Будем живы - не помрем

      Любимые 70-е, где все родные молоды и...еще живы.

 Каждое лето Николай приезжал на родину, в свою деревню, с женой Юлькой. Останавливались в доме младшего брата Аркадия. И как было заведено из года в год,  в день приезда всегда отмечалась "привальная", а в день отъезда - "отвальная".
  Застолье было обильным - с хорошей закуской и под холодную водочку. И гости (все свои), как говорится, "накушались" за встречу быстренько и с чувством. Вот только Николай в этот раз что-то приотстал - пока раскачивался да хвастался своим житьем-бытьем в леспромхозе, и не заметил, как всех уже разморило и потянуло на свежий воздух - охолодиться.
   Гости, вывалившись скопом из дома, собрались кучкой тут-же, на крыльце : кто шутил, кто закурил, Юлька, жена Николая, смеялась во весь рот, показывая свои как у кролика зубы.
   Лишь одному Николаю было не по себе - как-то безрадостно. Улучив момент, он незаметно ускользнул обратно в дом, прикинув, что его недопитая стопка так и осталась стоять на столе.
   Войдя в большую комнату, Николай устремил взор на ломившийся от угощений стол, где ненаглядная стопочка ждала своего хозяина. И тут, охватив зрительно всю комнату, его взгляд зацепился за что-то большое на полу. Опустив глаза, он оторопел : между столом и отодвинутыми стульями лежала жена его младшего брата Аркадия - Валентина, молодая, пышнотелая красавица. И не шевелилась.
   Озвучив :"ек-макарек!", Николай на ватных ногах, озираясь, подошел к лежавшей. Встав возле нее на колени, лихорадочно стал думать : "Что-же делать дальше?" И - о Боже! - осенило : " Нужно проверить бьется ли сердце!"
   Протянув в сторону женских грудей две ладони-лопаты, он медленно опустил их на мягкие выпуклости - сердце нигде не билось. "Видимо, спряталось с испугу под платьем", - решил Николай и, с видом знатока в таких делах, стал расстегивать пуговки на платье Валентины...Когда его взору явились женские груди, откинутые по сторонам, сердце бешено забилось на этот раз у самого Николая, а у Валентины - по-прежнему все было тихо.
   Николай, уже осмелевший, опять протянул свои "лопаты" к белоснежным грудям бездыханной Валентины и, как и ранее, опустил их на груди...И снова - никаких признаков жизни. Тогда он решил не задаваться вопросом - живая ли, не живая жена Аркадия, а, не теряя золотых минут, перекинув через нее ногу и удобно устроившись сверху, начал массировать Валентинины груди, отметив для себя, что у его Юльки(даже живой)груди не такие наливные, как у полумертвой или мертвой Валентины.
   Массированием грудей Николай пытался заставить биться ее сердце, которое незнАмо куда делось. И в этот момент увидел прямо в изголовье Валентины ее мужа Аркадия...Глаза братьев встретились : у Аркадия - налившиеся кровью, у Николая - как перед расстрелом, расширенные в ужасе и с одной пролетевшей мыслью - "вот и до меня очередь дошла..."
   Аркадий, набрав воздуха в легкие, оглушил весь дом кличем Кинг-Конга и, продолжая сжимать кулаки, стоял уже с видом разъяренного быка. У Николая отвисла нижняя губа и сразу же прекратился массаж грудей Валентины...
   Братоубийства не произошло только благодаря матери, которая вовремя перегородила дорогу Аркадию и сейчас напоминала шлагбаум, стоя с вытянутыми вперед руками и не подпуская младшего сына к старшему.
   И вдруг "покойница" открыла глаза и стала тихонько приподниматься. Глядя в упор на Николая, "восставшая из мертвых" смотрела на него как из преисподней. У Николая все поплыло перед глазами, и он, рухнув носом меж грудей Валентины, затих. "Может, даже преставился", - подумал Аркадий. И решительно, но в тоже время аккуратно отодвинув в сторонку мать, взял жену подмышки и стал вытаскивать из-под брата.
  А Валентина(все еще хмельная), так и не поняв, что произошло, затянула сильным голосом : "...каждой руку жмет он и глядит в глаза, а одна смеется - целовать нельзя-я-я."

