Онтологическая модель объективного идеализма 2

§1. Субтильная реальность и реальность эмпирическая

Дальнейшее изложение всей концепции требует построения дуальной топики.  Речь пойдёт не о том, что касается «материального мира», поскольку сам мир, который кажется материальным, разделён надвое. На большее и меньшее отражение бытия, на субтильную реальность и реальность эмпирическую, на силу созидательную и деструктивную, на мир эйдосов и мир копий. Если встать на позицию эманации и объективного идеализма, то истинное, самое подлинное бытие окажется именно тем простым и, вместе с тем, почти неуловимым имматериальным светом, что есть абсолютное начало, Первоначало, нус (nous) или Logos. Никоим образом не будет им «материя» или «природа». В том и состоит проблема постижения эйдосов, что в окружающем тебя мире механических законов, детерминизма и материализма нет и не может быть никакого эйдетического знания. «Это фикции, отвлечённые, собирательные понятия» – скажет скептик. По-своему он, конечно, будет прав. Но ни одна моральная дилемма и ни одна эстетическая категория не находит  в подобной редукцией к физическим или же физиологическим процессам своего оправдания.
Напротив, нужно подойти к пониманию себя и мира принципиально иначе, встав на ту онтологическую (или, точнее, онтогносеологическую) перспективу, где имматериальное занимает главенствующую и первичную роль, определяя и отражая остальное. Это концепция «отражения», лежащая в основе учений платонизма, неоплатонизма и мистицизма. Согласно оной, если мы хотим постичь бытие, стоит лишь скинуть материальную вуаль, словно «покрывало истины», чтобы увидеть саму истину в абсолютном свете. Ибо этот свет и есть истина, а эта истина и есть действительное бытие.
Прозрение, экстатическое видение всех вещей такими, какие они вне материи, «в их истинном изначальном состоянии» [2, с. 546], – это не иррациональное, но сверхличное, надындивидуальное состояние мышления. Его необходимо считать высшей разумностью, поскольку связанно оно с тем, что зовётся интеллигибельным мышлением. К нему ведёт только лишь особая, контемплативная деятельность ума. В ней рефлектирующий субъект созерцает действительность как субтильную реальность, противоположную блеклой копии, которая составляет материальную «реальность». Ибо эта материальная «реальность» никогда не представляет собой подлинной действительности; она есть, как заметил Платон, отражение подлинного порядка вещей. Отражение неверное, искажающее их идеальные свойства эйдосов субтильной реальности, поскольку это отражение в материальном мире есть наименьшее бытие, меональный мир.
Что касается созерцания субтильного, идеального мира, то подобная способность к дианойи представляет собой отличительный признак лучших из умов. Это, в свою очередь, указывает на связь с действительностью, качественно превосходящей обыкновенную реальность, на связь с идеальной действительностью. Иными словами, эта способность «видеть невидимое», самим наличием указывает на особую природу этих умов, т.к. в ином случае они не могли бы ей обладать. Подлинное бытие, следовательно, эманирует не только эмпирическое инобытие (материю, мир копий), но и ту субтильную реальность, содержание которой составляют только эйдосы, а не их эмпирические копии. И хотя сама субтильная реальность сменяется этой эмпирической реальностью, она иррадиирует в последнюю качественно различные человеческие анимы (души), содержащие в себе разумность. Поэтому человеческая сущность оказывается двойной, принадлежащей как миру копий, так и субтильной реальности, будучи связанной со второю в акте мышления. Эта субтильная модальность, укоренённая в человеческой душе, противоположна всем своим свойством эмпирической реальности и представляет собой интеллектуальную силу, открывающую за вуалью эмпирического мира превосходящую реальность. Царство неискажённых образов, эйдетический мир. Он не есть чистое бытие, но более близок к нему, чем мир материальных копий.    
Важно заметить, что эмпирическая интенция и особая, субтильная модальность формируют свои ментальные типы (умы или, выражаясь иначе, сознания). Ментальный тип, соответствующий субтильной модальности в самой превосходящей степени – это пневматик («духовный» человек). В немного меньшей степени ей же соответствует психик, не имеющий опыта экстатического созерцания чистого бытия, но прекрасно, с необходимой ясностью интеллектуально созерцающий эйдетический мир. Обратно и тому и другому, полностью соответствуя эмпирической реальности, действует гилик, т.е. соматический человек. Он представляет собой носителя сугубо материалистического сознания, принимающего мир копий за подлинный и единственный возможный мир.
Однако, если материальность не-бытия такова, что она «вытравливает в человеке все лучшие качества, убивает любовь, делает его бездушным, то он тем самым превращается в автомат. Лишённый души человек живёт и действует механически» [3, с. 88]. Но вряд ли эту жизнь можно будет назвать жизнью. Следовательно, такой процесс есть смерть. Не мгновенная и окончательная, как в физиологическом представлении такого человека, но смерть, подобная длительному, лишённому цели существованию. Смерть как существование, подобное бесконечному мучительному умиранию.
У данной ситуации, помимо её трагичности, есть ещё одно, пугающее и настораживающее свойство. Она объясняет суть и причину той вечной метафизической войны, что непременно разделяет человечество на два фронта: на адептов света бытия и сторонников материи, на пневматиков и психиков, обладающих субтильными телами, ясными, глубокомысленными взорами и соматических людей (гиликов), т.е. хтонически грубых, механически двигающихся людей. Их нельзя разделить и противопоставить, апеллируя к одному physis, т.е. к материи. Эти различия заметны на ментальном уровне, имеют метафизическую причину. Они не реальны, а идеальны, поскольку сама эта идеальность есть настоящая действительность, искажённым (отрицающим) отражением которой может быть чувственная единичность.
