Вспоминая прошлый век. Шаржи

   Случайно ли, закономерно ли, наиболее яркие, запоминающиеся истории, эпизоды, их участники, их диалоги, их лица, все непостижимом образом относятся к прошлому веку (к годам восьмидесятым-девяностым). Либо свежесть восприятия была высока, либо действительно люди и события встречались и случались неординарными и экстравагантными. Но в поступках всех этих людей, несмотря на внешние асоциальные рамки, отражается колоссальная внутренняя свобода, отстраненность от идеологии режима. К двухтысячным все уже значительно выросли, поседели-полысели, перестали резвиться и паясничать,  закостенели так, что всех нас нечем больше удивить.
Расскажу я вкратце здесь о некоторых (товарищах) Персонажах, и о событиях с ними и вокруг них, о том, что помнится спустя годы и годы. Не по алфавиту, не по рангу. Каждый из них может быть в титрах номер один.
Описания постарался передать максимально близко к прошедешему.

Персонаж Р. Хоббирует и пробавляется неординарными проектами, как то: обводнение краснозёмов Аризоны, промышленные захоронения в космическом пространстве, вакцинация левобережья Меконга, имплементация котов в диагностике подземных трубопроводов и т.п. Продал цыганам опционы на Ванадий. Бежал. Огорчённый падением котировок проката позвонил и объявил выговор директору Новолипецкого комбината. Будучи рядовым сотрудником местного металлургического завода, случайно зашёл в дирекцию, где великодушно согласился продать измученным снабженцам медную катанку строго за наличку с дисконтом в 30 процентов. Получив картонную коробку денег,  Р. здесь же уволился, и покатил на трамвае домой. При пересечении подземного перехода на пл.Кирова был встречен абсолютно незанятым У. (о персонаже см. ниже). Заключение партнёрства. Всплеск фейерверков, песни и оды радости, ранние потуги гигантомании, белые костюмы, юг, шоколадные феи. Освоение коробочных запасов три дня сопровождалось кратковременным падением интеллекта и просто падениями. Заочно был куплен Мерседес. Дальнейшее перемещение партнёров исключительно  - ларёк-ларёк в пределах видимости двух резидентур. Каждое утро - белые голуби. На этапе уже близком к кобелированию пришла тихая Наташа и (порвала связь) закрыла сказку.

Персонаж Л. Высокая под 190 см, худощавая фигура, рыжевато-светлая, чуть лысеющая поверхностью, голова, этакая компиляция физиономии Мазаева и эксцентричности, и ломкости движений, Пети Мамонова. Одевался (по сравнению с нами – одевающимися приторно-одинаково изо дня в день – майка, джинсы и кроссовки, и кичащимися обладанием труднодоступных джинсов «Вранглёр» и «Ли», и обуви «Адидас», «Данлоп») вызывающе элегантно и броско: твидовые большеразмерные пиджаки, редчайшие джинсы «200 лет Америке» и «Силвер Доллар», рубашки-реглан, велюровые костюмы и вельветовые брюки, остроносые туфли на среднем скошенном каблуке, греческие сандалии, и галстук! представьте – галстук! тонкий вязаный или черный на резинке, зимой - долгополое кожаное пальто и ковбойская шляпа! У него единственного была серьёзная машина – белая «Волга», подаренная папой. Родители  очень значительные люди – профессура – преподающие в меде и практикующие в клиниках меда. Правда, ключи от машины регулярно изымались, ввиду непримиримого абсурдизма в отношениях отцов и детей и частого абстинентного синдрома у отрока, да и сам отрок не стремился к активному вождению, это раскрепощало его в хаотичном круглосуточном движении и избавляло от глупых ограничений.
Как и положено династически, он учился в меде. Когда он там учился - неизвестно! Надо  утром на пляже – мы на пляже, надо завтра в Тольятти  - он в Тольятти! С ним на потоке учился парень из моего дома – очень толковый и прилежный парниша (тоже из семьи медиков). Так он рассказывал – мы все учим-учим, бегаем, что-то сдаём, пересдаём, мучаемся, дрожим, заглядываем в глаза преподавателей, домой приходим в семь-восемь каждый день, суббота – или практика в клинике или дежурства. Этот – хрен знает, когда бывает в институте, постоянно бухой – приходит, всё с ходу сдаёт на пятерки! Сам сдаёт, без натяга! Идёт на красный диплом! У него память феноменальная, раз услышал – навсегда, страницу пробежал глазами наикосок - всё запомнил!  Мы слушали, не верили. Но однажды Л. случайно при нас перебирал дипломат, где мы увидели зачётку и попросили. Вот ни за что бы, зная маэстро, не поверил! За пять курсов одна «четвёрка», где-то в начале страниц!
Прозябал он чаще у бабушки, в большой квартире - сталинке на Победы - Калиниа (родители жили на Ленина).
Бабушка индифферентна и ему попустительствовала, да и сам он к себе не водил.
И не было у парня моральных ограничений! Все экспозиции - на границе совести и закона. Мог засосать в трамвае зазевавшуюся тридцатилетку. Читая в белом танце Баратынского, лез первокурсницам в трусы. Для смены ракурса, пьяная братия с ним могла внезапно уехать допивать в Пензу, или в павильон птицеводства ВДНХ. На флюидах тихой пьяни, по обложке корочек КГБ остановил машину ГАИ и направил сотрудников на регулировку площади Кирова. Особым изыском было в компании мальчиков-девочек наклониться к уху кавалера и громким шёпотом запытать: ну как,  брат, триппер вылечил?
Если в пять утра в лагере «Политехник» эхом развевается Мальчиш-Кибальчиш - это не радио, не сбрендивший петух с окрестной дачи, и не старшая повариха созывающая обслугу на утреннюю варку, а наш пионер в полный голос декламирует от летнего туалета:

