Питеркин убегает

   Питеркин был голоден как никогда. Он тоже потерял свою верную тыкву! О, что он мог сделать? Он долго размышлял. Он мог бы попробовать приготовить еще немного цветов и виноградных лоз на своей плите. Но нет ... он вспомнил, что произошло, когда он пытался в последний раз. И, похоже, на всем берегу больше нечего было есть.

Значит, он должен бежать. Он должен бежать с этого пустынного берега. Он должен куда-то уйти ... он не знал, где именно—просто где-то в другом месте.

Но как? Потому что теперь у него не было Пумперкина. Его желтый домик-лодку унесло волнами за горизонт. Наконец, пока он стоял в глубоком раздумье, ему в голову пришла веселая мысль. В самом деле, эта идея была настолько полна безумных приключений , что, когда она пришла ему в голову, он расхохотался и радостно захлопал в ладоши. Он вспомнил, какая смешная вещь произошла у плиты час назад.

Поэтому он поспешил разжечь ревущий огонь в черном железном горле печи. Потом он побежал туда-сюда по берегу, пока, наполовину погрузившись в песок, не нашел огромную жемчужную морскую раковину. Он вырвал его, отнес обратно и поставил на плиту. Чтобы убедиться, он добавил немного виноградных лоз, цветов и серебристой морской пены. Потом он забрался на верхушку своей печки и сел в чашку с раковиной. Ой! было жарко!


Точно так же, как и раньше, был небольшой завиток лавандового дыма, немного дрожащий и раскачивающийся—затем ПУФ! Поднялись ракушка, Петеркин и все такое!

Вверх, вверх, вверх! Питеркин, отчаянно цепляясь за острые края раковины, чувствовал, как ветер бьет ему в лицо. Он не осмеливался смотреть вниз, но знал, что берег и раскинувшиеся на нем деревья становятся все меньше и дальше. Что - то серое и мутное заволокло его глаза, словно шелковая вуаль. Он витал в облаках. Вверх, вверх, снова в солнечную синеву, где теперь он мог видеть облака под собой большими ленивыми волнами. Вверх, вверх, всегда вверх!

Один раз хрупкая скорлупа застонала, словно собираясь разлететься вдребезги и отправить своего всадника в скрытую землю. Однажды он ударился о огромный черный, покрытый золой бок мертвой звезды и чуть не перевернулся вверх тормашками. Однажды его жемчужная подкладка опасно треснула под жарким пламенем близкого солнца.

Теперь летящий снаряд и его всадник плыли вперед. И вниз тоже. Вниз по медленной, изгибающейся линии благодати—медленно, медленно вниз и вперед, сквозь облака и под ними. Теперь Питеркин видел высокие холмы незнакомой страны—страны, где все поля были желтыми от зерна, посаженными в причудливые квадраты, как шахматная доска, и все холмы были мягкими от зелени сосен. Посередине долины бежала серебряная нить реки, и Питеркин разглядел теперь мерцающие красные крыши коттеджей. Это была самая мирная сцена, которую он когда-либо видел.

- Ах, как бы я хотел быть там! - вздохнул он.

Не успел он произнести эти слова, как пух бросил свою морскую раковину прямо на мягкую грудь желтого стога. Он приземлился глубоко в сено, без единого шишка или царапины. В долине Питеркин был в безопасности.