Провидец

          – Не простоит эта стенка и трех дней,   – произнес  старший лейтенант  Олег Кошура, садясь в машину командира после шутливой перебранки с  Селивановым, своим приятелем, который заканчивал монтаж бетонных блоков.   Подполковник Левченко  с  переднего сидения искоса взглянул на молодого офицера.
 
        Всего пару недель тот был переведен с линии в технический отдел и к статусу работника Управления еще не привык.  Кошура сам не понимал, почему  это предостережение вырвалось у него, когда  Селиванов,  тоже старший лейтенант, довольно иронично пошутил насчет его новой должности. Сам он подпорных стенок никогда не строил, но заметил, что те имели привычку, со временем  отклоняться от вертикали  и даже падать, особенно,  когда их строили молодые специалисты.

          Через три дня пошел дождь, каменную засыпку за стенкой  сделать не успели, мокрая глина рухнула  вниз и выдавила фундаментные блоки.
          Командира  никогда не видели улыбающимся,  он  не жаловал болтунов, однако был впечатлен точностью предсказания своего подчиненного.  Подпорная стенка была предназначена для предотвращения сползания грунта на стоянку машин около здания Управления.  Возводилась  без проекта, бессистемно, от случая к случаю, с эпизодическим руководством  свободных  офицеров.

           На планерке майор Марков, достаточно опытный степенный начальник участка,  докладывал по своему объекту по графикам, начертить которые, ему помог  Кошура.  Назвал недельный срок каких-то работ, после чего  Левченко вперил в старшего лейтенанта немигающий взгляд.
           – Ты слышал? Неделя. Насколько он соврал?  – То ли в шутку, то ли всерьез,  он после падения стенки несколько раз выпытывал у него сроки завершения каких-либо  работ. 
           Вопрос был неожиданным и неуместным.   Поправлять Маркова совсем не хотелось.  Но неподвижные глаза командира, а затем и всех присутствующих  не оставляли выбора. Взгляд решил не отводить.
            – Пять дней, – пробормотал он.
            – Что значит – пять дней? Громче!  –  в тоне, каким это было сказано, можно было уловить угрожающие нотки.
           – Это значит – плюс пять дней, итого –  тринадцать. В лучшем случае,   раньше не получится.

             Почему он так сказал?  Мог бы ответить «не знаю!» – и никто бы его за это не упрекнул, все привыкли, что сроки на стройках понятия условные.  А так, все невольно начали отчет времени.
            Товарищи Маркова  при встречах стали доброжелательно интересоваться   у него  успехами, тот злился, сам планировал работы, но, как всегда, подвели смежники и погода.

             Все офицеры в душе суеверны. Слишком многое в их судьбе зависит от случая.  Левченко случайно  узнал,  что в предках Кошуры по преданиям числился цыган,   поверил в его дар предвидения, когда стал брать его с собой при посещении строящихся объектов. 
 
          Хотя Олег   имел на лице черты своего давнего кочующего предка,   свои мистические способности никогда не ощущал.  Чтобы совсем уж не опозориться перед лицом командира, стал досконально изучать проекты и реальное положение дел на стройках. Чем вызывал ревнивое чувство у своего непосредственного начальника отдела.
          По правде говоря, срок «пятнадцать дней», озвучил сам Марков, когда Кошура на его участке собирал материалы для графиков. Он это сказал своему коллеге – механизатору и посетовал тогда, что так вольготно распоряжаться временем ему не дадут. Лейтенант слышал  отрывки  того разговора и не предполагал, что эти случайные знания понадобятся.

            Сколько он помнил, в детстве  старшей в семье  была его  мать. Она с детства внушала ему не доверять людям. «Бойся корову спереди, коня сзади, а человека со всех сторон», такова была ее жизненная установка. И еще врожденное – не врать и не воровать.  Нельзя сказать, что Олег всегда следовал этим наставлениям, но критическое отношение к окружающим его людям, привычка угадывать истинные намерения, обычно скрытые за маской вежливости,  осталось с ним навсегда.
 
