Не романтический роман глава 22-23

Глава 22
Если бы в тот вечер, Ника так бессовестно не соврала бы Виктору, то жизнь её потекла бы совсем по иному руслу, впрочем, как и жизни, ещё многих людей, которые, по странному стечению обстоятельств, в тот момент, оказались в фатальной зависимости от вранья девушки, одержимой своей страстью к, увы, несвободному мужчине.
После ухода Виктора, она долго лежала в своей кровати, сладко улыбаясь, перебирая в памяти подробности прошедшего вечера. Ни о своём вранье, ни о возможных его последствиях, она не задумывалась. Собственно, зачем ей было думать об этом? Перед ней открывались горизонты совсем иной и абсолютно не знакомой ещё жизни. Воображаемые ею реалии будущего были настолько идеальны, что на свете не было ничего, чтобы могло стать причиной её отказа от них.
Их отношения возобновились, при этом перейдя на, какой-то новый уровень. Звонки, в которых Виктор справлялся о её самочувствии, участились. Приходя к ней теперь, он помимо цветов, приносил фрукты или что- то молочное, обнимая, всегда клал руку на её живот и улыбался. Однако разговор с семьёй всё время откладывался по разным , но вполне объективным причинам. Последней, из которых, был отъезд старшей дочери Виктора, Кати, в пионерский лагерь.
- Тогда, поговори с женой – надувая обижено губки и поглаживая демонстративно живот, сказала Ника.
- Не хочу без дочки. Если она всё раньше узнает, то дочку так обработает, что она меня видеть не захочет.
- Ну и ведьма, она у тебя – не унималась Ника.
- Да никакая она не ведьма – грустно улыбаясь возразил Виктор – просто её тоже понять надо…Ну да ничего, повинюсь, поклонюсь, авось простит.
- Всем кланяться, голова отвалится – пробурчала, знакомую с детства поговорку, Ника
- Ух ты, злюка моя – сказал он, смеясь и обнял её.
После таких встреч, у Ники на душе всегда оставался, неприятный осадок. Спустя какое-то время, это ощущение исчезло, но его сменило ещё более неприятное чувство – сомнение. Ей, вдруг стало казаться, что , отношения,в каторых они, уже давно,состояли с Виктором, могут никогда не перейти во, что-то большее. Это проклятое, сомнение, точно ража разъедало её душу и отравляло радость встреч с любимым.
Мысли о его жене и детях, как о препятствии их счастью, стали для неё просто навязчивыми. Она еле сдерживала своё негодование, когда Виктор упоминал о семье. Былое безразличие к его семье, незаметно вначале переросло в лёгкую зависть, затем в язвительную ревность и, в конце концов, в непреодолимую ненависть. Возможно к формированию этих чувств руку приложил, сам того не подозревая, Виктор. Так однажды, лёжа с нею в обнимку, он поцеловал её и в шутку сказал то, что потом долго не выходило у неё из памяти:
- И зачем я тебе нужен? Из партии попрут, алименты всю жизнь платить…Намучаешься со мной и бросишь…
Конечно, она уверила его, что деньги его ей не нужны, и, что она его никогда не бросит, но эти слова были правдой, лишь частично. Тогда она серьёзно задумалась: а ведь действительно, он больше не сможет быть парторгом, пожалуй, что и просто коммунистом тоже. Значит и с карьерой будет покончено. Зарплата инженера, после уплаты алиментов будет совсем смешной…
Эти мысли с какого времени не оставляли Нику. Она придумывала всякие варианты, но все они заканчивались одинаково печально. Для осуществления её мечты, жена Виктора, вместе с детьми, должна была, куда-то деться.  Его жена должна была, либо выйти замуж и, её новый муж усыновил бы её детей, но тут возникало много препятствий: во-первых, ей не за кого было выходить, во-вторых – Виктор никогда бы не дал разрешение на усыновление своих детей, а в-третьих найти мужчину, который взял бы на себя содержание чужих ему детей при живом отце – непосильная задача, либо вся семья Лихтов, кроме Виктора, должна исчезнуть. На этом варианте, Ника и остановила свой страшный, но в её понимании единственно верный, выбор.
Спустя неделю, после восстановления их с Виктором, внезапно оборванных отношений, шеф Ники, попросил её задержаться ненадолго после работы, для беседы. Девушка, конечно же, догадывалась, о чём пойдёт речь. Впрочем, об этом было совсем не сложно догадаться, ведь мужчины давно, ещё до появления в их жизни Ники, не взирая, на солидную разницу в возрасте, были друзьями. Беседа обещала быть неприятной. Поэтому, как только рабочий день был закончен, девушка, дабы не оттягивать сомнительное удовольствие серьёзного разговора с начальством, постучалась в кабинет шефа и, услышав в ответ приглашение, войти, робко отворила массивную дверь.
