Унг-р

У нас нет готового понятия дракона,
так же как нет готового понятия Вселенной.
Х.Л. Борхес

   – Есть во вселенной места, о которых нам лучше не знать, – повторял мне сосед, словно было не ясно, что он имеет в виду.
   Бледный свет лился откуда-то сверху, застывая на прутьях клеток. Стон и плач, утихая, возвращались вновь. Ведьма, перемещаясь вокруг Картотеки, выбирала новую жертву.
   – Думаешь, кто? – тот, с кем я говорил, находился в тени. Я лишь изредка ловил на себе задумчивый, тусклый взгляд, предпочитая не смотреть в дальний угол с неподвижной фигурой.
   – Не знаю, – сказал я, помедлив. – Это важно?
   – Не важно, – ответил сосед. – Но любопытно.
   Выбор пал на плаксивого г'нара, чьё непрерывное хлюпанье не давало нам спать.
   – Мне известно, кто ты и откуда явился, – сказала Унг-р, обратившись к нему. – Твой мир – у меня на ладони. Вижу белые города, вижу ветви н'гуана, отягощенные сочными м'блюками. Вижу племя твоё в синем пламени звёзд, пронизавших пространство, – племя г'наров, живущих под светом трёх Солнц, вижу все их деяния, гляжу в их нутро...
   Унг-р умолкла на миг.
   – Ты отправишься в копи Кулд'хара, где тебя заключат в Красный кокон.
   Страшный вопль пронзил тишину.
   – Пожалей! – взмолился приговорённый г'нар, заломив восемь рук в беспросветном отчаянии.
   – Жалость! – усмехнулась Унг-р. – Что есть жалость?   
   – Маньячка, – послышалось у меня за спиной.
   Унг-р вернула дескрипт в Картотеку, что-то щёлкнуло в воздухе, – и г'нар провалился в Зелёную яму.
   – Несчастный, – сказал сосед; крики г'нара ещё доносились из ямы. Ведьма вновь закружила, подыскивая кандидатуру. – Г'нары чувствуют боль как никто в этой области мира.
   – Откуда вам знать?
   – Я многое знаю, – ответил голос.
   Пытка длилась и длилась. Происходило одно и то же: в сумрак Казнилища проникал свет, по каменному столбу спускалась какая-то сущность, внушавшая трепет и ужас. В основании колонны покоилась глыба; то ли камень, то ли металл её был испещрён отверстиями, где хранились дощечки, по которым Унг-р читала летопись далёких миров и судьбу обречённых, прибывших оттуда.
   – Сколько иронии в слове «явился», – заметил сосед.
   – Скорее жалости, – сказал я ему.
   – Это кто там?! – крикнула Унг-р, и мы оба притихли.
   – Приятно, что мы с вами нашли общий язык, – шепнул мне сосед. – И встретим конец как подобает мыслящим существам.
   Длинной двупалой конечностью он указал в сторону клетки, стоявшей напротив, где томился в неволе малютка ыыш. Забившись в угол, он трясся, как безумный, вращая огромными глазами. Причиной тому был тот, кого поместили в соседнюю клетку: щупальца гулюлюна, заплетаясь в кольца, тянулись к нему снова и снова.
   – Ну, болтуньи, – продолжила Унг-р, – кому не терпится на свободу?
   – Мне, – сказали с противоположного конца темницы, и взгляды устремились к строгой, величественной фигуре гурана.
   – О! – изумился сосед. – Вот это уже интересно. Не думал, что он вступит в беседу.
   – В чём дело?
   – Гураны – мудрые, гордые существа, – ответили тут же. – Их волю не сломишь. Они – аристократы галактики.
   – И её же дерьмо, – добавила Унг-р. – Когда пала Эндара, кто первый призвал на блаженную землю плутов и изменников? Кто пел бестолковые песни, смущая курунов?
   – Мы стали свободней, – ответил гуран, тряхнув роскошными, огненно-красными крыльями. Когти на мощных, пружинистых лапах скреблись о каменный пол.
   – Свободней! – воскликнула Унг-р. – Погоди у меня. Я до тебя доберусь.
   – А что вам мешает сделать это сейчас? – удивился гуран.
   – Тебя я оставила на десерт.
   Ведьма говорила, не переставая, то бубня, то шипя и свистя, переходя на крик и умолкая внезапно, коверкая каждое слово, как бы глумясь над никчёмностью речи в стенах Казнилища. Странно, но я понимал этот бред – её дикий язык, будто то, что она собиралась сказать, проникало мне в мозг в обработанном виде, как и речь заключённых – тех, кого я видел поблизости. Иногда мне казалось, что ведьма меняет облик – я видел старое, сморщенное лицо с крючковатым носом и бородавкой на подбородке. На голове маячила остроконечная шляпа, а из рукавов обтрёпанной хламиды выглядывали жёлтые, худые ладони. Я закрывал глаза и считал до трёх – и тогда она вновь представлялась как нечто бесформенное… Однако всё повторялось.
   – Как думаешь, что ему будет? – голос соседа стал ближе, но я, по-прежнему, не оборачивался.
   – Мне всё равно.
   – Почему?
   – Всё равно это смерть.
   Сосед умолк на мгновение.
   – Мы равнодушны к тому, что важнее всего.
   Услышав это, я хотел было обернуться, но удержался.
   – Миры бесконечны – и каждому Унг-р подбирает СВОЁ наказание…
   – Что, если всё-таки рассмотреть меня в качестве основного блюда? – продолжал огнекрылый гуран, ероша узористые перья огромным клювом.
   – Не гунди, – отрезала Унг-р. – Чего ты там ищешь? Блох?
   Она посмеялась, разинув рот с парой гнилых зубов, и о чём-то задумалась.
   – Можешь не волноваться: они тут не выживут.
   – Вам виднее.
   Она помрачнела.
   – Помолчи, дай подумать.
   – Окей.
   Меня воротило от их разговоров. Я хотел, чтобы это ушло.