          В компании все шутят друг над другом  - смеются. Пошутит он  - обижаются. Невольно задевает невидимую струнку в душе товарища, скрытую от посторонних. Получается не шутка, а оскорбление, уличение в чем-то нехорошем. Любой человек  не желает  и даже страшится слышать правду о себе. Командир считает его проницательным, а он просто говорит ему то, что другие не решаются.

         Все в отделе знали, что  пожилой подполковник Перетурин, его начальник,  любит после обеда немного вздремнуть.   Беззлобно подшучивали, когда тот излишне бодрым тоном заявлял, как он после обеда заглянул к этим бездельникам – проектировщикам.
           Послеобеденный сон позволяли себе многие старшие офицеры, если были уверены, что в это время их не потревожит начальство. Допустим, когда оно в отъезде. 
           И тут, он даже не ругал  Олега, выразил недовольство его действиями, а перед  уходом на обед к семье, заявил, что задержится на объекте.  Понадобилась всего одна фраза, чтобы подполковник обиделся всерьез и надолго. 
         – Не забудьте подушку прихватить, когда на объект пойдете.
         Любая шутка уместна в свое  время и место.  Кошура только что вернулся с этого строящегося дома и знал, что его начальнику там делать нечего.

                ___________
 
           Левченко считал, что здоровому молодому офицеру не пристало сидеть в отделе, поэтому поручал ему различные расследования, случавшиеся на стройках.  Аварии с техникой и травмы людей случались чаще, чем хотелось. Командир требовал от него правды, а потом сам решал:  предавать  случай огласке или благоразумнее его замолчать.
 
           Первый солдат погиб сам.  Прямо перед Управлением.  Бригада ремонтировала кровлю, клеила на разогретый битум рубероид. Машина буксировала битумоварку, которая представляла собой большую металлическую бочку на автомобильных колесах.  На бочке крепилась  дымовая труба. Вообще-то,  при транспортировке ее полагалось складывать, но битумоварку  хотели просто передвинуть на несколько десятков метров.  Оголенные провода тянулись  к зданию на достаточной высоте,  но труба их достала и едва не оборвала один из них.

           Народ, глазевший на эти маневры,  поднял крик, отчего  машина вовремя остановилась.  Бойкий водитель спрыгнул на землю и стал смотреть вверх.  Другой солдат – оператор битумоварки, что сидел рядом в кабине,  тоже решил взглянуть на причину переполоха.  Держась за дверцу  машины,  медленно  спустил ноги на влажный после недавнего дождя песок.  Мощный разряд электричества не оставил ему шанса на жизнь.
 
           Кошуре  поручили расследование этого трагического случая, с  составлением  подробного отчета.   Два человека  почти одновременно покинули кабину с совершенно различными последствиями, и этот факт вызывал какое-то мистическое недоумение.  Причина смерти была очевидной –  один замкнул собой высоковольтную  цепь,   другой в прыжке вовремя отпустил ручку двери, тем не менее, различные комиссии неделю не давали покоя, ни солдатам, ни офицерам
          Фамилия несчастного солдата звучала на всех совещаниях.  В части  были организованы траурные мероприятия, для  последнего прощания с телом погибшего привлекли военный оркестр.

            Через несколько недель в этом батальоне повесился солдат. Он оставил подробное объяснение своему желанию уйти из жизни, но надзорные органы этой записке верить отказались. Слишком нелепой показалась причина суицида:  «…уйти из этой жестокой жизни, чтобы обрести счастье в другой».  Возникло подозрение, что это «жестокое существование» солдату устроили его товарищи и командование.
          Батальон снова с  удвоенной силой стали трясти различные проверки.  Хотя смерть не считалась производственной, Кошура был в курсе   расследования. Конечно, висельник допускал странности в своем поведении и общении со своими сослуживцами, но они не выходили за общепринятые рамки. В строительных войсках людей «со странностями» хватало.
         