- Заходите, Вероника Павловна – нарочито официально, обратился к ней Геннадий Сергеевич.
Она молча вошла и скромно остановилась у двери в ожидании дальнейших предложений.
- Да, что с вами, Ника – уже совсем дружелюбным тоном продолжил шеф – Проходите, садитесь. Я же вас пригласил поговорить, так, что не покусаю. С этими словами, он вышел из-за стола, обошёл его и, выдвинув стул, знаком пригласил Нику сесть. Она подошла и села, не проронив ни слова.
Геннадий Сергеевич выдвинул другой стул и сев рядом с ней и, облокотившись на стол, спросил:
- Вы догадываетесь, по какому вопросу вы здесь?
- Да.
- Мне хотелось бы услышать ваше решение, но только, после того, как я вам кое-что объясню. Прошу вас, меня не перебивать, даже, если у вас возникнут вопросы. Возможно, они сами собой отпадут, к концу моего объяснения.
Вероника послушно кивнула, сложив покорно руки на коленях и, приготовилась слушать.
-Я знаком с Виктором очень давно, с его студенческих лет. Сначала я был его шефом по комсомольским делам, потом я лично рекомендовал его в партию, помогал ему после института. Наши отношения за эти годы перестали быть формальными, и перешли в настоящую мужскую дружбу. Я знаю и люблю его родителей, я близко знаком с его женой…У них хорошая семья, Ника. Будет неправильно разрушить её – Сказав это, он посмотрел на девушку, но выражение её лица не выдавало никаких эмоций. Тогда Геннадий Сергеевич продолжил: -   Когда моя семья погибла, вы не представляете, как Виктор меня поддержал. Не знаю, сидел бы я в этом кресле, если бы не он. А теперь я вижу, что нужен ему…Он, по вашей милости, не только семью может потерять, но и карьеру. Это же аморалка, понимаете? Жена у него, очень хорошая женщина, прекрасная мать, сейчас в декретном отпуске…  И вот такую женщину бросает муж, да не просто муж, а парторг завода! Как вы думаете, простит его общественность? – задав вопрос, Геннадий Сергеевич встал со стула и, наклонившись, к сжавшийся в комок Нике, повторил:
- Простит?
Девушка молчала, изредка поднимая глаза на начальника.
- Не прос -тит – по слогам произнёс он. А это значит, что выгонят его, к чертям из партии и с работы попрут, да ещё такую характеристику напишут, что ему даже дворы мести не доверят. Мне тоже, конечно не поздоровится. Я ж рекомендацию давал, вот и начнётся, мол: Как же вы, Геннадий Сергеевич, проглядели, что рекомендованный вами товарищ Лихт скатился до морального разложения? Какой пример он подавал молодым коммунистам?» Это минимум – выговор. И никакого повышения уже никогда…  При этих словах, он махнул рукой и снова сел на стул.
- Вы, поймите, Ника, для вас тоже всё будет не просто. Вас выгонят из комсомола за аморалку, значит, вы не сможете продолжать здесь работать. И я, увы, помочь вам, при всей моей симпатии, уже не смогу.
 - Я не буду делать аборт – почти прошептала Ника
- А я и не прошу вас об этом. Я предлагаю вам, стать моей женой. Не отвечайте мне сразу, подумайте хорошо. Только учтите, приказ о моём переводе в Москву уже на стадии подписания. Если вы не примите моё предложение, то я, скорее всего никуда не поеду, а слечу с этой должности, так же, как и вы со своей. Но если вы примете моё предложение, то поедете со мною.  Разумеется, вы больше не будете моим секретарём, скорее всего, вам не придётся вообще работать. Зато вы сможете перевестись и закончить обучение уже в московском ВУЗе, ваш ребёнок ни в чём не будет нуждаться, у него будет моя фамилия, и я вам обещаю, что никогда и никто не узнает, о том, что я не являюсь, его биологическим отцом. Ника, я должен вам сказать, что вы мне очень нравитесь. - Заметно волнуясь, продолжил Геннадий Сергеевич - Я понимаю, что в моём возрасте объясняться в любви такой молодой и красивой девушке, как вы, пошло. Но я могу спасти вас. Если вы примите моё предложение, то спасёте не только себя, но и Виктора.
