Не романтический роман глава 24-25

Глава 24
Таня припарковала машину возле дома свекрови и, коротко переговорив с сыном по домофону, зашла в подъезд. Через минуту она уже входила в квартиру на втором этаже, где её с нетерпением ждал немного растерянный Вова. Увидев мать, он крепко обхватил её  ручонками и прижался к ней всем своим  худеньким тельцем. Таня обняла сына и, потрепав, слегка, его золотые кудри, поцеловала в самую макушку.
- Испугался? – грустно улыбнувшись, спросила она его
- Немножко.
- А кто скорую вызвал?
- Я набрал, а бабушка разговаривала.
- Ты кушал?
- Нет, только конфеты немножко.
- Понятно – заглядывая в холодильник, нараспев произнесла Таня. – Сейчас я тебя покормлю,потом, соберу бабушкины вещи и отвезу тебя домой.
- А ты куда, к бабушке?
- Да, завтра её в другую больницу перевезут, надо будет договориться.
- А с тобой, можно?
- Не сегодня, малыш. Будешь, вместо меня, Лизу развлекать. Согласен?
- Я уже не малыш, мам. Это Серёжа малыш.
- Ладно, договорились.
Таня нарезала им по паре кусочков батона, колбасы, помидора и сыра, соорудив из них бутерброды и поставив всё это в микроволновку, занялась чаем.
- Вов, а когда мы ушли бабушка на сердце не жаловалась?
- Нет – отвечал мальчик, с интересом наблюдая, как за стеклом микроволновки, плавящийся сыр медленно стекает по краям батона, аппетитно наползая на виднеющиеся помидоры и колбасу.
- А на боль в руке не жаловалась?
- Нет – не отрывая глаз от занимательного зрелища, отвечал Вова
- Ума не приложу, что могло этот приступ спровоцировать – вслух подумала Таня и скомандовала:
Быстро руки мыть, я достаю бутерброды.
Вова вернулся из ванны, демонстрируя ей свои, ещё влажные ладошки. Сев за стол, он принялся уплетать бутерброд, запивая его сладким, ароматным чаем.
- Мам, а почему у бабушки такой вкусный чай всегда?
- Потому, что твоя бабушка, раньше на севере жила и много разных трав знает.
- А ты не знаешь?
- Нет. Я не знаю. А где бабушка была, когда у неё приступ случился?
Вовка, будто что то, вспомнив или догадавшись о чём то, взглянул на маму своими круглыми глазами и предположил:
-Может это из-за того, что я мячиком в коробку попал?
- В какую коробку? - оглядываясь по сторонам, спросила Таня.
- В спальне, там стоит такая большая картонная коробка. Я думал – это будут ворота, а мячик прямо сверху попал и …
Не дождавшись окончания рассказа, Таня быстрым шагом прошла в спальню и увидела стоящую возле кровати картонную коробку. Верхняя часть её была повреждена, а сама коробка была открыта. Возле неё, на полу валялись газетные вырезки, какие-то листы печатного и рукописного текста и фотография, которая сразу привлекла Танино внимание. Это было портретное фото красивой девушки с тёмными волосами чуть ниже плеч, большими выразительными глазами, в платье или кофте с округлым воротничком и кулоном в виде ажурного сердца. Лицо на фотопортрете казалось ей знакомым, не менее знакомым показался Тане и кулон девушки.
В нижнем углу фотографии было указано: город N фотоателье N 23. Таня перевернула фотографию, на обороте красивым округлым подчерком было выведено: Хочу всегда быть с тобой. Твоя Саша.
Таня собрала разбросанные по полу вырезки, листки бумаги и сложила всё в коробку, самой последней, она положила фотографию. Думать о странном фото у неё не было времени.
Только после обеда Тане удалось добраться до больницы. Вера Дмитриевна лежала, прикрыв глаза. Лицо её казалось осунувшимся и бледным. Очевидно почувствовав приближение Тани, она приоткрыла глаза и улыбнулась.
- Как вы себя чувствуете?
- Уже лучше. Вот только, что капельницу убрали, а то, весь день сегодня капельница за капельницей … Я уж, признаться, устала.
- Ничего, за то вам уже лучше стало. Вот уж и румянец появился – Соврала Таня -  а на завтра я уже договорилась. Поедем в другую больницу, там один кардиолог работает, просто специалист от Бога! Он вас в два счёта на ноги поставит.
- Спасибо, Танюша. А Михаэлю сказала уже?
- Нет, я пока не сказала. У него сегодня важный день, переговоры. Вот завтра мы вас устроим, так вместе ему и позвоним.
- Правильно сделала. Не беспокой его, по пустякам. Хотя утром, когда прихватило, я за Володю так испугалась. Думаю, как же он бедный будет, если я сейчас тут, на его глазах, Богу душу отдам. Благодаря ему, спасителю моему и жива осталась.
- Так ему и передам, а то он волнуется, что вы разнервничались, из-за того, что он коробку вашу сломал.
Вера Дмитриевна оживилась, в глазах её блеснул огонек, и она быстро заговорила:
- Это ж ваша коробка. Михаэль её принёс, сказал, что гараж продавать будет, а это вещи из гаража. Когда Володя по коробке попал и верхушку сломал, то мяч вовнутрь провалился. Я стала его доставать, а заодно решила глянуть, не сломалось ли чего там, может починить надо, что б потом Михаэль ребёнка не ругал. Думала, что там инструменты, может вещи рабочие или ещё что то, а там только фотографии да… В глазах Веры Дмитриевны показались слёзы. Таня, испугавшись, что рассказ о злополучной коробке спровоцирует ещё один приступ, поспешила закрыть эту тему.