            Так как в предсмертной записке  молодого солдата речь шла о загробном мире,  где, как предполагалось, жизнь устроена лучше, начальник политотдела  – подполковник Якунин решил провести с личным составом беседу о религии.  Олег узнал об этом от знакомого командира роты и решил поприсутствовать. Он выделял Якунина среди политработников за его неизменную доброжелательность.  Тот в общении с младшими офицерами никогда не корчил из себя начальника. 
 
           Лекция Олегу понравилась.  Якунин не стал говорить, про то, что бога нет и повторять прочие атеистические шаблоны.  Он вдруг заявил, что этот самоубийца, Сибелев его фамилия, никогда в «рай» не попадет, как бы он того ни хотел.  Во первых, церковь самоубийц не жалует, даже хоронит за оградой кладбища. Куда попасть, в «рай»  или «ад»,  человеку  определит  специальная комиссия при боге, и только после «страшного суда». А  суд этот  неизвестно когда будет. … После второго пришествия!  Пока же эти  «заведения» пустуют в ожидании постояльцев. Так  что  ваш бывший товарищ поспешил, душа его будет вечно где-то болтаться неприкаянная.  Надо в этой жизни свое счастье  устраивать, а загробная жизнь  сама к тебе придет…
            Олег считал себя достаточно просвещенным человеком, но о тех простых истинах, что говорил подполковник, никогда не слышал.  По молодости, считал религию пережитком прошлого,  о ее роли в судьбе людей не задумывался. 
            
           Якунин ушел, и разговор продолжился в кабинете командира роты.  Были высказаны различные  точки зрения, но запомнились  слова пожилого старшины.
            – …  Напрасно раздули это дело с Гуляевым, тем пацаном, что от электричества погиб.    
Спору нет, это трагедия,   родителям горе, но героя из него делать не стоило.  В этом возрасте каждый мечтает  чем-то  выделиться из толпы…   – прапорщик замолчал, видимо ожидая вопросов.
             – Такое утверждение действительно требовало пояснения.  –    Почему, героя? И причем  здесь возраст? – Кошура решил поддержать беседу.
              – Мне не понять, тебе тоже. Но, поверь, есть люди,  этот висельник  Сибелев например, страдающие от недостатка внимания к себе.  Ровесники обижают. Живет такой тихой мышкой, а в душе страсти кипят.   А тут, пожалуйста, тебе  – речи хвалебные…, оркестр! 
              – Но Сибелев  должен был понимать, что в гробу он этих речей не услышит.
             Старшина досадливо махнул рукой. – Должен  был понимать! Я думаю, он не осознавал, что такое – смерть.  Молодые в нее просто не верят.  Желал хоть так оказаться в центре внимания.  Ему в черепушку не заглянешь. Чего  туда дома напихали.  Я за двадцать пять лет службы всяких  чудиков насмотрелся.  На них только форма одинаковая….  Да ладно!  Я свое мнение высказал.   Повторяю!  По-моему, смерть должна пугать, а не привлекать.
 
             Мнение старшины отличалось от общепринятого. «Неуставные взаимоотношения. Дедовщина. Недостатки в воспитании молодых воинов».  Вот причины, которыми объяснялись самоубийства. В справедливости таких выводов сомнения не было.
       

 
              Слова старшины вспомнились, когда в соседнем гарнизоне повесился еще один солдат.  Гарнизон находился далеко, но командование и, следовательно, информационное поле было общим.
              Говорили, что этот придурок по-настоящему вешаться не хотел. Только попугать своих товарищей и командиров. Повис на проводе, на виду за воротами, которыми, он знал,  через секунды  должна была пройти его рота.  Но строй вдруг повернули на другую  дорогу и тот остался висеть в одиночестве. Откуда такие подробности? Так он поделился своим хитрым планом с двумя приятелями. Такими же недоразвитыми.  Потому-что те, тупо шагая  в удаляющемся строю, долго  не могли сообразить, как сообщить о шутке товарища.
            
