Лимонные карамельки

Григорий жил в лесной избушке на краю лес. Я, когда была маленькая, очень боялась его. Он был похож на лешего, такой же косматый и с бородой невероятных для меня размеров. Я и думала, что он уже глубокий старик. В детстве-то все, кто старше твоих родителей, кажутся стариками. А ему тогда было чуть больше тридцати.

Григорий выходил из леса раз в две недели. Он медленно шёл по деревне, со всеми здоровался и внимательно смотрел по сторонам. А если видел где-то непорядок, то обязательно делал замечание.
- Настасья, подопри ветки у яблони. А то как начнут яблоки зреть, так сломается. Жалко будет, хорошее ещё дерево,- говорил он, поглаживая бороду.
- Ай, спасибо, Гришенька. Столько дел, столько дел, что за всем и не уследишь,- отвечала Настасья, суетливо бегая по двору в поисках подходящей палки для подпорки.

И завидев дыру в заборе Григорий останавливался и кричал:
- Федька, едрит твою налево, чего на лавке расселся как красна девица.

Федька, а вернее старый дед Федя, который ходил опираясь на кривую палку, ковылял к забору и ворчал:
- Ну, чаво раскричалси-то?
- Чаво, чаво, а вон чаво. Цыплята вылезут, сороки украдут. Тебе потом твоя Матрёна всю плешь проест,- говорил Григорий, указывая на дыру.
И, пока Федька чесал в затылке, Григорий уже волок какую-то доску, чтобы починить забор.

Вот за такими делами и проходил день. Григорий еле успевал к закрытию магазина.
- Вечно ты, Гришка, приходишь не во время,- ворчала продавщица Анна, которая уже собиралась домой.
- Ладно тебе, не бубни, не каждый день я прихожу в твою лавку,- отвечал он, доставая из кармана список.
- Да что ты мне свою бумажку суешь. А то я за столько лет не выучила твой список продуктов,- смеялась Анна, бросая в сумку тушёнку, гречку, соль, чай, хлеб и килограмм лимонных карамелек.

Вот их, эти карамельки, я очень хорошо помню. Это в детстве я Григория боялась, а став постарше начало разбирать любопытство. Мы всегда с ребятами сидели на лавке и ждали, когда он пойдет обратно в свой лес. А он, проходя мимо, всегда лез в сумку и доставал нам горсть лимонных карамелек. Молча протягивал и, улыбаясь в свою косматую бороду, шёл дальше.

Чего мы только между собой не придумывали, пытаясь разгадать тайну Григория. Был он у нас и разведчиком, который прятался в лесу  от американцев. И беглым уголовником, за поимку которого тут же вручат орден и разрешат до конца дней не ходить в школу. И ведьмаком, в избушке которого по стенам висели головы лесных зверей.
У взрослых-то спрашивать не интересно, они скучную историю расскажут.

И только потом, когда я уже стала взрослой и приехав однажды в гости к бабушке узнала  правду, о которой уже и сама догадывалась.

- Ба, а чего это Григория не видно?,- спросила я её как-то вечером.
- Так умер он в прошлом году-то,- ответила бабушка, присаживаясь на скамеечку.
- Да ну? А как узнали-то?
- Да вот так и узнали, когда услышали, что в лесу стреляют в неположенное время.
Гришка-то лесником был. Приехал к нам неизвестно откуда. Никто про него ничего не знал, да и сам он про себя не рассказывал. Молодухи пытались его охмурить. Он-то парень красивый был, статный, пока бороду не отпустил и в лесовика не превратился. Но он только улыбался, да по-стариковски качая головой отвечал, что его сердце занято. А кем занято - никому неведомо. Это потом стали придумывать, что мол его невеста померла, а он дал обет безбрачия в память о ней. Люди, они ж горазды истории придумывать. А как оно на самом деле было известно одному только Господу Богу.
Так вот, жил он у нас тихо. Лес охранял, да подсоблял, иногда, по хозяйству, когда в магазин приходил за продуктами. К нему уже все привыкли и интерес к его загадочному прошлому потеряли.
А в позапрошлом году завелись браконьеры в лесу. И откуда только эту нечисть принесло в наши края. Отродясь никого не было, а тут напасть такая.
Гришка тогда поймал одного, ружьё отобрал, до трусов раздел и пригрозил расправой, если ещё озоровать будет.
Вот, а в прошлом году это всё и случилось. Уж не знаю тот ли это, которого Григорий обидел, или кто другой. Но, когда на утро пошли узнать  кто в лесу стрелял, то и нашли нашего лесничего с простреленной головой.
Хоронить-то его не кому было. После следствия, да экспертиз всяких, хотели его в районе как неизвестного закопать. Да мы не дали. Какой же он неизвестный, ежели всю жизнь по нашей деревне ходил.
Собрались всем миром, да проводили его в последний путь, чтобы всё чин по чину было,- рассказала бабушка.

А на утро она повела меня на могилку Григория. Как раз год ему был.
Мы оборвали траву, выбросили засохшие цветы и поставили в банку свежий букет садовых ромашек. А потом бабушка достала пакетик лимонных карамелек и положила несколько штучек в изголовье могилки.
- Пусть Гришенька на том свете полакомится,- сказала она, смахивая концом платка слезинку, катящуюся по лицу.

За щекой таяла лимонная карамелька, как помин души Григория, чья история жизни так и осталась для меня загадкой. Пусть и не был он разведчиком, как хотелось думать в детстве, но в моей памяти он так и остался косматым стариком с добрыми улыбающимися глазами.