Закончив свою речь, он встал, отошел на пару шагов, но, очевидно вспомнив, что-то очень важное, повернулся к Нике и сказал:
- Прошу вас о нашем разговоре ничего не говорить ему. Я не тороплю вас с ответом, но и затягивать не в ваших интересах.
-  Спасибо, Геннадий Сергеевич, за предложение, я подумаю. И не волнуйтесь, пожалуйста, я ничего не скажу Вите.

Всю дорогу домой и весь свой, одинокий, вечер, Ника думала не только о предложении Геннадия Сергеевича, но и обо всём разговоре в целом. Вечер выдался душным. Жара, истомившая город за день и особенно набравшая силу к вечеру плотным маревом заползала в открытые окна домов, предвещая ночную грозу. Тяжёлый воздух был наполнен стрёкотом цикад и густым ароматом позднего цветения липы. То ли от духоты, то ли от волнения голова у девушки разболелась и она, решив избавиться от этой боли с помощью таблетки анальгина, полезла в стоящий в бабушкиной комнате, шифоньер, где по традиции установленной его хозяйкой, всегда хранились лекарства. Надо сказать, что после смерти бабушки, Ника ни разу не воспользовалась её аптечкой, поэтому не знала, какие именно препараты в ней хранились, но анальгин, по мнению нынешней, хозяйки квартиры, в ней должен был быть точно. Она выгребла всё содержимое импровизированной аптечки, в поисках нужного лекарства, попутно проводя ревизию всего её содержимого. Отыскав анальгин, Ника выпила таблетку, запив её стаканом воды из холодильника и, продолжая размышлять о предложении Геннадия Сергеевича, вернулась к разбору таблеток.
- Любая девчонка, на моём месте – Думала Ника – сума бы от счастья сошла. А я…
 Никины   размышления внезапно были прерваны воспоминанием, которое, невзирая на всё ещё не окончившуюся, головную боль, заставило девушку улыбнуться. Она вспомнила, как прибежав после первого своего рабочего дня, домой, увидела на празднично убранном кухонном столе, кроме стеклянной вазочки с цветами огромное блюдо с капустным пирогом, который был ещё совсем тёплым, отчего его аромат распространялся не только на всю квартиру, но и за её пределы. Рядом со столом стояла бабушка, со свисающим с плеча полотенцем и протирала чашки, перед тем, как поставить   их на стол. Увидев Нику, она оставила своё занятие и, раскрыв объятия, пошла ей навстречу.
- Кормилица пришла – целуя внучку в щёку, в шутку воскликнула бабушка – Иди руки мой, сейчас чай пить будем. Я ещё сладких пирожков напекла.
Когда они сели за стол бабушка, разлив чай и раскладывая пирог по тарелкам спросила:
- Как день прошёл? Начальник, строгий?
- Ой, бабушка, я сегодня за почтой пошла, а на обратном пути на лестнице споткнулась и всё рассыпала – начала отпив чай из чашки девушка, - Хорошо мужчина один помог.
- А начальник, что? Не ругал тебя?
- Да, он и не узнал ничего. Знаешь, мне кажется, что он не злой. - Потом подумала и добавила- Не злой, но строгий.
- Не приставал? Глазами там … знаков никаких не подавал?
Ника, не удержавшись, рассмеялась:
- Да ты что бабуля, Он же старый
- И, что с того, что старый. Тебе его чай не варить? Много ты понимаешь. Знаешь, какие случаи бывают. Потому волнуюсь за тебя. Если, что почувствуешь, то сразу уходи.
- Да, не волнуйся, ба, знаю я про эти случаи, но Геннадий Сергеевич не такой.
- Поживём – увидим – Вздохнув ответила бабушка и светло улыбнулась. - Ты, талисман то свой не забыла надеть?
- Вот он – ответила Ника, доставая из-под платья ажурный кулон.
- Молодец. Носи не снимай, что б твоя сила всех завистников одолевала и мужиков в ягнят превращала.
- Ты ж говорила, что так нельзя?
- Это в любви нельзя, а на работе даже нужно.
Ника никогда не получала повода подозревать своего начальника в каком-то двусмысленном отношении к себе. Ей всегда казалось, что он относился к ней, как к дочери. В работе был терпелив и внимателен, делая замечания не унижал и никогда не повышал голоса, даже после смерти бабушки, когда Геннадий Сергеевич всю ночь провёл в её квартире сидя за столом и наблюдая, как она спит, девушка так и не догадалась о его чувствах. А может, не хотела догадываться.