                Мысль о продолжении жизни в другом мире  после смерти овладела  человеком, как только   у него в мозгу образовались клетки, способные размышлять.   Очень несправедливым  казалось земное  существование.  Большинство сородичей, окружающих их  в этой  жизни,  сохранили  повадки, больше присущие животным, проводящим  свои  дни в поисках еды.   А главное, они отказывались  замечать его выдающие способности,  и  даже позволяют себе над ним над ними издеваться. А если человек не находит желаемого в этой жизни, он обращается к мистике или религии.  Конечно,  бог  накажет его обидчиков. Только когда это будет.
          Как заставить этих злых людей  обратить на него внимание?  Самое простое –  умереть на их глазах.  Вон как бегают командиры и трясут тех, кто любит издеваться над слабыми. А он не слабый.  Он способен на действие.
 
              Должность офицера в техническом отделе иногда сродни адъютанту при командире. Особенно в поездках по объектам. Чертеж нужный найти, проверить заявку, что ему впопыхах набросали рассеянные прорабы.
          Не стал Левченко изменять своей привычке во время командировки в Москву, где он должен был докладывать о готовности объекта, который курировали спецслужбы. Он взял в поездку Кошуру  и даже поселил его в одном номере с собой.  Целыми днями они толкались по кабинетам то заказчика, то проектировщиков и лейтенант с надеждой ожидал выходных, чтобы, наконец, посмотреть столицу.  Вечерами офицеры вели беседы на темы, которые были понятны подполковнику и лейтенанту.  Как-то заговорили о самоубийствах солдат, и Кошура неожиданно для себя выдал.
           – Будут еще висельники….  Подражательное поведение. – Эту фразу он услышал от врача, который описывал смерть солдата - шутника.  Это у нас в стройбате они сами себя убивают, было бы у них оружие – убивали бы других.  Мотивы часто те же, а  эффекта и внимания публики  больше.

             Массовое психогенное наваждение достало их и там.  Командира уведомили об очередном  самоубийце.  Левченко пришел в ярость.
              – Что за мода – вешаться!  Просто проклятие какое.    Каждый месяц – гроб.  Политорганы уже всерьез рассматривают вопрос  о его соответствии занимаемой должности…
Ты, лейтенант, больно умный, как я погляжу,  видно несчастья приносишь.  Что называется - накаркал.
              В части началось очередное расследование, так, что  командиру  необходимо было на нем присутствовать.  Кошура остался один. Основные вопросы в столице были решены, время протекало в необременительном ожидании  согласованных проектов.


                _________________



           Месяца два спустя, капитан  Кошура находился в командировке на объекте, который строился в безлюдном месте, среди сопок.   О теме, что  затронута в этом рассказе,  думать перестал.  Последний самоубийца оказался вежливым человеком и подробно объяснил свое решение в пространной записке.  О военной службе там не было сказано  ни слова, поэтому  его командиров оставили в покое.
 
           Но вот, в субботу  всех офицеров обязали явиться на общее собрание, без присутствия на котором,  их дальнейшая служба не представлялась возможным.  Различные учреждения надзирали за  жизнью  военных людей, и надо было иногда давать им возможность высказаться.
 
         Левченко приказал задействовать рабочий батальон на объекте под руководством гражданских прорабов, а старшим на объекте, а заодно и в батальоне,  оставил  капитана  Кошуру. Раз уж он там находится,  очередное звание  на днях  получил. Пусть  проявляет себя в командовании.

         Празднично одетые офицеры погрузились в крытую машину с досками вместо сидений и   отбыли в город на центральную базу, где  им предстояло постичь мудрость решений партии и правительства. Даже краткое разлучение с личным составом почиталось за праздник.  Солдатские бригады разбрелись по стройке и занялись привычным делом.

