Жизнь

Желание проблеваться, смешанное с отвращением. В первый раз было не страшно. Во второй раз – приятно. Третий раз я не помню. На четвертый я начал плакать на утро в ванной. В пятый раз я понял, что не смогу остановиться. В очередной раз курю на балконе незнакомого дома. Всё тело пробивает ломота. Кажется, будто кто-то собирается прокрутить все мои кости вокруг своей оси, а может, вообще вытащить парочку, лишив меня последней опоры. Сейчас это неважно. Неважно, что я здесь делаю. Неважно, как я попал в этот дом. Неважно, сколько людей отделяет от меня балконная дверь, кто они, для чего приехали сюда. Важно только одно – вспомнить, как все началось. Вернуться к началу, отмотать пленку на год назад и в последний раз увидеть серые глаза, которые подарили мне этот кровавый рассвет.

***

Иуда, продавшая мою любовь за тридцать евро. Бергамо. Мы встретились там. Она вышла из собора Святого Александра. Апостол, посланный разрушить мою жизнь. На площади звучала «J'adore venise» Лореданы Берте, когда она сделала меня своим Христом. Помню, она подошла и спросила, приезжий ли я. Сказала, что у меня слишком темные глаза для жителя здешних мест. Бытует мнение, что чем севернее расположен город Италии, тем светлее цвет кожи и глаз у людей. Ответил, что я американский искусствовед, приехавший на север Италии, чтобы найти новые идеи для создания книги.

- Так вы здесь не один? - я удивился.

- Что вы имеете ввиду?

- Должен же быть кто-то, кто покажет вам капеллу Коллеони, замок Висконти, отвезет на озеро Гарда. Не посетите эти места, считай, и не совершали никакой поездки.

Я, если честно, впервые слышал обо всех этих местах. Так давно меня тянуло в эти края, что я поехал, не задумываясь, как ляжет мой маршрут после приземления в аэропорту Орио-аль-Серио.

Я замялся.

- Я приехал один, у меня нет знакомых здесь. Я, видимо, предполагал, что буду просто слоняться по округе, рассматривая дома и улицы вашего города, и теперь ума не приложу, как мне посетить все те места, о которых вы сейчас сказали.

- Мы можем вместе осмотреть все это, если вы не против моей компании. Я, кстати, Bella.

Bella. Просто Bella. Конечно, Bella. Она была поистине красивой. Волосы цвета темного каштана. Глаза, в сравнении с которыми мерк бы самый яркий, самый искусно ограненный алмаз. Казалось, будто все звезды Млечного пути были созданы только для того, чтобы наполнить своим сиянием ее глаза. Губы вкуса созревшего в июне персика… Все это я узнал позже. А сейчас она была для меня только Bella.
 
Она еще не закончила фразу, а я уже знал, что соглашусь. Но знал ли я, что стану в этот день чьим-то богом, понесшим наказание за свою любовь, знал ли, что позже окажусь лишь жалкой бумажкой да парой монет, оставленными на прикроватной тумбочке.

- Боюсь, я буду жалеть всю жизнь, если по какой-либо причине откажусь сейчас от этого предложения. Меня зовут Марк.

Мы обменялись рукопожатиями. Я оглянулся. Опускалась ночь. Как лучше поступить? Было уже слишком темно для любования достопримечательностями. Может, предложить встретиться здесь завтра? Или позвать ее в бар? Не слишком ли это будет вульгарно? Но пока я взвешивал все за и против, она, как оказалось, уже успела завести свою машину, а до меня донесся рев двигателя и её фраза, брошенная вместе с ветром: «andiamo, americano!»

***

«Знанием можно пользоваться различно, и, смотря по тому, кто им пользуется, оно может быть действительным благодеянием или действительным злом» .

Она знала. Знала, что я люблю её. Знала, что я готов бросить всё, всех и себя, чтобы только чувствовать её чуть ощутимое дыхание в утренний час на своем плече, такое легкое, словно тебя касается летящий во время знойного июньского дня тополиный пух, уносимый ветром туда, где его уже никто не сможет увидеть и дотронуться до него. Она знала, что я всегда буду беречь её как этот самый тополиный пух, защищая от любого дуновения ветра, который мог отнять его у меня навсегда.

Именно это знание позволило ей превратить мою жизнь в ад. Распять меня без креста и гвоздей. На Голгофе Христу дважды предлагали пить. Она же лишила меня и одной такой возможности. Но я любил её и люблю до сих пор, и буду любить до последнего воспоминания, что будет воспроизводить мой мозг еще несколько секунд после того, как сердце перестанет биться.

***

Нет смысла вспоминать самые лучшие или худшие моменты последнего года моей жизни, как и нет смысла искать причину её поступка. Того поступка, который привел меня к этому дню, к осознанию мысли, что моя жизнь лишена теперь всякого смысла.
 
Я был той причиной. У неё не было сердца, и я поспешил вручить ей своё. А она поспешила продать его за три красных бумажки с изображением каменного моста в романском стиле, свойственном раннему средневековью.

Я уже никогда не узнаю, что было причиной, ведь её предсмертной запиской оказался чек из аптеки. Название стерли из памяти алкоголь и воспоминания о её улыбке. Фен… Фена… Фено…Не вспомнить. Только до сих пор стоит перед глазами цена - 23€ - и разного размера монеты, что резали мне глаза, отражая лучи заходящего на западе солнца.

Я был слеп. Не хотел рушить наше счастье. Наверное, своё счастье. Я слышал, как она плакала ночами, выходя на балкон. Я видел, как её слезы впитывали лунный свет и отражались мерцанием звезд. Но я не смел ничего сказать, спросить, не смел даже думать, что по каким-то причинам наше счастье не будет вечно. Моё счастье. Моя радость. Теперь моя боль. Моё забвение в темных коридорах, на маленьких кухнях, под низкими потолками, в липких туалетах и вонючих подвалах. Но только не на открытых балконах, где ветер доносит до меня её имя, а небо, скрытое за зеленью листвы, смотрит на меня её глазами.

Теперь хватит. Воспоминания о ней стали маленьким жуком, ползающим по неровной поверхности моего мозга, хватающимся за тонкие извилины, надкусывающим полушария. Вот только он пробыл там слишком долго, не осталось ни одного квадратного сантиметра без его укуса. Дальнейшее пребывание его там бессмысленно.

Достаю тяжелый пистолет, который я нашел в каком-то из тех ранее перечисленных мест и подобрал машинально, не зная, зачем мне это нужно. Умирать тяжело, но жить еще тяжелее. Холодный ствол упирается мне в висок. Воспоминания о ней, о нас, об Италии и о том балконе, где она всегда плакала, думая, что я не вижу её слез, а может, зная, что я их вижу. Так или иначе, я уже никогда этого не узнаю.

Мысли путаются. Но есть только одна, как навязчивая мелодия, засевшая в голове и всплывающая в минуты, когда нужно думать о самом главном. 23€ и ни центом больше – её последние слова, напечатанные черной краской на тонком листе бумаги, неровно оторванным кассиром в белом халате. 23€ и ни центом больше – цена моей жизни.

Жму на курок.

***