Ника сидела на бабушкиной кровати, перебирая медикаменты, извлечённые ею из шифоньера, машинально отсортировывая просроченные таблетки от ещё пригодных к употреблению. Головная боль, постепенно проходила, но из-за духоты, которая никак не заканчивалась, несмотря на усилившийся ветер за окном, облегчение не наступало. Вдруг, она обратила внимание, что из просмотренных ею на пригодность упаковок с таблетками, много одинаковых.
-«Люминал» - шёпотом прочла Вероника, вспомнив, как бабушка, мучаясь бессонницей, принимала какие-то таблетки.
Внезапно, приоткрытое окно спальни, с грохотом распахнулось от порыва сильного и прохладного ветра, мгновенно распространив ощущение влаги и свежести по всей комнате. Вероника вздрогнула, как в тоже мгновение небо озарилось свечением разрезавшей его молнии, вслед которой прогремел оглушительный гром. Ника вскочила и, борясь с ветром, принялась закрывать неподдающиеся окна. Внезапно хлынувший прохладный дождь, точно пытаясь привести девушку в чувства, брызнул ей в лицо несколькими крупными капелями, прежде чем ей удалось одержать победу в своей борьбе. Задёрнув шторы, Ника села на кровать и взяла в руки все таблетки с люминалом. Теперь она знала, как можно спасти не только Виктора и себя, но и их любовь!
Глава 23
После известия о смерти Вадима, жизнь, Вероники Павловны стала идти, как будто быстрее. А может быть, ей только так казалось? Навязчивой идеей писательницы стал серьёзный разговор с дочерью. Но стоило ей только остаться наедине с Олей, как все, заготовленные заранее ею слова и доводы рушились от одного только несчастного, потерянного вида дочери. В конце концов, Вероника Павловна отказалась от этой идеи в пользу новой, пришедшей ей в голову почти сразу после похорон зятя. Она решила достучаться до разума дочери единственным подвластным её таланту, способом. Романом, прочитав который её дочь, осознав, что проклятие, наложенное, скорее всего колдуньей, которой их прародительница, не заплатила денег, докатилось и до неё, оставит свои притязания на чужую семью. Новая идея требовала серьёзного осмысления, но собраться с мыслями Веронике Павловне, никак не удавалось, поэтому она решила описывать свои воспоминания и, вести что - то вроде дневника, заранее зная, что в процессе этой работы к ней придёт понимание, как лучше оформить этот труд, чтобы Оля не просто прочла его, а прониклась тайным смыслом, который будет в него вложен её матерью.
Писательница достала пачку листов белой не линованной бумаги для ксерокса и, положив один из них перед собой, стала думать:
- С чего бы начать? Тут на память ей пришёл случай в магазине, и она вспомнила о «дяде Вове». Отложив в сторону пустой лист, она достала папку, переданную ей генералом, и ещё раз стала просматривать её содержимое. Неожиданно, на глаза ей попалась странная записка, написанная на, оторванном под линейку, кусочке тетрадного листа в клеточку:
Прошу зачислить в штат лаборатории Владимира Сергеевича Константинова, на любую вакантную должность, не требующую специальной медицинской подготовки.
Записка была подписана начальником тюрьмы Росиным А.А.
- Как я раньше её не увидела? – спросила мысленно себя Вероника Павловна и решила тут же позвонить генералу. Она не по возрасту резво вскочила, чувствуя необычайный прилив бодрости и, быстрым шагом направилась в зал, где на столе лежал её мобильник:
- Олег Николаевич, добрый день! – с ноткой лёгкой усталости начала дама
- Какой приятный сюрприз! Доброго денёчка! Как вы? Как Оленька?
- Уже лучше и всё благодаря вам, вы нас просто спасли. Даже не представляю, как бы мы сами, в таком состоянии этим бы всем занимались. Вы- наш добрый ангел-хранитель – не скупясь на лесть, продолжала разговор писательница.
- Ну, что вы такое говорите, Вероника Павловна…
- После такого трогательного вашего участия в нашей судьбе, я настаиваю, что бы вы звали меня только по имени.
Явно ошеломлённый таким заявлением Олег Николаевич растерялся и смущённо согласился на это предложение, но она уже продолжала, совершенно уверенная в его согласии.