  - Ожила, ядрена корень... - зло процедил сквозь зубы Аркадий и, подтянув жену к стене, оставил так сидеть на полу. Сам же, закурив, вышел из комнаты, в злости перекидывая папиросу во рту то в одну сторону, то в другую. На что мать бросила ему вдогонку :

  - Не съешь вместо огурца, ошалелый!
   
  А в доме началось второе действие под названием "Вернись к нам, Николай". Валентина, наконец допев свою любимую песню, вдруг задумалась : "А чего это Николай то не шевелится? Разлегся, понимаешь, и не подпевает, и не наливает?.." Подползла. Кое-как перевернула его и стала ждать...Потом стала толкать его. Ничего не изменилось - тишина и неподвижность.

  - Боже, так он же умирает! - воскликнула Валентина и, нажав пальцами на щеки Николая(чтобы раскрылся рот) и, защемив ему нос, стала "спасать" : сделав глубокий вдох и широко раскрыв свой рот, вцепилась губами в губы Николая. Если бы не вовремя подоспевшая матушка, то губы Николая были бы, даже может, и откушены. Мать со словами :

   - Прости, Господи! Что деется?! - стала силком оттаскивать Валентину от Николая. Та не давалась, а продолжала жевать его губы.
   Мать, понимая, что добром это сегодня не закончится, перестала оттаскивать вцепившуюся в Николая Валентину, а подбежала к комнатной двери и быстро закрыла ее на защелку, при этом сделав заключение в адрес Валентины :

   - Видать, пока не напредставляется - не отстанет от мужика, трясиголОвая.
   Присев рядом на стул, мать, вся на нервах, глядя на такой метод оживления, обратилась теперь уже к Всевышнему со словами :

   - Господи, не смотри на то, что тут у нас творится.

   Тем временем Валентина в каком-то исступлении продолжала делать не вдох и выдох в рот предположительно умирающему Николаю, а уже целовала того неистово в губы, как-будто на кону стояла не его, а ее жизнь...Когда наконец Николай очнулся, Валентина отстала от него, а вернее, от его губ, и воскликнула :

   - С возвращеньицем, однако! - и, кое-как поднявшись с колен и немного покачиваясь, пошла к дверям. Потянув за ручку и не открыв дверь, стала с силой дергать ее, пока свекровь не подбежала и не отодвинула защелку.
   А Николай, сидя на полу с обкусанными и краснющими губами, пытался вспомнить -  кто-же сегодня умер? И, так и не вспомнив, махнул в сердцах рукой и сделал заключение :

   - Похоже, все живы. Слава Богу...

   И кажется, можно поставить жирную точку в этой истории, но не тут-то было. Валентина, выйдя из комнаты, в сенях столкнулась нос к носу с мужем. Перегородив ему дорогу, предстала с невозмутимым видом : с гордо поднятой головой, руки в боки и в расстегнутом до пояса платье, откуда мелькали белые груди.
   Аркадий, глядя на все это, скомандовал, решив приструнить жену :

   - Срам прикрой!
   На что Валентина, сузив глаза, ответила :

   - Так-так-так...Это - срам?!... - и глазами показала на свои груди. - Все! Я ухожу к Николаю!

   - Иди-иди! Его Юлька сгрызет тебя как морковку своими заячьими зубами и не поперхнется, - и, не дожидаясь ответа, Аркадий обхватил Валентину за талию и потащил через сени на сеновал. Там притянул к себе жену и, целуя, стал "мириться"...

   А гости, уже вволю освежившись, спешили снова к застолью. На столе вовсю пыхтел самовар, и мать бегала вокруг стола, пытаясь найти место для чашек, вазочки с конфетами и пирогов.
   Николай сидел тут-же за столом, занюхивал куском хлеба только что выпитую стопку и, пребывая в состоянии блаженства, раздумывал : " Хорошо, что все родные и близкие живы и здоровы, с кем рос с детства в родной деревеньке, все, кого люблю и кем дорожу. Что всегда ждет  мать, любящая меня таким, какой есть, и все прощающая. И дай Бог пожить ей еще на этом свете. А бОльшего, пожалуй, и не надо..."