- Всё-всё, Вера Дмитриевна. Другой раз поговорим, сегодня вам надо отдыхать. Я вам вещи ваши принесла. Вот ваш халат, ночная рубашка, зубная щётка, паста, мыло, полотенце.
- Спасибо, Танюша, а тапочки не забыла?
- Вот ваши тапочки. А тут вот сок, ваш любимый, яблочный, виноград, в кулёчке миндаль, говорят для сердца хорошо.
Освободив все пакеты от содержимого, Таня, поцеловала свекровь и, пообещав завтра с утра перевезти её в новую клинику, вышла из больницы. Она спешила не домой, а в ту квартиру, где стояла странная коробка, принесённая её мужем, якобы из гаража, который на самом деле был продан больше года назад. Всю дорогу она думала, что из содержимого коробки, так могло так встревожить Веру Дмитриевну, что привело её к предынфарктному состоянию, зачем соврал матери Михаэль и почему ей ничего не сказал об этой коробке. Добравшись до места назначения, она на одном дыхании взлетела на второй этаж и оказалась в квартире. Теперь она внимательнее осмотрела коробку.  Та была довольно старой, возможно ещё советских времён, никаких следов пребывания в гараже на ней не было. Пахла, однако, она чем - то затхлым и плесневелым, такой запах бывает в квартирах совсем древних стариков, которые боясь сквозняков, никогда не проветривают своего жилища. Таня не стала рыться в содержимом коробки, а решила просто забрать её с собой, чтобы дома, не спеша во всём разобраться.
Глава 25
Олеся с тревожным чувством опустила телефон и вернулась на диванчик, но, перед тем, как продолжить чтение девушка, по обыкновению, внимательно посмотрела на маму. Возможно, в этих привычных чертах она пыталась разглядеть Нику? А может быть себя? После некоторых раздумий Олеся приступила к чтению:
 Генерал позвонил через день и, Веронике Павловне, ничего не оставалось делать, как пригласить его к себе в гости. Зная, что генерал никогда не приходил с пустыми руками, она, всё же зашла в кондитерскую и купила небольшой тортик с заварным кремом, который, как было ей известно, очень любил, званый ею гость. В назначенный час Олег Николаевич явился, как всегда с большим букетом цветов, коробочкой конфет и бутылкой токайского вина.
- Балуете вы меня, Олег Николаевич, я ведь так и привыкнуть могу! – принимая угощения и цветы, шутила хозяйка.
- Знаете, что я вам скажу? Такая красивая женщина, как вы от цветов и подарков отвыкать не должна, а вы привыкнуть боитесь.
-  Спасибо за комплимент, но вы мне лучше расскажите, как вам только удаётся такие шикарные цветы находить? - ставя букет бардовых, сладко пахнущих роз, в вазу, поинтересовалась писательница.
- А это мой секрет и его я даже вам не открою.
- Не волнуйтесь, я не покушусь на вашу тайну. Лучше посмотрите, какой тортик я для вас припасла! С заварным кремом.
- Неужели вы не забыли?
- Вы шутите, генерал? Я забыла? Вечер, банкет, отмечаем выход моего третьего романа «Не её жизнь», мы с вами, выходим на балкон и вы, с упоением, рассказываете о своей слабости – заварном креме…
- Мне ужасно стыдно, я даже не знаю, что на меня нашло…
- Нет, нет, дело совсем не коньяке, просто вы говорили так страстно и красиво, что это было похоже на признание в любви… к крему. Мне тогда показалось, что в душе вы поэт. Благодаря этому вашему откровению, я тоже полюбила этот крем. Вероника Павловна на минуту сделалась серьёзной и заглянула в глаза генерала. Он был смущён и растерян. Переведя всё в шутку, она продолжила:
- Так, что теперь изменения в моей фигуре будут на вашей совести.
Генерал успокоился и засмеялся. Вечер протекал по-семейному: вспомнили Вадима, поговорили о похоронах, о том, как сразу постарели его родители, прилетевшие из Мурманска, где они жили последние десять лет, потому, что его отец служил на флоте. Конечно, пожалели Олю, как молодую вдову, а Олег Николаевич даже посетовал, что у Вадима не осталось детей. Когда Вероника Павловна поняла, что все приличия, как хозяйка, она уже соблюла и можно переходить к самой важной части вечера она спросила:
-Я так поняла, из нашего телефонного разговора, что у вас есть для меня информация.
- Да, конечно, вот я принёс – с этими словами генерал полез во внутренний карман пиджака и извлёк оттуда сложенный вчетверо лист формата А4.
Вероника Павловна с интересом приняла протянутую ей бумагу и пробежала глазами текст, напечатанный на ней. Но генерал, ознакомленный с этим листком ранее, начал пересказ напечатанного в нём.
- Тут потрясающая история, думаю, что если вы её напечатаете, то ваш роман по популярности затмит все предыдущие, хотя я, и вы это знаете, большой почитатель всех ваших произведений, но этому роману я готов гарантировать успех. Интересующая вас, Светлана Лихт, сразу после расстрела мужа, который был обвинён в убийстве собственной дочери, уехала с сыном в Москву, но уже под другой фамилией. Теперь её фамилия Заруцкая, соответственно и у сына фамилия такая же. В Москве она работала бухгалтером на мясоперерабатывающем заводе, сейчас уже на пенсии. Адреса проживания её и сына в листке я красным подчеркнул.
