Вернись ко мне

Часть 4.
Это были последние слова, что слышала Мари. Для неё наступила ночь, тёмная, полная чудовищ. Они рвали её на части, а Мари, корчась в муках, звала на помощь. Звала того, кого она прогнала когда-то. Она выкрикивала его имя до тех пор, пока у неё не начало саднить и кровоточить горло. Не было спасения от чудовищ, раздирающих её в темноте. "Зачем я позволила ему уехать верхом? Я же чувствовала, что случится беда."
Две недели Мари пролежала в беспамятстве, метаясь в лихорадке, выкрикивая бессвязные слова. Встревоженные граф с графиней вызывали лучших докторов, но никто не мог помочь. Жар спадал понемногу, но в сознание Мари не приходила.
Сергей Иванович с тревогой смотрел на дочь, сидя у её кровати.
- Тяжело видеть её такой,- сказал он подошедшей жене,- Обычно она щебетала, как птичка...
Он тяжело вздохнул и посмотрел на жену. Та стояла за его спиной, спокойная, как всегда.
- Уверена, скоро она будет такая, как прежде. Надо подыскать ей побыстрее подходящую партию. Пётр, несомненно, был хороший человек, но это не то, что я хотела для Мари. В этот раз я сама сделаю выбор. Хорошо, что мы даже не успели огласить помолвку. Обойдемся без длительного траура.
Граф в полном изумлении смотрел на жену. Он любил Петра и считал выбор Мари удачным. Речи Анны Григорьевны его смутили, но спорить он не стал, тем более над постелью дочери, только что пережившей утрату. Да и пережившей ли?

Улучшение наступило через две недели. Утром Мари проснулась. Она чувствовала слабость во всем теле, но на её исхудавших щеках уже появился лёгкий румянец. Наталья, дремавшая в кресле, встрепенулась.
- Марьюшка Сергеевна, - вскричала она, вскакивая с места и припадая к кровати,- Наконец-то Вы очнулись! То-то все обрадуются, а то уже места себе не находили.
- Я была больна?- удивлённо спросила Мари. Несмотря на слабость, она чувствовала себя на удивление хорошо.
- Вы пролежали в лихорадке две недели. Вы желаете что-нибудь?
- Погоди,- Мари перевела дух,- Я лежала две недели?
- Да, барышня, - закивала Наталья.
- А....Петя?- запнувшись, спросила Мари.
- Петра Алексеича отпели десять дней назад и погребли семейном кладбище.
Мари закусила губу, стараясь не расплакаться.
- Принеси мне воды, Наташа, - попросила она.
- Конечно, барышня. Я так рада, что Вы идете на поправку. Знала, что Вы очнетесь, так и сказала Их Сиятельству вчера. Вот увидите, говорю, завтра барышня откроет глаза. 
- Почему?- Мари слегка улыбнулась.
Наталья, уже державшаяся за ручку двери, отступила и зашептала:
- Я кое- что видела.
Вид у неё был донельзя загадочный.
- Анна Григорьевна, бедняжка, умаялась совсем, сидя у Вас, прилегла отдохнуть. А я к Вам пошла. Дверь открываю, а на Вашей кровати мужчина сидит, прямо на этом месте,- Наталья указала рукой на край кровати,- Молодой такой, красивый, за руку Вас держит. И знаете что..,- Наталья заговорила еще тише, так, что Мари пришлось прислушиваться. Сердце билось так сильно, что она сотрясалась всем телом,- Он был похож на морок, будто бестелесный, и крылья у него были. Это ангел был, верно Вам говорю. А вид у Вас был спокойный такой, хотя Вы до этого метались в бреду. Я поняла тогда, что он помочь пришёл, а не за Вашей душой, и сказала всем, что Вы встанете вскорости.
Наталья, перекрестившись, вышла, а Мари снова откинулась на подушки. На её лице отразилась целая гамма чувств. Скорбь по ушедшему другу странным образом переплелась с глубокой радостью от мысли, что Микаэль приходил к ней. Значит, он простил. Значит, она ему небезразлична.