«Эй, вставайте!
Пришла беда, откуда не ждали.
Напал на нас из-за Черных Гор
Проклятый буржуин со своим буржуинством.
И отцы ушли, и братья.
И нет нам, мальчишам, ни сна не покоя!»

Коль появлялся Л., тусня расправляла крылья – три-пять дней неограниченной пьянки и спонтанных куролесиц, пока не устанет маэстро, обеспечены. Где он тогда брал деньги остается до сих пор загадкой. Родители столько давать не могли, «фарцой» не промышлял, жуликом не был. Крались подозрения – ничем, впрочем, неподтверждённые – с экспедиций в Чуйскую долину? Происхождение стопки в пару сантиметров пятидесяти и двадцатипятирублёвых купюр, всякий раз появлявшейся из его кармана, публику не слишком интересовала, публику интересовал возбуждаемый стопкой эффект!

Персонаж Ш. Раскрепощённый мэн. Довольно приятной внешности. Хорошие манеры. Дал объявление. Приглашаю молодую женщину без комплексов в круиз. Флорида (7 дней) – Карибские острова. На месяц. Полный пансион. Паспорт, виза, перелёт, плюс суточные $200. При хороших взаимоотношениях возможны выплаты до $5000. Собеседование в отеле «Жигули».
Телефон приходилось выключать. Желающих «без комплексов» объявилось не меряно (более половины – замужние!). Выбирал по присланным фото и анкетам.
Два кофе и номер на два часа обходились ловеласу в $30.
Встречал в хорошем костюме. Галантен. Визитка. Пачка купюр мелькала недвусмысленно при каждом случайном открытии бумажника. Красавица млела. Всякая из пришедших на собеседование объявлялась победительницей. После краткой беседы поднимались в номер для адаптации тем.
Через некоторое время счастливая «победительница» дозванивалась и, увы… выбрана другая!
Позже. Одна из победительниц (замужем, ребёнок) встретила его в метро. Переспали просто так. У него на Теннисной. Пока отсутствовала мама.
Многие звонили больше года - не предвидится ли мероприятий ещё? Некоторые были готовы поехать хоть куда без суточных и питания.
Другие предлагали встречаться здесь на любой территории за небольшую помощь. Одной он отшутился – «десять долларов», она спросила: куда ехать?

Персонаж У. Каждый раз, когда дежурство заканчивалось, когда все самолёты сели, и бетонные ветви полос аэропорта уснули, высокий долговязый блондин, захлопнув дипломат с тяжёлым наследием прошлого (полудюжиной тонких бутылок коньяка, плитками бабаевского шоколада и душистой заморской колбаской «салями») и настоящего (шелестящего сиреневыми и зелёными бумажками-подложками портрета Ленина), суть всё прошения и подарки людей, из пешеходов вдруг стремящиеся стать пассажирами, именно сегодня, и именно в тот город, билетов куда уже нет! Эта люди должны улететь! Как бы не был тяжёл дипломат! Как бы не был бы сложен полёт!
Рейсовый автобус – Аэропорт – Город. Ещё десять минут на маршрутку (попутку или такси). И! Волга. Тихий вечерний пляж. Тёплая несмелая вода принимает горячее тело.  Теплоход, спешащий вниз к Саратову, уже зажигает сигнально-осветительные огни, вечерняя волна от теплохода не так уж сильна; слышны смазанные музыкальные ритмы. Блондин возвращает себя в синий форменный костюм, в белую рубашку и галстук с зажимом, проверяет ладонью фуражку с кокардой на «правильно надел» и степенно поднимается вверх по глинистому оврагу со свисающими по сторонам деревьями, перекрывающими сплошным шатром темнеющее небо. Мелкий и шумный ручеек сбегает по дну оврага. Влажно и даже прохладно! Днём подниматься здесь с пляжа после горячего волжского солнца одно удовольствие.
   Выше, по окончанию подъёма – летние лагеря – пионерские, студенческие, базы отдыха и турбазы, перемешанные с участками леса с подлесками и городскими дачами и участками.
   На одной из дач, у подножия Лысой горы, в Студёном овраге Блондина ждут. Скоро начнутся танцы. Нужно ещё посидеть и выпить с друзьями. Рассказать смешные и дурацкие истории из жизни пилотов и стюардесс, просветить паству о девиации компаса, об обходе борта при грозе и ошибках измерения путевой скорости и угла сноса.
   Потом он будет танцевать и таскаться с приятелями с одной турбазы на другую в поисках лучшей музыки и расслабленных партнёрш. Потом он будет где-то сидеть и снова пить. Потом он в час с ней уйдёт, и в два ляжет, не пойми где, а в четыре заснёт.
  Но настырный будильник на часах скоро скажет: «пора», и он как солдат соберётся в момент. И побрив на лице, и приняв свежий взгляд, он выйдет в зябкий рассвет.
   В пять утра, когда не будет ни за что ни маршрутки, ни попутки, ни такси, и он будет больше часа шагать с пустым дипломатом вверх по 9-й просеке, чтобы выйти на трассу на Верхней Поляне, где его и других служащих аэропорта будет ждать спец автобус, тот, что отвезёт его снова встречать-провожать самолёты, и где благодарные пассажиры будут совать ему мятые конверты и нагружать дипломат.
  И послезавтра, а может и завтра, он приедет в Студёный опять.