Не знаю, стало ей известно или нет, но мужа её расстреляли по ошибке. Убийца был найден спустя полгода после того, как приговор был приведён в исполнение.
Вероника Павловна почувствовала, как похолодели сначала её пальцы, затем холодок пробежал по позвоночнику и распространился на всё тело. Она подёрнула плечами и накинула мягкую голубую, шаль крупной вязки. Боясь, что от взгляда опытного КГБешника не укроется её волнение, она поспешила сделать максимально беспечный вид и поддержала беседу:
- Спасибо огромное за столь исчерпывающую информацию, а что с начальником тюрьмы?
- Им оказался мой знакомый, вместе, когда-то в парную ходили. Он сейчас болен, сердце. Но я с ним созвонился, объяснил обстановку, так что он вам на все ваши вопросы ответит, если вам это нужно.
- Конечно, нужно. А когда вашего друга навестить можно?
- Да, хоть завтра. Он теперь живёт на даче и никуда не выезжает.
- Отлично, значит завтра с утра, я к вам заеду, и мы нанесём визит вашему другу.
Эту ночь, Вероника Павловна, спала, как младенец и утром, неохотно проснувшись от ослепительных солнечных лучей, прорвавшихся в её спальню, сначала зажмурилась, но, прикрыв глаза рукою, тут же улыбнулась, предвкушая начало удачного дня. Встав с постели, она выглянула в окно и отметила, что день и на самом деле был прекрасен. Синева неба яркая и ослепительная от сияющих лучей, исходящих от пылающего светила, казалось густо стекала на чистейший снег, выпадший накануне, от чего тот искрился и мерцал холодным блеском. Вероника Павловна задержалась у окна, не в силах оторвать взгляд   от этой красоты. На душе у писательницы было хорошо и, даже радостно от того, что вчерашний вечер удался на славу, и воспоминания о нём вызывали у неё улыбку. Любуясь пейзажем, она поймала себя на мысли, что думает об Олеге Николаевиче чаще, чем раньше. Даже сейчас, любуясь красотой зимнего утра, ей подумалось:
-Интересно, генерал уже проснулся? Жаль, если он сейчас не видит всей этой красоты.
Размышления писательницы прервал звонок мобильного. Дама тотчас взяла трубку и увидев, что звонит Олег Николаевич искренне обрадовалась.
- Олег Николаевич, с добрым утром! Сто лет жить будете, вот только вас вспоминала!
- А я о вас, Вероника, вообще никогда не забываю! Знаете, вчера, когда я вышел от вас, снежок только начинался, а пока до дома добрался он уж так припустил, что я подумал, если и завтра такая погода будет, то никуда мы с вами не поедем…Но, слава Богу, всё наладилось, зато какое великолепие кругом! Вы уже видели?
- Да, прямо сейчас наблюдаю!
- Так вот я приглашаю вас поехать в лес!
- В лес?
- К Росину, Андрею Андреевичу! Мы же вчера договаривались.
- Да, да, я всё помню. Просто я не думала, что он живёт в лесу. Сколько времени у меня на сборы?
- Да, сколько угодно, но желательно до темноты.
- Прекрасно! Жду вас через два часа возле моего парадного!
- Слушаюсь!
Распрощавшись с генералом, Вероника Павловна стала быстро собираться. Но открыв шифоньер, потратила уйму времени в поисках подходящего наряда для выезда за город, пока не остановила свой выбор на строгом кашемировом костюме, цвета морской волны, который замечательно гармонировал с, заранее выбранными ею украшениями.
Дорога к даче Росина заняла чуть больше часа, которые, впрочем, для наших героев пролетели незаметно. Сама дача представляла собой старое, но очень добротное строение, первый этаж которого был выложен кирпичом, а второй являлся  деревянным срубом. К зданию вела, довольно широкая асфальтированная дорога, по краям которой были высажены высокие пушистые ели, между нижних, раскидистых лап, которых проглядывали круглые цветные фонари на солнечных батареях. За дачей виднелся хвойный лес, издали больше напоминавший тёмную стену. Он зримо выделялся на фоне сверкающей белизны свежего, ещё не тронутого снега и плотной густой синевы неба.
На пороге дома их встретил хозяин, которым оказался, высокий, немного полноватый мужчина с гладковыбритым лицом. Он похлопал дружески по спине Олега Николаевича и, протянув руку писательнице, представился:
-Андрей Андреевич
- Вероника Павловна – отвечала дама, которой показалось, что хозяин дачи едва скользнув взглядом по её лицу, уже знал о ней всё
В доме пенсионера было уютно и просто. Обстановка более, чем скромная выдавала в хозяине, ценителя дорогих спиртных напитков, которые он явно предпочитал дорогим фужерам, из которых их обычно пьют. Комната, служившая хозяевам залом, была заставлена крепкой, но уже вышедшей из моды мебелью. У дальней стены, в самой глубине находился камин, выложенный, на старинный манер» голландской» плиткой, не слишком вписывающейся в общий интерьер этой комнаты.  Быстро сообразив лёгкий завтрак Андрей Андреевич пригласил гостей к столу и тут выяснилось, что хозяин дачи, как и генерал, страстный охотник и Веронике Павловне пришлось больше часа выслушивать охотничьи байки двух приятелей. Заметив, что она начинает скучать, привезший её Олег Николаевич резко сменил тему:
- Андрюш, Вероника Павловна к тебе тут пару вопросов имеет… -  сказал он и посмотрел на писательницу. Та оживилась и, не дожидаясь реакции хозяина дачи начала:
- Не знаю, сказал ли вам Олег Николаевич, что я писательница?
