Он, она и имена

    Этот маленький англоязычный раввин из Маале Адумим* был, на её непросвещенный взгляд,  совершенно  не похож на раввина.  Тщедушный, взъерошенный, непоседливый, в круглых  очках, линялой серой футболке  и даже без традиционного головного убора, он, скорее, напоминал   шапошно знакомого ей программиста-неудачника. Лишь интерьер  комнаты, в которой они сидели,  свидетельствовал об обратном: там вообще не было никакого компьютера. Даже ноутбука! Только книги. На засекленных полках, в шкафах и на столе. Редкость в наше время, не так ли?
 
- Итак, милая, - он  сам выглядел таким безобидным и даже немного растерянным, что подобная фамильярность в обращении её не смутила. – Что за причина толкает вас на столь серьёзный шаг, как отказ от своего имени?
- Я боюсь, – начала Рита  несмело, хотя по жизни была дамой отнюдь не робкого десятка. – Боюсь, что меня парализует, и я окажусь прикованной к постели, как моя бабушка, в честь которой меня назвали.
- Как звали вашу почтенную бабушку? – поинтересовался раввин.
- Мою покойную бабушку, - она подчеркнула слово «покойную» - звали Рита. И меня тоже так назвали.
- Вы уверены, что ваша бабушка – еврейка? – за круглыми очками замерцало явное недоумение.
-  Ну, при рождении её, конечно, назвали  Рива, но в советское время имя отчество Ревекка Срулевна  звучало как-то… - она пыталась подобрать нужное  слово.
 - Некорректно? - попытался  подсказать раввин.
- Скорее чужеродно, раздражающе, даже … издевательски. Короче, она еще в тридцатые   поменяла его на привычное советскому уху -  Маргарита  Сергеевна.  Вот и меня тоже назвали Рита, хотя я слышала, что у евреев совсем  не принято называть детей в честь живых родственников, и тем более,  в честь людей с тяжелой, ненормальной судьбой.
- Непри-инято… - как эхо подтвердил раввин и принялся искать что-то в раскрытом на столе объёмном томе. – Думаю, с этого все проблемы и начались.
- С чего? – не поняла Рита.
- С того, что вы свои  правильные и настоящие еврейские имена стали заменять на чужие, ничего  Богу не говорящие…
   Раввин помолчал, а затем накинул на узкие  плечи белую, с черными полосами и бахромой на краях ткань, надел  на голову нечто, больше похожее  на птичье гнездо, чем на соломенную шляпу  и стал наворачивать круги вокруг своего  круглого, заваленного книгами стола.
   -  Сейчас у нас  молитва, –  пояснил он, заметив недоуменный Ритин  взгляд. Вы сможете зайти опять через полчаса.
 
   Ей ничего не оставалось, как послушно выйти за стеклянную дверь на крыльцо и спуститься в сад. Солнце стремительно скатывалось за желтый горизонт, окрашивая редкие перистые облака в оранжево- розовые  тона и всё вокруг соответственно изменяло свои цвета на более тёплые… Это должно было бы радовать и успокаивать нервы…
     Но Рита спокойной не была. Она неуверенно ступала  по каменистой  дорожке сада, ведущей к воротам, а потом – обратно к крыльцу,  прикидывая, что ей стоит ещё рассказывать этому так непохожему на рава раввину. И вообще, не совершает ли она очередную в своей жизни  глупость?!  Конечно,  про последнюю аварию с травмой позвоночника она ему  расскажет. Это должно его убедить.

     Она вспоминала, как в детстве изредка приходила проведать бабушку Рику, «прикованную» к своей железной койке все последние годы  жизни.  Ей вспомнился тяжелый, затхлый запах, заполнявший не только   её угрюмую комнату, но  и  длинную, тёмную   коммунальную квартиру, в которой она жила все эти годы.
«Что угодно, только не это, только не это», - снова завертелось у Риты в голове.
    «А вот про мужиков, которые вначале её  использовали, а потом нагло и безжалостно бросали  и забывали,  рассказывать ему  или не стоит? – сомневалась она. – Непонятно, почему это так… За что?! Некоторых она чуть ди не из бомжатников  вытвскивала, кого-то от суда спасла, а одного - даже от навязчивого самоубийства...
     Ни умом, ни лицом, ни фигурой Господь её не обделил… И образование у неё есть, и квартира, и должность не абы какая…» Что им ещё надо?!!
   