Это персонаж Г. Не будите его вдруг, а то он расскажет стихотворение про голубя!
В один тёплый вечер, когда экономических либералов уже придушили, а ограничители всея и всего ещё не встали на крыло, на пустыре на подступах к гаражам и помойкам по ул Кр.Коммунаров светловолосо-кучерявый, приятной интеллегентной внешности бородач жёг костер. Случайно обнаруженная им груда, вынесенных неизвестным библиофобом, книг и журналов сортировалась по признаку надобности и ненадобности. Надобности откладывалась в ровные стопки, и стопки эти уже составляли зримый ресурс для небольшой сельской библиотеки. Сложные в двусмысленности коммунистические экзерсисы и прочая дребедень отправлялись в массе костёр.
С другой стороны улицы, из близлежащего дома, в нарушение явных примет, выдвинулась фигура, несущая мусор. Фигура принадлежала женщине средних лет, свободное от отдыха время посвящавшая труду на благо ракетостроительного комплекса. На складе лакокрасочной продукции, топлива и спиртов.
-Барышня! Вы здесь рядом живёте? Вот, жестокий человек книги выбросил, а я собрал! Можно у вас часть полежит, я потом заберу! Все мне не унести разом!
Барышня – «сто лет в одиночестве», которую на работе, да и помимо работы совсем не по отчеству, а всё чаще на «С» и на «Б», обмякла при приятном общении с приятным же молодым человеком. Села на ящичек рядышком. Покурили. Посудачили. Сходила домой за рюкзаками и сумками. Занесли книги в квартиру.
-Может за встречу? У меня спирт заводской есть! (фоновая музыка – Бетховен, пятая симфония, вступление).
Он читал принесённый томик Сологуба, открытый наугад. Она мирно сидела в кресле, теребя кота. Нос над пледом. Тусклый свет торшера. Тихая Луна.
Так книгочей пометил место! Последующие дни характеризовались существенным наращиванием и расходованием спиртовых запасов милой Барышни. Постепенно Бородатый переместился сюда жить!

Персонаж Ж. Сейчас ей под шестьдесят. Реально на вид, ну…45-48! Физически крепкая, ровная, без талии и пуза. Макушка белая (или седая?). Стрижена крайне коротко, даже не под мальчика. Во рту трубка (!)
В начале восьмидесятых серьёзно готовилась во флот. Бесконечные поездки в, и переписки с, морскими училищами – что-то не хотели брать по гендеру. Сдалась Одесса.
Где носило после училища неизвестно. Но соли, видно, похлебала. Неплохой испанский.
В середине девяностых вернулась. Мутные тёрки с полубандитами в ритуальном бизнесе.
Потом родила. Затихла. Когда вызрела дочь - активизировалась.
Летала с группами (и лазила по несложным категориям) по разным горам и пикам. Гитара кое-как. Сборник исписанных корявым почерком прикостровых романтических баллад.
Начало двухтысячных. Её судили в Индии. Справки обрывочны. Предположительно – била нападавших на неё обезьян. Вышла, осталась. Занималась туристической лабудой на побережье. Учила аборигенов плавать. Через год устроилась водилой на грузовик. Сбила двух коров. Закрыли на полгода. Дифтерия. Выпустили по протекции со штрафом. Вернулась. Внуки. Дача. Рассада. Всё как у всех! Иногда йоко-гири и маваши-гири с чучелом на участке. Говорит спокойно. Вдруг, ни с чего – ко мне в рубашку, и плачет!