- Ну, разумеется, сказал. У моей жены, даже пару ваших книг есть. Может, подпишите, если я найду, хоть одну?
- Не сомневайтесь, с удовольствием подпишу, но сначала дело.  Так вот, я задумала роман о нелёгкой человеческой судьбе и необыкновенной любви. Но вот какая история: Олег Николаевич помог мне найти дело на одного человека…
Как только дама заговорила о деле, Андрей Андреевич, сделался абсолютно серьёзным, улыбка сошла с его лица, а глаза приобрели свинцовую остекленелось. Сейчас, когда он так переменился, ей было легко представить этого человека в форме начальника тюрьмы. Прервав её, он сказал холодным казённым голосом:
- Простите, Вероника Павловна, но Олег мне уже в общих чертах обрисовал вашу проблему, что вы конкретно хотите знать по делу Лихта?
Вероника Павловна, не ожидавшая такой прямолинейности, несколько растерялась, но видя, что хозяин дома не отличается деликатностью, выпалила в ответ:
- Всё! Особенно меня интересует, есть ли связь между расстрелом Виктора Лихта и появлением в лаборатории Владимира Сергеевича Константинова?
- Есть – спокойно закуривая, отвечал хозяин дачи и, сделав первую затяжку продолжил:
Это один и тот же человек.
У Вероники Павловны перехватило дыхание и, она закашлялась.
Андрей Андреевич, вновь превратившись в радушного хозяина, вместе с Олегом Николаевичем захлопотали вокруг нее, предлагая поочерёдно то стакан с водой, то постучать по спине, то немедленно проветрить помещение.
- Ну, что ты раскурился – досадовал Олег Николаевич – Тебе же врач, мировой светила, запретил
- Простите, Вероника Павловна, привычка, как говорится – вторая натура. Мне врачи запрещают, а я вот никак не могу с собой сладить.
Она, выпив стакан воды и успокоив кашель, села за стол. Немного отдышавшись и отставив стакан в сторону, дама слабым голосом попросила хозяина дачи:
Рассказывайте дальше, Андрей Андреевич, со мною уже всё в порядке, мне безумно интересна эта история.
 Андрей Андреевич, окончательно убедившись, что состояние Вероники Павловны нормализовалось, продолжил, едва начавшийся рассказ, расположившись за столом, прямо напротив писательницы.
- Дело в том, что Виктор Лихт, много лет назад, спас мне жизнь, впрочем, всё по порядку. Его дело пришло ко мне за сутки, до прибытия, самого осуждённого и у меня было достаточно времени, чтобы с ним ознакомиться. К тому моменту, я имел довольно большой послужной список работы в исправительных учреждениях и, как вы сами понимаете, сомнительное удовольствие общения с убийцами, насильниками и прочими негодяями тоже. Так, что мой опыт, уже позволял мне неплохо разбираться в разнообразных сортах человеческих экскрементов. – После последних слов, рассказчик встал, повёл плечами, от холода и, предложив растопить камин направился, в глубь комнаты, где тот и находился. Прямо перед камином стояли два кожаных кресла, разделённые маленьким круглым столиком, чуть в стороне от них, у стены, располагался небольшой диванчик, заваленный цветными подушечками и, по всей вероятности, составляющий комплект креслам.
Вероника Павловна, успевшая озябнуть, встала из -за стола, вслед за хозяином, и направилась к камину. Из двух кресел, ей приглянулось то, что было ближе к диванчику и она, не дожидаясь, пока мужчины разведут огонь, заняла его, уютно расположившись и положив ногу на ногу. Внезапно, она точно услышала голос из прошлого, вслед за которым последовал целый поток воспоминаний:
- Ника, не сиди так – это был Виктор
- Как так?
- Нога за ногу
- Это ещё почему?
- Потому, что беременным так сидеть нельзя.
- Глупости. Так нельзя сидеть только тем, у кого ноги не красивые, а у меня с этим всё хорошо. И Ника вытянула ровные стройные ноги, демонстрируя их Виктору.
- Знаю, знаю – засмеялся, сказал он и, обняв, прижал её к себе.
Ника зажмурила глаза, на душе у неё было радостно и спокойно, как всегда, когда Виктор был рядом. Солнце уже взяло курс на закат и, торжественно покидая свой трон, гордо прощалось с озёрной гладью, присмиревшей и притихшей на фоне темнеющих изумрудной зеленью сопок и багровеющего неба.
- Давай завтра тоже сюда придём! – мечтательно произнесла девушка.
- Завтра не получится. Я с семьёй к Кате в лагерь поеду!
- Поговоришь с ними? - оживилась Ника и посмотрела в лицо Виктору.
- Поговорю, поговорю – отвечал тот, стараясь не смотреть ей в глаза. Чёрт, чуть не забыл – почти прокричал он, вскакивая и начиная быстро одеваться – мне же ещё облепиховый компот для Кати купить надо
- Так рынок вот - вот закроется – растеряно сказала Ника - не успеем
- Одевайся, поехали – не обращая внимания на её доводы, командовал Виктор.