Мари поднялась на ноги на следующий день. Первое, что она сделала- навестила Петину могилу. Осторожно пройдя меж плит, под которыми покоились её не столь далекие предки, Мари приблизилась к могиле Петра.
- Прости меня, Петя,- прошептала она. Слёз не было. Наверно, она все выплакала, пока лежала в лихорадке. Снег тихонько падал на мраморную плиту с высеченным на ней именем, покрывая её белым саваном. Этот снег казался похожим на забвение- вот укроет плиту полностью и не останется памяти о молодом юноше с умными карими глазами. Забудут его, как забыли тех, кто лежал рядом, от кого больше не осталось ничего, кроме холмика снега на холодной плите. Девушка наклонилась и руками, стянув перчатки, отряхнула снег с мрамора.
- Я никогда тебя не забуду, Петя.
Она обернулась, услышав похрустывание снега под чьими- то шагами. К ней приближался Александр. Он подошел, встал рядом, сдернув шляпу с головы.
- Я сюда каждый день хожу,- сказал он дрогнувшим голосом после долгого молчания.
- Он так плохо держался на лошади,- проговорила Мари.
- Я уезжаю, Мари.
- Мне сказали. Вот и ты уходишь.
Саша повернулся к ней, поднял её лицо за подбородок и поцеловал в губы.
- Я всегда буду с тобой,- сказал он. Несколько долгих секунд Саша пристально смотрел на Мари, словно пытаясь запомнить каждую черточку её лица, потом нахлобучил шляпу и пошел прочь, не оглянувшись ни разу.

Микаэль стоял на своей любимой поляне, опустив плечи, и бессильно свесив руки вдоль тела. Только глаза, в которых так явно читался протест и своеволие, смотрели прямо. Телом он был порабощен, глаза же, зеркало его силы духа, сверкали неповиновением.
- Гневаться изволишь, Микаэль? - трубный могучий голос прозвучал совсем рядом с ним. Ангел не дрогнул.
- Ты меня вызвал. Зачем?
В голосе Микаэля прозвучали стальные нотки, не вязавшиеся с его покорной позой. 
- Дела ты творишь непотребные.
- Я спас её от смерти,- ответил Микаэль.
- Тебе нельзя вмешиваться. Неужели прошлое тебя ничему не научило?
- Я не позволю ей умереть.
Теперь вся его поза выражала протест, плечи стали расправляться.
- Что ты ищешь, сын мой? Какого наказания для себя? Рано или поздно она всё равно умрет,- в голосе проскользнули страдальческие нотки,- Я гораздо старше тебя, на многие миллионы лет и буду многие вечности, когда память о тебе уже сотрется. И всё это безвременье мне придётся наблюдать, как гибнут те, кого я люблю.
Наступила тишина. Только слышно было, как шепчутся листочки на ветках высоких стройных деревьев, не похожих ни на одни из тех, что растут на земле; да поёт длинная, в пол человеческого роста, изумрудная трава. Тихий шелест. Или это вздох прошелестел, нарушая единую мелодию этой торжественно - прекрасной природы?
- Хорошо, сын мой. Если ты жаждешь быть наказанным, то пусть будет так.

