Русские в подполье. Двойник

    Двойник

Текст «Записок из Подполья» потрясает пропорциями между правдой о жизни героя в реальной России и туманом вокруг его социального положения. По моим наблюдениям, в разных частях произведения соотношения эти колеблются от одного к десяти до одного к десяти тысячам! Истина спрятана, как иголка в стоге сена.

И правда, и туман выходят из уст самого героя. Ему интересно уводить других персонажей «Записок» от истины в морок. Сложность в том, что игра не ограничивается пределами текста. В азарте герой словно бы выскакивает за обложку книги и напускает туману и в головы реальных людей. Вот уже более 155 лет, с момента публикации «Записок», он с успехом утаскивает и безымянных читателей, и известных критиков и обществоведов-комментаторов, и художников-иллюстраторов на максимально далекое от реальной России расстояние.

Чтобы этого не случилось с нами, необходимо обратить внимание на некоторые приемы. Да, герой роняет крупицы правды о своем социальном положении. Но роняет совсем незаметно. Иногда это сухой факт без комментариев: «Я один коллежский асессор». Чаще всего сведения сообщаются в виде вставки во фразу в абзаце, посвященном совсем другим людям. Бывает и так, что правду можно выявить, только применяя математический метод – так называемое доказательство от противного.

Осложняет работу и хаос: крупицы истины разбросаны по тексту, как попало. При такой маскировке отыскать их – целая наука.

Вот что у меня получилось.

Повествователь «Записок из подполья» вырос без отца и матери, но под патронажем далеко не последнего в России рода. Всю жизнь герой пользовался покровительством. Родственники, у которых прошло его детство и отрочество, устроили сироту в очень престижное высшее учебное заведение в Петербурге. Оно было связано, как сейчас выражаются, с военно-промышленным комплексом и открывало своим выпускникам дорогу к большим чинам и доходам. В реальности среди них немало инженеров с мировым именем. Ведь преподавали в таких вузах тогда – научные светила.

Герой учился с блеском: был одним из первых на курсе.  Этого ему показалось мало. Он углубился в классику мировой литературы, занимался, сверх вузовской программы, гуманитарными предметами: «понимал такие вещи (не входившие в состав нашего специального курса), о которых они (однокашники – прим. мое) и не слыхивали».

Устроившие его сюда опекуны дали понять: они сделали все, что могли. Контакты с ними прервались. Без высокого покровительства герой не захотел зарабатывать себе на жизнь. В роду было кому за него похлопотать. В итоге, как он выразился, «одно значительное лицо» определило его на государственную службу – в подразделение некоего министерства. Он был «особенно рекомендован» столоначальнику Антону Антоновичу Сеточкину. Тот предупредительно удалил дискомфорт в отношениях новичка с сослуживцами. С ними герой мог то близко сходиться, то переставать даже здороваться – все принималось как должное. Более того, Сеточкин ввел его в свой дом. Там встречались чиновники одного со столоначальником круга и открыто обменивались важной для карьеры информацией: «Толковали про акциз, про торги в Сенате, о производстве, о его превосходительстве, о средстве нравиться и проч. и проч.». Герою, иными словами, предоставили все необходимое для успешной службы.

Доходы, существенно меньшие, чем у бывших сокурсников, позволяли, однако, снимать отдельную квартиру в шаговой доступности от центра столицы. Платил он и жалованье слуге, в чьи обязанности включил, вместе с уборкой жилья и чисткой одежды, закупку провизии и приготовление пищи, а это в Петербурге стоило недешево.

Род вырастил его, сироту, человеком с отменным здоровьем. Утомительная и, при контактах с просителями, кляузниками, кем-то обиженными посетителями, нервная, занимавшая большую часть каждого дня служба не мешала герою упоенно читать книги дома в свободное время, много – а нередко и ночами напролет – гулять по городу, знакомясь, в числе прочих соблазнов, со всеми разрядами публичных домов и занимаясь в лучших из них, элитных, сексом с проститутками по два часа непрерывно – по его выражению, «как в угаре».

При его здоровье эти дополнительные нагрузки карьере не вредили. В максимально короткие сроки он получил очень высоко ценившийся госслужащими чин коллежского асессора. Ради этого молодые карьеристы, например, нередко добивались перевода в «горячие точки» – скажем, на неспокойный Кавказ. «Молодые титулярные советники приезжают сюда за чином асессорским, толико вожделенным», – сообщал еще Пушкин в «Путешествии в Арзрум». До 1845 года коллежским асессорам давалось право на потомственное дворянство, потом – на личное. К ним обязаны были обращаться не иначе, как употребляя словосочетание «ваше высокоблагородие». Коллежскому асессору в армии соответствовало звание майора. До 1856 года право на этот чин давало только высшее образование.