Когда они приехали, рынок действительно был уже закрыт.
- Проклятье, что же теперь делать?
- Что, жена пилить будет? - зло ухмыльнулась Ника
- Да, не в этом дело. Я Кате обещал. Это её любимый компот… Я всегда тут, у бабы Раи покупаю. Как я мог забыть?
- Может, завтра купишь, перед дорогой?
- Не получится, мы рано, часов в шесть выйдем, рынок, ещё не откроется.
Такой прекрасный день, казалось, был испорчен безнадёжно. Виктор сидел за рулём молча, прямо глядя перед собой, очевидно воображая себе предстоящий скандал с женой.
- А ты, что дома сказал?
-  Что к Семёновичу в деревню поеду, его родителям помочь крышу перекрыть.
- Аааа – Протянула обижено Ника и в машине опять повисла гнетущая тишина.
Вдруг глаза девушки засветились пришедшей в голову идеей:
- Слушай, у меня есть облепиховый компот. Бабушка делала. Я недавно в антресолях  видела баллон.
- Ты уверена?
- Уверена, давай скорее, поехали.
Они приехали быстро. Ника достала компот и поставила перед Виктором на кухонный стол.
- Спасительница моя, а банки литровой у тебя нет?
- Есть, а зачем?
- Да, понимаешь, баба Рая его литровыми банками продаёт. Я его вообще не пью, а жене с Катей одной банки с головой хватает.
От этих слов у Ники похолодело внутри, а под ложечкой, как-то особенно заныло точно от тоски или от нехорошего предчувствия. Мысли набатом застучали в виски:
- Вот он, мой шанс – подумала девушка, но взглянув на ничего не подозревающего Виктора сказала, как можно спокойнее, чтобы не обнаружить волнения уже захватившего её:
- Понятно, проходи в комнату, я пока крышку поищу.
Виктор послушно проследовал в зал и включил телевизор, а она, открыв дверцу кухонного шкафа, достала спичечный коробок, наполненный, растёртым в порошок люминалом. Девушка выглянула в дверной проём и, убедившись, что ей никто не помешает, отлила в литровую банку компот и, высыпав в него содержимое коробочки, тщательно всё перемешала, стараясь не звенеть ложкой.
Сердце Ники колотилось с неистовой силой. Все мысли девушки были направлены только на то, чтобы Виктор ничего не заподозрил. К тому времени, как он появился на пороге кухни, Ника уже одевала пластмассовую крышку на банку с компотом. Виктор коротко поцеловал её, притянув к себе за талию и взяв банку, направился к выходу.
-До послезавтра, я буду скучать – сказал он обернувшись.
Но ни послезавтра, ни в какой другой день, они больше не встретились.
- Ну, что теплее? - услышала Вероника Дмитриевна голос Андрея Андреевича, вернувший её в реальность.
- Да, конечно - растеряно отвечала писательница. 
– Так на чём мы остановились?
Дрова в камине тихо потрескивали, нарушая тишину, воцарившуюся ненадолго в зале. Олег Николаевич, свободно расположившись на диванчике и немного сдвинув многочисленные подушечки, напомнил:
- Кажется, Андрей остановился, на том, что имеет богатый опыт в общении с убийцами.
- И не только с ними – вступил в разговор рассказчик. – Судя по материалам дела, в мою тюрьму должен был быть доставлен очередной скользкий и циничный убийца, коих мне, по роду службы, довелось повидать, не мало. Я видел их глаза -  с этими словами Андрей Андреевич оборотился к Веронике Павловне и, пристально посмотрев на неё продолжил:
- У всех убийц, даже у раскаявшихся, в глазах, где-то очень глубоко, на дне взгляда, остается, что-то не стираемое, окончательное, как выжженное клеймо на теле раба.
Писательница, внезапно почувствовавшая себя неуютно, под странным взглядом хозяина дома, встала, подошла к камину и, взяв кочергу, поправила поленья. Андрей Андреевич, смягчив взгляд и немного расслабившись, продолжил рассказ:
- По материалам дела выходило, что Виктор Лихт утопил собственную дочь и за это был приговорён к расстрелу. Тремя месяцами ранее у меня тоже родилась дочь, и мне захотелось разобраться, что вменяемого человека, а он был признан вменяемым, может заставить убить собственную дочь.… По своим каналам я связался с нужными людьми и ознакомился с материалами следствия. Скажу сразу, даже на мой, не искушённый в сыскных делах взгляд, дело было явно состряпано. Позже, в частном разговоре один из тех, кто участвовал в сборе улик, мне рассказал, что на них сильно давили, ведь дело было очень громким, и народ жаждал крови, причём быстро…
Рассказчик встал, подошёл к старинному буфету и извлёк из него бутылку шоколадного ликёра и три небольшие рюмочки на тяжёлых ножках с золотым обрамлением. Он поставил всё это на маленький круглый столик и принялся разливать, Олег Николаевич, до того сидевший тихо, бурно запротестовал:
- Нет, нет, я за рулём!
- Ну, как знаешь. – Невозмутимо ответил Андрей Андреевич и обратился к Веронике Павловне:
- Этот ликёр готовит моя жена. Очень рекомендую.