Мари, чувствуя себя одинокой, сидела у окна, глядя на заснеженный парк. Раньше зима никогда не наводила на неё тоску. Они катались на санях, играли в снежки, танцевали на балах, которым не было счета в это время года.
- Это пройдет, - сказала сама себе Мари,- Скоро вернуться Ольга и Алексей, приедет Митя, и всё будет, как прежде.
Внутренний голос кричал, что никогда ничего не будет, как прежде, но она отгоняла его. Так было легче, думать, что всё вернётся.
- Мария Сергеевна, - в комнату, запыхавшись, влетела Наталья,- Анна Григорьевна Вас просит подойти в библиотеку. Они там с Сергеем Ивановичем Вас ждут.
- Кто-то прибыл, Наташа?
- Насколько я знаю, нет.
Мари встала, затворила окно, ещё раз вдохнув свежий морозный воздух  и направилась в библиотеку. Сергей Иванович, увидев дочь, встал с кресла. Его лицо было красным от пылавшего в камине огня.
- Маша,- сказал он,- Сегодня с утра мне нанес визит граф Ларионов Михаил Николаевич, буквально на днях прибывший из-за границы. Это очень достойный молодой человек. Я мало знаком с московской знатью и мне не довелось познакомиться с его родней, но, судя по рекомендациям, образованию, что он получил во Франции и размеру его состояния, это очень хорошая партия. Он просил твоей руки и я дал согласие.
Мари опустила голову. Внутри неё поднималась волна протеста, но она сдержалась. Бунтовать не было смысла, она дала слово отцу, что подчиниться его решению.
- Хорошо, батюшка, - сказала она как можно спокойнее, - Если Вы считаете его достойным человеком, то мне остается только принять Вашу волю.
- Завтра в полдень он приедет засвидетельствовать тебе своё почтение.
Мари присела в реверансе.
- Ступай, дочь моя,- сказал граф, возвращаясь к креслу у камина.
Анна Григорьевна, стоявшая у окна, так и не произнесла ни слова.
"Чтоб он провалился, этот граф Ларионов"- думала Мари, возвращаясь к себе,-" Желательно туда, откуда взялся".
До последнего момента она не верила, что родители всё -таки сделают это. Теперь ей предстояло стать женой чужого ей, незнакомого человека.
"Прощай, Микаэль! Теперь я на самом должна попрощаться с тобой. Всё кончено. Через полгода я стану графиней Ларионовой и лишусь своего последнего права. Права думать о тебе."

Мари стояла в гостиной, собранная и спокойная. Она уже слышала, как доложили о прибытии графа Ларионова.
-"Михаил Николаевич, "- подумала она,- "Михаил...Миша... Как странно называть другого этим именем."
Шаги уже приближалась к распахнутым настежь дверям, у которых по обе стороны стояли лакеи в парадной форме.
- Мария,- услышала она голос отца,- Позволь представить тебе его светлость графа Михаила Николаевича Ларионова. Мари подняла глаза и её сердце подпрыгнуло к самому горлу. Возле отца, улыбаясь ей своей ласковой улыбкой, стоял Микаэль.

Мари и Микаэль стояли, держась за руки, на своём излюбленном месте у берега покрытой льдом речки.
- Я могла бы сказать тебе "нет".
- Я бы приходил до тех пор, пока бы ты не согласилась.
- А вдруг я забыла тебя?
- Я слышал тебя. Ты не забыла.
- Ты читал мои мысли?
- Ты думала очень громко.
- О чём я думаю сейчас?
- Я не ангел больше и не могу читать мысли.
- Кто же ты, Михаил Николаевич Ларионов?
- Я тот, кто любит тебя и будет любить, пока бьётся моё сердце.
- О, Микаэль! Если бы ты знал...
- Теперь я всё знаю, милая. О жизни земной и небесной...

ЗАПИСЬ В ПРИХОДСКОЙ МЕТРИЧЕСКОЙ КНИГЕ ОТ 7 ИЮНЯ 1866 ГОДА.
Жених: города Москвы умершего графа Николая Гавриловича Ларионова сын Михаил, православный, первым браком, 24 года.
Невеста: города Санкт- Петербурга графа Туманова Сергея Ивановича дочь Мария, православная, первым браком, 18 лет.
Поручители: по жениху граф Алексей Петрович Данилов и Антон Георгиевич Архипов, по невесте Александр Павлович Федоровский и Дмитрий Сергеевич Туманов.
Таинство обряда совершил приходской священник Алексий Мирославский.