   В темноте я пытался пролезть сквозь решётку, однако прутья клетки то сдвигались, то вновь раздвигались, реагируя на любые движения. Я не оставлял попыток, словно это могло что-то изменить.

   Камень стен. Ползающие тени.
   Начинало казаться, что казнь, ожидающая меня, становится моим единственным – подлинным – желанием. И тут я опять услыхал за спиной:
   – Каждый видит Унг-р по-своему – так или иначе... Если она представилась тебе наособицу – значит, на это свои причины.
   – Вы сами-то в это верите?
   Сосед хмыкнул.
   – Ещё бы.
   И добавил:
   – Природа её – едина.
   – Всё, голубчики, – сказала Унг-р, – дотрещались. Завтра я с вами разделаюсь.
   – Наконец-то, – обрадовался сосед.
   Но меня словно льдом обожгло.

   День или ночь? Месяц или два? Всё потерялось.
   Перед глазами стояла недавняя сцена: тоскливое, бледное, вытянутое лицо лундры, обитательницы системы Виула, которой сообщили, что ей – погружённой в бездонные воды Дуанна, на границе обитаемого мира – до скончания времён будет сниться единственный сон, где она пожирает своих детей.
   Что за сила создала это место? Для чего? Кем мы были, невинные жертвы тупой, изощрённой жестокости?
   – Как ты здесь оказался? – услышал я в полудрёме и тут же очнулся.
   – Что?
   Мы помолчали какое-то время.
   – Не знаю, – ответил я нехотя.
   – Не знаешь или не помнишь?
   – Помню, как навернул банку пива и пожарил яичницу.
   – То-то и оно! – воскликнул сосед.
   – В смысле?
   – Что дальше?
   – Дальше я вышел и внезапно...
   – Внезапно?
   – Да, очень внезапно очутился здесь.
   Я чувствовал, как сосед радуется чему-то.
   – В чём дело?
   – Ни в чём, – ответил он мне загадочно. – Я получил подтверждение своей теории.
   Я не стал ничего говорить.
   Темнота заползала в сознание. Почему я не умер от голода? Не сошёл с ума? В мою голову засовывали какие-то образы, мешавшие думать о чём-либо, кроме конца. Мне привиделись длинные, жёлтые трубки; липкая, вязкая жидкость затекала по ним в мои ноздри и глотку.
   Голос соседа вывел меня из забытья:
   – Позволь объяснить тебе суть происходящего. Миры во вселенной связаны переходами. Вы, земляне, называете их кротовыми норами.
   – И?
   – Унг-р пользуется ими, иначе мы не попали бы к ней, а она – не смогла бы отправить нас в те места, о которых нам лучше не знать. Это ясно?
   – Ясно.
   – Вы, обитатели маленькой дивной планеты, интересные существа: много чего напридумывали, не понимая, что это значит на самом деле. Взять, к примеру, историю с кругом фей.
   – Чего?
   – Никогда не знаешь, где он появится. Искать его бесполезно, да и не нужно. Заступив туда, обратно уже не вернёшься.
   – К чему это всё?
   Голос стал ближе, он звучал над моей головой: я чувствовал ровное, тёплое дыхание говорящего.
   – Кротовые норы сходятся ЗДЕСЬ.
   – Понятно, – сказал я ему, отвернулся и вскоре уснул.

   С наступлением утра (или вечера?) он отправился в Мир-Запустения-Урдун, где его ожидали Живые-Пески-Андурана, созидавшие в вечной, клокочущей муке безумные, хищные подобия самих же себя.
   – Что приуныл? Не бойся, – напутствовал он меня. – Знаю, ты чувствуешь себя мелким. Но это неправильно.
   – Что?
   – У нас многое отняли, но и дали немало, ибо нам теперь ведомо, кто мы.
   – И кто мы?
   – Мы – жертвы. Прощай, мой сосед по галактике! – молвил сосед и исчез навсегда.
   – Прощай, – ответил я тихо.

   Что уготовано маленькому ыышу и отвратному гулюлюну? где окажется гордый гуран? кому быть в этой клетке за нами?

   Вскоре Унг-р, отослав в Мурабад – обиталище ртутных стрекоз – кристаллических слизней, добралась до меня. Я сидел в дальнем углу – там, где прежде находился сосед, и глядел на ведьму. Сердце стучало, как ошалелое. Извлекая дескрипт, ведьма что-то насвистывала – явно от радости. Оглядев его, она замерла, побледнела, затем побагровела, физиономия её искривилась, как в судороге. Руки ведьмы тряслись; она  вскрикнула, замахала ими, точно защищаясь от чего-то ужасного. Дощечка звонко стукнулась об пол.
   Она долго молчала, словно боясь заговорить.
   – Мне известно, кто ты и ОТКУДА явился, – сказала она дрожащим, старческим, упавшим голосом. – Ты отправишься...
   В этот момент всё померкло и вспыхнуло. Я закрыл глаза на мгновение, а когда открыл их – увидел голубое небо, зелёные деревья, качавшие ветвями на лёгком ветру, траву и цветы, покрывавшие поле, протянувшееся до самого горизонта. Издали доносились гудки проходящего поезда. Бабочка села мне на плечо.