Писательница взяла рюмку, сделала глоток и одобрительно кивнув заметила:
- Чудесный вкус, надо будет у вашей жены разжиться рецептом
- Боюсь, это её личный секрет, и она им не поделится, хотя в обмен на автограф…всё может быть – Отвечал Андрей Андреевич, хитро улыбаясь.
- А, что вас насторожило в этом деле? – спросила Вероника Павловна
-Знаете, когда хочешь, что - то понять, разобраться, начинаешь вчитываться в каждую букву и, конечно, представлять себя на месте преступника. Последнее, пожалуй, самое сложное, ведь размышлять, как преступник обычному человеку, не обуреваемому его страстями, честно говоря, практически невозможно. Из материалов дела следовало, что приговорённый должен был вместе с женой и младшим сыном, которому не было ещё и года от роду, навестить старшую дочь в пионерском лагере. Но, жена поехать с ним не смогла из-за внезапно поднявшейся температуры у младшего ребёнка. Справка из поликлиники была в материалах дела. Таким образом, он поехал один. Показания работников лагеря и детей указывали на то, что отношения между отцом и дочерью были хорошими, девочка очень радовалась его приезду и, при встрече, бросилась ему на шею.
- Вы так подробно помните это дело? - робко спросила Вероника Павловна
- Да, помню – сухо отвечал рассказчик, потому, что у меня росла дочь, и мне важно было знать, что убийца находится в моей тюрьме, а не гуляет на свободе. Он вздохнул и продолжил:
В показаниях соседей, знакомых и даже жены, говорилось, что у него была другая женщина, и он планировал развестись. Сам Лихт эти показания опровергал и говорил, что никакой другой женщины у него не было. И тут я заметил первую странность. Никто не поинтересовался, что это за женщина и, какова её роль в этой истории. Далее, при осмотре места преступления была найдена разбитая банка компота, предположительно облепихового, но, несмотря на то, что осколки были собраны, экспертиза по ним не проводилась. Это была вторая странность. Позже этих странностей становилось всё больше и больше. Девочка подверглась насильственному утоплению, о чём свидетельствовала верёвка на её ногах к которой, очевидно, был привязан камень, впоследствии выпавший, от чего тело и всплыло через несколько дней, проплыв вниз по течению не то пять, не то десять километров. И всё это время отец искал свою дочь! По этой причине экспертиза его крови была проведена, только после обнаружения тела девочки и никаких следов химических препаратов уже выявить было невозможно. Далее об отце, как следовало из материалов того же дела, Лихт не видел момента утопления собственной дочери, потому, что спал. Это, признаться меня очень озадачило. На шее девочки, под волосами, были обнаружены синяки, которые, естественно говорили о том, что её окунали лицом в воду и держали так до тех пор, пока она не перестала подавать признаки жизни. Но существуют показания свидетелей, видевших Лихта, ищущего свою дочь, непосредственно после её пропажи. Их, кажется, было трое. Так вот все они, как один утверждают, что отец девочки вёл себя, как пьяный, а именно сильно шатался, не координировал свои движения и говорил нечленораздельно. Вряд ли человек, едва стоящий на ногах, не владеющий координацией мог бы удерживать сопротивляющуюся девочку. Но эти показания, также не были учтены. На теле отца девочки не было обнаружено следов борьбы, тогда, как у жертвы были сломаны ногти в борьбе за собственную жизнь.  Не трудно себе представить, как с задержанным обращались в СИЗО так, что к последнему заседанию суда, он сломался и признал себя виновным. Когда же я его увидел, то сразу понял, что он не убивал своего ребёнка, но, как вы понимаете, ничего поделать не мог. Он должен был оставаться в тюрьме до особого распоряжения о приведении приговора в исполнение. Правда была одна лазейка, о которой, я бы вам ещё три года назад ничего бы не сказал, потому, что люди, которые участвовали в этом, были ещё живы.
В то время на базе КГБ, думаю, Олегу Николаевичу это хорошо известно, существовали тайные лаборатории для изучения ядов, психотропных препаратов и Бог весть ещё чего. Им часто нужны были подопытные. Знаю, что это звучит не гуманно, особенно в наши дни, но тогда всё было по-другому, и мы отправляли туда убийц, справедливо полагая, что смерть за их злодеяния не наказание, а акт милосердия, в то время как пострадать на благо общества означало, хоть немного реабилитировать себя перед ним. Да, так мы рассуждали и поверьте мне, родственники жертв, этих убийц, если бы узнали о том, как скончались палачи, мучавшие и убивавшие их близких, не только бы не осудили нас, а поблагодарили бы за адекватность применённого наказания. Через неделю или, может быть, дней десять, после появления в тюрьме Лихта, из Москвы, а лаборатория находилась именно там, приехал человек для отбора подопытных из числа приговорённых к смерти. Им оказался уже знакомый мне, по службе, офицер. За прежние годы знакомства, с которым, мне удалось добиться его расположения, и на этот раз пришло время этим расположением воспользоваться. Я пригласил его к себе на дачу, под предлогом посещения только что построенной бани. Шашлыки, водочка, девочки… Мы хорошо провели время и я, как бы, между прочим, поинтересовался у него, какого рода эксперименты ждут отбираемых им подопытных. Разомлев от выпитого и совершенно расслабившись, он ответил, что ему надо трёх человек для экспериментов с психотропными веществами и одного для экспериментов с памятью и передачей мысли на расстояние. Не буду занимать ваше время ненужными подробностями, но я сумел договориться офицером, что Лихта он заберёт для работ с памятью. В то время уже шли разговоры об отмене исключительной меры наказания, и я искренне надеялся, что, если ему сейчас удастся избежать расстрела, то позже он сможет добиться пересмотра дела и восстановить своё доброе имя. Отобрав нужных ему людей, москвич уехал, а я должен был переправить всех отобранных им заключённых, не позднее, чем через месяц в лабораторию. К тому времени уже было объявлено, что Виктора Лихта расстреляли, об этом написали все местные газеты, и даже жена получила справку о его смерти. Для мира Виктор Лихт был мёртв, расстрелян в подвале тюрьмы…
Рассказчик, пригубил ликёр из рюмочки и задумчиво произнёс: Но, через день, после своего расстрела, во время тюремного бунта, этот мёртвый для всех человек, спас мне жизнь.