              Через пару часов к нему подошел старшина  и несмело попросил отпустить  с  работ  одно отделение.
             – Пропал солдат из его роты. Родом из Грузии.  Утром на построении был, на завтраке вроде присутствовал, а на работу отделение отправилось без него.  Надо бы поискать в лесочке.
               – Надо, так надо! Какие проблемы.
              Ближе к обеду его разыскал сержант из того отделения с  таким видом, какой бывает, когда человека внезапно сильно  ударить  по затылку.
               – Нашли….Старшина  попросил, чтобы вы присутствовали…  Ну, засвидетельствовали, что-ли…

            В батальоне остались  три прапорщика, и все они собрались  здесь, в полусотне метров  от проволочного ограждения части.  Кучка солдат сосредоточенно курила в сторонке. Видеть повешенных  капитану  еще не доводилось.  Тело лежало на пожухлой траве под   деревом,  на ветке которого остался узел от брючного ремня.   Ремень был обрезан,  его петля продолжала сжимать шею.  Такое зрелище могло привидеться только в кошмаре.  В военных хрониках иногда  показывают  фотографии повешенных, но там  лица почему-то выглядели не сильно искаженными. Здесь же, у тяжелого грузного парня лицо  было налито  темным сургучом, из перекошенного  открытого рта вывалился сизый язык. Смертная сила почти выдавила глаза из орбит….  От увиденного, сердце  молодого офицера  затихло в груди и почти остановилось дыхание.
 
           Старшина сует ему в руки исписанный тетрадный листок.
             – Вот, посмотрите.  Из нагрудного кармана торчал. Матери написал. Из-за нее он… Узел на ветке я оставил. На всякий случай. Ну, хлопцы…  берите его, понесли в  часть. 
 
            Кошура шагал вслед за траурной процессией и в душе нарастал глухой протест. «…   не должен двадцатилетний юноша лишать себя жизни из-за  обид в семье. Которая, к тому же,  находилась за тысячи километров от него… .  Ноги застыли  полусогнутыми.  Так спешил удавиться, что ветку повыше не  стал искать.  Передумать боялся.   Отомстил матери…  не может чего-то ей простить.   А ведь как комиссии не старались, у его предшественников они не нашли серьезных причин для подобного решения.  Прямо, игры какие-то».
            А он еще гордился, что его старшим в гарнизоне оставили. Временно, но все-таки…  А этот мститель, как будто, специально дожидался.   Левченко как-то обмолвился, что «этот цыган»  приносит несчастья, наверняка, не промолчит и на этот раз.

          Солдаты протащили брезент с  телом под проволокой ограждения и застыли в ожидании команды. Старшина махнул рукой в направлении бани.
           – Давайте туда.  В Управление мы доложили.  Пока приедут...  Пусть там  полежит.
          Внутренний протест требовал какого-то выхода.  «Смерть должна пугать, а не привлекать», вспомнилось  Олегу.  Почему в баню!  Сегодня он здесь старший.  Почти неосознанно  встал перед  солдатами.
          – Несите туда! – он показал на плац.
          Старшина  заметно возмутился. – Он же мертвый. Нехорошо.  Нельзя так с умершими.
          Но Кошура уже обрел уверенность.
          – Да! С умершими и погибшими нельзя. А этот хотел всем  что-то доказать. Вот пусть и доказывает на виду у всех. Вон на тот бугорок положите.
            Солдаты в растерянности топтались около брезента.  – Выполнять!  – рявкнул он. Еще непривычное новое звание добавило решительности.
 