Успешную службу герой продолжал до своих 39 лет. А затем, как и в случае с военным вузом, предпочел самостоятельным перспективам покровительство рода, один из представителей которого как раз сделал его своим наследником. Герой ушел в отставку и начал новую жизнь – с «Записок из подполья».

Из биографических подробностей он и создал остов своего подполья. Род служит материалом для фундамента. Его, главную в социальной жизни, роль герой в подполье полностью замуровал. Он не называет в тексте «Записок» ни родового, ни своего личного имени (дальше, для удобства, мы вправе называть его Подпольный). Так можно поступать только с чем-то, ничего не значащим. Дистанция «Записок» от реальности тут – огромная. Она соответствует глубине подполья.

Престижный вуз, солидная госслужба использованы, соответственно, для возведения стен и в подполье  превращаются в свою полную противоположность. Высшее учебное заведение зовется пренебрежительно: уродующей воспитанников школой. «Канцелярская служба» – предмет исключительно для хохота.

Скрепляющим эти несущие конструкции цементом являются страдания. Им посвящена львиная доля текста. Страдания Подпольный испытывал, по его словам, от каждого контакта с сородичами, сокурсниками, сослуживцами, а также с другими соотечественниками: прохожими в центре Петербурга, проститутками, холопом и т.д. Он изображает себя как жертву и при собственном надругательстве над женщиной, и при задержках зарплаты слуге, и при издевательстве над однокашниками. По сути, он выставляет почти всех недочеловеками: жестокими или очень тупыми, противными, развратными, корыстными…

Эти удивительные трансформации окружающей героя реальной России преследуют очевидную цель: превратить фигуры соотечественников во второстепенные и освободить все пространство подполья для возвеличивания центрального персонажа – повествователя «Записок».  А точнее, для тумана, напускаемого им вокруг собственной персоны.

Для густого тумана! С первых до последних строк Подпольный уничтожает почти все утверждения о себе вскоре после того, как … сам же их привел. Вот легкие примеры.

«Я человек больной… Я злой человек» – с таких слов начинаются «Записки из подполья». Двумя абзацами ниже утверждается обратное: «Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым». Через несколько строк Подпольный добавляет: «Я имею право так говорить, потому что сам до шестидесяти лет доживу. До семидесяти лет проживу! До восьмидесяти лет проживу!..» Согласитесь, странные восклицания для больного.

По опыту, в том числе приобретенному благодаря чтению других произведений Достоевского, я знаю, что туман часто напускается ради выведения других людей из душевного равновесия. Для наступления жути. Вот как описывает такую жуть Иван Бунин: «… непроницаемая густота тумана наливалась уже настоящими сумерками, – тоскливой аспидной мутью, за которой в двух шагах чудился конец света, жуткая пустота пространства».

Выводя из себя читателей, Подпольный проявляет ловкость: заставляет их поневоле, как фонари в тумане, принимать всерьез те подробности о себе, которые он нигде не аннулирует. Он, мол, передовой, развитый, порядочный человек; он – «умнее всех окружающих»; он – «слишком сознающий». Так из тумана выдвигается призрак некоего сверхчеловека, существа исключительного, которому противостоят в стране ненавидящие его и преследующие его недочеловеки.

И эту, основную для «Записок из подполья», коллизию вот уже более 155 лет считают не высосанной повествователем из пальца, а реальной многие люди и на Западе, и у нас. Чтобы не быть голословным, приведу цитату из журнала «Топос» – одного из самых авторитетных для меня в России.

Михаил Гиголашвили: «Главный персонаж повести – Антигерой…У Антигероя нет ни друзей, ни дела, ни любви, одни враги и недоброжелатели, завистники и клеветники окружают его черными флажками ненависти».

Чудеса!


Рецензии
Книги пишутся крупными авторами не ради настоящего, но ради будущего. Это не частный случай описания одной личности. Тенденция. Болезнь, которая охватывает общесвто вопреки ожидаемому прогрессу. Прогресс идет. а человеческая природа остается неизменной, более того, прогрессирует. Ответа, как такое победить, автор не указывает, ибо главная его задача заставить читателя задуматься и определить для себя - таким не быть никогда. Ничего более. А читатель - это современное автору общество. Но, мне кажется, автор не сильнов верит, что победить подобное возможно. Может, как -нибудь потом, в будущем, вот почему это произведение интересно до сих пор. Прочел с огромнейшим удовольствием. И Вас еще мнго чего есть почитать. Это радует. Удачи...

Андрей Гоацин   13.01.2023 13:19     Заявить о нарушении
Большое спасибо!

Юрий Евстифеев   13.01.2023 15:27   Заявить о нарушении
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.