- Я хотела бы вас просить помочь разобраться мне в деле, которое вы для меня достали, перед всем этим кошмаром. Верите, я в издательстве уже заявила роман, а тут такое ужасное происшествие… Дочь – вдова, похороны, сил никаких нет…-последнюю фразу она произнесла всхлипнув, так, чтобы генерал был уверен, что она плачет
- Вы плачете, Вероника Павловна? Простите, Вероника… Прошу вас, не надо. Вы же знаете, всё, что в моих силах …Только скажите
- Мне просто жизненно необходимы сведения на двух человечков – последнее слово она произнесла, словно стесняясь
- Диктуйте, я записываю- с готовностью отрапортовал генерал
- Мне нужны данные на Светлану Лихт, и на начальника тюрьмы города N Росина А.А.
- По женщине ничего пока сказать не могу, а вот если это Росин Андрей Андреевич, то я его знаю. Он сейчас уже лет пять на пенсии. Был начальником колонии под Можайском, оттуда на пенсию и вышел. А вот служил ли он в городе N, сказать не могу, но вы не беспокойтесь максимум через пару дней, я вам всё доложу.
 -  Я же говорю, что вы – ангел. Буду ждать с нетерпением.
- Не беспокойтесь, Вероника, я вас не подведу.
Окончив, таким образом, разговор, Вероника Павловна вернулась в кабинет и принялась за написание романа.
Отложив роман, Олеся встала с диванчика, подняла руки вверх и, прогнувшись сладко потянулась.
- Да, мамочка, ты просто чудо!
Не успела она договорить, как телефон в её сумочке, поставленный на беззвучный режим, заметно завибрировал, издавая неприятный фыркающий звук. Девушка взяла в руки телефон и взгляну на экран прочла: Таня.
- Олесик, привет, как дела, как мама? - почти скороговоркой, с плохо скрываемой тревогой в голосе, проговорила звонившая подруга.
- Привет, Танюш! Да как?  Она уже на морфии… - ответила Олеся, понизив голос и обернувшись на лежащую неподвижно маму, словно пытаясь убедиться, что та не слышит её.
- Прости, что я так некстати, но Веру Дмитриевну сейчас скорая забрала, сердце. Вот звоню спросить, нельзя ли в твою больницу будет её завтра перевезти?
- Ужас! Думаю, что можно будет, только я сейчас за свой счёт взяла…
- Я понимаю, спасибо. Ещё, хотела спросить, может, подскажешь, кто у вас там хороший кардиолог?
- Конечно! Арсений Иванович Спицын! Подожди, я позвоню ему и тебе перезвоню.
Отбившись от Таниного звонка, Олеся сразу позвонила Арсению Ивановичу и, договорившись с ним о завтрашней новой пациентке, перезвонила Тане:
- Танюш, всё договорилась. Я скину тебе его номер и, как только будете готовы, позвонишь ему, он вас примет. А теперь рассказывай, что случилось. 
- Ой, у меня уже два дня сумасшедший дом. Вчера с утра провожала Михаэля в командировку, потом после обеда Лиза приехала.
- Это твоя сестра, которая в прошлом году приезжала?
- Да, двоюродная. Взяла мальчишек своих, поехали её встречать, а на обратном пути Вовка разнылся: хочу к бабушке. Я позвонила Вере Дмитриевне, сказала, что мы тут, практически мимо едем и, что Вовка к ней хочет, она, конечно, обрадовалась и мы заехали. Всё было нормально. Весёлая, энергичная, детей увидела, аж расцвела. В общем, мы минут десять посидели и уехали, а Вова остался у неё на ночь, планировали, вообще то, на пару дней, но сегодня с утра звонит мне мой ребёнок и говорит, что бабушку скорая увозит. Дал трубку врачу, тот мне назвал больницу, и я сразу к ней поехала.
- Подожди, а Михаэль знает?
-Нет, ещё не знает. Он только уехал, у него там, какие-то важные переговоры. Честно говоря, меня уже достали эти командировки. Только ведь вернулся, за день до тебя и опять уехал. Завтра, переведу её в твою клинику, тогда и скажу, а сейчас еду Вову забирать, он же у неё в квартире остался. Испугался, наверное, хотя говорил по телефону бодренько, без слёз, но я всё равно волнуюсь.
- А в скорой, что сказали?
- Сердечный приступ, кардиограмма показала предынфарктное состояние, остальное, надеюсь, твой доктор скажет.
- Держись, Танюшка, если, что надо будет, то обращайся.
- Спасибо, обращусь, к кому мне ещё обращаться? Телефончик доктора не забудь, ладно?
- Прямо сейчас скину! Пока!
Олеся отыскала номер телефона доктора и тут же переслала его Тане, дописав: Арсений Иванович Спицын кардиолог