Может быть ты поговоришь со мной, друг

Может быть ты поговоришь со мной, друг,
ни о чем, о чем-то пустом.
Что ты ела на завтрак, где купила котлеты,
разморозился слив или нет.
Провода, соль или кипяток помогли?
Я читала Диккенса, а думала о войне.
Думала о ранах, которые люди наносят друг другу.
И еще чаще - себе.
О том, что смотрю на людей и вижу их боль.
И слышу - только боль.
Мы тянемся друг к другу, обнимаем друг друга.
Пачкаемся в крови, покрываемся новыми ранами,
Рассекаем чужую плоть.
Улыбаемся, разговариваем ни о чем.
- Я никак не могу приготовить с детьми салат.
- Я на работе мою посуду, когда все уйдут.
Две милые мамы пьют чай.
А я слышу, как обе кричат в соплях:
Я не могу больше, я устала, кормлю детей супом три раза в день,
Мне не лень, я просто с трудом живу, кое-как ползу...
А я больше не могу чужие прихоти исполнять.
Свари, накрой стол на незваных гостей,
Бабушкам, самаритянка, унеси обед...
И помой посуду, когда все уйдут...
Я слышу стоны везде, везде кровь и везде болит.
Почему-то за всех - у меня - болит.
Это что вроде Твой дар мне?
Прости.
Что-то стало входить в привычку
наносить раны даже Тебе...
Друг, я рядом, прости. Я опять о своем.
Почему за мир нужно платить войной?
И почему ты жив, только пока с мечом?
Почему, если хочешь мира со всеми во всем -
тебя ждет неизбежно смерть?
И если любишь, нужно готовиться умереть...
Как твои дети? Учат стихи и ходят на бокс?
Смотрите по субботам кино?
Я читаю, думаю и учу детей.
Думаю, все ли в России кино - говно.
Вообще-то - нет: есть, что посмотреть.
Но если болит, я звоню тебе.
И если совсем невмоготу -
Пишу.
Бог всегда что-то дает взамен.