Рассказчик, чувствуя на себе заинтересованные взгляды своих гостей, устроился поудобней в кресле и продолжил:
- Всё случилось из-за нарушения правил внутреннего распорядка. Во время влажной уборки в камерах смертников, при открытии этих камер, должны были присутствовать всегда два человека. Дежурный офицер и контролёр. А в тот день, офицера при контролёре не оказалось. В той, злополучной камере, находилось восемь человек, включая Лихта. Семь бандитов накинулись на охранника, избили его и завладели ключами от других камер. Вскоре семьдесят уголовников уже крушили служебные помещения изолятора, в заложниках у них оказались сотрудники дежурной смены СИЗО. Я, конечно, связался с министерством, запросил помощь, а сам пошёл на переговоры, не один, конечно… Но обстановка, доложу я вам, была очень серьёзная. Удалось договориться о выдачи нам нескольких заложников и о том, чтобы мы прошли на занимаемую ими территорию, для осмотра ущерба. Они, к тому времени, уже и оружием разжились, только нам об этом, ещё не было известно и мы только прикидывали, добрались они до оружейной комнаты или нет. В пылу этих событий, мне было абсолютно не до Лихта, то есть, я догадывался, что он, где-то в этой толпе, но думал не о нём, а о зачинщиках бунта. Отпущенными оказались две медсестры из санблока и доктор. Требования бунтовщиков всё время менялись. То они хотели ящики с водкой, то вертолёт, то автобус… Воспользовавшись паузой между новыми требованиями, мы и попросили пропустить нас в здание… Для этого нам надо было пересечь тюремный двор, почти полностью заполненный восставшими. Когда мы начали движение, толпа потихоньку стала отступать. Оружия при нас не было. И вдруг, из толпы, ко мне подлетает один и я, единственное, что успеваю увидеть, так это заточку в его руке. В тот же самый момент кто-то выбивает из его руки эту заточку и раздаётся выстрел. Это я сейчас рассказываю, и вам видится всё это, как в замедленной съёмке, а тогда всё происходящее по скорости происшествия было сравнимо с разрядом молнии. Бунтовщики кинулись в наступление, и тут я увидел у своих ног, лежащего ничком, Лихта. Мы с лейтенантом подхватили его за руки и утащили с собой, за ворота. С прибытием спецназа бунт к вечеру удалось погасить, а Лихта и ещё несколько заключённых пострадавших в этом бунте, определили в больницу. Ранение у него оказалось легкое, и он скоро пошёл на поправку. Зато у меня начались неприятности.
- Представляю…- со вздохом грустно поддержал приятеля Олег Николаевич.
- Может, представляешь, а может, и нет. Этот бунт мог стоить мне места начальника тюрьмы, и я это знал. Поэтому я, пока ещё был в силе, должен был позаботиться о человеке, который спас меня и от заточки, и от пули. Я лично сопроводил его в Москву, в ту самую лабораторию и, разыскав приезжавшего к нам офицера, рассказал ему всё, что знал о Лихте. Да, я рисковал. Помню, что когда я закончил свой рассказ о геройском поступке зека и попросил его о помощи, от волнения моё сердце, как тяжёлый мячик для большого тенниса прыгало то вверх, то вниз. Но он согласился мне помочь. Я оплатил новые документы и, с помощью офицера, на свет появился Константинов. Далее я написал записку с просьбой устроить его на работу. И после этого мои пути с Лихтом-Константиновым уже навсегда разошлись. Бунт для меня закончился переводом на службу в Можайскую колонию с понижением в должности, но спустя годы, должность я вернул.
Рассказчик разлил ликёр по рюмочкам и чокнувшись с Вероникой Павловной выпил. Писательница немного отпила и спросила:
- А почему вы так уверены, что он не убивал свою дочь? Все, приведённые вами странности едва ли могут давать такую уверенность. Ведь это просто скопище догадок.
Андрей Андреевич простодушно улыбнулся и махнув рукой сказал:
- Так через три-четыре месяца поймали бежавшего зека, вот он и рассказал, как утопил девочку.
