, но на ногах стояла более-менее крепко.
— Мама, ты не пей. Врачи же сказали, что нельзя.
— Не учи мать! Видишь, немножко глотнула, ничего не случилось, жива. Это они всё, собаки, наврали, запугать меня хотели.
К утру Мария Васильевна проспалась, рано утром ушла на работу. Варя весь день думала, уйдет ли мать опять в запой, даже навлекла своей задумчивостью на себя гнев Раисы Егоровны. После уроков дверную ручку в квартиру она поворачивала со страхом. Мать сидела на кухне, чистила картошку. Она, прищурившись, посмотрела на девочку, и закричала:
— Да не боись, дурная, не пила я, не пила! Не алкоголичка я, поняла?
У Вари отлегло от сердца. Она порадовалась стойкости матери и зауважала её волю. Всё опять покатилось тихо-мирно.
Через неделю мать пришла домой пьяная. Вернее, ее принесли коллеги по работе, по виду такие же, как Мария Васильевна, бывшие запойные.
— День рожденья мой отметили, — сказала какая-то рыжая крупная женщина, и провожающие скрылись, оставив Варю один на один с пьяной в стельку матерью.
Это была точка невозврата. С того дня Мария Васильевна стала прикладываться к бутылке каждый день. Через неделю её уволили с работы за прогулы, через две она вынесла из дома недавно купленный чайник, через три пошла продавать свои и Варины вещи, купленные в период трезвости. В доме снова стали частыми гостями дядя Боря и другие маргинальные лица. По ночам звенели бутылки, с кухни доносились оживленные пьяные споры. Варя не верила, что прошедшие месяцы были наяву.
Наступил апрель. Первого числа Варя с неохотой возвращалась из школы. Она не сомневалась, сейчас дома опять дебош. Девочка бродила вокруг дома так долго, как позволила погода, но, когда холодный апрельский дождь разошелся не на шутку, ребёнок вынужден был зайти в подъезд.
Открывая дверь ключом, Варя прислушалась. Тихо. «Спят, наверное», — подумала девочка и неслышно прошмыгнула в квартиру. На кухне посторонних не было, только мать спала, опершись на стол. Варя облегченно вздохнула и села в своей комнате за уроки, а потом погрузилась в мир «Трёх мушкетёров» — Леночка очень нахваливала эту книгу, и Варя, поддавшись уговорам, взяла её в библиотеке. Очнулась от чтения она в двенадцатом часу, пора было спать. Варя зашла в ванную, по дороге в свою комнату девочка заглянула на кухню. Мать лежала в том же положении. Что-то в её облике Варю насторожило. Она подошла поближе.
— Мама… — дрожащим голосом позвала она.
Мать молчала.
— Мамочка… — прошептала Варя.
Ни звука в ответ.
Сердце девочки сковало страхом. Она отгоняла дурные мысли прочь, но они снова настырно лезли в мозг.
— Мамочка! — надрывно прокричала Варя на всю квартиру.
Ей никто не ответил.
Со слезами на глазах девочка подошла к матери. Она пыталась понять, дышит ли Мария Васильевна, но слезы так застили глаза, что Варя ничего не могла разобрать.
И тогда она протянула руку и коснулась матери. Та была уже окоченевшей, и Варя в ужасе отдернула ладонь.
— Мама, мамочка, — шептала девочка в отчаянии. — Милая моя, пожалуйста, потерпи, я сейчас приведу врача, — Варя гнала прочь мысли о смерти матери, хотя в глубине души уже понимала, что никакой врач мать ей не вернёт.
Не помня себя, Варя выбежала из квартиры и, даже не закрыв двери, побежала. Она не знала, куда бежит, ноги сами вели её вперед. Остановившись у дверей квартиры, она яростно застучала в дверь кулаками.
— Что случилось? — испуганно спросила открывшая ей женщина.
— Там… мама… — прошептала Варя и потеряла сознание.
Всё, что было в последующие дни, Варя помнила плохо. В сознании сохранились только обрывки кадров. Вот Вера Павловна Кушнарёва идет с ней домой. Вот врач скорой говорит, что смерть наступила в результате инфаркта. Гроб, обитый бордовым плюшем. Церковь. Кладбище. Кто-то говорит ей, что надо съесть кутью. Дядя Миша держит её за руку.
Дядя Миша… Как он оказался здесь, Варя не знала. Однако он был рядом, утешал ее в горе, обнимал, вытирал слезы.
После поминок дядя Миша сел напротив Вари и сказал:
— Варя, я не могу оставить работу и жить здесь. Однако и тебя отдавать в детский дом я тоже не хочу. Поехали со мной. Я обещаю, буду заботиться о тебе, как о родной дочери.
Вари казалось, что это был конец страшной сказки. Как ни было ей жалко оставлять Кушнаревых, родную квартиру, могилы родителей и такую любимую Москву, она понимала, здесь она жить хорошо уже никогда не сможет. Обняв дядю Мишу, Варя сказала:
- А я буду почитать тебя, как родного отца.
Через неделю самолет уносил Варю и дядю Мишу далеко от Москвы, в новую жизнь.