 Но с другой стороны всё это  в каком-то смысле повторяло судьбу несчастной  бабы  Рики, как все её называли: в молодости – сплошные предательства и  измены. А после войны – вообще никого. Хорошо ещё, хоть Илюшу, Ритиного папу, она умудрилась на Урале  в эвакуации родить, кажется, от какого-то инвалида… Запрыгнула, что называется, в последний вагон.

     Что этот  раввин про неё может подумать?! Что она бросается на шею ко всяким проходимцам?! Что она нимфоманка какая-то?! А с другой стороны, если ничего не рассказать,  он может и не понять, что больше всего на свете, даже больше болезни и смерти, она боится одиночества.  Женского одиночества.
    Да, но раввин этот  какой-то… очень уж  странный! Может, он вообще ненастоящий?... И что, интересно, он искал в той  огромной книге с незнакомыми буквами?…
   
   Погруженная в размышления, Рита не заметила, как перистые облака из оранжевых стали сиреневыми, а потом  и бурыми, солнце скрылось за серыми скалами, а листья деревьев из зелёных стали черными. Странный раввин снова с непокрытой головой   вышел на крыльцо и зажег фонарь.

   - Ты уже можешь заходить, - попутно пригласил он Риту, обратившую внимание на то, как переменился его тон. Смягчился, что ли?

  Больше вопросов он не задавал, стал говорить сам.
  - Значит так. Имя пусть у тебя останется, но правильное: Ривка, его мы менять не будем. Его  одного вполне  хватит, чтобы обеспечить  тебе здоровое и безопасное  долголетие. Ты ведь хорошая женщина. И сердце у тебя доброе…
    - Но мы  добавим к нему ещё и имя Раайя. Так, кажется, звали твою вторую бабушку, благословенна память её? Это необходимо,  чтобы у тебя в судьбе  сложилась пара. Или  можно добавить имя Хавва, если ты хочешь стать матерью. И то, и другое  одновременно у тебя не получится. Чего ты больше хочешь?

 Рита о материнстве  даже как-то  и не думала…
- Правильно мыслишь. К тому же один сын у тебя уже есть.  Тебе в твои годы важнее, чтобы был муж. Но для этого  тебе придётся сделать ещё один тикун* помимо добавления имени. Иначе ничего не получится.
    Рита смотрела на него непонимающими глазами. Откуда он  про неё  мог всё это  узнать?... Ведь  не может же быть конкретной информации о ней в том толстом томе на столе, в который он время от времени заглядывает! Она же ему ни про сына  Мишутку, ни про бабушку Раю,  ни про свой возраст  ещё ничего не успела сказать! И вдруг она вспомнила значение произнесённого им слова «тикун»…

- Какой ещё тикун? – произнесла она вслух.
- Ты должна научиться уважать мужчину, с которым сводит тебя судьба. Даже если ты умнее, образованнее и богаче его. Они тебе не прощают как раз этого твоего презрения. Потому и уходят навсегда из твоей жизни. Ты понимаешь меня?

- Кажется, да… - Рита уже не смотрела на раввина. Она смотрела на гофрированный подол своего платья и чувствовала, как щеки её приобретают пунцовый цвет.
- Тогда я уточню: - не а-бажать, не уг-рожать и даже не по-ражать, а именно уважать. Так яснее?
    Из Риткиного глаза выкатилась круная капля. Она недолго постояла в уголке, и, зацепив немного туши, которой было подведено веко, покатилась по ложбинке у носа.
- В таком случае, ты можешь ехать домой, Ривка-Раайя. И оформлять себе новые лайснз*. – Торжественно провозгласил раввин. -  К следующей осени надеюсь, ты пригласишь меня на свою  свадьбу. Впрочем, я вряд ли смогу прилететь к тебе в Майями. Да и ты можешь не торопиться официально заключить брак  с этим твоим нынешним парнем. Вашей любви и так на целый век хватит. Никуда он от тебя не денется…
   
  Ритка со страхом смотрела не этого нелепого с виду человека, способного, оказывается, угадывать мысли,   предсказывать и даже изменять судьбу… И ничего не возразила.
Она только достала из сумки и положила на стол заклеенный конверт.
- Это для вашей синагоги.
- Спасибо, - ответил раввин. – Сейчас пересчитаю и выпишу тебе квитанцию. От пожертвований, тем более, долларовых  у нас тут никогда не отказываются…


* Маале Адумим – небольшой город возле Иерусалима, за зелёной чертой.
*Раайя – супруга, подруга (иврит)
*тикун – исправление (иврит)
* лайснз – водительские права (англ)