- Подождите, но вы нам ничего про зека не говорили…
- Не говорил – согласился Андрей Андреевич – потому, что я вам про материалы дела рассказывал, а в них о сбежавших зеках ни словечка не было. Это тоже, кстати, ещё одна странность. Дело в том, что после того, как девочка с отцом уехали из лагеря на речку, в пионерский лагерь, в котором она отдыхала, пришла телефонограмма о том, что из колонии строгого режима бежало трое зеков. Направление их движения, правда, было указано не точно, тем более, как потом выяснилось, они разделились. Так вот этот зек показал, что увидел возле реки машину, а возле неё разложенные на скатерти продукты. В машине, на раскрытом сидении спал мужик, девочку, он сначала, не заметил. Его целью были продукты. Он хотел их собрать и, прямо в скатерти унести, но банка с компотом выскользнула и разбилась. На звон разбитого стекла отреагировала, непонятно откуда взявшаяся девочка, и стала громко звать папу, но тот так крепко спал, что, видимо, ничего не слышал. Тогда зек, боясь, что девчонка привлечёт своими криками людей и, воспользовавшись тем, что она находилась в воде, подбежал к ней и …
- Господи, какой кошмар – побледнев, прошептала Вероника Павловна.
- Да, после показаний этого зэка, провели всё же, экспертизу осколков банки с компотом и нашли люминал. Так, что, очень возможно, что кто - то хотел расправиться со всей семьёй, ведь мать с младшим ребёнком тоже должна была быть там.
Вероника Павловна вновь почувствовала лёгкий озноб.
- Вы, я вижу, снова мёрзните? Может, чай? - спросил хозяин дачи
- Нет, спасибо, мы, пожалуй, поедем - отвечала писательница, многозначительно взглянув на Олега Николаевича. Тот мгновенно вскочил и пошёл прогревать машину. Оставшись наедине с Андреем Андреевичем, она спросила:
- А почему вы мне всё рассказали?
Перед тем, как ответить он взглянул на неё каким-то холодным пронзительным взглядом.
- Потому, что считаю,что вы причастны к этой истории и разыскиваете Виктора, что б ему помочь. Ведь убить его уже нельзя. Виктор Лихт расстрелян давным – давно и реабилитирован посмертно. Так, что насчёт книги, подпишите?
Вернувшись, домой, Вероника Павловна, совершенно обессиленная упала на кровать и долго громко рыдала, обнимая небольшую пуховую подушечку в бежевой наволочке с кружевом.
Она вспоминала глаза Андрея Андреевича. Их взгляд не просто заставлял её чувствовать себя неудобно, он обличал её.  Это внезапное открытие остановило её, казалось бы, безудержное рыдание.
 - Да, он разоблачил меня – думала писательница, размазывая тыльной стороной ладони стекающую с ресниц тушь. - Разоблачил, что за слово такое? Разве я преступница? Нет, нет, Катю убила не я…
Вдруг, вспомнив слова Андрея Андреевича о глазах убийц, она вскочила и подбежала к зеркалу. Некоторое время она стояла, молча вглядываясь в своё отражение, точно пытаясь отыскать в своих глазах, какой-то знак, который выдавал бы в ней убийцу. В конце концов, она сдалась и накапала себе успокоительного. Уже через четверть часа Вероника Павловна довольно крепко спала и видела сон, который не уводил её в волшебную страну сновидений, а напротив, больше походил на продолжение реальности. Она видела себя дома, в своей гостиной, сидящей за столом и разливающей чай гостям, которые сидели каким - то странным образом, а именно так, что она не могла видеть их лиц. Между тем это обстоятельство не вызывало у неё никакого дискомфорта. Гости, а это были мужчины в строгих тёмных костюмах, разговаривали между собой в полголоса и, казалось, не замечали её. Вдруг она услышала голос бабушки и обернулась на него:
- Ну, спроси его – сказала бабушка и, вытянув руку перед собой, пальцем указала на сидящего спиной к Веронике Павловне человека. Точно по молчаливой команде, сидевший рядом с писательницей мужчина повернулся к ней, и та узнала в нём Андрея Андреевича.
- Вы хотите знать, как я догадался?
- О чём догадались? – растеряно и точно оправдываясь, спросили она.
- Что вы убийца.
- Нет, я никого не убивала, я… - Вероника Павловна попыталась отсесть от него, но сдвинуться с места ей не удалось и она, просто замотала головой. Андрей Андреевич, между тем, продолжал совершенно невозмутимым голосом, словно, не замечая протеста писательницы:
- Понимаете, Вероника Павловна, убийцы бывают разными. Но все они проходят одну стадию – потенциал. Не всем убийцам удаётся реализовать свой потенциал, но это не значит, что они не убийцы, просто, где-то там, на небе так сложились звёзды. Вы убили эту девочку, её мать и её брата в своих мыслях миллион раз. Вы хотели этого, Ника, а мысль материальна. Не всегда для убийства нужен нож или яд. Убийцу делает убийцей желание убить.
Веронику Павловну настолько поразили слова Андрея Андреевича, что она даже, не обратила внимание, что тот назвал её Никой. После его заключительных слов, все сидящие за столом гости стали поочерёдно оборачиваться и не то удивлённо, не то испуганно глядя на неё говорить друг другу:
- Она убийца, да она убийца
Эти голоса становились всё громче, затем она увидела пальцы, тычущие в неё, люди стали вставать со своих мест и двигаться в её сторону.
- Бабушка, кто это? Спрячь меня! – кричала Вероника Павловна и вертела головой по сторонам не в силах подняться с места, но бабушки нигде не было. В панике писательница еще, что-то кричала, задыхаясь и, как ей казалось, отбиваясь от своих странных гостей. Как вдруг она услышала музыку. Страшные люди стали отступать, а музыка становилась всё громче и громче. Наконец, писательница поняла, что звук идёт извне. Она с трудом открыла глаза и, ещё не веря реальности, взяла в руки телефон и выключила будильник.