Следует понять природу этих различий, рассмотрев то, как ментальные уровни формируют разные типы. Обратить внимание на то, что гилики – это люди наиболее завороженные материальным становлением, но отчуждённые от сияния бытия, далёкие от контемплативной деятельности и привязанные к сенсуалистическому восприятию иллюзорной реальности. Интенции их сознаний не являют того, что есть бытие; но они направлены в нижний уровень мира, в наиболее искажённое инобытие бытия. Следовательно, они пребывают в некоем своем вакууме, поскольку само бытие одно, и оно есть то, что оно сеть – абсолютное начало. Тогда как инобытием может выступать только эманация бытия, которая последовательно слабеет, убывает по мере своего удаления в не-бытие. На смену ясному, иерархизированому миру эйдосов (т.е. субтильной реальности) приходит эмпирическая реальность, царство материи. Последняя только кажется, является кажимостью, не данной бытию в понятии и понятийно немыслимой им. Она есть платоновское "отражение", иллюзия, то, что обозначается индийским термином «майя».
 «Поэтому понятие и чувственная единичность гетерогенны» [4, с. 33]. Понять – это значит схватить мышлением, осмыслить, познать умозрительно (контемплативно). Выйти хотя бы на уровень субтильной реальности, которая тоже не есть само бытие, но, разумеется, ближе к нему, чем мир эмпирически воспринятых тел.
Из того следует и обратная закономерность, сказывающаяся в том, что чувственное (т.е. сенсуалистическое, эмпирическое) не является подлинным, прекрасно и ясно проявленным в интеллектуальном созерцании. Оно есть бытие в иной, гораздо меньшей степени, чем субтильная реальность, которая сама есть лишь эманация бытия в не-бытии, полу-бытие. Умозрительные правильность форм и правильность геометрических линий, гармоническое сочленение, симметрия и созвучие (симфония) – все эти признаки отличают более значимое от менее и даже наименее значительного. Это есть ценное, идеальное полу-бытие. Напротив, «конкретно-эмпирическое есть в высшем смысле слова небытие» [4, с. 35]. "Отражение" или второе инобытие, истекающее из первого инобытия, результат вторичной эманации.
Потому чувственный мир можно отбросить, подобно излишнему фактору. «Всё мнимое богатство его не впрок ему: это тот “панцирь тяжёлый”, который его “утопил”. И чем непомернее претензии чувственного “мира”, тем очевиднее становится его бедность, его суетная тщета (eitel) и бессодержательность». Тайна познания заключена в том, что суть объекта выражается в его форме. «Феномен – это отражение нумена» [5, с. 109], поскольку сам материальный мир есть отражение, если вспомнить концепцию платонизма; он всегда остаётся продуктом вторичной эманации. Если учесть, что и субтильная реальность эйдосов дана лишь в первичной эманации бытия, то материальной реальности вообще не стоило бы сколь-то ценить. Истинно существующей будет исключительно Первоначало. То, что можно с полной уверенностью назвать абсолютным Logos-ом.
«Везде сущностный логос есть образец и потенция логоса и меонального» [6, с.121]. Бытие Logos-а «покоится в самом себе, само себе достаточно, <поэтому> ни в каком бытии вне себя не нуждается» [7, с. 95]. Это бытие не ограничено материей, но мыслит всё иное, отличное от себя самой. А поскольку оно качественно выше всего, что может быть сколько-нибудь отлично, поскольку любое отличие неизбежно означает нисходящую (убывающую) градацию. Logos  изливается через субтильную реальность – и тогда он мыслит континуально взаимосвязанными сущностями (эйдосами), каждому из них определяя одно качественное свойство, не характеризующее каждого другого. Но затем следует и то, что качественно хуже мира эйдосов – эмпирический уровень. Он отличается от предыдущего, поскольку качественно не подобен ему;  равенства нет там, где задаётся отличие, а оно задано самой нисходящей, убывающей градацией эманационных уровней инобытия. Именно поэтому прекрасный эйдетический мир сменяется миром копий, где заточается и человеческие души, т.к. возникают они тоже из эманации бытия.
Можно было бы сказать так: души – внутренние ментальные основы мыслящих индивидуумов – есть имматериальные сущности, которые представляют собою иррадируемые лучи первого инобытия. Они проницают собой материальный мир, увязая в нём. Но поскольку они обладают большей бытийной субстанциальностью, чем копии (материальные тела и пр.), их связь с первым инобытием – с субтильной реальностью – не может быть окончательно оборванной. Она лишь ослабевает в такой степени, что формирует ментальный тип соматического человека (гилика). И такая духовная инволюция, к сожалению, неизбежное следствие эманации. Ибо не может быть два бытия, как не может быть двух абсолютов. То, что являет собой совершенную степень, изменяется только в сторону убывания. Это логический закон данной онтологической модели.
Именно поэтому высшей формой бытия и является наиболее простое и чистое бытие, а не мир эйдосов. Любая множественность исключена из самого полного воплощения бытия, которое есть неопределимое Начало. 
«Подлинной мудростью, по определению Гераклита, является “знание мысли, которая везде всем правит”». Такое самосознание «есть простое для-себя-бытие, равное себе самому благодаря исключению из себя всего другого» [8, с. 165]. Для такого бытия нет эмпирического времени. «Время есть некая длительность, и, как таковое, оно предполагает коррелятивное понятие недлящегося» [6, с. 308]. Но для него нет и множества эйдосов, которые только благодаря ему (этому первому бытию) возможны. Поэтому абсолютное бытие обладает такими идеальными свойствами как полная атемпоральность, имматериальность и абсолютность. Но вместе с ними имеет ещё одно свойство: единственность.