           По-прежнему оглядываясь то на своего старшину, то на злого рослого капитана,   солдаты  направились к плацу. Тяжелый скорбный груз в провисающем брезенте шоркал  по земле.
              Прапорщики кратко посовещались и решили  не вмешиваться.  Кошура питался в столовой на территории части и те его хорошо знали.  Знали, так же, что он офицер  Управления, часто приезжает с командиром.
              – Я приказал! Так, что можете ссылаться на меня, – решил он развеять сомнения зевак.  На необычное зрелище сбежалась поглазеть вся дежурная служба части.

            Дорога от  объекта   спускалась к казармам строителей   по дуге, вокруг небольшой заросшей травой возвышенности, на обратной стороне которой положили бедолагу.  Олег впервые внимательно рассмотрел  его…  Если бы самоубийцы заранее могли видеть свое мертвое тело!
 
           Полуденное солнце добросовестно согревало и освещало   землю и скрюченный  труп.  Рой мух кружился над мертвецом. Они безбоязненно садились на вываленный язык, по-хозяйски  сновали в рот и обратно.  Сознание отказывалось верить этой картине. Сколько начальство будет ехать сюда?  Час. Сейчас роты  прибудут на обед. Для них предназначалось это зрелище. Товарищи знали его живым, пусть посмотрят, как выглядит человек  после висения на ремне.  Ослабленная петля все еще охватывала шею.   Может быть,  будущие  самоубийцы предпочтут более привлекательный способ лишать себя жизни.
         
            Отсутствие  командиров также  настраивает подчиненных на  веселый игривый лад. Ротные колонны, ведомые сержантами,  нестройными рядами стали спускаться к казармам. В рядах раздавались смешки и приглушенная болтовня.  Все понимали, что сегодня не обычный рабочий день. Выполнения задания никто спрашивать не будет.  Солдат ожидал обед и отдых,
 
          Первый взвод обогнул холм и замолчал. Следом  замедлил движение и замолчал второй взвод.   Взгляды натыкались на облепленные мухами остекленевшие глаза  и  прилипали к страшному лицу на брезенте. Задние ряды натыкались на остановившихся,  головы поворачивались направо, да так  и застывали повернутыми.…   Роты в оцепенении  выстраивались на плацу, ни один  возглас  не нарушал наступившую тишину, только приглушенное  шарканье сапог.   Старшины тихо скомандовали,   и солдаты  потянулись  в столовую.

               Видимо, телефонограмму передали в политотдел,  так  как  приехал  подполковник Якунин – начальник  этого отдела, со своими  офицерами.   Командование батальона почему-то не проинформировали и те в счастливом неведении продолжали сидеть на собрании. Кошура был лично знаком с Якуниным, тот в прошлом году подписывал ему мандат на партийную конференцию  и  довольно уважительно с ним общался.

            Реакция приезжих на увиденное была вполне предсказуема. Якунин на несколько секунд замер перед трупом.
             –  Что это такое! – он обернулся к старшинам, – чей это солдат….  Был?
             Старшина сделал шаг вперед  и выразительно посмотрел на капитана, который стоял в стороне от них.
          – Вы соображаете, что делаете… – закипал подполковник…
           – Это я приказал, – перебил его Олег, –  я положил его сюда.
           Якунин поперхнулся и уставился на него.  Кошура всегда считал, что ему напрасно приписывают мистические способности, но сейчас, наблюдая  калейдоскоп эмоций  на лице политработника, он явственно читал его мысли…
            « Сначала растерянность…      неудачная попытка определение названия  поступка капитана…  анализ знакомых диагнозов сдвигов психики, признаки которых тут явно просматривались … , вспомнил, как мандат ему подписывал».
             Подполковник взял себя в руки, вот, что значит  быть  не строевым офицером. Те в подобной ситуации перешли бы на мат.
            – Почему вы так поступили?
            – Как именно?
            – Почему положили тело здесь…, у всех на виду.   
            – А где его нужно было положить?  – Олег решил гнуть свою линию до конца. Он сам еще не конца представлял себе, зачем так поступил.  Наитие какое-то…
             Якунин снова поперхнулся, даже закашлялся.
              – Вы не понимаете…
              – Чего именно я не понимаю?
               Окружающие прислушивались к диалогу и ожидали развязки.  Но развязки не последовало.
                Якунин как-то обреченно махнул рукой и отвернулся.  Потом подозвал старшину,  и вся команда отправилась устанавливать последний маршрут бывшего солдата.  Через несколько минут его тело перенесли туда, куда положено. В баню.   
               
                Кошура попытался вернуться к своим обязанностям. Позвонил в свое Управление, Левченко на месте не было,  поэтому  сообщил  о ЧП дежурному. Тот уже знал о случившемся, но для доклада командиру  стал выпытывать подробности.
                Досада, охватившая его после общения с политработниками, не отступала. Не так надо было строить разговор с Якуниным.   Плохо, когда не можешь объяснить свое деяние . Понимаешь, а слов подобрать не можешь.  Вел себя, как идиот. Правильно, что подполковник не стал с ним  дискутировать.  Судя по  лекции о религии,  он не похож на солдафона, способен размышлять.   Будет неправильно, если Якунин  уедет, не поняв его поступка.  Сначала, надо самому привести свои мысли в порядок.

            Капитан вернулся на узел связи, откуда был хорошо виден плац и машина прибывших политработников. Процессия  вышла из бани и гуськом несколько раз проследовали от казармы к столовой и обратно.  Потом подошли к машине. Сопровождающие Якунина  офицеры, видимо  остаются  в батальоне,  потому что  остановились в отдалении, а  он   давал последние наставления им и старшине.  Кошура дождался, когда подполковник, прощаясь,  открыл дверцу «уазика»,  и подошел к нему.

             –  Товарищ подполковник! … Вы принимали участие в расследовании прежних смертей.  Я  тоже там был.  По-моему,  выводы о причинах были не совсем правильными.  Дисциплина. Неуставные отношения.  Дело не только в этом… Трудно объяснить,…  но я уверен, что те двести пятьдесят человек, что сегодня видели этого …  этот… труп, никогда вешаться не будут.  И другим расскажут, что видели сегодня…. Ребята молодые, жизненного опыта никакого, играют со смертью.   Я решил их просто напугать.   Извините, что не мог сразу дать объяснения своему решению. По правде, мне и  сейчас трудно  его объяснить…. Но я уверен, что поступил правильно.

            Якунин по-видимому все еще был возмущен и обижен недавним поведением капитана.  Он молча сидел на сидении, в задумчивости качая головой. Мельком взглянул ему в лицо,  – Напугать?   Не знаю….    нас вы точно напугали, – потом  медленно закрыл дверцу.
 
           О последнем самоубийце в подразделениях предпочли промолчать.     Воспитатели  не доказывали солдатам, что убивать себя  из-за  неурядиц в жизни, это неправильно. Олег был далек от мысли, что командование прислушалось к его мнению. Скорее всего, сами осознали, что в таких делах нужно действовать потише,  без  криков и наставлений. Гласность – это хорошо, но каждый воспринимает полученную информацию на свой лад, в соответствии со своим уровнем развития.
           Левченко не стал комментировать выходку своего подчиненного.  Руководствуясь какими-то  соображениями,  закрепил  приказом  того  на объекте своим представителем  без конкретных обязанностей.    
 
         На ближайшем собрании офицеров Якунин довел до собравшихся  последние решения правительства,  по традиции призвал их внимательнее относиться к нуждам подчиненных. Кратко коснулся темы самоубийств и в конце выступления добавил.
          – Мы комплексно решали эту проблему, и она, надеюсь, сошла на «нет». В одном гарнизоне нам продемонстрировали  радикальный способ решения.  Метод не бесспорный, но, надо признать, действенный.
          Сотня стриженых голов в зале не выразила заинтересованности эти методом. Только один человек в зале знал, кому эти слова адресованы.